Письма Марка Туллия Цицерона

732. Титу Пом­по­нию Атти­ку, в Рим

Сину­ес­ская усадь­ба, 18 мая 44 г.

1. Вче­ра я отпра­вил тебе пись­мо, выез­жая из путе­оль­ской усадь­бы, и завер­нул в кум­скую. Там я видел Пилию в доб­ром здра­вии. Более того, я видел ее в Кумах немно­го спу­стя: она при­ез­жа­ла на погре­бе­ние; в этом погре­бе­нии и я при­ни­мал уча­стие. Наш близ­кий, Гней Лукулл, хоро­нил мать. Поэто­му я в тот день остал­ся в сину­ес­ской усадь­бе, а на дру­гой день утром, выез­жая оттуда в Арпин, наца­ра­пал это пись­мо.

2. Но не было ниче­го ново­го, о чем я мог бы либо напи­сать, либо спро­сить у тебя, раз­ве толь­ко ты счи­та­ешь, что к делу отно­сит­ся сле­дую­щее: наш Брут при­слал мне свою речь, про­из­не­сен­ную им на народ­ной сход­ке на Капи­то­лии¹, и попро­сил меня бес­при­страст­но ее испра­вить, преж­де чем он издаст. Речь напи­са­на очень изящ­но и в отно­ше­нии мыс­лей, выра­же­ний, так что ничто не может быть выше. Одна­ко я, если бы изла­гал этот вопрос, напи­сал бы с бо́льшим жаром. Ты видишь, како­во основ­ное поло­же­ние и лич­ность гово­ря­ще­го. Поэто­му я не мог испра­вить ее. В каком роде хочет быть наш Брут и како­во его суж­де­ние о наи­луч­шем роде крас­но­ре­чия, — это­го он достиг в той речи так, что ничто не может быть изящ­ней. Я же сле­до­вал ино­му — пра­виль­но ли это или непра­виль­но. Ты все-таки про­чти, пожа­луй­ста, эту речь, если толь­ко слу­чай­но уже не про­чел, и сооб­щи мне свое мне­ние. Впро­чем, опа­са­юсь, что ты, поскольз­нув­шись из-за сво­его про­зва­ния, явля­ешь­ся сверх-атти­ком в суж­де­нии; но если ты вспом­нишь о мол­ни­ях Демо­сфе­на, то пой­мешь, что мож­но ска­зать чрез­вы­чай­но силь­но даже весь­ма атти­че­ски². Но об этом при встре­че. Теперь я не хотел, чтобы Мет­ро­дор при­ехал к тебе без пись­ма или с пустым пись­мом.