Письма Марка Туллия Цицерона

770. Титу Пом­по­нию Атти­ку, в Рим

Путе­оль­ская усадь­ба, 9 июля 44 г.

1. Брут уже ждет тво­е­го пись­ма. То, что я ему сооб­щил о «Терее» Акция, для него не было новым; он счи­тал, что это был «Брут»¹. Тем не менее пове­я­ло каким-то слу­хом, что при состя­за­нии гре­ков мно­го­люд­но­го сбо­ри­ща не было; в этом я совсем не ошиб­ся; ты ведь зна­ешь, како­го я мне­ния о гре­че­ских играх².

2. Теперь послу­шай то, что важ­нее все­го. Квинт был со мной мно­го дней под­ряд и, если бы я поже­лал, он был бы даже доль­ше; но, сколь­ко бы он ни был, труд­но пове­рить, какое удо­воль­ст­вие он доста­вил мне во всех отно­ше­ни­ях и более все­го в том, в каком он менее все­го удо­вле­тво­рял меня; ведь он так весь пере­ме­нил­ся — бла­го­да­ря и неко­то­рым моим сочи­не­ни­ям, кото­рые были у меня под рукой³, и настой­чи­во­сти уго­во­ров и настав­ле­ни­ям, — что будет отно­сить­ся к государ­ст­вен­ным делам так, как мы хотим. После того как он не толь­ко заве­рил, но и убедил меня в этом, он дол­го и насто­я­тель­но гово­рил со мной о том, чтобы я пору­чил­ся тебе, что он будет досто­ин и тебя и меня; что он не про­сит, чтобы ты тот­час же пове­рил, но чтобы ты полю­бил его тогда, когда сам пой­мешь. Если бы он не вну­шил мне дове­рия и я не счи­тал бы, что то, о чем я гово­рю, будет надеж­ным, я не сде­лал бы того, о чем я наме­рен ска­зать: ведь я повел юно­шу к Бру­ту. То, о чем я пишу тебе, полу­чи­ло у него такое одоб­ре­ние, что он сам пове­рил, не захо­тел взять меня пору­чи­те­лем и, хва­ля его, весь­ма по-дру­же­ски упо­мя­нул о тебе; отпу­стил, обняв и поце­ло­вав. Поэто­му, хотя и боль­ше осно­ва­ний к тому, чтобы я тебя поздра­вил, неже­ли чтобы я тебя попро­сил, тем не менее я так­же про­шу, — если ранее, вслед­ст­вие нестой­ко­сти, свой­ст­вен­ной воз­рас­ту, он совер­шал кое-что, как каза­лось, с мень­шей твер­до­стью, счи­тай, что он это отбро­сил, и поверь мне, что твой авто­ри­тет при­не­сет мно­гое или, луч­ше, очень мно­гое для укреп­ле­ния его реше­ния.

3. Хотя я и часто бро­сал намек Бру­ту насчет сов­мест­но­го пла­ва­ния, он, каза­лось, под­хва­тил не совсем так, как я думал. Я пола­гал, что он несколь­ко рас­стро­ен, и он, кля­нусь, был, — и более все­го из-за игр. Но когда я воз­вра­тил­ся в усадь­бу, Гней Лук­цей, кото­рый про­во­дит с Бру­том мно­го вре­ме­ни, рас­ска­зал мне, что тот очень мед­лит, не отсту­пая, но выжидая, не будет ли, быть может, како­го-либо слу­чая. Поэто­му я колеб­люсь, не напра­вить­ся ли мне в Вену­сию и не ожи­дать ли там изве­стий о леги­о­нах⁴; если они не при­бу­дут, как кое-кто пола­га­ет, то — в Гид­рунт; если ни один путь⁵ не будет без­опас­ным, воз­вра­щусь сюда же. Ты счи­та­ешь, что я шучу. Пусть умру я, если меня, поми­мо тебя, кто-либо удер­жи­ва­ет…⁶ В самом деле, осмот­рись, но до того, как я покрас­нею.

4. О дни, опре­де­лен­ные Лепидом при пти­це­га­да­нии вели­ко­леп­но и в соот­вет­ст­вии с пла­ном мое­го воз­вра­ще­ния! В тво­ем пись­ме важ­ное побуж­де­ние к отъ­езду. О, если бы я тебя там! Но — как ты сочтешь полез­ным.

5. Жду пись­ма от Непота⁷. Он жаж­дет моих сочи­не­ний, раз те, кото­ры­ми я более все­го гор­жусь, он не счи­та­ет заслу­жи­ваю­щи­ми про­чте­ния. И ты гово­ришь «после… вели­ко­го»?⁸ Нет, ты вели­кий, а он бес­смерт­ный. Не име­ет­ся ника­ко­го сбор­ни­ка моих писем, но у Тиро­на есть при­бли­зи­тель­но семь­де­сят писем, и неко­то­рые сле­ду­ет взять у тебя; мне нуж­но их пере­смот­реть и испра­вить; толь­ко после это­го они будут изда­ны.