НРАВСТВЕННЫЕ ПИСЬМА К ЛУЦИЛИЮ

ПИСЬМО XXXI

Сене­ка при­вет­ст­ву­ет Луци­лия!

(1) Я узнаю мое­го Луци­лия: он уже пока­зал себя таким, каким обе­щал стать. Сле­дуй поры­ву души, кото­рый вел тебя мимо обще­при­знан­ных благ к выс­ше­му бла­гу. Стань таким, каким ты заду­мал стать, не боль­ше и не луч­ше, — ино­го я и не желаю. Воз­во­дя осно­ва­ние, ты не стес­нял­ся местом, — дово­ди же до кон­ца то, на что замах­нул­ся, пусти в дело все, что есть у тебя за душой.

(2) В конеч­ном сче­те ты ста­нешь муд­рым, если заткнешь уши, и не вос­ком, кото­рый при­го­дил­ся, гово­рят, Улис­су¹ для его спут­ни­ков: тут нуж­но что-нибудь поплот­нее и пона­деж­ней. Вкрад­чив был голос, кото­ро­го боял­ся Улисс, но он был един­ст­вен­ным, а тот голос, кото­ро­го тебе надо боять­ся, доно­сит­ся не с одно­го уте­са, а со всех кон­цов зем­ли. Зна­чит, надо объ­е­хать сто­ро­ной не одно опас­ное место, где при­та­и­лось в заса­де наслаж­де­ние, а все горо­да. Будь глух даже для тех, кому ты всех доро­же: они с луч­ши­ми наме­ре­ни­я­ми жела­ют тебе дур­но­го, и если ты хочешь быть счаст­ли­вым, моли богов не посы­лать тебе того, о чем про­сят доб­ро­же­ла­те­ли. (3) Ведь не бла­га все то, чем они хоте­ли бы тебя осы­пать. Есть одно бла­го, и в нем же — источ­ник и залог бла­жен­ной жиз­ни: пола­гать­ся на себя. А это­го не достиг­нешь, не пре­зи­рая тягот и не сочтя их одной из тех вещей, кото­рые ни хоро­ши, ни пло­хи. Ведь не быва­ет так, чтобы одно и то же было то хоро­шим, то пло­хим, то лег­ким и снос­ным, то ужас­ным. (4) Тяготы — не бла­го. Но что же тогда бла­го? Пре­зре­ние к тяготам. Поэто­му я пори­цаю заня­тых пусты­ми дела­ми, зато любым, кто ста­ра­ет­ся ради чест­ной цели, я вос­хи­ща­юсь тем боль­ше, чем усерд­нее его уси­лия и чем мень­ше он поз­во­ля­ет себе под­да­вать­ся и застре­вать на месте. Таким я кри­чу: «Хоро­шо! Ну-ка, набе­ри возду­ху и, если можешь, возь­ми этот склон на одном дыха­нии!» (5) Тяготы пита­ют бла­го­род­ные души. Зна­чит, из все­го, о чем когда-то моли­лись твои роди­те­ли, тебе уже нече­го выбрать, нече­го захо­теть для себя и поже­лать само­му себе, да и стыд­но чело­ве­ку, кото­рый одо­лел самые высо­кие вер­ши­ны, обре­ме­нять богов. Что нуж­ды в молит­вах? Сде­лай сам себя счаст­ли­вым! Это тебе по силам, если пой­мешь одно: бла­го лишь то, в чем при­сут­ст­ву­ет доб­ро­де­тель, а то, что при­част­но злу, постыд­но. Подоб­но тому как без при­ме­си све­та ничто не бле­стит, как ничто не быва­ет тем­ным, если нет в нем сумра­ка, если оно не вобра­ло в себя долю тьмы, подоб­но тому как без помо­щи огня нет теп­лоты, а без возду­ха нет холо­да, — так толь­ко при­сут­ст­вие доб­ро­де­те­ли или зла дела­ет все чест­ным либо постыд­ным.

(6) Что же есть бла­го? Зна­ние. Что есть зло? Незна­ние. Кто умен и иску­сен, тот, смот­ря по обсто­я­тель­ствам, одно отвергнет, дру­гое выбе­рет². Одна­ко он не боит­ся того, что отвер­га­ет, и не вос­хи­ща­ет­ся тем, что выби­ра­ет, если толь­ко душа его высо­ка и непо­беди­ма. Я запре­щаю тебе уны­вать и сокру­шать­ся. Мало не отка­зы­вать­ся от труда: нуж­но искать его! — (7) «Но что же такое, — спро­сишь ты, — труд пустой и ненуж­ный?» — Тот, что вызван ничтож­ны­ми при­чи­на­ми³. Он тоже не есть зло, как и тот труд, что затра­чен ради пре­крас­ной цели; ведь дело в самой стой­ко­сти, а она есть свой­ство души, побуж­даю­щее одоле­вать труд­но­сти и тяготы и обо­д­ря­ю­щее нас: «Что ты меш­ка­ешь? Муж­чине пот не стра­шен!»

(8) Но чтобы доб­ро­де­тель была совер­шен­ной, нуж­но еще вот что: пусть будет твоя жизнь рав­на себе, пусть ничто в ней не про­ти­во­ре­чит одно дру­го­му, а это невоз­мож­но без зна­ния и без искус­ства, поз­во­ля­ю­ще­го познать боже­ское и чело­ве­че­ское. Тако­во выс­шее бла­го. Достиг­ни его — и ста­нешь не про­си­те­лем, а ров­ней богам.

(9) «Как же прий­ти к это­му?» — спро­сишь ты. Не через Пенин­ский или Гре­че­ский хре­бет, не через пусты­ни Кан­да­вии; не нуж­но будет объ­ез­жать ни Сир­ты, ни Сцил­лу с Харибдой⁴, — хоть все это ты и про­де­лал ради жал­кой про­ку­ра­тор­ской долж­но­сти. Нет, доро­га без­опас­на, доро­га при­ят­на, и сна­ряди­ла тебя сама при­ро­да. Она дала тебе все, чтобы ты стал наравне с богом, если не пре­не­бре­жешь дан­ным. (10) Не день­ги сде­ла­ют тебя рав­ным богу: у бога ниче­го нет; не сде­ла­ет и пре­тек­ста⁵: бог наг; не сде­ла­ет ни мол­ва, ни уме­нье пока­зать себя, ни имя, извест­ное все­му наро­ду: бог нико­му неве­дом, мно­гие дума­ют о нем дур­но — и без­на­ка­зан­но; не сде­ла­ет тол­па рабов, тас­каю­щих твои носил­ки по всем доро­гам в горо­де и на чуж­бине: вели­чай­ший и могу­ще­ст­вен­ней­ший бог сам всем дви­жет. Не сде­ла­ет тебя бла­жен­ным ни сила, ни кра­сота: и то и дру­гое усту­па­ет ста­ро­сти. (11) Нуж­но искать нечто такое, что не под­па­да­ет день ото дня все боль­ше под власть, не знаю­щую пре­пят­ст­вий⁶. Что же это? Душа, но душа непре­клон­ная, бла­го­род­ная, высо­кая. Мож­но ли назвать ее ина­че как богом, нашед­шим при­ют в теле чело­ве­ка? Такая душа может ока­зать­ся и у рим­ско­го всад­ни­ка, и у воль­ноот­пу­щен­ни­ка, и у раба. Что такое рим­ский всад­ник, воль­ноот­пу­щен­ник, раб? Все это — име­на, порож­ден­ные често­лю­би­ем или неспра­вед­ли­во­стью. Из тес­но­го угла мож­но воз­не­стись к небу, — толь­ко вос­прянь

Чтобы явить его таким, не нуж­но ни золота, ни сереб­ра: из них не изва­ять истин­ный образ бога. Вспом­ни: когда боги взи­ра­ли на нас бла­го­склон­но, они были из гли­ны. Будь здо­ров.