НРАВСТВЕННЫЕ ПИСЬМА К ЛУЦИЛИЮ

ПИСЬМО XCVI

Сене­ка при­вет­ст­ву­ет Луци­лия!

(1) А ты все-таки на что-то сер­дишь­ся или жалу­ешь­ся и не пони­ма­ешь, что во всем этом пло­хо одно: твое него­до­ва­нье и жало­бы. Если ты спро­сишь меня, то я думаю, что у чело­ве­ка нет ника­ких несча­стий, кро­ме одно­го: если он хоть что-то в при­ро­де счи­та­ет несча­стьем. Я ста­ну несно­сен само­му себе в тот день, когда не смо­гу чего-нибудь выне­сти. Я хво­раю? Тако­ва доля чело­ве­ка! Пере­мер­ла челядь? зада­ви­ли дол­ги? стал оседать дом? мучат убыт­ки, раны, труды, тре­во­ги? Обыч­ное дело! Мало того: неиз­беж­ное. (2) Все это пред­опре­де­ле­но, а не слу­чай­но. Если ты хоть немно­го мне веришь, я открою тебе самые сокро­вен­ные мои чув­ства: ко все­му, что кажет­ся враж­деб­ным и тягост­ным, я отно­шусь так: богу я не пови­ну­юсь, а согла­ша­юсь с ним и сле­дую за ним не по необ­хо­ди­мо­сти, а от всей души. Что бы со мной ни слу­чи­лось, ниче­го я не при­му с печаль­ным или злым лицом. Нет нало­га, кото­рый я пла­тил бы про­тив воли. А все то, над чем мы сто­нем, чему ужа­са­ем­ся, есть лишь налог на жизнь. Так что, мой Луци­лий, и не надей­ся, и не ста­рай­ся полу­чить от него осво­бож­де­нье. (3) Тебя бес­по­ко­и­ла боль в моче­вом пузы­ре, пись­ма при­шли не слиш­ком при­ят­ные, одо­ле­ли непре­стан­ные убыт­ки; подой­ду еще бли­же: ты боял­ся за свою жизнь. Так раз­ве ты, когда желал себе дожить до ста­ро­сти, не знал, что жела­ешь и все­го это­го? Это все неиз­беж­но в дол­гой жиз­ни, как в дол­гой доро­ге неиз­беж­ны и пыль, и грязь, и дожди. — (4) «Я хотел жить, но так, чтобы быть избав­лен­ным от все­го непри­ят­но­го». — Такие по-жен­ски рас­слаб­лен­ные речи мужу не при­ста­ли! Посмот­ри сам, как ты при­мешь такое мое поже­ла­ние, — а я про­из­но­шу его не толь­ко от чисто­го серд­ца, но и с твер­до­стью серд­ца: да изба­вят тебя все боги и боги­ни от посто­ян­ных ласк фор­ту­ны! (5) Спро­си сам себя: если бы кто из богов дал тебе власть выби­рать, где захо­тел бы ты жить, — в обжор­ном ряду или в лаге­ре? А ведь жить, Луци­лий, зна­чит нести воен­ную служ­бу. И кто не зна­ет покоя, кто идет вверх и вниз по труд­ным кру­чам, кто совер­ша­ет опас­ней­шие вылаз­ки, — те храб­рые мужи, пер­вые в стане, а те, кого нежит постыд­ный покой, покуда дру­гие трудят­ся, — те голуб­ки, позо­ром избав­лен­ные от опас­но­сти. Будь здо­ров.