НРАВСТВЕННЫЕ ПИСЬМА К ЛУЦИЛИЮ

ПИСЬМО CXIX

Сене­ка при­вет­ст­ву­ет Луци­лия!

(1) Нико­гда я, если най­ду что-нибудь, не жду, пока ты ска­жешь: «Чур, на дво­их!» — а сам себе гово­рю это. Ты спро­сишь, како­ва моя наход­ка? Под­став­ляй полу, здесь чистая при­быль! Я научу тебя, как в два сче­та стать бога­чом, — а тебе об этом куда как хочет­ся услы­шать, и неда­ром: я крат­чай­шим путем пове­ду тебя к вели­чай­ше­му богат­ству. Впро­чем, тебе нужен будет заи­мо­да­вец; чтобы начать дело, при­дет­ся взять в долг; но я не хочу, чтобы ты брал через вто­рые руки, не хочу, чтобы посред­ни­ки тре­па­ли твое имя. (2) Я пред­став­ляю тебе сго­вор­чи­во­го заи­мо­дав­ца — того, что ука­зан был Като­ном: «Бери в долг у себя само­го». Нам хва­тит любой мало­сти, если все, чего недо­ста­ет, мы будем про­сить у себя самих. Знай, мой Луци­лий: что не желать, что иметь — одно и то же. Итог и тут и там оди­на­ков: мучить­ся ты не будешь. Я не поучаю тебя хоть в чем-нибудь отка­зы­вать при­ро­де: она упря­ма, одо­леть ее нель­зя, — все рав­но потре­бу­ет сво­его; но что выхо­дит за ее пре­де­лы, то заем­ное, а не необ­хо­ди­мое. (3) Я голо­ден, — надо поесть; а пол­бя­ной будет хлеб или пше­нич­ный, это к при­ро­де каса­тель­ства не име­ет. Она хочет, чтобы мы насы­ща­ли утро­бу, а не убла­жа­ли. Мне хочет­ся пить, — а какую воду — ту ли, что я зачерп­нул из сосед­не­го озе­ра, или ту, кото­рую запе­ча­тал сне­гом, чтобы она была све­жей от заем­но­го холо­да, — это к при­ро­де каса­тель­ства не име­ет. Она велит одно: уто­лить жаж­ду; будет ли твой кубок из золота, из хру­ста­ля или из мур­ры, будет ли у тебя тибур­тин­ская чаш­ка¹ или соб­ст­вен­ная горсть, — это при­ро­де неваж­но. (4) В каж­дом деле смот­ри на цель — и отка­жешь­ся от все­го лиш­не­го. Голод взы­ва­ет ко мне, — я протя­ну руку к тому, что бли­же лежит, а он сам сде­ла­ет вкус­ным все, что бы я ни взял. (5) Голод­ный ничем не гну­ша­ет­ся.

—«А что же будет у меня для удо­воль­ст­вия?» — По-мое­му, пре­крас­но ска­за­но: «Муд­рец — самый неустан­ный иска­тель при­род­но­го богат­ства». — Ты ска­жешь: «Что ты уго­ща­ешь меня с пустой тарел­ки? Я при­гото­вил было меш­ки для денег, ози­рал­ся, выби­рая, в какое море мне пустить­ся для тор­гов­ли, какой взять откуп, какие вво­зить това­ры. Посу­лить богат­ство, а потом учить бед­но­сти, — это обман!» — Ста­ло быть, того, кто ни в чем не зна­ет недо­стат­ка, ты счи­та­ешь бед­ня­ком? — «Но этим он обя­зан себе и сво­е­му тер­пе­нию, а не фор­туне». — Так ты не хочешь счи­тать его бога­тым толь­ко пото­му, что его богат­ство неис­чер­пае­мо? Что боль­ше: иметь мно­го или сколь­ко хочет­ся? (6) Кто име­ет мно­го, тот жела­ет еще боль­ше, — а это дока­зы­ва­ет, что он име­ет мень­ше, чем ему хочет­ся. А у кого есть, сколь­ко хочет­ся, тот достиг цели, — чего нико­гда не дает­ся богат­ству. Ты пото­му толь­ко счи­та­ешь, буд­то у них нет богат­ства, что их коры­сти ради не внес­ли в смерт­ные спис­ки, что им коры­сти ради не под­сы­па­ли яду ни сын, ни жена? что во вре­мя вой­ны им ниче­го не гро­зит? что в дни мира они сво­бод­ны от дел? что ни вла­деть таки­ми богат­ства­ми не опас­но, ни рас­по­ря­жать­ся не труд­но? — (7) «Но ведь мало есть у того, кто раз­ве что не зна­ет холо­да, и голо­да, и жаж­ды!» — Боль­ше­го нет и у Юпи­те­ра! Иметь, сколь­ко хочет­ся, нико­гда не мало, а мень­ше, чем хочет­ся, — все­гда мало. После Дария, после индий­цев Алек­сандр Македон­ский беден. Раз­ве я лгу? Ведь он ищет, чего бы при­сво­ить, рыщет по неве­до­мым морям, шлет в оке­ан флот за фло­том, взла­мы­ва­ет, так ска­зать, запо­ры мира. Чего доволь­но самой, при­ро­де, чело­ве­ку мало! (8) Нашел­ся один, кто, имея все, захо­тел еще. Вот до чего слеп наш ум, вот до чего лег­ко каж­дый из нас, пре­успев, забы­ва­ет, с чего начал! Он, не бес­спор­ный вла­де­тель жал­ко­го угол­ка², достиг­нув гра­ни­цы зем­ли и воз­вра­ща­ясь по захва­чен­но­му им миру, был печа­лен.

(9) День­ги нико­го не сде­ла­ли бога­тым, — наобо­рот, каж­до­го они дела­ют еще жад­нее до денег. Ты спро­сишь, в чем тут при­чи­на? Кто име­ет мно­го, тому ста­но­вит­ся по силам иметь боль­ше. Одним сло­вом, можешь взять любо­го, чьи име­на назы­ва­ют заод­но с Крас­сом и Лици­ни­ем³, и выве­сти на сре­ди­ну; пусть при­не­сет свое иму­ще­ство и под­счи­та­ет, что име­ет и на что наде­ет­ся; он беден, если верить мне, а если пове­рить тебе, то может обед­неть. (10) А тот, кто сооб­ра­зу­ет­ся с тре­бо­ва­нья­ми при­ро­ды, не толь­ко не чув­ст­ву­ет, но и не боит­ся бед­но­сти. Впро­чем, знай, что сокра­тить свое доб­ро до есте­ствен­ной меры крайне труд­но: тот, кого мы назы­ваем близ­ким к при­ро­де, кого ты име­ну­ешь бед­ня­ком, что-нибудь лиш­нее да име­ет. (11) Богат­ство ослеп­ля­ет тол­пу и при­вле­ка­ет к себе взгляды, если из дому выно­сят мно­го денег, если кры­ша у него щед­ро позо­ло­че­на, если отбор­ная при­слу­га бро­са­ет­ся в гла­за или кра­сотой и ростом, или пла­тьем. Но сча­стье таких бога­чей смот­рит на ули­цу; а тот, кого мы изба­ви­ли и от тол­пы, и от фор­ту­ны, счаст­лив изнут­ри. (12) Ведь что до тех, у кого хло­пот­ли­вая бед­ность лож­но при­сво­и­ла имя богат­ства, то они вро­де боль­ных лихо­рад­кой, про кото­рых гово­рят: «у него лихо­рад­ка», — а меж­ду тем как раз он у нее во вла­сти. Но гово­рим мы и так: «его треп­лет лихо­рад­ка»; и тут нуж­но гово­рить так же: «его треп­лет богат­ство».

В одном я хочу тебя вра­зу­мить, — в том, в чем любых вра­зум­ле­ний мало: мерь все есте­ствен­ны­ми жела­ни­я­ми, кото­рые мож­но удо­вле­тво­рить или зада­ром, или за малую цену. И не смей при­ме­ши­вать к жела­ньям поро­ки! (13) Ты спра­ши­ва­ешь, каким дол­жен быть стол, на каком сереб­ре пода­вать, надо ли, чтобы все при­служ­ни­ки были одно­го роста и без боро­ды. Но ведь при­ро­де ниче­го, кро­ме пищи, не нуж­но!

(14) Голод не тще­сла­вен, ему доволь­но, если его уто­лят, а чем — ему нет дела. Осталь­ное — муки зло­счаст­ной жаж­ды рос­ко­ши: это она доис­ки­ва­ет­ся, как бы ей, наев­шись, сно­ва захо­теть есть, как ей не напол­нить, а набить брю­хо, как вновь воз­будить жаж­ду, напив­шись пер­вы­ми глот­ка­ми. Пре­крас­но гово­рит Гора­ций, что жаж­де нет дела, в какой чаше и сколь изящ­ною рукою пода­на вода. А если ты счи­та­ешь важ­ным, куд­ряв ли маль­чик, про­тя­ги­ваю­щий тебе питье, и бле­стит ли кубок, — зна­чит, ты пить не хочешь. (15) Поми­мо про­чих даров полу­чи­ли мы от при­ро­ды и этот, наи­луч­ший: необ­хо­ди­мое не при­еда­ет­ся. Выби­рать мож­но толь­ко меж­ду лиш­ни­ми веща­ми. — «То некра­си­во, это никем не ценит­ся, а вон то оскорб­ля­ет мой взгляд». — Вели­кий созда­тель мира, пред­пи­сав­ший нашей жиз­ни зако­ны, сде­лал так, чтобы мы были здо­ро­вы, а не изба­ло­ва­ны. Для здо­ро­вья все есть, все под рукой; для балов­ства все добы­ва­ет­ся с трудом и мука­ми. (16) Так вос­поль­зу­ем­ся этим бла­го­де­я­ньем при­ро­ды, пола­гая его в чис­ле вели­чай­ших и наи­боль­шей ее заслу­гой перед нами будем счи­тать дан­ную нам спо­соб­ность не пре­сы­щать­ся тем, чего мы жела­ем по необ­хо­ди­мо­сти. Будь здо­ров.