История Рима от основания города

Книга II, гл. 32

32. (1) Тут сена­то­ры встре­во­жи­лись, как бы с роспус­ком вой­ска не нача­лись вновь тай­ные сход­ки и сго­во­ры. Рас­судив, что, с.89 хотя воин­ский набор про­веден был дик­та­то­ром, но при­ся­гу вои­ны при­но­си­ли кон­су­лам и по-преж­не­му свя­за­ны ею, они рас­по­ряди­лись выве­сти леги­о­ны из Горо­да под пред­ло­гом того, что эквы, мол, опять начи­на­ют вой­ну. (2) Это рас­по­ря­же­ние уско­ри­ло мятеж. Сна­ча­ла, гово­рят, зате­ва­лось убий­ство кон­су­лов, чтобы поте­ря­ла силу при­ся­га, но затем, узнав, что ника­кое пре­ступ­ле­ние не раз­ре­ша­ет от свя­то­сти обя­за­тель­ства, вой­ска, по сове­ту неко­е­го Сици­ния, без поз­во­ле­ния кон­су­ла уда­ли­лись на Свя­щен­ную гору в трех милях от горо­да за рекой Ание­ном (3) (это мне­ние встре­ча­ет­ся чаще, чем иное, кото­ро­го дер­жит­ся Пизон, буд­то они ушли на Авен­тин⁷³). (4) Там без вся­ко­го пред­во­ди­те­ля обнес­ли они лагерь валом и рвом и выжида­ли, не пред­при­ни­мая ника­ких дей­ст­вий, кро­ме необ­хо­ди­мых для про­пи­та­ния. Так несколь­ко дней дер­жа­лись они, нико­го не тре­во­жа и никем не тре­во­жи­мые.

(5) В горо­де воца­рил­ся вели­кий страх: все боя­лись друг дру­га и все при­оста­но­ви­лось. Пле­беи, поки­ну­тые сво­и­ми, опа­са­лись, что сена­то­ры при­бег­нут к наси­лию, а отцы стра­ши­лись остав­ших­ся пле­бе­ев, не зная, что луч­ше: чтобы те ушли или чтобы оста­лись. И дол­го (6) ли будут сохра­нять спо­кой­ст­вие те, что ушли? А если опять внеш­няя вой­на? (7) Тут, конеч­но, наде­ять­ся не на что, кро­ме как на согла­сие граж­дан; все­ми прав­да­ми и неправ­да­ми сле­ду­ет вос­ста­но­вить в государ­стве един­ство. (8) Тогда-то было реше­но отпра­вить к пле­бе­ям посред­ни­ком Мене­ния Агрип­пу, чело­ве­ка крас­но­ре­чи­во­го и пле­бе­ям угод­но­го, посколь­ку он и сам был родом из них. И, допу­щен­ный в лагерь, он, гово­рят, толь­ко рас­ска­зал по-ста­рин­но­му безыс­кус­но вот что. (9) В те вре­ме­на, когда не было, как теперь, в чело­ве­ке все согла­со­ва­но, но каж­дый член гово­рил и решал, как ему взду­ма­ет­ся, воз­му­ти­лись дру­гие чле­ны, что все их ста­ра­ния и уси­лия идут на потре­бу желуд­ку; а желудок, спо­кой­но сидя в серед­ке, не дела­ет ниче­го и лишь наслаж­да­ет­ся тем, что полу­ча­ет от дру­гих. (10) Сго­во­ри­лись тогда чле­ны, чтобы ни рука не под­но­си­ла пищи ко рту, ни рот не при­ни­мал под­но­ше­ния, ни зубы его не раз­же­вы­ва­ли. Так, раз­гне­вав­шись, хоте­ли они сми­рить желудок голо­дом, но и сами все, и все тело вко­нец исчах­ли. (11) Тут-то откры­лось, что и желудок не нера­див, что не толь­ко он кор­мит­ся, но и кор­мит, пото­му что от съе­ден­ной пищи воз­ни­ка­ет кровь, кото­рой силь­ны мы и живы, а желудок рав­но­мер­но по жилам отда­ет ее всем частям тела⁷⁴. (12) Так, срав­не­ни­ем упо­до­бив мяте­жу частей тела воз­му­ще­ние пле­бе­ев про­тив сена­то­ров, изме­нил он настро­е­ние людей.