История Рима от основания города

Книга VIII, гл. 32

32. (1) Все собрав­ши­е­ся закри­ча­ли, чтоб он не падал духом: покуда целы рим­ские леги­о­ны, он может не боять­ся наси­лия.

Вско­ре после это­го при­был дик­та­тор, и тут же про­тру­би­ли общий сбор. (2) Добив­шись тиши­ны, гла­ша­тай вызвал началь­ни­ка кон­ни­цы Квин­та Фабия. Едва тот подо­шел к под­но­жию с.396 три­бу­на­ла, как дик­та­тор вос­клик­нул: (3) «Я спра­ши­ваю тебя, Квинт Фабий: если власть дик­та­то­ра — выс­шая власть и ей покор­ны кон­су­лы, у коих цар­ские пол­но­мо­чия⁹⁹, и пре­то­ры, избран­ные при одних с кон­су­ла­ми ауспи­ци­ях, то при­зна­ешь ты спра­вед­ли­вым или нет, чтобы сло­вам дик­та­то­ра вни­мал началь­ник кон­ни­цы? (4) И еще спро­шу тебя: если я знал, что отпра­вил­ся в поход при сомни­тель­ных гада­ни­ях, то надо ли было мне при неяс­но­сти в зна­ме­ни­ях под­вер­гать опас­но­сти государ­ство, или мне сле­до­ва­ло повто­рить пти­це­га­да­ния, дабы ниче­го не делать, не уве­рясь в воле богов? (5) И еще спра­ши­ваю я тебя: раз­ве может быть началь­ник кон­ни­цы неза­ви­сим и сво­бо­ден от тех пре­пят­ст­вий к веде­нию вой­ны, какие дик­та­то­ру поста­вит бла­го­че­стие? Но к чему эти вопро­сы? Ведь уда­лись я, не ска­зав ни сло­ва, тебе все рав­но сле­до­ва­ло бы напра­вить свои мыс­ли к истол­ко­ва­нию моей воли. (6) Что ж ты не отве­ча­ешь? Или я не запре­тил тебе пред­при­ни­мать что бы то ни было в мое отсут­ст­вие? Не запре­тил сра­жать­ся с непри­я­те­лем? (7) А ты, поправ мою власть, при недо­сто­вер­ных гада­ни­ях, при неяс­но­сти в зна­ме­ни­ях имел дер­зость, вопре­ки воин­ско­му обы­чаю, вопре­ки дол­гу рат­но­му, заве­щан­но­му нам от пред­ков, вопре­ки воле богов, сра­зить­ся с вра­гом! (8) Отве­чай же на мои вопро­сы и бере­гись ска­зать хоть сло­во сверх это­го! Лик­тор, подой­ди сюда». (9) На иные из вопро­сов отве­тить было не про­сто, и Фабий то вос­ста­вал про­тив того, что в деле о жиз­ни и смер­ти один и тот же чело­век и обви­ни­тель его, и судья, то при­ни­мал­ся кри­чать, что ско­рей мож­но лишить его жиз­ни, чем сла­вы подви­гов, (10) попе­ре­мен­но и оправ­ды­ва­ясь, и обви­няя; и тут, с новой силой вспых­нув­ши гне­вом, дик­та­тор отда­ет при­каз сорвать одеж­ды с началь­ни­ка кон­ни­цы и при­гото­вить роз­ги и топо­ры. (11) Лик­то­ры уже сры­ва­ли с Фабия одеж­ды, когда он, взы­вая к вер­но­сти вои­нов, скрыл­ся сре­ди три­а­ри­ев, сто­яв­ших на сход­ке в зад­них рядах¹⁰⁰, а там уже нарас­та­ло воз­му­ще­ние. (12) Оттуда кри­ки рас­про­стра­ни­лись по все­му собра­нию: кое-где слы­ша­лись моль­бы, а кое-где и угро­зы. Те, кто тол­пил­ся у три­бу­на­ла, то есть перед гла­за­ми дик­та­то­ра, мог­ли быть им заме­че­ны, и пото­му они умо­ля­ли поща­дить началь­ни­ка кон­ни­цы и не осуж­дать вме­сте с ним вой­ско; (13) а сто­яв­шие с краю и тес­нив­ши­е­ся воз­ле Фабия про­кли­на­ли жесто­ко­сер­до­го дик­та­то­ра и были уже гото­вы к бун­ту. Неспо­кой­но было даже на три­бу­на­ле: (14) лега­ты, окру­жав­шие крес­ло дик­та­то­ра, про­си­ли его отло­жить дело до зав­тра, чтобы дать утих­нуть гне­ву и самим обду­мать все не спе­ша: (15) мол, незре­лость Фабия доста­точ­но нака­за­на, а победа его уни­же­на, и луч­ше не дово­дить дело до смерт­ной каз­ни и не позо­рить так ни это­го несрав­нен­но­го юно­шу, ни его досто­слав­но­го отца, ни род Фаби­ев. (16) А так как ни моль­бы, ни уго­во­ры не помо­га­ли, они пред­ло­жи­ли ему посмот­реть на неистов­ст­ву­ю­щее собра­ние: когда вои­ны воз­буж­де­ны до такой сте­пе­ни, с.397 раз­ве подо­ба­ет при его опы­те и муд­ро­сти под­бра­сы­вать дров в мятеж­ное пла­мя? (17) Не Квин­ту Фабию, кото­рый молит изба­вить его от каз­ни, но дик­та­то­ру вся­кий вме­нил бы в вину, если бы в непра­вом спо­ре он, ослеп­лен­ный гне­вом, вос­ста­но­вил про­тив себя враж­деб­ную тол­пу. (18) Под конец, желая отве­сти от себя подо­зре­ние в том, что гово­рят это из при­яз­ни к Квин­ту Фабию, они изъ­яви­ли готов­ность клят­вен­но под­твер­дить, что счи­та­ют казнь Квин­та Фабия неже­ла­тель­ной, исхо­дя имен­но из поль­зы государ­ства.