22. (1) Когда этот год [315 г.] завер­шил­ся, веде­ние вой­ны пере­шло к дик­та­то­ру Квин­ту Фабию; новые кон­су­лы⁸⁴ оста­лись, как и преды­ду­щие, в самом Риме, а Фабий, чтобы при­нять от Эми­лия вой­ско, при­был с под­креп­ле­ни­ем под Сати­ку­лу. (2) Тем вре­ме­нем и сам­ни­ты пере­ста­ли оса­ждать Пли­сти­ку, а вме­сто это­го вызва­ли из дому новые вой­ска и, пола­га­ясь на свою мно­го­чис­лен­ность, вновь ста­ли лаге­рем на преж­нем месте; для отвле­че­ния рим­лян от оса­ды они пыта­лись втя­ги­вать их в раз­но­го рода стыч­ки. (3) Одна­ко дик­та­тор еще боль­ше сосре­дото­чил уси­лия на оса­де вра­же­ских стен, видя цель вой­ны во взя­тии горо­да и почти не при­ни­мая пре­до­сто­рож­но­стей про­тив сам­ни­тов: он толь­ко рас­ста­вил дозо­ры, чтобы лагерь не под­верг­ся неожи­дан­но­му напа­де­нию. (4) Это при­ба­ви­ло сам­ни­там дер­зо­сти, и они ста­ли то и дело подъ­ез­жать к валу, не давая рим­ля­нам покоя.

Одна­жды, когда враг был почти у ворот лаге­ря, началь­ник кон­ни­цы Квинт Авлий Церре­тан без ведо­ма дик­та­то­ра в беше­ном рыв­ке со всею сво­ею кон­ни­цей выско­чил из лаге­ря и отбро­сил непри­я­те­ля прочь. (5) И в этой схват­ке, так мало похо­жей на упор­ное про­ти­во­бор­ство, судь­ба яви­ла свое могу­ще­ство: обе сто­ро­ны понес­ли тяж­кие поте­ри, и оба вождя нашли здесь свою гибель. (6) Пона­ча­лу сам­нит­ский вое­на­чаль­ник в доса­де на то, что раз­бит и обра­щен в бег­ство в том самом месте, где толь­ко что так дерз­ко гар­це­вал, сумел уго­во­ра­ми и обод­ре­ни­ем сно­ва пове­сти сво­их в бой; (7) рим­ско­му началь­ни­ку кон­ни­цы лег­ко было заме­тить его сре­ди вои­нов, кото­рых он звал в бой, и, наста­вив копье, Квинт Авлий так при­шпо­рил сво­его коня, что хва­ти­ло одно­го уда­ра, чтобы тело вра­га, без­ды­хан­ное, пало наземь. Вопре­ки обык­но­ве­нию тол­па вои­нов не столь­ко была обес­ку­ра­же­на гибе­лью сво­его пред­во­ди­те­ля, сколь­ко оже­сто­че­на ею: (8) все, кто был рядом, пусти­ли свои копья в Авлия, ворвав­ше­го­ся сго­ря­ча в самую гущу вра­га. (9) Но честь отмстить за гибель сам­нит­ско­го пред­во­ди­те­ля судь­ба даро­ва­ла преж­де все­го его бра­ту: это он вне себя от горя и яро­сти ста­щил с коня победо­нос­но­го началь­ни­ка кон­ни­цы и умерт­вил его. И даже тело уби­то­го едва не попа­ло в руки сам­ни­тов, так как пал он в самой гуще вра­же­ской с.429 кон­ни­цы. (10) Одна­ко рим­ляне тот­час спе­ши­лись, вынудив сам­ни­тов сде­лать то же самое, и неожи­дан­но выстро­ив­ши­е­ся бое­вые поряд­ки нача­ли вокруг тел вождей руко­паш­ную, в кото­рой рим­ляне, конеч­но, одер­жа­ли верх, и, отбив тело Авлия, победи­те­ли внес­ли его в лагерь, испы­ты­вая разом и горесть, и гор­дость. (11) А сам­ни­ты, поте­ряв вое­на­чаль­ни­ка и испро­бо­вав свои силы в кон­ном бою, оста­ви­ли Сати­ку­лу, при­зна­вая тем самым, что попыт­ки защи­тить ее тщет­ны, и сно­ва при­ня­лись за оса­ду Пли­сти­ки, так что через несколь­ко дней Сати­ку­ла после сда­чи ока­за­лась в руках рим­лян, а Пли­сти­ка — после при­сту­па — в руках сам­ни­тов.