История Рима от основания города

Книга XXVIII, гл. 44

44. (1) Нуж­но ли на ста­рых и чуже­зем­ных при­ме­рах дока­зы­вать, как важ­но напу­гать вра­га и, отвра­тив от себя опас­ность, с.363 при­ве­сти его на край гибе­ли? (2) Ган­ни­бал — при­мер оче­вид­ный и очень убеди­тель­ный. Совсем не одно и то же — опу­сто­шать чужие пре­де­лы или видеть, как по тво­ей зем­ле с огнем и мечом идет враг: у напа­даю­ще­го все­гда боль­ше вооду­шев­ле­ния, чем у обо­ро­ня­ю­ще­го­ся. (3) При­том неиз­вест­ное боль­ше стра­шит: силу и сла­бость вра­га луч­ше раз­глядишь вбли­зи, когда всту­пишь в его пре­де­лы. (4) Ган­ни­бал не наде­ял­ся, что к нему в Ита­лии перей­дет столь­ко горо­дов и пле­мен, сколь­ко их пере­шло после канн­ско­го бед­ст­вия; в Афри­ке у кар­фа­ге­нян все еще неустой­чи­вее: они — невер­ные союз­ни­ки, суро­вые и высо­ко­мер­ные гос­по­да. (5) Мы, даже поки­ну­тые союз­ни­ка­ми, усто­я­ли бла­го­да­ря соб­ст­вен­ным сво­им силам и рим­ско­му вой­ску: у кар­фа­ге­нян нету граж­дан в их вой­ске, у них опла­чи­вае­мые наем­ни­ки — афри­кан­цы и нуми­дий­цы, вер­ность их лег­ко­вес­на, мыс­ли пере­мен­чи­вы. (6) Если толь­ко здесь нас ничто не задер­жит, то вы услы­ши­те сра­зу о том, что я в Афри­ке, Афри­ка в огне вой­ны, Ган­ни­бал ухо­дит отсюда, Кар­фа­ген оса­жден. Жди­те из Афри­ки вестей более радост­ных и частых, чем полу­ча­ли вы из Испа­нии. (7) В этих моих надеж­дах пору­кой мне сча­стье наро­да рим­ско­го, оскорб­лен­ные вра­гом боги — свиде­те­ли дого­во­ров, цари Сифак и Маси­нис­са, на чью вер­ность я пола­гать­ся буду, но сумею обез­опа­сить себя от веро­лом­ства.

(8) Мно­гое, что сей­час изда­ли нераз­ли­чи­мо, откро­ет вой­на. Муж и вождь не упус­ка­ет счаст­ли­во­го слу­чая и под­чи­ня­ет его сво­им замыс­лам. (9) Ты, Фабий, назна­чил мне рав­но­го про­тив­ни­ка — Ган­ни­ба­ла; толь­ко ско­рее я повле­ку его за собой, а не он здесь удер­жит меня. Я застав­лю его сра­жать­ся в его стране, и награ­дой за победу будет Кар­фа­ген, а не полу­раз­ру­шен­ные кре­по­сти брут­тий­цев. (10) Ты боишь­ся, как бы, пока я пере­прав­ля­юсь, выса­жи­ва­юсь с вой­ском в Афри­ке, иду к Кар­фа­ге­ну, государ­ство не понес­ло како­го-нибудь ущер­ба. Ты, Квинт Фабий, сумел это­го добить­ся, когда Ган­ни­бал победи­те­лем носил­ся по всей Ита­лии. (11) Так не оскор­би­тель­но ли пола­гать, буд­то сей­час, когда Ган­ни­бал поко­леб­лен и почти слом­лен, не суме­ет добить­ся того же кон­сул Пуб­лий Лици­ний, чело­век муже­ст­вен­ный, не участ­во­вав­ший в жере­бьев­ке о дале­кой про­вин­ции, пото­му что он как вели­кий пон­ти­фик дол­жен при­сут­ст­во­вать при вве­рен­ных ему свя­щен­но­дей­ст­ви­ях.

(12) Если и вправ­ду мое пред­ло­же­ние ничуть не уско­рит окон­ча­ния вой­ны, то все же досто­ин­ство рим­ско­го наро­да, слав­но­го у чуже­зем­ных царей и пле­мен, тре­бу­ет пока­зать, что у нас хва­та­ет духа не толь­ко защи­щать Ита­лию, но и вторг­нуть­ся в Афри­ку. (13) Нель­зя, чтобы раз­нес­лась мол­ва, буд­то ни один рим­ский вое­на­чаль­ник не осме­лил­ся на то, на что осме­лил­ся Ган­ни­бал. Ведь в Первую Пуни­че­скую вой­ну, когда вое­ва­ли за обла­да­ние Сици­ли­ей, наши вой­ска и флот столь­ко раз напа­да­ли на Афри­ку, а сей­час, когда сра­жа­ют­ся за Ита­лию, в Афри­ке покой. с.364 (14) Так пусть нако­нец отдохнет изму­чен­ная Ита­лия, пусть огонь и меч опу­сто­ша­ют теперь Афри­ку; (15) пусть луч­ше рим­ский лагерь воз­двиг­нет­ся у врат Кар­фа­ге­на, а не мы вновь увидим с наших стен непри­я­тель­ский вал; пусть теперь оча­гом вой­ны станет Афри­ка, пусть она увидит пора­жен­ных ужа­сом бежен­цев, опу­сто­шен­ные поля, отпав­ших союз­ни­ков — все бед­ст­вия вой­ны, кото­рые четыр­на­дцать лет обру­ши­ва­лись на нас.

(16) О делах государ­ст­вен­ных, о пред­сто­я­щей войне и о про­вин­ци­ях, о кото­рых идет спор, уже доста­точ­но ска­за­но. (17) Эта речь была бы длин­ной и неза­ни­ма­тель­ной для вас, если бы я захо­тел, подоб­но Фабию, при­ни­жав­ше­му мои испан­ские подви­ги, посме­ять­ся над его сла­вой, а соб­ст­вен­ную пре­воз­не­сти. (18) Я ни того ни дру­го­го не сде­лаю, отцы-сена­то­ры, и если ничем иным, то скром­но­стью и сдер­жан­но­стью язы­ка одо­лею я, юно­ша, стар­ца. Я и жил, и дей­ст­во­вал, спо­кой­но и мол­ча­ли­во доволь­ст­ву­ясь мне­ни­ем, кото­рое вы обо мне сами соста­ви­ли».