История Рима от основания города

Книга XXVIII

т. II, с. 321 1. (1) Из-за пере­хо­да Газ­д­ру­ба­ла через Аль­пы¹ основ­ная тяжесть вой­ны лег­ла на Ита­лию, и в Испа­нии ста­ло, каза­лось, лег­че, но вдруг там вспых­ну­ла сно­ва вой­на такая же, как рань­ше². (2) Рим­ляне и пуний­цы в Испа­нии рас­по­ла­га­лись так: Газ­д­ру­бал, сын Гисго­на, ото­шел к само­му Оке­а­ну и Гаде­су³; (3) во вла­сти Сци­пи­о­на и рим­лян было побе­ре­жье Наше­го моря⁴ и почти вся Восточ­ная Испа­ния. (4) Ган­нон, при­быв­ший вме­сто Газ­д­ру­ба­ла Бар­кида из Афри­ки с новым вой­ском⁵, соеди­нил­ся с Маго­ном и в глу­бине стра­ны, вда­ли от обо­их морей, — в Кельт­ибе­рии⁶ — быст­ро набрал и воору­жил мно­го­люд­ное вой­ско. (5) Сци­пи­он послал про­тив него Мар­ка Сила­на⁷ с пехотой (самое боль­шее в десять тысяч чело­век) и пять­сот всад­ни­ков. (6) Силан шел боль­ши­ми пере­хо­да­ми по неудоб­ным доро­гам через тем­ные леси­стые уще­лья, каких мно­го в Испа­нии, и все же сумел пред­у­предить не толь­ко изве­стия о сво­ем появ­ле­нии, но даже слу­хи о нем и подо­шел к вра­гу. Про­вод­ни­ка­ми ему слу­жи­ли пере­беж­чи­ки-кельт­ибе­ры. (7) Они же, когда до вра­гов оста­ва­лось миль десять, сооб­щи­ли, что по двум сто­ро­нам доро­ги нахо­дят­ся два лаге­ря: сле­ва сто­ят кельт­ибе­ры — толь­ко что набран­ное вой­ско чис­лен­но­стью более девя­ти тысяч, — а спра­ва пуний­цы. (8) Их лагерь надеж­но защи­щен кара­у­ла­ми и часо­вы­ми — пра­виль­ной воен­ной охра­ной. У кельт­ибе­ров — вар­ва­ров и ново­бран­цев — все дела­ет­ся как попа­ло: они у себя дома и боять­ся им нече­го. (9) Силан решил сна­ча­ла напасть имен­но на них. Чтобы его не заме­ти­ли с кар­фа­ген­ских постов, он взял, сколь­ко мог, вле­во и, послав впе­ред раз­вед­чи­ков, быст­ро дви­нул­ся на вра­га.

2. (1) Он был милях в трех, но никто из вра­гов его не заме­тил — кру­гом буг­ры и зарос­шие кустар­ни­ком хол­мы. (2) Сол­да­там он велел рас­по­ло­жить­ся в скры­вав­шей их глу­бо­кой лощине и поесть; тем вре­ме­нем вер­ну­лись раз­вед­чи­ки и под­твер­ди­ли сло­ва пере­беж­чи­ков. (3) Рим­ляне сва­ли­ли свои вещи в гру­ду, взя­ли ору­жие и пра­виль­ным стро­ем пошли на вра­га. Они были в одной миле от непри­я­те­ля, когда их увиде­ли и сра­зу засу­е­ти­лись; Магон при­ска­кал из сво­его лаге­ря при пер­вой же тре­во­ге.

(4) У кельт­ибе­ров было четы­ре тыся­чи тяже­ло­во­ору­жен­ных и две­сти всад­ни­ков, то есть пол­ный леги­он, — эту глав­ную силу вой­ска Магон вывел впе­ред, лег­ко­во­ору­жен­ных оста­вил в резер­ве. (5) Едва сол­да­ты вышли за вал, как рим­ляне пусти­ли в них с.322 дро­ти­ки; (6) испан­цы при­гну­лись, закрыв­шись щита­ми, затем рас­пря­ми­лись, чтобы мет­нуть свои. Рим­ляне, как обыч­но, при­ня­ли дро­ти­ки на сомкну­тые щиты, затем сошлись грудь гру­дью с вра­гом и ста­ли бить­ся меча­ми. (7) Кельт­ибе­рам, при­вык­шим в бою пере­бе­гать с места на место, труд­но при­шлось на неров­ном поле, и про­вор­ство их ока­за­лось бес­по­лез­ным, а рим­ля­нам, при­учен­ным сра­жать­ся не схо­дя с места, буг­ры не меша­ли; (8) прав­да, впа­ди­ны и кусты не поз­во­ля­ли дер­жать строй — бить­ся при­хо­ди­лось или один на один, или попар­но. (9) Бежать отсюда кельт­ибе­рам было труд­но, и рим­ляне мог­ли резать их, слов­но свя­зан­ных. (10) А когда почти все тяже­ло­во­ору­жен­ные были уби­ты, нача­лось истреб­ле­ние уже отча­яв­ших­ся лег­ко­во­ору­жен­ных и кар­фа­ге­нян, что при­шли было на под­мо­гу из дру­го­го лаге­ря. (11) Магон, а с ним две — не более — тыся­чи пехо­тин­цев и вся кон­ни­ца скры­лись с поля боя, едва нача­лось сра­же­ние; Ган­нон, вто­рой вое­на­чаль­ник, вме­сте с теми, что при­шли, когда сра­же­ние было уже про­иг­ра­но, живым был взят в плен. (12) А бежав­шие вме­сте с Маго­ном — почти вся кон­ни­ца и остат­ки ста­рой пехоты — на деся­тый день при­бы­ли под Гадес к Газ­д­ру­ба­лу⁸; ново­бран­цы-кельт­ибе­ры рас­се­я­лись по бли­жай­шим лесам, а оттуда разо­шлись по домам.

(13) Эта победа при­шлась весь­ма кста­ти — она поло­жи­ла конец не столь­ко войне, уже воз­го­рев­шей­ся, сколь­ко той, что нача­лась бы, если бы кар­фа­ге­ня­нам попу­сти­ли, при­звав кельт­ибе­ров, втя­нуть в вой­ну и дру­гие пле­ме­на. (14) Сила­на Сци­пи­он сер­деч­но побла­го­да­рил; у него появи­лась надеж­да разом закон­чить вой­ну, если толь­ко он сам не затянет все по соб­ст­вен­ной мед­ли­тель­но­сти. Для того он и напра­вил­ся с вой­ском в Даль­нюю Испа­нию про­тив Газ­д­ру­ба­ла. (15) Пуни­ец сто­ял тогда лаге­рем в Бети­ке⁹, удер­жи­вая союз­ни­ков в пови­но­ве­нии. Вне­зап­но он сра­зу снял­ся с лаге­ря и начал отсту­пать к Оке­а­ну, к Гаде­су — это было похо­же на бег­ство. (16) Газ­д­ру­бал счел, что, пока вся армия при нем, у рим­лян все­гда най­дет­ся пред­лог на него напасть, и поэто­му, преж­де чем пере­пра­вить­ся в Гадес, рас­пре­де­лил свое вой­ско по раз­ным горо­дам: сте­ны пусть защи­ща­ют сол­дат, а сол­да­ты ору­жи­ем — сте­ны.

3. (1) Сци­пи­он, видя, что вой­на рас­полз­лась повсюду и при­дет­ся брать горо­да по одно­му, счел это дело черес­чур дол­гим, хотя не таким уж труд­ным, и повер­нул назад. (2) Но чтобы не остав­лять эту область вра­гу, он послал сво­его бра­та Луция Сци­пи­о­на с деся­тью тыся­ча­ми пехоты и тыся­чью кон­ни­цы оса­ждать бога­тей­ший в тех местах город: вар­ва­ры назы­ва­ли его Орон­гий¹⁰. (3) Он нахо­дит­ся в обла­сти басте­тан­ско­го пле­ме­ни месес­сов¹¹; зем­ля там пло­до­род­ная; мест­ные жите­ли добы­ва­ют и сереб­ро. Из этой кре­по­сти Газ­д­ру­бал делал набе­ги на жите­лей внут­рен­них обла­стей.

с.323 (4) Луций Сци­пи­он рас­по­ло­жил­ся лаге­рем воз­ле горо­да, до нача­ла осад­ных работ он послал к город­ским воротам людей раз­уз­нать настро­е­ние горо­жан и посо­ве­то­вать им испро­бо­вать луч­ше рим­скую друж­бу, чем рим­скую силу. (5) Дру­же­люб­но­го отве­та он не полу­чил; Сци­пи­он обвел город рвом и двой­ным валом и разде­лил свое вой­ско на три части, с тем чтобы пока одна заня­та оса­дой, дру­гие две отды­ха­ли. (6) На при­ступ пошла пер­вая часть, завя­за­лась жесто­кая бит­ва, кото­рая шла с пере­мен­ным успе­хом; труд­но было под гра­дом дро­ти­ков подой­ти к сте­нам и под­не­сти лест­ни­цы. (7) А тех, кто успел при­ста­вить лест­ни­цы к сте­нам, сбра­сы­ва­ли вниз заготов­лен­ны­ми для это­го вила­ми или под­цеп­ля­ли желез­ным захва­том¹², чтобы вта­щить на сте­ну. (8) Сци­пи­он понял, что мало­чис­лен­ность напа­даю­щих урав­ни­ва­ет силы, а поло­же­ние вра­гов луч­ше уже пото­му, что они на стене; он отвел первую часть сво­его вой­ска и с обе­и­ми оста­вав­ши­ми­ся пошел на при­ступ. (9) Это вну­ши­ло такой ужас оса­жден­ным, уже устав­шим от бит­вы с одной частью Сци­пи­о­но­ва вой­ска, что они тут же бежа­ли со стен, а вои­ны пуний­ско­го гар­ни­зо­на, испу­гав­шись, что город пре­дан, оста­ви­ли свои посты и сгруди­лись все вме­сте. (10) Горо­жан обу­ял страх: если непри­я­тель вой­дет в город, уби­вать будут всех без раз­бо­ра — пуний­цев ли, испан­цев ли. (11) И вот ворота вдруг рас­пах­ну­лись — из горо­да хлы­ну­ла тол­па людей, дер­жав­ших перед собой щиты, чтобы при­крыть­ся от дро­ти­ков, и под­няв­ших пра­вую руку в знак того, что меч бро­шен. (12) Труд­но ска­зать поче­му — то ли их изда­ли не рас­смот­ре­ли, то ли запо­до­зри­ли какую-то хит­рость, — но на пере­беж­чи­ков кину­лись, слов­но на вра­же­ский строй, и всех пере­би­ли, а рим­ляне вошли в откры­тые ими ворота. (13) Дру­гие ворота руби­ли и лома­ли топо­ра­ми и моты­га­ми; кон­ни­ки, как им было при­ка­за­но, мча­лись занять форум; (14) к ним подо­шла под­мо­га — отряд три­а­ри­ев¹³, — и леги­о­не­ры раз­бре­лись по осталь­ным частям горо­да. Город не гра­би­ли, встреч­ных не уби­ва­ли — раз­ве тех, кто защи­щал­ся с ору­жи­ем в руках. (15) Всех кар­фа­ге­нян и око­ло трех­сот горо­жан (тех, кто запер ворота) взя­ли под стра­жу; осталь­ным горо­жа­нам отда­ли город, вер­ну­ли иму­ще­ство. (16) При взя­тии горо­да погиб­ло око­ло двух тысяч вра­гов, рим­лян — не более девя­но­ста.

4. (1) Победа пора­до­ва­ла и тех, кто брал город, и вое­на­чаль­ни­ка, и все осталь­ное вой­ско. Воз­вра­ще­ние победи­те­лей было пора­зи­тель­ным зре­ли­щем — сол­да­ты гна­ли перед собой огром­ную тол­пу плен­ных. (2) Сци­пи­он одоб­рил дей­ст­вия бра­та¹⁴, не поску­пив­шись на похва­лы: взя­тие Орон­гия он при­рав­нял к соб­ст­вен­но­му подви­гу — взя­тию Ново­го Кар­фа­ге­на. (3) При­бли­жа­лась зима; нель­зя было ни идти на Гадес, ни пре­сле­до­вать вой­ско Газ­д­ру­ба­ла, раз­бро­сан­ное по всей про­вин­ции, и Сци­пи­он все свое вой­ско увел назад — в Ближ­нюю Испа­нию¹⁵. (4) Раз­ме­стив по зим­ним лаге­рям свои леги­о­ны, он отпра­вил в Рим сво­его бра­та, с.324 Луция Сци­пи­о­на, с Ган­но­ном, непри­я­тель­ским пол­ко­вод­цем, и дру­ги­ми знат­ны­ми плен­ни­ка­ми, а сам отбыл в Тарра­кон.

(5) В этом же году рим­ский флот под началь­ст­вом про­кон­су­ла Мар­ка Вале­рия Леви­на пере­пра­вил­ся из Сици­лии в Афри­ку и про­из­вел боль­шие опу­сто­ше­ния в зем­лях Ути­ки и Кар­фа­ге­на. На гра­ни­це кар­фа­ген­ских вла­де­ний, под самы­ми сте­на­ми Ути­ки, взя­ли бога­тую добы­чу. (6) Воз­вра­ща­ясь в Сици­лию, встре­ти­ли кар­фа­ген­ский флот: семь­де­сят воен­ных кораб­лей. Сем­на­дцать из них были захва­че­ны, четы­ре потоп­ле­ны, осталь­ные рас­се­я­ны и обра­ще­ны в бег­ство. (7) Рим­ляне вер­ну­лись в Лили­бей¹⁶ победи­те­ля­ми на суше и на море, с обиль­ной и раз­но­об­раз­ной добы­чей. На море ста­ло спо­кой­но, непри­я­тель­ские кораб­ли были ото­гна­ны; в Рим под­ве­зе­но мно­го зер­на.

5. (1) В нача­ле того же лета, в какое про­изо­шли опи­сан­ные собы­тия¹⁷, про­кон­сул Пуб­лий Суль­пи­ций и царь Аттал, пере­зи­мо­вав, как было ска­за­но¹⁸, на Эгине, пере­пра­ви­лись на Лем­нос¹⁹ вме­сте с объ­еди­нен­ным фло­том: у рим­лян было два­дцать пять квин­кве­рем, у царя — трид­цать пять. (2) Филипп, чтобы ника­кой враг ни на суше, ни на море не мог его захва­тить врас­плох, спу­стил­ся к морю в Демет­ри­а­ду²⁰, а вой­ску назна­чил день для сбо­ра в Лари­се. (3) Про­слы­шав о при­бы­тии царя в Демет­ри­а­ду, туда сошлись и посоль­ства от его союз­ни­ков. (4) Дело было в том, что это­лий­цы, кото­рым при­дал духу и союз с Римом, и при­ход Атта­ла, ста­ли гра­бить соседей. (5) И не толь­ко акар­на­няне, бео­тий­цы, евбей­цы были в вели­ком стра­хе, но и ахей­цы. Ведь кро­ме это­лий­цев, с кото­ры­ми они вое­ва­ли, ахей­цам гро­зил еще и лакеде­мон­ский тиран Маха­нид²¹, рас­по­ло­жив­ший­ся лаге­рем неда­ле­ко от аргос­ских гра­ниц. (6) Все посоль­ства, напо­ми­ная о бедах, какие кому гро­зят — с суши ли, с моря ли, умо­ля­ли царя о помо­щи. (7) Из соб­ст­вен­но­го цар­ства Филип­па тоже шли тре­вож­ные вести: под­ня­лись Скер­ди­лед и Плев­рат²² и фра­кий­цы, осо­бен­но меды²³, гото­вы были напасть на погра­нич­ные обла­сти Македо­нии, как толь­ко увидят, что царь погло­щен внеш­ней вой­ной. (8) Из Бео­тии, из внут­рен­ней Гре­ции сооб­ща­ли, что это­лий­цы пере­го­ро­ди­ли валом и рвом Фер­мо­пиль­ское уще­лье²⁴ в самом узком его месте, чтобы не дать Филип­пу прий­ти на помощь к союз­ным горо­дам.

(9) Столь бес­по­кой­ная обста­нов­ка мог­ла бы встре­во­жить даже лени­во­го пол­ко­во­д­ца. Филипп отпу­стил посоль­ства, пообе­щав­ши всем им помочь, насколь­ко поз­во­лят вре­мя и обсто­я­тель­ства, (10) а пока сде­лал самое необ­хо­ди­мое — отпра­вил гар­ни­зон в город Пепа­рет²⁵, откуда при­шло изве­стие, что все окрест­но­сти опу­сто­ше­ны Атта­лом, при­быв­шим с фло­том от Лем­но­са. (11) Поли­фан­та Филипп послал с неболь­шим отрядом в Бео­тию; Менип­па, еще одно­го из сво­их вое­на­чаль­ни­ков, — в Хал­киду^25a с тыся­чью пел­та­стов (пел­та — это щит вро­де кет­ры), (12) к кото­рым доба­вил пять­сот агри­ан²⁶, чтобы охра­нять ост­ров повсе­мест­но. с.325 Сам он отпра­вил­ся в Скоту­су²⁷ и рас­по­рядил­ся пере­пра­вить туда из Лари­сы македон­ское вой­ско. (13) Там был он изве­щен о том, что в Герак­лее собе­рет­ся совет это­лий­цев и туда при­будет царь Аттал — пого­во­рить о войне в целом. (14) Филипп тут же с вой­ском боль­ши­ми пере­хо­да­ми отпра­вил­ся в Герак­лею²⁸, чтобы сво­им вне­зап­ным появ­ле­ни­ем разо­гнать это сове­ща­ние. (15) Он при­был, когда оно было уже рас­пу­ще­но; разо­рил (осо­бен­но у эни­ан­цев по бере­гам зали­ва²⁹) поля, где уже почти поспел уро­жай, и отвел вой­ска обрат­но в Скоту­су. Оста­вив там все вой­ско, он с цар­ской когор­той³⁰ уда­лил­ся в Демет­ри­а­ду. (16) В Фокиду, на Евбею и Пепа­рет он отпра­вил людей, чтобы они выбра­ли там высоты, под­хо­дя­щие для сиг­наль­ных огней. (17) Сам он поста­вил сто­ро­же­вую выш­ку на вер­шине Тизея³¹ — очень высо­кой горы, чтобы по дале­ким огням сра­зу узна­вать, где и что зате­ва­ет враг.

(18) Рим­ский коман­дую­щий и царь Аттал пере­пра­ви­лись от Пепа­ре­та в Никею³², откуда напра­ви­ли флот к Орею³³ — горо­ду на Евбее: если от Демет­ри­ад­ско­го зали­ва направ­лять­ся к Хал­киде и Еври­пу, то по левую сто­ро­ну это пер­вый город на бере­гу Евбеи. (19) Аттал и Суль­пи­ций усло­ви­лись, что рим­ляне напа­дут на город с моря, а цар­ское вой­ско — с суши.

6. (1) Оса­ду горо­да нача­ли спу­стя четы­ре дня после при­бы­тия флота — это вре­мя ушло на тай­ные пере­го­во­ры с Пла­то­ром, кото­ро­му город был вве­рен Филип­пом. (2) В горо­де было две кре­по­сти, одна воз­вы­ша­лась над морем, дру­гая нахо­ди­лась посреди горо­да; от нее к морю шел под­зем­ный ход, под­во­див­ший к пяти­ярус­ной башне — пре­вос­ход­но­му укреп­ле­нию. (3) Воз­ле нее сна­ча­ла и завя­за­лась жесто­чай­шая бит­ва; баш­ня была снаб­же­на вся­ким мета­тель­ным ору­жи­ем, а на кораб­лях сто­я­ли осад­ные и сте­но­бой­ные маши­ны. (4) Пока общее вни­ма­ние было отвле­че­но боем, Пла­тор впу­стил рим­лян в ворота при­мор­ской кре­по­сти, кото­рая мгно­вен­но была заня­та; горо­жане, оттес­нен­ные к цен­тру горо­да, устре­ми­лись к дру­гой кре­по­сти, (5) но и там (перед ворота­ми) уже сто­я­ли сол­да­ты. Без­за­щит­ных людей изби­ва­ли и бра­ли в плен. (6) Вои­ны македон­ско­го гар­ни­зо­на стол­пи­лись под сте­на­ми кре­по­сти, не обра­ща­ясь в без­огляд­ное бег­ство и не начи­ная насто­я­щий бой. (7) Пла­тор, испро­сив для них у Суль­пи­ция эту милость, поса­дил их на кораб­ли и выса­дил близ Демет­рия во Фтио­ти­де³⁴, а сам ушел к Атта­лу.

(8) Суль­пи­ций, окры­лен­ный столь лег­ким успе­хом в Орее, отбыл с победо­нос­ным фло­том к Хал­киде, но тут все вышло не так, как он наде­ял­ся. Море здесь обра­зу­ет узкий про­лив, (9) где есть место, кото­рое с пер­во­го взгляда пред­став­ля­ет­ся двой­ной гава­нью с дву­мя вхо­да­ми — труд­но, одна­ко, най­ти сто­ян­ку опас­нее. (10) На нее с обо­их бере­гов с очень высо­ких гор обру­ши­ва­ют­ся вне­зап­ные бур­ные вет­ры; в самом Еври­пе при­лив и отлив быва­ют не по семь раз в день и не в опре­де­лен­ное вре­мя³⁵, как о с.326 том рас­ска­зы­ва­ют. Нет, с пере­мен­чи­во­стью вет­ра вода устрем­ля­ет­ся то туда, то сюда, бур­ля, слов­но поток, ска­ты­ваю­щий­ся с кру­той горы. И кораб­лям нет покоя ни днем ни ночью. (11) Итак, сто­ян­ка эта для флота опас­на, а город непри­сту­пен — он пре­вос­ход­но защи­щен морем, а с суши силь­ным гар­ни­зо­ном, но глав­ное, вер­но­стью вое­на­чаль­ни­ков и ста­рей­шин (в Орее на нее нель­зя было поло­жить­ся). (12) Суль­пи­ций, дей­ст­во­вав­ший сна­ча­ла науда­чу, тут оду­мал­ся: он увидел все труд­но­сти и, не теряя зря вре­ме­ни, сра­зу отка­зал­ся от сво­его замыс­ла и отплыл в Лок­риду, к Кину — это тор­го­вая гавань Опун­та³⁶ — горо­да, рас­по­ло­жен­но­го в одной миле от моря.

7. (1) Филип­па из Орея пред­у­преж­да­ли сиг­наль­ны­ми огня­ми, но по вине измен­ни­ка Пла­то­ра зажгли их с опозда­ни­ем; при­стать к ост­ро­ву при нера­вен­стве мор­ских сил было труд­но: в тот раз про­мед­ле­ние все и погу­би­ло. (2) На помощь Хал­киде он дви­нул­ся по пер­во­му же сиг­на­лу; Хал­кида, рас­по­ло­жен­ная на том же ост­ро­ве, отде­ле­на от мате­ри­ка столь узким про­ли­вом, что через него пере­бро­шен мост, и подой­ти к горо­ду посу­ху лег­че, чем с моря. (3) Филипп отпра­вил­ся из Демет­ри­а­ды в Скоту­су, вый­дя оттуда после полу­но­чи, он оттес­нил и раз­бил это­лий­ский отряд, засев­ший в Фер­мо­пи­лах, загнал пере­пу­ган­но­го непри­я­те­ля в Герак­лею, а сам явил­ся в Эла­тию³⁷, в Фокиду, прой­дя за один день боль­ше шести­де­ся­ти миль³⁸. (4) Почти в тот же день царь Аттал захва­тил и раз­гра­бил город Опунт³⁹; Суль­пи­ций усту­пил ему эту добы­чу, пото­му что несколь­ко дней назад рим­ские сол­да­ты раз­гра­би­ли Орей, где сол­да­там царя ниче­го не доста­лось. (5) Рим­ский флот вер­нул­ся в Орей, и Аттал, не зная о при­бли­же­нии Филип­па, терял вре­мя, вымо­гая день­ги у город­ской зна­ти, (6) Появ­ле­ние Филип­па было столь неожи­дан­но, что, если бы какие-то кри­тяне, слу­чай­но забред­шие дале­ко от горо­да в поис­ках фура­жа, не увиде­ли непри­я­те­ля изда­ли, Аттал был бы захва­чен. (7) Без­оруж­ные, рас­те­рян­ные, его вои­ны опро­ме­тью кину­лись к морю, и когда кораб­ли уже отча­ли­ва­ли, появил­ся Филипп, напу­гав­ший моря­ков даже с суши. (8) Он воз­вра­тил­ся в Опунт, обви­няя богов и людей, такая уда­ча ушла у него почти что из рук. (9) В гне­ве наки­нул­ся он на жите­лей Опун­та: мог­ли бы, кажет­ся, до его при­хо­да про­дер­жать­ся в оса­де, а они, чуть завидев вра­га, сда­лись, мож­но ска­зать, доб­ро­воль­но.

Ула­див все опунт­ские дела, Филипп отпра­вил­ся к Тро­нию⁴⁰. (10) Аттал сна­ча­ла вер­нул­ся в Орей, но, услы­шав, что вифин­ский царь Пру­сий вторг­ся в его вла­де­ния, бро­сил рим­лян и вой­ну с это­лий­ца­ми и пере­пра­вил­ся в Азию. (11) Суль­пи­ций отвел флот к Эгине, откуда отпра­вил­ся в нача­ле вес­ны: Филипп столь же лег­ко, как Аттал Опунт, занял Тро­ний. (12) В этом горо­де жили бежен­цы из Фив Фтио­тий­ских⁴¹; город их в свое вре­мя был взят Филип­пом; они отда­лись под покро­ви­тель­ство это­лий­цев, кото­рые и посе­ли­ли их в Тро­нии, обез­людев­шем и с.327 опу­стев­шем после пер­вой вой­ны с тем же Филип­пом. (13) Воз­вра­тив себе, таким обра­зом, Тро­ний, Филипп взял Тит­ро­ний и Дру­мии, малень­кие и незна­чи­тель­ные горо­да Дориды. Оттуда он при­был в Эла­тию, где, как им веле­но было, ожи­да­ли его послы Пто­ле­мея и родо­с­цев⁴². (14) Когда там нача­лись пере­го­во­ры об окон­ча­нии это­лий­ской вой­ны (послы недав­но при­сут­ст­во­ва­ли на сове­ща­нии рим­лян и это­лий­цев в Герак­лее⁴³), ста­ло извест­но, что Маха­нид собрал­ся напасть на элей­цев, гото­вя­щих­ся к Олим­пий­ским играм⁴⁴. (15) Филипп решил пред­от­вра­тить это напа­де­ние. Он отпу­стил послов, бла­го­же­ла­тель­но отве­тив им, что не он вино­ват в этой войне и он немед­лен­но согла­сит­ся на мир, если усло­вия будут спра­вед­ли­вы и почет­ны. (16) С лег­ким отрядом Филипп про­шел через Бео­тию в Мега­ру, затем — к Корин­фу, откуда дви­нул­ся, запас­шись про­до­воль­ст­ви­ем, к Фенею и Фли­ун­ту. (17) И толь­ко при­дя в Герею⁴⁵, он узнал, что Маха­нид, испу­ган­ный слу­ха­ми о его при­бы­тии, бежал обрат­но в Лакеде­мон. Филипп отпра­вил­ся на совет ахей­цев в Эгий⁴⁶, рас­счи­ты­вая там и застать кар­фа­ген­ский флот, кото­рый он вызвал, чтобы рас­по­ла­гать хоть какой-нибудь силой на море. (18) Одна­ко за несколь­ко дней до того кар­фа­ген­ские кораб­ли уплы­ли к Оксе­ям⁴⁷ и оттуда напра­ви­лись к гава­ням акар­на­нян, так как, по слу­хам, Аттал и рим­ляне вышли из Орея. Кар­фа­ге­няне опа­са­лись, как бы те не пошли на них и не пере­хва­ти­ли их, вой­дя в Рион⁴⁸ (так назы­ва­ет­ся узкий вход в Коринф­ский залив).

8. (1) Филипп был печа­лен и угне­тен: как бы стре­ми­тель­но он ни шел, он никуда не поспе­вал вовре­мя — судь­ба изде­ва­лась над его быст­ро­той, выхва­ты­вая все из-под рук. (2) На сове­те, одна­ко, он, пря­ча свою доса­ду и при­зы­вая богов и людей в свиде­те­ли, гор­де­ли­во заявил: сто­и­ло вра­гу забря­цать где-то ору­жи­ем, как он уже был тут как тут, (3) и труд­но опре­де­лить, он ли сме­лей вое­вал или поспеш­нее уди­ра­ли вра­ги; пря­мо из его рук выскольз­ну­ли под Опун­том Аттал, на Хал­киде Суль­пи­ций, а совсем на днях Маха­нид. (4) Но бег­ство не все­гда обо­ра­чи­ва­ет­ся уда­чей, а вой­ну, в кото­рой побеж­да­ешь при пер­вой же встре­че с вра­гом, нель­зя счи­тать труд­ной, (5) и вот что важ­нее все­го: вра­ги при­зна­ют его пре­вос­ход­ство; вско­ре он, несо­мнен­но, одер­жит победу, ведь непри­я­тель и не рас­счи­ты­ва­ет победить.

(6) Союз­ни­ки радост­но слу­ша­ли царя. Затем он вер­нул ахей­цам Герею и Три­фи­лию⁴⁹, но Али­фе­ру — мега­ло­по­ли­тан­цам⁵⁰, кото­рые убеди­тель­но дока­за­ли, что рань­ше она нахо­ди­лась на их терри­то­рии. (7) Полу­чив от ахей­цев три квад­ри­ре­мы и столь­ко же бирем, он отплыл к Анти­ки­ре⁵¹. (8) Оттуда с семью квин­кве­ре­ма­ми и боль­ше чем с два­дца­тью бар­ка­ми (он еще рань­ше отпра­вил их в Коринф­ский залив, чтобы соеди­нить с кар­фа­ген­ским фло­том) он отпра­вил­ся к это­лий­ским Эри­фрам⁵² и выса­дил­ся око­ло Евпа­лия. (9) Это­лий­цев про­ве­сти не уда­лось: сколь­ко было людей в селах и в сосед­них кре­пост­цах Поти­да­нии и с.328 Апол­ло­нии⁵³, все бежа­ли в леса и горы. (10) Угнать с собой скот они в спеш­ке не смог­ли: его захва­ти­ли и погру­зи­ли на суда. С этой и про­чей добы­чей царь отпра­вил Никия, пре­то­ра ахей­цев, в Эгий и устре­мил­ся в Коринф, оттуда он отпра­вил пехоту сушей через Бео­тию, (11) а сам из Кен­х­рей⁵⁴, плы­вя вдоль бере­гов Атти­ки, мимо Суния⁵⁵, при­был в Хал­киду, про­брав­шись почти что сре­ди вра­же­ских кораб­лей. (12) Он похва­лил хал­кид­цев за их доб­лесть и вер­ность: их не поко­ле­ба­ли ни страх, ни надеж­да; пусть же и даль­ше оста­нут­ся они стой­ки­ми союз­ни­ка­ми, если не хотят уча­сти опун­тий­цев или орей­цев. (13) Из Хал­киды он отплыл в Орей и тем из его ста­рей­шин, кто по взя­тии горо­да пред­по­чел бег­ство, пре­по­ру­чил управ­ле­ние горо­дом и его охра­ну, а сам с Евбеи отпра­вил­ся в Демет­ри­а­ду, откуда он начи­нал свой поход на помощь союз­ни­кам. (14) В Кас­сан­дрии⁵⁶ он начал стро­и­тель­ство сот­ни воен­ных кораб­лей, для чего нанял мно­го судо­вых рабо­чих. В Гре­ции все успо­ко­и­лось — ведь Аттал отбыл, а помощь бед­ст­во­вав­шим союз­ни­кам была ока­за­на вовре­мя, и Филипп вер­нул­ся в свое цар­ство, наме­ре­ва­ясь начать вой­ну с дар­да­на­ми⁵⁷.

9. (1) В кон­це лета, когда все это про­ис­хо­ди­ло в Гре­ции, Квинт Фабий, сын Мак­си­ма, послан­ный в Рим кон­су­лом Мар­ком Ливи­ем, доло­жил сена­ту, что, по мне­нию кон­су­ла, защи­тить Гал­лию вполне может и Луций Пор­ций со сво­и­ми леги­о­на­ми⁵⁸, само­му же кон­су­лу мож­но оттуда уйти и уве­сти кон­суль­ское вой­ско. (2) Сена­то­ры веле­ли вер­нуть­ся в Город не толь­ко Мар­ку Ливию, но и вто­ро­му кон­су­лу Гаю Клав­дию. (3) Толь­ко Мар­ку Ливию при­ка­за­но было при­ве­сти назад свое вой­ско, а Неро­но­вым леги­о­нам остать­ся в про­вин­ции для про­ти­во­дей­ст­вия Ган­ни­ба­лу. (4) Кон­су­лы обме­ня­лись пись­ма­ми и реши­ли, что как в делах государ­ст­вен­ных были они еди­но­душ­ны, так же и в Город при­бу­дут хоть и с про­ти­во­по­лож­ных сто­рон, но одно­вре­мен­но. (5) Пер­во­му, кто при­будет в Пре­не­сту, веле­но было ждать сото­ва­ри­ща. Вышло так, что в Пре­не­сту при­бы­ли оба в один и тот же день. Оттуда они отпра­ви­ли рас­по­ря­же­ние: пусть сенат через три дня собе­рет­ся в пол­ном соста­ве в хра­ме Бел­ло­ны⁵⁹. (6) Они подо­шли к Риму в сопро­вож­де­нии высы­пав­шей навстре­чу тол­пы. Собрав­ши­е­ся вокруг не толь­ко при­вет­ст­во­ва­ли их: каж­дый хотел кос­нуть­ся победо­нос­ной дес­ни­цы кон­су­лов; одни их поздрав­ля­ли, дру­гие бла­го­да­ри­ли за спа­се­ние государ­ства. (7) В сена­те, по обы­чаю всех коман­дую­щих, они доло­жи­ли о сво­их дей­ст­ви­ях и пред­ло­жи­ли за реши­тель­ное и счаст­ли­вое веде­ние дел воздать поче­сти бес­смерт­ным богам, а для себя попро­си­ли раз­ре­ше­ния вой­ти в Город с три­ум­фом. (8) Сена­то­ры отве­ти­ли, что они счи­та­ют спра­вед­ли­вым так и поста­но­вить: да будет возда­но долж­ное сна­ча­ла богам, а потом и кон­су­лам. (9) От име­ни обо­их назна­чи­ли молеб­ст­вие, обо­им — три­умф. Кон­су­лы сошлись на том, что, посколь­ку вой­ну вели они в пол­ном с.329 еди­но­ду­шии, не надо им и раздель­но­го три­ум­фа; (10) а так как бит­ва была в про­вин­ции Мар­ка Ливия, и в день сра­же­ния ауспи­ции совер­шал он⁶⁰, и вой­ско его при­веде­но в Рим, Нерон же свое при­ве­сти не мог, то пусть Марк Ливий въез­жа­ет в город чет­вер­ней и в сопро­вож­де­нии сол­дат, а Гай Клав­дий — вер­хом и без войск.

(11) Этот сов­мест­ный три­умф при­ба­вил сла­вы обо­им, но осо­бен­но тому, кто заслу­гой опе­ре­жал сото­ва­ри­ща, а поче­том ему усту­пал. (12) Этот вот всад­ник, гово­ри­ли вокруг, за шесть дней про­нес­ся вдоль всей Ита­лии с вой­ском и всту­пил в сра­же­ние с Газ­д­ру­ба­лом в Гал­лии, а Ган­ни­бал в это вре­мя думал, что он рядом, в Апу­лии, сто­ит лаге­рем. (13) Так, один кон­сул в двух обла­стях Ита­лии про­ти­во­сто­ял двум вое­на­чаль­ни­кам: одно­му — сво­им опы­том, дру­го­му — сво­ей отва­гой. (14) Доста­точ­но было име­ни Неро­на, чтобы Ган­ни­бал сидел у себя в лаге­ре. А Газ­д­ру­бал? Сто­и­ло появить­ся Неро­ну, и Газ­д­ру­бал был уни­что­жен. (15) Пусть дру­гой кон­сул впря­га­ет в свою тор­же­ст­вен­ную колес­ни­цу сколь­ко ему угод­но лоша­дей; насто­я­щий три­ум­фа­тор — Нерон, въез­жаю­щий вер­хом в город. Вой­ди он хоть пеш­ком, он будет жить в люд­ской памя­ти сво­ей сла­вой, кото­рую стя­жал в этой войне и кото­рой пре­не­брег в этом три­ум­фе. (16) Так гово­ри­ли зри­те­ли, про­во­жая Неро­на до Капи­то­лия.

Денег кон­су­лы внес­ли в государ­ст­вен­ную каз­ну три мил­ли­о­на сестер­ци­ев и восемь­де­сят тысяч ассов. (17) Сол­да­там Марк Ливий роздал по пять­де­сят шесть ассов каж­до­му; Нерон пообе­щал дать сво­им по столь­ку же, когда он вер­нет­ся к вой­ску. (18) Заме­ти­ли, что в этот день сол­да­ты сочи­ни­ли боль­ше шуточ­ных сти­хов⁶¹ на Неро­на, чем на сво­его кон­су­ла. (19) Всад­ни­ки вос­хва­ля­ли лега­тов Луция Вету­рия и Квин­та Цеци­лия и уго­ва­ри­ва­ли народ выбрать их кон­су­ла­ми на сле­дую­щий год. (20) Это пред­ва­ри­тель­ное суж­де­ние всад­ни­ков сде­ла­ли еще более вес­ким кон­су­лы, рас­ска­зав­шие на сле­дую­щий день на сход­ке, сколь муже­ст­вен­ны­ми и вер­ны­ми помощ­ни­ка­ми были им эти два лега­та.

10. (1) При­бли­жа­лись выбо­ры кон­су­лов; сена­ту угод­но было про­ве­сти их под пред­седа­тель­ст­вом дик­та­то­ра; кон­сул Гай Клав­дий назна­чил дик­та­то­ром сво­его сото­ва­ри­ща Мар­ка Ливия, а Ливий — началь­ни­ком кон­ни­цы Квин­та Цеци­лия. (2) Кон­су­ла­ми были выбра­ны Луций Вету­рий и Квинт Цеци­лий — тот самый, что был началь­ни­ком кон­ни­цы. (3) Затем выбра­ли пре­то­ров: Гая Сер­ви­лия, Мар­ка Цеци­лия Метел­ла, Тибе­рия Клав­дия Азел­ла и Квин­та Мами­лия Турри­на, кото­рый тогда был пле­бей­ским эди­лом. (4) По окон­ча­нии выбо­ров дик­та­тор, сло­жив с себя зва­ние и рас­пу­стив свою армию, отпра­вил­ся по поста­нов­ле­нию сена­та в Этру­рию рас­сле­до­вать, (5) какие горо­да этрус­ков и умбров соби­ра­лись перед самым при­бы­ти­ем кон­су­ла отпасть от рим­лян и при­мкнуть к при­бли­жав­ше­му­ся Газ­д­ру­ба­лу, кто помог ему про­ви­ан­том, сред­ства­ми, кто пошел к нему в армию. (6) Вот что про­ис­хо­ди­ло в этом году [207 г.] на войне и дома.

с.330 (7) Рим­ские игры были три­жды повто­ре­ны пол­но­стью куруль­ны­ми эди­ла­ми, Гне­ем Сер­ви­ли­ем Цепи­о­ном и Сер­ви­ем Кор­не­ли­ем Лен­ту­лом; Пле­бей­ские игры были пол­но­стью повто­ре­ны один раз пле­бей­ски­ми эди­ла­ми Мар­ком Пом­по­ни­ем Мато­ном и Квин­том Мами­ли­ем Турри­ном.

(8) На три­на­дца­том году Пуни­че­ской вой­ны [206 г.] обо­им кон­су­лам, Луцию Вету­рию Фило­ну и Квин­ту Цеци­лию Метел­лу, веле­но было вое­вать с Ган­ни­ба­лом в Брут­тии. (9) Пре­то­ры полу­чи­ли по жре­бию: Марк Цеци­лий Метелл — тяж­бы меж­ду граж­да­на­ми, Квинт Мами­лий — тяж­бы с ино­стран­ца­ми, Гай Сер­ви­лий — Сици­лию, Тибе­рий Клав­дий — Сар­ди­нию. (10) Вой­ска рас­пре­де­ли­ли так: одно­му из кон­су­лов — вой­ско Гая Клав­дия, кон­су­ла про­шло­го года, дру­го­му — вой­ско про­пре­то­ра Квин­та Клав­дия: в обо­их было по два леги­о­на. (11) В Этру­рии Марк Ливий, про­кон­сул, коман­до­ва­ние кото­ро­му было про­дле­но на год, полу­чил от про­пре­то­ра Гая Терен­ция два леги­о­на рабов-доб­ро­воль­цев. (12) Поста­но­ви­ли, что Квинт Мами­лий пере­даст свои обя­зан­но­сти в суде сото­ва­ри­щу, а сам с вой­ском, кото­рым преж­де коман­до­вал про­пре­тор Луций Пор­ций⁶², пой­дет опу­сто­шать зем­ли гал­лов, отпав­ших с при­бли­же­ни­ем Газ­д­ру­ба­ла к пуний­цам. (13) Гаю Сер­ви­лию пору­че­но было с дву­мя канн­ски­ми леги­о­на­ми обе­ре­гать Сици­лию, как то рань­ше делал Гай Мами­лий. (14) Из Сар­ди­нии при­вез­ли вой­ско, дав­но там сто­яв­шее, кото­рым преж­де коман­до­вал Авл Гости­лий, туда напра­вил­ся Тибе­рий Клав­дий с новым леги­о­ном, кото­рый набра­ли кон­су­лы. (15) Квин­ту Клав­дию пору­чен был Тарент; Гаю Гости­лию — Капуя; тому и дру­го­му коман­до­ва­ние было про­дле­но на год. (16) Про­кон­су­лу Мар­ку Вале­рию, охра­няв­ше­му сици­лий­ское побе­ре­жье, веле­но было пере­дать Гаю Сер­ви­лию трид­цать кораб­лей, а с осталь­ны­ми вер­нуть­ся в Рим.

11. (1) В войне насту­пал пере­лом, люди не зна­ли покоя и во всех собы­ти­ях, счаст­ли­вых и несчаст­ных, виде­ли волю богов. Сооб­ща­ли о мно­же­стве зна­ме­ний. (2) В Тарра­цине мол­ния попа­ла в храм Юпи­те­ра, а в Сат­ри­ке — в храм Мате­ри Мату­ты⁶³; сат­ри­кан­цев еще силь­ней напу­га­ли две змеи, вполз­шие в храм Юпи­те­ра через хра­мо­вые ворота; из Антия сооб­щи­ли, что жне­цы виде­ли кровь на коло­сьях⁶⁴; (3) в Цере родил­ся двух­го­ло­вый поро­се­нок и обое­по­лый ягне­нок; рас­ска­зы­ва­ли, что в Аль­бе виде­ли два солн­ца, в Фре­гел­лах ночью вдруг ста­ло свет­ло; (4) под Римом заго­во­рил бык, во Фла­ми­ни­е­вом цир­ке на алта­ре Неп­ту­на высту­пил обиль­ный пот, и мол­ния попа­ла в хра­мы Цере­ры, Спа­се­ния и Кви­ри­на. (5) Кон­су­лам веле­но было уми­ло­сти­вить богов — при­не­сти в жерт­ву круп­ных живот­ных и устро­ить одно­днев­ное молеб­ст­вие. Так по сенат­ско­му поста­нов­ле­нию и было сде­ла­но. (6) Боль­ше, чем все­ми зна­ме­ни­я­ми — и сооб­щен­ны­ми со сто­ро­ны, и увиден­ны­ми в Риме, — люди были напу­га­ны тем, что в хра­ме Весты угас огонь; по при­ка­зу пон­ти­фи­ка Пуб­лия с.331 Лици­ния вестал­ку, кото­рая в ту ночь долж­на была смот­реть за огнем, высек­ли пле­тью. (7) И хотя ника­ких пред­зна­ме­но­ва­ний от богов не было и слу­чи­лось это по чело­ве­че­ской небреж­но­сти, все же богов уми­ло­сти­ви­ли при­не­се­ни­ем в жерт­ву круп­ных живот­ных и молеб­ст­ви­ем у хра­ма Весты.

(8) Сенат пред­ло­жил кон­су­лам, преж­де чем отпра­вить­ся на вой­ну, уго­во­рить народ вер­нуть­ся к зем­ле. По мило­сти богов вой­на дале­ко от Рима и Лация, и в деревне мож­но жить спо­кой­но: не при­ста­ло забо­тить­ся о вспаш­ке полей в Сици­лии боль­ше, чем в Ита­лии. (9) Наро­ду, одна­ко, при­хо­ди­лось труд­но: сво­бод­ных зем­ледель­цев взя­ла вой­на, рабов не хва­та­ло, скот был раз­граб­лен, усадь­бы раз­ру­ше­ны или сожже­ны. Мно­гие, одна­ко, пола­га­ясь на сло­ва кон­су­лов, вер­ну­лись к зем­ле. (10) А нача­лось все это с жалоб послов Пла­цен­тии и Кре­мо­ны: гал­лы, их соседи, ска­за­ли они, опу­сто­ша­ют сво­и­ми набе­га­ми их область, мно­гие из посе­лен­цев раз­бе­жа­лись, горо­да обез­люде­ли, область запу­сте­ла. (11) Пре­то­ру Мами­лию пору­че­но было обе­ре­гать коло­нии от вра­гов; кон­су­лы по рас­по­ря­же­нию сена­та изда­ли указ: пусть жите­ли Кре­мо­ны и Пла­цен­тии воз­вра­ща­ют­ся к пред­пи­сан­но­му сро­ку домой. Сами кон­су­лы в нача­ле вес­ны отпра­ви­лись на вой­ну.

(12) Кон­сул Квинт Цеци­лий полу­чил вой­ско от Гая Неро­на; Луций Вету­рий — от про­пре­то­ра Квин­та Клав­дия, а для попол­не­ния набрал новых вои­нов. (13) Кон­су­лы, ведя вой­ско к Кон­сен­ции⁶⁵, опу­сто­ша­ли по доро­ге окрест­но­сти; на сол­дат, нагру­жен­ных добы­чей, нале­те­ли в узком уще­лье брут­тий­цы и нуми­дий­цы-копей­щи­ки. (14) В опас­но­сти ока­за­лась не толь­ко добы­ча, но и сами сол­да­ты; шума, одна­ко, вышло боль­ше, чем дела; добы­ча была отправ­ле­на впе­ред, и леги­о­ны вышли в цело­сти и сохран­но­сти в места обжи­тые. (15) Оттуда отпра­ви­лись в зем­ли лукан­цев, и все их пле­мя без боя вер­ну­лось под власть рим­ско­го наро­да.

12. (1) С Ган­ни­ба­лом в этом году не вое­ва­ли. Он ниче­го не пред­при­ни­мал: све­жо было горе, постиг­шее и кар­фа­ген­ское государ­ство, и его само­го; рим­ляне не тре­во­жи­ли его, пока он был тих. Такую силу пред­по­ла­га­ли в одном этом вожде, хотя все вокруг него руши­лось. (2) Не знаю, был ли он уди­ви­тель­нее в сча­стии или несча­стии: (3) три­на­дцать лет с пере­мен­ным успе­хом вое­вал он на вра­же­ской зем­ле, так дале­ко от роди­ны. Не сограж­дане состав­ля­ли его вой­ско — сброд раз­но­языч­ный и раз­но­пле­мен­ный, люди раз­ных зако­нов и раз­ных обы­ча­ев, раз­но­го обли­чия, по-раз­но­му оде­тые, по-раз­но­му воору­жен­ные, с раз­ны­ми обряда­ми и раз­ны­ми свя­ты­ня­ми, (4) даже боги у них были едва ли не раз­ные. Он сумел так свя­зать этих людей в одно целое, что они мир­но ужи­ва­лись друг с дру­гом и не воз­му­ща­лись про­тив вождя, (5) хотя во вра­же­ской стране часто не было ни денег для выпла­ты жало­ва­нья, ни про­до­воль­ст­вия. А ведь к сколь­ким страш­ным послед­ст­ви­ям при­ве­ли пуний­ских вождей и сол­дат с.332 такие нехват­ки во вре­мя преды­ду­щей вой­ны. (6) Теперь, когда после гибе­ли Газ­д­ру­ба­ла и его вой­ска исчез­ла вся­кая надеж­да на победу, когда вся Ита­лия была поте­ря­на и оста­вал­ся для них один лишь угол в ней — Брут­тий, — в лаге­ре не было ника­ких вол­не­ний! Это ли не уди­ви­тель­но! (7) И вдо­ба­вок ко все­му вой­ско долж­но было кор­мить­ся тем, что есть в Брут­тии, но, засей хоть весь Брут­тий, хле­ба на такое вой­ско не хва­ти­ло бы. (8) А тут мно­го моло­де­жи ушло с зем­ли на вой­ну, чтобы, сооб­раз­но уко­ре­нив­ше­му­ся у брут­тий­цев дур­но­му обы­чаю, воюя, жить гра­бе­жом. (9) Из Кар­фа­ге­на не при­сы­ла­ли ниче­го; там бес­по­ко­и­лись об одном: как удер­жать Испа­нию. Слов­но в Ита­лии все было глад­ко!

(10) В Испа­нии дела шли отча­сти так же, как в Ита­лии, отча­сти совсем по-дру­го­му. Так же, пото­му что кар­фа­ге­няне, раз­би­тые, поте­ряв­шие вождя, были оттес­не­ны к само­му Оке­а­ну; (11) по-дру­го­му, пото­му что Испа­ния по самой при­ро­де тамош­них мест и людей более при­год­на для воз­об­нов­ле­ния войн, чем Ита­лия или любая дру­гая стра­на. (12) Испа­ния ста­ла пер­вой рим­ской про­вин­ци­ей на мате­ри­ке и она же послед­ней из всех была окон­ча­тель­но зами­ре­на толь­ко в наше вре­мя под води­тель­ст­вом и при ауспи­ци­ях Авгу­ста Цеза­ря⁶⁶. (13) А тогда Газ­д­ру­бал, сын Гисго­на, пол­ко­во­дец самый вели­кий, самый про­слав­лен­ный (не счи­тая потом­ков Бар­ки), вышел из Гаде­са, рас­счи­ты­вая при под­держ­ке Маго­на, сына Гамиль­ка­ра, воз­об­но­вить вой­ну, и набрал в Лузи­та­нии и Бети­ке око­ло пяти­де­ся­ти тысяч пехо­тин­цев и четы­ре тыся­чи пять­сот всад­ни­ков. (14) Это чис­ло кон­ни­цы ука­зы­ва­ют почти все авто­ры, но насчет пехоты неко­то­рые пишут, что Газ­д­ру­бал при­вел к горо­ду Силь­пия⁶⁷ семь­де­сят тысяч чело­век. (15) Там на откры­той рав­нине рас­по­ло­жи­лись два пуний­ских вождя, наме­рен­ные от сра­же­ния не укло­нять­ся.

13. (1) Сци­пи­он, до кото­ро­го дошли слу­хи об их мно­го­люд­ном вой­ске, понял, что его рим­ских леги­о­нов не хва­тит, чтобы урав­нять силы, и ему надо хотя бы для виду выста­вить вспо­мо­га­тель­ные отряды вар­ва­ров, (2) не давая им, одна­ко, тако­го пере­ве­са, чтобы воз­мож­ная их изме­на (напо­до­бие той, что в свое вре­мя погу­би­ла его отца и дядю) мог­ла возы­меть решаю­щее зна­че­ние. (3) Он отпра­вил Сила­на к Кул­ху, вла­дев­ше­му два­дца­тью восе­мью горо­да­ми, за всад­ни­ка­ми и пехо­тин­ца­ми, кото­рых Кулх обе­щал набрать зимой, (4) а сам из Тарра­ко­на напра­вил­ся в Касту­лон⁶⁸, по пути при­со­еди­няя к вой­ску неболь­шие вспо­мо­га­тель­ные отряды союз­ни­ков, жив­ших при доро­ге. (5) Силан при­вел в Касту­лон три тыся­чи пехо­тин­цев и пять­сот всад­ни­ков. Затем Сци­пи­он дошел до горо­да Беку­лы⁶⁹ со всем вой­ском — пешим и кон­ным, из граж­дан и союз­ни­ков: все­го с соро­ка пятью тыся­ча­ми чело­век.

(6) Они ста­ви­ли лагерь, когда Магон и Маси­нис­са напа­ли на них со всей сво­ей кон­ни­цей⁷⁰ и смя­ли бы работав­ших, если бы с.333 всад­ни­ки, спря­тан­ные Сци­пи­о­ном за хол­мом, очень для это­го при­го­див­шим­ся, не нале­те­ли неожи­дан­но и не ото­гна­ли вра­гов. (7) Самые быст­рые, ока­зав­ши­е­ся око­ло вала и бро­сив­ши­е­ся на работав­ших, рас­се­я­лись, едва нача­лось сра­же­ние. С осталь­ны­ми, высту­пив­ши­ми со зна­ме­на­ми пра­виль­ным стро­ем, бит­ва шла дол­го и с пере­мен­ным успе­хом. (8) Сна­ча­ла сра­жа­лись лег­ко­во­ору­жен­ные когор­ты с пере­до­вых постов, потом, когда на помощь устав­шим при­шли сол­да­ты, ото­рван­ные от работ, и боль­шим отрядом со све­жи­ми сила­ми рину­лись в бой, кар­фа­ге­няне и нуми­дий­цы ста­ли отсту­пать; (9) отхо­ди­ли сна­ча­ла по тур­мам, не спе­ша, не боясь, соблюдая строй, но, когда рим­ляне ста­ли силь­нее тес­нить зад­ние ряды, они, не в силах выдер­жать этот натиск, кину­лись врас­сып­ную. (10) Сра­же­ние это замет­но вооду­ше­ви­ло рим­лян, враг при­уныл, но тем не менее в бли­жай­шие дни не пре­кра­ща­лись схват­ки меж­ду всад­ни­ка­ми и лег­ко­во­ору­жен­ны­ми.

14. (1) Про­тив­ни­ки про­ве­ри­ли на этих лег­ких стыч­ках свои силы; Газ­д­ру­бал пер­вый вывел свое вой­ско в бое­вом строю, за ним вышли и рим­ляне. (2) Каж­дое вой­ско сто­я­ло в пол­ной бое­вой готов­но­сти перед сво­им лаге­рем; никто не начи­нал сра­же­ния; день кло­нил­ся к вече­ру; пуний­цы пер­вы­ми, а за ними и рим­ляне уве­ли свое вой­ско в лагерь. (3) Это повто­ря­лось несколь­ко дней; все­гда Кар­фа­ге­ня­нин пер­вым выво­дил из лаге­ря вой­ско, пер­вым уво­дил вои­нов, устав­ших сто­ять; никто ни из одно­го лаге­ря не выез­жал впе­ред, ни из одно­го лаге­ря не мет­ну­ли дро­ти­ка, не пода­ли голо­са. (4) Центр у Сци­пи­о­на зани­ма­ли рим­ляне, на обо­их флан­гах сто­я­ли испан­цы; у Газ­д­ру­ба­ла — в цен­тре кар­фа­ге­няне впе­ре­меш­ку с афри­кан­ца­ми; перед стро­ем, при­кры­вая флан­ги, сто­я­ли сло­ны, изда­ли казав­ши­е­ся укреп­ле­ни­я­ми.

(5) В обо­их лаге­рях гово­ри­ли: в бой пой­дут в том же поряд­ке, в каком постро­и­лись сей­час в лаге­ре; центр рим­ской армии столк­нет­ся с цен­тром кар­фа­ген­ской — оди­на­ко­вы и муже­ство, и ору­жие у обе­их сто­рон. (6) Сци­пи­он, узнав про это общее твер­дое убеж­де­ние, нароч­но на день сра­же­ния все изме­нил. (7) Вече­ром он рас­по­рядил­ся по лаге­рю: людям еще до рас­све­та поесть, задать коням корм, воору­жить­ся самим, осед­лать и взнуздать коней. (8) Толь­ко рас­све­ло, как он бро­сил всю кон­ни­цу и лег­ко­во­ору­жен­ных на кар­фа­ген­ские посты и сра­зу вслед за ними высту­пил со сво­и­ми тяже­лы­ми леги­о­на­ми. (9) Вопре­ки ожи­да­ни­ям — сво­им и вра­гов — рим­ляне ока­за­лись на флан­гах, а в середине строя — союз­ни­ки. (10) Газ­д­ру­ба­ла раз­буди­ли кри­ки кон­ни­ков; выско­чив из палат­ки, он увидел сво­их сол­дат, в стра­хе мечу­щих­ся око­ло лаге­ря, свер­каю­щие зна­ме­на леги­о­нов вда­ли, непри­я­те­ля по всей рав­нине; он тот­час же бро­сил свою кон­ни­цу на вра­же­скую, (11) а сам с отрядом пехо­тин­цев высту­пил из лаге­ря, нисколь­ко не изме­нив обыч­но­го строя.

с.334 (12) Кон­ная бит­ва дол­го шла с пере­мен­ным успе­хом, да ина­че и не мог­ло быть: кон­ни­ки, тес­ни­мые непри­я­те­лем, — то рим­ляне, то кар­фа­ге­няне — отхо­ди­ли под защи­ту пехоты. (13) Когда рас­сто­я­ние меж­ду дву­мя вой­ска­ми было не боль­ше пяти­сот шагов, подан был знак отбоя: ряды леги­о­не­ров рас­сту­пи­лись, открыв про­ход, — вся кон­ни­ца и лег­ко­во­ору­жен­ные ото­шли под при­кры­тие, их Сци­пи­он поста­вил, разде­лив на две части, за обо­и­ми флан­га­ми как под­креп­ле­ние. (14) При­шло вре­мя начи­нать сра­же­ние; он велел испан­цам, состав­ляв­шим середи­ну строя, идти на вра­га замед­лен­ным шагом, (15) а сам с пра­во­го флан­га, кото­рым коман­до­вал, послал гон­ца к Сила­ну и Мар­цию с при­ка­за­ни­ем рас­тя­нуть их фланг вле­во, как сам он рас­тя­ги­ва­ет свой впра­во, (16) и вве­сти в бой лег­ко­во­ору­жен­ных пехо­тин­цев и всад­ни­ков рань­ше, чем про­изой­дет столк­но­ве­ние в цен­тре. (17) Рас­тя­нув таким обра­зом флан­ги, их коман­ди­ры быст­ро дви­ну­лись на вра­га — каж­дый во гла­ве трех пехот­ных когорт, трех отрядов кон­ни­цы и — вдо­ба­вок — копей­щи­ков; осталь­ное вой­ско сле­до­ва­ло за ними по косой. (18) В середине строя обра­зо­вал­ся про­гиб — там мед­лен­но про­дви­га­лись отряды испан­цев. (19) На флан­гах уже бились, а цвет непри­я­тель­ской армии — кар­фа­ген­ские вете­ра­ны и афри­кан­цы не подо­шли еще на пере­лет дро­ти­ка и не реша­лись кинуть­ся на помощь тем, кто сра­жал­ся на флан­гах, чтобы не открыть вра­гу, иду­ще­му пря­мо на них, путь через середи­ну строя. (20) Флан­гам вра­га при­хо­ди­лось нелег­ко: всад­ни­ки, лег­ко­во­ору­жен­ные и копей­щи­ки напа­да­ли с боков, когор­ты — лобо­вым уда­ром, чтобы отре­зать флан­ги от осталь­но­го вой­ска.

15. (1) Бит­ва ста­но­ви­лась нерав­ной — тем более что про­тив­ни­ком рим­ских вои­нов и лати­нов ока­за­лась тол­па бале­ар­цев и испан­ских ново­бран­цев. (2) А день все длил­ся — сол­да­ты Газ­д­ру­ба­ла нача­ли уста­вать; утрен­ний пере­по­лох не дал им собрать­ся с сила­ми: стро­ить­ся при­шлось не поев­ши, наспех. (3) Сци­пи­он ста­ра­тель­но замед­лял ход сра­же­ния: пехота на флан­гах бро­си­лась на вра­га толь­ко в седь­мом часу, (4) а до середи­ны строя дело дошло поз­же: полу­ден­ный зной, без­дей­ст­вие в строю под ору­жи­ем, голод и жаж­да исто­ми­ли вра­же­ских сол­дат еще до боя. Так они и сто­я­ли, опер­шись о щиты. (5) А тут еще сло­ны, испу­ган­ные бес­по­рядоч­ным сра­же­ни­ем кон­ни­цы, копей­щи­ков и лег­ко­во­ору­жен­ных, убе­жа­ли с флан­гов в серед­ку. (6) Вра­ги, устав­шие духом и телом, ста­ли отсту­пать, сохра­няя, одна­ко, строй, — так отхо­дит по при­ка­зу вождя ничуть не постра­дав­шее вой­ско. (7) Одна­ко когда победи­те­ли, поняв, что сра­же­ние выиг­ра­но, ста­ли напа­дать со всех сто­рон, отсту­паю­щие, уже не в силах сдер­жать этот напор, бро­си­лись врас­сып­ную. (8) Напрас­но Газ­д­ру­бал, пре­граж­дая им путь, кри­чал: пусть опом­нят­ся, за спи­ной у них хол­мы и они спо­кой­но за ними укро­ют­ся. (9) Те, что ока­зы­ва­лись бли­же к рим­ля­нам, пада­ли один за дру­гим, и страх с.335 пере­си­лил все осталь­ное. (10) Зна­ме­нос­цы оста­но­ви­лись было у под­но­жия хол­мов и ста­ли звать вои­нов в строй, так как рим­ляне мед­ли­ли под­нять­ся на холм; но потом, увидев быст­ро взби­рав­ших­ся рим­лян, вра­ги воз­об­но­ви­ли бег­ство и в стра­хе заби­лись в лагерь.

(11) Рим­ляне были неда­ле­ко от вала и взя­ли бы лагерь с ходу, если бы после силь­но­го зноя, какой быва­ет, когда солн­це печет посреди тяже­лых дож­де­вых туч, не хлы­нул такой ливень, что победи­те­ли едва успе­ли укрыть­ся у себя в лаге­ре. Неко­то­рые, стра­шась богов, пола­га­ли, что в этот день нель­зя боль­ше ниче­го пред­при­ни­мать. (12) Кар­фа­ге­нян, уста­лых, обес­си­лен­ных рана­ми, дожд­ли­вая ночь зва­ла отдох­нуть и поспать, (13) но страх перед опас­но­стью не давал пере­дыш­ки: они ожи­да­ли вра­же­ско­го при­сту­па на рас­све­те и нава­ли­ва­ли на вал кам­ни, набран­ные по сосед­ним доли­нам, не пола­га­ясь уже на ору­жие и рас­счи­ты­вая отсидеть­ся в лаге­ре. (14) Изме­на союз­ни­ков заста­ви­ла их пред­по­честь бег­ство. Пер­вым пере­ки­нул­ся к рим­ля­нам вме­сте с боль­шим отрядом еди­но­мыш­лен­ни­ков тур­де­тан­ский⁷¹ царек Аттен; (15) затем началь­ни­ку двух горо­дов сда­ли и укреп­ле­ния и гар­ни­зо­ны. (16) И чтобы начав­ша­я­ся изме­на не рас­про­стра­ня­лась даль­ше, Газ­д­ру­бал снял­ся с лаге­ря в тиши сле­дую­щей ночи.

16. (1) Когда часо­вые с кара­у­лов донес­ли Сци­пи­о­ну, что вра­ги оста­ви­ли лагерь, он, выслав впе­ред кон­ни­цу, отдал при­каз высту­пать. (2) Рим­ляне шли так быст­ро, что, дви­нув­шись пря­мо по следам непри­я­те­ля, они бы его несо­мнен­но настиг­ли, но про­вод­ни­ки ска­за­ли Сци­пи­о­ну, что есть дру­гой, более корот­кий путь к реке Бетис и мож­но напасть на кар­фа­ге­нян, когда те будут пере­прав­лять­ся через нее. (3) Отре­зан­ный от пере­пра­вы, Газ­д­ру­бал повер­нул к Оке­а­ну⁷²; отсюда его сол­да­ты уже шли враз­брод, как при бег­стве. Так ему уда­лось сохра­нить неко­то­рый раз­рыв меж­ду собой и рим­ски­ми леги­о­на­ми. (4) Но рим­ские кон­ни­ки и лег­ко­во­ору­жен­ные, напа­дая то сбо­ку, то с тыла, бес­по­ко­и­ли и задер­жи­ва­ли ухо­див­ших. Часто про­ис­хо­ди­ли стыч­ки то с кон­ни­цей, (5) то со вспо­мо­га­тель­ны­ми отряда­ми пехоты — тем вре­ме­нем подо­спе­ли леги­о­ны. Тут уже не сра­же­ние нача­лось, а бой­ня: (6) людей реза­ли, слов­но скот, пока сам вождь не бро­сил­ся пер­вый бежать к сосед­ним хол­мам; с ним спас­лось и око­ло шести тысяч полу­во­ору­жен­ных сол­дат; осталь­ные были либо пере­би­ты, либо взя­ты в плен. (7) Кар­фа­ге­няне укре­пи­ли лагерь, поспеш­но раз­би­тый на очень высо­ком хол­ме, и без труда отби­ли непри­я­те­ля, напрас­но ста­рав­ше­го­ся под­нять­ся по кру­то­му скло­ну. (8) Но нель­зя было выне­сти боль­ше несколь­ких дней в оса­де на голом и пустом месте; вои­ны ста­ли пере­бе­гать к непри­я­те­лю. Нако­нец сам вождь, вызвав­ши кораб­ли — море было побли­зо­сти, — ночью бежал в Гадес, бро­сив свое вой­ско.

с.336 (9) Сци­пи­он, услы­шав о бег­стве Газ­д­ру­ба­ла, оста­вил Сила­на с деся­тью тыся­ча­ми пехоты и тыся­чью кон­ни­цы оса­ждать лагерь, (10) а сам с осталь­ным вой­ском через семь­де­сят дней⁷³ вер­нул­ся в Тарра­кон, по доро­ге раз­би­ра­ясь в делах царь­ков и горо­дов, чтобы мож­но было награж­дать их дей­ст­ви­тель­но по заслу­гам. (11) После его ухо­да Маси­нис­са тай­но свидел­ся с Сила­ном, после того он с несколь­ки­ми сопле­мен­ни­ка­ми отплыл в Афри­ку: хотел, чтобы и народ согла­сил­ся с новы­ми его пла­на­ми. (12) При­чи­ны этой вне­зап­ной пере­ме­ны тогда не были ясны, но его неиз­мен­ная до глу­бо­кой ста­ро­сти⁷⁴ вер­ность Риму свиде­тель­ст­ву­ет о том, что дей­ст­во­вал он очень обду­ман­но. (13) Магон, кото­ро­му Газ­д­ру­бал вер­нул кораб­ли, отплыл в Гадес; осталь­ное вой­ско, бро­шен­ное сво­и­ми вождя­ми, частью пере­ки­ну­лось к непри­я­те­лю, частью рас­се­я­лось по бли­жай­шим горо­дам; отряда, замет­но­го чис­лен­но­стью или сила­ми, нигде не соста­ви­лось.

(14) Таким обра­зом, под води­тель­ст­вом и ауспи­ци­я­ми Сци­пи­о­на кар­фа­ге­няне были изгна­ны из Испа­нии на четыр­на­дца­том году⁷⁵ после нача­ла вой­ны, на пятом — после того, как Сци­пи­он при­нял эту про­вин­цию и вой­ско. (15) Вско­ре Силан, доло­жив, что вой­на окон­че­на, воз­вра­тил­ся в Тарра­кон к Сци­пи­о­ну.

17. (1) Сци­пи­он отпра­вил в Рим бра­та Луция со мно­ги­ми знат­ны­ми плен­ни­ка­ми и вестью о том, что Испа­ния вновь поко­ре­на. (2) Радост­ная тол­па пре­воз­но­си­ла этот подвиг, и толь­ко один чело­век — тот, кто его совер­шил, — не удо­вле­тво­рен­ный сво­ей сла­вой и сво­ей дея­тель­но­стью, счи­тал поко­ре­ние Испа­нии делом ничтож­ным по срав­не­нию с тем, на что наде­я­лась его вели­кая душа. (3) Он уже созер­цал сла­ву, во всей пол­но­те осе­няв­шую его, поко­ри­те­ля Афри­ки и вели­ко­го Кар­фа­ге­на.

(4) Он решил, что ему надо все под­гото­вить и обес­пе­чить себе рас­по­ло­же­ние царей и пле­мен. Для нача­ла заду­мал он испы­тать царя Сифа­ка. (5) Это был царь масе­су­ли­ев⁷⁶. Они оби­та­ют по сосед­ству с мав­ра­ми, пря­мо напро­тив той части Испа­нии, где нахо­дит­ся Новый Кар­фа­ген. (6) В то вре­мя Сифак был с кар­фа­ге­ня­на­ми в сою­зе. (7) Пола­гая, что у это­го царя свя­тость дого­во­ров не в боль­шем поче­те, чем вооб­ще у вар­ва­ров, чья вер­ность зави­сит от удач­ли­во­сти союз­ни­ка, Сци­пи­он послал к Сифа­ку для пере­го­во­ров Гая Лелия с подар­ка­ми. (8) Вар­вар им обра­до­вал­ся, и так как рим­ля­нам тогда всюду вез­ло, а у кар­фа­ге­нян в Ита­лии дела были пло­хи, в Испа­нии же ника­ких дел не было, он согла­сил­ся вой­ти в друж­бу с рим­ля­на­ми, но заявил, что скре­пит ее клят­вой толь­ко при лич­ном свида­нии с их вождем. (9) Лелий, полу­чив от царя толь­ко заве­ре­ния, что Сци­пи­о­ну будет обес­пе­че­на без­опас­ность, вер­нул­ся в Тарра­кон. (10) Сци­пи­о­ну, думав­ше­му о поко­ре­нии Афри­ки, Сифак был очень нужен: он вла­дел бога­тей­шим кра­ем, знал кар­фа­ге­нян по сво­е­му бое­во­му опы­ту, а цар­ство его отде­ле­но было от Испа­нии с.337 толь­ко узким про­ли­вом. (11) Сци­пи­он решил, что сто­ит отва­жить­ся на эту опас­ную поезд­ку, ина­че он ниче­го бы не добил­ся; чтобы охра­нять Испа­нию, он в Тарра­коне оста­вил Луция Мар­ция, а в Новом Кар­фа­гене Мар­ка Сила­на, быст­ро при­шед­ше­го туда с вой­ском из Тарра­ко­на. (12) Вме­сте с Гаем Лели­ем он отбыл из Ново­го Кар­фа­ге­на с дву­мя квин­кве­ре­ма­ми; море было спо­кой­но, шли боль­шей частью на вес­лах, ино­гда с лег­ким попу­т­ным вет­ром, и при­бы­ли в Афри­ку. (13) По слу­чай­но­сти в этот же самый день Газ­д­ру­бал, выгнан­ный из Испа­нии, вошел с семью три­ре­ма­ми в ту же гавань и бро­сил здесь якорь. (14) Он заме­тил две несо­мнен­но вра­же­ские квин­кве­ре­мы; пока они были еще в откры­том море, пуний­цы, вос­поль­зо­вав­шись чис­лен­ным пре­вос­ход­ством, мог­ли бы их захва­тить, но толь­ко зря под­ня­ли пере­по­лох: сол­да­ты и моря­ки хва­та­ли ору­жие, гото­ви­ли кораб­ли к бою, но все это ока­за­лось ни к чему: (15) уси­лив­ший­ся ветер при­вел квин­кве­ре­мы в гавань рань­ше, чем кар­фа­ге­няне успе­ли под­нять яко­ря. (16) Тем все и кон­чи­лось — зате­вать бой в цар­ской гава­ни никто не посмел. Пер­вым выса­дил­ся Газ­д­ру­бал, потом Сци­пи­он и Лелий — они шли к царю.

18. (1) Сифа­ку это зре­ли­ще пока­за­лось вели­ко­леп­ным (да оно и было таким): вожди двух могу­ще­ст­вен­ней­ших в то вре­мя наро­дов при­шли к нему в один и тот же день искать его друж­бы. (2) Он при­гла­сил обо­их и, так как судь­бе было угод­но све­сти их под одним кро­вом, у одно­го оча­га, попы­тал­ся втя­нуть их в раз­го­вор, кото­рым раз­ре­ши­лась бы их враж­да. (3) Сци­пи­он заявил, что у него нет ника­кой лич­ной нена­ви­сти к Пуний­цу, чтобы о ней гово­рить, а вести с непри­я­те­лем пере­го­во­ры о делах государ­ст­вен­ных он без пове­ле­ния сена­та не может. (4) Тогда царь стал уго­ва­ри­вать Сци­пи­о­на хотя бы ото­бедать у него вме­сте с дру­гим гостем, чтобы не пока­за­лось, что кто-то не допу­щен к сто­лу. Сци­пи­он согла­сил­ся; (5) они вме­сте обеда­ли у царя — Сци­пи­он и Газ­д­ру­бал — и даже воз­ле­жа­ли на одном ложе, как того хоте­лось царю. (6) Так обхо­ди­те­лен был Сци­пи­он, так непри­нуж­ден­но вел бесе­ду, что рас­по­ло­жил к себе не толь­ко Сифа­ка, вар­ва­ра, не зна­ко­мо­го с рим­ской вос­пи­тан­но­стью, но и злей­ше­го сво­его вра­га; (7) Газ­д­ру­бал гово­рил, что при лич­ной встре­че Сци­пи­он еще силь­ней изу­мил его, чем на поле боя. (8) Пуни­ец не сомне­вал­ся, что Сифак и его цар­ство уже скло­не­ны под власть рим­лян — Сци­пи­он так умел рас­по­ла­гать к себе людей! (9) И кар­фа­ге­ня­нам надо раз­мыш­лять не о том, поче­му они поте­ря­ли Испа­нию, а о том, как им удер­жать Афри­ку. (10) Ведь не путе­ше­ст­вия ради, не для про­гул­ки по пре­лест­но­му побе­ре­жью бро­са­ет про­слав­лен­ный пол­ко­во­дец рим­лян толь­ко что поко­рен­ную им про­вин­цию, бро­са­ет вой­ска, пере­прав­ля­ет­ся с дву­мя кораб­ля­ми в Афри­ку, зем­лю вра­же­скую, вве­ря­ет свою жизнь царю, чья вер­ность еще не испы­та­на, — нет, он дела­ет это, пото­му что леле­ет надеж­ду поко­рить Афри­ку. (11) Сци­пи­он с.338 ведь и рань­ше об этом поду­мы­вал и откры­то роп­тал, что он не вою­ет в Афри­ке, как Ган­ни­бал в Ита­лии.

(12) Сци­пи­он заклю­чил дого­вор с Сифа­ком и отплыл из Афри­ки; его швы­ря­ло из сто­ро­ны в сто­ро­ну в откры­том море бур­ны­ми вет­ра­ми, но на чет­вер­тый день он при­был в гавань Ново­го Кар­фа­ге­на.

19. (1) Испа­нию боль­ше не бес­по­ко­и­ла Пуни­че­ская вой­на, одна­ко было ясно, что жите­ли неко­то­рых горо­дов, созна­вая свою вину, сохра­ня­ли спо­кой­ст­вие ско­рее из стра­ха, чем из вер­но­сти. И самы­ми круп­ны­ми из них и самы­ми вино­ва­ты­ми были горо­да Или­тур­гис и Касту­лон⁷⁷. (2) Касту­лон был в сою­зе с рим­ля­на­ми в пору их бла­го­по­лу­чия; когда же вой­ско обо­их Сци­пи­о­нов было уни­что­же­но и пол­ко­вод­цы уби­ты, оба горо­да пере­ки­ну­лись к кар­фа­ге­ня­нам; жите­ли Или­тур­ги­са доба­ви­ли к измене и пре­ступ­ле­ние: они пере­би­ли рим­лян, кото­рые после пора­же­ния укры­лись у них. (3) Жесто­ко нака­зать эти горо­да сра­зу по при­бы­тии Сци­пи­о­на, когда Испа­ния еще коле­ба­лась, было бы спра­вед­ли­во, но небла­го­ра­зум­но; (4) теперь, когда все уже успо­ко­и­лось, наста­ло вре­мя карать. Сци­пи­он послал Луция Мар­ция с третью вой­ска из Тарра­ко­на оса­ждать Касту­лон, а сам с осталь­ным вой­ском после пяти­днев­но­го пути подо­шел к Или­тур­ги­су. (5) Ворота были на запо­ре; все было под­готов­ле­но для борь­бы с оса­ждаю­щи­ми. Объ­яв­лять вой­ну не при­шлось — горо­жане и сами зна­ли, чего заслу­жи­ли.

(6) Сци­пи­он обра­тил­ся к сол­да­там. Испан­цы, ска­зал он, запер­ли перед вами ворота и тем пока­за­ли, что им есть чего боять­ся; сра­жать­ся с ними будут оже­сто­чен­нее, чем с кар­фа­ге­ня­на­ми; (7) мы на кар­фа­ге­нян не в гне­ве и сра­жа­ем­ся с ними за власть и сла­ву; или­тур­гий­цев же нака­зы­ваем за веро­лом­ство, жесто­кость и зло­дей­ство. (8) При­шло вре­мя ото­мстить за гнус­ное изби­е­ние наших сорат­ни­ков, за ловуш­ку, в кото­рую они попа­ли, зане­сен­ные сюда бег­ст­вом. Пусть оста­нет­ся в веках суро­вый при­мер, чтобы никто нико­гда не осме­лил­ся обидеть рим­ско­го граж­да­ни­на или вои­на, даже уни­жен­но­го судь­бой.

(9) Сол­дат вооду­ше­ви­ла речь пол­ко­во­д­ца; розда­ли лест­ни­цы выбран­ным из каж­до­го мани­пу­ла; вой­ско разде­ли­ли — поло­ви­ной коман­до­вал теперь легат Лелий; на при­ступ пошли сра­зу с двух сто­рон. (10) А горо­жан при­зы­вал к стой­кой защи­те их горо­да не какой-нибудь пол­ко­во­дец, не несколь­ко пред­во­ди­те­лей. Соб­ст­вен­ный страх, порож­ден­ный созна­ни­ем их вины. (11) Они пом­ни­ли и напо­ми­на­ли друг дугу: враг хочет не победы себе, а нака­за­ния им. Там, где смерть ожи­да­ет каж­до­го, важ­но толь­ко одно — как погиб­нуть: в бою ли, где про­тив­ни­ки в рав­ных усло­ви­ях, а победи­тель и побеж­ден­ный могут поме­нять­ся судь­бой, (12) или же после боя — в сожжен­ном и раз­ру­шен­ном горо­де в цепях, под плетьми, сре­ди уни­же­ний и мук, на гла­зах захва­чен­ных непри­я­те­лем жен и детей.

с.339 (13) Поэто­му сра­жа­лись не толь­ко взрос­лые муж­чи­ны; с ними были и жен­щи­ны и дети, с нежен­ской, недет­ской силой и сме­ло­стью они пода­ва­ли ору­жие сра­жаю­щим­ся, под­но­си­ли кам­ни укреп­ля­ю­щим сте­ны. (14) Под угро­зой была не толь­ко сво­бо­да, мысль о кото­рой вос­пла­ме­ня­ет муже­ст­вен­ные серд­ца, — каж­дый пред­став­лял себе и жесто­кие пыт­ки, и позор­ную смерть. (15) И люди сра­жа­лись с таким жаром, что сол­дат, поко­рив­ших всю Испа­нию, не раз отго­ня­ла от стен моло­дежь одно­го горо­да в этом бою, мало почет­ном для рим­лян. (16) Сци­пи­он испу­гал­ся: попыт­ки его без­успеш­ны; непри­я­тель крепнет духом, а его сол­да­ты теря­ют муже­ство, и он решил, что ему само­му надо при­нять уча­стие в этих опас­ных попыт­ках; выбра­нив сво­их мало­душ­ных сол­дат, он велел при­не­сти лест­ни­цы: дру­гие пусть мед­лят — он под­ни­мет­ся сам. (17) Под­вер­га­ясь нема­лой опас­но­сти⁷⁸, он подо­шел к стене — тут сре­ди сол­дат, испу­гав­ших­ся за сво­его пол­ко­во­д­ца, под­нял­ся крик: к сте­нам повсюду ста­ли при­став­лять лест­ни­цы; Лелий пошел на при­ступ с дру­гой сто­ро­ны. (18) Горо­жане были слом­ле­ны, их бой­цы сбро­ше­ны вниз, сте­ны заня­ты победи­те­ля­ми; в этом пере­по­ло­хе взя­та была и кре­пость — при­чем как раз с той сто­ро­ны, где выгляде­ла непри­ступ­ной.

20. (1) У рим­лян во вспо­мо­га­тель­ных отрядах были пере­беж­чи­ки-афри­кан­цы; они виде­ли, что горо­жане охра­ня­ют те участ­ки сте­ны, кото­рым явно гро­зит опас­ность, (2) а рим­ляне под­хо­дят к стене там, где мог­ли напасть; самая же высо­кая часть горо­да, при­кры­вае­мая очень высо­кой ска­лой, совер­шен­но не укреп­ле­на, и ее никто не защи­ща­ет. (3) Худо­ща­вые и при­выч­но про­вор­ные, они, захва­тив с собой желез­ные косты­ли, взби­ра­лись по ска­ле, цеп­ля­ясь за все ее высту­пы; (4) где она очень кру­та и глад­ка, там через неболь­шие про­ме­жут­ки вби­ва­ли косты­ли, кото­рые слу­жи­ли сту­пень­ка­ми. Пере­д­ние, под­тя­ги­вая рукой иду­щих сза­ди, послед­ние, под­дер­жи­вая иду­щих впе­ре­ди, взо­шли на вер­ши­ну. (5) Оттуда они с кри­ком сбе­жа­ли в город, уже взя­тый рим­ля­на­ми. (6) Город явно оса­жда­ли гнев и нена­висть: нико­го не бра­ли в плен, никто и не вспо­ми­нал о добы­че, хотя все было настежь; уби­ва­ли под­ряд всех: воору­жен­ных и без­оруж­ных, жен­щин и муж­чин; жесто­кий гнев не уга­ша­ли даже мла­ден­цы. (7) Под­жи­га­ли дома, раз­ру­ша­ли то, что не горе­ло; уни­что­жить следы горо­да, сте­реть даже память о нем — вот чего хоте­лось рим­ля­нам.

(8) Оттуда Сци­пи­он повел вой­ско к Касту­ло­ну; этот город защи­ща­ли собрав­ши­е­ся там испан­цы и остат­ки раз­би­то­го и рас­се­ян­но­го кар­фа­ген­ско­го вой­ска. (9) Слух о раз­гро­ме Или­тур­ги­са обо­гнал Сци­пи­о­на; ужас и отча­я­ние охва­ти­ли касту­лон­цев. (10) Раз­ли­чие инте­ре­сов, забота толь­ко о себе, пре­не­бре­же­ние к соседу, тай­ные подо­зре­ния, а потом и откры­тые раз­но­гла­сия при­ве­ли к раз­ры­ву меж­ду кар­фа­ге­ня­на­ми и испан­ца­ми. (11) Испан­ца­ми пред­во­ди­тель­ст­во­вал Кер­ду­бел, откры­то сове­то­вав­ший с.340 сдать­ся; началь­ни­ком пуний­ских вспо­мо­га­тель­ных отрядов был Гимиль­кон; Кер­ду­бел, тай­но зару­чив­шись сло­вом Сци­пи­о­на, выдал их и весь город рим­ля­нам. (12) Эта победа была не такой кро­ва­вой: и вина касту­лон­цев была не столь вели­ка, и доб­ро­воль­ная сда­ча смяг­чи­ла гнев победи­те­лей.

21. (1) После того Сци­пи­он послал Мар­ция поко­рить и под­чи­нить вла­сти Рима не до кон­ца еще укро­щен­ных вар­ва­ров, а сам вер­нул­ся в Новый Кар­фа­ген, чтобы испол­нить обет, дан­ный богам, и устро­ить в память отца и дяди гла­ди­а­тор­ские игры. (2) Гла­ди­а­то­ры были не такие, каких обыч­но наби­ра­ют лани­сты⁷⁹: не куп­лен­ные на рын­ке рабы и не те сво­бод­ные, что тор­гу­ют сво­ей кро­вью. (3) Всту­па­ли в поеди­нок по доб­рой воле, и пла­ты здесь не пола­га­лось. Одних посла­ли царь­ки — явить при­мер доб­ле­сти, при­су­щей их пле­ме­ни; (4) дру­гие вызва­лись сами из рас­по­ло­же­ния к вождю; третьих рев­ность или про­ти­во­бор­ство побуж­да­ли вызвать сопер­ни­ка или не отка­зать­ся от вызо­ва. (5) Те, кто не мог или не хотел мир­но покон­чить спор­ное дело, уго­ва­ри­ва­лись решить его мечом: победи­тель полу­чит то, о чем спо­ри­ли. (6) Кор­бис и Орсуя, двою­род­ные бра­тья, люди не из про­стых, а извест­ные и знат­ные, оба при­тя­за­ли на гла­вен­ство в горо­де Иби­се и объ­яви­ли, что будут бить­ся. (7) Кор­бис был стар­ше; отец Орсуи толь­ко что был гла­вой горо­да — он полу­чил это гла­вен­ство от стар­ше­го бра­та после его смер­ти.

(8) Сци­пи­он хотел разо­брать­ся в их деле и успо­ко­ить раз­гне­ван­ных, но оба отве­ти­ли, что уже отка­за­ли в посред­ни­че­стве сво­им роди­чам; никто из богов и людей, кро­ме Мар­са, их не рас­судит. (9) Стар­ший был силь­нее, млад­ший — цве­ту­щий юно­ша; оба пред­по­чи­та­ли уме­реть, лишь бы не под­чи­нить­ся дру­го­му. Раз­нять одер­жи­мых было невоз­мож­но; удру­чаю­щее зре­ли­ще пока­за­ло собрав­ше­му­ся вой­ску, как пагуб­на жаж­да вла­сти. (10) Стар­ший, опыт­ный и уверт­ли­вый, лег­ко одо­лел глу­по­го юнца. После гла­ди­а­тор­ских поедин­ков даны были погре­баль­ные игры, какие мож­но было дать на день­ги про­вин­ции и с лагер­ным осна­ще­ни­ем.

22. (1) Меж­ду тем лега­ты дела­ли свое дело: Мар­ций пере­шел реку Бетис (мест­ные жите­ли назы­ва­ют ее Кер­тис⁸⁰), два бога­тых горо­да сда­лись ему без боя. (2) Город Аста­па⁸¹ все­гда дер­жал сто­ро­ну Кар­фа­ге­на, но раз­дра­жа­ло рим­лян не это — вой­на к чему не при­нудит, — а какая-то осо­бен­ная нена­висть его жите­лей к Риму. (3) Не так этот город был рас­по­ло­жен, не так укреп­лен, чтобы его защи­щен­ность поощ­ря­ла жите­лей к дер­зо­сти, но при­рож­ден­ная склон­ность к раз­бою побуж­да­ла их делать набе­ги на соседей — союз­ни­ков Рима; ловить бро­дя­щих сол­дат, вой­ско­вую обслу­гу, куп­цов. (4) Доро­ги тут были опас­ны­ми; даже боль­шой обоз горо­жане, устро­ив заса­ду, окру­жи­ли и пере­би­ли.

(5) Вой­ско гото­ви­лось оса­ждать город; горо­жане, созна­вая свои пре­ступ­ле­ния и боясь сдать­ся тако­му гроз­но­му вра­гу, но не с.341 наде­ясь ни на свое ору­жие, ни на свои сте­ны, реши­ли посту­пить страш­но, по-дикар­ски: (6) отве­ли на фору­ме место, снес­ли туда самое цен­ное иму­ще­ство, поса­ди­ли на эту кучу жен и детей, накида­ли вокруг дров и вяза­нок хво­ро­ста; (7) затем отда­ли при­каз пяти­де­ся­ти воору­жен­ным юно­шам: пусть они, пока исход бит­вы не ясен, охра­ня­ют здесь это иму­ще­ство и тех, кто им доро­же иму­ще­ства. (8) Если же пой­мут, что враг выиг­ры­ва­ет, что город будет вот-вот взят, то пусть зна­ют, что все, кого они сей­час видят иду­щи­ми в бит­ву, встре­тят смерть в бою, (9) а их закли­на­ют все­ми бога­ми, выш­ни­ми и под­зем­ны­ми, пом­нить о сво­бо­де, кото­рой сего­дня слав­ной ли смер­тью, позор­ным ли раб­ст­вом будет поло­жен конец, и ниче­го не оста­вить сви­реп­ству вра­га. (10) Меч и огонь — в их руках, так пусть луч­ше дру­же­ские и вер­ные руки истре­бят то, что обре­че­но гибе­ли, пусть ничто не доста­нет­ся вра­гу на глум­ле­ние. (11) Уве­ще­ва­ния завер­ша­лись гроз­ным про­кля­ти­ем тем, кого надеж­да или мало­ду­шие отвра­тят от при­ня­то­го реше­ния.

Рас­пах­ну­ли ворота и с гром­ким кри­ком стре­ми­тель­но стро­ем вынес­лись из горо­да. (12) Про­тив ворот не было выстав­ле­но надеж­ных кара­у­лов, ведь нико­му и в голо­ву не при­хо­ди­ло, что горо­жане осме­лят­ся вый­ти из сво­их стен; вра­га встре­ти­ли несколь­ко кон­ных отрядов и лег­ко­во­ору­жен­ные вои­ны, спеш­но вызван­ные из лаге­ря. (13) Сра­же­ние шло бес­по­рядоч­но, но лихим и ярост­ным было напа­де­ние; всад­ни­ки, пер­вы­ми встре­тив­шие непри­я­те­ля, были отбро­ше­ны. Это испу­га­ло лег­ко­во­ору­жен­ных; сра­же­ние дока­ти­лось до само­го вала, если бы леги­о­ны, сила и цвет вой­ска, быст­ро не выров­ня­ли строй. (14) Нача­лось смя­те­ние: враг в сле­пом неистов­стве кидал­ся навстре­чу смер­ти; ста­рые сол­да­ты стой­ко сопро­тив­ля­лись безум­но­му натис­ку: уби­вая пере­д­них, они оста­но­ви­ли напор непри­я­те­ля. (15) Чуть поз­же рим­ляне попы­та­лись перей­ти в наступ­ле­ние, но, видя, что никто не отсту­па­ет, что каж­дый из вра­гов решил уме­реть на том месте, где сто­ит, они раз­дви­ну­ли строй (при их мно­го­чис­лен­но­сти это было нетруд­но), обо­гну­ли флан­ги вра­га и, окру­жив, пере­би­ли всех до еди­но­го.

23. (1) Но здесь в пылу сра­же­ния и по пра­ву вой­ны уби­ва­ли разъ­ярен­ных вра­гов, толь­ко что нала­див­ших, а теперь ока­зы­вав­ших воору­жен­ное сопро­тив­ле­ние; (2) ужас­ной была дру­гая бой­ня — в горо­де. Тут свои же сограж­дане изби­ва­ли без­оруж­ных и без­за­щит­ных жен­щин и детей; в пылаю­щий костер бро­са­ли часто еще живых; пото­ки кро­ви гаси­ли про­би­ваю­ще­е­ся пла­мя. Нако­нец, устав от это­го горест­но­го изби­е­ния, юно­ши сами, как были, с ору­жи­ем, бро­си­лись пря­мо в пла­мя. (3) Тут как раз появи­лись победи­те­ли-рим­ляне. Увидав столь страш­ное зре­ли­ще, они сна­ча­ла остол­бе­не­ли, (4) но вот в груде про­чих вещей блес­ну­ло золо­то и сереб­ро; по при­род­ной чело­ве­че­ской жад­но­сти сол­да­ты хоте­ли выхва­тить его из огня; одних охва­ти­ло пла­мя, с.342 дру­гих опа­ли­ло жаром кост­ра; отой­ти было некуда — сза­ди напи­ра­ла огром­ная тол­па. (5) Так огнем и мечом истреб­лен был город Аста­па, и рим­ляне ничем не пожи­ви­лись. Осталь­ные горо­да это­го края в стра­хе сда­лись Мар­цию, и он при­вел победо­нос­ное вой­ско назад в Кар­фа­ген к Сци­пи­о­ну.

(6) В эти же дни при­шли пере­беж­чи­ки из Гаде­са: они обе­ща­ли, что пре­да­дут рим­ля­нам город, а так­же кар­фа­ген­ский гар­ни­зон с его началь­ни­ком и с фло­том. (7) Магон после бег­ства задер­жал­ся в Гаде­се, при­вел туда кораб­ли, нахо­див­ши­е­ся в Оке­ане, и с помо­щью Ган­но­на, тамош­не­го началь­ни­ка, набрал на афри­кан­ском побе­ре­жье, и по бли­жай­шим местам Испа­нии зна­чи­тель­ные отряды вспо­мо­га­тель­ных войск. (8) Дого­во­рен­ность с пере­беж­чи­ка­ми была скреп­ле­на клят­ва­ми, и Мар­ций с когор­та­ми лег­ко­во­ору­жен­ных, а Лелий с семью три­ре­ма­ми и одной квин­кве­ре­мой были отправ­ле­ны вести, дей­ст­вуя сооб­ща, мор­скую и сухо­пут­ную вой­ну.

24. (1) Сци­пи­он опас­но забо­лел; мол­ва пре­уве­ли­чи­ла опас­ность (каж­дый к тому, что услы­шал, что-то еще добав­лял по свой­ст­вен­ной людям стра­сти наме­рен­но разду­вать слу­хи) — взвол­но­ва­лась вся про­вин­ция, и осо­бен­но ее даль­ние обла­сти. (2) Сколь­ко бед­ст­вий, умри Сци­пи­он, пере­жи­ла бы Испа­ния, если от пустых раз­го­во­ров под­ня­лась такая буря. (3) Союз­ни­ки не сохра­ни­ли вер­но­сти, вой­ско забы­ло о дол­ге. Ман­до­ний и Инди­би­лис, уже мнив­шие себя по изгна­нии кар­фа­ге­нян царя­ми Испа­нии, обма­ну­лись в сво­их надеж­дах. (4) Одна­ко они под­ня­ли лаце­та­нов⁸², сво­их сто­рон­ни­ков, и кельт­ибер­скую моло­дежь и — как вра­ги — опу­сто­ши­ли зем­ли свес­се­та­нов и седе­та­нов⁸³, рим­ских союз­ни­ков.

(5) Дру­гой мятеж — граж­дан­ский — воз­ник в рим­ском лаге­ре под Сукро­ном⁸⁴. Там нахо­ди­лось восемь тысяч сол­дат, охра­няв­ших пле­ме­на, живу­щие по сю сто­ро­ну Ибе­ра. (6) Вол­не­ния нача­лись еще рань­ше, чем до сол­дат дошли смут­ные слу­хи о болез­ни Сци­пи­о­на. Дли­тель­ное без­де­лье, как водит­ся, поро­ди­ло рас­пу­щен­ность; сол­да­там, при­вык­шим во вра­же­ской стране жить, не стес­няя себя, жизнь без вой­ны пока­за­лась скуд­ной. (7) Сна­ча­ла раз­го­во­ры велись вти­хо­мол­ку: если в про­вин­ции идет вой­на, то что же им делать сре­ди зами­рен­ных пле­мен? А если вой­на окон­че­на и про­вин­ция поко­ре­на, поче­му их не отправ­ля­ют в Ита­лию? (8) Жало­ва­нья тре­бо­ва­ли с наг­ло­стью, не подо­баю­щей вои­нам; кара­уль­ные гром­ко руга­ли три­бу­нов, обхо­див­ших посты; неко­то­рые ночью выхо­ди­ли погра­бить мир­ных соседей, а под конец и днем откры­то покида­ли лагерь без отпус­ка. (9) Не воен­ный порядок, не пра­ви­ла, не рас­по­ря­же­ния началь­ства — все вер­ши­ли сол­дат­ская при­хоть и про­из­вол. (10) Облик рим­ско­го лаге­ря все-таки сохра­нял­ся, хотя лишь в одном: сол­да­ты, рас­счи­ты­вая, что три­бу­ны зара­зят­ся безу­ми­ем и ста­нут их соучаст­ни­ка­ми в непо­ви­но­ве­нии и мяте­же, не пре­пят­ст­во­ва­ли им тво­рить с.343 суд на глав­ной пло­ща­ди лаге­ря, спра­ши­ва­ли у них пароль и шли, как поло­же­но, в кара­ул. (11) Отняв у коман­ди­ров власть, они, сами рас­по­ря­жа­ясь, сохра­ня­ли види­мость послу­ша­ния.

(12) Мятеж раз­ра­зил­ся, когда три­бу­ны ста­ли уко­рять сол­дат за про­ис­хо­див­шее и попы­та­лись им вос­про­ти­вить­ся; сол­да­ты поня­ли, что три­бу­ны заод­но с ними не будут, (13) и выгна­ли их сна­ча­ла с глав­ной пло­ща­ди, а вско­ре и вовсе из лаге­ря. С обще­го согла­сия сол­да­ты вру­чи­ли власть зачин­щи­кам мяте­жа про­стым сол­да­там Гаю Аль­бию из Кал и Гаю Атрию, умбрий­цу. (14) А те, не доволь­ст­ву­ясь отли­чи­я­ми три­бун­ско­го зва­ния, дерз­ну­ли при­сво­ить себе зна­ки выс­шей вла­сти: фас­ки и топо­ры; им не при­шло в голо­ву, что роз­ги и топо­ры, кото­рые нес­ли перед ними на страх дру­гим, гро­зят им самим — их голо­вам и спи­нам. (15) Пона­прас­ну пове­рив в смерть Сци­пи­о­на, они в ослеп­ле­нии не сомне­ва­лись, что, как толь­ко мол­ва о ней раз­не­сет­ся по всей Испа­нии, вспыхнет вой­на. (16) При таком смя­те­нии, счи­та­ли они, мож­но и тре­бо­вать от союз­ни­ков денег, и гра­бить бли­жай­шие горо­да — в общем бес­по­ряд­ке, когда вся­кий готов на вся­кое, им все сой­дет с рук.

25. (1) Жда­ли, вот-вот при­дут све­жие вести не толь­ко о смер­ти, но даже о похо­ро­нах Сци­пи­о­на. Никто, одна­ко, не появ­лял­ся, пустые слу­хи зати­ха­ли; ста­ли доис­ки­вать­ся, кто пустил их пер­вый. (2) Все отре­ка­лись — каж­дый хотел пока­зать, что ниче­го тако­го он не выду­мы­вал, а толь­ко попу­сту пове­рил дру­гим; гла­ва­ри мяте­жа сами убра­ли зна­ки сво­ей при­зрач­ной вла­сти и с ужа­сом дума­ли о насто­я­щей, закон­ной, кото­рая им гро­зит. (3) Мятеж зага­сал: вер­ные люди при­но­си­ли изве­стия сна­ча­ла о том, что Сци­пи­он жив, потом, что он даже здо­ров, и тут семь воен­ных три­бу­нов при­бы­ли от само­го Сци­пи­о­на. (4) Сол­да­ты сна­ча­ла встре­ти­ли их враж­деб­но, потом успо­ко­и­лись, видя, как лас­ко­во раз­го­ва­ри­ва­ют три­бу­ны со зна­ко­мы­ми им вои­на­ми. (5) Три­бу­ны сна­ча­ла обхо­ди­ли палат­ки, а затем на глав­ной пло­ща­ди лаге­ря, видя, как сол­да­ты бесе­ду­ют, собрав­шись в круж­ки, обра­ти­лись к ним, не столь­ко обви­няя их, сколь­ко рас­спра­ши­вая, в чем при­чи­на их вне­зап­но­го гне­ва и воз­му­ще­ния. (6) Из тол­пы ста­ли кри­чать, что жало­ва­нье не выпла­чи­ва­ет­ся в срок, что имен­но их доб­ле­стью после гибе­ли обо­их войск и обо­их вое­на­чаль­ни­ков, после пре­ступ­ле­ния или­тур­гий­цев⁸⁵ спа­се­на честь рим­ско­го име­ни, удер­жа­на про­вин­ция их доб­ле­стью, но или­тур­гий­цы нака­за­ны, но нету того, кто отбла­го­да­рил бы сол­дат. (7) На эти жало­бы им отве­ти­ли, что прось­ба их спра­вед­ли­ва и будет доло­же­на Сци­пи­о­ну; что три­бу­ны рады, коль ско­ро не про­изо­шло худ­ше­го и непо­пра­ви­мо­го; что по мило­сти богов и Пуб­лий Сци­пи­он, и государ­ство могут их отбла­го­да­рить.

(8) Сци­пи­он при­вык к войне, но с мяте­жом дела еще не имел: он бес­по­ко­ил­ся, как бы не пере­шло вой­ско меру в пре­гре­ше­ни­ях, а он — в нака­за­ни­ях. (9) Сей­час он решил дей­ст­во­вать, с.344 как и вна­ча­ле, мяг­ко; разо­слав сбор­щи­ков по горо­дам, пла­тив­шим дань, он подал сол­да­там надеж­ду на близ­кую выпла­ту жало­ва­нья. (10) Вско­ре объ­яв­ле­но было и рас­по­ря­же­ние: явить­ся за жало­ва­ньем в Кар­фа­ген: всем вме­сте или порознь — как хотят. (11) Мятеж уга­сал уже сам по себе, конец ему поло­жен был тем, что испан­цы, собрав­ши­е­ся было вое­вать, успо­ко­и­лись: Ман­до­ний и Инди­би­лис, полу­чив­ши изве­стие, что Сци­пи­он жив, отка­за­лись от сво­его замыс­ла и вер­ну­лись домой. (12) Никто — ни граж­дане, ни чуже­зем­цы — не под­дер­жал бы теперь безум­ную затею мятеж­ни­ков. (13) Они пере­бра­ли вся­кие воз­мож­но­сти и реши­ли, что самое вер­ное — отдать­ся на волю Сци­пи­о­на; он, конеч­но, раз­гне­ван, но не надо отча­и­вать­ся в его мило­сер­дии: он про­щал даже вра­гам, с кото­ры­ми вое­вал. (14) Ну а от их мяте­жа нико­му вреда не было; кро­ви не про­ли­то, жесто­ко­стей не совер­ше­но — нель­зя их жесто­ко нака­зы­вать: люди, оправ­ды­вая себя, быва­ют уди­ви­тель­но крас­но­ре­чи­вы. (15) Сол­да­ты коле­ба­лись, как им идти за жало­ва­ньем: отдель­ны­ми когор­та­ми или все вме­сте. Реши­ли идти всем вме­сте — так будет без­опас­нее.

26. (1) Как раз в те дни, когда они это обсуж­да­ли, шел совет в Новом Кар­фа­гене: (2) спо­ри­ли, нака­зать ли толь­ко гла­ва­рей мяте­жа (их было не боль­ше трид­ца­ти пяти) или за подав­шую гнус­ный при­мер изме­ну — это ведь боль­ше чем мятеж — пока­рать мно­гих. (3) Победи­ло реше­ние более мяг­кое: огра­ни­чить­ся нака­за­ни­ем глав­ных винов­ни­ков, осталь­ным хва­тит пори­ца­ния. (4) Совет рас­пу­сти­ли — собран он был буд­то бы для того, чтобы обсудить, как быть с Ман­до­ни­ем и Инди­би­ли­сом. Вой­ску, сто­яв­ше­му в Новом Кар­фа­гене, веле­но было высту­пить с запа­сом про­до­воль­ст­вия на несколь­ко дней; (5) семь три­бу­нов, кото­рые рань­ше при­хо­ди­ли в Сукрон успо­ка­и­вать мятеж­ни­ков, теперь были посла­ны навстре­чу мятеж­но­му вой­ску, им сооб­щи­ли име­на (каж­до­му по пять имен) глав­ных зачин­щи­ков, (6) кото­рых сле­до­ва­ло через надеж­ных людей лас­ко­во при­гла­сить в гости, напо­ить допья­на и уснув­ших свя­зать.

(7) Мятеж­ни­ки были уже неда­ле­ко от Ново­го Кар­фа­ге­на, когда от встреч­ных услы­ша­ли, что на сле­дую­щий день все вой­ско во гла­ве с Мар­ком Сила­ном отправ­ля­ет­ся в область лаце­та­нов⁸⁶. Это изве­стие не толь­ко изба­ви­ло их от стра­ха, тай­но жив­ше­го в их серд­цах, но и чрез­вы­чай­но обра­до­ва­ло: Сци­пи­он, дума­лось им, остал­ся один, и не они, а он ока­жет­ся в их вла­сти. (8) Солн­це уже сади­лось, когда они, вой­дя в город, увиде­ли дру­гое вой­ско, гото­вя­ще­е­ся высту­пить в доро­гу. (9) Их встре­ти­ли нароч­но состав­лен­ной речью: они при­шли кста­ти и обра­ду­ют коман­дую­ще­го сво­им при­хо­дом, так как дру­гое вой­ско вот-вот уйдет; пусть они пока под­кре­пят­ся и отдох­нут. (10) По при­ка­зу три­бу­нов надеж­ные люди при­гла­си­ли в гости гла­ва­рей мяте­жа и без вся­ко­го шума схва­ти­ли и свя­за­ли их. (11) Перед рас­све­том стал выез­жать обоз вой­ска, буд­то бы отправ­ля­ю­ще­го­ся с.345 в путь; вой­ско дви­ну­лось на рас­све­те, но у ворот было задер­жа­но, и ко всем воротам направ­ле­ны были часо­вые, чтобы никто не мог вый­ти из горо­да.

(12) Сол­дат, при­шед­ших нака­нуне, созва­ли на сход­ку; они сбе­жа­лись на форум к три­бу­на­лу⁸⁷ с видом наг­лым, рас­счи­ты­вая еще при­пуг­нуть выкри­ка­ми. (13) Коман­дую­щий взо­шел на три­бу­нал, и тут же воору­жен­ные сол­да­ты, ото­зван­ные от ворот, подой­дя сза­ди, окру­жи­ли без­оруж­ную тол­пу. (14) Вся наг­лость исчез­ла; мятеж­ни­ки при­зна­ва­лись потом: ничто так их не испу­га­ло, как здо­ро­вый цвет лица Сци­пи­о­на (они-то дума­ли, он истом­лен болез­нью) и выра­же­ние его лица: они не пом­ни­ли, чтобы оно быва­ло таким даже перед боем.

(15) Сци­пи­он сидел мол­ча, пока не воз­ве­сти­ли, что гла­ва­ри мяте­жа при­веде­ны на форум и все при­готов­ле­но.

27. (1) Гла­ша­тай велел всем замол­чать, и Сци­пи­он начал: «Нико­гда я не думал, что не буду знать, как обра­тить­ся к мое­му вой­ску; (2) я, прав­да, боль­ше дей­ст­во­вал, а не упраж­нял­ся в речах, но, живя почти с дет­ства сре­ди сол­дат, я хоро­шо осво­ил­ся с воин­ским духом. (3) Не могу при­ду­мать, как гово­рить с вами, не нахо­жу слов, не знаю, каким име­нем я дол­жен вас назы­вать. (4) Граж­дане? Вы изме­ни­ли сво­е­му оте­че­ству. Вои­ны? Вы отверг­ли власть и ауспи­ции началь­ни­ка; вы попра­ли свя­тость при­ся­ги. Вра­ги? Узнаю фигу­ры, лица, одеж­ду, весь облик моих сограж­дан; вижу дела, сло­ва, замыс­лы, настро­е­ния вра­гов. (5) Вы хоте­ли того же, чего илер­ге­ты и лаце­та­ны, наде­я­лись на то, на что и они. Но они пошли за Инди­би­ли­сом и Ман­до­ни­ем, за людь­ми цар­ст­вен­но­го досто­ин­ства, а вы вру­чи­ли власть и пра­во ауспи­ций умбрий­цу Атрию и Аль­бию из Кал. (6) Ска­жи­те, что не все вы это­го хоте­ли, что обе­зу­ме­ли и буше­ва­ли немно­гие, и я охот­но тому пове­рю: если бы все вой­ско было винов­но, какие потре­бо­ва­лись бы иску­пи­тель­ные жерт­вы!

(7) Я неохот­но каса­юсь этих ран, но изле­чить их мож­но, толь­ко ощу­пав. Кар­фа­ге­няне изгна­ны из Испа­нии, и нигде по всей про­вин­ции, думал я, (8) не най­ти чело­ве­ка, кото­ро­му жизнь моя была бы нена­вист­на: я вел себя не толь­ко с союз­ни­ка­ми, но и с вра­га­ми не так, чтобы меня нена­виде­ли. (9) И вот в моем лаге­ре — как оши­бал­ся я в сво­их мыс­лях! — слух о моей смер­ти при­ни­ма­ют с удо­воль­ст­ви­ем: ее ждут не дождут­ся. (10) Не думаю, чтобы это злое чув­ство испы­ты­ва­ли все, — если бы я пове­рил, что все мое вой­ско жела­ло моей смер­ти, я тут же на гла­зах у вас умер бы: зачем жить мне, если мои сограж­дане и сол­да­ты меня нена­видят? (11) Вся­кая тол­па, одна­ко, похо­жа на море: оно непо­движ­но, но его могут вско­лых­нуть и лег­кий вете­рок, и ура­ган; так и у вас: то все было спо­кой­но на серд­це, а то вдруг буря — вино­ва­ты во всем те, с кого нача­лось это безу­мие, вы им зара­зи­лись и поте­ря­ли разум. (12) По-мое­му, вы и сего­дня не пони­ма­е­те, до чего дошли вы в сво­ем безу­мии, как с.346 вино­ва­ты пере­до мной, перед роди­ной, перед сво­и­ми роди­те­ля­ми и детьми, перед бога­ми, свиде­те­ля­ми вашей при­ся­ги, перед воин­ским обы­ча­ем и воен­ным поряд­ком пред­ков, перед вели­чи­ем выс­шей вла­сти.

(13) Не гово­рю о себе: вы вовсе не жаж­да­ли моей смер­ти и толь­ко по лег­ко­мыс­лию на нее рас­счи­ты­ва­ли; да нако­нец нече­го удив­лять­ся, что сол­да­там надо­е­ло быть под коман­до­ва­ни­ем тако­го чело­ве­ка, как я. Но в чем про­ви­ни­лась перед вами отчиз­на, что вы согла­си­лись пре­дать ее, дей­ст­вуя заод­но с Инди­би­ли­сом и Ман­до­ни­ем? (14) Чем вино­ват рим­ский народ, что от три­бу­нов, избран­ных народ­ным голо­со­ва­ни­ем, вы ото­бра­ли власть, отда­ли ее част­ным лицам? Мало это­го: рим­ское вой­ско отда­ло фас­ки сво­его коман­дую­ще­го людям, у кото­рых нико­гда не было даже раба, кото­рым коман­до­вать. (15) В палат­ке вое­на­чаль­ни­ка рас­по­ло­жи­лись Аль­бий и Атрий; сиг­на­лы тру­би­ли от них; о паро­ле справ­ля­лись у них. Они сиде­ли на три­бу­на­ле Пуб­лия Сци­пи­о­на, им при­слу­жи­вал лик­тор; перед ними раз­дви­га­ли тол­пу, нес­ли фас­ки и топо­ры. (16) Камен­ный дождь, мол­нию, что-нибудь пора­зив­шую, рож­де­ние стран­ных зве­ре­ны­шей вы счи­та­е­те зло­ве­щи­ми пред­зна­ме­но­ва­ни­я­ми. Так вот оно — злое пред­зна­ме­но­ва­ние, кото­рое не отвра­тить ника­ки­ми жерт­ва­ми, ника­ки­ми молеб­ст­ви­я­ми — толь­ко кро­вью тех, кто дерз­нул на подоб­ное пре­ступ­ле­ние.

28. (1) И вот, хотя вся­кое пре­ступ­ле­ние без­рас­чет­но, мне все же хоте­лось бы знать, в чем был замы­сел ваше­го без­бож­но­го зло­де­я­ния? На что вы рас­счи­ты­ва­ли? (2) Когда-то один леги­он был отправ­лен охра­нять Регий; сол­да­ты пере­би­ли город­скую знать и десять лет хозяй­ни­ча­ли в бога­том горо­де⁸⁸. (3) За это пре­ступ­ле­ние весь леги­он — четы­ре тыся­чи чело­век — был обез­глав­лен на рим­ском фору­ме⁸⁹. (4) А пред­во­ди­те­лем их был не умбри­ец Атрий (имя зло­ве­щее!)⁹⁰, не то сол­дат, не то тор­го­вец при вой­ске, а Деций Вибел­лий, воен­ный три­бун, и они не объ­еди­ни­лись с вра­га­ми рим­ско­го наро­да — с Пирром или сам­ни­та­ми и лукан­ца­ми. (5) Вы сго­ва­ри­ва­лись с Инди­би­ли­сом и Ман­до­ни­ем и соби­ра­лись идти вое­вать вме­сте с ними. (6) Кам­пан­цы⁹¹ дума­ли, что они веч­но будут жить в Капуе, отня­той ими у ста­рых ее оби­та­те­лей, этрус­ков; мамер­тин­цы — в Мес­сане⁹², в Сици­лии; тот леги­он — в Регии, но никто из них не соби­рал­ся тре­во­жить вой­ной ни рим­ский народ, ни союз­ни­ков рим­ско­го наро­да. (7) Или соби­ра­е­тесь вы посе­лить­ся в Сукроне? Да если бы я, пол­ко­во­дец, зами­рив­ши про­вин­цию, уехал отсюда, оста­вив вас здесь, вам при­шлось бы взы­вать и к богам, и к людям, — вам не было бы воз­вра­та к вашим женам и детям. (8) Вы, прав­да, выбро­си­ли из сер­дец ваших память и о них, и об отчизне, и обо мне; я хочу про­следить, как дошли вы до ваше­го пре­ступ­но­го реше­ния, не вполне же безум­но­го. (9) Я жив, цело вой­ско, с кото­рым я в один день взял Новый Кар­фа­ген, с кото­рым наго­ло­ву раз­бил с.347 и про­гнал из Испа­нии четы­ре кар­фа­ген­ских вой­ска с их пред­во­ди­те­ля­ми⁹³, — и вы, восемь тысяч чело­век, — все вы сто́ите, конеч­но, мень­ше, чем Аль­бий и Атрий, кото­рым вы под­чи­ни­лись, — или вы наде­я­лись вырвать у рим­ско­го наро­да Испа­нию, его про­вин­цию? (10) Что́ я? Вы обиде­ли меня толь­ко тем, что сра­зу пове­ри­ли, буд­то я умер. (11) А если бы я уми­рал, раз­ве со мною поги­ба­ло бы и государ­ство, раз­ве со мной пред­сто­я­ло бы рух­нуть могу­ще­ству рим­ско­го наро­да? Да не попу­стит все­мо­гу­щий Юпи­тер, чтобы город, кото­рый воля богов созда­ла веч­ным⁹⁴, ока­зал­ся таким же брен­ным, как это мое смерт­ное тело. (12) Фла­ми­ний, Павел, Гракх, Посту­мий Аль­бин, Марк Мар­целл, Тит Квинк­ций Кри­спин, Гней Фуль­вий, мои Сци­пи­о­ны, пусть все эти слав­ные пол­ко­вод­цы погиб­ли в одной войне, но рим­ский народ есть и будет, а умрут еще тыся­чи: одни от меча, дру­гие от болез­ни, — но раз­ве со мною похо­ро­ни­ли бы и государ­ство? (13) Вы сами здесь, в Испа­нии, когда оба пол­ко­во­д­ца — мой отец и дядя — были уби­ты, пору­чи­ли Сеп­ти­му Мар­цию вести вас про­тив недав­них победи­те­лей — кар­фа­ге­нян. Но зачем я это гово­рю, раз­ве Испа­ния оста­лась бы без вождя? (14) Раз­ве нету Мар­ка Сила­на, при­слан­но­го в Испа­нию и обле­чен­но­го теми же пра­ва­ми и той же вла­стью, что я? Раз­ве нету лега­тов — мое­го бра­та Луция Сци­пи­о­на и Гая Лелия, — кото­рые посто­я­ли бы за вели­чие рим­ской дер­жа­вы? (15) Мож­но ли срав­нить вой­ско с вой­ском, вождей с вождя­ми — и по досто­ин­ству, и по делу, кото­ро­му они слу­жат? И будь вы силь­нее, вы под­ня­ли бы ору­жие про­тив отчиз­ны, про­тив сограж­дан? Захо­те­ли бы, чтобы Ита­ли­ей рас­по­ря­жа­лась Афри­ка, а Кар­фа­ген — Горо­дом рим­лян? Чем обиде­ла вас отчиз­на?

29. (1) Корио­ла­на неко­гда неспра­вед­ли­вый суд и горест­ная ссыл­ка заста­ви­ли пой­ти на отчиз­ну⁹⁵, но вер­ность семье не поз­во­ли­ла совер­шить пре­ступ­ле­ние про­тив роди­ны. (2) Что вам не дава­ло покоя? Печаль? Гнев? По болез­ни вое­на­чаль­ни­ка жало­ва­нье на несколь­ко дней задер­жа­ли — доста­точ­ная при­чи­на, чтобы объ­явить вой­ну отчизне, чтобы изме­нить рим­ско­му наро­ду и при­со­еди­нить­ся к илер­ге­там, чтобы над­ру­гать­ся над всем — боже­ским и чело­ве­че­ским? (3) Да, вои­ны, вы дей­ст­ви­тель­но обе­зу­ме­ли, моя телес­ная болезнь была не силь­нее той, что овла­де­ла ваши­ми ума­ми. (4) Страш­но пред­ста­вить себе, о чем дума­ли люди, на что наде­я­лись, чего хоте­ли? Да будет все это, если воз­мож­но, смы­то забве­ни­ем, а если невоз­мож­но — покры­то мол­ча­ни­ем.

(5) Моя речь, конеч­но, пока­за­лась вам горь­кой и страш­ной. Пони­ма­е­те ли, насколь­ко ваши дела страш­ней моих слов? И по-ваше­му, мне сле­ду­ет тер­пе­ли­во сне­сти все, что вы натво­ри­ли, а вам не сле­ду­ет выне­сти даже рас­ска­за об этом? (6) Хва­тит, одна­ко, упре­ков. Забудь­те их так­же лег­ко, как забу­ду я. (7) Вы все, каю­щи­е­ся в сво­их ошиб­ках, нака­за­ны доста­точ­но, но с.348 Аль­бий из Кал, Атрий-умбри­ец и дру­гие зачин­щи­ки мяте­жа смо­ют кро­вью свое пре­ступ­ле­ние. (8) А вас, если вы обра­зу­ми­лись, зре­ли­ще их каз­ни не огор­чит, а даже обра­ду­ет: ни с кем не посту­пи­ли они так жесто­ко, так по-вра­же­ски, как с вами».

(9) Едва он дого­во­рил, как внес­ли при­готов­лен­ные орудия каз­ни: страш­но было смот­реть, страш­но слу­шать. (10) Вой­ско, окру­жав­шее сход­ку, уда­ри­ло меча­ми в щиты; гла­ша­тай назвал име­на осуж­ден­ных реше­ни­ем сове­ща­ния. (11) Их наги­ми выта­щи­ли на середи­ну и пока­за­ли все орудия каз­ни: осуж­ден­ных при­вя­за­ли к стол­бу, высек­ли роз­га­ми и обез­гла­ви­ли топо­ра­ми. При­сут­ст­во­вав­шие ока­ме­не­ли от стра­ха: не толь­ко не разда­лось голо­са про­тив жесто­ко­сти каз­ни; не было слыш­но ни вздо­ха. (12) Тела убра­ли, место очи­сти­ли; воен­ные три­бу­ны поимен­но выкли­ка­ли сол­дат: те повто­ря­ли за Сци­пи­о­ном сло­ва при­ся­ги и полу­ча­ли свое жало­ва­нье. Таков был конец и исход мяте­жа в Сукроне.

30. (1) В это вре­мя Ган­нон, пре­фект⁹⁶ Маго­на, отправ­лен­ный из Гаде­са с неболь­шим отрядом афри­кан­цев, дошел до реки Бетис и, соблаз­няя испан­цев пла­той, набрал и воору­жил четы­ре тыся­чи юно­шей. (2) Его выгнал из лаге­ря Луций Мар­ций; в сума­то­хе схват­ки Ган­нон поте­рял боль­шин­ство сол­дат, а неко­то­рые погиб­ли при бег­стве, когда кон­ни­ца пре­сле­до­ва­ла рас­се­яв­ших­ся; сам Ган­нон с несколь­ки­ми людь­ми бежал.

(3) Пока это про­ис­хо­ди­ло на реке Бетис, Лелий про­шел с фло­том через про­лив в Оке­ан и при­стал у Кар­теи. Это город на бере­гу Оке­а­на, там, где сра­зу за узким про­хо­дом откры­ва­ет­ся море⁹⁷. (4) Гадес, как мы уже гово­ри­ли, рим­ляне рас­счи­ты­ва­ли взять без боя⁹⁸: это обе­ща­ли люди, при­хо­див­шие из горо­да в рим­ский лагерь, но Магон, вовре­мя узнав об измене, схва­тил пре­да­те­лей и пору­чил пре­то­ру⁹⁹ Адгер­ба­лу отвез­ти их в Кар­фа­ген. (5) Адгер­бал поса­дил заго­вор­щи­ков на квин­кве­ре­му и отпра­вил ее впе­ред (она идет мед­лен­нее три­ре­мы), а сам с восе­мью три­ре­ма­ми шел за ней на неболь­шом рас­сто­я­нии. (6) Квин­кве­ре­ма уже вхо­ди­ла в про­лив, когда Лелий, тоже на квин­кве­ре­ме, выхо­дил с семью три­ре­ма­ми из кар­тей­ской гава­ни; он сра­зу напал на Адгер­ба­ла и его три­ре­мы, пра­виль­но рас­счи­ты­вая, что квин­кве­ре­ма, схва­чен­ная в про­ли­ве быст­рым тече­ни­ем, не смо­жет повер­нуть вспять. (7) Пуний­ца эта неожи­дан­ная встре­ча при­ве­ла на корот­кий миг в заме­ша­тель­ство, плыть ли за квин­кве­ре­мой или повер­нуть на вра­га. (8) Это про­мед­ле­ние лиши­ло его воз­мож­но­сти уйти от сра­же­ния. Рас­сто­я­ние меж­ду вра­га­ми уже сокра­ти­лось до пере­ле­та дро­ти­ка. Рим­ляне напа­да­ли со всех сто­рон, а вол­ны меша­ли управ­лять кораб­ля­ми. Насто­я­щей мор­ской бит­вы не было: ничто не зави­се­ло от воли людей, их искус­ства, их замыс­ла. (9) Все было во вла­сти при­ро­ды про­ли­ва: греб­цы на кораб­лях про­тив­ни­ков напрас­но боро­лись с тече­ни­ем; убе­гаю­щий корабль пово­ра­чи­ва­ло водо­во­ротом назад и нес­ло на победи­те­лей; пре­сле­до­ва­те­ля, попав­ше­го про­тив тече­ния, с.349 обра­ща­ло вспять, как бег­ле­ца. (10) Корабль, кото­рый ста­рал­ся про­бить носом вра­же­ский корабль, вне­зап­но ока­зы­вал­ся повер­нут в сто­ро­ну и сам полу­чал удар; дру­гой, было под­ста­вив­ший­ся непри­я­те­лю, вдруг кру­то пово­ра­чи­вал­ся к нему носом.

(11) Сра­же­ни­ем меж­ду три­ре­ма­ми управ­лял слу­чай, и никто не полу­чил пере­ве­са, но квин­кве­ре­ма рим­лян, то ли более тяже­лая и устой­чи­вая, то ли луч­ше управ­ля­е­мая более мно­го­чис­лен­ны­ми греб­ца­ми, лег­че про­во­див­ши­ми ее сквозь водо­во­роты, пото­пи­ла две три­ре­мы, а у третьей, про­но­сясь мимо, снес­ла все вес­ла. (12) Она догна­ла бы и уни­что­жи­ла и осталь­ные три­ре­мы, но Адгер­бал под­нял пару­са и увел остав­ши­е­ся пять кораб­лей в Афри­ку.

31. (1) Лелий вер­нул­ся в Кар­тею победи­те­лем и тут услы­шал о том, что про­изо­шло в Гаде­се: изме­на рас­кры­та, заго­вор­щи­ки отправ­ле­ны в Кар­фа­ген; надеж­ды рух­ну­ли. (2) Он послал гон­ца к Луцию Мар­цию: нече­го зря терять вре­мя, сидя под Гаде­сом, надо вер­нуть­ся к Сци­пи­о­ну. Через несколь­ко дней оба вер­ну­лись в Новый Кар­фа­ген. (3) С их отбы­ти­ем Магон, кото­ро­го угне­тал страх перед напа­де­ни­ем с моря и суши, вздох­нул сво­бод­но, а услы­шав о вос­ста­нии илер­ге­тов, даже воз­на­де­ял­ся воз­вра­тить Кар­фа­ге­ну Испа­нию. (4) Он послал к кар­фа­ген­ско­му сена­ту гон­цов, чтобы те, вся­че­ски пре­уве­ли­чив важ­ность и мяте­жа леги­о­не­ров в лаге­ре рим­лян, и отпа­де­ния их союз­ни­ков, про­си­ли бы при­слать под­мо­гу, чтобы с нею мож­но было вос­ста­но­вить заве­щан­ную отца­ми власть над Испа­ни­ей.

(5) Ман­до­ний и Инди­би­лис, вер­нув­шись в свои вла­де­ния, сиде­ли до поры тихо и жда­ли, чем кон­чит­ся дело о мяте­же: если рим­ским граж­да­нам отпу­стят вину, то, вер­но, отпу­стят и им. (6) Когда же разо­шлась мол­ва о жесто­кой каз­ни, оба царь­ка реши­ли, что за свою вину и они поне­сут такое же нака­за­ние. (7) Они вновь при­зва­ли к ору­жию сво­их сопле­мен­ни­ков, объ­еди­ни­лись с преж­ни­ми союз­ни­ка­ми и с пехотой в два­дцать тысяч чело­век и дву­мя с поло­ви­ной тыся­ча­ми всад­ни­ков всту­пи­ли в область седе­та­нов¹⁰⁰, где сто­я­ли лаге­рем рань­ше, в нача­ле вос­ста­ния.

32. (1) Сци­пи­он выпла­тил жало­ва­нье всем под­ряд — и вино­ва­тым, и неви­нов­ным, мило­сти­во глядел на всех, со все­ми мило­сти­во раз­го­ва­ри­вал и лег­ко вновь заво­е­вал серд­ца сол­дат. (2) Преж­де чем дви­нуть­ся из Ново­го Кар­фа­ге­на, он созвал сход­ку и обру­шил­ся на веро­лом­ство вос­став­ших царь­ков. (3) Он идет нака­зать это пре­ступ­ле­ние, заявил Сци­пи­он, на душе у него лег­ко, и настро­е­ние совсем иное, чем было еще недав­но, когда он ста­рал­ся обра­зу­мить сво­их сограж­дан. (4) Тогда он слов­но вон­зил меч в соб­ст­вен­ное серд­це: он пла­кал и сто­нал, когда трид­цать чело­век сво­ей жиз­нью иску­пи­ли лег­ко­мыс­лие или вину вось­ми тысяч¹⁰¹. Теперь он идет бить илер­ге­тов. (5) Они уро­жен­цы не его стра­ны и ничем с ним не свя­за­ны; узы друж­бы, с.350 его с ними соеди­няв­шие, они сами разо­рва­ли сво­им пре­ступ­ле­ни­ем.

(6) «А в сво­ем вой­ске, — не гово­ря о том, что оно состо­ит толь­ко из граж­дан, союз­ни­ков и лати­нов, — я не вижу (это меня осо­бен­но тро­га­ет) ни одно­го сол­да­та, кото­ро­го бы не при­вел из Ита­лии либо мой дядя Гней Сци­пи­он (он был пер­вым рим­ля­ни­ном, при­шед­шим в эту про­вин­цию), либо мой отец, кон­сул, либо я сам. (7) Все вы при­вык­ли к име­ни Сци­пи­о­нов, к их ауспи­ци­ям, и я хотел бы при­ве­сти вас на роди­ну, на три­умф, вами заслу­жен­ный. И вы под­дер­жи­те меня при выбо­рах в кон­су­лы, как если бы дело шло о поче­сти, общей для нас.

(8) Что каса­ет­ся нынеш­не­го похо­да, то счи­тать его вой­ной — зна­чит не пом­нить, что свер­ше­но вами рань­ше. Магон, сбе­жав­ший с несколь­ки­ми кораб­ля­ми за край зем­ли, на ост­ров, омы­вае­мый Оке­а­ном¹⁰², тре­во­жит меня, ей-ей, боль­ше: (9) он кар­фа­ген­ский вое­на­чаль­ник, а с ним — пусть и малое — пуний­ское вой­ско. А тут — раз­бой­ни­ки и гла­ва­ри раз­бой­ни­ков; опу­сто­шить зем­лю соседей, сжечь их дома, угнать их скот — на это у них сил хва­та­ет, но пра­виль­ное сра­же­ние и бое­вой строй не для них: они будут бить­ся, рас­счи­ты­вая боль­ше на про­вор­ство в бег­стве, чем на свое ору­жие. (10) Я решил пода­вить илер­ге­тов преж­де, чем уда­люсь из Испа­нии, не пото­му, что они опас­ны и там все­гда может вспых­нуть вой­на. (11) Преж­де все­го, нель­зя оста­вить без­на­ка­зан­ным такое пре­ступ­ное отпа­де­ние; нель­зя, чтобы гово­ри­ли, буд­то в про­вин­ции, зами­рен­ной бла­го­да­ря доб­ле­сти и уда­че, остав­лен враг. (12) Итак, с помо­щью богов пой­дем не то чтобы вести вой­ну (сра­жать­ся мы будем не с рав­ным про­тив­ни­ком), а нака­зы­вать него­дя­ев».

33. (1) Закон­чив эту речь, Сци­пи­он при­ка­зал сол­да­там гото­вить­ся к зав­траш­не­му выступ­ле­нию; через десять дней он дошел до реки Ибер, и на чет­вер­тый день после пере­хо­да через реку рас­по­ло­жил­ся лаге­рем на виду у вра­га. (2) Перед лаге­рем была поля­на, окру­жен­ная гора­ми. В эту доли­ну Сци­пи­он, желая раз­за­до­рить вар­ва­ров, велел при­гнать скот, у них же по боль­шей части и угнан­ный, а в помощь погон­щи­кам послал копей­щи­ков. (3) Бит­ва нача­лась с их выла­зок, (4) и Сци­пи­он велел Лелию уда­рить на вра­га с кон­ни­цей, при­та­ив­шей­ся пока за отро­гом горы — отрог этот был очень кста­ти. Ничто не задер­жа­ло сра­же­ния. Испан­цы бро­си­лись к скоту, заме­чен­но­му изда­ли, копей­щи­ки бро­си­лись на испан­цев, заня­тых добы­чей: (5) сна­ча­ла они наве­ли страх дро­ти­ка­ми; затем бро­си­ли это лег­кое ору­жие, кото­рым ско­рее драз­нят вра­га, чем реша­ют бит­ву, обна­жи­ли мечи и схва­ти­лись с непри­я­те­лем вру­ко­паш­ную. Исход сра­же­ния пехо­тин­цев оста­вал­ся сомни­тель­ным, пока не подо­спе­ли кон­ни­ки: (6) они не толь­ко смя­ли иду­ще­го на них вра­га; неко­то­рые, обо­гнув холм, окру­жи­ли испан­цев; уби­то было боль­ше, чем обыч­но быва­ет в лег­ких схват­ках.

с.351 (7) Пора­же­ние не умень­ши­ло муже­ства вар­ва­ров, а толь­ко рас­па­ли­ло их гнев. Не желая казать­ся поби­ты­ми, они на сле­дую­щий день с рас­све­том вышли в бое­вом строю. (8) Узкая, как было ска­за­но, доли­на не мог­ла вме­стить все вой­ско; вся кон­ни­ца и око­ло двух тре­тей пехоты при­гото­ви­лись к бою; осталь­ная пехота сто­я­ла на склоне хол­ма. (9) Сци­пи­он решил, что такое место ему выгод­но; во-пер­вых, рим­ля­нин будет сра­жать­ся в тес­но­те, пожа­луй, луч­ше, чем испа­нец; во-вто­рых, непри­я­те­лю при­дет­ся раз­вер­ты­вать все свои силы там, где они раз­ме­стить­ся не смо­гут. И Сци­пи­он при­нял новое реше­ние: (10) ему не удаст­ся в такой тес­нине поста­вить кон­ни­цу за флан­га­ми, а испан­цам их кон­ни­ца, постав­лен­ная в долине вме­сте с пехотой, будет бес­по­лез­на. (11) Он при­ка­зал Лелию про­ве­сти всад­ни­ков по хол­мам как мож­но неза­мет­нее, окру­жить доли­ну и не вме­ши­вать­ся в сра­же­ние пехо­тин­цев. (12) Сам он всю пехоту обра­тил на вра­га, впе­ре­ди поста­вил четы­ре когор­ты: раз­вер­нуть строй шире он не мог.

(13) Сра­же­ние Сци­пи­он начал неза­мед­ли­тель­но, чтобы испан­цы в пылу боя не заме­ти­ли всад­ни­ков, шед­ших через хол­мы. Вра­ги поня­ли, что обой­де­ны, толь­ко услы­шав сза­ди шум кон­ной бит­вы. (14) Шло два раз­ных сра­же­ния: вдоль всей рав­ни­ны бились пехота с пехотой и кон­ни­ца с кон­ни­цей.

(15) У испан­цев ни пеший не мог помочь кон­но­му, ни кон­ный пеше­му: пехо­тин­цы, лег­ко­мыс­лен­но завя­зав­шие бой на рав­нине, пола­га­ясь на кон­ни­цу, гиб­ли; всад­ни­ки были окру­же­ны и не мог­ли усто­ять ни про­тив напи­рав­шей спе­ре­ди рим­ской пехоты — испан­ская вся полег­ла, ни про­тив кон­ни­цы, тес­нив­шей их с тыла. Они дол­го отби­ва­лись, не сле­зая с коней, кото­рых поста­ви­ли в круг, и были все до одно­го пере­би­ты. Из испан­ских всад­ни­ков и пехо­тин­цев, сра­жав­ших­ся в этой долине, в живых не оста­лось ни одно­го. (16) Третья часть пехоты, сто­яв­шая на хол­ме и спо­кой­но наблюдав­шая за бит­вой, но в ней не участ­во­вав­шая, бежа­ла: было для это­го и место, и вре­мя. (17) Сре­ди бежав­ших были и сами царь­ки, в сума­то­хе забла­говре­мен­но выскольз­нув­шие из окру­же­ния.

34. (1) В тот же день взя­ли испан­ский лагерь, кро­ме про­чей добы­чи там было захва­че­но око­ло трех тысяч чело­век. (2) Рим­лян и союз­ни­ков пало в этом сра­же­нии око­ло тыся­чи двух­сот чело­век, ране­ных было боль­ше трех тысяч. Победа сто­и­ла бы мень­шей кро­ви, если бы сра­жа­лись на месте более откры­том, откуда лег­ко было бы бежать.

(3) Инди­би­лис забро­сил свои воен­ные пла­ны и решил, что самое вер­ное в его бед­ст­вен­ном поло­же­нии — обра­тить­ся к уже испы­тан­но­му вели­ко­ду­шию Сци­пи­о­на и его чест­но­сти. (4) Он отпра­вил к нему сво­его бра­та Ман­до­ния, кото­рый, при­пав к коле­ням Сци­пи­о­на, обви­нил во всем роко­вое безу­мие вре­ме­ни: слов­но какая-то чум­ная зара­за лиши­ла рас­суд­ка не толь­ко илер­ге­тов с.352 и лаце­та­нов, но и рим­ских сол­дат в их лаге­ре. (5) И для него, Ман­до­ния, и для его бра­та, и для их пле­ме­ни все сей­час зави­сит от Сци­пи­о­на: захо­чет он, и они воз­вра­тят ему жизнь, от него, Пуб­лия Сци­пи­о­на, и полу­чен­ную¹⁰³; или же, два­жды им спа­сен­ные, навек посвя­тят жизнь ему одно­му. (6) Рань­ше, не зная, сколь Сци­пи­он вели­ко­ду­шен, они в сво­ем деле пола­га­лись лишь на себя, теперь вся их надеж­да на мило­сер­дие победи­те­ля.

(7) У рим­лян было ста­рин­ным пра­ви­лом: народ, с кото­рым не было ни скреп­лен­но­го дого­во­ром сою­за, ни друж­бы на рав­ных усло­ви­ях, счи­тать сдав­шим­ся и зами­рен­ным, толь­ко когда он выдаст все боже­ское и чело­ве­че­ское, при­шлет залож­ни­ков, отдаст ору­жие и когда по его горо­дам поста­вят рим­ские гар­ни­зо­ны. (8) Сци­пи­он, осы­пав упре­ка­ми при­сут­ст­ву­ю­ще­го Ман­до­ния и отсут­ст­ву­ю­ще­го Инди­би­ли­са, ска­зал, что они погу­би­ли себя — и поде­лом — сво­им зло­де­я­ни­ем, но оста­нут­ся жить по его и наро­да рим­ско­го мило­сти; (9) он не отни­мет у них ору­жия и не потре­бу­ет залож­ни­ков — ведь он не из тех, кто боит­ся вос­ста­ния, пусть себе вла­де­ют ору­жи­ем и будут спо­кой­ны. (10) Не над невин­ны­ми залож­ни­ка­ми будет при слу­чае он сви­реп­ст­во­вать, но над сами­ми винов­ни­ка­ми отпа­де­ния; он будет нака­зы­вать не без­оруж­но­го, а воору­жен­но­го вра­га. А тем, кто на себе испы­тал пре­врат­ность судь­бы, он пред­ла­га­ет выбор: бла­го­склон­ность рим­лян или их гнев. (11) Сци­пи­он отпу­стил Ман­до­ния, потре­бо­вав толь­ко денег, чтобы выпла­тить сол­да­там жало­ва­нье; (12) сам же, отпра­вив Мар­ция в Даль­нюю Испа­нию и послав­ши Сила­на назад в Тарра­кон, задер­жал­ся на несколь­ко дней, пока илер­ге­ты отсчи­та­ли потре­бо­ван­ную от них сум­му, а затем с лег­ко­во­ору­жен­ным вой­ском после­до­вал за Мар­ци­ем, кото­рый при­бли­жал­ся уже к Оке­а­ну.

35. (1) Пере­го­во­ры с Маси­нис­сой, дав­но уже нача­тые, откла­ды­ва­лись по раз­ным при­чи­нам: нуми­ди­ец хотел увидеть­ся с самим Сци­пи­о­ном и скре­пить дого­во­рен­ность руко­по­жа­ти­ем; вот поче­му Сци­пи­о­ну потре­бо­вал­ся такой дол­гий круж­ной путь. (2) Маси­нис­са, нахо­дясь в Гаде­се и узнав от Мар­ция о при­бли­же­нии Сци­пи­о­на, стал жало­вать­ся, что лоша­ди на ост­ро­ве¹⁰⁴ пор­тят­ся, им недо­ста­ет само­го необ­хо­ди­мо­го, они не наеда­ют­ся досы­та и дру­гим живот­ным из-за них не хва­та­ет кор­ма, а кон­ни­ца его от без­де­лья ста­но­вит­ся никуда не год­ной. (3) Жало­бы эти побуди­ли Маго­на отпу­стить Маси­нис­су на мате­рик: пусть погра­бит бли­жай­шие испан­ские зем­ли. (4) Пере­пра­вив­шись, Маси­нис­са послал впе­ред трех нуми­дий­ских вождей дого­во­рить­ся о месте и вре­ме­ни пере­го­во­ров с тем, чтобы Сци­пи­он дво­их оста­вил при себе как залож­ни­ков. Третье­го Сци­пи­он отпу­стил при­ве­сти Маси­нис­су, куда ука­за­но; он и Маси­нис­са с немно­ги­ми сопро­вож­даю­щи­ми при­бы­ли для пере­го­во­ров. (5) Нуми­ди­ец и рань­ше, слу­шая о подви­гах Сци­пи­о­на, изум­лял­ся ему; он создал в душе сво­ей его образ, пре­крас­ный и вели­че­ст­вен­ный; (6) при с.353 виде его он почув­ст­во­вал почте­ние еще боль­шее: вели­ча­вость была у Сци­пи­о­на при­рож­ден­ной, отпу­щен­ные воло­сы ему шли; щеголь­ства в нем не было — облик его был обли­ком мужа и вои­на. (7) Он был в рас­цве­те сил; пере­не­сен­ная болезнь слов­но обно­ви­ла его и вер­ну­ла ему юность во всей ее пол­но­те и блес­ке.

(8) Нуми­ди­ец был сна­ча­ла оше­лом­лен, а затем стал бла­го­да­рить за сво­его пле­мян­ни­ка¹⁰⁵, гово­ря, что еще с того вре­ме­ни искал он слу­чая, како­го по мило­сти бес­смерт­ных богов и не упу­стил. (9) Он хочет слу­жить Сци­пи­о­ну и рим­ско­му наро­ду и помо­гать ему так рев­ност­но, как еще ни один ино­зе­мец; (10) он хотел это­го и рань­ше, но в Испа­нии, чужой, незна­ко­мой ему сто­роне, он ниче­го не мог; дру­гое дело, когда он ока­жет­ся у себя на родине, где рас­счи­ты­ва­ет уна­сле­до­вать отцов­ское цар­ство. (11) Если рим­ляне пошлют Сци­пи­о­на вое­на­чаль­ни­ком в Афри­ку, он наде­ет­ся, что Кар­фа­ге­ну ско­ро при­дет конец. (12) Сци­пи­он рад был и видеть его и слы­шать: он знал, что нуми­дий­цы Маси­нис­сы — глав­ная сила всей вра­же­ской кон­ни­цы, и видел, что у юно­ши душа нарас­паш­ку. Был заклю­чен союз, и Сци­пи­он отпра­вил­ся обрат­но в Тарра­кон; (13) Маси­нис­са с раз­ре­ше­ния рим­лян опу­сто­шил сосед­ние зем­ли, чтобы его отлуч­ка на мате­рик не каза­лась бес­смыс­лен­ной, и вер­нул­ся в Гадес.

36. (1) Магон отча­ял­ся в испан­ских делах, утра­тив надеж­ды, подан­ные ему сна­ча­ла мяте­жом в рим­ском лаге­ре, потом отпа­де­ни­ем Инди­би­ли­са, и соби­рал­ся пере­пра­вить­ся в Афри­ку, когда от кар­фа­ген­ско­го сена­та при­шел при­каз пере­бро­сить в Ита­лию флот, сто­яв­ший у Гаде­са, (2) и, набрав как мож­но боль­ше галль­ской и лигу­рий­ской моло­де­жи, соеди­нить­ся с Ган­ни­ба­лом: нель­зя допу­стить, чтобы вой­на, нача­тая так стре­ми­тель­но и так успеш­но, кон­чи­лась ничем. (3) Маго­ну доста­ви­ли день­ги из Кар­фа­ге­на, и сам он истре­бо­вал от гади­тан­цев сколь­ко мог: он огра­бил не толь­ко их каз­ну, но и хра­мы¹⁰⁶, заста­вил всех част­ных лиц выдать золо­то и сереб­ро.

(4) Магон шел вдоль бере­гов Испа­нии; выса­див неда­ле­ко от Ново­го Кар­фа­ге­на сол­дат и раз­гра­бив окрест­ные поля, он под­вел флот к горо­ду. (5) Сол­да­ты про­сиде­ли день на судах, а ночью были выса­же­ны на берег, и Магон повел их к той сто­роне сте­ны, овла­дев кото­рой рим­ляне в свое вре­мя взя­ли город¹⁰⁷. Он рас­счи­ты­вал, что город­ской гар­ни­зон слаб и что сре­ди горо­жан най­дут­ся люди, кото­рые, наде­ясь на пере­во­рот, нач­нут дей­ст­во­вать. (6) Меж­ду тем при­бе­жа­ли пере­пу­ган­ные гон­цы с изве­сти­ем: враг тут, поля гра­бят, сель­ские жите­ли бегут; (7) днем виде­ли флот, и, конеч­но, он стал перед горо­дом не без при­чин. Воору­жен­ные люди сто­я­ли нагото­ве за ворота­ми, обра­щен­ны­ми к откры­то­му морю и к лагуне¹⁰⁸.

(8) Когда вра­же­ские сол­да­ты впе­ре­меш­ку с мат­ро­са­ми нестрой­ной тол­пой подо­шли к стене, шумом воз­ме­щая нехват­ку сил, ворота вне­зап­но рас­кры­лись и оттуда с кри­ком выбе­жа­ли с.354 рим­ляне. (9) Вра­ги дрог­ну­ли при пер­вом же столк­но­ве­нии и от пер­вых же дро­ти­ков побе­жа­ли; их пре­сле­до­ва­ли до само­го бере­га, мно­гих уби­ли. (10) Если бы сто­яв­шие у бере­га кораб­ли не при­ня­ли пере­тру­сив­ших бег­ле­цов, никто бы не уце­лел в сра­же­нии и бег­стве. (11) В себя не при­шли и на кораб­лях: чтобы рим­ляне не ворва­лись на суда вме­сте с бежав­ши­ми, ста­ли уби­рать лест­ни­цы¹⁰⁹, рубить кон­цы и якор­ные кана­ты¹¹⁰, толь­ко бы не задер­жать­ся с отплы­ти­ем. (12) Мно­гие плыв­шие к кораб­лям, не раз­би­рая в тем­но­те, куда стре­мить­ся, чего избе­гать, погиб­ли жал­кой смер­тью. (13) На сле­дую­щий день Магон с фло­том бежал назад к Оке­а­ну; меж­ду сте­ной и бере­гом пере­би­то было око­ло вось­ми­сот чело­век и най­де­но око­ло двух тысяч щитов, мечей и дру­го­го ору­жия.

37. (1) Магон воз­вра­тил­ся к Гаде­су, но туда его не впу­сти­ли; тогда он, поста­вив свой флот у Ким­бии (это место неда­ле­ко от Гаде­са), послал в город гон­цов: (2) поче­му перед ним, союз­ни­ком и дру­гом, ворота закры­ты? Горо­жане оправ­ды­ва­лись тем, что сде­ла­но это было из стра­ха перед тол­пой, раз­дра­жен­ной гра­бе­жа­ми, кото­рые учи­ни­ли сол­да­ты, сошед­шие с кораб­лей. Магон выма­нил гади­тан­ских суф­е­тов¹¹¹ (выс­шее долж­ност­ное лицо у пуний­цев) и кве­сто­ра для пере­го­во­ров и велел их жесто­ко биче­вать и рас­пять. (3) Потом с кораб­ля­ми напра­вил­ся он к Пити­усе¹¹², ост­ро­ву, отсто­я­ще­му от мате­ри­ка миль на сто; тогда его насе­ля­ли пуний­цы. (4) Флот встре­ти­ли госте­при­им­но и не толь­ко щед­ро снаб­ди­ли про­до­воль­ст­ви­ем, но и попол­ни­ли вой­ско Маго­на воору­жен­ной моло­де­жью. Обод­рен­ный Магон отплыл к Бале­ар­ским ост­ро­вам — рас­сто­я­ние тут око­ло пяти­де­ся­ти миль¹¹³. (5) Бале­ар­ских ост­ро­вов два: один боль­ше, он бога­че ору­жьем, мужа­ми¹¹⁴; есть там и гавань, где Магон рас­счи­ты­вал спо­кой­но пере­зи­мо­вать: осень уже под­хо­ди­ла к кон­цу. (6) Флот, одна­ко, встре­ти­ли так враж­деб­но, слов­но оби­та­те­ли ост­ро­ва были рим­ляне. Пра­ща и сей­час — глав­ное мета­тель­ное ору­жие бале­ар­цев, а тогда они дру­го­го и не зна­ли; зато в обра­ще­нии с этим ору­жи­ем они пре­вос­хо­дят все дру­гие наро­ды. (7) На при­бли­жаю­щий­ся к ост­ро­ву флот посы­пал­ся такой густой град кам­ней, что Магон не осме­лил­ся вой­ти в гавань и повер­нул в откры­тое море (8) к мень­ше­му из Бале­ар­ских ост­ро­вов: он пло­до­ро­ден, но мужа­ми и ору­жи­ем не так силен. (9) Пуний­цы, выса­див­шись, ста­ли лаге­рем повы­ше гава­ни, в без­опас­ном месте; горо­дом овла­де­ли без сопро­тив­ле­ния; Магон набрал две тыся­чи вспо­мо­га­тель­но­го вой­ска и отпра­вил его в Кар­фа­ген; кораб­ли выта­щи­ли зимо­вать на сушу. (10) А гади­тан­цы, как толь­ко Магон ото­шел от их бере­гов, сда­лись рим­ля­нам.

38. (1) Вот что было свер­ше­но в Испа­нии под коман­до­ва­ни­ем Пуб­лия Сци­пи­о­на и при его ауспи­ци­ях. Он пере­дал про­вин­цию Луцию Лен­ту­лу и Луцию Ман­лию Аци­ди­ну¹¹⁵, а сам с деся­тью кораб­ля­ми вер­нул­ся в Рим. (2) Сенат при­нял его вне горо­да в с.355 хра­ме Бел­ло­ны; Сци­пи­он поведал, сколь­ко дано им сра­же­ний, сколь­ко горо­дов отнял он у вра­га, какие пле­ме­на под­чи­нил рим­ско­му наро­ду. (3) Он отпра­вил­ся в Испа­нию сра­жать­ся с четырь­мя вое­на­чаль­ни­ка­ми¹¹⁶, имея про­тив себя четы­ре победо­нос­ных вой­ска, сей­час он не оста­вил на испан­ской зем­ле ни одно­го кар­фа­ге­ня­ни­на. (4) За все, им свер­шен­ное, он наде­ет­ся полу­чить три­умф, но не домо­га­ет­ся его, посколь­ку извест­но, что до сего дня ни один чело­век, не зани­мав­ший еще долж­но­стей, три­ум­фа не полу­чал. (5) По окон­ча­нии сенат­ско­го заседа­ния Сци­пи­он вошел в Город¹¹⁷; он внес в каз­ну четыр­на­дцать тысяч три­ста сорок два фун­та сереб­ра в слит­ках и очень мно­го сереб­ря­ных денег.

(6) Выбо­ры кон­су­лов про­во­дил Луций Вету­рий Филон. Все цен­ту­рии при общем одоб­ре­нии про­воз­гла­си­ли кон­су­лом Пуб­лия Сци­пи­о­на. В сото­ва­ри­щи был ему дан Пуб­лий Лици­ний Красс, глав­ный пон­ти­фик. (7) Пере­да­ют, что за всю вой­ну на выбо­ры не соби­ра­лось столь­ко наро­да. (8) При­хо­ди­ли ото­всюду не толь­ко подать голос, но и посмот­реть на Сци­пи­о­на; тол­па сте­ка­лась и к его дому, и на Капи­то­лий, когда он при­но­сил в жерт­ву сот­ню быков, обе­щан­ных Юпи­те­ру в Испа­нии. (9) Все были уве­ре­ны, что как Гай Лута­ций окон­чил про­шлую вой­ну с Кар­фа­ге­ном, так и Пуб­ли­ций Сци­пи­он^[1] покон­чит с нынеш­ней, (10) и как выгнал он кар­фа­ге­нян из всей Испа­нии, так выго­нит их из Ита­лии; ему про­чи­ли коман­до­ва­ние в Афри­ке, слов­но с вой­ной в Ита­лии уже было покон­че­но. (11) В пре­то­ры были выбра­ны два пле­бей­ских эди­ла — Спу­рий Лукре­ций и Гней Окта­вий — и два част­ных лица — Гней Сер­ви­лий Цепи­он и Луций Эми­лий Пап. (12) На четыр­на­дца­том году вой­ны с Кар­фа­ге­ном [205 г.] в кон­суль­скую долж­ность всту­пи­ли Пуб­лий Кор­не­лий Сци­пи­он и Пуб­лий Лици­ний Красс. Кон­су­лам назна­че­ны были про­вин­ции: Красс усту­пил Сци­пи­о­ну Сици­лию без жере­бьев­ки, так как его, глав­но­го пон­ти­фи­ка, удер­жи­ва­ло в Ита­лии попе­че­ние о свя­щен­но­дей­ст­ви­ях. Красс полу­чил область брут­тий­цев. (13) Жере­бьев­кой рас­пре­де­ле­ны были обя­зан­но­сти меж­ду пре­то­ра­ми; город­ская пре­ту­ра доста­лась Сер­ви­лию; Ари­мин (так назы­ва­ли Гал­лию¹¹⁸) — Спу­рию Лукре­цию; Сици­лия — Луцию Эми­лию; Гнею Окта­вию — Сар­ди­ния.

(14) На Капи­то­лии¹¹⁹ собрал­ся сенат. Пуб­лий Сци­пи­он доло­жил о делах; сенат поста­но­вил: игры, кото­рые Сци­пи­он обе­щал дать во вре­мя сол­дат­ско­го мяте­жа в Испа­нии, пусть дает из тех денег, кото­рые он сам внес в каз­ну.

39. (1) Сци­пи­он пред­ста­вил сена­ту послов из Сагун­та. Самый стар­ший из них начал так: «Мы пре­тер­пе­ли тяг­чай­шие бед­ст­вия, отцы-сена­то­ры, лишь бы до кон­ца сохра­нить вам вер­ность. О сво­их бедах мы не скор­бим: ведь столь­ко доб­ро­го сде­ла­ли нам и вы, и ваши вое­на­чаль­ни­ки. (2) Ради нас вы нача­ли эту вой­ну и, начав, упор­но веде­те ее уже четыр­на­дца­тый год; вы неред­ко с.356 и сами ока­зы­ва­лись на краю гибе­ли, и кар­фа­ге­нян под­вер­га­ли такой же опас­но­сти. (3) В Ита­лии шла жесто­чай­шая вой­на с таким про­тив­ни­ком, как Ган­ни­бал, и вы все же отпра­ви­ли в Испа­нию вой­ско и кон­су­ла, слов­но затем, чтобы подо­брать облом­ки наше­го кораб­ле­кру­ше­ния. (4) Пуб­лий и Гней Кор­не­лии с того дня, как при­бы­ли в Испа­нию, не упус­ка­ли воз­мож­но­сти сде­лать что-нибудь нам на поль­зу, а нашим вра­гам во вред. (5) Преж­де все­го они воз­вра­ти­ли нам наш город¹²⁰; по всей Испа­нии они разо­сла­ли гон­цов разыс­ки­вать наших сограж­дан, рас­про­дан­ных в раб­ство, и воз­вра­ти­ли им сво­бо­ду. (6) Мы гото­вы были пове­рить, что зло­клю­че­ни­ям нашим конец, что вот оно, желан­ное сча­стье, когда Пуб­лий и Гней Сци­пи­о­ны, ваши вое­на­чаль­ни­ки, погиб­ли на горе нам, едва ли не боль­ше, чем вам.

(7) Из даль­них мест вер­ну­лись мы на ста­рое пепе­ли­ще, каза­лось, лишь для того, чтобы еще раз увидеть гибель род­но­го горо­да и погиб­нуть с ним вме­сте. (8) Чтобы покон­чить с нами, не тре­бо­ва­лось ни кар­фа­ген­ско­го пол­ко­во­д­ца, ни кар­фа­ген­ско­го вой­ска — нас истре­би­ли бы тур­ду­лы¹²¹, заста­ре­лые наши вра­ги, винов­ни­ки пер­во­го раз­ру­ше­ния наше­го горо­да. (9) И вдруг — неча­ян­но-нега­дан­но — вы посла­ли к нам Пуб­лия Сци­пи­о­на, кото­ро­го мы — счаст­ли­вей­шие из всех сагун­тин­цев — теперь видим кон­су­лом. Мы рас­ска­жем нашим сограж­да­нам, что виде­ли его — нашу надеж­ду, нашу силу, наше спа­се­ние. (10) Он взял в Испа­нии мно­го вра­же­ских горо­дов и все­гда из захва­чен­ных там людей выби­рал сагун­тин­цев и воз­вра­щал их на роди­ну. (11) Тур­де­та­нов, а это такие вра­ги, что, остань­ся они в пол­ной силе, Сагун­ту бы не уце­леть, он так укро­тил, что не толь­ко нам, но — не во вред будет ска­за­но — и потом­кам нашим они уже не страш­ны. (12) Раз­ру­шен город тех, кому в уго­ду был раз­ру­шен Ган­ни­ба­лом Сагунт; их зем­ля пла­тит нам подать, и не столь­ко дохо­ды нас раду­ют, сколь­ко отмще­ние.

(13) При­не­сти бла­го­дар­ность за эти бла­го­де­я­ния, а бо́льших мы не мог­ли бы ни ждать, ни желать от бес­смерт­ных богов, и послал нас сенат и народ Сагун­та. (14) Мы посла­ны так­же поздра­вить вас: в эти годы вы так вое­ва­ли в Испа­нии и Ита­лии, что поко­ри­ли Испа­нию не толь­ко до Ибе­ра, но до само­го Оке­а­на, до края све­та, а в Ита­лии ниче­го не оста­ви­ли пуний­цам, кро­ме про­стран­ства, обведен­но­го валом их лаге­ря. (15) Нам веле­но не толь­ко побла­го­да­рить Юпи­те­ра Все­бла­го­го Вели­чай­ше­го — хра­ни­те­ля Капи­то­лий­ской кре­по­сти, но и (16) с ваше­го раз­ре­ше­ния под­не­сти ему в дар золо­той венец за победу. Итак, если вам угод­но, утвер­ди­те и закре­пи­те сво­ей вла­стью все доб­рое, что сде­ла­ли нам ваши вое­на­чаль­ни­ки».

(17) Сенат отве­тил сагун­тин­ским послам: и раз­ру­ше­ние, и вос­ста­нов­ле­ние Сагун­та будет для всех наро­дов при­ме­ром обо­юд­ной союз­ни­че­ской вер­но­сти; (18) рим­ские вое­на­чаль­ни­ки дей­ст­во­ва­ли пра­виль­но и в соот­вет­ст­вии с волей сена­та: с.357 вос­ста­но­ви­ли Сагунт, выку­пи­ли из раб­ства граж­дан Сагун­та; все их бла­го­де­я­ния одоб­ре­ны сена­том; при­не­сти дар на Капи­то­лий раз­ре­ша­ет­ся. (19) Веле­но было пре­до­ста­вить послам поме­ще­ние и содер­жа­ние: каж­до­го ода­ри­ли не мень­ше чем деся­тью тыся­ча­ми ассов¹²². (20) Сена­ту были пред­став­ле­ны и дру­гие посоль­ства: их выслу­ша­ли. (21) Сагун­тин­цы попро­си­ли раз­ре­ше­ния посмот­реть Ита­лию — в той мере, в какой это без­опас­но. Им дали про­вод­ни­ков и напи­са­ли горо­дам, пусть радуш­но при­мут испан­цев. (22) Потом сена­ту было доло­же­но о состо­я­нии государ­ства, о набо­ре войск, о рас­пре­де­ле­нии про­вин­ций¹²³.

40. (1) Пошел слух о том, что Афри­ка без жере­бьев­ки дает­ся Пуб­лию Сци­пи­о­ну как новая про­вин­ция. Он и сам, не доволь­ст­ву­ясь уме­рен­ной сла­вой, гово­рил, что про­воз­гла­шен кон­су­лом не для того, чтобы про­сто вести вой­ну, но для того, чтобы ее закон­чить, (2) а это воз­мож­но, толь­ко если он пере­пра­вит­ся с вой­ском в Афри­ку, и буде сенат вос­про­ти­вит­ся тому, он обра­тит­ся к наро­ду. Этот замы­сел отнюдь не понра­вил­ся вли­я­тель­ней­шим сена­то­рам, но почти все они из стра­ха ли или по рас­че­ту лишь тихо вор­ча­ли. (3) Попро­си­ли выска­зать­ся Фабия Мак­си­ма.

«Я знаю, — ска­зал он, — мно­гим из вас, отцы-сена­то­ры, кажет­ся, что речь идет о деле, уже решен­ном, и нече­го пода­вать свое мне­ние о про­вин­ции Афри­ке, как буд­то о ней и сло­ва еще не ска­за­но. (4) Но, преж­де все­го, я не знаю, как это Афри­ка закреп­ле­на за нашим муже­ст­вен­ным и реши­тель­ным кон­су­лом, ведь ни сенат не поста­но­вил быть ей на нынеш­ний год про­вин­ци­ей, ни народ о том не рас­по­рядил­ся¹²⁴. (5) А если и закреп­ле­на, то не прав, я думаю, кон­сул, кото­рый слов­но в насмеш­ку пред­ла­га­ет сена­ту решить уже решен­ное, а не сена­тор, кото­рый пода­ет в свой черед мне­ние о рас­смат­ри­вае­мом деле.

(6) Я не согла­сен, что надо торо­пить­ся с пере­пра­вой в Афри­ку, хотя и уве­рен, что под­верг­нусь упре­кам дво­я­ко­го рода. (7) Во-пер­вых, в свой­ст­вен­ной мне мед­ли­тель­но­сти — пусть люди моло­дые назы­ва­ют ее тру­со­стью и лено­стью, но не жалеть же о том, что доныне сове­ты дру­гих все­гда выгляде­ли при­вле­ка­тель­ней, а мои ока­зы­ва­лись полез­ней. (8) Во-вто­рых, в том, что я ума­ляю со дня на день рас­ту­щую сла­ву муже­ст­вен­ней­ше­го кон­су­ла и завидую ему. (9) Если от это­го подо­зре­ния меня не спа­са­ет ни про­жи­тая мною жизнь, ни мои нра­вы, ни дик­та­ту­ра и пять кон­сульств¹²⁵, ни вели­кая сла­ва, при­об­ре­тен­ная на войне и в граж­дан­ской жиз­ни, сла­ва, кото­рой теперь не ищу, ско­рее пре­сы­щен, то, может быть, от него изба­вит меня мой воз­раст. Могу ли я сопер­ни­чать с чело­ве­ком, кото­рый моло­же даже мое­го сына? (10) В пору моей дик­та­ту­ры, когда я, еще пол­ный сил, нахо­дил­ся в цен­тре вели­ких собы­тий, никто ни в сена­те, ни в наро­де не услы­шал от меня воз­ра­же­ний про­тив того, чтобы поно­сив­ший меня началь­ник кон­ни­цы был неслы­хан­ным с.358 поста­нов­ле­ни­ем урав­нен со мною во вла­сти¹²⁶. (11) Я пред­по­чи­тал добить­ся сво­его делом, а не сло­ва­ми, чтобы он, чужим суж­де­ни­ем постав­лен­ный со мной наравне, сам при­знал­ся в моем пре­вос­ход­стве. (12) Мне ли, про­шед­ше­му весь путь государ­ст­вен­ных долж­но­стей, сопер­ни­чать и состя­зать­ся с цве­ту­щим юно­шей! (13) Для чего? Для того чтобы мне, устав­ше­му жить, не то что вести дела, пору­чи­ли Афри­ку, если ему в этом отка­жут? Моя сла­ва при мне: с нею мне и жить, с нею и уме­реть. (14) Я не поз­во­лил Ган­ни­ба­лу победить, чтобы смог­ли победить его вы, кто теперь полон сил.

41. (1) Про­сти меня, Пуб­лий Кор­не­лий: люд­ская мол­ва нико­гда не была мне доро­же государ­ства, не доро­же его бла­го­по­лу­чия и твоя сла­ва. (2) Если бы в Ита­лии не шла вой­на или если бы враг был так ничто­жен, что победой над ним не про­сла­вишь­ся, то еще было бы мож­но, пожа­луй, поду­мать, что чело­век, задер­жи­ваю­щий тебя в Ита­лии, хотя бы и ко бла­гу государ­ства, наме­рен отнять у тебя воз­мож­ность про­сла­вить­ся. (3) Но Ган­ни­бал со сво­им вой­ском, целым и невреди­мым, четыр­на­дца­тый год дер­жит Ита­лию в оса­де — не пока­жет­ся ли жал­кой тебе твоя сла­ва, если это­го вра­га, про­лив­ше­го столь­ко кро­ви, заста­вив­ше­го нас про­лить столь­ко слез, ты, кон­сул, не выго­нишь из Ита­лии, не завер­шишь вой­ну и не будешь чтим так же, как Гай Лута­ций, завер­шив­ший первую вой­ну¹²⁷ с Кар­фа­ге­ном? (4) Раз­ве Гамиль­кар как вождь был страш­нее Ган­ни­ба­ла? Раз­ве та вой­на была страш­ней этой, раз­ве та победа была слав­нее и зна­чи­тель­нее, чем будет эта, — толь­ко бы одер­жать ее в твое кон­суль­ство! (5) Раз­ве про­гнать Гамиль­ка­ра из Дре­па­на и с Эри­ка¹²⁸ важ­нее, чем вытес­нить пуний­цев и Ган­ни­ба­ла из Ита­лии? (6) И хотя ты боль­ше доро­жишь сла­вой, кото­рая у тебя есть, чем той, на кото­рую толь­ко наде­ешь­ся, что тебя боль­ше про­сла­вит: выз­во­ле­ние ли Испа­нии или Ита­лии из вой­ны?

(7) Ган­ни­бал еще не в таком поло­же­нии, чтобы мож­но было пове­рить, что пред­по­чи­таю­щий дру­гую вой­ну руко­вод­ст­ву­ет­ся пре­зре­ни­ем, а не стра­хом. (8) А если ты сна­ря­жа­ешь­ся на вой­ну с Ган­ни­ба­лом, зачем тебе такой круж­ной путь: пере­прав­лять­ся в Афри­ку, рас­счи­ты­вать, что он после­ду­ет туда за тобой? Поче­му тебе не идти напря­мик: туда, где Ган­ни­бал сей­час, если уж ты стре­мишь­ся к вели­кой сла­ве завер­ши­те­ля вой­ны с Кар­фа­ге­ном? (9) Это есте­ствен­но — спер­ва защи­тить свое, потом заво­е­вы­вать чужое. Да будет мир в Ита­лии рань­ше, чем вой­на в Афри­ке, и пусть страх сна­ча­ла отпу­стит нас — потом пой­дем устра­шать дру­гих. (10) Если обе вой­ны мож­но вести под тво­им води­тель­ст­вом и при тво­их ауспи­ци­ях, победи Ган­ни­ба­ла здесь, а там бери Кар­фа­ген; если вто­рая из этих побед и доста­нет­ся новым кон­су­лам, то пер­вая будет не толь­ко слав­ней и зна­чи­тель­нее. Имен­но она вызо­вет и поход на Кар­фа­ген.

с.359 (11) Не гово­рю здесь о том, что казне не под силу про­кор­мить два раз­ных вой­ска: одно в Ита­лии, дру­гое в Афри­ке; (12) а так­же о том, что нам ниче­го не оста­нет­ся на содер­жа­ние флота и мы не смо­жем обес­пе­чить себя про­до­воль­ст­ви­ем. Но кто же обма­ны­ва­ет­ся, кто же не видит надви­гаю­щей­ся опас­но­сти? Пуб­лий Лици­ний будет вое­вать в Ита­лии, Пуб­лий Сци­пи­он — в Афри­ке. (13) Лад­но, а если — да сохра­нят нас все боги, страш­но даже ска­зать, но ведь то, что одна­жды слу­чи­лось, может опять слу­чить­ся — Ган­ни­бал победи­те­лем дви­нет­ся к Горо­ду, что ж нам тогда вызы­вать тебя, кон­су­ла, из Афри­ки, как Квин­та Фуль­вия из Капуи?¹²⁹ (14) А мож­но ли поло­жить­ся на воен­ное сча­стье в Афри­ке? Суди на при­ме­ре тво­их отца и дяди, погиб­ших вме­сте с вой­ска­ми за какие-нибудь трид­цать дней. (15) И это — в стране, где за несколь­ко лет они вели­ки­ми подви­га­ми на суше и на море про­сла­ви­ли на чуж­бине и рим­ский народ, и вашу семью. (16) Мне не хва­ти­ло бы дня, поже­лай я исчис­лить царей и пол­ко­вод­цев, неосмот­ри­тель­но всту­пив­ших на беду себе и сво­им вой­скам во вра­же­скую зем­лю. (17) Афи­няне, люди бла­го­ра­зум­ные, бро­си­ли свою вой­ну в Атти­ке и по сове­ту юно­ши¹³⁰, тоже дея­тель­но­го и знат­но­го, отпра­ви­ли в Сици­лию боль­шой флот и в одной мор­ской бит­ве навек над­ло­ми­ли свое цве­ту­щее государ­ство.

42. (1) Я при­вел здесь при­мер из исто­рии дру­го­го наро­да, и очень дав­ний. Но послу­ша­ем­ся уро­ка, пре­по­дан­но­го нам этой самой Афри­кой и столь пре­врат­ной судь­бой Мар­ка Ати­лия¹³¹. (2) Смот­ри, Пуб­лий Кор­не­лий, как бы тебе, когда ты с откры­то­го моря увидишь Афри­ку, не пока­за­лась Испа­ния дет­ской игрой и заба­вой!¹³² (3) Раз­ве не так? Ты плыл по зами­рен­но­му морю вдоль бере­гов Ита­лии и Гал­лии; оста­но­вил­ся с фло­том в Эмпо­ри­ях¹³³, союз­ном горо­де; выса­дил там сол­дат и повел их по без­опас­ным местам к Тарра­ко­ну, к союз­ни­кам и дру­зьям рим­ско­го наро­да; (4) из Тарра­ко­на путь шел через сто­ро­же­вые сто­ян­ки рим­лян; у Ибе­ра сто­я­ли вой­ска тво­е­го отца и дяди, разъ­ярен­ные бед­ст­ви­ем — гибе­лью того и дру­го­го вождей. (5) С ними был извест­ный Луций Мар­ций, началь­ник, выбран­ный сол­да­та­ми в спеш­ке и на вре­мя¹³⁴, но, будь он укра­шен знат­но­стью рода и обле­чен закон­ной вла­стью, ни в чем не усту­пил бы он слав­ным вое­на­чаль­ни­кам. Новый Кар­фа­ген взят был совсем без труда — ни одно из трех пуний­ских войск не защи­ща­ло союз­ни­ков. (6) Что до осталь­но­го, то я не ума­ляю сде­лан­но­го тобой, но все это несрав­ни­мо с вой­ной в Афри­ке, где нет ни гава­ни, откры­той для наших судов, ни зами­рен­ной обла­сти, ни союз­но­го горо­да, ни дру­же­ст­вен­но­го царя; нигде нету тако­го места, чтобы обос­но­вать­ся и оттуда уже начи­нать воен­ные дей­ст­вия. (7) Куда ни посмот­ришь, все непри­яз­нен­но и враж­деб­но.

Можешь ли ты дове­рить­ся Сифа­ку и нуми­дий­цам? Одна­жды пове­рил и хва­тит! Неосмот­ри­тель­ность не все­гда удач­ли­ва; с.360 а люди ковар­ные соблюда­ют сло­во в делах мало­важ­ных, чтобы нару­шить при удоб­ном слу­чае и за хоро­шую пла­ту. (8) Тво­е­го отца и дядю уби­ли вра­ги — после того как их обма­ну­ли союз­ни­ки-кельт­ибе­ры. И тебе само­му Магон и Газ­д­ру­бал, непри­я­тель­ские вожди, были не так опас­ны, как дру­зья Инди­би­лис и Ман­до­ний. (9) Ты и нуми­дий­цам дове­ришь­ся, узнав, что свои сол­да­ты спо­соб­ны под­нять мятеж? И Сифак, и Маси­нис­са в Афри­ке пред­по­чи­та­ют соб­ст­вен­ную власть кар­фа­ген­ской, но вла­ды­че­ство кар­фа­ге­нян они пред­по­чтут вся­ко­му дру­го­му. (10) Сей­час они сопер­ни­ча­ют друг с дру­гом и гото­вы грызть­ся за любой пустяк — внеш­ний враг дале­ко, и боять­ся нече­го, — но пока­жи им рим­ское ору­жие и чуже­зем­ное вой­ско, все кинут­ся тушить пожар, всем угро­жаю­щий. (11) И те же самые кар­фа­ге­няне защи­ща­ли Испа­нию ина­че, чем будут защи­щать сте­ны род­но­го горо­да, хра­мы богов, алта­ри и домаш­ние оча­ги; ведь тогда иду­ще­го в бой будет про­во­жать пол­ная тре­во­ги жена, при­бе­гут малень­кие дети.

(12) А если кар­фа­ге­няне, вполне дове­ря­ю­щие и еди­но­ду­шию Афри­ки, и союз­ным царям, и сво­им сте­нам, увидят, что ни тебя, ни тво­е­го вой­ска в Ита­лии нет? Не отпра­вят ли они сами в Ита­лию новое вой­ско из Афри­ки, (13) не при­ка­жут ли Маго­ну, кото­рый со сво­им фло­том поки­нул Бале­а­ры и уже плы­вет вдоль лигу­рий­ских бере­гов, идти на соеди­не­ние с Ган­ни­ба­лом? (14) Не пере­жи­вем ли мы тот же ужас, какой пере­жи­ва­ли недав­но, когда Газ­д­ру­бал пере­пра­вил­ся в Ита­лию? Ты соби­ра­ешь­ся не толь­ко Кар­фа­ген, но и всю Афри­ку дер­жать в оса­де сво­им вой­ском, а Газ­д­ру­ба­ла ты упу­стил, и он пере­шел в Ита­лию? (15) Ты ска­жешь, он был тобою раз­бит; тем более — ради тебя, не толь­ко ради государ­ства, — я пред­по­чел бы, чтобы раз­би­то­му вра­гу не было доро­ги в Ита­лию. Поз­воль нам все, что уда­лось тебе сде­лать на бла­го рим­ско­го государ­ства, при­пи­сать тво­им замыс­лам, а все неуда­чи объ­яс­нить пре­врат­но­стя­ми воен­но­го сча­стья. (16) Чем ты луч­ше и чем храб­рее, тем силь­ней захотят Город и вся Ита­лия удер­жать при себе тако­го защит­ни­ка. Ты не можешь сам не при­знать, что где Ган­ни­бал, там и глав­ный очаг и оплот вой­ны; пото­му ты и объ­яв­ля­ешь, что пере­пра­ва в Афри­ку нуж­на тебе, чтобы этим увлечь туда Ган­ни­ба­ла? (17) Здесь ли, там ли, но дело ты будешь иметь с Ган­ни­ба­лом. Так где же ты будешь силь­нее: в оди­ноч­ку в Афри­ке или здесь с соеди­нен­ны­ми вой­ска­ми тво­и­ми и тво­е­го сото­ва­ри­ща? Раз­ве недав­ний при­мер кон­су­лов Клав­дия и Ливия не убеж­да­ет тебя в поль­зе тако­го соеди­не­ния? (18) А где силь­ней Ган­ни­бал? Здесь ли, в отда­лен­ней­шем углу Брут­тия, откуда дав­но и тщет­но шлет он на роди­ну прось­бы о под­мо­ге, или там, где рядом рас­по­ло­жен­ный Кар­фа­ген и вся союз­ная Афри­ка помо­гут ему и людь­ми, и ору­жи­ем? (19) И зачем желать реши­тель­но­го сра­же­ния там, где сил у тебя будет вдвое мень­ше, а у вра­га мно­го боль­ше, чем с.361 в Ита­лии, поче­му не вое­вать здесь, где про­тив одно­го вой­ска будут два и враг истом­лен дол­гой и тяже­лой вой­ной?

(20) Поду­май, как несхо­же твое реше­ние с реше­ни­ем тво­е­го отца! Он, кон­сул, отпра­вил­ся было в Испа­нию, но вер­нул­ся в Ита­лию, чтобы пре­гра­дить доро­гу Ган­ни­ба­лу, спус­кав­ше­му­ся с Альп¹³⁵; ты, когда Ган­ни­бал в Ита­лии, готов Ита­лию поки­нуть, (21) и не пото­му, что это при­не­сет поль­зу государ­ству, а пото­му, что это, ты дума­ешь, про­сла­вит и воз­ве­ли­чит тебя. Как в тот раз, когда ты, вое­на­чаль­ник наро­да рим­ско­го, без его реше­ния, без поста­нов­ле­ния сена­та оста­вил про­вин­цию, свое вой­ско и вве­рил двум кораб­лям судь­бу и вели­чие государ­ства, под­вер­гав­ше­го­ся вме­сте с тобою опас­но­сти. (22) Я пола­гаю, что Пуб­лий Кор­не­лий выбран в кон­су­лы ради государ­ства и ради нас, а не ради его само­го и что вой­ско набра­но для того, чтобы сохра­нять Ита­лию и Город, а не пере­прав­лять­ся в те стра­ны, куда захо­чет­ся цар­ски высо­ко­мер­ным кон­су­лам по их про­из­во­лу».

43. (1) И речь, зара­нее при­готов­лен­ная на этот слу­чай, и вли­я­ние Фабия, и дав­но утвер­див­ше­е­ся убеж­де­ние в его бла­го­ра­зу­мии подей­ст­во­ва­ли на мно­гих сена­то­ров, осо­бен­но на ста­рей­ших; боль­шин­ство одоб­ря­ло про­ни­ца­тель­ность стар­ца, а не дерз­кие наме­ре­ния горя­че­го юно­ши. Тут Сци­пи­он, гово­рят, начал так:

(2) «Квинт Фабий в нача­ле сво­ей речи, отцы-сена­то­ры, сам упо­мя­нул, что его мож­но запо­до­зрить в зави­сти и недоб­ро­же­ла­тель­стве. (3) Я-то не осме­лил­ся бы воз­ве­сти подоб­ное обви­не­ние на тако­го мужа, но оно назва­но и не вполне опро­верг­ну­то — несо­вер­шен­ство ли речи тому виной или суть дела. (4) Квинт Фабий, желая снять с себя обви­не­ние в зави­сти, так пре­воз­нес свои долж­но­сти, сла­ву сво­их подви­гов, слов­но мне угро­жа­ет сопер­ни­че­ство чело­ве­ка ничтож­но­го, а не воз­вы­шаю­ще­го­ся над все­ми (не скры­ваю, что и я стрем­люсь к это­му), кото­рый не хочет, чтобы меня с ним рав­ня­ли. (5) Фабий изо­бра­зил себя стар­цем, все уже совер­шив­шим, а меня юнцом, не достиг­шим воз­рас­та его сына. Но раз­ве срок чело­ве­че­ской жиз­ни ста­вит пре­дел жаж­де сла­вы, раз­ве самая вели­кая сла­ва не та, что живет в памя­ти потом­ков? (6) Мне извест­но, что вели­ким людям слу­ча­ет­ся срав­ни­вать себя не толь­ко с совре­мен­ни­ка­ми, но и со зна­ме­ни­ты­ми мужа­ми всех вре­мен. (7) Я отнюдь не скры­ваю, Фабий, что хочу не толь­ко про­сла­вить­ся, как ты; я хочу — не гне­вай­ся — боль­шей сла­вы. (8) Не надо желать, чтобы граж­дан не хуже нас (тебя ли, меня ли) боль­ше не появ­ля­лось, — ведь это зна­чи­ло бы хотеть вреда не толь­ко тому, кому ты завиду­ешь, но и государ­ству, и, мож­но ска­зать, чуть ли не все­му роду люд­ско­му.

(9) Фабий напом­нил о том, какой опас­но­сти я было под­верг­ся, пере­пра­вив­шись в Афри­ку: он, види­мо, обес­по­ко­ен не толь­ко судь­бой государ­ства и вой­ска, но и моей соб­ст­вен­ной. (10) Откуда эта неожи­дан­ная забота? Когда мой отец и дядя были уби­ты, с.362 когда оба их вой­ска почти пол­но­стью были истреб­ле­ны, когда мы поте­ря­ли Испа­нию и четы­ре вой­ска пуний­цев с их четырь­мя вождя­ми силой ору­жия дер­жа­ли всю ее в стра­хе, (11) когда иска­ли коман­дую­ще­го и, кро­ме меня, нико­го не нашли (никто не осме­лил­ся при­тя­зать на эту долж­ность¹³⁶), когда меня, два­дца­ти­че­ты­рех­лет­не­го юно­шу, рим­ский народ облек воен­ной вла­стью — (12) тогда поче­му никто не вспо­ми­нал о моем воз­расте, мощи вра­гов, труд­но­стях вой­ны, недав­ней гибе­ли моих отца и дяди? (13) Раз­ве мы сей­час в Афри­ке потер­пе­ли пора­же­ние, да еще и боль­шее, чем тогда в Испа­нии? Раз­ве сей­час в Афри­ке боль­ше войск, и пред­во­ди­те­лей у них боль­ше, и они луч­ше, чем тогда в Испа­нии? Раз­ве мой воз­раст был тогда более зре­лым, чтобы вести вой­ну? (14) Или вое­вать с кар­фа­ге­ня­на­ми удоб­ней в Испа­нии, чем в Афри­ке?

А теперь, после того как четы­ре пуний­ских вой­ска раз­би­ты наго­ло­ву, после того как столь­ко горо­дов захва­че­но силой или под­чи­не­но стра­хом, после того как все — вплоть до Оке­а­на — укро­ще­ны: столь­ко царь­ков, столь­ко диких пле­мен; (15) после того как вся Испа­ния воз­вра­ще­на нам и пол­но­стью зами­ре­на — теперь лег­ко при­ни­жать совер­шен­ное мною. (16) И ей-ей, если я вер­нусь из Афри­ки победи­те­лем, будет столь же лег­ко пред­ста­вить ничтож­ны­ми те же самые труд­но­сти и опас­но­сти, какие сей­час, чтобы удер­жать меня, изо­бра­же­ны пре­уве­ли­чен­но гроз­ны­ми. (17) Фабий гово­рит, что к Афри­ке не подой­ти, что там нет ни одной доступ­ной гава­ни. Он вспо­ми­на­ет о Мар­ке Ати­лии, кото­рый в Афри­ке был взят в плен. Да раз­ве он сра­зу как выса­дил­ся, так и потер­пел пора­же­ние? Фабий забыл, что для это­го же зло­счаст­но­го вое­на­чаль­ни­ка гава­ни в Афри­ке были откры­ты, что пер­вый год он вое­вал пре­вос­ход­но и кар­фа­ген­ские-то пол­ко­вод­цы¹³⁷, если уж гово­рить о них, его так и не победи­ли. (18) Так что этим при­ме­ром меня ты не напу­га­ешь. Если бы в эту вой­ну, а не в преды­ду­щую, если бы ныне, а не сорок лет назад¹³⁸ мы потер­пе­ли это пора­же­ние, то мень­ше ли было бы смыс­ла пере­прав­лять­ся мне в Афри­ку после пле­не­ния Регу­ла, чем в Испа­нию после гибе­ли Сци­пи­о­нов? (19) Или Ксан­типп, лакеде­мо­ня­нин¹³⁹, родил­ся на сча­стье Кар­фа­ге­ну, а я не на сча­стье сво­ей родине? Тако­го я не потерп­лю, и моя уве­рен­ность воз­рас­та­ет, когда я вижу, как мно­го зна­чит доб­лесть одно­го-един­ст­вен­но­го чело­ве­ка. (20) Да, надо еще послу­шать и про афи­нян, лег­ко­мыс­лен­но пере­пра­вив­ших­ся в Сици­лию, забыв о войне у себя на родине. (21) А поче­му, раз уж есть вре­мя на гре­че­ские рос­сказ­ни, не вспом­нишь ты о сира­куз­ском царе Ага­фок­ле? Когда Сици­лия исстра­да­лась от дол­гой вой­ны с Кар­фа­ге­ном, он пере­пра­вил­ся в ту самую Афри­ку и пере­нес вой­ну туда, откуда он при­шла¹⁴⁰.

44. (1) Нуж­но ли на ста­рых и чуже­зем­ных при­ме­рах дока­зы­вать, как важ­но напу­гать вра­га и, отвра­тив от себя опас­ность, с.363 при­ве­сти его на край гибе­ли? (2) Ган­ни­бал — при­мер оче­вид­ный и очень убеди­тель­ный. Совсем не одно и то же — опу­сто­шать чужие пре­де­лы или видеть, как по тво­ей зем­ле с огнем и мечом идет враг: у напа­даю­ще­го все­гда боль­ше вооду­шев­ле­ния, чем у обо­ро­ня­ю­ще­го­ся. (3) При­том неиз­вест­ное боль­ше стра­шит: силу и сла­бость вра­га луч­ше раз­глядишь вбли­зи, когда всту­пишь в его пре­де­лы. (4) Ган­ни­бал не наде­ял­ся, что к нему в Ита­лии перей­дет столь­ко горо­дов и пле­мен, сколь­ко их пере­шло после канн­ско­го бед­ст­вия; в Афри­ке у кар­фа­ге­нян все еще неустой­чи­вее: они — невер­ные союз­ни­ки, суро­вые и высо­ко­мер­ные гос­по­да. (5) Мы, даже поки­ну­тые союз­ни­ка­ми, усто­я­ли бла­го­да­ря соб­ст­вен­ным сво­им силам и рим­ско­му вой­ску: у кар­фа­ге­нян нету граж­дан в их вой­ске, у них опла­чи­вае­мые наем­ни­ки — афри­кан­цы и нуми­дий­цы, вер­ность их лег­ко­вес­на, мыс­ли пере­мен­чи­вы. (6) Если толь­ко здесь нас ничто не задер­жит, то вы услы­ши­те сра­зу о том, что я в Афри­ке, Афри­ка в огне вой­ны, Ган­ни­бал ухо­дит отсюда, Кар­фа­ген оса­жден. Жди­те из Афри­ки вестей более радост­ных и частых, чем полу­ча­ли вы из Испа­нии. (7) В этих моих надеж­дах пору­кой мне сча­стье наро­да рим­ско­го, оскорб­лен­ные вра­гом боги — свиде­те­ли дого­во­ров, цари Сифак и Маси­нис­са, на чью вер­ность я пола­гать­ся буду, но сумею обез­опа­сить себя от веро­лом­ства.

(8) Мно­гое, что сей­час изда­ли нераз­ли­чи­мо, откро­ет вой­на. Муж и вождь не упус­ка­ет счаст­ли­во­го слу­чая и под­чи­ня­ет его сво­им замыс­лам. (9) Ты, Фабий, назна­чил мне рав­но­го про­тив­ни­ка — Ган­ни­ба­ла; толь­ко ско­рее я повле­ку его за собой, а не он здесь удер­жит меня. Я застав­лю его сра­жать­ся в его стране, и награ­дой за победу будет Кар­фа­ген, а не полу­раз­ру­шен­ные кре­по­сти брут­тий­цев. (10) Ты боишь­ся, как бы, пока я пере­прав­ля­юсь, выса­жи­ва­юсь с вой­ском в Афри­ке, иду к Кар­фа­ге­ну, государ­ство не понес­ло како­го-нибудь ущер­ба. Ты, Квинт Фабий, сумел это­го добить­ся, когда Ган­ни­бал победи­те­лем носил­ся по всей Ита­лии. (11) Так не оскор­би­тель­но ли пола­гать, буд­то сей­час, когда Ган­ни­бал поко­леб­лен и почти слом­лен, не суме­ет добить­ся того же кон­сул Пуб­лий Лици­ний, чело­век муже­ст­вен­ный, не участ­во­вав­ший в жере­бьев­ке о дале­кой про­вин­ции, пото­му что он как вели­кий пон­ти­фик дол­жен при­сут­ст­во­вать при вве­рен­ных ему свя­щен­но­дей­ст­ви­ях.

(12) Если и вправ­ду мое пред­ло­же­ние ничуть не уско­рит окон­ча­ния вой­ны, то все же досто­ин­ство рим­ско­го наро­да, слав­но­го у чуже­зем­ных царей и пле­мен, тре­бу­ет пока­зать, что у нас хва­та­ет духа не толь­ко защи­щать Ита­лию, но и вторг­нуть­ся в Афри­ку. (13) Нель­зя, чтобы раз­нес­лась мол­ва, буд­то ни один рим­ский вое­на­чаль­ник не осме­лил­ся на то, на что осме­лил­ся Ган­ни­бал. Ведь в Первую Пуни­че­скую вой­ну, когда вое­ва­ли за обла­да­ние Сици­ли­ей, наши вой­ска и флот столь­ко раз напа­да­ли на Афри­ку, а сей­час, когда сра­жа­ют­ся за Ита­лию, в Афри­ке покой. с.364 (14) Так пусть нако­нец отдохнет изму­чен­ная Ита­лия, пусть огонь и меч опу­сто­ша­ют теперь Афри­ку; (15) пусть луч­ше рим­ский лагерь воз­двиг­нет­ся у врат Кар­фа­ге­на, а не мы вновь увидим с наших стен непри­я­тель­ский вал; пусть теперь оча­гом вой­ны станет Афри­ка, пусть она увидит пора­жен­ных ужа­сом бежен­цев, опу­сто­шен­ные поля, отпав­ших союз­ни­ков — все бед­ст­вия вой­ны, кото­рые четыр­на­дцать лет обру­ши­ва­лись на нас.

(16) О делах государ­ст­вен­ных, о пред­сто­я­щей войне и о про­вин­ци­ях, о кото­рых идет спор, уже доста­точ­но ска­за­но. (17) Эта речь была бы длин­ной и неза­ни­ма­тель­ной для вас, если бы я захо­тел, подоб­но Фабию, при­ни­жав­ше­му мои испан­ские подви­ги, посме­ять­ся над его сла­вой, а соб­ст­вен­ную пре­воз­не­сти. (18) Я ни того ни дру­го­го не сде­лаю, отцы-сена­то­ры, и если ничем иным, то скром­но­стью и сдер­жан­но­стью язы­ка одо­лею я, юно­ша, стар­ца. Я и жил, и дей­ст­во­вал, спо­кой­но и мол­ча­ли­во доволь­ст­ву­ясь мне­ни­ем, кото­рое вы обо мне сами соста­ви­ли».

45. (1) Сци­пи­о­на слу­ша­ли с бес­по­кой­ст­вом. До всех уже дошла мол­ва: если он не полу­чит коман­до­ва­ние в Афри­ке, то сра­зу же обра­тит­ся к наро­ду. (2) Квинт Фуль­вий, в про­шлом четы­ре­жды кон­сул и цен­зор, потре­бо­вал от кон­су­ла, чтобы тот откры­то ска­зал в сена­те, поз­во­лит ли он сена­ту при­нять реше­ние о про­вин­ци­ях и будет ли это реше­ние соблюдать или обра­тит­ся к наро­ду. (3) Сци­пи­он отве­тил, что будет дей­ст­во­вать, как потре­бу­ет того бла­го государ­ства. Тогда Фуль­вий ска­зал: (4) «Я задал вопрос, зная, как ты отве­тишь и что сде­ла­ешь; ведь ты ясно даешь понять, что не сове­та спра­ши­ва­ешь у сена­та, а толь­ко выведы­ва­ешь его мне­ние, и если мы сей­час же не назна­чим тебе про­вин­цию, какую ты хочешь, то у тебя уже заготов­лен про­ект зако­на». (5) «И поэто­му, — заклю­чил он, — я отка­зы­ва­юсь выска­зать свое мне­ние, и про­шу вас, народ­ные три­бу­ны, прий­ти мне на помощь, ибо, если сенат и под­дер­жит меня, кон­сул не будет счи­тать­ся с его реше­ни­ем».

(6) Начал­ся спор: кон­сул утвер­ждал, что три­бу­ны не име­ют пра­ва при­бе­гать к вме­ша­тель­ству для под­держ­ки сена­то­ра, отка­зы­ваю­ще­го­ся выска­зать в свой черед свое мне­ние. (7) Три­бу­ны реши­ли так: «Если кон­сул поз­во­лит сена­ту при­нять реше­ние о про­вин­ци­ях, то мы жела­ем, чтобы кон­сул это­му реше­нию под­чи­нил­ся, и не допу­стим, чтобы он обра­тил­ся к наро­ду; а если не поз­во­лит, то мы при­дем на помощь сена­то­ру, кото­рый отка­жет­ся выска­зать свое мне­ние о рас­смат­ри­вае­мом деле¹⁴¹». (8) Кон­сул попро­сил дать ему день для пере­го­во­ров с кол­ле­гой. На сле­дую­щий день сена­ту поз­во­ле­но было решить вопрос о про­вин­ци­ях. Про­вин­ции рас­пре­де­ли­ли так: одно­му кон­су­лу — Сици­лия и трид­цать воен­ных кораб­лей, кото­рые были у Гая Сер­ви­лия в про­шлом году¹⁴²; ему так­же раз­ре­ше­но было пере­пра­вить­ся в Афри­ку, если, по его мне­нию, это­го потре­бу­ет бла­го государ­ства; (9) дру­го­му кон­су­лу — Брут­тий и вой­на с Ган­ни­ба­лом, а с.365 вой­ско, какое он выбе­рет <…>¹⁴³. Луций Вету­рий и Квинт Цеци­лий пусть решат жре­би­ем или дого­во­рят­ся, кому из них вое­вать в Брут­тии во гла­ве двух леги­о­нов, остав­лен­ных кон­су­лом; полу­чив­ше­му эту про­вин­цию коман­до­ва­ние будет про­дле­но на год. (10) И осталь­ным (кро­ме кон­су­лов и пре­то­ров), кто будет рас­по­ря­жать­ся вой­ска­ми и про­вин­ци­я­ми, коман­до­ва­ние про­дле­но, (11) Квин­ту Цеци­лию по жре­бию выпа­ло вести в Брут­тии вме­сте с кон­су­лом вой­ну про­тив Ган­ни­ба­ла.

(12) Затем Сци­пи­он спра­вил игры при боль­шом сте­че­нии зри­те­лей — люди к нему были рас­по­ло­же­ны. Отправ­ле­ны были в Дель­фы посла­ми Марк Пом­по­ний Матон и Квинт Катий с дара­ми из добы­чи, взя­той у Газ­д­ру­ба­ла. Они повез­ли туда золо­той венец весом в две­сти фун­тов и сереб­ря­ные изо­бра­же­ния тро­фе­ев весом в тыся­чу фун­тов¹⁴⁴.

(13) Сци­пи­он не полу­чил раз­ре­ше­ния про­из­ве­сти воин­ский набор, да и не очень на этом наста­и­вал: ему поз­во­ли­ли набрать доб­ро­воль­цев. (14) Он заявил, что государ­ство ниче­го не истра­тит на буду­щий флот: союз­ни­ки дадут ему все, что нуж­но для построй­ки и сна­ря­же­ния кораб­лей. (15) Пер­вы­ми пообе­ща­ли по сво­им воз­мож­но­стям помочь кон­су­лу горо­да Этру­рии: Цере — дать хлеб и вся­кое про­до­воль­ст­вие для моря­ков; Попу­ло­ния¹⁴⁵ — желе­зо; Тарк­ви­ния — холст на пару­са; Вола­тер­ры — кора­бель­ный лес и хлеб; (16) Арре­тий — три тыся­чи щитов и столь­ко же шле­мов, копья, галль­ские дро­ти­ки, длин­ные копья — все­го пять­де­сят тысяч пред­ме­тов, каж­до­го вида ору­жия поров­ну, — а так­же топо­ры, засту­пы, косы, кор­зи­ны, руч­ные мель­ни­цы, (17) сколь­ко это­го нуж­но для соро­ка воен­ных судов; сто два­дцать тысяч моди­ев пше­ни­цы и дорож­ных денег десят­ни­кам и греб­цам. (18) Перу­зия, Клу­зий и Рузел­лы пообе­ща­ли кора­бель­ный сос­но­вый лес и мно­го хле­ба. Сос­ны бра­ли из обще­ст­вен­ных лесов. (19) Горо­да Умбрии и, кро­ме того, Нур­сия, Реа­та, Ами­терн¹⁴⁶ и вся зем­ля сабин­ская пообе­ща­ли сол­дат; мно­гие мар­сы, пелиг­ны и марру­ци­ны¹⁴⁷ пошли доб­ро­воль­ца­ми во флот. (20) Каме­рин¹⁴⁸, рав­но­прав­ный по дого­во­ру с Римом, при­слал когор­ту в шесть­сот воору­жен­ных. (21) Трид­цать кораб­лей были нача­ты построй­кой (два­дцать квин­кве­рем, десять квад­ри­рем): Сци­пи­он так торо­пил рабо­чих, что на сорок пятый день после достав­ки леса суда, пол­но­стью сна­ря­жен­ные, были спу­ще­ны на воду.

46. (1) Сци­пи­он отпра­вил­ся в Сици­лию с трид­ца­тью воен­ны­ми кораб­ля­ми; с ним было око­ло семи тысяч доб­ро­воль­цев, (2) Пуб­лий Лици­ний при­был в Брут­тий; из двух кон­суль­ских армий, там нахо­див­ших­ся, он выбрал ту, кото­рой преж­де коман­до­вал кон­сул Луций Вету­рий. (3) Метел­лу Лици­ний пре­до­ста­вил леги­о­ны, кото­ры­ми тот коман­до­вал и рань­ше, пони­мая, что ему будет лег­че началь­ст­во­вать над теми, кто при­вык к его вла­сти. (4) Пре­то­ры отбы­ли в свои про­вин­ции. Так как денег на вой­ну с.366 не хва­та­ло, то кве­сто­рам веле­но было про­дать в Кам­па­нии зем­ли меж­ду «гре­че­ским рвом» и морем¹⁴⁹; (5) было раз­ре­ше­но при­ни­мать доно­сы о том, какая зем­ля при­над­ле­жа­ла рань­ше кам­пан­ским граж­да­нам: она ста­но­ви­лась соб­ст­вен­но­стью рим­ско­го наро­да; в награ­ду донос­чи­ку дава­ли деся­тую часть сум­мы, в кото­рую был оце­нен ука­зан­ный им уча­сток. (6) Гнею Сер­ви­лию, город­ско­му пре­то­ру, пору­че­но было следить, чтобы кам­пан­ские граж­дане сели­лись там, где им сенат­ским поста­нов­ле­ни­ем раз­ре­ше­но, и нака­зы­вать посе­лив­ших­ся в дру­гом месте.

(7) Тем же летом Магон, сын Гамиль­ка­ра, пере­зи­мо­вав на мень­шем из Бале­ар­ских ост­ро­вов, набрал там моло­дых сол­дат и пере­пра­вил­ся в Ита­лию, имея око­ло трид­ца­ти воен­ных и мно­го гру­зо­вых кораб­лей, две­на­дцать тысяч пехоты и почти две тыся­чи кон­ни­цы. (8) Вне­зап­но напав, он взял Геную¹⁵⁰ (мор­ское побе­ре­жье вовсе не охра­ня­лось) и при­стал к бере­гам аль­пий­ских лигу­рий­цев, наде­ясь под­нять там мятеж. (9) Ингав­ны (это лигу­рий­ское пле­мя)^151—152 тогда как раз вели вой­ну с гор­ны­ми эпан­те­ри­я­ми¹⁵³. (10) Пуни­ец сло­жил свою добы­чу в Савоне¹⁵⁴, горо­де в Аль­пах, оста­вил там для охра­ны десять кораб­лей, осталь­ные отпра­вил в Кар­фа­ген охра­нять побе­ре­жье (шла мол­ва, что Сци­пи­он гото­вит­ся к пере­пра­ве), (11) а сам, заклю­чив союз с ингав­на­ми, друж­бы кото­рых доби­вал­ся, решил вое­вать с гор­ца­ми. Вой­ско его уве­ли­чи­ва­лось со дня на день, сла­ва рос­ла, и гал­лы сте­ка­лись к нему ото­всюду. (12) Сена­то­ры, узнав­шие об этом из пись­ма Спу­рия Лукре­ция¹⁵⁵, очень встре­во­жи­лись: что ж было радо­вать­ся два года назад гибе­ли Газ­д­ру­ба­ла и его вой­ска, если вновь надви­га­ет­ся такая же страш­ная вой­на — не все ли рав­но, что вое­на­чаль­ник дру­гой! (13) Мар­ку Ливию, про­кон­су­лу, веле­но было дви­нуть из Этру­рии к Ари­ми­ну вой­ско доб­ро­воль­цев из рабов, а Гнею Сер­ви­лию пору­че­но, если он сочтет это полез­ным для государ­ства, взять из Горо­да два город­ских леги­о­на, поста­вив коман­до­вать ими, кого захо­чет. Марк Вале­рий Левин отвел их в Арре­тий.

(14) В те же дни око­ло вось­ми­де­ся­ти гру­зо­вых кар­фа­ген­ских судов было захва­че­но Гне­ем Окта­ви­ем близ Сар­ди­нии, его про­вин­ции. Целий пишет, что они вез­ли хлеб и про­ви­ант Ган­ни­ба­лу; а Вале­рий¹⁵⁶ — что суда направ­ля­лись в Кар­фа­ген с добы­чей из Этру­рии и с плен­ны­ми лигу­рий­ца­ми и гор­ца­ми. (15) В Брут­тии в этом году не про­изо­шло ниче­го при­ме­ча­тель­но­го. Чума рав­но сви­реп­ст­во­ва­ла сре­ди рим­лян и кар­фа­ге­нян, толь­ко кар­фа­ген­ское вой­ско стра­да­ло еще и от голо­да. (16) Ган­ни­бал про­вел это лето воз­ле хра­ма Юно­ны Лаци­нии; он поста­вил и посвя­тил алтарь с боль­шой над­пи­сью на гре­че­ском и пуний­ском язы­ках, пере­чис­ляв­шей его подви­ги¹⁵⁷.