История Рима от основания города

Книга XXVIII, гл. 43

43. (1) И речь, зара­нее при­готов­лен­ная на этот слу­чай, и вли­я­ние Фабия, и дав­но утвер­див­ше­е­ся убеж­де­ние в его бла­го­ра­зу­мии подей­ст­во­ва­ли на мно­гих сена­то­ров, осо­бен­но на ста­рей­ших; боль­шин­ство одоб­ря­ло про­ни­ца­тель­ность стар­ца, а не дерз­кие наме­ре­ния горя­че­го юно­ши. Тут Сци­пи­он, гово­рят, начал так:

(2) «Квинт Фабий в нача­ле сво­ей речи, отцы-сена­то­ры, сам упо­мя­нул, что его мож­но запо­до­зрить в зави­сти и недоб­ро­же­ла­тель­стве. (3) Я-то не осме­лил­ся бы воз­ве­сти подоб­ное обви­не­ние на тако­го мужа, но оно назва­но и не вполне опро­верг­ну­то — несо­вер­шен­ство ли речи тому виной или суть дела. (4) Квинт Фабий, желая снять с себя обви­не­ние в зави­сти, так пре­воз­нес свои долж­но­сти, сла­ву сво­их подви­гов, слов­но мне угро­жа­ет сопер­ни­че­ство чело­ве­ка ничтож­но­го, а не воз­вы­шаю­ще­го­ся над все­ми (не скры­ваю, что и я стрем­люсь к это­му), кото­рый не хочет, чтобы меня с ним рав­ня­ли. (5) Фабий изо­бра­зил себя стар­цем, все уже совер­шив­шим, а меня юнцом, не достиг­шим воз­рас­та его сына. Но раз­ве срок чело­ве­че­ской жиз­ни ста­вит пре­дел жаж­де сла­вы, раз­ве самая вели­кая сла­ва не та, что живет в памя­ти потом­ков? (6) Мне извест­но, что вели­ким людям слу­ча­ет­ся срав­ни­вать себя не толь­ко с совре­мен­ни­ка­ми, но и со зна­ме­ни­ты­ми мужа­ми всех вре­мен. (7) Я отнюдь не скры­ваю, Фабий, что хочу не толь­ко про­сла­вить­ся, как ты; я хочу — не гне­вай­ся — боль­шей сла­вы. (8) Не надо желать, чтобы граж­дан не хуже нас (тебя ли, меня ли) боль­ше не появ­ля­лось, — ведь это зна­чи­ло бы хотеть вреда не толь­ко тому, кому ты завиду­ешь, но и государ­ству, и, мож­но ска­зать, чуть ли не все­му роду люд­ско­му.

(9) Фабий напом­нил о том, какой опас­но­сти я было под­верг­ся, пере­пра­вив­шись в Афри­ку: он, види­мо, обес­по­ко­ен не толь­ко судь­бой государ­ства и вой­ска, но и моей соб­ст­вен­ной. (10) Откуда эта неожи­дан­ная забота? Когда мой отец и дядя были уби­ты, с.362 когда оба их вой­ска почти пол­но­стью были истреб­ле­ны, когда мы поте­ря­ли Испа­нию и четы­ре вой­ска пуний­цев с их четырь­мя вождя­ми силой ору­жия дер­жа­ли всю ее в стра­хе, (11) когда иска­ли коман­дую­ще­го и, кро­ме меня, нико­го не нашли (никто не осме­лил­ся при­тя­зать на эту долж­ность¹³⁶), когда меня, два­дца­ти­че­ты­рех­лет­не­го юно­шу, рим­ский народ облек воен­ной вла­стью — (12) тогда поче­му никто не вспо­ми­нал о моем воз­расте, мощи вра­гов, труд­но­стях вой­ны, недав­ней гибе­ли моих отца и дяди? (13) Раз­ве мы сей­час в Афри­ке потер­пе­ли пора­же­ние, да еще и боль­шее, чем тогда в Испа­нии? Раз­ве сей­час в Афри­ке боль­ше войск, и пред­во­ди­те­лей у них боль­ше, и они луч­ше, чем тогда в Испа­нии? Раз­ве мой воз­раст был тогда более зре­лым, чтобы вести вой­ну? (14) Или вое­вать с кар­фа­ге­ня­на­ми удоб­ней в Испа­нии, чем в Афри­ке?

А теперь, после того как четы­ре пуний­ских вой­ска раз­би­ты наго­ло­ву, после того как столь­ко горо­дов захва­че­но силой или под­чи­не­но стра­хом, после того как все — вплоть до Оке­а­на — укро­ще­ны: столь­ко царь­ков, столь­ко диких пле­мен; (15) после того как вся Испа­ния воз­вра­ще­на нам и пол­но­стью зами­ре­на — теперь лег­ко при­ни­жать совер­шен­ное мною. (16) И ей-ей, если я вер­нусь из Афри­ки победи­те­лем, будет столь же лег­ко пред­ста­вить ничтож­ны­ми те же самые труд­но­сти и опас­но­сти, какие сей­час, чтобы удер­жать меня, изо­бра­же­ны пре­уве­ли­чен­но гроз­ны­ми. (17) Фабий гово­рит, что к Афри­ке не подой­ти, что там нет ни одной доступ­ной гава­ни. Он вспо­ми­на­ет о Мар­ке Ати­лии, кото­рый в Афри­ке был взят в плен. Да раз­ве он сра­зу как выса­дил­ся, так и потер­пел пора­же­ние? Фабий забыл, что для это­го же зло­счаст­но­го вое­на­чаль­ни­ка гава­ни в Афри­ке были откры­ты, что пер­вый год он вое­вал пре­вос­ход­но и кар­фа­ген­ские-то пол­ко­вод­цы¹³⁷, если уж гово­рить о них, его так и не победи­ли. (18) Так что этим при­ме­ром меня ты не напу­га­ешь. Если бы в эту вой­ну, а не в преды­ду­щую, если бы ныне, а не сорок лет назад¹³⁸ мы потер­пе­ли это пора­же­ние, то мень­ше ли было бы смыс­ла пере­прав­лять­ся мне в Афри­ку после пле­не­ния Регу­ла, чем в Испа­нию после гибе­ли Сци­пи­о­нов? (19) Или Ксан­типп, лакеде­мо­ня­нин¹³⁹, родил­ся на сча­стье Кар­фа­ге­ну, а я не на сча­стье сво­ей родине? Тако­го я не потерп­лю, и моя уве­рен­ность воз­рас­та­ет, когда я вижу, как мно­го зна­чит доб­лесть одно­го-един­ст­вен­но­го чело­ве­ка. (20) Да, надо еще послу­шать и про афи­нян, лег­ко­мыс­лен­но пере­пра­вив­ших­ся в Сици­лию, забыв о войне у себя на родине. (21) А поче­му, раз уж есть вре­мя на гре­че­ские рос­сказ­ни, не вспом­нишь ты о сира­куз­ском царе Ага­фок­ле? Когда Сици­лия исстра­да­лась от дол­гой вой­ны с Кар­фа­ге­ном, он пере­пра­вил­ся в ту самую Афри­ку и пере­нес вой­ну туда, откуда он при­шла¹⁴⁰.