Жизнеописание двенадцати цезарей

1. На шест­на­дца­том¹ году жиз­ни Цезарь лишил­ся отца; в сле­дую­щем году, когда он был пред­на­зна­чен в фла­ми­ны² Юпи­те­ра, он отка­зал­ся от сво­ей неве­сты Кос­су­ции, девуш­ки из семьи толь­ко всад­ни­че­ской, но чрез­вы­чай­но бога­той, с кото­рой его обру­чи­ли еще до его совер­шен­но­ле­тия, и всту­пил в брак с доче­рью Кор­не­лия Цин­ны, быв­ше­го четы­ре раза кон­су­лом; от этой Кор­не­лии вско­ре роди­лась у него дочь Юлия. Ника­ки­ми спо­со­ба­ми не уда­лось дик­та­то­ру Сул­ле заста­вить Цеза­ря раз­ве­стись с нею; (2) в нака­за­ние он был лишен жре­че­ско­го сана, при­да­но­го жены и наследств, сле­ду­е­мых ему по род­ству, а так­же был при­чтен к про­тив­ной Сул­ле пар­тии; таким обра­зом, ему при­шлось скры­вать­ся и, несмот­ря на мучив­шую его пере­ме­жаю­щу­ю­ся лихо­рад­ку, чуть не каж­дую ночь менять свое убе­жи­ще и отку­пать­ся от сыщи­ков день­га­ми, пока он не выхло­потал себе про­ще­ние бла­го­да­ря заступ­ни­че­ству дев-веста­лок, а так­же Мамер­ка Эми­лия и Авре­лия Кот­ты, близ­ких ему род­ст­вен­ни­ка и сво­я­ка. (3) Как это про­изо­шло, извест­но доста­точ­но: на настой­чи­вые прось­бы этих сво­их бли­жай­ших дру­зей, к тому же лиц весь­ма санов­ных, Сул­ла дол­гое вре­мя отве­чал реши­тель­ным отка­зом, они же, не сда­ва­ясь, упор­но наста­и­ва­ли на сво­ем; нако­нец он вос­клик­нул, то ли по вну­ше­нию свы­ше, то ли пови­ну­ясь соб­ст­вен­но­му чутью: «Пусть победа оста­ет­ся за ними; лишь бы толь­ко они зна­ли, что тот, о чьем спа­се­нии они так хло­по­чут, когда-нибудь погу­бит пар­тию опти­ма­тов, кото­рую они же вме­сте с ним, Сул­лой, защи­ща­ли; ибо один Цезарь сто­ит мно­гих Мари­ев».

2. Свою воен­ную служ­бу Цезарь начал в Азии³ под коман­дой Мар­ка Тер­ма, в его шта­бе; будучи коман­ди­ро­ван сво­им началь­ни­ком в Вифи­нию⁴ с пору­че­ни­ем доста­вить оттуда флот, он надол­го задер­жал­ся у Нико­меда, что не обо­шлось без тол­ков, буд­то он при­нес в жерт­ву царю свою невин­ность; тол­ки эти уси­ли­лись, когда через несколь­ко дней он сно­ва отпра­вил­ся в Вифи­нию под пред­ло­гом взыс­ка­ния денег, сле­ду­е­мых по век­се­лю одно­му воль­ноот­пу­щен­ни­ку, его кли­ен­ту. Про­чее вре­мя воен­ной служ­бы при­нес­ло ему луч­шую репу­та­цию, а при взя­тии Мити­ле­ны Терм награ­дил его граж­дан­ской коро­ной⁵.

3. Слу­жил он и под коман­дой Сер­ви­лия Исав­ри­ка в Кили­кии⁶, впро­чем недол­го. Ибо весть о смер­ти Сул­лы и пер­спек­ти­ва новых смут, зате­вае­мых Мар­ком Лепидом, заста­ви­ли его поспе­шить в Рим; одна­ко он воз­дер­жал­ся от сою­за с Лепидом, несмот­ря на выгод­ные усло­вия, ему пред­ло­жен­ные: не дове­рял он его харак­те­ру, да и повод для выступ­ле­ния не оправ­ды­вал его ожи­да­ний.

4. Как бы то ни было, когда эта граж­дан­ская сму­та улег­лась, Цезарь при­влек к суду Кор­не­лия Дола­бел­лу, кон­су­ля­ра⁷ и три­ум­фа­то­ра⁸, за вымо­га­тель­ства в про­вин­ции; Дола­бел­ла был оправ­дан, а Цезарь решил уехать в Родос, во-пер­вых, чтобы отве­сти от себя воз­буж­ден­ную этим про­цес­сом нена­висть, а так­же, чтобы на досу­ге и в покое пре­дать­ся заня­ти­ям у Апол­ло­ния Моло­на, в те вре­ме­на зна­ме­ни­тей­ше­го пре­по­да­ва­те­ля крас­но­ре­чия. Когда он ехал туда морем уже в зим­нюю пору, у ост­ро­ва Фар­ма­кус­сы его захва­ти­ли пира­ты; к вели­чай­шей сво­ей доса­де, ему при­шлось про­сидеть у них почти сорок дней, имея при себе лишь одно­го вра­ча и двух постель­ни­чих. (2) Ибо про­чих людей сво­ей сви­ты и рабов он тот­час разо­слал добы­вать денег для выку­па. Когда пять­де­сят талан­тов⁹ налич­ны­ми были выпла­че­ны, пира­ты выса­ди­ли его на берег; тогда, не теряя вре­ме­ни, он сна­рядил кораб­ли и бро­сил­ся в пого­ню по следам пира­тов; захва­тив их в плен, он пре­дал их каз­ни, выпол­няя то, чем часто в шут­ку гро­зил им рань­ше.

В то вре­мя Мит­ри­дат опу­сто­шал бли­жай­шие обла­сти Азии; Цезарь, не желая пока­зать­ся без­участ­ным к беде союз­ни­ков, пере­пра­вил­ся из Родо­са, куда он при­был, в Азию и, собрав вспо­мо­га­тель­ные отряды, выгнал из про­вин­ции цар­ско­го пре­фек­та¹⁰, чем удер­жал от отпа­де­ния коле­бав­ших­ся в вер­но­сти Риму союз­ни­ков.

5. В каче­стве воен­но­го три­бу­на¹¹, — это была пер­вая долж­ность, достав­ша­я­ся ему в силу народ­но­го избра­ния по воз­вра­ще­нии в Рим, — он все­ми сила­ми содей­ст­во­вал ини­ци­а­то­рам вос­ста­нов­ле­ния три­бун­ской вла­сти, зна­че­ние кото­рой в свое вре­мя было ума­ле­но Сул­лой. Сво­е­му шури­ну, Люцию Цинне, и тем участ­ни­кам мяте­жа Лепида, кото­рые после смер­ти кон­су­ла вме­сте с Цин­ной бежа­ли к Сер­то­рию, он в силу рога­ции¹² Пло­тия выхло­потал воз­вра­ще­ние в Рим, и по это­му пово­ду на сход­ке сам дер­жал речь к наро­ду.

6. Будучи кве­сто­ром, Цезарь на похо­ро­нах сво­ей тет­ки и жены, соглас­но обы­чаю, про­из­нес перед рост­ра­ми¹³ похваль­ное сло­во в память покой­ниц. В речи, посвя­щен­ной тет­ке, он так гово­рит о дво­я­ком про­ис­хож­де­нии как ее, так и сво­его отца:

«По жен­ской линии род моей тет­ки Юлии про­ис­хо­дит от царей, по муж­ской же он сто­ит в свя­зи с бес­смерт­ны­ми бога­ми, ибо от Анка Мар­ция ведут свой род Мар­ции Рек­сы¹⁴, а это было имя мате­ри моей тет­ки; род же Юли­ев, к кото­ро­му при­над­ле­жит моя семья, идет от Вене­ры. Таким обра­зом, наше­му роду при­ста­ли и непри­кос­но­вен­ность, подо­баю­щая царям, кото­рые всех могу­ще­ст­вен­нее сре­ди людей, и бла­го­го­вей­ное почи­та­ние, подо­баю­щее богам, во вла­сти кото­рых нахо­дят­ся сами цари».

(2) На место Кор­не­лии он взял в жены Пом­пею, дочь Квин­та Пом­пея, внуч­ку Люция Сул­лы; впо­след­ст­вии он раз­вел­ся с нею, подо­зре­вая ее в пре­лю­бо­де­я­нии с Пуб­ли­ем Кло­ди­ем; ходил столь упор­ный слух, буд­то послед­ний, пере­одев­шись жен­щи­ной, про­ник к ней в дом во вре­мя совер­ше­ния рели­ги­оз­ных обрядов¹⁵, что сенат назна­чил след­ст­вие по делу о свя­тотат­стве.

7. В долж­но­сти кве­сто­ра Цеза­рю доста­лась по жре­бию Даль­няя Испа­ния¹⁶; когда, по пору­че­нию пре­то­ра, он объ­ез­жал про­вин­цию по судеб­ным дедам, он при­был в Гадес и здесь обра­тил вни­ма­ние на сто­яв­шую под­ле хра­ма Гер­ку­ле­са ста­тую Алек­сандра Македон­ско­го. При виде ее он горест­но вздох­нул. Затем, слов­но сты­дясь сво­ей без­де­я­тель­но­сти, — ибо еще ниче­го заме­ча­тель­но­го не свер­шил он в воз­расте, в кото­ром Алек­сандр успел заво­е­вать весь мир, — тот­час стал про­сить об уволь­не­нии от служ­бы в про­вин­ции, имея в виду вос­поль­зо­вать­ся в сто­ли­це пер­вым же слу­ча­ем для дел более зна­чи­тель­ных. (2) Даже его сму­ще­ние по пово­ду сно­виде­ния в бли­жай­шую ночь, — а при­виде­лось ему, буд­то он всту­пил в пре­ступ­ную связь с сво­ей мате­рью, — снотол­ко­ва­те­ли обра­ти­ли к воз­буж­де­нию в нем самых сме­лых надежд, разъ­яс­няя сон как пред­ве­ща­ние его гос­под­ства над все­лен­ной, поели­ку-де мать, кото­рую он видел лежа­щей под собою, была не кто иная, как зем­ля, почи­тае­мая общею всем роди­тель­ни­цею.

8. Итак, поки­нув Испа­нию до исте­че­ния сро­ка сво­ей служ­бы, он на обрат­ном пути в Рим посе­тил латин­ские коло­нии, кото­рые в то вре­мя доби­ва­лись пра­ва рим­ско­го граж­дан­ства; он, веро­ят­но, под­бил бы их пред­при­нять что-либо реши­тель­ное, если бы кон­су­лы, в виду имен­но такой веро­ят­но­сти, не задер­жа­ли там на неко­то­рое вре­мя набран­ные для Кили­кии леги­о­ны.

9. Не сму­ща­ясь этим, Цезарь вско­ре зате­ял в Риме нечто более зна­чи­тель­ное. В самом деле, за несколь­ко дней до его вступ­ле­ния в долж­ность эди­ла воз­ник­ло подо­зре­ние, что он соста­вил заго­вор с кон­су­ля­ром Мар­ком Крас­сом, а так­же с Пуб­ли­ем Сул­лой и Люци­ем Автро­ни­ем, кото­рые были избра­ны на этот год в кон­су­лы, но тут же осуж­де­ны за под­куп изби­ра­те­лей: заго­вор­щи­ки буд­то бы наме­ре­ва­лись в нача­ле года напасть на сенат; по изби­е­нии наме­чен­ных зара­нее лиц, Красс дол­жен был захва­тить дик­та­ту­ру и назна­чить сво­им началь­ни­ком кон­ни­цы Цеза­ря; затем, устро­ив рес­пуб­ли­ку по соб­ст­вен­но­му усмот­ре­нию, они долж­ны были вос­ста­но­вить Сул­лу и Автро­ния в долж­но­сти кон­су­лов. (2) Об этом заго­во­ре упо­ми­на­ют Тан­у­зий Гемин в сво­ей «Исто­рии», Марк Бибул — в эдик­тах¹⁷, а Г. Кури­он (отец), — в речах. На него же, по-види­мо­му, наме­ка­ет и Цице­рон в неко­ем пись­ме к Аксию, где он гово­рит, что Цезарь, в каче­стве кон­су­ла, завла­дел-таки цар­ской вла­стью, о кото­рой помыш­лял еще эди­лом. Тан­у­зий при­бав­ля­ет, что Красс, дви­жи­мый рас­ка­я­ни­ем или оро­бев, не явил­ся в назна­чен­ный для рез­ни день, а пото­му и Цезарь не подал услов­лен­но­го зна­ка; а услов­ле­но было, гово­рит Кури­он, что он спу­стит с пле­ча тогу. (3) Тот же Кури­он, а так­же Марк Акто­рий Назон утвер­жда­ют, буд­то Цезарь соста­вил заго­вор так­же с юным Гне­ем Пизо­ном, кото­ро­му сенат, подо­зре­вая его про­ис­ки в Риме, доб­ро­воль­но и вне вся­кой оче­реди назна­чил про­вин­ци­ей Испа­нию; Пизон и Цезарь усло­ви­лись, что одно­вре­мен­но под­ни­мут вос­ста­ние с целью государ­ст­вен­но­го пере­во­рота, пер­вый на окра­ине, вто­рой же в самом Риме, опи­ра­ясь на амбро­нов¹⁸ и транс­па­дан­цев¹⁹; замыс­лы обо­их раз­ру­ши­ла вне­зап­ная смерть Пизо­на.

10. Будучи эди­лом, Цезарь укра­сил не толь­ко коми­ций²⁰, форум и бази­ли­ки²¹, но так­же Капи­то­лий, выстро­ив вре­мен­ные пор­ти­ки для выстав­ки в них части вели­ко­леп­ных пред­ме­тов, собран­ных им в огром­ном изоби­лии. Что каса­ет­ся трав­ли зве­рей и игр, то их он устра­и­вал как сов­мест­но со сво­им кол­ле­гой, так и само­сто­я­тель­но, а это при­ве­ло к тому, что бла­го­во­ле­ние наро­да, вызван­ное общи­ми затра­та­ми обо­их, доста­лось ему одно­му; и его кол­ле­га, Марк Бибул, не скры­вал, что «его постиг­ла та же участь, что и Пол­лук­са, а имен­но: как храм, постав­лен­ный на фору­ме бра­тьям-близ­не­цам, име­ну­ет­ся толь­ко Касто­ро­вым, так и его, Бибу­ла, сов­мест­ную с Цеза­рем щед­рость при­пи­сы­ва­ют одно­му лишь Цеза­рю». (2) Ко все­му это­му Цезарь при­со­еди­нил еще бой гла­ди­а­то­ров, одна­ко в зна­чи­тель­но мень­шем чис­ле пар, неже­ли пер­во­на­чаль­но пред­по­ла­гал сам; ибо навер­бо­ван­ная им ото­всюду бан­да наве­ла страх на его поли­ти­че­ских вра­гов, и было изда­но спе­ци­аль­ное поста­нов­ле­ние о чис­ле гла­ди­а­то­ров в Риме, кото­рое нико­му не раз­ре­ша­лось пре­вы­сить.

11. Когда рас­по­ло­же­ние наро­да было таким обра­зом обес­пе­че­но, Цезарь, дей­ст­вуя через несколь­ких три­бу­нов, попы­тал­ся добить­ся пле­бис­ци­та²² о назна­че­нии ему про­вин­ци­ей Егип­та; пово­дом для полу­че­ния это­го чрез­вы­чай­но­го коман­до­ва­ния послу­жи­ло ему то, что насе­ле­ние Алек­сан­дрии изгна­ло сво­его царя, в свое вре­мя полу­чив­ше­го от сена­та титул союз­ни­ка и дру­га рим­ско­го наро­да; посту­пок алек­сан­дрий­цев вызвал в Риме все­об­щее осуж­де­ние. Одна­ко Цезарь не добил­ся сво­его бла­го­да­ря сопро­тив­ле­нию пар­тии опти­ма­тов. Тогда, в свою оче­редь, стре­мясь все­ми воз­мож­ны­ми спо­со­ба­ми умень­шить ее авто­ри­тет, он вос­ста­но­вил раз­ру­шен­ные Сул­лой памят­ни­ки побед Гая Мария над Югур­той, ким­вра­ми и тев­то­на­ми; точ­но так же, пред­седа­тель­ст­вуя в судеб­ной комис­сии по делам об убий­стве, он отнес к чис­лу уго­лов­ных убийц тех, кото­рые во вре­мя про­скрип­ций полу­чи­ли из каз­ны день­ги за при­не­сен­ные ими голо­вы рим­ских граж­дан, хотя такие по зако­ну Сул­лы были избав­ле­ны от ответ­ст­вен­но­сти.

12. Он подыс­кал так­же лицо для при­вле­че­ния к суду по обви­не­нию в государ­ст­вен­ной измене Гая Раби­рия, чело­ве­ка, мно­го лет тому назад отли­чив­ше­го­ся содей­ст­ви­ем сена­ту при подав­ле­нии мяте­жа три­бу­на Люция Сатур­ни­на; назна­чен­ный по жре­бию судьей в этом про­цес­се, Цезарь вынес обви­ни­тель­ный при­го­вор с такой страст­но­стью, что затем, при про­во­ка­ции²³ осуж­ден­но­го к наро­ду ничто не помог­ло ему в такой мере, как имен­но эта чрез­мер­ная стро­гость судьи.

13. Надеж­ду на полу­че­ние про­вин­ции Цеза­рю при­шлось оста­вить, и он стал доби­вать­ся сана вели­ко­го пон­ти­фи­ка²⁴, при­чем разда­вал день­ги, не жалея; при­киды­вая в уме огром­ную сум­му наде­лан­ных при этом дол­гов, он, отправ­ля­ясь утром на выбо­ры, как гово­рят, ска­зал при про­ща­нии цело­вав­шей его мате­ри, что «ина­че, как пон­ти­фи­ком, он домой не вер­нет­ся». И тако­ва была его победа над дву­мя силь­ней­ши­ми кон­ку­рен­та­ми, зна­чи­тель­но пре­вос­хо­див­ши­ми его и воз­рас­том и санов­но­стью, что даже в их соб­ст­вен­ных три­бах он один собрал боль­ше голо­сов, неже­ли они оба собра­ли во всех три­бах.

14. В то вре­мя как был открыт заго­вор Кати­ли­ны и весь сенат выска­зы­вал­ся за выс­шую меру нака­за­ния для его участ­ни­ков, Цезарь, избран­ный на эту пору пре­то­ром, един­ст­вен­ный из всех пред­ло­жил огра­ни­чить­ся кон­фис­ка­ци­ей их иму­ще­ства и разо­слать их по муни­ци­пи­ям²⁵ для содер­жа­ния под стра­жей. Он даже так пере­пу­гал сто­рон­ни­ков кру­тых мер, неод­но­крат­но ука­зы­вая, какая нена­висть рим­ско­го наро­да ожи­да­ет их впо­след­ст­вии, что назна­чен­ный²⁶ кон­сул Децим Силан, хотя и не изме­нил сво­его мне­ния, что было бы позо­ром, одна­ко не постес­нял­ся смяг­чить его тол­ко­ва­ни­ем, буд­то его при­ня­ли в более суро­вом смыс­ле, чем пони­мал его он сам. (2) Цезарь добил­ся бы сво­его, — ибо уже мно­гие, и в том чис­ле брат кон­су­ла, Цице­рон, пере­шли на его сто­ро­ну, — если бы не речь Мар­ка Като­на, кото­рая под­дер­жа­ла колеб­лю­ще­е­ся в сво­ем мне­нии сена­тор­ское сосло­вие. И тут Цезарь все же не пре­кра­тил сво­его сопро­тив­ле­ния, пока отряд рим­ских всад­ни­ков, с ору­жи­ем в руках окру­жав­ший сенат в виде стра­жи, не стал угро­жать ему смер­тью за его чрез­мер­ное упор­ство. Уже обна­жен­ные мечи были направ­ле­ны про­тив него, и сидев­шие рядом с ним на одной ска­мье сена­то­ры его поки­ну­ли; лишь немно­гие защи­ти­ли Цеза­ря, при­крыв его сво­ею гру­дью и выста­вив впе­ред тоги, что пере­пу­га­ло его не на шут­ку; он не толь­ко поки­нул курию²⁷, но и не пока­зы­вал­ся в ней более весь оста­ток года.

15. В пер­вый же день сво­ей пре­ту­ры он при­влек Квин­та Кату­ла к отче­ту перед наро­дом в про­из­во­див­шей­ся им пере­строй­ке Капи­то­лия, огла­сив в то же вре­мя свое пред­ло­же­ние пере­дать заве­до­ва­ние этим делом дру­го­му лицу. Впро­чем, бороть­ся с спло­чен­ным про­ти­во­дей­ст­ви­ем опти­ма­тов ему ока­за­лось не под силу; он видел, что они, немед­лен­но отка­зав­шись от чест­во­ва­ния новых кон­су­лов, поспеш­но яви­лись в народ­ное собра­ние целой мас­сой, с твер­дой реши­мо­стью ока­зать ему про­ти­во­дей­ст­вие. Тогда он отка­зал­ся от сво­его пред­ло­же­ния.

16. Тем не менее, он с вели­чай­шей настой­чи­во­стью дал свою под­держ­ку и помощь народ­но­му три­бу­ну Цеци­лию Метел­лу, кото­рый, невзи­рая на вето кол­лег, внес воз­му­ти­тель­ней­шие зако­но­пред­ло­же­ния²⁸; дело дошло до того, что сенат издал декрет об устра­не­нии обо­их от заня­тия государ­ст­вен­ны­ми дела­ми. Тем не менее, Цезарь осме­лил­ся остать­ся в долж­но­сти и отправ­лять свои судеб­ные обя­зан­но­сти; но когда он узнал, что про­тив­ни­ки гото­вы заста­вить его под­чи­нить­ся воору­жен­ной силой, он рас­пу­стил сво­их лик­то­ров, снял окайм­лен­ную пур­пу­ром тогу пре­то­ра и украд­кой бежал к себе в дом, решив дер­жать­ся смир­но ввиду небла­го­при­ят­но­го обо­рота дела. (2) Через два дня после это­го к его дому без чье­го-либо почи­на, сама собою собра­лась боль­шая тол­па, бур­но пред­ла­гав­шая ему содей­ст­во­вать в вос­ста­нов­ле­нии его в долж­но­сти; одна­ко Цезарь сам укро­тил ее. Эта слу­чи­лось совер­шен­но вопре­ки ожи­да­ни­ям сена­та, поспеш­но собрав­ше­го­ся в заседа­ние в виду упо­мя­ну­то­го народ­но­го ско­пи­ща. А пото­му он и выра­зил Цеза­рю бла­го­дар­ность через пер­вен­ст­ву­ю­щих сво­их чле­нов, при­звал его в курию, рас­хва­лил в самых напы­щен­ных выра­же­ни­ях и, отме­нив свой пер­вый декрет, вос­ста­но­вил его в долж­но­сти.

17. Одна­ко Цезарь сно­ва попал в беду ино­го рода, когда имя его назва­ли в чис­ле сообщ­ни­ков Кати­ли­ны, во-пер­вых, у кве­сто­ра Новия Ниг­ра — донос­чик Люций Вет­тий, а во-вто­рых, в сена­те — тот самый Квинт Курий, кото­ро­му от име­ни государ­ства была назна­че­на награ­да за то, что он пер­вый рас­крыл замыс­лы заго­вор­щи­ков. Курий гово­рил, что об уча­стии Цеза­ря он узнал от Кати­ли­ны, а Вет­тий обе­щал даже пред­ста­вить его соб­ст­вен­но­руч­ное пись­мо к послед­не­му. (2) Счи­тая, что стер­петь такую кле­ве­ту никак невоз­мож­но, Цезарь, тор­же­ст­вен­но при­звав в свиде­те­ли Цице­ро­на, дока­зал, что имен­но он, Цезарь, по соб­ст­вен­ной сво­ей ини­ци­а­ти­ве сде­лал ему кое-какие сооб­ще­ния о заго­во­ре; этим он добил­ся того, что Курий награ­ды не полу­чил; что же до Вет­тия, то от него потре­бо­ва­ли зало­га, при­чем его домаш­нюю утварь рас­хи­ти­ли; сам он под­верг­ся изби­е­нию и едва не был разо­рван на части перед рост­ра­ми. Цезарь бро­сил его в тюрь­му, и та же участь постиг­ла кве­сто­ра Новия за то, что он при­нял обви­не­ние на долж­ност­ное лицо, выс­шее по вла­сти, неже­ли он сам.

18. После пре­ту­ры Цеза­рю по жре­бию доста­лась про­вин­ци­ей Даль­няя Испа­ния; пре­тен­зии сво­их креди­то­ров, не пус­кав­ших его из Рима, он устра­нил при посред­стве пору­чи­те­лей и выехал, про­тив­но обы­чаю и зако­ну, даже не дождав­шись обыч­но­го рас­по­ря­же­ния сена­та для про­вин­ций; неиз­вест­но, то ли он боял­ся судеб­но­го пре­сле­до­ва­ния, кото­рое гото­ви­ли про­тив него к момен­ту, когда он станет част­ным лицом, то ли хотел как мож­но ско­рее подо­спеть к союз­ни­кам, умо­ляв­шим о помо­щи; рав­ным обра­зом, он поки­нул свою про­вин­цию с тою же тороп­ли­во­стью, едва лишь уми­ротво­рив ее и не дожи­да­ясь пре­ем­ни­ка: он спе­шил отпразд­но­вать три­умф и вме­сте высту­пить кан­дида­том в кон­су­лы. (2) Но коми­ции были уже назна­че­ны, и кан­дида­ту­ра мог­ла быть допу­ще­на лишь при усло­вии, что он вой­дет в город как част­ное лицо; все его ста­ра­ния добить­ся изъ­я­тия из зако­на встре­ти­ли со сто­ро­ны мно­гих лиц воз­ра­же­ния; тогда, чтобы не поте­рять пра­ва искать кон­суль­ства, ему при­шлось отка­зать­ся от три­ум­фа.

19. Из двух сво­их соис­ка­те­лей, Луция Лук­цея и Мар­ка Бибу­ла, он при­влек к себе пер­во­го; по усло­вию, Лук­цей, менее попу­ляр­ный, но обла­дав­ший огром­ны­ми сред­ства­ми, дол­жен был обе­щать день­ги цен­ту­ри­ям²⁹ от име­ни обо­их. Узнав об этом, опти­ма­ты, боясь, что Цезарь, полу­чив выс­шую долж­ность и имея сопра­ви­те­лем соглас­но­го во всем еди­но­мыш­лен­ни­ка, не оста­но­вит­ся ни перед чем, сами понуди­ли Бибу­ла обе­щать цен­ту­ри­ям такую же сум­му, при­чем мно­гие дали и день­ги, и даже Катон не отри­цал, что этот под­куп наро­да оправ­ды­ва­ет­ся поль­зой государ­ства. (2) В резуль­та­те, Цезарь был избран вме­сте с Бибу­лом. По той же при­чине опти­ма­ты поста­ра­лись, чтобы буду­щим кон­су­лам в каче­стве про­вин­ций были даны самые неваж­ные пору­че­ния, а имен­но управ­ле­ние государ­ст­вен­ны­ми леса­ми и паст­би­ща­ми. Такая неспра­вед­ли­вость в выс­шей сте­пе­ни раз­дра­жи­ла Цеза­ря; вся­че­ски­ми услу­га­ми он стал заис­ки­вать перед Гне­ем Пом­пе­ем, кото­рый был сер­дит на сенат за то, что тот после его победы над царем Мит­ри­да­том затя­ги­вал утвер­жде­ние его рас­по­ря­же­ний на Восто­ке. Цезарь так­же поми­рил Пом­пея с Мар­ком Крас­сом, ста­рин­ным его недру­гом еще со вре­ме­ни сов­мест­но­го кон­суль­ства³⁰, кото­рое они про­ве­ли в самом рез­ком вза­им­ном раз­но­гла­сии. С обо­и­ми он заклю­чил союз, кое­го целью было — не допус­кать ника­ких государ­ст­вен­ных меро­при­я­тий, неугод­ных кому-либо из них трех³¹.

20. Всту­пив в долж­ность³², Цезарь впер­вые ввел в прак­ти­ку состав­ле­ние и пуб­ли­ка­цию отче­тов сенат­ских заседа­ний и еже­днев­ных город­ских ведо­мо­стей. Он воз­об­но­вил так­же древ­ний обы­чай, чтобы кон­су­лу в те меся­цы, когда он не имел при себе фас­ций, пред­ше­ст­во­вал в обще­ст­вен­ных местах акценз³³, а за ним сле­до­ва­ли бы лик­то­ры. Он обна­ро­до­вал аграр­ный закон, и когда его кол­ле­га Бибул попы­тал­ся устро­ить ему обструк­цию под пред­ло­гом небла­го­при­ят­ных зна­ме­ний, то он воору­жен­ной силой про­гнал его с фору­ма; на сле­дую­щий день Бибул заявил про­тест в сена­те, но никто не осме­лил­ся по пово­ду столь воз­му­ти­тель­но­го слу­чая сде­лать доклад или про­сто пред­ло­жить меры, кото­рые преж­де часто при­ни­ма­лись далее в слу­чае менее серь­ез­ных бес­по­ряд­ков. Это поверг­ло Бибу­ла в такое отча­я­ние, что до послед­не­го дня сво­его кон­суль­ства он про­сидел, запер­шись у себя в доме, зани­ма­ясь лишь тем, что изда­вал про­тив Цеза­ря запре­ти­тель­ные эдик­ты под пред­ло­гом яко­бы небла­го­при­ят­ных пред­зна­ме­но­ва­ний.

(2) С этих пор Цезарь решал все государ­ст­вен­ные дела один и по соб­ст­вен­но­му усмот­ре­нию, так что неко­то­рые шут­ни­ки, давая ради заба­вы свою под­пись под каким-либо доку­мен­том, ста­ви­ли датой име­на кон­су­лов не Цеза­ря и Бибу­ла, но — Юлия и Цеза­ря, два­жды назы­вая то же лицо, по име­ни и по про­зви­щу. А вско­ре из уст в уста нача­ли пере­да­вать такие стиш­ки:

Нечто свер­ши­лось недав­но при Цеза­ре, не при Бибу­ле. В кон­суль­ство Бибу­ла было ли что, не при­пом­ню.

(3) Стел­лат­ское поле³⁴, кото­рое еще пред­ки объ­яви­ли непри­кос­но­вен­ным, и Кам­пан­скую зем­лю, кото­рая для уси­ле­ния средств государ­ства нахо­ди­лась в арен­де, он разде­лил вне жре­бия тем граж­да­нам, чис­лом до 20 тысяч, кото­рые име­ли трех или более детей. По прось­бе пуб­ли­ка­нов о сбав­ке откуп­ной сум­мы он пони­зил ее на треть и откры­то сове­то­вал им при сда­че на откуп новых пода­тей не набав­лять чрез­мер­но цену. Так­же и в осталь­ном, чего бы кому ни захо­те­лось, он разда­вал щед­рой рукой, при­чем воз­ра­же­ний никто не делал, а если кто и пытал­ся, того он запу­ги­вал. (4) Мар­ка Като­на за его интер­пел­ля­цию он при­ка­зал лик­то­ру выта­щить из курии и отве­сти в тюрь­му. На Люция Лукул­ла, высту­пив­ше­го было про­тив него более реши­тель­но, он навел такой страх облыж­ны­ми обви­не­ни­я­ми, что тот пова­лил­ся ему в ноги. Когда Цице­рон, про­из­но­ся речь в одном судеб­ном про­цес­се, стал сето­вать на состо­я­ние рес­пуб­ли­ки, то он в девя­том часу³⁵ того же дня устро­ил пере­ход от пат­ри­ци­а­та к плеб­су³⁶ его вра­гу, Пуб­лию Кло­дию, кото­рый уже дав­но тщет­но доби­вал­ся это­го. (5) Нако­нец, про­тив всей враж­деб­ной пар­тии он выста­вил донос­чи­ка, под­ку­пом побудив его сде­лать заяв­ле­ние, буд­то неко­то­рые лица под­го­ва­ри­ва­ли его убить Пом­пея; было услов­ле­но, что он все­на­род­но перед рост­ра­ми назо­вет име­на этих лиц, уста­нов­лен­ные зара­нее, но когда несколь­ко имен были дей­ст­ви­тель­но назва­ны, при­чем это вышло без­до­ка­за­тель­но и воз­буди­ло подо­зре­ние в обмане, тогда Цезарь, сомне­ва­ясь в удач­ном исхо­де столь рис­ко­ван­но­го пред­при­я­тия, как гово­рят, при­ка­зал отра­вить донос­чи­ка.

21. Око­ло это­го же вре­ме­ни он взял себе в жены Каль­пур­нию, дочь Люция Пизо­на, сво­его буду­ще­го пре­ем­ни­ка по кон­суль­ству, а соб­ст­вен­ную дочь, Юлию, выдал за Гнея Пом­пея; для это­го он пред­ва­ри­тель­но отка­зал уже помолв­лен­но­му с нею Сер­ви­лию Цепи­о­ну, кото­рый неза­дол­го перед тем осо­бен­но усерд­но помо­гал ему в борь­бе с Бибу­лом. Заклю­чив этот новый род­ст­вен­ный союз, он стал в сена­те пер­вым спра­ши­вать о мне­нии Пом­пея, до это­го же вре­ме­ни спра­ши­вал пер­вым Крас­са, а меж­ду тем было в обы­чае, чтобы кон­сул весь год сохра­нял тот порядок опро­са мне­ний, кото­рый сам же уста­но­вил 1 янва­ря.

22. Из обще­го чис­ла про­вин­ций он, при содей­ст­вии тестя и зятя, выбрал для себя пре­иму­ще­ст­вен­но перед дру­ги­ми Гал­лию, ибо бога­тые воз­мож­но­сти и счаст­ли­вые усло­вия этой про­вин­ции явля­лись зало­гом буду­щих три­ум­фов. Сна­ча­ла, в силу зако­на Вати­ния, он полу­чил Гал­лию Циз­аль­пий­скую, с при­со­еди­не­ни­ем Илли­ри­ка; вско­ре сенат при­ба­вил к ним так­же Комат­скую³⁷ Гал­лию, ибо сена­то­ры боя­лись, что в слу­чае их отка­за он все рав­но полу­чит ее от наро­да. (2) В радо­сти он зарвал­ся до того, что, несколь­ко дней спу­стя, в курии при боль­шом сте­че­нии сена­то­ров посмел хваст­ли­во заявить, что, вопре­ки неже­ла­нию и воп­лям сво­их про­тив­ни­ков, он достиг того, к чему стре­мил­ся: теперь-то он осед­ла­ет их всех. Когда кто-то, желая оскор­бить его, заявил, что жен­щине это сде­лать не лег­ко³⁸, он отве­тил слов­но в шут­ку: «В Асси­рии тоже цар­ст­во­ва­ла Семи­ра­мида, а боль­шей частью Азии вла­де­ли неко­гда ама­зон­ки».

23. Когда, по сло­же­нии им долж­но­сти кон­су­ла, пре­то­ры Гай Мем­мий и Люций Доми­ций сде­ла­ли доклад о пере­смот­ре меро­при­я­тий истек­ше­го года, рас­сле­до­ва­ние о них он пору­чил про­из­ве­сти сена­ту; сенат откло­нил это пору­че­ние, и три дня про­шли в без­ре­зуль­тат­ных пре­ре­ка­ни­ях; тогда он отбыл в свою про­вин­цию. Немед­лен­но же — харак­тер­ный пре­цедент — при­влек­ли к суду Цеза­ре­ва кве­сто­ра, по ряду обви­ни­тель­ных пунк­тов. Вско­ре и само­го его потре­бо­вал к отве­ту народ­ный три­бун Люций Анти­стий, и толь­ко бла­го­да­ря апел­ля­ции к кол­ле­гии три­бу­нов Цезарь добил­ся того, чтобы, пока он отсут­ст­ву­ет по делам государ­ства, про­цес­сов про­тив него не воз­буж­да­ли. (2) Поэто­му, в инте­ре­сах соб­ст­вен­ной без­опас­но­сти на буду­щее вре­мя, он стал вся­че­ски ста­рать­ся сде­лать так, чтобы маги­ст­ра­ты каж­до­го года были люди ему обя­зан­ные, а из иска­те­лей долж­но­стей он помо­гал толь­ко тем и толь­ко тех допус­кал к заня­тию их, кото­рые в его отсут­ст­вие бра­лись быть его защит­ни­ка­ми; в под­твер­жде­ние это­го усло­вия он не коле­бал­ся брать с неко­то­рых клят­ву или даже пись­мен­ное обя­за­тель­ство.

24. Но когда кан­дидат в кон­су­лы Люций Доми­ций начал откры­то гро­зить, что, заняв эту долж­ность, он осу­ще­ст­вит то, что ему не уда­лось сде­лать, будучи пре­то­ром, а имен­но отни­мет у Цеза­ря вой­ско, то послед­ний вызвал Крас­са и Пом­пея на свида­ние в город сво­ей про­вин­ции, Лук­ку, и побудил их искать вто­рич­но кон­суль­ства ради устра­не­ния Доми­ция; он добил­ся так­же того, что коман­до­ва­ние ему было про­дле­но еще на пять лет³⁹. (2) Упро­чив этим свое поло­же­ние, он к тем леги­о­нам, кото­рые полу­чил от государ­ства, при­ба­вил еще дру­гие, набран­ные на свои част­ные сред­ства, при­чем один из них навер­бо­вал из транс­аль­пий­цев, дав ему так­же и имя галль­ское — Ала­уда⁴⁰; дис­ци­пли­на и воору­же­ние в этом леги­оне были рим­ские, а впо­след­ст­вии он в пол­ном соста­ве полу­чил от Цеза­ря пра­во рим­ско­го граж­дан­ства. (3) С этих пор Цезарь не упус­кал ни одно­го пово­да к войне, даже неспра­вед­ли­вой или опас­ной, при­чем пер­вый напа­дал как на пле­ме­на, состо­яв­шие в сою­зе, так и на враж­деб­ные и вар­вар­ские, так что сенат одна­жды поста­но­вил отпра­вить комис­сию для обсле­до­ва­ния поло­же­ния в Гал­лии, а неко­то­рые пред­ла­га­ли даже выдать Цеза­ря непри­я­те­лю. Но так как его пред­при­я­тия сопро­вож­да­лись успе­хом, то по их пово­ду сенат назна­чал боль­шее чис­ло раз, чем когда-либо рань­ше, бла­годар­ст­вен­ные молеб­ны и на боль­шее коли­че­ство дней.

25. В тече­ние девя­ти лет сво­его коман­до­ва­ния Цезарь свер­шил сле­дую­щее:

Всю Гал­лию, в гра­ни­цах меж­ду Пире­ней­ским хреб­том, Аль­па­ми, Севен­на­ми и река­ми Рей­ном и Роной, про­стран­ст­вом почти на 3200 миль в окруж­но­сти, он обра­тил в про­вин­цию, вне кото­рой оста­ва­лись толь­ко союз­ные и дока­зав­шие свою друж­бу государ­ства; на эту про­вин­цию он нало­жил еже­год­ную дань в 40000000 сестер­ци­ев⁴¹. (2) Он пер­вый напал на гер­ман­цев, живу­щих по ту сто­ро­ну Рей­на, постро­ил мост через эту реку и нанес им ряд тяже­лых пора­же­ний; напал он так­же на бри­тан­цев, о кото­рых рань­ше никто и не знал, и, победив их, взял с них дань и залож­ни­ков. При столь­ких успе­хах он потер­пел неуда­чи не более трех раз: в Бри­тан­нии его флот едва не погиб от бури; в Гал­лии, под Гер­го­ви­ей, один его леги­он был раз­бит наго­ло­ву; в Гер­ма­нии его лега­ты⁴² Титу­рий и Аврунк­ку­лей попа­ли в заса­ду и были уни­что­же­ны.

26. В эти же годы он поте­рял сна­ча­ла мать, затем дочь, нако­нец, немно­го позд­нее — вну­ка. Меж­ду тем, когда в свя­зи с убий­ст­вом Пуб­лия Кло­дия рес­пуб­ли­ка была поверг­ну­та в пол­ное рас­строй­ство и сенат при­нял реше­ние поста­вить еди­но­го кон­су­ла и опре­де­лен­но назвал для это­го Гнея Пом­пея, а народ­ные три­бу­ны пред­на­зна­ча­ли его в кол­ле­ги Пом­пею, — он повел с ними пере­го­во­ры, про­ся их луч­ше пред­ло­жить наро­ду, чтобы ему, Цеза­рю, было раз­ре­ше­но вто­рич­но искать кон­суль­ство заоч­но на исхо­де сро­ка его коман­до­ва­ния, дабы ради это­го иска­тель­ства ему не при­шлось поки­нуть про­вин­цию слиш­ком рано, не докон­чив вой­ну⁴³. (2) Добив­шись это­го, Цезарь, помыш­ляя уже о целях более высо­ких и пре­ис­пол­нясь надежд, не упус­кал ни одно­го слу­чая в обще­ст­вен­ных и част­ных отно­ше­ни­ях, давав­ше­го повод обна­ру­жить щед­рость или ока­зать услу­ги, кто бы при этом ни имел­ся в виду. На сред­ства из воен­ной добы­чи он начал построй­ку фору­ма, для кото­ро­го одна пло­щадь обо­шлась свы­ше ста мил­ли­о­нов сестер­ци­ев. Он обе­щал наро­ду гла­ди­а­тор­ские игры и уго­ще­ние в память сво­ей доче­ри, чего до него не делал никто. Чтобы дове­сти ожи­да­ние в наро­де до выс­шей сте­пе­ни, он хотя и сдал при­готов­ле­ния к пир­ше­ству в под­ряд кух­ми­сте­рам, одна­ко про­из­во­дил их так­же с помо­щью част­ных хозяйств. (3) Когда извест­ным гла­ди­а­то­рам при­хо­ди­лось где-нибудь сра­жать­ся с риском не полу­чить поща­ды от зри­те­лей, он пору­чал уво­дить их силою и сохра­нять их для себя. Гла­ди­а­то­ров-нович­ков он обу­чал не в шко­лах и не у ланист⁴⁴, но в част­ных домах, у рим­ских всад­ни­ков и даже у сена­то­ров, хоро­шо вла­дев­ших ору­жи­ем, настой­чи­во про­ся их, как это явст­ву­ет из его писем, чтобы они бра­ли на себя обу­че­ние отдель­ных бой­цов и во вре­мя упраж­не­ний лич­но сооб­ща­ли им пра­ви­ла борь­бы.

Цезарь навсе­гда уве­ли­чил жало­ва­нье леги­о­нам вдвое. Когда хлеб имел­ся в изоби­лии, он отпус­кал его сол­да­там без меры и сче­та, а ино­гда разда­вал из добы­чи рабов на каж­до­го сол­да­та но одно­му.

27. Чтобы сохра­нить род­ст­вен­ную связь с Пом­пе­ем и рас­по­ло­же­ние его к себе, он пред­ло­жил ему руку Окта­вии, внуч­ки сво­ей сест­ры, кото­рая была заму­жем за Гаем Мар­цел­лом, а сам про­сил руки Пом­пе­е­вой доче­ри, хотя она уже была помолв­ле­на за Фау­ста Сул­лу⁴⁵. Всех окру­жаю­щих Пом­пея, а так­же боль­шую часть сена­то­ров он обя­зал себе, ссу­жая им день­ги либо вовсе без про­цен­тов, либо за ничтож­ный про­цент; но он осы­пал щед­ры­ми подар­ка­ми так­же лиц из дру­гих сосло­вий, кото­рых он при­гла­шал или кото­рые сами явля­лись к нему, рав­но и их воль­ноот­пу­щен­ных и моло­дых рабов, быв­ших в мило­сти у сво­их патро­нов или гос­под. (2) Таким обра­зом, он являл­ся един­ст­вен­ной и самой надеж­ной опо­рой для людей, нахо­див­ших­ся под судом, запу­тав­ших­ся в дол­гах, а так­же для моло­де­жи, при­вык­шей к широ­ко­му обра­зу жиз­ни, за исклю­че­ни­ем тех, кото­рые уж слиш­ком были подав­ле­ны бре­ме­нем пре­ступ­ле­ний, нуж­ды или мотов­ства, чтобы ожи­дать от него помо­щи; этим он гово­рил напря­мик, что им нуж­на граж­дан­ская вой­на.

28. С немень­шим усер­ди­ем ста­рал­ся он по все­му све­ту при­влечь к себе царей и про­вин­ции: одним он пред­ла­гал в дар тыся­чи плен­ни­ков, дру­гим, не спра­ши­вая раз­ре­ше­ния сена­та и наро­да, посы­лал воен­ную помощь, куда бы и сколь­ко бы раз они ни поже­ла­ли. Не толь­ко в Ита­лии, Гал­лии и Испа­нии, но так­же в Азии и Гре­ции он укра­шал глав­ные горо­да заме­ча­тель­ны­ми соору­же­ни­я­ми. (2) В кон­це кон­цов, когда уже все были при­веде­ны в изум­ле­ние и спра­ши­ва­ли себя, к чему поведет все это, кон­сул Марк Клав­дий Мар­целл объ­явил в эдик­те, что он соби­ра­ет­ся поста­вить на оче­редь вопрос о спа­се­нии государ­ства, и сде­лал сена­ту пред­став­ле­ние о том, чтобы Цеза­рю уже до сро­ка был послан пре­ем­ник, так как вой­на окон­че­на, мир заклю­чен и победо­нос­ное вой­ско под­ле­жит рас­фор­ми­ро­ва­нию; кро­ме того, по его мне­нию, не сле­до­ва­ло допус­кать заоч­ной кан­дида­ту­ры Цеза­ря, поели­ку и сам Пом­пей впо­след­ст­вии отме­нил пле­бис­цит. (3) Дело в том, что Пом­пей, вно­ся закон о пра­ве маги­ст­ра­тов, в гла­ве, в кото­рой упразд­ня­лось заоч­ное иска­ние долж­но­стей, по забыв­чи­во­сти не сде­лал исклю­че­ния для Цеза­ря; уже когда закон был нане­сен на мед­ную дос­ку и сдан в каз­на­чей­ство, он испра­вил свою ошиб­ку⁴⁶. Не доволь­ст­ву­ясь лише­ни­ем Цеза­ря его про­вин­ции и дан­ной ему льготы, Мар­целл пред­ло­жил так­же, чтобы у коло­ни­стов, кото­рых Цезарь, соглас­но Вати­ни­е­вой рога­ции, вывел в Новый Ком, было отня­то пра­во граж­дан­ства, ибо Цезарь дал его им из често­лю­бия и с пре­вы­ше­ни­ем пред­пи­са­ний зако­на.

29. Все это при­ве­ло Цеза­ря в сму­ще­ние. Он пола­гал и, гово­рят, часто заяв­лял, что его, пер­во­го чело­ве­ка в государ­стве, труд­нее вытес­нить из выс­ше­го ран­га во вто­рой, неже­ли из вто­ро­го в послед­ний. Поэто­му он начал все­ми сила­ми сопро­тив­лять­ся, поль­зу­ясь частью интер­цес­си­ей три­бу­нов, частью содей­ст­ви­ем дру­го­го кон­су­ла, Сер­вия Суль­пи­ция. Так­же и в сле­дую­щем году, когда Гай Мар­целл, пре­ем­ник по кон­суль­ству сво­его двою­род­но­го бра­та Мар­ка, пред­при­нял ана­ло­гич­ные попыт­ки, Цезарь создал себе защит­ни­ков в лице его кол­ле­ги, Эми­лия Пав­ла, и само­го дерз­но­вен­но­го три­бу­на, Гая Кури­о­на, под­ку­пив обо­их огром­ной сум­мой денег. (2) Но когда он увидел, что про­тив него дей­ст­ву­ют все настой­чи­вее и что назна­чен­ные кон­су­лы при­над­ле­жат к про­тив­ной ему пар­тии, он обра­тил­ся к сена­ту с пись­мен­ной прось­бой, чтобы его не лиша­ли льготы, даро­ван­ной ему наро­дом, в про­тив­ном же слу­чае, чтобы и про­чие пол­ко­вод­цы сло­жи­ли с себя коман­до­ва­ние вой­ска­ми⁴⁷; как пола­га­ют, он был при этом уве­рен, что, в слу­чае надоб­но­сти, сам он лег­че созо­вет сво­их вете­ра­нов, неже­ли Пом­пей — ново­бран­цев. В пере­го­во­рах с сво­и­ми про­тив­ни­ка­ми он согла­шал­ся отка­зать­ся от вось­ми леги­о­нов и Транс­аль­пий­ской Гал­лии, с тем, чтобы до выбо­ров его в кон­су­лы ему были остав­ле­ны два леги­о­на и Циз­аль­пий­ская про­вин­ция, или, в край­нем слу­чае, один леги­он и Илли­рик.

30. Но так как и сенат укло­нял­ся от посред­ни­че­ства, и про­тив­ная Цеза­рю пар­тия отка­зы­ва­лась прий­ти с ним к како­му-либо согла­ше­нию каса­тель­но государ­ст­вен­ных дел, он пере­шел в Циз­аль­пий­скую Гал­лию и, покон­чив с судеб­ны­ми дела­ми в этой про­вин­ции, выбрал сво­им место­пре­бы­ва­ни­ем Равен­ну, в наме­ре­нии отста­и­вать свое пра­во ору­жи­ем, в слу­чае если сенат при­мет слиш­ком суро­вое поста­нов­ле­ние по отно­ше­нию к народ­ным три­бу­нам, интер­цеди­ру­ю­щим в его поль­зу.

(2) Это и послу­жи­ло для него пред­ло­гом к граж­дан­ской войне; при­чи­ны же ее, по обще­му мне­нию, были дру­гие. Гней Пом­пей неред­ко гово­рил, что с помо­щью сво­их част­ных средств Цезарь не мог бы ни докон­чить нача­тые им построй­ки, ни оправ­дать ожи­да­ний, кото­рые народ воз­ла­гал на его появ­ле­ние в Риме, и пото­му решил все в государ­стве пере­вер­нуть квер­ху дном. (3) Дру­гие гово­рят, что он боял­ся, как бы его не при­зва­ли к отве­ту за все то, что он совер­шил в свое пер­вое кон­суль­ство вопре­ки ауспи­ци­ям, зако­нам и три­бун­ским интер­цес­си­ям; ибо Марк Катон бес­пре­стан­но заяв­лял, под­креп­ляя свои сло­ва клят­вой, что он немед­лен­но при­вле­чет его к суду, как толь­ко он отпу­стит свое вой­ско; в наро­де так­же гово­ри­ли откры­то, что если он вер­нет­ся част­ным лицом, то ему при­дет­ся пред­стать перед судом, подоб­но Мило­ну, в окру­же­нии воору­жен­ной стра­жи. (4) Все это кажет­ся тем веро­ят­нее, что и Ази­ний Пол­ли­он рас­ска­зы­ва­ет, как Цезарь при Фар­са­ле, глядя на раз­би­тых и бегу­щих вра­гов, про­из­нес бук­валь­но такие сло­ва: «Вот чего они хоте­ли. Я, Гай Цезарь, после столь­ких моих дея­ний был бы осуж­ден, если бы не искал защи­ты у вой­ска». (5) Неко­то­рые дума­ют, что, пови­ну­ясь при­выч­ке власт­во­вать и взве­сив силы — свои и вра­же­ские, — он вос­поль­зо­вал­ся слу­ча­ем при­сво­ить себе власть, к кото­рой стре­мил­ся с ран­не­го воз­рас­та. Так, по-види­мо­му, думал и Цице­рон, кото­рый в третьей кни­ге сво­его трак­та­та «Об обя­зан­но­стях» пишет, что Цезарь посто­ян­но повто­рял стих Эври­пида⁴⁸, пере­да­вае­мый им так:

Если уж пра­во нару­шить, то ради гос­под­ства, А в осталь­ном над­ле­жит соблюдать спра­вед­ли­вость.

31. Итак, когда он полу­чил изве­стие, что интер­цес­сия три­бу­нов сведе­на на нет, а сами они поки­ну­ли Рим, он тот­час тай­но, чтобы не воз­буж­дать подо­зре­ния, отпра­вил впе­ред когор­ты, а сам, как ни в чем не быва­ло, появил­ся на пуб­лич­ном спек­так­ле, затем смот­рел плац гла­ди­а­тор­ской шко­лы, кото­рую соби­рал­ся постро­ить, и по обык­но­ве­нию при­сут­ст­во­вал на мно­го­люд­ном обеде. (2) Затем после захо­да солн­ца в повоз­ку были впря­же­ны мулы, взя­тые с бли­жай­шей мель­ни­цы, и Цезарь, в сопро­вож­де­нии все­го несколь­ких лиц в стро­жай­шей тайне отпра­вил­ся в путь. Факе­лы погас­ли; Цезарь сбил­ся с доро­ги и дол­го блуж­дал, пока, нако­нец не нашел про­вод­ни­ка, кото­рый по узким тро­пин­кам, пеш­ком, к рас­све­ту при­вел его к цели. Он нагнал свои когор­ты у реки Руби­ко­на, пред­став­ляв­шей гра­ни­цу его про­вин­ции. Здесь он нена­дол­го оста­но­вил­ся и, внут­ренне про­ве­ряя все зна­че­ние заду­ман­но­го им пред­при­я­тия, ска­зал, обра­ща­ясь к при­сут­ст­ву­ю­щим: «Еще нам есть воз­мож­ность воз­вра­та; а перей­дем этот мостик, и все уже при­дет­ся решать ору­жи­ем».

32. В этот момент коле­ба­ний было ему такое виде­ние: вне­зап­но появил­ся кто-то неиз­вест­ный, необы­чай­но­го роста и кра­соты; сидя побли­зо­сти, он играл на сви­ре­ли. Послу­шать его сбе­жа­лись не толь­ко пас­ту­хи, но и мно­гие сол­да­ты с постов, а сре­ди них и тру­ба­чи; вырвав у одно­го из них тру­бу, неиз­вест­ный бро­сил­ся к реке и, оглу­ши­тель­но заиг­рав воен­ный сиг­нал, напра­вил­ся к дру­го­му бере­гу. «Впе­ред, — вос­клик­нул тогда Цезарь, — куда зовет нас зна­ме­ние богов и неспра­вед­ли­вость про­тив­ни­ков! — И при­ба­вил: — Жре­бий бро­шен».

33. Затем он пере­пра­вил вой­ско⁴⁹, и на сход­ке, в при­сут­ст­вии народ­ных три­бу­нов, кото­рые тем вре­ме­нем при­бы­ли из Рима как изгнан­ни­ки, он, со сле­за­ми, разо­рвав на груди одеж­ду, обра­тил­ся к сол­да­там, про­ся у них помо­щи. Гово­рят даже, буд­то он обе­щал каж­до­му сол­да­ту всад­ни­че­ское состо­я­ние; одна­ко это недо­ра­зу­ме­ние: дело в том, что сре­ди сво­ей речи, убеж­дая сол­дат, Цезарь часто под­ни­мал левую руку с вытя­ну­тым паль­цем и утвер­ждал, что ради воз­на­граж­де­ния всех, кто будет защи­щать его досто­ин­ство, он не пожа­ле­ет отдать и это коль­цо; при этом сол­да­ты в зад­них рядах сход­ки, кото­рым было луч­ше вид­но, чем слыш­но ора­то­ра, при­ня­ли за ска­зан­ное то, о чем они дога­ды­ва­лись по жестам; поэто­му раз­нес­ся слух, буд­то он обе­щал им всад­ни­че­ские коль­ца и четы­ре­ста тысяч сестер­ци­ев в при­да­чу.

34. Порядок и крат­кий очерк глав­ных свер­шен­ных им дея­ний тако­вы. Он занял Пицен, Умбрию и Этру­рию. Люция Доми­ция, кото­рый в поряд­ке воен­но­го поло­же­ния был назна­чен ему пре­ем­ни­ком и защи­щал с гар­ни­зо­ном Кор­фи­ний, он при­нудил капи­ту­ли­ро­вать, но отпу­стил на сво­бо­ду и поспе­шил по бере­гу Адри­а­ти­ки к Брун­ди­зию, куда уже рань­ше бежа­ли кон­су­лы и Пом­пей в наме­ре­нии как мож­но ско­рее пере­пра­вить­ся на восток. (2) Его попыт­ки вся­че­ски­ми сред­ства­ми поме­шать их отъ­езду ока­за­лись без­успеш­ны. Тогда он напра­вил­ся в Рим. Здесь он при­звал сена­то­ров ока­зать ему под­держ­ку в государ­ст­вен­ных делах и затем устре­мил­ся про­тив силь­ней­ших армий Пом­пея, кото­рые нахо­ди­лись в Испа­нии под коман­дой трех лега­тов: Мар­ка Пет­рея, Люция Афра­ния и Мар­ка Варро­на. Перед выступ­ле­ни­ем он объ­явил сво­им, что «идет в поход про­тив вой­ска без вождя, а затем обра­тит­ся про­тив вождя без вой­ска». Несмот­ря на необ­хо­ди­мость оса­ждать Мас­си­лию, запе­ре­в­шую перед ним ворота в этом похо­де, а так­же на чрез­вы­чай­ный недо­ста­ток про­до­воль­ст­вия, он вско­ре все под­чи­нил себе.

35. Из Испа­нии Цезарь воз­вра­тил­ся в Рим, а затем пере­пра­вил­ся в Македо­нию. В тече­ние четы­рех меся­цев он дер­жал Пом­пея в оса­де, окру­жив его широ­кой лини­ей зем­ля­ных укреп­ле­ний; нако­нец раз­бил в сра­же­нии при Фар­са­ле⁵⁰, пре­сле­до­вал до Алек­сан­дрии, где нашел его уже уби­тым. Затем ему при­шлось вести крайне труд­ную вой­ну с царем Пто­ле­ме­ем, кото­рый, как он видел, и про­тив него гото­вил пре­да­тель­ское напа­де­ние. Борь­ба велась в чрез­вы­чай­но невы­год­ных для него усло­ви­ях места и вре­ме­ни, ибо была зима, он же нахо­дил­ся в сте­нах горо­да, вла­сти­те­лем кото­ро­го был бога­тый сред­ства­ми и изво­рот­ли­вый враг, а сам он нуж­дал­ся во всем и был совсем не под­готов­лен. Одер­жав победу, он отдал Еги­пет­ское цар­ство Клео­пат­ре и ее млад­ше­му бра­ту, ибо боял­ся пре­вра­тить его в про­вин­цию, пред­видя, что если во гла­ве ее когда-либо ока­жет­ся слиш­ком пред­при­им­чи­вый пра­ви­тель, то она послу­жит вели­ко­леп­ной базой для мяте­жа. (2) Из Алек­сан­дрии он про­шел в Сирию, а затем в Понт. Туда застав­ля­ли его торо­пить­ся вести о Фар­на­ке; этот царь, сын Мит­ри­да­та Вели­ко­го, поль­зу­ясь бла­го­при­ят­ным момен­том, вел вой­ны и совер­шен­но зарвал­ся бла­го­да­ря ряду достиг­ну­тых успе­хов. Едва через пять дней по сво­ем при­бы­тии и через четы­ре часа после появ­ле­ния непри­я­те­ля, Цезарь уже раз­бил его наго­ло­ву в пер­вом же и един­ст­вен­ном бою. По это­му пово­ду Цезарь не раз гова­ри­вал о счаст­ли­вой доле Пом­пея, кото­рый свою гром­кую воен­ную сла­ву при­об­рел победа­ми над столь нево­ин­ст­вен­ны­ми вра­га­ми. После это­го он одер­жал победу над Сци­пи­о­ном и Юбой, пытав­ши­ми­ся вдох­нуть новую жизнь в остат­ки пом­пе­ян­цев в Афри­ке, и, нако­нец, над сыно­вья­ми Пом­пея в Испа­нии⁵¹.

36. В тече­ние всей граж­дан­ской вой­ны он лич­но не потер­пел ни одно­го пора­же­ния, а толь­ко в лице сво­их лега­тов. Так, Гай Кури­он погиб в Афри­ке, Гай Анто­ний попал в Илли­ри­ке в руки вра­гов, в том же Илли­ри­ке Пуб­лий Дола­бел­ла поте­рял флот, а в Пон­те Гней Доми­ций Каль­вин лишил­ся вой­ска. Сам же Цезарь сра­жал­ся все­гда с бле­стя­щим успе­хом, при­чем исход сра­же­ния нико­гда не оста­вал­ся сомни­тель­ным, за исклю­че­ни­ем толь­ко двух слу­ча­ев: один раз при Дирра­хии, когда он был раз­бит в сра­же­нии, но не был пре­сле­ду­ем Пом­пе­ем, — тут он ска­зал, что Пом­пей побеж­дать не уме­ет; вто­рой раз — в послед­нем сра­же­нии в Испа­нии, когда, отча­яв­шись в победе, он уже соби­рал­ся покон­чить с собою.

37. По окон­ча­нии войн он отпразд­но­вал пять три­ум­фов; из них четы­ре — после победы над Сци­пи­о­ном в тече­ние одно­го меся­ца, но с про­ме­жут­ка­ми в несколь­ко дней, и еще один после пора­же­ния Пом­пе­е­вых сыно­вей. Пер­вый и самый бле­стя­щий три­умф был галль­ский, сле­дую­щий — алек­сан­дрий­ский, затем — пон­тий­ский, бли­жай­ший к нему — афри­кан­ский и послед­ний — испан­ский, при­чем все раз­ли­ча­лись под­бо­ром и видом про­но­си­мых перед пуб­ли­кой пред­ме­тов. (2) В день галль­ско­го три­ум­фа, при про­езде через Велабр⁵², у колес­ни­цы сло­ма­лась ось, и Цезарь едва не упал с нее. На Капи­то­лий он под­нял­ся при све­те огней: спра­ва и сле­ва сорок сло­нов нес­ли све­тиль­ни­ки. В пон­тий­ском три­ум­фе сре­ди про­чих тро­фе­ев про­цес­сии нес­ли над­пись, состав­лен­ную из трех слов: «при­шел, увидел, победил»; в отли­чие от про­чих изо­бра­же­ний, эта над­пись не обо­зна­ча­ла собы­тия вой­ны, но отме­ча­ла самый факт ее быст­ро­го окон­ча­ния.

38. Каж­до­му пехо­тин­цу из леги­о­нов вете­ра­нов, сверх выпла­чен­ных в нача­ле граж­дан­ской вой­ны двух тысяч сестер­ци­ев, он выдал еще в каче­стве добы­чи по два­дцать четы­ре тыся­чи. Он наде­лил их так­же зем­лею, одна­ко не сплош­ной мас­сой, чтобы не сго­нять с зем­ли преж­них вла­дель­цев. Наро­ду он роздал, сверх деся­ти моди­ев⁵³ хле­ба и столь­ких же фун­тов олив­ко­во­го мас­ла на чело­ве­ка, еще по три­ста сестер­ци­ев, обе­щан­ных уже дав­но, с при­бав­кой к ним по сто сестер­ци­ев за про­мед­ле­ние.

(2) Кро­ме того, он сло­жил годо­вую квар­тир­ную пла­ту, раз­ме­ром до двух тысяч сестер­ци­ев в Риме и до пяти­сот сестер­ци­ев в про­чей Ита­лии. Ко все­му это­му он при­ба­вил пуб­лич­ное пир­ше­ство и разда­чу мяса, а после победы в Испа­нии — еще два уго­ще­ния зав­тра­ком; дело в том, что пер­вое уго­ще­ние пока­за­лось ему слиш­ком скуд­ным и не соот­вет­ст­ву­ю­щим его щед­ро­сти, и тогда, спу­стя пять, дней, он дал вто­рое, весь­ма рос­кош­ное.

39. Он устро­ил так­же самые раз­но­об­раз­ные зре­ли­ща: гла­ди­а­тор­ский бой, теат­раль­ные пред­став­ле­ния во всех частях горо­да, — при­чем акте­ры игра­ли на всех язы­ках, — а так­же цир­ко­вые состя­за­ния, борь­бу атле­тов и мор­ское сра­же­ние. В гла­ди­а­тор­ском бою на фору­ме участ­во­вал Фурий Леп­тин, пре­тор­ской фами­лии, и Квинт Каль­пен, быв­ший неко­гда сена­то­ром и высту­пав­ший пове­рен­ным в судеб­ных про­цес­сах. Воен­ный танец испол­ня­ли дети пер­вых граж­дан Азии и Вифи­нии. (2) Сре­ди теат­раль­ных пред­став­ле­ний рим­ский всад­ник Децим Лабе­рий играл пан­то­ми­му соб­ст­вен­но­го сочи­не­ния; он полу­чил в награ­ду пять­сот тысяч сестер­ци­ев и золо­тое коль­цо и со сце­ны про­шел через орхе­ст­ру, чтобы занять свое место в четыр­на­дца­ти рядах ска­мей, отведен­ных всад­ни­кам. Для состя­за­ния пло­щадь цир­ка была уве­ли­че­на с обе­их сто­рон и обведе­на вокруг напол­нен­ным водою рвом, а бег колес­ниц чет­вер­ней и парой и воль­ти­жи­ров­ку выпол­ня­ли самые знат­ные юно­ши. Тро­ян­скую⁵⁴ игру про­ве­ла двой­ная тур­ма⁵⁵ маль­чи­ков стар­ше­го и млад­ше­го воз­рас­та. (3) Трав­ля зве­рей про­дол­жа­лась пять дней, а в заклю­че­ние было дано сра­же­ние двух отрядов, в кото­рых с той и дру­гой сто­ро­ны участ­во­ва­ло по пять­сот пехо­тин­цев, по два­дцать сло­нов и по три­ста всад­ни­ков. Чтобы было боль­ше про­сто­ра для боя, меты⁵⁶ были сня­ты, а на их месте были соору­же­ны, друг про­тив дру­га, два лаге­ря. Борь­ба атле­тов дли­лась три дня в выстро­ен­ном для это­го на Мар­со­вом поле вре­мен­ном ста­ди­оне. (4) В мор­ском сра­же­нии, для кото­ро­го было выры­то озе­ро на поле под назва­ни­ем Малый Кодет, сра­жа­лись бире­мы, три­ре­мы и квад­ри­ре­мы⁵⁷ тир­ско­го и еги­пет­ско­го фло­тов с мно­го­чис­лен­ным эки­па­жем. На все эти зре­ли­ща собра­лось ото­всюду столь­ко наро­ду, что мно­же­ство при­быв­ших ноче­ва­ло в палат­ках, раз­би­тых на ули­цах и пере­ул­ках, и часто в тол­пе ока­зы­ва­лось мно­го раздав­лен­ных насмерть, в том чис­ле два сена­то­ра.

40. Затем Цезарь обра­тил­ся к устро­е­нию государ­ства. Он испра­вил кален­дарь, кото­рый бла­го­да­ря погреш­но­стям пон­ти­фи­ков, поз­во­ляв­ших себе встав­ки меся­цев, не счи­та­ясь с пра­ви­ла­ми, уже дав­но при­шел в такое рас­строй­ство, что празд­ник жат­вы падал не на лето, а празд­ник сбо­ра вино­гра­да — не на осень. Год он опре­де­лил сооб­раз­но сол­неч­но­му кру­го­во­роту, сде­лав его рав­ным три­ста шести­де­ся­ти пяти дням, встав­ной месяц был упразд­нен, в каж­дый же чет­вер­тый год встав­лял­ся один день. (2) А чтобы впредь, начи­ная от бли­жай­ше­го ново­го года счет вре­ме­ни вел­ся более удач­но, он меж­ду нояб­рем и декабрем вста­вил два дру­гих меся­ца. Таким обра­зом, год, в кото­ром про­из­во­ди­лась эта рефор­ма, ока­зал­ся состо­я­щим из пят­на­дца­ти меся­цев, счи­тая с обыч­ным встав­ным, при­шед­шим­ся как раз на этот год⁵⁸.

41. Он попол­нил сенат, создал новых пат­ри­ци­ев, уве­ли­чил чис­ло пре­то­ров, эди­лов, кве­сто­ров, а так­же вто­ро­сте­пен­ных маги­ст­ра­тов; лишен­ных зва­ния по поста­нов­ле­нию цен­зо­ров или при­го­во­рен­ных судом за под­куп изби­ра­те­лей он вос­ста­но­вил в преж­них пра­вах. (2) Выбо­ры в долж­но­сти он разде­лил меж­ду собою и наро­дом таким обра­зом, что, за исклю­че­ни­ем кан­дида­тов в кон­су­лы, из всех про­чих кан­дида­тов счи­та­лись избран­ны­ми: одна поло­ви­на соглас­но воле наро­да, дру­гая же — соглас­но его соб­ст­вен­но­му назна­че­нию. В рас­сы­лае­мых по три­бам запис­ках он корот­ко объ­яв­лял: «Дик­та­тор Цезарь такой-то три­бе. Реко­мен­дую вам того-то и того-то, дабы ваши­ми голо­са­ми они полу­чи­ли сооб­раз­ное их досто­ин­ству». Он вер­нул пра­во искать долж­но­сти так­же и детям проскри­би­ро­ван­ных. Состав судеб­ных комис­сий он огра­ни­чил дву­мя кате­го­ри­я­ми судей: всад­ни­ка­ми и сена­то­ра­ми; эрар­ных же три­бу­нов, состав­ляв­ших до того третью кате­го­рию, он упразд­нил⁵⁹.

(3) Народ­ную пере­пись он про­из­вел не обыч­ным спо­со­бом и не в обыч­ном месте, но по ули­цам, через посред­ство вла­дель­цев боль­ших доход­ных домов; из преж­не­го чис­ла полу­чав­ших хлеб от каз­ны в 320000 чело­век он вычерк­нул око­ло 150000; а чтобы в свя­зи с вне­се­ни­ем в спис­ки полу­ча­те­лей не про­изо­шли какие-нибудь бес­по­ряд­ки, он поста­но­вил, чтобы пре­тор еже­год­но на места умер­ших полу­ча­те­лей выби­рал новых, по жре­бию, из чис­ла не состо­яв­ших в спис­ках.

42. В коло­ни­ях, осно­ван­ных за морем, Цезарь рас­се­лил 80000 граж­дан; затем, с целью попол­нить силь­ную убыль насе­ле­ния Рима, он запре­тил граж­да­нам стар­ше два­дца­ти и моло­же соро­ка лет, не нахо­дя­щим­ся на воен­ной служ­бе, долее трех лет кряду отлу­чать­ся из Ита­лии; он запре­тил так­же сена­тор­ским сыно­вьям уез­жать за гра­ни­цу ина­че как в долж­но­сти кон­ту­бер­на­лия⁶⁰ или в сви­те маги­ст­ра­тов; он пред­пи­сал, чтобы ското­во­ды не менее тре­ти пас­ту­хов наби­ра­ли из взрос­лых сво­бод­ных граж­дан⁶¹. Он пожа­ло­вал пра­во рим­ско­го граж­дан­ства всем зани­мав­шим­ся в Риме вра­чеб­ной дея­тель­но­стью и пре­по­да­ва­те­лям сво­бод­ных искусств, чтобы этим при­охо­тить их к посто­ян­но­му житель­ству в Риме, а так­же при­влечь в него новых лиц той же кате­го­рии. (2) Что каса­ет­ся дол­го­вых обя­за­тельств, то он не оправ­дал неод­но­крат­но воз­ни­кав­шую надеж­ду на их пол­ную кас­са­цию и, в кон­це кон­цов, поста­но­вил, чтобы долж­ни­ки удо­вле­тво­ри­ли заи­мо­дав­цев посред­ст­вом оцен­ки сво­их име­ний соглас­но сто­и­мо­сти их до граж­дан­ской вой­ны, при­чем из сум­мы дол­га вычи­та­лось то, что было уже упла­че­но или пере­веде­но в каче­стве про­цен­тов; при таком усло­вии заи­мо­дав­цы теря­ли око­ло чет­вер­ти ссуды. (3) Все кол­ле­гии⁶², за исклю­че­ни­ем тех, кото­рые были учреж­де­ны в древ­но­сти, Цезарь рас­пу­стил. Кары за пре­ступ­ле­ния он уси­лил. А так как для состо­я­тель­ных людей совер­шить пре­ступ­ле­ние было тем лег­че, что они мог­ли идти в изгна­ние со всем сво­им иму­ще­ст­вом, то он, как пишет об этом Цице­рон, нака­за­ни­ем для убийц назна­чил пол­ную кон­фис­ка­цию иму­ще­ства, а для про­чих пре­ступ­ни­ков — поло­вин­ную.

43. Цезарь тво­рил суд с вели­чай­шей тща­тель­но­стью и стро­го­стью. Сена­то­ров, ули­чен­ных в лихо­им­стве, он даже уда­лял из сосло­вия. Он рас­торг­нул брак одно­го быв­ше­го пре­то­ра, кото­рый заклю­чил его все­го два дня спу­стя после раз­во­да его неве­сты с ее пер­вым мужем, хотя насчет пре­лю­бо­де­я­ния их при этом подо­зре­ния не было. Он уста­но­вил так назы­вае­мые пор­то­рии, т. е. пошли­ны на загра­нич­ные това­ры. Он запре­тил поль­зо­вать­ся носил­ка­ми и оде­вать­ся в пур­пу­ро­вые пла­тья и жем­чу­га, за исклю­че­ни­ем неко­то­рых лиц опре­де­лен­но­го воз­рас­та и в опре­де­лен­ные дни. (2) Осо­бен­но рев­ност­но соблюдал он закон про­тив рос­ко­ши: вокруг съест­но­го рын­ка были рас­став­ле­ны сто­ро­жа, кото­рые долж­ны были задер­жи­вать и отправ­лять к нему запре­щен­ные про­дук­ты; ино­гда же он посы­лал в част­ные дома лик­то­ров и сол­дат, кото­рые рек­ви­зи­ро­ва­ли уже из сто­ло­вых запре­щен­ные куша­нья, попав­шие туда по недо­смот­ру сто­ро­жей.

44. Его про­ек­ты укра­ше­ния и бла­го­устрой­ства Рима, а так­же без­опас­но­сти импе­рии и рас­ши­ре­ния ее гра­ниц с каж­дым днем ста­но­ви­лись мно­го­чис­лен­нее и гран­ди­оз­нее: это были, во-пер­вых, построй­ка хра­ма Мар­са, како­го еще не виды­ва­ли нигде, на месте озе­ра, где он рань­ше давал мор­ские бит­вы, кото­рое для этой цели долж­но было быть засы­па­но и срав­не­но с бере­га­ми; затем огром­ной вели­чи­ны театр, при­ле­гаю­щий к Тар­пей­ской ска­ле; (2) вне­се­ние в граж­дан­ское пра­во извест­ной систе­мы, при­чем из огром­ной и бес­связ­ной мас­сы зако­нов, самые луч­шие и необ­хо­ди­мые пред­по­ла­га­лось собрать в воз­мож­но мень­шее коли­че­ство книг; откры­тие как мож­но боль­ше­го чис­ла обще­ст­вен­ных биб­лио­тек из гре­че­ских и латин­ских книг, с воз­ло­же­ни­ем на Мар­ка Варро­на заботы по их при­об­ре­те­нию и устрой­ству; осуш­ка Помп­тин­ских болот; (3) спуск Фуцин­ско­го озе­ра; построй­ка доро­ги от Верх­не­го моря⁶³ через Апен­нин­ский хре­бет вплоть до Тиб­ра; про­ры­тие кана­ла через Истм; отра­же­ние даков, вторг­нув­ших­ся в Понт и Фра­кию, и затем поход про­тив пар­фян через Малую Арме­нию, при­чем пред­по­ла­га­лось при­нять реши­тель­ное сра­же­ние лишь после испы­та­ния их в мел­ких стыч­ках. (4) Все эти заня­тия и про­ек­ты пре­сек­ла смерть. Преж­де чем гово­рить о ней, я счи­таю не лиш­ним вкрат­це изло­жить все, что каса­ет­ся его наруж­но­сти, мане­ры дер­жать себя, мане­ры оде­вать­ся и обра­за жиз­ни, рав­но как его граж­дан­ских и воен­ных трудов.

45. Был он, как гово­рят, высок ростом, бело­лиц, хоро­шо сло­жен, лицо имел несколь­ко пол­ное, гла­за чер­ные и живые, здо­ро­вье пре­вос­ход­ное, и толь­ко в послед­нее вре­мя с ним доволь­но часто быва­ли слу­чаи вне­зап­но­го обмо­ро­ка, а так­же испу­га во сне. Кро­ме того, два раза в жиз­ни он во вре­мя заня­тий дела­ми имел при­пад­ки эпи­леп­сии. (2) В физи­че­ском ухо­де за собою он был педант, так что не толь­ко тща­тель­но стриг­ся и брил­ся, но и выщи­пы­вал на теле воло­сы, что иные ста­ви­ли ему в упрек; его весь­ма огор­ча­ла пле­ши­вость, ибо ее без­обра­зие дава­ло обиль­ную пищу ост­ро­там недоб­ро­же­ла­те­лей. Поэто­му, чтобы замас­ки­ро­вать недо­ста­ток волос, он обыч­но заче­сы­вал их с теме­ни на лыси­ну, а из всех поче­стей, декре­ти­ро­ван­ных ему сена­том и наро­дом, ниче­го он не при­нял и не исполь­зо­вал с таким удо­воль­ст­ви­ем, как пра­во посто­ян­но носить лав­ро­вый венок.

(3) Он выде­лял­ся так­же сво­ей мане­рой оде­вать­ся: носил широ­ко­ка­ем­ча­тую туни­ку с длин­ны­ми, укра­шен­ны­ми бахро­мой рука­ва­ми и под­по­я­сы­вал­ся не ина­че, как поверх нее, при­том сво­бод­но, откуда и идут извест­ные сло­ва Сул­лы, кото­рый часто гова­ри­вал в назида­ние опти­ма­там, чтоб они осте­ре­га­лись небреж­но под­по­я­сан­но­го юно­ши.

46. Жил он сна­ча­ла в Субу­ре⁶⁴ в доволь­но скром­ном доме; став вели­ким пон­ти­фи­ком, посе­лил­ся на Свя­щен­ной ули­це, в доме, при­над­ле­жа­щем государ­ству. По сло­вам мно­гих, он был страст­ный люби­тель изя­ще­ства и рос­ко­ши: так, вил­лу близ Ари­ции, им же зало­жен­ную и доведен­ную до кон­ца построй­кой с боль­ши­ми издерж­ка­ми, он буд­то бы при­ка­зал раз­ру­шить до осно­ва­ния, ибо она вышла не вполне такой, как он ожи­дал, а меж­ду тем, в то вре­мя он был еще небо­гат и обре­ме­нен дол­га­ми; в похо­дах он возил с собою полы, укра­шен­ные моза­и­кой и инкру­ста­ци­я­ми.

47. В Бри­тан­нию он отпра­вил­ся буд­то бы в надеж­де добыть жем­чу­жин; ино­гда он зани­мал­ся тем, что срав­ни­вал их объ­ем и на соб­ст­вен­ной руке опре­де­лял их вес; он посто­ян­но с боль­шим увле­че­ни­ем ску­пал раз­ные кам­ни, чекан­ной работы сосуды, ста­туи и кар­ти­ны ста­рин­ных масте­ров; за кра­си­вых и хоро­шо обу­чен­ных рабов он пла­тил такие день­ги, что сам чув­ст­во­вал нелов­кость и запре­щал запи­сы­вать эту тра­ту в рас­ход­ную кни­гу.

48. Про­жи­вая в про­вин­ци­ях, он часто давал зва­ные обеды, при­чем устра­и­вал два осо­бых сто­ла: за одним воз­ле­жа­ли воен­ные и состо­яв­шие при нем уче­ные гре­ки, за дру­гим — рим­ляне граж­дан­ской служ­бы и знат­ней­шие из жите­лей про­вин­ции. Свой дом, как в боль­ших, так и в малых вещах, он дер­жал в таком поряд­ке и стро­го­сти, что одна­жды заклю­чил в око­вы пека­ря, подав­ше­го ему дру­гой хлеб, неже­ли гостям, а сво­его люби­мо­го воль­ноот­пу­щен­ни­ка за его связь с женой рим­ско­го всад­ни­ка пре­дал смерт­ной каз­ни, хотя ни с чьей сто­ро­ны на него не посту­па­ло жало­бы.

49. Репу­та­ция его нрав­ст­вен­но­сти потер­пе­ла толь­ко от одно­го слу­чая, а имен­но от его подо­зри­тель­но­го сожи­тель­ства с Нико­медом, кото­рое, прав­да, силь­но и навсе­гда осра­ми­ло его и вызва­ло про­тив него все­об­щее осуж­де­ние. Не гово­рю уже об обще­из­вест­ных сти­хах Лици­ния Каль­ва:

Чем неко­гда вла­де­ла Вифи­ния И Цеза­рев муже­лю­бов­ник.

Обхо­жу речи, про­из­не­сен­ные в сена­те Дола­бел­лой и Кури­о­ном-отцом, в кото­рых Дола­бел­ла назы­ва­ет его сопер­ни­цей цари­цы, внут­рен­ней под­став­кой цар­ской посте­ли, а Кури­он — Нико­медо­вым бор­дач­ком и вифин­ской бор­де­лью. (2) Опус­каю так­же эдик­ты Бибу­ла, в кото­рых тот про­пи­сы­ва­ет сво­его кол­ле­гу «вифин­ской цари­цей» и гово­рит, что «рань­ше ему мил был царь, а теперь мила цар­ская власть». Око­ло того же вре­ме­ни, как рас­ска­зы­ва­ет Марк Брут, некий Окта­вий, кото­ро­му ради того, что голо­ва была у него не в поряд­ке, поз­во­ля­лась воль­ность в речах, одна­жды в весь­ма мно­го­люд­ном собра­нии титу­ло­вал Пом­пея царем, а, при­вет­ст­вуя Цеза­ря, назвал его цари­цей. Одна­ко Г. Мем­мий упре­ка­ет его так­же в том, что он вме­сте с про­чи­ми моло­ды­ми рас­пут­ни­ка­ми раз­но­сил у Нико­меда вино гостям на мно­го­люд­ном пир­ше­стве, на кото­ром при­сут­ст­во­ва­ло несколь­ко него­ци­а­то­ров⁶⁵ из Рима, назван­ных им поимен­но. (3) Цице­рон же в неко­то­рых сво­их пись­мах писал, буд­то цар­ские при­служ­ни­ки про­ве­ли его в цар­скую опо­чи­валь­ню, где он в пур­пур­ной одеж­де воз­лег на золо­том ложе, и здесь в Вифи­нии был рас­тлен цвет юно­сти его, потом­ка Вене­ры; не доволь­ст­ву­ясь этим, Цице­рон одна­жды, когда Цезарь высту­пил в сена­те в защи­ту Низы, Нико­медо­вой доче­ри, и упо­ми­нал бла­го­де­я­ния, ока­зан­ные ему царем, ска­зал ему сле­дую­щее: «Оставь, пожа­луй­ста, все это, ибо ведь извест­но, что дал тебе он и что дал ему ты». (4) Нако­нец, во вре­мя галль­ско­го три­ум­фа его сол­да­ты, наряду с про­чи­ми пес­ня­ми, кото­рые они в шут­ку рас­пе­ва­ют, сле­дуя за три­ум­фаль­ной колес­ни­цей, пре­под­нес­ли так­же и такую весь­ма и весь­ма рас­про­стра­нен­ную песен­ку:

Гал­ли­ей овла­дел Цезарь, Цеза­рем же Нико­мед, Празд­ну­ет три­умф свой Цезарь, овла­дев­ший Гал­ли­ей, Нет три­ум­фа Нико­меду, овла­дев­ше­му Цеза­рем.

50. Соглас­но уста­но­вив­ше­му­ся мне­нию, Цезарь был весь­ма скло­нен к любов­ным наслаж­де­ни­ям и денег на это не жалел: он соблаз­нил мно­же­ство знат­ных жен­щин, в том чис­ле жену Сер­вия Суль­пи­ция, Посту­мию, жену Авла Габи­ния, Лол­лию, жену Мар­ка Крас­са, Тер­тул­лу, и даже жену само­го Гнея Пом­пея, Муцию. В самом деле, Кури­о­ны, отец и сын, а так­же мно­гие дру­гие пори­ца­ли Пом­пея за то, что, дав из-за Цеза­ря раз­вод жене, родив­шей ему тро­их детей, при­вык­нув него­дую­ще назы­вать Цеза­ря Эги­стом, он, из жаж­ды вла­сти, впо­след­ст­вии взял в жены дочь это­го само­го Цеза­ря. (2) Но более всех про­чих жен­щин любил он мать Мар­ка Бру­та, Сер­ви­лию; в пер­вое свое кон­суль­ство он купил для нее жем­чуг сто­и­мо­стью в 6 мил­ли­о­нов сестер­ци­ев, а во вре­мя граж­дан­ской вой­ны, сверх про­чих даре­ний, оста­вил за нею на аук­ци­оне за самую низ­кую цену пре­крас­ней­шие поме­стья; когда мно­гие удив­ля­лись их деше­визне, Цице­рон на этот счет весь­ма тон­ко сост­рил: «Дабы вы зна­ли, что покуп­ка еще выгод­нее, заме­чу, что уступ­ле­на еще третья часть»⁶⁶; дело в том, что, как гово­ри­ли, Сер­ви­лия све­ла с Цеза­рем так­же и дочь свою Тер­цию.

51. Так­же и в про­вин­ци­ях он не воз­дер­жи­вал­ся от свя­зей с замуж­ни­ми жен­щи­на­ми; это явст­ву­ет хотя бы из дву­сти­шья, кото­рое рас­пе­ва­ли в том же галль­ском три­ум­фе сол­да­ты:

Жите­ли горо­да, жен бере­ги­те; вот идет лысый раз­врат­ник. Золо­то, в Риме взя­тое в ссу­ду, ты в Гал­лии про­мотал на любов­ниц.

52. Он имел любов­ные свя­зи так­же и с цари­ца­ми, меж­ду про­чим и с мав­ри­тан­кой Евно­ей, женой Богуда; ей и ее мужу, как пишет Назон, он неод­но­крат­но делал подар­ки огром­ной цен­но­сти; но боль­ше всех из цариц он любил Клео­пат­ру; с нею он часто пиро­вал до само­го рас­све­та, и на кораб­ле, снаб­жен­ном вели­ко­леп­ны­ми каю­та­ми, он достиг бы вме­сте с нею Эфи­о­пии, про­ехав весь Еги­пет, если бы армия не отка­за­лась сле­до­вать за ним; нако­нец он при­гла­сил ее в Рим и отпу­стил в Еги­пет лишь после того, как осы­пал ее вели­чай­ши­ми поче­стя­ми и награ­да­ми; он так­же поз­во­лил назвать сво­им име­нем родив­ше­го­ся у нее сына. (2) Неко­то­рые гре­ки пере­да­ют, что этот сын был похож на Цеза­ря наруж­но­стью и поход­кой. Так­же и Марк Анто­ний утвер­ждал в сена­те, что Цезарь при­знал это­го сына сво­им, о чем зна­ли Гай Матий и Гай Оппий, а так­же про­чие его дру­зья; один из них, Гай Оппий, слов­но дело это нуж­да­лось в защи­те и покро­ви­тель­стве, напи­сал целую кни­гу о том, что ребе­нок, выда­вае­мый Клео­патрою за Цеза­ре­ва сына, на самом деле тако­вым не был. (3) Народ­ный три­бун Гель­вий Цин­на мно­гим при­зна­вал­ся, что у него име­ет­ся напи­сан­ный и гото­вый закон, кото­рый Цезарь при­ка­зал издать в свое отсут­ст­вие: закон этот раз­ре­шал ему в целях при­жи­тия детей брать в жены любых жен­щин и в любом чис­ле. А что о его без­нрав­ст­вен­но­сти и пре­лю­бо­дей­ствах шла наи­худ­шая мол­ва, это явст­ву­ет из слов Кури­о­на-отца, кото­рый в одной речи назы­ва­ет его мужем всех жен и женою всех мужей.

53. Даже и вра­ги его не отри­ца­ли, что в отно­ше­нии вина он был чрез­вы­чай­но воз­дер­жан. Извест­ны сло­ва о нем Мар­ка Като­на: «Цезарь, един­ст­вен­ный из всех, трез­вым при­сту­пил к нис­про­вер­же­нию рес­пуб­ли­ки». Гай Оппий сооб­ща­ет, как рав­но­ду­шен был он к пище: одна­жды хозя­ин подал на стол кон­сер­ви­ро­ван­ное олив­ко­вое мас­ло вме­сто све­же­го; про­чие гости побрез­га­ли им, один лишь Цезарь брал его даже боль­ше обыч­но­го, чтобы не пока­зать, буд­то он упре­ка­ет хозя­и­на в нера­де­нии или незна­нии хоро­ше­го тона.

Бес­ко­ры­стия Цезарь не выка­зал ни в воен­ных коман­до­ва­ни­ях, ни в отправ­ле­нии государ­ст­вен­ных долж­но­стей.

54. Неко­то­рые лица в сво­их мему­а­рах утвер­жда­ют, что, будучи про­кон­су­лом в Испа­нии, он выпро­сил у союз­ни­ков день­ги на упла­ту дол­гов, а неко­то­рые горо­да лузи­та­нов раз­гра­бил, слов­но враг, хотя они не отка­зы­ва­лись выпол­нять его при­ка­за­ния и при его при­бли­же­нии откры­ли ему ворота. (2) В Гал­лии он начи­сто обо­брал напол­нен­ные дара­ми свя­ти­ли­ща и хра­мы богов, а горо­да раз­ру­шал чаще из-за добы­чи, чем в нака­за­ние за про­вин­ность. В резуль­та­те он собрал золо­то в таком изоби­лии, что рас­про­да­вал его по Ита­лии и про­вин­ци­ям как товар, по три тыся­чи сестер­ци­ев за фунт. (3) В пер­вое свое кон­суль­ство он похи­тил из Капи­то­лия три тыся­чи фун­тов золота и поло­жил вза­мен столь­ко же фун­тов позо­ло­чен­ной меди. За день­ги он разда­вал зва­ние союз­ни­ка рим­ско­го наро­да и цар­ские пре­сто­лы; с одно­го Пто­ле­мея он взял почти 6000 талан­тов для себя и для Пом­пея. Позд­нее же путем оче­вид­ней­ших хище­нии и ограб­ле­ний хра­мов он смог выдер­жать тяго­сти граж­дан­ских войн и покрыть издерж­ки сво­их три­ум­фов и щед­рот наро­ду.

55. В крас­но­ре­чии и воен­ном искус­стве он достиг рав­ной сла­вы с неко­то­ры­ми самы­ми выдаю­щи­ми­ся людь­ми, а иных даже пре­взо­шел. После сво­его выступ­ле­ния обви­ни­те­лем про­тив Дола­бел­лы он был без­ого­во­роч­но при­чис­лен к све­ти­лам судеб­но­го крас­но­ре­чия в Риме. И в самом деле, Цице­рон в сво­ем трак­та­те, посвя­щен­ном Бру­ту, пере­чис­ляя ора­то­ров, затруд­ня­ет­ся ука­зать, кому из них Цезарь дол­жен был бы усту­пить пер­вен­ство; он гово­рит при этом, что его речь была изящ­на, пол­на блес­ка и соеди­ня­ла с этим какую-то воз­вы­шен­ность и бла­го­род­ство; а к Кор­не­лию Непоту о том же Цеза­ре Цице­рон писал так: (2) «Что? Како­го ора­то­ра ты поста­вишь выше его из чис­ла тех, кото­рые посвя­ти­ли себя исклю­чи­тель­но это­му искус­ству? Кто пре­вос­хо­дит его ост­ро­уми­ем или оби­ли­ем сен­тен­ций? Чья речь более укра­ше­на и более изыс­ка­на в выбо­ре слов?» По-види­мо­му, в крас­но­ре­чии он еще юно­шей взял себе образ­цом Цеза­ря Стра­бо­на; неко­то­рые выра­же­ния из речи послед­не­го «В защи­ту сар­дов» он даже дослов­но пере­нес в свою соб­ст­вен­ную диви­на­цию⁶⁷. Как гово­рят, про­из­но­сил он речи голо­сом звон­ким, с дви­же­ни­я­ми и жеста­ми пыл­ки­ми, но пол­ны­ми пре­ле­сти. (3) После него оста­лось несколь­ко речей, одна­ко неко­то­рые из них при­пи­сы­ва­ют­ся ему без вся­ко­го осно­ва­ния. О речи «В защи­ту Квин­та Метел­ла» Август не без резо­на дума­ет, что она явля­ет­ся ско­рее запи­сью ско­ро­пис­цев, пло­хо поспе­вав­ших за его речью, неже­ли соб­ст­вен­ным изда­ни­ем ора­то­ра; дей­ст­ви­тель­но, на неко­то­рых экзем­пля­рах я нахо­жу загла­вие не «В защи­ту Метел­ла», но «Речь, напи­сан­ная для Метел­ла», а меж­ду тем Цезарь про­из­но­сит ее от соб­ст­вен­но­го лица и опро­вер­га­ет в ней обви­не­ния сво­их и Метел­ло­вых хули­те­лей. (4) Тот же Август счи­та­ет едва ли при­над­ле­жа­щей ему «Речь к сол­да­там в Испа­нии», кото­рая, впро­чем, пере­да­ет­ся в двух видах: одна, про­из­не­сен­ная буд­то бы перед пер­вым сра­же­ни­ем, дру­гая — перед после­дую­щим, в кото­ром, по сло­вам Ази­ния Пол­ли­о­на, у него не было даже и вре­ме­ни для сло­во­из­ли­я­ний по при­чине вне­зап­ной ата­ки вра­гов.

56. Он оста­вил так­же запис­ки о сво­их дея­ни­ях в галль­ской войне и в граж­дан­ской про­тив Пом­пея; кто же был авто­ром запи­сок о вой­нах алек­сан­дрий­ской, афри­кан­ской и испан­ской, оста­ет­ся неиз­вест­ным: одни счи­та­ют тако­вым Оппия, дру­гие — Гир­ция, кото­рый докон­чил послед­нюю, не допи­сан­ную самим Цеза­рем кни­гу о галль­ской войне. О запис­ках Цеза­ря Цице­рон в том же «Бру­те» гово­рит так: (2) «Он напи­сал запис­ки, заслу­жи­ваю­щие высо­кой похва­лы; они изло­же­ны про­сто, точ­но и изящ­но, при­чем с язы­ка, слов­но с тела одеж­да, сня­ты вся­кие при­кра­сы. Одна­ко, наме­ре­ва­ясь дать гото­вый мате­ри­ал для желаю­щих писать исто­рию, он, пожа­луй, ока­зал услу­гу бес­такт­ным глуп­цам, кото­рые решат­ся обра­ботать его сво­и­ми вычу­ра­ми, зато людей здра­во­мыс­ля­щих заста­вил ско­рее воз­дер­жи­вать­ся от писа­тель­ских опы­тов». (3) О тех же запис­ках Гир­ций заяв­ля­ет сле­дую­щее: «Все­об­щее одоб­ре­ние явля­ет­ся не поощ­ре­ни­ем, а ско­рее поме­хой для про­чих писа­те­лей; все же я вос­хи­ща­юсь ими еще более, неже­ли дру­гие; ибо они зна­ют, как хоро­шо и точ­но напи­сал их Цезарь, я же знаю еще и то, с какою лег­ко­стью и быст­ро­тою он писал». (4) Одна­ко, Ази­ний Пол­ли­он пола­га­ет, что запис­ки состав­ле­ны недо­ста­точ­но тща­тель­но и прав­ди­во, ибо, с одной сто­ро­ны, Цезарь часто при­ни­мал слиш­ком на веру дея­ния сво­их спо­движ­ни­ков, с дру­гой же сто­ро­ны — мно­гое из соб­ст­вен­ных сво­их дей­ст­вий, либо умыш­лен­но, либо по ошиб­ке памя­ти, пред­став­лял в лож­ном виде; Пол­ли­он пола­га­ет так­же, что он наме­ре­вал­ся напи­сать их зано­во и испра­вить. (5) Цезарь оста­вил еще сочи­не­ние «Об ана­ло­гии», в двух кни­гах, и «Анти­ка­то­нов», тоже в двух кни­гах, а так­же поэ­му под загла­ви­ем «Путе­ше­ст­вие». Пер­вое из этих про­из­веде­ний он напи­сал при пере­езде через Аль­пы, когда, по окон­ча­нии судеб­ных сес­сий в Циз­аль­пий­ской Гал­лии, воз­вра­щал­ся к армии, вто­рое — око­ло вре­ме­ни бит­вы при Мун­де, послед­нее же — во вре­мя два­дца­ти­че­ты­рех­днев­но­го путе­ше­ст­вия из Рима в Даль­нюю Испа­нию. (6) Име­ют­ся так­же его пись­ма к сена­ту, кото­рым он, кажет­ся, пер­вый дал фор­му запис­ной книж­ки, напи­сан­ной на отдель­ных неболь­ших стра­ни­цах, тогда как до того кон­су­лы и пол­ко­вод­цы писа­ли свои посла­ния к сена­ту сплошь на одном боль­шом листе. Суще­ст­ву­ют и пись­ма его к Цице­ро­ну, а так­же к зна­ко­мым о делах домаш­них, при­чем, желая сооб­щить что-либо под сек­ре­том, он писал шиф­ром, т. е. при­да­вал такой порядок бук­вам, чтобы в них нель­зя было уга­дать ни одно­го сло­ва. Если кто-либо хочет их рас­шиф­ро­вать и про­честь, тот дол­жен чет­вер­тую бук­ву алфа­ви­та, т. е. D, изме­нять в A и соот­вет­ст­ву­ю­щим обра­зом изме­нять все осталь­ные. (7) Назы­ва­ют тоже неко­то­рые его про­из­веде­ния, напи­сан­ные в ран­ней юно­сти, как то, «Похва­ла Гер­ку­ле­су», тра­гедию «Эдип», а так­же «Сбор­ник изре­че­ний». Пуб­ли­ка­цию всех этих писа­ний Август запре­тил в весь­ма крат­ком и про­стом посла­нии к Пом­пею Мак­ру, кото­ро­му пору­чил устрой­ство биб­лио­тек.

57. Цезарь пре­вос­ход­но вла­дел ору­жи­ем и ездил вер­хом; вынос­ли­вость его пре­вос­хо­ди­ла вся­кое веро­я­тие. В похо­де он обыч­но шест­во­вал во гла­ве колон­ны, ино­гда вер­хом, чаще пеш­ком, с откры­той голо­вой, оди­на­ко­во под солн­цем и дождем; длин­ней­шие пере­езды он совер­шал с неве­ро­ят­ной быст­ро­той, налег­ке, в наем­ной повоз­ке, делая по сто миль еже­днев­но; если путь замед­лял­ся река­ми, он пере­прав­лял­ся через них вплавь или с помо­щью наду­тых возду­хом мехов; таким обра­зом, весь­ма часто опе­ре­жал послан­ных, нес­ших весть о его при­бли­же­нии.

58. Труд­но ска­зать, чего боль­ше обна­ру­жи­вал он, при­сту­пая к воен­ным опе­ра­ци­ям: осмот­ри­тель­но­сти или отва­ги; нико­гда он не вел вой­ско по доро­гам, удоб­ным для заса­ды, ина­че, как выяс­нив пред­ва­ри­тель­ной раз­вед­кой поло­же­ние мест; преж­де чем пере­пра­вить­ся в Бри­тан­нию, он лич­но обсле­до­вал гава­ни, усло­вия пла­ва­ния и под­сту­пы к ост­ро­ву. И тот же Цезарь, полу­чив изве­стие об оса­де его лаге­рей в Гер­ма­нии, про­брал­ся к сво­им про­меж­ду воен­ных постов непри­я­те­ля, пере­одев­шись в галль­скую одеж­ду. (2) Он пере­пра­вил­ся из Брун­ди­зия в Дирра­хий зимою, посреди про­ти­во­сто­я­щих кораб­лей непри­я­тель­ско­го флота; когда же вой­ска, кото­рым он при­ка­зал сле­до­вать за собой, замеш­ка­лись, он сна­ча­ла несколь­ко раз, одна­ко без­успеш­но, посы­лал за ними и, в кон­це кон­цов, сам сел в малень­кое суде­ныш­ко тай­но, ночью, без спут­ни­ков, заку­тав голо­ву пла­щом. Он открыл свое инког­ни­то и раз­ре­шил корм­че­му усту­пить буше­вав­шей навстре­чу буре лишь после того, как бар­ка была едва не опро­ки­ну­та вол­на­ми.

59. Ничто, даже суе­вер­ный страх, ни разу не заста­ви­ло его отка­зать­ся от како­го-либо пред­при­я­тия или отсро­чить его. Он не отло­жил выступ­ле­ния про­тив Сци­пи­о­на и Юбы, хотя при жерт­во­при­но­ше­нии живот­ное убе­жа­ло. Когда, во вре­мя высад­ки на афри­кан­ский берег, он неча­ян­но упал, то, пере­тол­ко­вы­вая пред­зна­ме­но­ва­ние к сво­ей выго­де, он вос­клик­нул: «Ты в моих руках, Афри­ка!» А для того чтоб лишить силы пред­ска­за­ния, соглас­но кото­рым имя Сци­пи­о­на в этой про­вин­ции волею судеб счи­та­лось счаст­ли­вым и непо­беди­мым, он дер­жал при себе в лаге­ре какое-то ничто­же­ство из рода Кор­не­ли­ев, кото­ро­му за его позор­ную жизнь было дано про­зви­ще Саль­ви­тон⁶⁸.

60. На бит­ву Цезарь выхо­дил не толь­ко по пред­ва­ри­тель­но­му реше­нию, но так­же по слу­чай­но­му пово­ду, при­чем часто тот­час после похо­да, ино­гда в самую отвра­ти­тель­ную пого­ду, когда все­го менее мож­но было ожи­дать, что он двинет вой­ска в поле. Толь­ко в послед­ние годы он стал менее реши­тель­но при­ни­мать сра­же­ния, ибо пола­гал, что чем боль­ше он насчи­ты­вал побед, тем менее сле­до­ва­ло ему под­вер­гать себя рис­ку, а новая победа не при­нес­ла бы ему столь­ко, сколь­ко мог­ла отнять у него одна неуда­ча. Вся­кий раз после победы он тут же захва­ты­вал так­же и лагерь про­тив­ни­ка, чтобы не дать ему вре­ме­ни опра­вить­ся от пани­ки. Если исход сра­же­ния коле­бал­ся, он отсы­лал всех коней в тыл, начи­ная с сво­его соб­ст­вен­но­го, дабы, отняв у сол­дат воз­мож­ность спа­стись бег­ст­вом, тем успеш­нее заста­вить их сто­ять до кон­ца.

61. Заме­ча­те­лен был его конь; ноги у него были почти как у чело­ве­ка, с копы­та­ми, разде­лен­ны­ми напо­до­бие паль­цев. Конь этот родил­ся в соб­ст­вен­ной конюшне Цеза­ря, и когда гаруспи­ки⁶⁹ объ­яви­ли, что он пред­ве­ща­ет хозя­и­ну власть над всею зем­лею, Цезарь с боль­шой забот­ли­во­стью стал рас­тить это­го коня и пер­вый сел на него вер­хом, меж тем как дру­гих всад­ни­ков конь не тер­пел. Впо­след­ст­вии он поста­вил его изо­бра­же­ние перед хра­мом Вене­ры Роди­тель­ни­цы.

62. Часто Цезарь один вос­ста­нав­ли­вал дрог­нув­шие ряды сво­его вой­ска: он ста­но­вил­ся на пути бегу­щих сол­дат, задер­жи­вая их пооди­ноч­ке, и, схва­тив за гор­ло, пово­ра­чи­вал про­тив непри­я­те­ля; при этом ему при­хо­ди­лось боль­шей частью иметь дело с людь­ми, охва­чен­ны­ми пани­кой настоль­ко, что одна­жды зна­ме­но­сец замах­нул­ся древ­ком зна­ме­ни на удер­жи­вав­ше­го его Цеза­ря, а дру­гой оста­вил зна­мя у него в руках.

63. Как вели­ко было его при­сут­ст­вие духа, мож­но видеть из еще более важ­ных слу­ча­ев: после бит­вы при Фар­са­ле он послал вой­ска впе­ред в Азию, а сам на неболь­шом транс­порт­ном судне пере­прав­лял­ся через Гел­лес­понт. Встре­тив здесь пом­пе­ян­ца Люция Кас­сия с деся­тью воен­ны­ми кораб­ля­ми, он не толь­ко не отсту­пил назад, но напра­вил­ся пря­мо на вра­га, сам потре­бо­вал от него сда­чи и при­нял его к себе, как про­си­те­ля о поми­ло­ва­нии.

64. В Алек­сан­дрии во вре­мя борь­бы из-за моста непри­я­тель вне­зап­но сде­лал вылаз­ку, и Цезарь при­нуж­ден был спрыг­нуть в лод­ку; когда в нее же спрыг­ну­ли еще мно­гие сол­да­ты, он бро­сил­ся в море и вплавь спас­ся на ближ­ний корабль, про­плыв 200 футов с под­ня­той над водой левой рукой, чтобы не замо­чить таб­лич­ки, нахо­див­шей­ся в ней, а в зубах тащил за собой воен­ный плащ, чтобы не оста­вить его вра­гу в каче­стве тро­фея.

65. В сол­да­тах он ценил не хоро­шие нра­вы и не состо­я­тель­ность, но исклю­чи­тель­но физи­че­скую силу, и обра­щал­ся с ними в рав­ной мере стро­го и снис­хо­ди­тель­но. Стро­гость он при­ме­нял одна­ко не всюду и не все­гда, но толь­ко в виду непри­я­те­ля; тогда он про­во­дил самую суро­вую дис­ци­пли­ну, так что сол­да­там не сооб­ща­лось зара­нее ни вре­мя выступ­ле­ния, ни вре­мя боя, но во вся­кий момент они долж­ны были быть гото­вы к вне­зап­но­му выступ­ле­нию, куда бы Цезарь ни повел их. Часто он так и делал, без вся­кой при­чи­ны, осо­бен­но в дожд­ли­вые и празд­нич­ные дни. Часто так­же, при­звав сол­дат наблюдать за ним, он вне­зап­но, днем или ночью, исче­зал из виду и спе­шил впе­ред с целью уто­мить слиш­ком мед­лен­но сле­до­вав­ших за ним.

66. Когда на сол­дат напа­дал страх при слу­хах о чис­лен­но­сти вра­гов, он обо­д­рял их, при­чем не отри­цал или пре­умень­шал исти­ну, но, наобо­рот, разду­вал ее и выду­мы­вал небы­ли­цы. Так, когда сол­да­ты тре­пе­та­ли в ожи­да­нии при­бы­тия Юбы, он созвал их на сход­ку и ска­зал: «Да будет вам извест­но, что в крат­чай­ший срок появит­ся царь во гла­ве деся­ти леги­о­нов, трид­ца­ти тысяч кон­ни­цы, ста тысяч лег­ко воору­жен­ных и трех­сот сло­нов. А пото­му пусть неко­то­рые из вас пре­кра­тят свои рас­спро­сы или пред­по­ло­же­ния и верят мне, знаю­ще­му дело в точ­но­сти; а не то я поса­жу их на самый вет­хий корабль и пре­до­став­лю любо­му вет­ру вез­ти их на все четы­ре сто­ро­ны».

67. Не на все про­ступ­ки сол­дат он обра­щал вни­ма­ние и нала­гал взыс­ка­ния не по сораз­мер­но­сти вины. Но дезер­ти­ров и бун­тов­щи­ков он под­вер­гал стро­жай­ше­му допро­су и нака­за­нию, а в осталь­ном был снис­хо­ди­те­лен. Ино­гда после боль­шо­го сра­же­ния, увен­чав­ше­го­ся победой, он осво­бож­дал сол­дат от нарядов по служ­бе и давал пол­ную волю их потреб­но­сти выбе­сить­ся, при­чем обыч­но само­до­воль­но гово­рил, что его сол­да­ты уме­ют хоро­шо сра­жать­ся даже наду­шен­ные. (2) В сво­их обра­ще­ни­ях на сход­ках он назы­вал их не сол­да­та­ми, но «сорат­ни­ка­ми» — име­нем, льстив­шим их само­лю­бию; он забо­тил­ся об их бле­стя­щей внеш­но­сти, для чего снаб­жал их ору­жи­ем в сереб­ря­ной и золо­той опра­ве, как для кра­соты, так и для того, чтобы в сра­же­нии, боясь убыт­ка от поте­ри, они тем креп­че дер­жа­ли его в руках. Он до такой сте­пе­ни был при­вя­зан к сво­им сол­да­там, что при вести о пора­же­нии отряда Титу­рия отпу­стил боро­ду и воло­сы и остриг­ся не преж­де, чем отмстил за него.

68. Все­ми эти­ми спо­со­ба­ми Цезарь добил­ся от сво­их сол­дат вели­чай­шей себе пре­дан­но­сти и храб­ро­сти. В нача­ле граж­дан­ской вой­ны цен­ту­ри­о­ны всех леги­о­нов пред­ло­жи­ли ему выста­вить каж­дый по одно­му всад­ни­ку на соб­ст­вен­ный счет, а все сол­да­ты пред­ло­жи­ли слу­жить бес­плат­но, без про­до­воль­ст­вия и жало­ва­нья, при­чем бога­тые бра­ли на себя содер­жа­ние менее доста­точ­ных. Несмот­ря на всю про­дол­жи­тель­ность этой вой­ны, ни один сол­дат не изме­нил ему, а из попав­ших в плен мно­гие на пред­ло­же­ние полу­чить жизнь под усло­ви­ем вое­вать про­тив него отве­ти­ли отка­зом. (2) Голод и иную нуж­ду не толь­ко как оса­жден­ные, но и как оса­ждаю­щие, они выно­си­ли с таким муже­ст­вом, что во вре­мя бло­ка­ды Дирра­хия Пом­пей при виде того хле­ба из трав, каким они под­дер­жи­ва­ли свое суще­ст­во­ва­ние, вос­клик­нул, что он ведет борь­бу со зве­ря­ми; он при­ка­зал немед­лен­но спря­тать его и не пока­зы­вать нико­му, боясь, как бы его армия не пала духом при виде вынос­ли­во­сти и упор­ства вра­гов. (3) С какою храб­ро­стью уме­ли сра­жать­ся сол­да­ты Цеза­ря, свиде­тель­ст­ву­ет один слу­чай под Дирра­хи­ем: побеж­ден­ные в сра­же­нии, они сами потре­бо­ва­ли для себя нака­за­ния, так что пол­ко­вод­цу при­шлось ско­рее уте­шать их, чем нака­зы­вать. В дру­гих же сра­же­ни­ях они без труда побеж­да­ли бес­чис­лен­ные вой­ска вра­гов, сами будучи в чис­ле зна­чи­тель­но мень­шем. Доста­точ­но ска­зать, что одна-един­ст­вен­ная когор­та шесто­го леги­о­на, состав­ляв­шая гар­ни­зон кре­по­сти, в тече­ние несколь­ких часов выдер­жи­ва­ла натиск четы­рех леги­о­нов Пом­пея и почти до послед­не­го чело­ве­ка была пере­би­та мас­сою непри­я­тель­ских стрел, коих сто трид­цать тысяч было най­де­но внут­ри кре­пост­ных валов. (4) Это и не уди­ви­тель­но, коль ско­ро мы взгля­нем на подви­ги отдель­ных его вои­нов, напри­мер цен­ту­ри­о­на Кас­сия Сце­вы или сол­да­та Гая Аци­лия, не гово­ря уже о дру­гих. С выби­тым гла­зом, с бед­ром и пле­ча­ми, прон­зен­ны­ми насквозь, со щитом, про­би­тым ста два­дца­тью уда­ра­ми, Сце­ва не поки­нул защи­ту ворот пору­чен­но­го ему укреп­ле­ния. Аци­лию же в мор­ском сра­же­нии у Мас­си­лии отру­би­ли пра­вую руку, кото­рой он ухва­тил­ся за кор­му непри­я­тель­ско­го кораб­ля; тогда, под­ра­жая зна­ме­ни­то­му у гре­ков при­ме­ру Кине­ги­ра⁷⁰, он впрыг­нул в непри­я­тель­ский корабль и одним щитом погнал перед собой про­тив­ни­ков.

69. В тече­ние деся­ти лет галль­ской вой­ны сол­да­ты Цеза­ря ни разу не под­ни­ма­ли бун­та; во вре­мя же граж­дан­ских войн бун­ты про­ис­хо­ди­ли несколь­ко раз, одна­ко пови­но­ве­ние сно­ва быст­ро вос­ста­нав­ли­ва­лось, при­том не столь­ко бла­го­да­ря мяг­ко­сти пол­ко­во­д­ца, сколь­ко бла­го­да­ря его авто­ри­те­ту; ибо ни разу он не усту­пил бун­тов­щи­кам, но все­гда давал им отпор; девя­тый леги­он у Пла­цен­ции, бун­то­вав­ший, несмот­ря на то, что Пом­пей еще сто­ял во гла­ве воору­жен­ных сил, Цезарь рас­пу­стил пол­но­стью с позо­ром, затем лишь с неохотой при­нял сол­дат обрат­но после их дол­гих жалост­ных просьб и толь­ко после нака­за­ния зачин­щи­ков.

70. Когда сол­да­ты деся­то­го леги­о­на в самом Риме, со страш­ны­ми угро­за­ми и с вели­чай­шей опас­но­стью для горо­да, тре­бо­ва­ли отстав­ки и обе­щан­ных наград, меж тем как в Афри­ке еще буше­ва­ла вой­на, Цезарь, невзи­рая на пре­до­сте­ре­же­ния дру­зей, не заду­мал­ся вый­ти к ним и дать им отстав­ку. Одна­ко, одним лишь сло­вом, назвав их в обра­ще­нии «кви­ри­ты»⁷¹, вме­сто «сол­да­ты», он так лег­ко повер­нул их настро­е­ние и сми­рил их, что они тот­час же ста­ли кри­чать ему в ответ, что они сол­да­ты и вопре­ки его отка­зу сами пой­дут за ним в Афри­ку. Несмот­ря на это, он все же нака­зал самых ярых бун­тов­щи­ков, сокра­тив на треть их долю добы­чи и земель­но­го наде­ла.

71. Еще в юно­сти он пока­зал себя усерд­ным и вер­ным в отно­ше­нии сво­их кли­ен­тов. Знат­но­го юно­шу Масин­ту он с таким упор­ст­вом защи­щал про­тив царя Гием­пса­ла, что в спо­ре схва­тил за боро­ду цар­ско­го сына Юбу. Когда же Масин­та был объ­яв­лен дан­ни­ком царя, он тут же отнял его у лиц, наме­ре­вав­ших­ся его уве­сти, и дол­го скры­вал его у себя; позд­нее, отправ­ля­ясь в Испа­нию в каче­стве про­пре­то­ра, он увез Масин­ту с собою в сво­их носил­ках сре­ди лик­тор­ских фас­ций и про­во­жав­ших его дру­зей.

72. К дру­зьям он был в выс­шей сте­пе­ни вни­ма­те­лен и добр. Когда одна­жды про­во­жав­ший его в леси­стой мест­но­сти Гай Оппий слег от вне­зап­ной болез­ни, он усту­пил ему един­ст­вен­ную нахо­див­шу­ю­ся там малень­кую гости­ни­цу, сам же пере­но­че­вал на зем­ле, под откры­тым небом. Уже захва­тив власть, он про­вел на выс­шие долж­но­сти неко­то­рых из сво­их дру­зей, людей само­го низ­ко­го про­ис­хож­де­ния. Когда его обви­ня­ли за это, он откры­то объ­явил, что «если бы сохра­нить подо­баю­щее поло­же­ние в государ­стве ему помог­ли бро­дя­ги и убий­цы, то и им он отпла­тил бы такою же бла­го­дар­но­стью».

73. Напро­тив, враж­деб­ные чув­ства к людям нико­гда не были в нем настоль­ко глу­бо­ки, чтобы он не мог при слу­чае охот­но отде­лать­ся от них. На весь­ма рез­кие речи Гая Мем­мия он отве­чал не менее язви­тель­но, и одна­ко поз­же он сам под­дер­жи­вал кан­дида­ту­ру Мем­мия в кон­су­лы. Когда Гай Кальв, сочи­няв­ший на него поро­ча­щие эпи­грам­мы, через дру­зей изъ­явил жела­ние поми­рить­ся с ним, он с готов­но­стью, пер­вый напи­сал ему пись­мо. По его соб­ст­вен­но­му при­зна­нию, стиш­ки Вале­рия Катул­ла на Мамур­ру наве­ки запят­на­ли его имя; одна­ко после его изви­не­ний он в тот же день при­гла­сил его к обеду, а с отцом его все вре­мя под­дер­жи­вал обыч­ные дру­же­ские отно­ше­ния.

74. Даже когда он мстил, он обна­ру­жи­вал свою чрез­вы­чай­ную при­род­ную мяг­кость: пира­тов, дер­жав­ших его в пле­ну, он заста­вил сдать­ся и хотя уже рань­ше поклял­ся рас­пять их на кре­сте, все же при­ка­зал сна­ча­ла уда­вить их, а уже затем рас­пять. Он не дал в обиду Кор­не­лия Фаги­та, от кото­ро­го в свое вре­мя едва изба­вил­ся под­ку­пом, когда, будучи болен и скры­ва­ясь от Сул­лы, попал к нему в ноч­ную заса­ду. Фили­мо­на, сво­его раба-сек­ре­та­ря, кото­рый обе­щал вра­гам отра­вить его, он при­ка­зал про­сто умерт­вить, не нало­жив на него более тяж­ко­го нака­за­ния. (2) При­зван­ный в суд свиде­те­лем про­тив Пуб­лия Кло­дия, любов­ни­ка сво­ей жены Пом­пеи, в свя­зи с этим обви­нен­но­го в осквер­не­нии рели­ги­оз­но­го обряда, он заявил, что об этом деле ему ниче­го неиз­вест­но, хотя его мать Авре­лия и сест­ра Юлия все уже по прав­де рас­ска­за­ли тем же судьям. Когда же его спро­си­ли, поче­му в таком слу­чае он раз­вел­ся с женою, он отве­чал: «Пото­му что я счи­таю, что мои близ­кие долж­ны быть чисты как от пре­ступ­ле­ния, так и от подо­зре­ния в нем».

75. Как в самой граж­дан­ской войне, так и после победы он про­явил изу­ми­тель­ные уме­рен­ность и мило­сер­дие. На объ­яв­ле­ние Пом­пея, что он будет счи­тать за вра­гов всех, кто не явит­ся на защи­ту рес­пуб­ли­ки, Цезарь отве­тил, что он будет счи­тать за сво­их тех, кото­рые оста­нут­ся меж­ду пар­ти­я­ми и не при­мкнут ни к той, ни к дру­гой. Всем, кому он пре­до­ста­вил команд­ные долж­но­сти по реко­мен­да­ции Пом­пея, он дал воз­мож­ность перей­ти на сто­ро­ну послед­не­го. (2) Когда у Илер­ды⁷² шли пере­го­во­ры об усло­ви­ях сда­чи и меж­ду обе­и­ми арми­я­ми про­ис­хо­ди­ли ожив­лен­ные сно­ше­ния, Афра­ний и Пет­рей, вне­зап­но рас­ка­яв­шись в сво­ем попу­сти­тель­стве, схва­ти­ли в сво­ем лаге­ре цеза­ри­ан­цев и умерт­ви­ли их. Цезарь же не поже­лал после­до­вать это­му при­ме­ру направ­лен­но­го про­тив него веро­лом­ства. В Фар­саль­ской бит­ве он дал при­каз щадить рим­ских граж­дан, а затем каж­до­му из сво­их поз­во­лил сохра­нить жизнь одно­му из про­тив­ни­ков по соб­ст­вен­но­му выбо­ру. (3) При этом никто не погиб ина­че, как в самом сра­же­нии, за исклю­че­ни­ем Афра­ния, Фау­ста и юно­ши Люция Цеза­ря. Одна­ко дума­ют, что и эти были уби­ты не по его воле, хотя из них пер­вые два, уже полу­чив про­ще­ние от Цеза­ря, сно­ва под­ня­ли про­тив него ору­жие, а Люций Цезарь не толь­ко звер­ски заму­чил огнем и желе­зом воль­ноот­пу­щен­ных и рабов Цеза­ря, но истре­бил даже зве­рей, при­готов­лен­ных им для уве­се­ле­ния наро­да. (4) Нако­нец, уже в самое послед­нее вре­мя он поз­во­лил вер­нуть­ся в Ита­лию и занять граж­дан­ские и воен­ные долж­но­сти всем тем, кото­рые еще не полу­чи­ли от него про­ще­ния. Он поста­вил так­же на преж­нее место сбро­шен­ные чер­нью ста­туи Сул­лы и Пом­пея. Если же впо­след­ст­вии про­тив него воз­ни­ка­ли враж­деб­ные замыс­лы или велись враж­деб­ные раз­го­во­ры, он пред­по­чи­тал пре­се­кать их, неже­ли пре­сле­до­вать. (5) Поэто­му так­же и обна­ру­жен­ные заго­во­ры и ноч­ные сбо­ри­ща он нака­зы­вал толь­ко тем, что объ­яв­лял в эдик­те, что ему все извест­но, а про­тив лиц, рез­ко отзы­вав­ших­ся о нем, он доволь­ст­во­вал­ся тем, что сове­то­вал им на народ­ной сход­ке не слиш­ком увле­кать­ся. Он совер­шен­но спо­кой­но отнес­ся к тому, что Авл Цеци­на сво­ей кле­вет­ни­че­ской кни­гой и Пито­лай бран­ны­ми сти­ха­ми поно­си­ли его репу­та­цию.

76. Одна­ко все эти каче­ства пере­ве­ши­ва­ют­ся дру­ги­ми его сло­ва­ми и дела­ми, и пото­му гос­под­ст­ву­ет взгляд, что он зло­употре­бил сво­ею вла­стью и был убит заслу­жен­но. Он не толь­ко при­нял совер­шен­но непо­мер­ные поче­сти, как то кон­суль­ство из года в год, бес­сроч­ную дик­та­ту­ру и над­зор за нра­ва­ми, сверх того титул импе­ра­то­ра⁷³, как соб­ст­вен­ное имя, про­зва­ние отца оте­че­ства, ста­тую сре­ди цар­ских ста­туй, трон в орхе­ст­ре⁷⁴, но он поз­во­лил воз­не­сти себя выше пре­де­ла, подо­баю­ще­го смерт­но­му: так, сенат­ски­ми декре­та­ми ему пре­до­ста­ви­ли золо­че­ное крес­ло в курии и перед три­бу­на­лом⁷⁵, такие же, как богам, колес­ни­цу и носил­ки для его ста­туи во вре­мя игр в цир­ке, хра­мы, алта­ри, изо­бра­же­ния рядом с изо­бра­же­ни­я­ми богов, пуль­ви­на­рии⁷⁶, фла­ми­на, лупер­ков⁷⁷, назва­ние одно­го меся­ца по его име­ни; не было так­же тако­го отли­чия, кото­рое бы он не взял и не дал по соб­ст­вен­ной при­хо­ти. (2) Свое третье и чет­вер­тое кон­суль­ство он отправ­лял толь­ко номи­наль­но, ибо ему было доста­точ­но дик­та­тор­ской вла­сти, пре­до­став­лен­ной ему одно­вре­мен­но с кон­суль­ства­ми, и в оба эти года он назна­чал вме­сто себя двух кон­су­лов на три послед­ние меся­ца; так что в тече­ние все­го это­го вре­ме­ни коми­ции соби­ра­лись толь­ко для выбо­ров народ­ных три­бу­нов и пле­бей­ских эди­лов, ибо и пре­то­ров он заме­нил пре­фек­та­ми, кото­рые долж­ны были пра­вить сто­ли­цей в его отсут­ст­вие. Слу­чи­лось, что один из кон­су­лов вне­зап­но скон­чал­ся нака­нуне ново­го года, и Цезарь, по прось­бе одно­го лица, пре­до­ста­вил ему вакант­ную долж­ность на несколь­ко оста­вав­ших­ся до ее исте­че­ния часов. (3) Так же про­из­воль­но и в нару­ше­ние тра­ди­ции он назна­чил маги­ст­ра­тов на мно­го лет впе­ред, дал кон­суль­ские зна­ки отли­чия деся­ти лицам, зани­мав­шим толь­ко пре­ту­ру, при­нял в сенат ново­ис­пе­чен­ных рим­ских граж­дан и даже полу­вар­ва­ров — гал­лов. Кро­ме того, во гла­ве управ­ле­ния монет­ным делом и государ­ст­вен­ны­ми нало­га­ми он поста­вил сво­их соб­ст­вен­ных рабов. Управ­ле­ние и коман­до­ва­ние тре­мя леги­о­на­ми, остав­лен­ны­ми им в Алек­сан­дрии, он пере­дал сво­е­му раз­врат­но­му любим­цу Руфи­о­ну, сыну сво­его воль­ноот­пу­щен­ни­ка.

77. Он поте­рял вся­кое чув­ство меры так­же и в выра­же­ни­ях, кото­рые, по сло­вам Тита Ампия, он выска­зы­вал совер­шен­но откры­то: «Рес­пуб­ли­ка — ничто, лишь пустое имя без пло­ти, без блес­ка», «Сул­ла был мла­ден­цем в поли­ти­ке, коль ско­ро доб­ро­воль­но сло­жил с себя дик­та­ту­ру», «К раз­го­во­ру с ним, Цеза­рем, люди долж­ны отно­сить­ся осмот­ри­тель­нее и счи­тать ска­зан­ное им зако­ном». Он дошел до такой дер­зо­сти, что одна­жды, когда гаруспик доло­жил ему, что внут­рен­но­сти жерт­вен­но­го живот­но­го небла­го­при­ят­ны и не име­ют серд­ца, отве­тил: «Впредь они будут счаст­ли­вее, коль ско­ро я того поже­лаю; да и не сле­ду­ет счи­тать за несчаст­ное пред­зна­ме­но­ва­ние, если живот­но­му недо­ста­ет серд­ца».

78. Одна­ко, вели­чай­шую, смер­тель­ную нена­висть к себе он воз­будил по сле­дую­ще­му слу­чаю. Когда сенат в пол­ном соста­ве явил­ся к нему с сооб­ще­ни­ем мно­же­ства самых почет­ных для него декре­тов, он при­нял его сидя. Сце­на про­изо­шла перед хра­мом Вене­ры Роди­тель­ни­цы. Неко­то­рые пола­га­ют, что он сде­лал дви­же­ние, чтобы встать, но его буд­то бы удер­жал Кор­не­лий Бальб; дру­гие же счи­та­ют, что он вовсе и не пытал­ся встать и, напро­тив, не очень лас­ко­во взгля­нул на Гая Тре­ба­ция, кото­рый посо­ве­то­вал ему под­нять­ся с места. (2) Этот его посту­пок пока­зал­ся тем менее выно­си­мым, что сам он при­шел в вели­чай­шее него­до­ва­ние, когда во вре­мя три­ум­фа при его про­езде перед ска­мья­ми три­бу­нов один из них, Пон­тий Акви­ла, осме­лил­ся не встать. Он крик­нул ему: «Акви­ла, тре­буй же от меня, чтобы я вер­нул тебе рес­пуб­ли­ку, бла­го ты три­бун!» и дол­го еще потом, давая кому-либо какое-нибудь обе­ща­ние, неиз­мен­но при­го­ва­ри­вал: «если, впро­чем, то поз­во­лит Пон­тий Акви­ла».

79. К это­му пора­зи­тель­но­му непри­ли­чию, про­яв­лен­но­му им в неува­же­нии к сена­ту, он при­ба­вил нечто гораздо более дерз­кое. Когда он воз­вра­щал­ся с Латин­ско­го жерт­во­при­но­ше­ния⁷⁸, то сре­ди пре­вос­хо­див­ших вся­кую меру и еще неслы­хан­ных при­вет­ст­вий наро­да, какой-то чело­век из тол­пы воз­ло­жил на его ста­тую золо­той венок, обви­тый белой повяз­кой. Народ­ные три­бу­ны Епи­дий Марулл и Цезе­тий Флав при­ка­за­ли снять повяз­ку с вен­ка, а чело­ве­ка того отве­сти в тюрь­му. Цезарь, в доса­де на то ли, что этот намек на цар­скую коро­ну так пло­хо удал­ся, или на то, что у него, по его сло­вам, отня­ли честь само­му от нее отка­зать­ся, сде­лал три­бу­нам стро­гий выго­вор и отре­шил их от долж­но­сти. (2) С этих пор он уже ничем не мог снять с себя наре­ка­ние в стрем­ле­нии к цар­ско­му титу­лу, хотя одна­жды он и отве­тил тол­пе, при­вет­ст­во­вав­шей его име­нем царя, что его про­зви­ще не Царь, а Цезарь⁷⁹; он так­же отверг цар­скую диа­де­му, кото­рую кон­сул Анто­ний на празд­ни­ке Лупер­ка­лий перед рост­ра­ми пытал­ся несколь­ко раз воз­ло­жить ему на голо­ву, и при­ка­зал отне­сти ее на Капи­то­лий, в храм Юпи­те­ра Луч­ше­го и Вели­чай­ше­го. (3) Рас­про­стра­ни­лись даже раз­лич­ные слу­хи, буд­то бы он соби­ра­ет­ся пере­се­лить­ся не то в Алек­сан­дрию, не то в Или­он и туда же пере­не­сти центр импе­рии, а из Ита­лии путем воен­ных кон­скрип­ций выжать все соки и управ­ле­ние Римом пору­чить сво­им дру­зьям; как гово­ри­ли, в бли­жай­шем заседа­нии сена­та квин­де­цим­вир⁸⁰ Люций Кот­та имел заявить, что, так как соглас­но Сивил­ли­ным кни­гам пар­фян может победить толь­ко царь, то Цезарь и дол­жен полу­чить этот титул.

80. Эта-то при­чи­на и заста­ви­ла заго­вор­щи­ков уско­рить выпол­не­ние замыс­ла, во избе­жа­ние необ­хо­ди­мо­сти голо­со­вать за это пред­ло­же­ние. В общем собра­нии они при­ня­ли теперь реше­ние, кото­рое рань­ше обсуж­да­ли порознь, часто схо­дясь по двое, по трое; уже и народ был недо­во­лен суще­ст­ву­ю­щим поло­же­ни­ем, но явно и тай­но тяго­тил­ся еди­но­вла­сти­ем Цеза­ря и меч­тал об осво­бож­де­нии рес­пуб­ли­ки. (2) Когда чуже­стран­цы были при­ня­ты в сенат, на сте­нах появи­лась такая афи­ша: «В доб­рый час!⁸¹ Не пока­зы­вать новым сена­то­рам доро­гу в курию!» Повсюду рас­пе­ва­ли песен­ку:

Гал­лов Цезарь вел в три­ум­фе, ввел их так­же и в сенат; Сняв шта­ны82 они наде­ли тогу с пур­пур­ной кай­мой.

(3) Когда Квинт Мак­сим, кото­ро­го Цезарь поста­вил в кон­су­лы вза­мен себя на три меся­ца, вошел в театр, и лик­тор при­ка­зал пуб­ли­ке, по обы­чаю, встать, все в один голос закри­ча­ли, что он не кон­сул. После уволь­не­ния от долж­но­сти три­бу­нов Цезе­ция и Марул­ла, в бли­жай­ших коми­ци­ях было най­де­но мно­же­ство голо­со­валь­ных доще­чек, изби­раю­щих их в кон­су­лы. На ста­туе Люция Бру­та⁸³ кто-то напи­сал: «О, если бы ты был жив!» А на ста­туе Цеза­ря:

Царей изгнав­ший Брут стал кон­су­лом впер­вые, А этот, кон­су­лов изгнав, царем стал под конец.

(4) В заго­во­ре про­тив него при­ня­ло уча­стие более шести­де­ся­ти чело­век, а вождя­ми его были Гай Кас­сий и Бру­ты, Марк и Децим. Сна­ча­ла заго­вор­щи­ки коле­ба­лись, где его убить: на Мар­со­вом ли поле во вре­мя коми­ций, когда он при­зо­вет три­бы к голо­со­ва­нию, при­чем одни долж­ны были столк­нуть его с моста⁸⁴, а дру­гие под­хва­тить вни­зу и зако­лоть, или на Свя­щен­ной доро­ге, при вхо­де в театр. Но после, того как на мар­тов­ские иды⁸⁵ было назна­че­но заседа­ние сена­та в курии Пом­пея, они тот­час же при­зна­ли вре­мя и место наи­бо­лее удоб­ны­ми.

81. Одна­ко угро­за насиль­ст­вен­ной смер­ти была воз­ве­ще­на Цеза­рю явны­ми пред­зна­ме­но­ва­ни­я­ми. За два-три меся­ца перед тем посе­лен­цы, выведен­ные в силу Юли­е­ва зако­на в коло­нию Капую, зани­ма­лись сло­мом древ­ней­ших могиль­ных памят­ни­ков для построй­ки соб­ст­вен­ных ферм; они зани­ма­лись этим тем рев­ност­нее, что, иссле­дуя эти памят­ни­ки, они нашли в них мно­же­ство сосудов ста­рин­ной работы. Меж­ду про­чим, в гроб­ни­це, в кото­рой счи­тал­ся похо­ро­нен­ным осно­ва­тель Капуи — Капис⁸⁶, была най­де­на мед­ная дос­ка с такой гре­че­ской над­пи­сью: «Если когда-либо будут откры­ты кости Капи­са, то его пото­мок падет от руки род­ст­вен­ни­ков, а затем месть за него будет сопря­же­на со страш­ны­ми бед­ст­ви­я­ми для Ита­лии». (2) Это не миф и не выдум­ка, ибо сооб­ще­ние идет от бли­жай­ше­го дру­га Цеза­ря, Кор­не­лия Баль­ба. Вско­ре затем Цеза­рю ста­ло извест­но, что кони, кото­рых он неко­гда при пере­пра­ве посвя­тил реке Руби­ко­ну и оста­вил бро­дить в табу­нах на сво­бо­де, упор­но отка­зы­ва­ют­ся от кор­ма и про­ли­ва­ют обиль­ные сле­зы. Во вре­мя жерт­во­при­но­ше­ния гаруспик Спу­рин­на убеж­дал его осте­ре­гать­ся опас­но­сти, угро­жаю­щей ему не поз­же мар­тов­ских ид. (3) Нака­нуне этих же ид пти­ца кра­пив­ник стре­ми­тель­но вле­те­ла в курию Пом­пея, неся в клю­ве лав­ро­вую ветвь, раз­лич­ные же дру­гие пти­цы пре­сле­до­ва­ли ее от сосед­ней рощи и рас­тер­за­ли в курии. В послед­нюю ночь перед убий­ст­вом сам он видел во сне, слов­но он то лета­ет выше обла­ков, то пода­ет пра­вую руку Юпи­те­ру; а жене его Каль­пур­нии сни­лось, буд­то фрон­тон их дома валит­ся, а ее мужа уби­ва­ют в ее объ­я­ти­ях; и вдруг две­ри опо­чи­валь­ни сами собой рас­пах­ну­лись настежь.

(4) По при­чине этих пред­зна­ме­но­ва­ний, а так­же недо­мо­га­ния Цезарь дол­го коле­бал­ся, не остать­ся ли ему дома и не отло­жить ли назна­чен­ные к обсуж­де­нию в сена­те вопро­сы; но после уве­ща­ний Деци­ма Бру­та, про­сив­ше­го не лишать сво­его при­сут­ст­вия собрав­ших­ся в боль­шом чис­ле и дав­но ожи­дав­ших его сена­то­ров, он при­бли­зи­тель­но в пятом часу отпра­вил­ся в заседа­ние. Кто-то из встреч­ных подал ему запис­ку, содер­жав­шую донос о заго­во­ре, но он сме­шал ее с про­чи­ми запис­ка­ми, кото­рые дер­жал в левой руке в наме­ре­нии про­честь поз­же. Затем при­шлось зако­лоть кряду несколь­ких жерт­вен­ных живот­ных, ибо вся­кий раз пред­зна­ме­но­ва­ния ока­зы­ва­лись небла­го­при­ят­ны; тогда, не счи­та­ясь с пред­у­преж­де­ни­я­ми богов, он вошел в курию. Тут он посме­ял­ся над Спу­рин­ной как над лже­про­ро­ком, заме­тив, что вот мар­тов­ские иды насту­пи­ли, а он все же цел и невредим; Спу­рин­на отве­тил, что иды, прав­да, насту­пи­ли, но еще не про­шли.

82. Когда Цезарь сел, заго­вор­щи­ки, как бы ока­зы­вая ему вни­ма­ние, окру­жи­ли его тол­пой, и тут-то Тил­лий Кимвр, взяв­ший на себя первую роль, подо­шел к нему побли­же, точ­но наме­ре­ва­ясь о чем-то его попро­сить; но когда Цезарь дви­же­ни­ем руки пока­зал, что откла­ды­ва­ет вопрос на дру­гое вре­мя, Тил­лий схва­тил его тогу на обо­их пле­чах. Цезарь вос­клик­нул: «Да ведь это наси­лие!» и в то же мгно­ве­ние полу­чил рану сза­ди, несколь­ко ниже глот­ки от одно­го из Каск. (2) Схва­тив руку Кас­ки, Цезарь прон­зил ее сталь­ным гри­фе­лем и хотел было вско­чить, но вто­рой удар оста­но­вил его; тут, видя ото­всюду направ­лен­ные на себя кин­жа­лы, он оку­тал голо­ву тогой, а левой рукой спу­стил ее склад­ки на самые голе­ни, чтобы тело, закры­тое в сво­ей ниж­ней части, и при паде­нии сохра­ни­ло при­стой­ный вид. Так был он прон­зен два­дца­тью тре­мя уда­ра­ми и толь­ко при пер­вом издал стон, но не про­из­нес ни сло­ва, хотя неко­то­рые и гово­рят, буд­то, видя устре­мив­ше­го­ся на него Мар­ка Бру­та, он про­мол­вил по-гре­че­ски: «И ты тоже, сын мой». (3) Все раз­бе­жа­лись, а он несколь­ко вре­ме­ни лежал без­ды­хан­ный; нако­нец три каких-то раба отнес­ли его домой на носил­ках, с кото­рых одна рука его свис­ла вниз. И из столь­ких-то ран врач Анти­стий при­знал смер­тель­ной лишь одну — вто­рую, нане­сен­ную в грудь. (4) Заго­вор­щи­ки наме­ре­ва­лись было бро­сить тело уби­то­го в Тибр, кон­фис­ко­вать его иму­ще­ство и отме­нить все рас­по­ря­же­ния, одна­ко страх перед кон­су­лом Мар­ком Анто­ни­ем и началь­ни­ком кон­ни­цы Лепидом удер­жал их.

83. По тре­бо­ва­нию Цеза­ре­ва тестя Люция Пизо­на, его заве­ща­ние, кото­рое он соста­вил в послед­ние сен­тябрь­ские иды в сво­ем Лаби­кан­ском поме­стье и отдал на хра­не­ние стар­шей деве-вестал­ке, было вскры­то и про­чи­та­но в доме Анто­ния. Квинт Тубе­рон пере­да­ет, что от пер­во­го сво­его кон­суль­ства до нача­ла граж­дан­ской вой­ны Цезарь неиз­мен­но назна­чал сво­им наслед­ни­ком Гнея Пом­пея и читал это свое заве­ща­ние на сход­ке сол­да­там. (2) Но в послед­нем заве­ща­нии он назна­чил трех наслед­ни­ков, вну­ков сво­их сестер: Гая Окта­вия — в трех чет­вер­тях сво­его состо­я­ния, а Люция Пина­рия и Квин­та Педия — в осталь­ной чет­вер­ти; в заклю­чи­тель­ной части он даже усы­но­вил Окта­вия и пере­дал ему свое имя. Сре­ди опе­ку­нов сына, в слу­чае если бы тако­вой родил­ся у него, он назна­чил мно­гих из лиц, став­ших его убий­ца­ми, а Деци­ма Бру­та сде­лал даже одним из вто­рых наслед­ни­ков. Рим­ско­му наро­ду он заве­щал свои сады вокруг Тиб­ра, а каж­до­му граж­да­ни­ну в отдель­но­сти по 300 сестер­ци­ев.

84. К дню, назна­чен­но­му для похо­рон, на Мар­со­вом поле под­ле гроб­ни­цы Юлии был воз­двиг­нут костер, а перед рост­ра­ми — вызо­ло­чен­ная построй­ка, изо­бра­жаю­щая храм Вене­ры Роди­тель­ни­цы; внут­ри сто­я­ло ложе, устлан­ное золо­то­тка­ным пур­пу­ром, и у изго­ло­вья — тро­фей с одеж­дой, в кото­рой был убит Цезарь. Так как было оче­вид­но, что дня не хва­тит для воз­ло­же­ния на костер погре­баль­ных даров, то лицам, желав­шим при­не­сти их, было объ­яв­ле­но, чтобы они нес­ли их на Мар­со­во поле, не соблюдая опре­де­лен­но­го поряд­ка, каки­ми кто хотел бы ули­ца­ми. (2) Сре­ди погре­баль­ных игр пели сти­хи из тра­гедии Паку­вия «Суд об ору­жии», хоро­шо под­хо­див­шие для воз­буж­де­ния жало­сти к нему и нена­ви­сти к его убий­цам:

Не я ль их поща­дил, чтоб пасть от их руки?

Пели так­же сти­хи подоб­но­го же содер­жа­ния из Аци­ли­е­вой «Элек­тры». Вме­сто похваль­но­го сло­ва кон­сул Анто­ний объ­явил через гла­ша­тая поста­нов­ле­ние сена­та, в силу кото­ро­го Цеза­рю были опре­де­ле­ны все боже­ские и чело­ве­че­ские поче­сти, а так­же клят­ву, в силу кото­рой все сена­то­ры обя­зы­ва­лись забо­тить­ся о его непри­кос­но­вен­но­сти; к это­му он при­ба­вил немно­го слов от себя. (3) Маги­ст­ра­ты, состо­яв­шие в долж­но­сти и быв­шие, отнес­ли погре­баль­ные носил­ки на форум к рост­рам. В то вре­мя, как одни пред­по­ла­га­ли пре­дать их огню в хра­ме Юпи­те­ра Капи­то­лий­ско­го, а дру­гие — в курии Пом­пея, вне­зап­но появи­лись два неиз­вест­ных, с меча­ми у поя­са и с дву­мя копья­ми в руках, и вос­ко­вы­ми факе­ла­ми подо­жгли костер. Тот­час же сто­яв­шая вокруг тол­па ста­ла валить в него сухой хво­рост, ска­мьи, судей­ские крес­ла и все, что было при­не­се­но в дар покой­но­му. (4) Затем флей­ти­сты и сце­ни­че­ские акте­ры ста­ли стас­ки­вать с себя одеж­ды, взя­тые из арсе­на­ла три­ум­фаль­ных при­над­леж­но­стей и наде­тые спе­ци­аль­но для это­го слу­чая, и, разо­рвав их, бро­са­ли в огонь; вете­ра­ны-леги­о­не­ры бро­са­ли свое ору­жие, с кото­рым они сопро­вож­да­ли похо­рон­ную про­цес­сию, а мно­же­ство мат­рон — свои укра­ше­ния, а так­же бул­лы и пре­тек­сты⁸⁷ детей.

(5) К выра­же­ни­ям народ­но­го горя при­со­еди­ня­ли свои сето­ва­ния мно­же­ство чуже­стран­цев, каж­дая нация в свой черед, в осо­бен­но­сти же иудеи, кото­рые по целым ночам посе­ща­ли пепе­ли­ще.

85. Немед­лен­но после похо­рон народ с факе­ла­ми устре­мил­ся к домам Бру­та и Кас­сия; с трудом ото­гнан­ная от них тол­па набро­си­лась на Гель­вия Цин­ну, попав­ше­го­ся ей навстре­чу. По ошиб­ке при­няв его за Кор­не­лия Цин­ну, кото­ро­го она отыс­ки­ва­ла за его враж­деб­ную Цеза­рю речь нака­нуне, она уби­ла его и понес­ла по ули­цам его голо­ву, воткну­тую на копье. Впо­след­ст­вии на фору­ме была воз­двиг­ну­та цель­ная колон­на из нуми­дий­ско­го мра­мо­ра почти в два­дцать футов выши­ны с над­пи­сью «отцу оте­че­ства». У этой колон­ны народ еще мно­го вре­ме­ни спу­стя рев­ност­но совер­шал жерт­во­при­но­ше­ния, давал обе­ты и ула­жи­вал тяж­бы, при­но­ся клят­вы име­нем Цеза­ря.

86. У близ­ких Цеза­рю лиц оста­лось впе­чат­ле­ние, что он не имел жела­ния жить доль­ше и не забо­тил­ся о жиз­ни, ибо здо­ро­вье его пошат­ну­лось; вот поче­му он пре­не­брег и пред­зна­ме­но­ва­ни­я­ми и сооб­ще­ни­я­ми сво­их дру­зей. Неко­то­рые дума­ют, что, пола­га­ясь на упо­мя­ну­тые выше поста­нов­ле­ния и клят­ву сена­та, он отка­зал­ся от сопро­вож­де­ния воору­жен­ных меча­ми испан­ских тело­хра­ни­те­лей. (2) Напро­тив, дру­гие пола­га­ют, что он пред­по­чи­тал один раз под­верг­нуть­ся ото­всюду гро­зив­шим опас­но­стям, неже­ли быть при­нуж­ден­ным веч­но осте­ре­гать­ся их. По сло­вам неко­то­рых, он часто гово­рил, что сохра­не­ние его жиз­ни важ­но-де не столь­ко для него само­го, сколь­ко для рес­пуб­ли­ки, ибо уже дав­но он с избыт­ком добыл себе власть и сла­ву; если же с ним слу­чит­ся несча­стие, то спо­кой­ст­вию государ­ства насту­пит конец, и оно вновь пере­жи­вет граж­дан­ские вой­ны в гораздо худ­ших усло­ви­ях.

87. При­бли­зи­тель­но все соглас­ны меж­ду собою в том, что род его смер­ти почти вполне соот­вет­ст­во­вал его жела­нию. Дей­ст­ви­тель­но, читая одна­жды у Ксе­но­фон­та, что Кир во вре­мя сво­ей послед­ней болез­ни сде­лал неко­то­рые рас­по­ря­же­ния каса­тель­но сво­их похо­рон, Цезарь выра­зил отвра­ще­ние к такой мед­лен­ной кон­чине и поже­лал для себя смер­ти вне­зап­ной и быст­рой. А нака­нуне сво­ей гибе­ли, на обеде у Мар­ка Лепида, в раз­го­во­ре на тему о наи­луч­шем кон­це жиз­ни, он ска­зал, что пред­по­чи­та­ет конец вне­зап­ный и неожи­дан­ный.

88. Цезарь погиб на 56-м году жиз­ни. Он был при­чис­лен к сон­му богов не толь­ко уста­ми лиц, сде­лав­ших такое поста­нов­ле­ние, но и внут­рен­ним убеж­де­ни­ем про­сто­го наро­да. Ведь и во вре­мя игр, дан­ных в честь его наслед­ни­ком Авгу­стом впер­вые после его обо­готво­ре­ния, на небе появи­лась коме­та, бли­став­шая семь дней кряду око­ло один­на­дца­то­го часа; отсюда воз­ник­ла вера, что это была душа Цеза­ря, взя­то­го на небо; по этой при­чине его ста­туи име­ют обыч­но на теме­ни звезду.

Курию, в кото­рой он был убит, было поста­нов­ле­но заму­ро­вать, а мар­тов­ские иды назвать днем отце­убий­ства и нико­гда не назна­чать на этот день заседа­ния сена­та.

89. Из его убийц ни один не пере­жил его долее трех лет и не умер сво­ею смер­тью. Все они были осуж­де­ны и погиб­ли от раз­ных при­чин: кто в кораб­ле­кру­ше­нии, кто в бою. Иные же покон­чи­ли с собою тем же кин­жа­лом, кото­рым когда-то зака­лы­ва­ли Цеза­ря.