Алкивиад II

Платон. Собрание сочинений в 4 т. Т. 1 // Философское наследие, т. 112. Академия Наук СССР, Институт философии. М.: Мысль, 1990.
Перевод С. Я. Шейнман-Топштейн.
Примечания А. А. Тахо-Годи. Преамбула А. Ф. Лосева.
Общая редакция А. Ф. Лосева, В. Ф. Асмуса, А. А. Тахо-Годи.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

Греческий текст: Platonis Dialogi secundum Thrasylli tetralogias dispositi ex recognitione C. F. Hermanni, Lipsiae, Teubner, vol. II, 1872.
От ред. сайта: пагинация по Стефану (Этьену) — на левом поле, нумерация глав по Беккеру (?) — в тексте; проставлены нами по тойбнеровскому изданию 1872 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14

Steph. II, p. 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151

Под­лин­ность диа­ло­га, хотя он и был вне­сен Фра­сил­лом в пере­чень про­из­веде­ний Пла­то­на, еще в древ­но­сти под­вер­га­лась сомне­нию. Он даже при­пи­сы­вал­ся Ксе­но­фон­ту, как свиде­тель­ст­ву­ет писа­тель III в. н. э. Ате­ней (XI 506c // At­he­nae­us. The deip­no­so­phists / By Ch. B. Gu­lick. Lon­don, 1957). При­ня­то, одна­ко, ста­вить этот диа­лог рядом с «Алки­ви­а­дом I» — несо­мнен­ным про­из­веде­ни­ем Пла­то­на, посколь­ку и в том и в дру­гом диа­ло­ге глав­ный пер­со­наж — одно и то же лицо. Во вся­ком слу­чае в «Алки­виа­де II» с оче­вид­но­стью пред­став­лен круг сокра­ти­че­ских идей в пла­то­ни­че­ской интер­пре­та­ции. У Ксе­но­фон­та в «Вос­по­ми­на­ни­ях…» (I 3, 2) есть мысль о том, что Сократ учил быть осмот­ри­тель­ным в молит­вах к богам и не зло­употреб­лять чисто житей­ски­ми прось­ба­ми. Как извест­но, Сократ вооб­ще не любил всуе клясть­ся име­нем боже­ства (см.: Апо­ло­гия Сокра­та, прим. 19). Идея о том, что обра­щать­ся к богам с прось­бой сле­ду­ет осто­рож­но и бла­го­го­вей­но, была широ­ко рас­про­стра­не­на в антич­но­сти, осо­бен­но у фило­со­фов пла­то­ни­ков и стои­че­ских пла­то­ни­ков. Наи­бо­лее выра­зи­тель­но об этом рас­суж­да­ет Плу­тарх (I в. н. э.) в ряде работ о дель­фий­ском ора­ку­ле. Види­мо, вслед­ст­вие того что дан­ная тема была широ­ко рас­про­стра­не­на в антич­ной лите­ра­ту­ре, древ­ние, сомне­ва­ясь в автор­стве Пла­то­на, не назы­ва­ли опре­де­лен­но и ника­ко­го дру­го­го авто­ра.

Сократ, Алки­ви­ад

1. St. II,
138
Сократ. Мой Алки­ви­ад1, зна­чит, ты направ­ля­ешь­ся к хра­му, дабы воз­не­сти моле­ние богу?

Алки­ви­ад. Имен­но так, Сократ.

Сократ. Ты кажешь­ся угрю­мым, взглядом упер­ся в зем­лю — похо­же, ты о чем-то заду­мал­ся.

Алки­ви­ад. Но что это мог­ла бы быть за забота, Сократ?

Сократ. Вели­чай­шая забота, Алки­ви­ад, как мне кажет­ся. Послу­шай, b ради Зев­са, раз­ве ты не дума­ешь, что боги, когда мы их о чем-то про­сим — част­ным обра­зом или пуб­лич­но, — ино­гда одно нам дару­ют, в дру­гом же отка­зы­ва­ют и при этом они раз­ли­ча­ют, кому надоб­но что-либо даро­вать, а кому — нет?

Алки­ви­ад. Несо­мнен­но.

Сократ. Так не кажет­ся ли тебе, что тре­бу­ет­ся очень силь­ный дар про­ви́дения, чтобы как-нибудь невзна­чай, пола­гая обре­сти бла­го, не вымо­лить себе вели­чай­ше­го зла, когда боги рас­по­ло­же­ны дать моля­ще­му имен­но то, о чем он про­сил? Напри­мер, об Эди­пе рас­ска­зы­ва­ют, буд­то он про­сил у богов, чтобы его сыно­вья c медью дели­ли отцов­ское досто­я­ние2. Вме­сто того чтобы молить, как это было еще воз­мож­но, об отвра­ще­нии уже навис­ше­го над ним зла, он накли­ка́л еще новое зло. Итак, его закля­тие испол­ни­лось, а из это­го вос­по­сле­до­ва­ли мно­гие дру­гие ужас­ные вещи, пере­чис­лять кото­рые име­ет ли смысл?3

Алки­ви­ад. Но ведь ты, мой Сократ, гово­рил о безум­ном чело­ве­ке. Неуже­ли ты счи­та­ешь, что кто-либо, нахо­дясь в здра­вом уме, осме­лит­ся обра­щать к богам такие молит­вы?

2. Сократ. Сле­до­ва­тель­но, безу­мие, по тво­е­му мне­нию, про­ти­во­по­лож­но разум­но­сти?

Алки­ви­ад. В выс­шей сте­пе­ни.

d Сократ. Тебе не кажет­ся, что быва­ют люди разум­ные, а быва­ют и лишен­ные разу­ма?

Алки­ви­ад. Да, конеч­но.

Сократ. Давай рас­смот­рим, что же это за люди. Мы ведь согла­си­лись с тобой, что есть люди разум­ные и нера­зум­ные, а кро­ме того, и про­сто безум­ные.

Алки­ви­ад. Да, согла­си­лись.

Сократ. Но ведь суще­ст­ву­ют и здра­вые люди?

Алки­ви­ад. Да, суще­ст­ву­ют.

Сократ. И дру­гие — боль­ные?

139 Алки­ви­ад. Несо­мнен­но.

Сократ. Это ведь не одно и то же?

Алки­ви­ад. Разу­ме­ет­ся.

Сократ. А есть ли такие, что не при­над­ле­жат ни к тому, ни к дру­го­му виду?

Алки­ви­ад. Нет, таких не быва­ет.

Сократ. Зна­чит, каж­дый чело­век необ­хо­ди­мо быва­ет либо здо­ро­вым, либо боль­ным.

Алки­ви­ад. Мне кажет­ся, да.

Сократ. Ну а отно­си­тель­но разум­но­сти и нера­зу­мия ты того же само­го мне­ния?

Алки­ви­ад. Как пони­мать твой вопрос?

Сократ. Дума­ешь ли ты, что чело­век может быть толь­ко разум­ным или нера­зум­ным или же суще­ст­ву­ет и третье состо­я­ние, про­ме­жу­точ­ное, делаю­щее его и не разум­ным, и не лишен­ным b разу­ма?

Алки­ви­ад. Нет, конеч­но.

Сократ. Зна­чит, чело­век в силу необ­хо­ди­мо­сти испы­ты­ва­ет толь­ко одно из двух.

Алки­ви­ад. Мне кажет­ся, да.

Сократ. Вспом­ни же: ты при­знал, что разум­ность про­ти­во­по­лож­на безу­мию?

Алки­ви­ад. Да, при­знал.

Сократ. А так­же и то, что не суще­ст­ву­ет третье­го, про­ме­жу­точ­но­го состо­я­ния, кото­рое дела­ло бы чело­ве­ка и не разум­ным и не лишен­ным разу­ма?

Алки­ви­ад. Да, я при­знал это.

Сократ. А может ли быть, чтобы две вещи были про­ти­во­по­лож­ны одной?

Алки­ви­ад. Ни в коем слу­чае.

Сократ. Зна­чит, по-види­мо­му, нера­зу­мие и безу­мие — c это одно и то же?

Алки­ви­ад. Оче­вид­но.

3. Сократ. Итак, Алки­ви­ад, мы были бы пра­вы, ска­зав, что все нера­зум­ные безум­ны, — если, напри­мер, нера­зу­мен кто-либо сре­ди тво­их сверст­ни­ков (а так оно и есть) или из людей более пре­клон­но­го воз­рас­та. Ска­жи же, во имя Зев­са, раз­ве ты не дума­ешь, что сре­ди граж­дан наше­го горо­да лишь немно­гие разум­ны, боль­шин­ство же лише­но разу­ма, и их-то ты и назы­ва­ешь безум­ца­ми?

Алки­ви­ад. Да, я так думаю.

Сократ. Но неуже­ли ты счи­та­ешь, что сре­ди столь­ких безум­цев мы можем без­мя­теж­но d жить в сво­ем государ­стве, не под­вер­га­ясь тыч­кам и пин­кам — все­му тому, что при­выч­но делать безум­цам — и не рас­пла­тить­ся за это? Посмот­ри же, мой милый, так ли обсто­ит дело?

Алки­ви­ад. А как же, соб­ст­вен­но, оно может обсто­ять, Сократ? По-види­мо­му, все про­ис­хо­дит не так, как я думал.

Сократ. Мне это тоже кажет­ся. Но сле­ду­ет это рас­смот­реть при­мер­но вот каким обра­зом…

Алки­ви­ад. А имен­но?

Сократ. Ска­жу тебе. Мы допус­ка­ем, что неко­то­рые люди боль­ны. Не так ли?

Алки­ви­ад. Да, e разу­ме­ет­ся.

Сократ. Но раз­ве ты счи­та­ешь для боль­но­го неиз­беж­ным стра­дать толь­ко от подаг­ры, лихо­рад­ки или вос­па­ле­ния глаз и не допус­ка­ешь, что поми­мо всех этих быва­ют дру­гие болез­ни? Ведь их очень мно­го кро­ме тех, что я пере­чис­лил.

Алки­ви­ад. Я это знаю.

Сократ. Ну а любое вос­па­ле­ние глаз ты счи­та­ешь болез­нью?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Не дума­ешь ли ты так­же, что любая болезнь — это вос­па­ле­ние глаз?

Алки­ви­ад. Нет, конеч­но, не думаю. Но я затруд­ня­юсь в опре­де­ле­нии.

Сократ. Одна­ко если 140 ты вни­ма­тель­но отне­сешь­ся к моим сло­вам, то, рас­смат­ри­вая это вдво­ем, мы ско­рее при­дем к цели.

Алки­ви­ад. Я вни­ма­те­лен, Сократ, насколь­ко это в моих силах.

Сократ. Итак, мы при­зна­ли, что любое вос­па­ле­ние глаз — это болезнь, но не любая болезнь — вос­па­ле­ние глаз?

Алки­ви­ад. Да, при­зна­ли.

Сократ. И пра­виль­но, как мне кажет­ся, сде­ла­ли. Ведь и все, кого бьет лихо­рад­ка, боль­ны, одна­ко это не зна­чит, что все боле­ю­щие боль­ны лихо­рад­кой, и точ­но так же, думаю я, обсто­ит дело с подагрой и с вос­па­ле­ни­ем глаз. Все это — b болез­ни, но воздей­ст­вие их раз­лич­но, как утвер­жда­ют те, кого мы име­ну­ем вра­ча­ми. Не у всех они меж­ду собой подоб­ны и не у всех оди­на­ко­во про­те­ка­ют, но в каж­дом отдель­ном слу­чае это про­ис­хо­дит в соот­вет­ст­вии с осо­бен­но­стью неду­га; меж­ду тем все это — болез­ни. Ведь точ­но так же мы пред­по­ла­га­ем, что суще­ст­ву­ют раз­лич­ные масте­ра. Или же нет?

Алки­ви­ад. Разу­ме­ет­ся, суще­ст­ву­ют.

Сократ. Так нуж­но ли нам пере­чис­лять сапож­ни­ков, плот­ни­ков, вая­те­лей и мно­же­ство дру­гих масте­ров поимен­но? Они вла­де­ют раз­ны­ми частя­ми мастер­ства c и все явля­ют­ся масте­ра­ми, но не все они плот­ни­ки, сапож­ни­ки или вая­те­ли, хотя в целом они — масте­ра.

Алки­ви­ад. Конеч­но.

Сократ. Подоб­ным же обра­зом обсто­ит дело и с рас­пре­де­ле­ни­ем нера­зу­мия: тех, кому доста­лась бо́льшая его часть, мы назы­ваем безум­ца­ми; тех же, у кого его чуть помень­ше, — глуп­ца­ми и сла­бо­ум­ны­ми. Если же кто хочет употре­бить смяг­чен­ные выра­же­ния, то либо назы­ва­ют их вос­тор­жен­ны­ми или наив­ны­ми, либо про­сто­душ­ны­ми, d несве­ду­щи­ми или тупо­ва­ты­ми. Впро­чем, коли ты поищешь, то най­дешь еще мно­го дру­гих имен. Все они озна­ча­ют нера­зу­мие, но его виды раз­ли­ча­ют­ся так, как, соглас­но наше­му объ­яс­не­нию, раз­ли­ча­ют­ся меж­ду собой ремес­ла или болез­ни. Согла­сен ли ты с этим?

Алки­ви­ад. Да, согла­сен.

4. Сократ. Вер­нем­ся же теперь к наше­му вопро­су. Ведь в самом нача­ле нашей беседы перед нами воз­ник­ла необ­хо­ди­мость опре­де­лить, что такое разум­ные люди и нера­зум­ные. И мы при­зна­ли, что такие люди суще­ст­ву­ют. Не так ли?

Алки­ви­ад. Да, при­зна­ли.

Сократ. Не счи­та­ешь ли ты, что e разум­ные — это те, кто пони­ма­ют, что́ надо делать и гово­рить?

Алки­ви­ад. Да, я счи­таю имен­но так.

Сократ. Кто же будут тогда нера­зум­ные? Види­мо, те, кто не веда­ют ни того ни дру­го­го?

Алки­ви­ад. Да, они.

Сократ. Зна­чит, не ведаю­щие ни того ни дру­го­го будут неза­мет­но для себя делать и гово­рить то, что́ не сле­ду­ет?

Алки­ви­ад. Оче­вид­но.

Сократ. Одна­ко я, мой Алки­ви­ад, при­чис­лил к этим людям и Эди­па. 141 Но и в наше вре­мя ты мог бы най­ти мно­го таких людей, при­чем не охва­чен­ных, подоб­но ему, гне­вом и вовсе не счи­таю­щих, что они молят богов о чем-то пло­хом для себя: напро­тив, они пола­га­ют, что выма­ли­ва­ют бла­го. Ведь Эдип хоть и не про­сил ниче­го хоро­ше­го, так­же и не думал, буд­то он это про­сит; одна­ко есть люди, с кото­ры­ми про­ис­хо­дит нечто пря­мо про­ти­во­по­лож­ное. Пола­гаю, ты пер­вый, если бы тебе явил­ся бог, к кото­ро­му ты сей­час направ­ля­ешь­ся, и рань­ше, чем ты успел бы попро­сить его о чем-нибудь сам, спро­сил тебя, доволь­но тебе было бы стать тира­ном горо­да афи­нян, да при­том — если бы тебе это пока­за­лось не вели­ким делом, но ничтож­ным — b пред­ло­жил тебе стать тира­ном всей Элла­ды, увидев же, что и того тебе недо­ста­точ­но, но ты стре­мишь­ся управ­лять всей Евро­пой, обе­щал бы тебе и это, при­чем не толь­ко обе­щал, но в тот же день по тво­е­му жела­нию довел бы до все­об­ще­го сведе­ния, что Алки­ви­ад, сын Кли­ния, стал тира­ном, — пола­гаю, ты ушел бы от него, пре­ис­пол­нен­ный радо­сти, счи­тая, что бог воз­ве­стил тебе вели­чай­шие бла­га.

Алки­ви­ад. Я думаю, Сократ, что и с любым дру­гим, кому выпа­ло бы это на долю, было бы то же самое.

Сократ. Одна­ко ценой сво­ей жиз­ни ты c вряд ли поже­лал бы обре­сти тира­ни­че­скую власть над зем­лею всех гре­ков и вар­ва­ров.

Алки­ви­ад. Думаю, что не поже­лал бы. Зачем она мне, если бы я никак не мог ею вос­поль­зо­вать­ся?

Сократ. Ну а если бы ты мог вос­поль­зо­вать­ся ею во зло и в ущерб само­му себе? Вер­но, и на таких усло­ви­ях ты бы ее не захо­тел?

Алки­ви­ад. Разу­ме­ет­ся, нет.

Моль­ба, обра­щен­ная к богам, долж­на быть осно­ва­на на зна­нии добра

5. Сократ. Итак, ты видишь, что небез­опас­но нао­бум при­ни­мать все, что тебе пред­ла­га­ют, или же само­му об этом про­сить, в слу­чае если из это­го может про­ис­те­кать вред либо вооб­ще мож­но d лишить­ся по этой при­чине жиз­ни. Мы мог­ли бы назвать мно­гих стре­мив­ших­ся к тира­ни­че­ской вла­сти и усерд­но ее для себя доби­вав­ших­ся как неко­е­го бла­га, кото­рых заго­вор­щи­ки, замыш­ляв­шие про­тив тира­нии, лиши­ли жиз­ни. Пола­гаю, ты весь­ма наслы­шан о неко­то­рых совсем недав­них собы­ти­ях, напри­мер о том, как Архе­лай, тиран македо­нян, был убит сво­им любим­цем4: этот послед­ний ока­зал­ся влюб­лен­ным в тира­ни­че­скую власть не мень­ше, чем сам тиран был влюб­лен в него, e и он убил сво­его любов­ни­ка, чтобы само­му стать счаст­ли­вым чело­ве­ком — тира­ном. Но по про­ше­ст­вии трех или четы­рех дней, в тече­ние кото­рых он обла­дал вла­стью, он сам был убит дру­гим заго­вор­щи­ком. Ты можешь видеть так­же на при­ме­ре наших сограж­дан — ведь не от дру­гих мы это слы­ша­ли, но сами были тому свиде­те­ля­ми, — сколь­кие из них, стре­мив­ши­е­ся к долж­но­сти стра­те­га 142 и уже достиг­шие ее, либо ока­зы­ва­лись изгнан­ны­ми из наше­го горо­да, либо лиша­лись жиз­ни. Те же из них, отно­си­тель­но кого мож­но было поду­мать, что дела их обсто­ят наи­луч­шим обра­зом, прой­дя через мно­го­чис­лен­ные и гроз­ные опас­но­сти не толь­ко во вре­мя похо­да, но и тогда, когда воз­вра­ща­лись на роди­ну, вне­зап­но ока­зы­ва­лись в окру­же­нии сико­фан­тов5, попав в оса­ду не менее силь­ную, чем со сто­ро­ны вра­гов во вре­мя вой­ны, так что иные из них моли­ли богов ско­рее о том, чтобы ока­зать­ся непри­год­ны­ми к испол­не­нию этой долж­но­сти, чем о том, чтобы их избра­ли b стра­те­га­ми. При­том если бы им еще эти опас­но­сти и труды при­но­си­ли поль­зу, то в них был бы какой-то смысл; на самом же деле все обсто­ит пря­мо про­ти­во­по­лож­ным обра­зом.

То же самое, как ты можешь видеть, каса­ет­ся и детей: неко­то­рые молят богов об их рож­де­нии, а когда у них появ­ля­ют­ся на свет дети, эти люди ока­зы­ва­ют­ся вверг­ну­ты­ми в вели­чай­шие жиз­нен­ные тяготы и беды. Одни из них из-за совер­шен­ной испор­чен­но­сти сво­их детей про­ве­ли всю свою жизнь в печа­ли; у дру­гих, хоть дети их были хоро­ши­ми, несчаст­ный слу­чай c их похи­щал, и они ока­зы­ва­лись в не менее бед­ст­вен­ном поло­же­нии, так что пред­по­чли бы после это­го совсем не иметь детей. Такие слу­чаи и мно­гие дру­гие, подоб­ные им, вполне оче­вид­ны, но ред­ко быва­ет, когда люди либо отре­ка­ют­ся от того, что им дано, либо, желая полу­чить что-либо с помо­щью молит­вы, в кон­це кон­цов от этой молит­вы отка­зы­ва­ют­ся. Боль­шин­ство людей не отка­за­лось бы ни от тира­ни­че­ской вла­сти, ни от долж­но­сти стра­те­га, ни от мно­гих дру­гих d даров, кото­рые при­но­сят гораздо боль­ше вреда, чем поль­зы; более того, они моли­ли бы о них богов, если бы ими не рас­по­ла­га­ли. Но ино­гда, полу­чив это, они вско­ре идут на попят­ный и про­сят забрать у них то, о чем они преж­де моли­ли. Пото­му я и недо­уме­ваю, не напрас­но ли, в самом деле, люди «обви­ня­ют богов в том, что от них быва­ет зло»: ведь «люди сами вопре­ки судь­бе накли­ка­ют на себя горе сво­им нече­сти­ем, или, как надо ска­зать, нера­зу­ми­ем»6. e Пред­став­ля­ет­ся поэто­му, Алки­ви­ад, что разу­мен был тот поэт, кото­рый, имея, по-види­мо­му, неких нера­зум­ных дру­зей и видя, что они и посту­па­ют дур­но и молят богов о том, что не явля­ет­ся луч­шим, но лишь кажет­ся тако­вым, воз­нес о них всех молит­ву богам при­мер­но такую:


143 Зевс-пове­ли­тель, бла­го даруй нам — моля­щим­ся иль немо­ля­щим,
Жал­кую ж долю отринь и для тех, кто о ней тебя про­сит7.

Мне кажет­ся, пре­крас­но и вер­но ска­зал поэт! Ты же, если у тебя есть про­тив это­го какие-то воз­ра­же­ния, не мол­чи.

6. Алки­ви­ад. Труд­но, Сократ, воз­ра­жать на пре­крас­но ска­зан­ные сло­ва. Я вижу лишь, что незна­ние быва­ет при­чи­ной вели­чай­ших бед для людей, когда, похо­же, мы сами b не веда­ем того, что дей­ст­ву­ем по незна­нию и (что хуже все­го) выма­ли­ва­ем сами себе вели­чай­шее зло. Ведь никто бы это­го не поду­мал, наобо­рот, каж­дый счел бы себя спо­соб­ным вымо­лить у богов вели­чай­шие бла­га, а не вели­чай­шее зло. Послед­нее было бы поис­ти­не боль­ше похо­же на про­кля­тье, чем на молит­ву.

Сократ. Но быть может, милей­ший мой, най­дет­ся какой-нибудь муж более даль­но­вид­ный, чем я и ты, и ска­жет, что речи наши невер­ны, когда мы так реши­тель­но пори­ца­ем незна­ние, не добав­ляя к это­му, что есть люди, чье незна­ние для них при c извест­ных обсто­я­тель­ствах явля­ет­ся бла­гом, тогда как для тех, о ком мы гово­ри­ли рань­ше, оно было злом.

Алки­ви­ад. Что ты гово­ришь? Суще­ст­ву­ют какие-то вещи, кото­рые кому-то и при каких-то обсто­я­тель­ствах луч­ше не знать, чем знать?

Сократ. Мне так кажет­ся. А тебе нет?

Алки­ви­ад. Нет, кля­нусь Зев­сом.

Сократ. Но ведь не ста­ну же я обви­нять тебя в том, что по отно­ше­нию к сво­ей мате­ри ты поже­лал бы совер­шить то, что, как гово­рят, сде­ла­ли по отно­ше­нию к сво­им мате­рям Орест, Алк­ме­он и неко­то­рые d дру­гие…8

Алки­ви­ад. Во имя Зев­са, не кощун­ст­вуй, Сократ!

Сократ. Этот запрет, мой Алки­ви­ад, дол­жен отно­сить­ся не к тому, кто гово­рит, что ты не поже­лал бы совер­шить подоб­ное дело, но гораздо боль­ше к тому, кто стал бы утвер­ждать про­ти­во­по­лож­ное: ведь тебе оно кажет­ся настоль­ко ужас­ным, что о нем не сле­ду­ет, по-тво­е­му, гово­рить даже вот так, в про­сто­те души. Или ты пола­га­ешь, что Орест — будь он разу­мен и знай, что́ имен­но ему луч­ше все­го пред­при­нять, — осме­лил­ся бы на нечто подоб­ное?

Алки­ви­ад. e Разу­ме­ет­ся, нет.

Сократ. Думаю, что и никто дру­гой так­же.

Алки­ви­ад. Конеч­но.

Сократ. Сле­до­ва­тель­но, как вид­но, незна­ние и непо­ни­ма­ние луч­ше­го — сквер­ная вещь?

Алки­ви­ад. Мне кажет­ся, да.

Сократ. Зна­чит, сквер­ная она и для Оре­ста, и для всех дру­гих?

Алки­ви­ад. Да.

7. Сократ. Давай же рас­смот­рим сле­дую­щее: пусть тебе вне­зап­но при­шло в голо­ву, взяв в руки нож и подой­дя к две­ри дома Перик­ла, тво­е­го опе­ку­на и дру­га9, спро­сить, дома ли он, 144 с наме­ре­ни­ем его убить — имен­но его, а не кого-то дру­го­го, ибо ты счи­тал бы это за луч­шее, — а тебе бы отве­ти­ли, что он дома. Я не утвер­ждаю, что ты дей­ст­ви­тель­но поже­лал бы сде­лать нечто подоб­ное, но ведь тебе, не ведаю­ще­му, что́ есть луч­шее, мог­ло прий­ти в голо­ву и такое, и ничто не мог­ло бы это­му вос­пре­пят­ст­во­вать, если бы ты счи­тал, что самое сквер­ное и есть самое луч­шее. Или ты с этим не согла­сен?..

Алки­ви­ад. Разу­ме­ет­ся, согла­сен.

Сократ. Итак, если бы ты вошел в дом и увидел его, но не узнал и поду­мал бы, b что это кто-то дру­гой, раз­ве ты осме­лил­ся бы его убить?

Алки­ви­ад. Нет, кля­нусь Зев­сом! Конеч­но, нет.

Сократ. Ведь ты соби­рал­ся убить не пер­во­го встреч­но­го, но само­го Перик­ла? Не так ли?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. И если бы ты даже мно­го раз за это при­ни­мал­ся, но посто­ян­но не узна­вал бы в этом чело­ве­ке Перик­ла, то, сколь­ко бы раз ты ни соби­рал­ся осу­ще­ст­вить свой замы­сел, ты на него бы не бро­сил­ся?

Алки­ви­ад. Конеч­но, нет.

Сократ. А дума­ешь ли ты, что Орест напал бы на свою мать, если бы вот так же ее не узнал?

Алки­ви­ад. Думаю, он это­го бы c не сде­лал.

Сократ. Зна­чит, несо­мнен­но, он замыш­лял убить не первую встреч­ную жен­щи­ну или чью-то чужую мать, но толь­ко лишь свою соб­ст­вен­ную?

Алки­ви­ад. Имен­но так.

Сократ. Сле­до­ва­тель­но, в подоб­ных слу­ча­ях неведе­ние — самое луч­шее для людей, нахо­дя­щих­ся в подоб­ном рас­по­ло­же­нии духа и питаю­щих подоб­ные замыс­лы.

Алки­ви­ад. Это оче­вид­но.

Сократ. Итак, ты видишь, что незна­ние неко­то­ры­ми людь­ми каких-то вещей в опре­де­лен­ных обсто­я­тель­ствах явля­ет­ся бла­гом, а не злом, как недав­но тебе каза­лось?

Алки­ви­ад. Это похо­же на прав­ду.

8. Сократ. А если ты поже­ла­ешь рас­смот­реть и то, d что за этим сле­ду­ет, быть может, оно пока­жет­ся тебе стран­ным…

Алки­ви­ад. Что имен­но ты разу­ме­ешь, Сократ?

Сократ. Корот­ко гово­ря, полу­ча­ет­ся, что обла­да­ние все­воз­мож­ны­ми зна­ни­я­ми без зна­ния того, что явля­ет­ся наи­луч­шим, ред­ко при­но­сит поль­зу и, наобо­рот, боль­шей частью вредит сво­е­му вла­дель­цу. Посмот­ри же: не кажет­ся ли тебе необ­хо­ди­мым, чтобы мы, когда соби­ра­ем­ся что-либо ска­зать или сде­лать, счи­та­ли, что преж­де все­го мы долж­ны знать или дей­ст­ви­тель­но зна­ем то, e что наме­ре­ны искус­но выпол­нить или ска­зать?

Алки­ви­ад. Да, мне так кажет­ся.

Сократ. Зна­чит, ора­то­ры, напри­мер, вся­кий раз дают нам сове­ты — одни по пово­ду вой­ны и мира, дру­гие по пово­ду соору­же­ния стен или обо­рудо­ва­ния гава­ней — имен­но пото­му, что они это зна­ют либо счи­та­ют, что зна­ют; одним сло­вом, все, что когда-либо город дела­ет 145 для дру­го­го горо­да или для само­го себя, явля­ет­ся резуль­та­том сове­та ора­то­ров.

Алки­ви­ад. Это прав­да.

Сократ. Посмот­ри же, что за этим после­ду­ет.

Алки­ви­ад. Если сумею.

Сократ. Раз­ли­ча­ешь ли ты людей разум­ных и нера­зум­ных?

Алки­ви­ад. Да, конеч­но.

Сократ. И ско­рее все­го ты мно­гих счи­та­ешь нера­зум­ны­ми, разум­ны­ми же — немно­гих?

Алки­ви­ад. Да, так.

Сократ. И при этом ты ведь име­ешь в виду какие-то отли­чи­тель­ные при­зна­ки?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Можешь ли ты b назвать разум­ным чело­ве­ка, уме­ю­ще­го давать сове­ты, но не знаю­ще­го, луч­ше ли то, что он сове­ту­ет, и в каком слу­чае это будет луч­шим?

Алки­ви­ад. Конеч­но, нет.

Сократ. Ты, я пола­гаю, не назо­вешь разум­ным и того, кто раз­би­ра­ет­ся в самом деле вой­ны, но не зна­ет, когда ее луч­ше вести и в тече­ние како­го имен­но сро­ка. Не так ли?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Рав­но как если бы кто умел убить дру­го­го, отнять у него день­ги или сде­лать его изгнан­ни­ком, но не знал бы, когда это умест­но и в отно­ше­нии кого имен­но?

Алки­ви­ад. Да, и тако­го я не назвал бы разум­ным.

Сократ. Сле­до­ва­тель­но, c он разу­мен, если зна­ет что-либо подоб­ное в том слу­чае, когда зна­ние это сопро­вож­да­ет­ся пони­ма­ни­ем наи­луч­ше­го, а это послед­нее сов­па­да­ет и с пони­ма­ни­ем полез­но­го, не так ли?..

Алки­ви­ад. Да, так.

Сократ. Тако­го чело­ве­ка мы назо­вем разум­ным и год­ным для того, чтобы сове­то­вать горо­ду и само­му себе. Тому же, кто не обла­да­ет подоб­ным зна­ни­ем, мы дадим про­ти­во­по­лож­ное имя. Согла­сен ли ты с этим?

Алки­ви­ад. Да, вполне.

9. Сократ. Ну а если кто све­дущ в вер­хо­вой езде или стрель­бе из лука, в кулач­ном бою, борь­бе или дру­гих видах состя­за­ний, а так­же в любом подоб­ном извест­ном нам роде искус­ства, как ты назо­вешь его, если он к тому же зна­ет, d что́ в его искус­стве явля­ет­ся наи­луч­шим? Не ска­жешь ли ты, что такой чело­век све­дущ в искус­стве вер­хо­вой езды, что он — зна­ток это­го искус­ства?

Алки­ви­ад. Да, ска­жу.

Сократ. А того, кто све­дущ в кулач­ном бою, думаю я, ты назо­вешь зна­то­ком кулач­но­го боя, све­ду­ще­го же в игре на флей­те — зна­то­ком это­го искус­ства, и так далее по отно­ше­нию ко все­му осталь­но­му. Или ты дашь иное назва­ние?

Алки­ви­ад. Нет, имен­но это.

Сократ. Пред­став­ля­ет­ся ли тебе, что зна­ток в подоб­ных вещах быва­ет одно­вре­мен­но в силу необ­хо­ди­мо­сти и разум­ным чело­ве­ком, или мы ска­жем, что это e дале­ко не так?

Алки­ви­ад. Дале­ко не так, кля­нусь Зев­сом!

Сократ. И како­во же, по-тво­е­му, было бы государ­ство, состо­я­щее из искус­ных стрел­ков и флей­ти­стов и дру­гих подоб­ных же зна­то­ков, а так­же из упо­мя­ну­тых нами рань­ше людей, раз­би­раю­щих­ся в том, как надо вое­вать или уби­вать, и из мужей-ора­то­ров, лопаю­щих­ся от спе­си, при­чем все эти люди не обла­да­ли бы зна­ни­ем наи­луч­ше­го и не было бы в этом государ­стве чело­ве­ка, пони­маю­ще­го, 146 когда и для чего мож­но наи­луч­шим обра­зом исполь­зо­вать любо­го из них?

Алки­ви­ад. Я ска­зал бы, что это сквер­ное государ­ство, Сократ.

Сократ. Я думаю, ты укре­пил­ся бы в этом мне­нии, когда бы увидел, насколь­ко каж­дый из них често­лю­бив и счи­та­ет, что самой важ­ной «частью» государ­ст­вен­ной жиз­ни явля­ет­ся та, в кото­рой


…сам себя он может пре­взой­ти10.

Я утвер­ждаю, что в сво­ем искус­стве самом по себе такой чело­век — наи­луч­ший; что же каса­ет­ся наи­луч­ше­го для государ­ства и для него само­го, то здесь он совер­ша­ет мно­же­ство про­ма­хов, ибо, будучи лишен ума, он дове­ря­ет­ся кажи­мо­сти. При b таких обсто­я­тель­ствах раз­ве не пра­вы мы будем, если ска­жем, что подоб­ное государ­ство пре­ис­пол­не­но мно­же­ства смут и без­за­ко­ний?

Алки­ви­ад. Пра­вы, кля­нусь Зев­сом.

Сократ. Но раз­ве нам не каза­лось необ­хо­ди­мым преж­де все­го счи­тать, что мы зна­ем, или дей­ст­ви­тель­но знать то, что мы без коле­ба­ний соби­ра­ем­ся ска­зать либо сде­лать?

Алки­ви­ад. Да.

Пра­виль­ное пони­ма­ние добра и зла — осно­ва государ­ст­вен­ной муд­ро­сти

Сократ. Зна­чит, если бы кто из нас сде­лал то, что он зна­ет или дума­ет, что c он это зна­ет, и с этим было бы свя­за­но пони­ма­ние поль­зы, мы полу­чи­ли бы выго­ду для государ­ства и для самих себя?

Алки­ви­ад. Как же ина­че?

Сократ. Если же про­изо­шло бы нечто про­ти­во­по­лож­ное, то, думаю я, из это­го не вос­по­сле­до­ва­ло бы выго­ды ни для государ­ства, ни для того, кто бы дей­ст­во­вал?

Алки­ви­ад. Конеч­но, нет.

Сократ. Что ж, тебе и сей­час это так пред­став­ля­ет­ся или как-то ина­че?

Алки­ви­ад. Нет, имен­но так.

Сократ. Но ведь ты при­знал, что счи­та­ешь боль­шин­ство нера­зум­ны­ми, разум­ны­ми же — немно­гих?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Зна­чит, мы опять-таки ска­жем, что боль­шин­ство оши­ба­ет­ся в пони­ма­нии того, что́ явля­ет­ся наи­луч­шим, посколь­ку боль­шей частью, как я думаю, за отсут­ст­ви­ем ума дове­ря­ет­ся d кажи­мо­сти.

Алки­ви­ад. Да, под­твер­дим это.

Сократ. Сле­до­ва­тель­но, боль­шин­ству людей выгод­но и не знать, и не думать, буд­то они зна­ют: ведь они будут изо всех сил ста­рать­ся сде­лать то, что они зна­ют или дума­ют, буд­то зна­ют, и эти ста­ра­ния боль­шей частью при­не­сут им ско­рее вред, чем поль­зу.

Алки­ви­ад. Ты гово­ришь сущую прав­ду.

10. Сократ. Теперь ты пони­ма­ешь, насколь­ко я был прав, когда e утвер­ждал, что обла­да­ние про­чи­ми зна­ни­я­ми без зна­ния того, что явля­ет­ся наи­луч­шим, по-види­мо­му, ред­ко при­но­сит поль­зу, боль­шей же частью вредит тому, кто вла­де­ет таки­ми зна­ни­я­ми.

Алки­ви­ад. Даже если я рань­ше так не думал, то теперь я с тобою согла­сен, Сократ.

Сократ. Поэто­му нуж­но, чтобы и государ­ство и душа, желаю­щие пра­виль­но жить, дер­жа­лись это­го зна­ния — совер­шен­но так, как дол­жен боль­ной дер­жать­ся вра­ча или чело­век, желаю­щий совер­шить без­опас­ное пла­ва­ние, — корм­че­го. Ведь без это­го зна­ния, 147 чем ярост­нее стре­мит­ся чело­век к уда­че в нажи­ве, в при­об­ре­те­нии телес­ной силы или в каких-либо дру­гих подоб­ных вещах, тем более рез­ким, вид­но, быва­ет в силу необ­хо­ди­мо­сти про­мах. Тот же, кто при­об­рел так назы­вае­мое мно­го­зна­ние и мно­го­уме­ние, но лишен глав­но­го зна­ния, дей­ст­ву­ет вся­кий раз, руко­вод­ст­ву­ясь одним из ука­зан­ных мно­го­чис­лен­ных зна­ний, но при этом поис­ти­не не поль­зу­ет­ся попу­т­ным вет­ром судь­бы, ибо он, думаю я, плы­вет b в откры­том море без корм­че­го, и такое жиз­нен­ное пла­ва­ние длит­ся недол­го. Отсюда и выте­ка­ет, по-мое­му, изре­че­ние поэта, обви­ня­ю­ще­го неко­е­го чело­ве­ка в том, что «мно­гие знал он дела, но знал их все очень сквер­но»11.

Алки­ви­ад. А как сюда отно­сят­ся эти сло­ва поэта, Сократ? Мне кажет­ся, здесь нет ниче­го под­хо­дя­ще­го по смыс­лу.

Сократ. Напро­тив, даже очень под­хо­дя­щее; толь­ко, мой милый, он, как почти все поэты, гово­рит здесь загад­ка­ми. Ведь поэ­зия по самой сво­ей при­ро­де зага­доч­на и c не рас­кры­ва­ет­ся пер­во­му встреч­но­му. Но к это­му ее при­род­но­му свой­ству добав­ля­ет­ся еще то обсто­я­тель­ство, что, когда поэ­ти­че­ским вдох­но­ве­ни­ем быва­ет охва­чен чело­век ску­пой, не желаю­щий поде­лить­ся с нами сво­ей пре­муд­ро­стью и стре­мя­щий­ся запря­тать ее воз­мож­но глуб­же, нелег­ким делом быва­ет рас­по­знать скры­тый смысл его слов. Ведь не можешь же ты думать, что Гомер, боже­ст­вен­ней­ший и муд­рей­ший из поэтов, не знал, что невоз­мож­но «знать сквер­но» (не кто иной, как он, ска­зал, что Мар­гит знал мно­гое, d но знал все это сквер­но), одна­ко он гово­рит наме­ка­ми, заме­няя сло­во «зло» сло­вом «сквер­но», а сло­во «знать» — сло­вом «знал». Если под­ста­вить те, пер­вые, сло­ва, стих утра­тит раз­мер, но смысл у него будет тот, что был уго­ден поэту, а имен­но: Мар­гит знал мно­го дел, но знать все это было для него злом12. Итак, ясно, что, раз мно­го­зна­ние было для него злом, зна­чит, он был чело­ве­ком ник­чем­ным и глу­пым, если толь­ко пола­гать­ся на ска­зан­ное нами рань­ше.

Алки­ви­ад. Мне e нра­вит­ся твое объ­яс­не­ние, Сократ; если я не пове­рил бы этим тво­им сло­вам, то дру­гим и подав­но.

Сократ. И ты прав, что им веришь.

Алки­ви­ад. Я сно­ва с тобой согла­сен.

11. Сократ. Но ска­жи, ради Зев­са (ты ведь видишь, сколь вели­ко здесь затруд­не­ние, и, мне кажет­ся, ты его со мной разде­ля­ешь, ибо ты без кон­ца бро­са­ешь­ся из одной край­но­сти в дру­гую и то, что уже с уве­рен­но­стью при­знал, сно­ва отбра­сы­ва­ешь и отка­зы­ва­ешь­ся от это­го мне­ния): 148 если бы и сей­час тебе явил­ся бог, к чье­му хра­му ты направ­лял­ся, и вопро­сил бы тебя, рань­ше чем ты сам обра­тил бы к нему моль­бу, дово­лен был бы ты, если бы полу­чил то, о чем шла речь вна­ча­ле, или если бы он пре­до­ста­вил тебе воз­мож­ность само­му воз­не­сти к нему свою моль­бу, — что́, пола­га­ешь ты, из полу­чен­но­го тобой от бога либо вымо­лен­но­го у него при­нес­ло бы тебе уда­чу?

Алки­ви­ад. Кля­нусь бога­ми, я, пожа­луй, не знаю, что тебе сра­зу отве­тить на это, Сократ! Да это было бы, думаю я, безу­ми­ем, и b поис­ти­не нуж­на боль­шая осто­рож­ность, дабы не вымо­лить себе невзна­чай зла, пола­гая, что молишь о бла­ге, и дабы вско­ре после это­го не пой­ти, как ты гово­ришь, на попят­ный, отка­зав­шись от все­го того, о чем молил преж­де.

Сократ. Так раз­ве не боль­ше нас пони­мал тот поэт, чье сло­во при­шло мне на память вна­ча­ле? Он побуж­дал бога отвра­тить жал­кую долю и от того, кто сам о ней молит.

Алки­ви­ад. Я с тобой согла­сен.

Сократ. Это­му поэту, Алки­ви­ад, ста­ли под­ра­жать и лакеде­мо­няне, посколь­ку они избра­ли c для себя сле­дую­щий обы­чай: и в част­ной жиз­ни, и в обще­ст­вен­ной они все­гда воз­но­сят при­мер­но такую же молит­ву — чтобы боги даро­ва­ли им в при­да­чу к хоро­ше­му еще и пре­крас­ное13; но никто не слы­шал, чтобы они про­си­ли чего-нибудь боль­ше­го. Во вся­ком слу­чае до сих пор они поль­зо­ва­лись не мень­шим сча­стьем, чем про­чие люди; если же и слу­ча­лись у них какие-то неуда­чи, то не по вине их молит­вы: ведь от богов зави­сит, пола­гаю я, даро­вать то, о чем про­сит моля­щий, d или же пря­мо про­ти­во­по­лож­ное. 12. Я хочу тебе разъ­яс­нить и еще кое-что: слы­шал я от неких людей, стар­ших, что, когда меж­ду афи­ня­на­ми и лакеде­мо­ня­на­ми воз­ник раздор, судь­ба была наше­му горо­ду ни в одной бит­ве — ни на суше, ни на море — не иметь успе­ха и нико­гда не одер­жать победы. Афи­няне при­шли из-за это­го в него­до­ва­ние, но не зна­ли, с помо­щью како­го e сред­ства отвра­тить сва­лив­ши­е­ся на них беды. Тогда им при­шло в голо­ву, что луч­ше все­го отпра­вить посоль­ство к Аммо­ну14 и вопро­сить его. Заод­но они хоте­ли полу­чить от Аммо­на ответ, поче­му боги пред­по­чи­та­ют даро­вать победу лакеде­мо­ня­нам, а не им, при­но­ся­щим богам самые мно­го­чис­лен­ные и вели­ко­леп­ные жерт­вы сре­ди элли­нов и посвя­щаю­щим в их хра­мы такие дары, какие не при­но­сит никто дру­гой; вдо­ба­вок, гово­ри­ли они, мы еже­год­но устра­и­ва­ем в честь богов доро­го­сто­я­щие и пыш­ные шест­вия и тра­тим на это столь­ко денег, 149 сколь­ко не тра­тят все элли­ны, вме­сте взя­тые. Лакеде­мо­няне же — было пору­че­но им ска­зать — нико­гда не дела­ли ниче­го подоб­но­го и про­яв­ля­ют по отно­ше­нию к богам такую небреж­ность, что при­но­сят им вся­кий раз в жерт­ву увеч­ных живот­ных, да и во всех осталь­ных поче­стях выка­зы­ва­ют гораздо бо́льшую ску­пость, чем мы, при­том что они рас­по­ла­га­ют ничуть не мень­ши­ми сред­ства­ми, чем наш город. После того как они это ска­за­ли и зада­ли вопрос, что им сле­ду­ет делать, дабы избе­жать нынеш­них бед, b про­ри­ца­тель не ска­зал ниче­го ино­го — ему явно запре­тил это бог, но, воз­звав к богу, мол­вил: «Аммон гово­рит афи­ня­нам такие сло­ва: ему гораздо более угод­но мол­ча­ли­вое бла­го­че­стие лакеде­мо­нян, чем все свя­щен­но­дей­ст­вия и обряды элли­нов». Вот все, что он ска­зал, ниче­го более. Под мол­ча­ли­вым бла­го­че­сти­ем, думаю я, бог разу­мел не что иное, как их молит­ву: дей­ст­ви­тель­но, она весь­ма отлич­на от всех дру­гих молитв. Ведь все осталь­ные c элли­ны, при­но­ся в жерт­ву богам быков с позо­ло­чен­ны­ми рога­ми или же оде­ляя их жерт­вен­ны­ми дара­ми, про­сят за это вза­мен все, что взду­ма­ет­ся, — бла­гое ли это или дур­ное. Но боги, слы­ша, как они бого­хуль­ст­ву­ют, не при­ем­лют все эти рос­кош­ные дары и жерт­во­при­но­ше­ния. Дума­ет­ся мне, надо с вели­кой опас­кой и осмот­ри­тель­но­стью под­хо­дить к тому, что́ доз­во­ле­но про­из­но­сить в молит­вах, а что — нет.

13. У Гоме­ра ты так­же можешь най­ти нечто подоб­ное ска­зан­но­му сей­час; он гово­рит о рас­по­ла­гаю­щих­ся лаге­рем тро­ян­цах, d что они


…сожи­га­ли пол­ные в жерт­ву богам гека­том­бы,

и «их бла­го­во­ние вет­ры с зем­ли до небес воз­но­си­ли обла­ком дыма»,


но боги бла­жен­ные жертв не при­я­ли,
Пре­зре­ли их: нена­вист­на была им свя­щен­ная Троя,
И вла­ды­ка При­ам, и народ копье­нос­ца e При­а­ма15.

Так что напрас­ны были жерт­во­при­но­ше­ния и дары тро­ян­цев — они им не помог­ли: боги от них отвер­ну­лись. Ведь, я пола­гаю, это не в обы­чае богов — дать, подоб­но жал­ко­му ростов­щи­ку, пере­убедить себя с помо­щью даров. И мы бол­та­ем сущие глу­по­сти, когда счи­та­ем, что таким обра­зом пре­вос­хо­дим лакон­цев. Ведь было бы очень стран­но, если бы боги смот­ре­ли на наши дары и жерт­во­при­но­ше­ния, а не на наши души — бла­го­че­сти­вым ли и спра­вед­ли­вым ли явля­ет­ся 150 чело­век. Думаю я, они гораздо боль­ше вни­ма­ния обра­ща­ют на это, чем на рос­кош­ные шест­вия и жерт­вы: ведь ничто не меша­ет еже­год­но совер­шать жерт­во­при­но­ше­ния как част­ным лицам, так и горо­ду, пусть даже они и очень силь­но погре­ши­ли про­тив богов и про­тив людей. Боги же, будучи непод­куп­ны­ми, пре­зи­ра­ют все это, как и дал понять бог уста­ми сво­его про­ри­ца­те­ля. Оче­вид­но, и у богов и у людей, име­ю­щих ум, долж­ны осо­бен­но почи­тать­ся спра­вед­ли­вость и разу­ме­ние: b разум­ные же и спра­вед­ли­вые — это имен­но те, кто зна­ет, что до́лжно делать и гово­рить, обра­ща­ясь как к богам, так и к людям. Я хотел бы услы­шать и от тебя, что ты можешь на это ска­зать.

Алки­ви­ад. Но я, мой Сократ, пол­но­стью согла­сен с тобою и с богом. Него­же мне было бы разой­тись с ним во мне­нии.

Сократ. При­по­ми­на­ешь ли ты, что ска­зал, буд­то нахо­дишь­ся в боль­шом затруд­не­нии, как бы, моля о бла­гах, невзна­чай не вымо­лить c себе зла?

Алки­ви­ад. При­по­ми­наю.

Сократ. Теперь ты видишь, что для тебя небез­опас­но идти к богу с наме­ре­ни­ем ему помо­лить­ся: ведь может слу­чить­ся так, что бог, услы­шав от тебя кощун­ст­вен­ные сло­ва, не при­мет тво­е­го жерт­во­при­но­ше­ния и ты неча­ян­но полу­чишь от него совсем не то, что про­сил. Поэто­му, кажет­ся мне, все­го луч­ше про­явить сдер­жан­ность. Я думаю, ты в силу сво­ей занос­чи­во­сти (имен­но так мяг­че все­го назвать нера­зу­мие) не поже­ла­ешь вос­поль­зо­вать­ся молит­вой лакон­цев. Поэто­му d надо выждать, пока тебя не научат, как сле­ду­ет отно­сить­ся к богам и к людям.

14. Алки­ви­ад. А когда же это вре­мя насту­пит, Сократ, и кто будет моим учи­те­лем? Я с радо­стью бы узнал, кто этот чело­век.

Сократ. Это тот, кого заботят твои дела. Но дума­ет­ся мне, подоб­но тому как Гомер гово­рит об Афине, что сна­ча­ла она долж­на была снять пеле­ну с глаз Дио­меда, дабы он


…ясно познал и бога, и смерт­но­го e мужа16,

так и это­му чело­ве­ку надо сна­ча­ла снять с тво­ей души пеле­ну мра­ка, сей­час ее оку­ты­ваю­щую, с тем чтобы после это­го ука­зать тебе, каким путем ты при­дешь к позна­нию добра и зла. А до тех пор, кажет­ся мне, ты не будешь на это спо­со­бен.

Алки­ви­ад. Пусть, если может, сни­ма­ет эту пеле­ну или что ему будет угод­но дру­гое: я готов не избе­гать ни одно­го из его настав­ле­ний — кто бы этот чело­век ни был, — коль ско­ро я хочу стать луч­ше.

151 Сократ. Но этот чело­век испол­нен в отно­ше­нии тебя див­но­го рве­ния.

Алки­ви­ад. Тогда я отло­жу мое жерт­во­при­но­ше­ние на то вре­мя: это кажет­ся мне наи­луч­шим.

Сократ. И пра­виль­но кажет­ся: ведь гораздо без­опас­нее посту­пить так, чем под­вер­гать­ся столь страш­но­му рис­ку.

Алки­ви­ад. Ну так что же, Сократ? Ведь этим вен­ком я увен­чаю тебя, пото­му что ты дал мне пре­крас­ный совет. Богам же я при­не­су вен­ки и b все про­чее, что поло­же­но, когда уви­жу, что настал этот день. Коль поже­ла­ют боги, он неда­лек.

Сократ. А я при­ни­маю и этот твой дар, и любой дру­гой с радо­стью полу­чу из тво­их рук. И как ска­зал у Еври­пида Кре­онт, увидев­ший Тире­сия17 с вен­ком на голо­ве и услы­шав­ший от него, что венок этот — жерт­вен­ный поча­ток воен­ной добы­чи, полу­чен­ный им за его искус­ство:


За доб­рый знак побед­ный твой венец при­му я,
c В пучине пре­бы­вая бед, — ты это зна­ешь18, —

так и я буду счи­тать это твое мне­ние обо мне доб­рым пред­зна­ме­но­ва­ни­ем. Я думаю, что пре­бы­ваю в такой же без­дне, как Кре­онт19, и хотел бы одер­жать пре­крас­ную победу над тво­и­ми поклон­ни­ка­ми.

ПРИМЕЧАНИЯ


  • 1Алки­ви­ад (ок. 450—403), афин­ский государ­ст­вен­ный дея­тель и пол­ко­во­дец, часто менял поли­ти­че­скую ори­ен­та­цию и при­бе­гал к пря­мым аван­тю­ри­сти­че­ским дей­ст­ви­ям в слож­ных вза­и­моот­но­ше­ни­ях кон­ца V в. меж­ду гре­ка­ми и пер­са­ми, афи­ня­на­ми и спар­тан­ца­ми. Отец Алки­ви­а­да Кли­ний погиб в 447 г., и опе­ку­ном маль­чи­ка (а так­же его бра­та Кли­ния — см.: Алки­ви­ад I, прим. 27) стал его род­ст­вен­ник Перикл (см.: Феаг, прим. 19). Впо­след­ст­вии Алки­ви­ад женил­ся на сест­ре извест­но­го афин­ско­го бога­ча Кал­лия (см. так­же: Апо­ло­гия Сокра­та, прим. 11; Алки­ви­ад I, прим. 8) — сына жены Перик­ла от пер­во­го бра­ка. Алки­ви­ад сла­вил­ся сво­ей кра­сотой (Ксе­но­фонт. Вос­по­ми­на­ния… I 2, 24) и често­лю­би­ем. Ксе­но­фонт отме­чал так­же его «невоз­дер­жан­ность, занос­чи­вость, склон­ность к наси­лию» (там же I 2, 12). Алки­ви­ад при­над­ле­жал к ари­сто­кра­ти­че­ской моло­де­жи, так же как и Хар­мид (см.: Феаг, прим. 25) и Кри­тий (см.: Хар­мид, прим. 4), кото­рая посе­ща­ла и Сокра­та, и софи­стов, изу­чая прак­ти­ку жиз­нен­ных отно­ше­ний, ора­тор­ское искус­ство, диа­лек­ти­ку и эри­сти­ку (мастер­ство спо­ра). Алки­ви­ад питал дале­ко иду­щие замыс­лы, вплоть до государ­ст­вен­но­го пере­во­рота. Одна­ко поли­ти­че­ские обсто­я­тель­ства сло­жи­лись таким обра­зом, что в кон­це кон­цов он был вынуж­ден уйти в изгна­ние, где и погиб. Алки­ви­ад явля­ет­ся дей­ст­ву­ю­щим лицом диа­ло­га «Пир», где он про­из­но­сит зна­ме­ни­тое похваль­ное сло­во Сокра­ту (215a—222b). См.: Плу­тарх. Алки­ви­ад // Срав­ни­тель­ные жиз­не­опи­са­ния. Т. 1. См. так­же: Алки­ви­ад I, пре­ам­бу­ла и прим. 3.
  • 2Эдип, мифо­ло­ги­че­ский герой, сын фиван­ских царей Лаия и Иока­сты, про­ис­хо­дил из рода, про­кля­то­го бога­ми за нече­стие. По воле дель­фий­ско­го ора­ку­ла Эдип уби­ва­ет отца и женит­ся на сво­ей мате­ри. Став вла­ды­кой Фив, бла­го­по­луч­но пра­вит дол­гие годы, пока его пре­ступ­ле­ния не рас­кры­ва­ют­ся, так что Иока­ста кон­ча­ет жизнь само­убий­ст­вом, а Эдип ослеп­ля­ет себя и ухо­дит из горо­да. У Эди­па и Иока­сты было две доче­ри — Анти­го­на и Исме­на и два сына — Этеокл и Поли­ник. У Еври­пида (Фини­ки­ян­ки 66—68) Иока­ста вспо­ми­на­ет, как раз­гне­ван­ный на сыно­вей Эдип про­сил богов сде­лать так, чтобы сыно­вья мечом ста­ли делить отцов­ское наследие (см. так­же прим. 17).
  • 3Борь­ба за власть в Фивах меж­ду сыно­вья­ми Эди­па пока­за­на в тра­гедии Эсхи­ла «Семе­ро про­тив Фив». Оба сына поги­ба­ют. После­до­вав­шие далее собы­тия — воца­ре­ние бра­та Иока­сты Кре­он­та, смерть Анти­го­ны, ее жени­ха Гемо­на (сына Кре­он­та) и жены Кре­он­та Евриди­ки — пред­став­ле­ны в «Анти­гоне» Софок­ла.
  • 4Об Архе­лае см.: Феаг, прим. 13. Здесь в диа­ло­ге явная несо­об­раз­ность. Архе­лай умер в 399 г., т. е. в год смер­ти Сокра­та, когда Алки­ви­а­да уже не было в живых, и недав­ние собы­тия, о кото­рых здесь гово­рит Сократ, никем не мог­ли быть рас­ска­за­ны юно­му Алки­ви­а­ду.
  • 5Т. е. донос­чи­ков.
  • 6Сократ здесь несколь­ко пере­фра­зи­ру­ет сти­хи Гоме­ра (Одис­сея I 32—34). Зевс, обра­ща­ясь к богам, гово­рит:


    Стран­но, как люди охот­но во всем обви­ня­ют бес­смерт­ных!
    Зло про­ис­хо­дит от нас, утвер­жда­ют они, но не сами ль
    Гибель, судь­бе вопре­ки, на себя навле­ка­ют безум­ст­вом?
    Пер. В. В. Вере­са­е­ва.

    Сокра­ту важ­но, что Гомер осуж­да­ет дер­зость чело­ве­ка, иду­ще­го про­тив судь­бы.

  • 7Сти­хи неиз­вест­но­го авто­ра (см.: X 108 Beck­by), пер. С. Я. Шей­н­ман-Топ­ш­тейн.
  • 8Орест убил свою мать, мстя за убий­ство сво­его отца (см.: Эсхил. Оре­стея; см. так­же: Феаг, прим. 10; Кра­тил, прим. 20). Алк­ме­он, сын Амфи­а­рая и Эри­фи­лы, убил мать, мстя за смерть отца, кото­ро­го она про­тив его воли заста­ви­ла участ­во­вать в сра­же­нии (Апол­ло­дор. Мифо­ло­ги­че­ская биб­лио­те­ка. Л., 1972. См.: III 6, 2; 7, 5).
  • 9О Перик­ле см.: Феаг, прим. 19 и Менек­сен, прим. 8. О его опе­кун­стве см. так­же прим. 1.
  • 10Стих из тра­гедии Еври­пида «Антио­па» (fr. 183 N. — Sn.). В более пол­ном виде он встре­ча­ет­ся в «Гор­гии» (484e). Сыно­вья Антио­пы, Зет и Амфи­он, защи­ща­ют: один — жизнь прак­ти­че­скую, дру­гой — созер­ца­тель­ную. Амфи­он, несмот­ря на свою «непрак­тич­ность», воз­двиг город Фивы: кам­ни под его музы­ку сами скла­ды­ва­лись в сте­ны.
  • 11Здесь цити­ру­ет­ся стро­ка из паро­дий­но­го эпо­са «Мар­гит», одна­ко Сократ вкла­ды­ва­ет сво́й смысл в этот стих, что вид­но из даль­ней­ше­го тек­ста.
  • 12Рас­суж­де­ния Сокра­та близ­ки извест­ной мыс­ли Герак­ли­та, что «мно­го­зна­ние не науча­ет уму» (B 40 Diels), а так­же Демо­кри­та — что надо вос­пи­ты­вать в себе «мно­го­ум­ность», а не «мно­го­зна­ние» (B 65 Diels).
  • 13Здесь вспо­ми­на­ют­ся сти­хи, при­веден­ные выше (143a).
  • 14Аммон, вер­хов­ное боже­ство Егип­та, почи­тал­ся и гре­ка­ми. В даль­ней­шем иден­ти­фи­ци­ро­вал­ся у них с Зев­сом. Хра­мы и про­ри­ца­ли­ща Зев­са Аммо­на име­лись в Олим­пии, Спар­те, Фивах и дру­гих местах. Подроб­нее см.: Зако­ны, кн. V, прим. 15.
  • 15Гомер. Ил. VIII 548—552, пер. Н. И. Гнеди­ча.
  • 16Там же, V 127.
  • 17О Кре­он­те см. прим. 3. Тире­сий — сле­пой про­ри­ца­тель в Фивах, сын ним­фы Харик­ло. Юно­шей он слу­чай­но увидел Афи­ну во вре­мя купа­ния, был ослеп­лен ею и в то же вре­мя полу­чил от боги­ни дар духов­но­го зре­ния. С тенью Тире­сия, по мифам, бесе­до­вал в Аиде Одис­сей (Гомер. Од. XI 90—137). Тире­сий игра­ет важ­ную роль в исто­рии царя Эди­па. См.: Софокл. Царь Эдип; Анти­го­на; Еври­пид. Фини­ки­ян­ки.
  • 18Еври­пид. Фини­ки­ян­ки 858 сл., пер. С. Я. Шей­н­ман-Топ­ш­тейн.
  • 19Кре­онт за один день поте­рял сына, убив­ше­го себя после гибе­ли неве­сты, и жену, с горя покон­чив­шую с собой (см. прим. 3).
  • ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО РИМА
    1364004413 1364004421 1364004423 1450050000 1450060000 1450070000