Римские древности

Кн. III, гл. 35

35. Тако­вы были свер­ше­ния за вре­мя сво­его прав­ле­ния царя Тул­ла Гости­лия, мужа, в чис­ле немно­гих достой­но­го вос­хва­ле­ния и за муже­ство в вой­нах, и за здра­во­мыс­лие перед лицом опас­но­сти, а, сверх того, за то, что, не спе­ша всту­пать в вой­ну, оку­нув­шись в нее, он сто­ял креп­ко и во всем пре­вос­хо­дил про­тив­ни­ка. Обла­дая вла­стью в тече­ние трид­ца­ти двух лет, он окон­чил жизнь свою, когда сго­рел его дом, и с ним вме­сте погиб­ли, захва­чен­ные огнем, и его жена, дети и вся челядь.

(2) Одни ска­зы­ва­ют, что дом был зажжен мол­нией, пото­му что бог раз­гне­вал­ся на небре­же­ние каки­ми-то свя­щен­но­дей­ст­ви­я­ми, — счи­та­ют, что в прав­ле­ние Тул­ла пере­ста­ли совер­шать неко­то­рые искон­ные жерт­во­при­но­ше­ния и что он ввел дру­гие, мест­ные, чуж­дые рим­ля­нам, — но боль­шин­ство схо­дит­ся на том, что несча­стье про­изо­шло вслед­ст­вие зло­умыш­ле­ния людей, отно­ся его на счет Мар­ция, кото­рый пра­вил государ­ст­вом после Тул­ла.

(3) Дело в том, что Мар­ций, про­ис­хо­дя от доче­ри Нумы Пом­пи­лия, доса­до­вал на то, что, при­над­ле­жа к цар­ско­му роду, он жил как част­ное лицо, и, наблюдая за под­рас­таю­щим в доме Тул­ла потом­ст­вом, подо­зре­вал, что, слу­чись что-нибудь с Тул­лом, власть перей­дет к его сыно­вьям. Питая такие мыс­ли, он устро­ил заго­вор про­тив царя, имея нема­ло рим­лян, содей­ст­во­вав­ших ему в обре­те­нии прав­ле­ния. Более того, будучи дру­гом Тул­лу, при­чем из наи­бо­лее дове­рен­ных, выжидал, когда же явит­ся под­хо­дя­щий слу­чай для напа­де­ния.

(4) А так как Тулл соби­рал­ся совер­шить некое жерт­во­при­но­ше­ние дома, кото­рое по его жела­нию мог­ли наблюдать толь­ко близ­кие, и так как, по воле судь­бы, день этот ока­зал­ся крайне ненаст­ным — с дождем, с ура­га­ном и глу­бо­кой тьмою, так что место перед домом, где долж­ны были нахо­дить­ся страж­ни­ки, ока­за­лось ими поки­ну­тым, Мар­ций, рас­судив, что под­хо­дя­щее вре­мя насту­пи­ло, вме­сте с дру­зья­ми, кото­рые скры­ва­ли под пла­ща­ми мечи, вошел в две­ри, убил царя и сыно­вей его, и про­чих, на кого слу­чай­но наткнул­ся, пустил огонь по дому во мно­гих местах, а соде­яв это, рас­про­стра­нил слух об уда­ре гро­ма.

(5) Но этот рас­сказ я не при­ни­маю, не счи­тая его ни прав­ди­вым, ни убеди­тель­ным, а при­со­еди­ня­юсь к пер­во­му и пола­гаю, что Тулл встре­тил такую смерть по воле боже­ства. Ведь неве­ро­ят­но, чтобы ужас­ное дея­ние, кото­рое гото­ви­лось мно­ги­ми людь­ми, сохра­ни­лось в тайне, да и у того, кто заду­мал его, не мог­ло быть уве­рен­но­сти, что после смер­ти Гости­лия рим­ляне назо­вут его царем горо­да. И если бы даже со сто­ро­ны людей к нему были вер­ность и уве­рен­ность в нем, у богов все же не мог­ло быть неведе­ния, подоб­но­го чело­ве­че­ско­му.

(6) Ведь после выне­се­ния реше­ния по три­бам над­ле­жа­ло и богам одоб­рить посред­ст­вом бла­го­при­ят­ных зна­ме­ний полу­че­ние им цар­ской вла­сти. А кто из богов или божеств захо­чет поз­во­лить мужу нече­сти­во­му и столь страш­ны­ми убий­ства­ми запят­нан­но­му при­бли­жать­ся к алта­рям, и начи­нать жерт­во­при­но­ше­ния, и совер­шать раз­ные бого­слу­же­ния? И вот, из-за это­го я отно­шу про­ис­ше­ст­вие не к люд­ско­му зло­умыш­ле­нию, но к боже­ст­вен­ной воле, одна­ко пусть каж­дый судит, как поже­ла­ет.