Кто такие сулланцы?
Перевод с англ. Елены Валльрабенштайн под ред. С. Э. Таривердиевой и О. В. Любимовой.
с.114 Данная работа является попыткой, насколько это возможно, определить, что за люди были политическими друзьями, соратниками и помощниками Суллы в течение его жизни. До его консульства эта задача осложняется скудостью нашей информации. Точно известно, что Марий обращался с ним так, как, по мнению римлян, командир должен был обращаться со своим квестором, но со временем эта связь оборвалась, и они стали заклятыми врагами1. Действительно, Сулла путём ожесточённого противодействия Марию поспособствовал своей карьере и объединился с врагами полководца2. Всё остальное до 88 года является предположениями3. В этом году свидетельства становятся многочисленнее и мы встаём на более твердую почву. Тут начинается наиболее важная часть карьеры Суллы, и поэтому отсюда следует начать наше исследование.
И на самом деле, 88 год предоставляет нам чудесный пример изменчивости фортуны, столь любимой самими древними. В его начале Сулла, герой Союзнической войны, был поднят к консульству огромной волной народного энтузиазма — к консульству, которого он, несомненно, желал, но которое считал пустяком в сравнении с получением командования против Митридата4. После долгих лет борьбы он наконец достиг высокого положения в римском государстве и стал тем, с кем приходилось считаться в кругу правящего нобилитета. Он ещё более усилил своё положение продуманными брачными союзами. И тем не менее за несколько месяцев все переменилось. Знаменитый поход на Рим вызвал негодование у всех классов. К тому времени, как Сулла наконец уехал на войну с Митридатом в начале 87 г., он превратился из народного любимца в человека, ненавистного как народу, так и сенату5.
Возникает очевидный вопрос, с кем Сулла заключал брачные союзы, которых, однако, в скором времени оказалось недостаточно, чтобы защитить его от последствий его же действий? Прежде всего речь идёт о могущественной и влиятельной семье Метеллов. Сулла женился на Метелле, вдове Эмилия Скавра. Действительно, стремясь как можно скорее заключить брак, он без особых церемоний развёлся со своей предыдущей женой Клелией. Однако среди аристократов всё ещё были те, кто помнил, из какой безвестности поднялся Сулла, и продолжал возмущаться его успешным с.115 вхождением в заколдованный круг правящей элиты. Подобной особе, считали они, там было не место. Теперь, по их словам, они готовы были согласиться с тем, что Сулла заслуживает консульства, но женитьба на Метелле — это уже слишком6. Сулла, которому приходилось терпеть подобные уколы в прошлом, теперь, со своей позиции силы и влияния, мог спокойно их презирать. Можно даже задаться вопросом, не были ли Метеллы не меньше Суллы заинтересованы в этом браке. Эта семья стала для современной науки чуть ли не хрестоматийным примером главенствующей роли в политике того времени, но мы должны принять во внимание тот факт, что в течение нескольких лет её члены не появлялись в фастах, которые некогда переполняли7. Поэтому вполне возможно, что Метеллы обрадовались возможности заключить союз с этим выдающимся человеком, который уже добился столь многого и выглядел способным добиться ещё большего. В начале 88 г. Сулла был самым могущественным человеком в Риме. Если он просил руки Метеллы, могла ли семья позволить себе сказать «нет»?
Следующим ходом Сулла отдал дочь в жёны сыну своего коллеги по консульству Помпея Руфа8.
Ясно, что Сулла стремился привязать к себе товарища по консульству самыми тесными узами, и в этом он полностью преуспел. В то время, как Метеллы, насколько мы можем судить, проявили осторожность и не поддержали Суллу в его походе на Рим, — характер Метелла Пия предполагает, что он совершенно не одобрял подобные действия9, — Помпей оставался лояльным до своей трагической смерти. Насильственная смерть сына должна была укрепить его решимость10.
Так обстоят дела с брачными союзами Суллы. Известны ли какие-либо ещё его сторонники в это время? Найти ответ на этот вопрос можно двумя путями. Прежде всего следует взглянуть на выборы, проведённые в 88 г. Здесь можно утверждать, что из числа кандидатов его сторонниками определённо были племянник Ноний и Публий Сервилий11. Мы ещё вернёмся к этой паре чуть позже, а сейчас обратим внимание на другое — на список тех, кто был убит в 87 г. Цинной и Марием. Так как последние были заклятыми врагами Суллы, то, возможно, будет логично предположить, что по крайней мере некоторые из жертв были его сторонниками. Рассмотрим список:
Квинт Анхарий: он был преторием в 87 г. (MRR 2. 49). Возможно, он был претором в 88 году, как предположил Броутон. Если это так, то возможно также, что Сулла помогал ему в предвыборной кампании. Вполне логично предположить, что Сулла использовал свою огромную личную популярность, чтобы помочь друзьям выиграть выборы. Возможно, эта дружба оказалась фатальной для Анхария.
Марк Антоний: Бэдиан12 считает, что этого заслуженного консула и оратора зарезали потому, что ранее он был другом Мария, а затем оставил его. Я разделяю скептицизм с.116
Атилий Серран: Согласно Аппиану (
Марк Бебий: Источники указаны в MRR I. 565, прим. 6, где предполагается, что его можно идентифицировать с плебейским трибуном 103 г. Если это верно, то можно с некоторой уверенностью говорить о том, что он был старым врагом Мария. Правда, Бернская схолия к Лукану, 2. 119, называет его сулланцем, но на утверждении столь позднего источника, наверное, не стоит настаивать. Очень соблазнительно без тщательного исследования личностей, о которых идёт речь, просто предположить, что все, кто противился Цинне в это время, непременно должны быть друзьями Суллы. В отсутствие более надёжных свидетельств к схолиасту следует относиться, мягко говоря, с осторожностью16.
Публий Корнелий Лентул: Я согласен с Булстом, с. 316 (вопреки мнению Бэдиана, Studies, с. 53—
Луций Корнелий Мерула: Очевидно, что убит из-за своего участия в сопротивлении Марию и Цинне. Нет нужды предполагать что он был личным другом Суллы17.
Фимбрия: Флор (2. 9. 14) описывает убийство некоего Фимбрии во время резни, но, по общему мнению, это ошибка.
Гай Нумиторий: упоминается у Аппиана (
Гай Юлий Цезарь Страбон: Вряд ли он был другом Суллы, и его соискание консульства в предыдущем году не обязательно должно было вызвать конфликт с Марием, как считает Булст. указ. соч., с. 31518. С другой стороны, у Цезаря когда-то были связи с Марием, ср. Бэдиан, Studies, с. 38.
Луций Юлий Цезарь: Брата Страбона некоторые также считают старым соратником Мария, ср. Бэдиан, Studies, с. 38. Не существует доказательств в поддержку теории Булста (с. 316) о том, что он мог принимать участие в обороне Рима. Если, однако, допустить, что с.117 Валерий Максим (9. 2. 2) говорит именно об этом Цезаре19, то можно определить возможный мотив его казни. Он был одним из тех, кто нёс ответственность за осуждение Вария, и теперь друзья трибуна отомстили.
Публий Лициний Красс: убит вместе с сыном. Хотя точка зрения Бэдиана (Studies, с. 56) получила определённое признание20, я соглашусь с Булстом, с. 316—
Секст Лициний: Согласно Ливию, Ep. 80, Марий, в день вступления в своё седьмое консульство, приказал сбросить этого сенатора с Тарпейской Скалы.
Секст Луцилий: Публий Ленат сбросил этого плебейского трибуна предыдущего года с Тарпейской Скалы, вероятнее всего, в 86 г. (Vell. Pat. 2. 24. 2). Видимо, нет необходимости объединять этого человека с предыдущим. У них разные ранги и разные палачи. Даже время казни может не совпадать, так как Веллей не указывает точно, когда произошёл данный инцидент23. Также кажется логичным предположение, что этот человек был одним из трибунов, противодействовавших Цинне, когда тот впервые предложил свои законы, ср. App.,
Квинт Лутаций Катул: Булст, с. 317, склонен объяснить смерть этого человека тем, что он ранее был другом Мария. Это вполне возможно, но я бы предположил, что его участия в посольстве к Метеллу (MRR 2. 49) было бы и так достаточно для вынесения приговора.
Гней Октавий: Очевидно убит из-за участия в борьбе против Цинны.
С нашей точки зрения, это весьма неутешительный список, так как он предоставляет очень мало данных о том, кто были политические сторонники Суллы в 88 г. Практически все перечисленные в нём были убиты не потому, что являлись друзьями Суллы, но потому что исполняли свой долг, как понимали его, и защищали республику от Цинны и Мария. Некоторые, видимо, погибли потому, что Марий или кто-то из его сторонников питал к ним личную вражду. Только в двух случаях — Квинта Анхария и Марка Бебия — можно говорить об их связях с Суллой, и притом очень незначительных. Приходится сделать вывод, что первоначальные ожидания были ошибочными и из этого списка можно извлечь мало свидетельств о политических сторонниках Суллы.
В таком случае представляется, что в связи с отсутствием иных данных, следует оставить попытки выяснить, кто входил в число сторонников Суллы в начале 88 г., и вместо этого обратиться к задаче установления имён тех, кто остался лоялен Сулле после его похода на Рим. Эта задача, хотя и не лишена своих с.118 трудностей, но несколько легче, чем предыдущая, поскольку, как указал Бэдиан, сулланцы на тот момент, видимо, практически полностью состояли из собственных офицеров Суллы25. Их можно разбить на группы следующим образом.
Преторы.
Аппий Клавдий Пульхр: Он происходил из консульской семьи (Бэдиан, Studies, с. 45) и практически наверняка был претором в 89 г.26 Затем, очевидно, Сулла передал ему осаду Нолы в 87 г., когда ушёл на войну с Митридатом. Он воспротивился попытке Цинны подорвать лояльность своего войска и за свои труды был лишён империя. Став exul[1], он был пропущен в цензе 86 года (MRR 2. 48). Полагаю, этого достаточно, чтобы обозначить, на чьей стороне были его симпатии, и с достаточной уверенностью можно предположить, что он присоединился к Сулле на Востоке.
Луций Лициний Мурена: Я уже высказывал предположение, что он был претором в 88 году и, следовательно, в 87 г. сопровождал Суллу на Восток в качестве пропретора. Известно, что в итоге он отпраздновал триумф за Азию по возвращении в Рим, но она не могла изначально быть его провинцией, так как в 88 г. она была поручена Сулле28. Этот полководец действительно оставил провинцию на попечение Мурены, возвращаясь в Рим, и, спустя некоторое время, сенат формально передал ему управление этой областью29. Но ни в одном источнике не упоминается, какой провинцией управлял Мурена, когда Сулла передал ему Азию. Однако возможно, что её название не утеряно безвозвратно — благодаря некоторым намёкам в античных источниках. Прежде всего, так как Мурена остался с Суллой и не вступил в управление своей провинцией, следует предположить, что в 87 г. она находилась в руках врага. Это, видимо, исключает возможность назначения Мурены преемником Сентия в Македонии, так как эта провинция всё ещё находилась под властью Рима, когда он прибыл в Грецию в 87 г., и, тем не менее, он к ней даже не приблизился. И в 85 г., когда она была возвращена, нет свидетельств, что Мурена вступил в неё30, и если Македония исключается, то что ещё остается? Только одно место сразу приходит на ум — Киликия, и это предположение находит некоторую поддержку в источниках31. Имеются свидетельства, что, прежде чем Мурена в должности наместника Азии начал вторую войну с Митридатом, все его заботы были связаны с территорией, относящейся к провинции Киликии. Он воевал с пиратами, наводнившими эти места, и для помощи с.119 в этой борьбе потребовал корабли от некоторых городов Азии32. Кроме того, он расширил территорию провинции за счёт аннексии Кибиры и некоторых других территорий33. На основании этого можно обоснованно предположить, что в данном случае Мурена заботился о делах провинции, в которую он первоначально был назначен при отъезде из Италии в 87 г. и которой он до сих пор не мог управлять, и что этой провинцией было не что иное, как Киликия.
Квесторы
Заглянув на соответствующие страницы в MRR, можно увидеть, что в период 87—
Гай Клавдий Марцелл: В надписи из Самофракии упомянуто имя проквестора C. AARCELLUS. Если этот человек идентичен претору 80 г., то «можно предположить, что его карьера в сулланский период приблизительно параллельна карьере Лукулла» — утверждает Броутон, относя его квестуру на 87 г. (MRR 2. 47, 52, прим. 4).
Марк Юний Силан: На основе исправленной надписи из Приены Броутон называет этого человека квестором Мурены в Азии в 84 г. и проквестором этого же полководца в 83 и 82 гг. (MRR 2. 60, 64, 69).
Луций Лициний Лукулл: Так как в высшей степени невероятно, чтобы квестор, сохранивший явную лояльность Сулле во время похода последнего на Рим в 88 г.34, покинул бы его впоследствии, следует исходить из того, что квестура Лукулла пришлась на этот год, так как его присутствие на Востоке в качестве проквестора Суллы хорошо засвидетельствовано35. Этому мнению не противоречат слова Cic., Acad. 2. 1: in Asiam quaestor profectus[2]. Цицерон здесь, возможно, просто использует слово «квестор» в смысле «проквестор»36, или можно считать, что он указывает на тот факт, что когда Сулла получил командование в войне с Митридатом, Лукулл был назначен его квестором.
Луций Манлий Торкват: Имя этого человека вместе с титулом проквестора встречается на монетах Суллы в 82 г. (Crawford 367). В MRR 2. 6 он отнесён к проквесторам на Востоке уже в 84 г.
Марк Теренций Варрон Лукулл: Во время войны с Митридатом бо́льшая часть сокровищ, конфискованных Суллой в Греции, была обращена в монеты Луцием Лукуллом37. Однако в его отсутствие работа, видимо, шла под руководством его брата, так как монограммы на некоторых монетах были интерпретированы как свидетельство того, что он имел титул квестора, выполняя это задание38.
с.120 Прочитав этот список, сперва можно воскликнуть: «Слишком много!» — так как в это время только Сулла и Мурена имели империй на Востоке и сложно представить, что они стали бы делать с пятью квесторами на двоих39. Но, к счастью, из этого списка можно полностью исключить двоих, а также показать, как возможно распределить остальных троих между обладателями империя. Прежде всего, допустив, что AARCELLUS из надписи в Самофракии является Гаем Клавдием Марцеллом, следует, однако, помнить о том, что сама по себе надпись свидетельствует лишь о его присутствии на Востоке в качестве проквестора. Она не сообщает, когда он там был, так как фактически не поддаётся датировке40. Из этого следует, что помочь в датировке квестуры Марцелла может лишь его претура в 80 г.41 Предполагая, что он был избран на эту должность suo anno[3] или чуть позднее, его квестуру можно отнести примерно к 93—
Подобно Марцеллу, Марк Юний Силан обязан надписи своим присутствием в данном списке. Эта обстоятельная надпись чествует человека, выполнившего множество дипломатических поручений в интересах Приены. Среди тех, с кем он вёл переговоры, назван следующий человек: κ<αὶ Μ>ᾶρκον εἰλανὸν Μυρένα ταμίαν44. Кажется, это свидетельствует о том, что в какой-то момент наместничества Мурены в Азии (84—
Поэтому прибегли к исправлению, и вместо Μυρένα читается Μυρέναν. Таким образом, получается, что посол Приены обращался к квестору Марку Юнию Силану Мурене48. Отсюда следуют два вывода. Если предположить, как сказано выше, что это будущий претор 77 г., то его квестура должна была прийтись около 90—
Теперь рассмотрим тех, кто действительно был квестором, когда Сулла находился в Греции и Азии. Прежде всего, я считаю возможным утверждать, что Луций Лукулл несомненно был квестором Суллы. Однако несомненно также, что Сулла не пользовался его услугами в течение значительного промежутка времени, когда Лукулл уехал собирать флот52. В таких обстоятельствах Сулла имел полное право выбрать замену53, и, как мы видели, его выбор пал на Марка Лукулла. Этот Лукулл, вероятно, был легатом и, по-видимому, вновь занял эту должность после возвращения брата. Как сейчас будет показано, больше ему не поручалось выполнять обязанности квестора54. Применение метода исключения, видимо, указывает, что Луций Манлий Торкват был квестором Мурены. Однако, когда Азия снова попала под власть римлян, Сулла и Мурена, похоже, обменялись квесторами. Как мы уже видели, именно Торкват чеканил монеты Суллы в 82 г., тогда как Цицерон (Acad. 2. 2) ясно говорит, что Луций Лукулл управлял Азией в качестве квестора Мурены, когда последний вёл войну с Митридатом55. Несомненно, Сулла пошёл на этот обмен, потому что нуждался в способном агенте для надзора за сбором военных репараций и недополученных налогов в Азии. Предполагают, что он высоко оценивал финансовые способности своего друга56.
с.122 Легаты
Луций Гортензий: о его должности см. MRR 2. 56. Из Аппиана (Mith. 51) известно, что авангард армии Флакка (консула 86 г., которого Цинна послал заменить Суллу) перешёл к Сулле, достигнув Фессалии. Действительно, у них не было другого выхода, поскольку они находились в опасности. Понтийский флот сжёг их суда, а корабли, на которых должна была переправляться основная часть армии, были разрушены во время шторма. Также известно, что Фимбрия, прибывший впоследствии во главе основной армии, которая попала в Грецию лишь после битвы при Херонее, сумел остановить это дезертирство57. Три свидетельства указывают на то, что этими перебежчиками командовал Гортензий. Во-первых — дислокация. Люди, упомянутые Аппианом, находились в Фессалии, так же, как и Гортензий, когда Сулла поехал с ним на встречу58. Во вторых — время. Аппиан сообщает, что переход произошёл до битвы при Херонее, а, согласно Плутарху, соединение Суллы с Гортензием тоже произошло до Херонеи59. И наконец — свидетельство Мемнона60. Он, как и Плутарх, относит соединение Гортензия и Суллы на момент до битвы при Херонеи и описывает его словами: Ὁρτήσιον ὑπὲρ τὰς ἕξ χιλίαδας ἄγοντα ἐξ Ἰταλίας συμπαραλάβων[4]. Прибытие Гортензия из Италии в это время может означать лишь одно: он входил в состав армии Флакка. Невозможно представить себе, что Цинна позволил бы ему уехать с пополнениями для Суллы.
Отсюда можно заключить, что этот человек, родственник знаменитого оратора64, присоединился к Сулле, дезертировав из армии Флакка62.
Сервий Сульпиций Гальба: После своей претуры в 91 г. он воевал в Союзнической войне. Теперь он один из легатов Суллы (ср. MRR 2. 623).
Авл Теренций Варрон: его должность легата достаточно подтверждена свидетельствами надписей63. Также представляется, что когда Мурена управлял Азией, Варрон служил под его командованием в этой должности. Видимо, он принял командование флотом, когда Луцию Лукуллу был с.123 поручен сбор военных репараций в Азии64. Это даёт основание предположить его участие в кампании Мурены против пиратов. Также я считаю логичным предположить, что этот человек никогда не был легатом Суллы, а всегда служил легатом Мурены.
Префект конницы
Гай Антоний (Гибрида): MRR 2. 61. Сын оратора Марка Антония и, следовательно, выходец из консульской семьи65.
Военные трибуны
Авл Габиний: Его должность засвидетельствована у Плутарха (Sulla 16. 10). Похоже, он был родственником Габиния, претора 89 г.66
Луций Минуций Базил: Он описан у Аппиана (Mith. 50) как ὁ τοῦ τέλους ταξίαρχος[5]. Обычно эту фразу понимают как свидетельство того, что Базил в описываемое время (86 г.) был военным трибуном67. В таком случае странно, что, среди прочих работ, в MRR 2. 44 и RE («Minucius» 37) он назван легатом при взятии Рима в 88 г., тогда как, по собственному признанию Броутона, наш источник (Plut., Sulla 9. 8) не называет его должности. Несомненно, маловероятно, что Базил за это время сменил должность68. Далее, кажется неправдоподобным, что с Суллой остался кто-либо из легатов, когда он вошёл в Рим, поскольку все старшие офицеры его покинули69.
Чтобы завершить перечисление известных офицеров Суллы, обратимся теперь к тем, чью должность наши источники не называют. Как скоро выяснится, в некоторых случаях, она может быть определена с высокой степенью вероятности.
Эруций: Источники в MRR 2. 55. Возможно, он был умбрийцем70. По словам Юбы, (которого цитирует Плутарх) именно он, а не Габиний, был послан спасать Херонею. Поскольку известно, что Габиний был военным трибуном, то, по крайней мере, возможно, что им был и Эруций.
Гней Корнелий Лентул Клодиан: Цицерон, говоря о состоянии ораторского искусства в циннанском Риме (Brut. 308), упоминает отсутствие двух Лентулов. Одним из них был Лентул, рассматриваемый здесь71. Цицерон говорит, что эти люди отсутствовали aut discessu aut fuga[6], но, к сожалению, не уточняет, к какой категории относится наш Лентул. Таким образом, по меньшей мере возможно, что Лентул на самом деле служил в армии Суллы. Это предположение в определённой степени подтверждается Цицероном, Pro Leg. Man. 58, где некий Гней Лентул назван среди тех, кто служил в качестве легата непосредственно после трибуната. Если это наш Лентул (а у нас нет гарантий, что это так)72, то можно предположить, что после своего трибуната в 88 г. он стал легатом Суллы73.
с.124 Гай Муммий: Он присутствовал при взятии Суллой Рима (Plut., Sulla 9. 8), но его должность не указана. Но поскольку он, видимо, был равен Базилу, то, по крайней мере, не исключено, что он тоже был военным трибуном.
Луций Мунаций Планк: Μουνάτιος, воевавший на стороне Суллы в Халкиде в 87 г. (App., Mith. 34), обычно идентифицируется с Луцием Мунацием Планком, упомянутом в двух надписях с Делоса74. Это довольно интересный вопрос. Руссель (у Деграсси), опираясь на результаты исследования здания, где надпись была обнаружена, датирует её временем до зимы 88/87 г. Следовательно, мы можем утверждать, что Планк служил под командованием Орбия, римского полководца, разбившего примерно в это время наступающие войска Апелликона Теосского75. Когда наконец выяснилось, что армия Понта слишком сильна для Орбия, Планк, подобно Гортензию, несомненно, перешёл к Сулле.
Гай Скрибоний Курион: плебейский трибун 90 г.76 Сулла сначала поручил ему осаду Аристиона в Акрополе, а затем — восстановление Никомеда и Ариобарзана на их престолах77. Он был выходцем из преторской семьи78. Важность порученных ему заданий предполагает, что он был в должности легата.
Итак, вот офицеры Суллы в войне с Митридатом, вот люди, решившие последовать за ним в то время, когда общественное мнение значительных кругов в Риме было откровенно враждебно ему. Их стоит изучить поближе. Начнём со старших офицеров.
Поскольку из них лишь квестор Луций Лукулл остался верен Сулле в походе на Рим, то, следовательно, перечисленные здесь легаты пришли на смену тем, кто тогда дезертировал. Бэдиан невысокого мнения об их достоинствах79. Он обращает внимание, например, на тот факт, что никто из них не имел консульского ранга. Однако, как указал
Создается отчётливое впечатление, что квестор и легаты Суллы были в основном (естественно, за исключением Гальбы) молодыми людьми в начале карьеры, которые стремились завоевать воинскую славу под командованием известного полководца во время большой войны и таким образом ускорить свою карьеру. Будет ли фантастичным предположение, что тусклое впечатление, которое произвели Лентул и Курион, побудило их отказаться от другой великой дороги к успеху — ораторского искусства, — и вместо этого искать успеха на службе? Когда легаты Суллы его покинули, то для честолюбцев открылись блестящие возможности. Для тех, кто пожелал занять свободные места, это был шанс приобрести на Востоке богатство и славу, открывающие двери к высшей должности. Неудивительно, что многие молодые люди предпочли воспользоваться такой возможностью86. Полагаю, все легко согласятся с тем, что в этом отношении легаты Суллы не слишком отличались от легатов других полководцев. Молодые люди традиционно старались поспособствовать своей карьере, завоёвывая славу ораторов или солдат, и если выбирали последний вариант, то шли служить к тому или иному полководцу — Сулла в своё время поступил так же, как и многие другие87. Тем не менее, Бэдиан уверяет, что во всём этом есть что-то зловещее. Он говорит, что «тщательно отобранные офицеры, для которых личная преданность была выше щепетильности по отношению к закону — это новый и тревожный феномен». Ну конечно, разве не было бы безумством со стороны Суллы, вступая в крупную войну, выбрать кого-либо, кроме тех офицеров, на которых он мог полностью положиться?88 Так поступало большинство римских полководцев и, насколько мне известно, их не осуждали за это, так почему надо осуждать Суллу?89 «Щепетильность по отношению к закону», упомянутая Бэдианом, относится, я полагаю, к сомнениям, которые могла вызывать у некоторых служба под командованием человека, который повёл войско на Рим. В связи с этим вопросом следует принять во внимание некоторые соображения90.
Прежде всего, хотя и было высказано значительное недовольство, нельзя исходить из того, что действия Суллы считали неправыми все. Например, Марк Антоний, видимо, избегал открытого осуждения деяния Суллы, и, как мы только что видели, его сын служил у проконсула. Помпей Руф, несомненно, одобрял поступок Суллы, и были и другие, подобные ему. В связи с этим вспоминаются те, кто получил поддержку Суллы на выборах 88 г. Ещё одним из тех, кто продолжал его поддерживать, был Лукулл. Можно подозревать, что и Курион, как старый союзник, оставался на стороне Суллы91. В таком случае, кажется резонным предположение, что с.126 легаты, как и упомянутые выше лица, не видели оснований бранить Суллу за поход на Рим. И действительно, к их решению сложно придраться.
Ставки на кону никоим образом не были ясны и определены. С одной стороны, мы имеем Мария и Сульпиция, силой продвигающих свои законы, с другой стороны — Суллу, силой сопротивляющегося им. Кто должен был однозначно сказать, какая из сторон вершила большее зло? Каждому приходилось решать для себя. Далее, Сулла, уведя свою армию и позволив свободные выборы, дал реальное подтверждение своим заявлениям, что он действовал только в интересах республики. Подобно тем, кто сокрушил Гракхов, Сулла претендовал на освобождение города от тиранов, и когда это свершилось, разве не мог инцидент быть предан забвению, а Рим — перейти к войне с Митридатом?
Мы знаем, что вышло иначе, но потребовался бы необыкновенный дар предвидения, чтобы понять это в конце 88 г. Итак, всё, что известно о легатах Суллы, не даёт оснований видеть в них нечто необычное или зловещее. Они были выбраны обычным способом, и их установки и амбиции ничем не отличались от других нобилей их времени и класса.
Имеющаяся информация о младших офицерах Суллы сходна с информацией о старших офицерах и подтверждает, что, в сущности, в его армии как таковой не было ничего необычного. Такие люди, как Эруций, Базил и Муммий, чётко демонстрируют, как сенаторские фамилии в этот период стремились избегать военного трибуната и оставлять его малоизвестным и провинциальным семьям. С другой стороны, Марк Антоний, выходец из респектабельной семьи, оказывается префектом, как и следовало ожидать92. В чём армия Суллы действительно была уникальна, — это не состав или политические взгляды офицеров, но, скорее, обстоятельства, в которых она оказалась по окончании войны с Митридатом. К этой теме мы вернёмся в своё время в данной статье.
Очевидно, что эти офицеры были верными сторонниками Суллы, но ему не долго пришлось опираться лишь на их поддержку.
К концу 87 г. в его лагерь хлынули союзники с другой стороны. Это были выдающиеся в общественной жизни люди, которым пришлось бежать от мести Цинны и Мария и которые посчитали целесообразным укрыться у Суллы, даже если, как можно предположить, они лишь недавно в ужасе хватались за голову во время его похода на Рим. Им очень быстро дали понять, что люди могут поступать и куда хуже93. Теперь следует попытаться определить, кем были эти беженцы.
Марк Антоний: Сын убитого консуляра, позднее Критский. Бэдиан, Studies 216—
с.127 Ни один из этих аргументов не является по-настоящему непреодолимым. Если триумвир родился в 83 г., это не обязательно должно было произойти в изгнании, так как Сулла к тому времени возвратился в Италию и если Антоний был с ним, то, конечно, сопровождал бы его94. А если он и родился в изгнании, то Цицерон мог всё-таки не решиться упомянуть об этом, так как это было почётное изгнание. Он родился в лагере человека, претендующего на роль защитника respublica и давшего его отцу убежище от беззаконного режима Цинны. И мы определённо не можем утверждать, что жена Антония не последовала за ним в изгнание. Случай Метеллы (q. v.) показывает, что подобные вещи случались. Конечно же, вовсе не исключено, что Юлии могли позволить остаться в Риме, но само родство с Цезарями, на которое ссылается Бэдиан, на самом деле оказывается пагубным для этой версии. И её отец Луций Юлий Цезарь, и её дядя Цезарь Страбон были казнены Цинной95. Нас не должно смущать отсутствие Антония в кампаниях Суллы. Я полагаю, что в этом случае (и в других) Бэдиан ошибается, используя упоминание об участии в кампаниях как критерий для решения вопроса, нашёл ли человек убежище у Суллы или нет. Проконсул, в сущности, не был заинтересован в военных талантах этих людей. Как мы вскоре увидим, он использовал их совершенно иначе. Они имели для него политическое, а не военное значение, и он не пытался использовать таланты, которые — по меньшей мере, в случае Антония, — не существовали. Следовательно, отсутствие упоминаний об участии в боях не может быть принято как доказательство отсутствия в лагере Суллы96.
Также не следует забывать, что Антоний был сыном убитого консула и, как таковой, находился в чрезвычайно уязвимом положении. Вспомним, что и Красс, и его сын были убиты и, как мы увидим, другой его сын Марк Красс должен был бежать, спасая свою жизнь. Разве не было положение Антония опасно близким к положению Красса? Разве Марий не ненавидел и его отца тоже? Разве будет слишком легковерным предположение, что ненависть к отцу была перенесена на сыновей, как случилось с Крассами, особенно если второй брат служил под началом заклятого врага Мария — Суллы?
Судя по всему, кажется более чем вероятным, что Антоний нашёл убежище у Суллы.
Квинт Лутаций Катул: Сын победителя кимвров, убитого Марием и Цинной. Здесь Бэдиан (Studies 217) вновь указывает на то, что нигде не упоминается о его участии в войне на Востоке. Далее он добавляет, что сестра Катула Лутация был замужем за известным оратором Гортензием, который определённо находился в этот период в Риме. Таким образом, говорит Бэдиан, «нет оснований считать (без доказательств), что брат его (
Такое положение дел — проскрипции и поспешное бегство к Сулле — вполне ожидаемо в подобных обстоятельствах. Можно вспомнить, что в 87 г. сенат отправил трёх легатов просить Метелла Пия заключить мир с самнитами и прийти со своей армией на защиту Рима от Цинны. Ими были Марк Антоний (консул 99 г.), Квинт Лутаций Катул (консул 102 г.) и его сын, Катул, о котором здесь идёт речь99. Не следует забывать о том, что случилось с первыми двумя из названных тут, и можно подозревать, что если бы Цинне удалось заполучить в свои руки третьего члена делегации, то никакие сугубо семейные соображения не спасли бы его от сходной участи.
Гней Октавий и Луций Октавий: это были двоюродные братья. Кроме того, Луций Октавий был сыном или братом убитого консула 87 г. Учитывая это родство и склонность циннанцев убивать близких родственников своих именитых врагов, — как минимум, возможно, что и эта пара тоже бежала к Сулле, хотя не следует исключать возможность того, что два столь пассивных персонажа могли быть сочтены слишком незначительными100.
Публий Сервилий Ватия (Исаврик): Мы уже встречались с этим человеком, родственником Метеллы, жены Суллы (Cic. 2 Verr. 3. 211), как с претендентом на консульство в 88 г., который пользовался поддержкой консула, проводившего выборы101. Один этот факт ясно показывает, что он был верным сторонником Суллы и поддерживал его тогда, когда большинство в Риме было враждебно ему. Поэтому можно подозревать, что после прихода к власти Цинны Рим мог стать местом не слишком полезным для здоровья Сервилия. Далее, если принять возможную, но ни в коей мере не точную, идентификацию Сервилия, сопротивление которого действиям Цинны упомянуто в Lic. 20 F, с нашим Сервилием, то у нас нет иного выхода, кроме утверждения, что он был вынужден бежать к Сулле. В любом случае он безусловно был на стороне Суллы к 82 г.102, и можно предположить, исходя из их уже близких отношений, что он был там в течение значительного периода.
Публий Лентул Сура: Второй из двух Лентулов, отсутствующих во времена Цинны (Cic., Brut. 308). Можно предположить, что это было бегство, так как он являлся сыном Лентула (RE 203), который, как мы видели, был убит Цинной.
Метелла: Жена Суллы тоже была вынуждена бежать вместе с детьми103. Х. Беннетт104 считает, что Цинна позволил ей уехать беспрепятственно, но это выглядит неправдоподобно.
Секст Ноний Суфенат: Как мы уже отмечали, этот человек, который был племянником Суллы, получил его поддержку на выборах 88 г., когда он, вероятно, добивался трибуната105. Учитывая это обстоятельство, представляется достаточно вероятным, что он тоже был вынужден отправиться к Сулле.
Помимо тех, кого мы знаем по имени, известно также, что два претора 87 г. бежали к Сулле вместе с несколькими трибунами, которые, несомненно, выступили против Цинны в с.129 этом году106. Таким образом Сулла мог заявлять, что дал прибежище группе людей, включающей несколько членов знаменитых в Риме семей. У него в лагере были близкие родственники нескольких человек, игравших значительную роль в общественной жизни в течение предшествующих лет двадцати.
Я уже постарался подчеркнуть, что эта группа была важна не тем, что её члены могли оказать Сулле военную помощь. Скорее она была ценна тем, что Сулла мог использовать её как оружие пропаганды. Здесь был некий σχῆμα βουλῆς[8], члены которого были достаточно влиятельны, чтобы отговорить Суллу от тотального разрушения Афин107. И что же случилось с этими обладателями auctoritas[9]? Их вынудили бежать из Рима, спасая свои жизни, и просить убежища у человека, бывшего законно назначенным римским проконсулом на Востоке. Этой теме предстояло расцвести пышным цветом, когда Сулла вступил в переговоры с правительством несколько лет спустя: его самого и его выдающихся друзей следовало восстановить в том положении, которого они были лишены кровавой циннанской кликой. На тот момент, однако, энергия Суллы была поглощена войной, и у него было мало времени для внутренней политики. Он удовлетворился тем, что сенат вынужден созерцать, как мнимый hostis[10], осыпанный бранью за поход на Рим, даёт убежище нескольким видным членам их собственного сословия, и сделать из этого необходимые выводы108.
Исследование той поддержки, которую получил Сулла в 87 г. и сразу после этого, конечно же, этим не исчерпывается. Но чтобы понять позицию следующей группы его сторонников, которую мы намерены рассмотреть, необходимо бросить беглый взгляд на политическую сцену в 87—
с.130 Именно с учётом этого следует рассматривать ту группу, к исследованию которой мы сейчас приступаем. Подобно предыдущей группе, они были вынуждены бежать от циннанских проскрипций но, в отличие от них, не искали убежища у Суллы. Их можно перечислить следующим образом:
Марк Цецилий Корнут: человек в ранге претория, служивший легатом в Союзнической войне. Он бежал в Галлию, где, несомненно, присоединился к Гаю Флакку (см. ниже)111.
Квинт Цецилий Метелл Пий: после претуры в 89 г. в следующем году он участвовал в войне против италиков с проконсульским империем. В 87 г. ему продлили командование, и он служил в Самнии. Он поддержал Октавия в борьбе против Цинны и Мария и, как следствие, был вынужден бежать. Он нашёл пристанище в Африке, где у его семьи были связи и где был дружественный наместник. Он уже начал набирать там свежие войска, когда прибыл марианский наместник и изгнал его. Затем он нашёл убежище в Лигурии перед тем, как наконец присоединиться к Сулле112.
Марк Лициний Красс: Все доступные нам свидетельства предполагают, что он сначала прятался в Италии, а затем в Испании, где у его семьи были связи113. Это утверждение требует некоторого обоснования, так как имела место полемика относительно точного времени отъезда Красса в Испанию и продолжительности его пребывания там114. Я склонен согласиться с Маршаллом, что невозможно обойти свидетельство Цицерона (Brutus 308), который однозначно утверждает, что Красс отсутствовал в период господства Цинны. С другой стороны, приходится считаться с тем, что Плутарх говорит, что он прятался в Испании лишь 8 месяцев, прежде, чем выйти из укрытия после смерти Цинны в 84 г.115 Я думаю, что у нас нет права предположить, как это делает Маршалл, что Плутарх просто ошибся насчёт продолжительности прибывания Красса в Испании, так как остальные свидетельства показывают, что его рассказ ни в коей мере не противоречит рассказу Цицерона. Напомним, что Цицерон говорит лишь об отсутствии в Риме, он ничего не говорит об Италии. Плутарх, Crass. 4. 1, (особенно слова πάντη… τυράννων[11]) ясно подразумевает пребывание на положении беженца в Италии — нечто, я предполагаю, наподобие положения Помпея чуть позже116. После этого периода, говорит Плутарх, он бежал в Испанию. Далее, если согласиться с правдоподобным предположением Уорда о том, что второй сын Красса был рождён в 85 г.117, то придётся предположить, что он был зачат не в Испании, так как Плутарх не говорит о том, что жена Красса сопровождала его туда, и его поведение явно предполагает, что она его не сопровождала118.
Таким образом, свидетельства Цицерона и Плутарха можно согласовать, если принять, что Красс сначала прятался от циннанцев где-нибудь в Италии, а затем, когда преследования усилились, — в Испании. После открытого выступления против Цинны Красс сначала набрал армию в Испании. Затем он переправился в Африку, чтобы там присоединиться к Метеллу в его войне. Однако вскоре они рассорились, и Красс направился к Сулле119.
с.131 Луций Валерий Флакк: После того, как его отец, консул 86 г., был убит своим легатом Фимбрией, этот молодой человек нашёл убежище и служил под командованием своего дяди Гая Валерия Флакка, который, в дополнение к своей провинции Испании, отвечал также и за Галлию120.
Таким образом, можно увидеть, что эти люди не были вынуждены искать прибежище у Суллы, либо потому что они могли найти защиту у Флакка, либо потому что у них было достаточно клиентов и влияния за морем, чтобы обеспечить им защиту. Их вражда к Цинне и неприятие его власти не вызывают сомнений. Иначе они навряд ли стали бы беженцами121. Это настроения, которые они разделяли с Суллой, естественным образом превратили их в его потенциальных союзников. Однако, как было отмечено ранее, их позицию можно правильно понять, только если рассматривать её с учетом политической обстановки в 87—
Пока конфликт между Суллой и циннанцами был временно приостановлен из-за занятости первого войной с Митридатом, Метеллу и ему подобным приходилось откладывать собственные конфликты с Цинной и тихо сидеть в своих убежищах. Хотя и он, и Красс могли набрать собственные армии из числа приютивших их сторонников, из произошедшего в Африке ясно следует, что таких армий самих по себе было бы недостаточно, чтобы сокрушить Цинну. Союз с Суллой и его армией был необходим. А так как Сулла был занят войной с Митридатом, им приходилось ждать. И ждать не только окончания войны, но до тех пор, пока не стало ясно, что его попытки добиться мирного урегулирования путём переговоров не увенчались успехом. Словом, никто из противников Цинны не рисковал предпринять какие-либо действия, пока не стало ясно, что их естественный союзник Сулла действительно собирается выступить против него.
Однако, как только боевые линии были ясно очерчены, как только период неопределённости подошёл к концу, как только стало необходимо явно выбрать ту или иную сторону, Метелл и Красс не колебались. Услышав о смерти Цинны, наступившей, когда он готовился вести армию против Суллы122, они выступили вперёд, не как просители защиты у Суллы, подобно вышеупомянутым беженцам от Цинны, но как союзники Суллы, которые со своими собственными войсками и по своей собственной воле пришли на его сторону, чтобы объединиться в борьбе против общего врага123.
Рассмотрение таких людей, как Метелл Пий и Красс, должно показать, как опасно исходить из того, что для того, чтобы быть сторонником Суллы в 85 г., человек должен был физически находиться в его лагере. Следует тщательно усвоить этот урок, так как нам предстоит обнаружить, что в самом сенате в Риме существовало значительное лобби, ни в коем случае не враждебное Сулле и, при правильном обращении, готовое активно поддержать проконсула. Чтобы понять это положение вещей, следует перечислить и подробно рассмотреть некоторые моменты, которые упоминались в данной статье124.
Противодействуя законодательным предложениям Мария и Сульпиция, Сулла, по-видимому, имел поддержку большинства сената. Он утратил эту поддержку из-за своего с.132 похода на Рим. Хотя Антоний, как минимум, рекомендовал умеренность, большинство членов сената, похоже, почувствовало в этом прямой вызов своей власти, которому следовало оказать сопротивление, и отправило посольства, требуя от консула остановиться. Сулла, конечно, не сделал этого, и высшие классы, за некоторыми исключениями, проявили своё неудовольствие на выборах. По меньшей мере один из новых консулов, Октавий, может считаться человеком, который разделял общую для Суллы и сената точку зрения о том, что италикам не следует больше делать никаких уступок, но который, подобно многим своим собратьям-сенаторам, крайне негодовал в связи с бесцеремонным обращением Суллы с достопочтенным органом, к которому он принадлежал.
Но это были беспокойные времена, и вскоре после отъезда Суллы совершённое им попрание власти сената было забыто, так как сенат столкнулся с новым и более страшным кризисом. Цинна возобновил законодательные предложения Сульпиция касательно италиков и встретил решительное сопротивление своего коллеги Октавия. Последовали массовые беспорядки, и Цинна был вынужден бежать из города. Тогда он был объявлен hostis, лишён консульства и заменён Мерулой. Однако он сразу же стал восстанавливать утерянное положение, набирая войска в Италии и пригласив Мария, только что вернувшегося из изгнания, присоединиться к себе. Власти сената снова был брошен вызов, и снова он поднялся в ответ на этот вызов, но на этот раз более эффективно, так как был лучше осведомлён. Он оказал Октавию искреннюю поддержку в деле защиты республики, и лишь после нелёгкой борьбы Цинне и Марию удалось взять Рим. После чего они перешли к знаменитому избиению своих противников125.
Таким образом, в 88 и 87 гг. сенаторы оказались перед тем, что мы справедливо можем назвать моральной дилеммой. С одной стороны, было невозможно одобрить насилие Мария и Сульпиция, но, с другой стороны, было сложно найти оправдания походу Суллы на Рим. Если начать с того, что насилия, учинённые Октавием, возможно, были чрезмерны, то что, в таком случае, сказать о действиях Цинны?
В обоих случаях ответ сенаторов в общих чертах был одинаков. Они спросили себя, чьё насилие представляло собой вызов сенатской власти, и затем продолжали защищать эту власть изо всех сил. Все предложения компромисса, по видимому, подавлялись.
В то же время не может не возникнуть впечатление, что одни люди проявили больше благоразумия при защите достоинства своего сословия, чем другие. В противном случае можно предположить, что список пострадавших в 87 г. был бы намного длиннее. В действительности же, по-видимому, смерти были преданы лишь те, кто проявил наибольшую свирепость126. И далее я бы предположил, что эти сообразительные уцелевшие, эти благоразумные люди теперь получили главенство в сенате. Они старательно усвоили урок 87 г. и являлись сейчас ярыми поборниками компромисса. Участь Октавия и его друзей научила их не только тому, что энтузиазм опасен, но и тому, что сами они слишком поспешили осудить Суллу. Существовали намного более страшные вещи, чем проконсул; люди должны были сравнивать его поведение при взятии Рима с поведением Цинны, и никто не мог забыть, что впоследствии он предоставил убежище сенаторским беженцам, что само по себе явно сыграло большую роль для восстановления его доброго имени, прежде утерянного127.
с.133 Таким образом, я придерживаюсь мнения, что целью значительного числа сенаторов было избежать повторения разрушительного конфликта 88 и 87 гг. С их точки зрения, сенату теперь следовало не становиться на ту или другую сторону, как в те годы, но использовать свою репутацию и влияние для примирения партий Суллы и Цинны.
Даже с 87 по 85 гг., когда, как мы видели, Сулла, занятый войной с Митридатом, имел мало времени для политической деятельности, данная группа умеренных сенаторов или, как мы с этих пор станем их называть для удобства, центристы, могли предпринимать в отношении него попытки примирения. Мы уже вкратце упоминали тот факт, что консул 86 г., Луций Валерий Флакк, был в том году послан циннанцами с войском на войну с Митридатом. Для человека, который, как предполагалось, должен был заменить Суллу по приказанию Цинны, у него были довольно странные инструкции. Если Сулла подчинится власти сената, то Флакку следовало отменить постановление об объявлении его врагом и сотрудничать с ним в борьбе с царём Понта. А если Сулла не станет сотрудничать, то его следовало, по меньшей мере, убедить сначала сразиться с Митридатом. Эти распоряжения вряд ли могли исходить от Цинны. Их наиболее вероятным автором был Луций Валерий Флакк, двоюродный брат консула 86 г. и принцепс сената, которому, как мы увидим, предстояло стать ведущей фигурой и в других шагах по примирению с Суллой. Несомненно, это его влияние принесло его двоюродному брату командование в войне с Митридатом, и очень вероятно, что именно он позаботился о том, чтобы его родственник попытался достичь договоренности с Суллой128.
То, что принцепс сената приобрёл столь значительное влияние в столь краткий срок после того, как Цинна силой оружия захватил власть в Риме, не так уж удивительно, как может показаться на первый взгляд. Военная позиция Цинны на самом деле была весьма слабой. Восток был потерян для него окончательно. Хотя Сицилия и Сардиния были лояльны, Африка, вероятно, в этот период была всё ещё враждебна, и даже в Италии ни в коей мере не было уверенности129. При таком с.134 положении вещей армия Гая Флакка в Испании и Галлии имела первостепенное значение. Так как этот человек был братом принцепса сената, то последнего, очевидно, следовало расположить к себе. Разрыв в этом месте мог повлечь за собой фатальные последствия для того шаткого государства, которое Цинна умудрился создать. В то же время Цинна не собирался позволять принцепсу добиваться своего везде. Он способствовал тому, что в Азию консула сопровождал верный марианец Гай Флавий Фимбрия. Его военные таланты, несомненно, были бы очень полезны, и несомненно также, что Цинна был очень рад избавиться от человека, чьи психопатические склонности всё сильнее мешали ему по мере того, как он пытался примирить сенатское большинство со своим правлением. Тем не менее, создаётся отчетливое впечатление, что его основной задачей было следить за тем, чтобы Флакк не зашёл слишком далеко со своими предложениями Сулле. Это предположение, я полагаю, подтверждается тем, что вскоре между этими двоими возникло напряжение, закончившееся в итоге жестоким убийством Флакка, которое совершил его легат130.
В конечном счёте, первый примирительный шаг Флакка, принцепса сената, окончился неудачей. Сулла считал, что командование в войне с Митридатом принадлежит ему и только ему, и он никому не позволил бы разделить с собой это командование — а менее всего посланнику Цинны, которого считал кровавым узурпатором. Поэтому он приготовился дать бой Флакку, если тот войдёт в его провинцию, и в этих обстоятельствах консул посчитал наилучшим проследовать напрямую в Азию131. Но если эта первая попытка достичь какого-то соглашения с Суллой и провалилась, её всё же нельзя считать совершенно безрезультатной. Сулла теперь точно знал то, о чём ранее мог лишь догадываться: влиятельные члены сената были готовы забыть его поход на Рим и ни в коей мере не были враждебно настроены по отношению к нему. Освободившись от трудов войны с Митридатом, Сулла в 85 г. начал играть на этом доброжелательном отношении132.
Он начал с отправки сенату полного официального отчёта о войне, которую только что провёл против Понта133. Это была совершенно обычная процедура для проконсула при завершении кампании, и, следуя ей, Сулла давал понять правительству в Риме, что считает постановление, объявившее его врагом, не имеющим законной силы. Он повторил то, что упорно утверждал в течение всей войны: он законно избран римлянами возглавлять войну против Митридата, его назначение одобрено волей небес, и поэтому он одержал великие победы не от своего имени, но от имени Рима. Это был прямой вызов с.135 Цинне и его друзьям. Конечно, они знали и прежде о претензиях Суллы на легитимность, но сейчас, как было указано выше, он наконец освободился от внешних войн и имел возможность использовать свою армию, чтобы заставить и других обратить внимание на свои притязания134.
Ответ Цинны на этот вызов был недвусмысленным. День, которого он долго боялся, теперь был уже близко135, и он и его коллега по консульству Карбон приступили к сбору армии для оказания сопротивления Сулле в Греции136. Сулла, в свою очередь, обнаружив, что его послание и подразумеваемые в нём притязания совершенно проигнорированы, снова написал сенату — на этот раз личное послание. В нём он перечислил все услуги, оказанные им Риму со времён Югуртинской войны и до сегодняшнего дня, особенно подчёркивая свои недавние громкие победы над Митридатом. Он также особо выделил тот факт, что выдающиеся люди и магистраты, изгнанные из Рима во время циннанской кровавой охоты на ведьм, нашли у него прибежище. И что, спрашивал он, стало ему наградой за это? Лишь то, что он оказался объявлен врагом, его друзья погублены, имущество уничтожено. Он намерен, — продолжал он, — вскоре вернуться домой, чтобы во имя Рима воздать тем, кто несёт ответственность за подобное положение дел. Он позаботился добавить, однако, что пострадают лишь виновные. Остальным гражданам и недавно получившим гражданство италикам нечего его опасаться137.
Особо подчёркивая свои победы, одержанные в войне с Митридатом, Сулла снова напоминал своим читателям (или слушателям), что является законным проконсулом и, действительно, он ещё раз вернулся к этой теме в конце своего послания. Перечисление всех прочих его кампаний было призвано не только продемонстрировать величину услуг, оказанных им Риму — услуг более великих, чем, например, у Цинны!138 — но и также, вероятно, заставить людей задаться вопросом, почему они должны считать его командование менее законным чем те, которые он осуществлял ранее, тем более, что в ходе этого командования он добился самых выдающихся результатов.
Ранее я подчеркнул, что важность группы беженцев, собравшейся возле Суллы, состояла не в военном опыте её членов, и теперь мы начинаем до конца понимать её истинную ценность в качестве важнейшего орудия пропаганды. В письме сенату Сулла постарался подчеркнуть то, что уже было хорошо известно (и, несомненно, высоко ценилось) в Риме: члены этого органа, вынужденные бежать из-за кровавых погромов, обратились к нему, так называемому врагу, за убежищем139. Это была ещё одна услуга, оказанная им государству. После этого он продолжил попытки вбить клин между циннанцами и двумя другими группировками в государстве, которых могли склонить к поддержке циннанцев, а именно, только что получившими гражданство италиками и центристами в сенате. Об италиках я уже говорил в другом месте140. Здесь же нам следует сосредоточиться на центристах и отметить, что в предыдущие годы Цинна сделал всё возможное, чтобы расположить их к себе141. Позволение с.136 вести переговоры с Суллой, данное Валерию Флакку, было характерным примером данной политики. Следовательно, Сулле было необходимо показать центристам, что им не нужно его бояться. Он не претерпел от них никаких обид и поэтому не был их врагом. Таким образом, у них не было причин поддерживать Цинну против того, кто не намерен причинить им вред. Действительно, для них намного лучше поддержать его. Снова возвращаясь к теме своей легитимности, он указывал, что является римским проконсулом и в этом качестве намерен наказать циннанцев, которые, отнюдь не являясь правительством, были немногим лучше кучки преступников.
Таким образом, послание Суллы можно рассматривать как двойной вызов. Оно извещало циннанцев, что дни их господства подходят к концу, и в то же время, основываясь на доброжелательном настроении, которое, как он знал, существовало дома, проконсул приглашал центристов присоединиться к нему во имя Рима, промагистратом которого он был. Реакция на это письмо в Риме была именно такая, на которую Сулла и надеялся. По предложению принцепса сената Валерия Флакка сенат сразу же начал переговоры с проконсулом. Были направлены посольства, и данные им инструкции ясно отражали уже знакомую политику центристов. Им следовало попытаться примирить Суллу с его врагами и в то же время сообщить ему, что если ему нужны гарантии безопасности, то ему следует довериться fides[12] сената. Достоинство и авторитет этого органа поддерживались, в отличие от 87 года, не насильственными методами, но использованием его auctoritas для примирения обеих сторон. Сулла ответил, что лично он никогда не сможет примириться с людьми, совершившими столь чудовищные деяния, но он не будет препятствовать Риму проявить к ним милосердие. Что же касается безопасности, то скорее он со своей армией способен обеспечить её сенату, чем они — ему. Затем он потребовал, чтобы ему было возвращено проконсульство вместе со всеми остальными почестями и собственностью. Он настаивал также, чтобы беженцам-сенаторам, находившимся с ним, вернули их прежнее положение142.
Во время этих переговоров Сулла выступал с очень сильной позиции и, на самом деле, ничего не мог в них потерять. Если бы в результате он достиг своих целей мирно, то тогда он торжествующе обосновал бы своё притязание на то, что является верным слугой Рима и мог бы гордиться тем, что заставил и других признать этот факт. Он также мог бы гордиться тем, что сыграл ключевую роль в достижение concordia[13]143. Люди охотно признали бы, что в то время, когда казалось, что начинается гражданская война, Сулла широтой и величием своей души много сделал для её предотвращения. Отсюда и разумность его требований144. Пусть сенат вернет ему и тем, кто находится с ним, принадлежавшее им по праву, и он будет готов, всё ещё сохраняя личную inimicitia[14], согласиться на общую амнистию. Учитывая его добрую волю и добрую волю большой части сената, эти справедливые условия, предложенные им, могли быть отвергнуты лишь потому, что циннанцы не были готовы предоставить ему то, что принадлежало ему по закону. Если этому предстояло случиться, то винить за последующую войну надо было не Суллу, а их упрямство. И в этом случае центристы, конечно, сплотились бы вокруг человека, избравшего их политику примирения. Таким образом, независимо от окончательного исхода, от этих переговоров Сулла мог лишь выиграть. Утомлённый войной с Митридатом и, вероятно, ужаснувшийся от известия о резне в с.137 87 г., он явно надеялся на то, что ещё сможет мирно вернуть свою dignitas[15]. А если бы это не удалось, если бы его справедливые требования были с презрением отвергнуты, он мог надеяться на значительную сенаторскую поддержку в войне, которую разжёг не он145.
Как выяснилось, переговоры были изначально обречены на неудачу, и по той же самой причине, что и мирная инициатива 86 г. Хотя Валерий Флакк и его друзья обладали огромным влиянием, его не было достаточно для того, чтобы полностью контролировать циннанцев. В 86 г. он не смог предотвратить отправку Фимбрии совместно с консулом, а теперь, когда сенат распорядился не производить дальнейший набор солдат до тех пор, пока не будет получен ответ Суллы, Цинна и Карбон попросту проигнорировали распоряжение и продолжили свою подготовку. Такое поведение обнаружило непримиримость циннанской партии, их глубоко укоренившееся нежелание наладить отношения с Суллой и существенную слабость центристов; всё это вместе чрезвычайно затруднило ведение значимых переговоров. Именно в этом свете следует рассматривать заявление Суллы о гарантиях безопасности сената. Если циннанцы не были готовы подчиниться власти сената и прекратить свою деятельность, тогда и он, в свою очередь, не собирался расставаться с защитой, которую давала ему армия146.
Несмотря на это, Сулла, как мы видели, настаивал на переговорах и отправил послов доставить свои предложения в Рим. Поскольку они были весьма разумны, центристы практически наверняка стали бы добиваться их принятия, а это означало, что наступил решающий момент. Окажется ли теперь эта группа достаточно сильной, чтобы заставить циннанцев принять их, или же последние, всё ещё продолжая упрямиться, решат, что они достаточно долго терпели этих умеренных и приложат усилия для прекращения переговоров? Вышло так, что победу одержали противники компромисса. Значительная часть сената считала предложения Суллы абсолютно справедливыми, но вследствие влияния Карбона, который остался единственным консулом после недавней смерти Цинны, они были отвергнуты147.
Это, конечно, означало войну. Теперь Сулла стал силой добиваться тех прав, которые ранее старался получить мирными средствами. Время увиливаний для центристов подошло к концу. Их попытка выступить защитниками сенаторской auctoritas потерпела поражение. Как и в 88 г., и в 87 г., они были вынуждены сделать выбор между двумя противоборствующими сторонами. Большинство из них не колебалось148. Они повернулись к Сулле, не сомневаясь в том, что с.138 после высказанной им готовности к ведению переговоров могут принять его уверения в том, что он — поборник власти сената149. Там, где они потерпели неудачу, он, законный проконсул, добьётся успеха. Таким образом, Сулла начал гражданскую войну не только ради того, чтобы восстановить своё собственное положение, но и, как он объявил, чтобы защитить достоинство римского государства, и в доказательство своих заявлений ему достаточно было указать на группу сенаторов, теперь или ранее собравшихся на его стороне.
Но кто входил в эту группу центристов, о которой мы так много сказали? Попытаемся их перечислить:
Мамерк Эмилий Лепид Ливиан: Его предшествующая карьера представляет несколько интересных проблем. Может показаться, что в 88 г. Лепид служил легатом у Метелла Пия150. Ливий, Ep. 76, говорит нам: caesis et a Mamerco Aemilio Italicis Silo Poppaedius dux Marsorum auctor eius rei in proelio cecidit[16]. Обычно под этим понимают (ср., например, перевод Loeb), что Мамерк победил и убил Силона. Хоть это и возможно, но представляется гораздо более вероятным, что эпитоматор говорит здесь о двух различных сражениях. Первое упомянуто в словах caesis… Italicis, а второе в остальном предложении. In proelio может попросту означать «в битве», и следует отметить, что автор не говорит in eo proelio[17]. Эта точка зрения подкрепляется и другим свидетельством. Диодор Сицилийский, 37. 2. 10, упоминает великую битву, однако не говорит, что она была фатальна для вождя италийцев. А Аппиан,
Этот военный опыт придаёт правдоподобие — хотя и не уверенность — предположению, высказанному Бэдианом, Studies 217, что данный человек идентичен Лепиду, захватившему для Суллы Норбу в 82 г. (App.,
Гай Аррий[34]. Он служил префектом под командованием Метелла Нумидийского в 108 г.151, но больше мы не слышим о нём до 81 г., когда с проконсульским империем он управлял одной из испанских провинций (или, может быть, обеими)152. Как и в случае с Лепидом, его карьера в данном промежутке неизвестна, но, поскольку ему поручили важную кампанию против Сертория, следует исходить из того, что если в циннанский период он находился в Риме (а не с Суллой), то принадлежал к центристам.
Марк Аврелий Котта: Либо он, либо его брат Гай Аврелий Котта — невозможно сказать, кто из них — был разбит на море Серторием в 80 г.153 Так как у нас снова нет свидетельств о том, с.139 чем он занимался, когда Цинна был у власти, то я с некоторыми сомнениями отнёс его к центристам154.
Гней Корнелий Долабелла (RE 134): консул 81 г. Согласно Плутарху, Сулла пытался забрать у него порученное ему командование флотом. Этот же автор рассказывает о выдающейся роли, которую Долабелла сыграл в гражданской войне на стороне Суллы155. Из этого Грюн заключает, что Долабелла не присоединился к Сулле как «дезертир в последний момент», а перешёл к нему ранее156. Это расплывчатые выражения, но, по-видимому, они означают, что Долабелла служил на Востоке. Это не обязательно. Командование флотом невозможно датировать, а важная роль в гражданской войне, как мы вскоре увидим, не является доказательством того, что данный человек был ранее с Суллой. Поэтому я бы предложил отнести Долабеллу к промежуточной группе.
Гай Косконий: Человек с таким именем служил в Союзнической войне в 89 г. и назван у Аппиана, 1. 52 στρατήγος158. Обычно его идентифицируют с Косконием, обладавшим проконсульским империем в Иллирике в 78 г.159 Если это верно, то, вероятно, лучше всего понимать здесь στρατήγος как legatus, так как Орозий, 5. 23. 23 описывая должность Коскония в 78 г., говорит proconsule sortitus Illyricum[19], что, несомненно, описывает распределение по жребию преторских провинций, а не предоставление сенатом индивидууму проконсульской власти161. Это должно означать, что его претуру следует датировать 79 г.
Между 89 и 79 гг. у нас нет информации о Косконии. Подобно многим другим в этом списке, он фактически исчезает из поля зрения в смутные годы и появляется лишь после вторжения Суллы в Италию или его окончательной победы. Подобный послужной список делает по крайней мере вероятным, что он принадлежал к центристам162.
Квинт Гортал Гортензий: Он определённо оставался в Риме во время тирании Цинны163. Его последующая карьера, которую мы в своё время ещё рассмотрим, практически не оставляет сомнений, что он находился в числе тех, кто поддерживал попытку примирения с Суллой164.
Децим Юний Брут: консул 77 г. (MRR 2. 88). У Саллюстия, Orat. Lep. 2—
Луций Марций Филипп: Выдающаяся фигура в римской общественной жизни, начиная со 104 г. с.140 Он был консулом в 91 г. и цензором в 86 г. Хотя он достиг этой почётной должности в правление Цинны, однако без колебаний примкнул к Сулле166. Последний явно не сомневался в его лояльности и поручил ему покорение Сардинии167. Всё это предполагает, что Филипп в действительности не принадлежал к циннанцам, а использовал свои значительные политические таланты для продвижения в эти сложные годы, ни в коей мере не скомпрометировав себя и не потеряв свободы действий. Представляется также обоснованным предположение, что его огромная auctoritas была брошена на поддержку мирных усилий Валерия Флакка168.
Марк Минуций Терм: Он появляется в должности претора в 81 г. Похоже, он был братом того Терма (RE 60), который был оставлен во главе войска Флакка (консула 86 г.) и смещён Фимбрией169. Эта связь между Минуциями Термами и Валериями Флакками делает по крайней мере вероятным, что Терм поддерживал Луция Валерия Флакка, принцепса сената.
Гай Валерий Флакк: Мы уже видели значение этого человека и его армии. Когда началась гражданская война, он быстро перешёл на сторону Суллы.
Луций Валерий Флакк: Значение этого человека как лидера центристов не требует здесь дополнительных комментариев.
О всех этих людях можно сказать, что, пока была возможность, они старались достичь concordia, но как только война стала неизбежной, они присоединились к Сулле и признали его защитником своего сословия. Хотя Цицерон сыграл лишь небольшую роль в этих событиях, он превосходно и кратко изложил их позицию в отрывке из Pro Rosc. Am. (136), который стоит процитировать:
Sciunt ii, qui me norunt, me pro mea tenui infirmaque parte, posteaquam id, quod maxime volui, fieri non potuit, ut componeretur, id maxime defendisse ut ii vincerent qui vicerunt. Quis enim erat qui non videret humilitatem cum dignitate de amplitudine contendere? quo in certamine perditi civis erat non se ad eos jungere, quibus incolumibus et domi dignitas et foris auctoritas retineretur. Quae perfecta esse et suum cuique honorem et gradum redditum gaudeo, iudices, vehementerque laetor eaque omnia deorum voluntate, studio populi Romani, consilio et imperio et felicitate L. Sullae gesta esse intellego[20].
Я вижу принципиальное различие между этими людьми и другой маленькой группой, которая, по моему мнению, была частью группы центристов. Эти люди, как только что было отмечено, присоединились к Сулле, когда компромисс стал невозможен, а те четверо, которых я сейчас перечислю, — нет. Они остались в Риме, и по приказу Мария-младшего претор Брут Дамасипп убил их в 82 г., когда они находились в здании сената170.
Публий Антистий: плебейский трибун 88 г. После многих лет неизвестности в этом году он прославился, воспротивившись попытке Цезаря Страбона стать кандидатом в консулы. Он председательствовал в суде над Помпеем по поводу peculatus[21], и последний позднее женился на его дочери. К моменту убийства он достиг ранга эдила171.
с.141 Луций Домиций Агенобарб: несколько неясная фигура, в 94 г. занимал должность консула172.
Квинт Муций Сцевола (Авгур): консул 95 г. и знаменитый наместник Азии173.
Гай Папирий Карбон Арвина: плебейский трибун в 90 г. и претор в какой-то год до своего убийства174.
Нетрудно понять, почему эти люди были убиты. Когда война обернулась против них, циннанцы175, как можно было ожидать, вычистили всех изменников, или потенциальных изменников, из собственных рядов. Антистий был очевидной жертвой. Тестя Помпея, который тогда блестяще сражался на стороне проконсула, многие считали сочувствующим делу Суллы176. Хотя Агенобарб был, как мы заметили, несколько неясным персонажем, он приходился дядей одному из самых активных сторонников Суллы, и даже тот факт, что у него был родственник и на стороне Цинны, не смог его спасти177. Сцевола давно уже был объектом ненависти наиболее радикальных циннанцев, несколькими годами ранее он пережил покушение со стороны Фимбрии178. Другой экстремист, Марий-младший, теперь легко заподозрил его в просулланских симпатиях и приказал убрать179. Случай Карбона сходен со случаем Агенобарба. Он был двоюродным братом консула 82 г., сделавшего так много для крушения мирных переговоров, но, вероятно, было очевидно, что его симпатии принадлежат брату Карбона (см. ниже), перешедшему на сторону Суллы180.
Возможно, на первый взгляд не очень понятно, почему данные люди, находясь в таком уязвимом положении, предпочли остаться в Риме, когда столь многие скрылись. В случае Сцеволы, по крайней мере, у нас есть ответ: dicere solebat se id fore videre quod factum est sed malle quam armatum ad patriae moenia accedere[22]181 и, несомненно, не выйдет за рамки правдоподобия предположение, что то, что верно для Сцеволы, верно и для троих остальных. Все они придерживались старомодных принципов. В то время, когда люди были вынуждены решать, находится ли законная власть у Суллы или у его оппонентов, и выбирать ту или иную партию, они приняли решение оставаться в стороне и защищать, как сделал Валерий Флакк в более благоприятных обстоятельствах, достоинство сената в противовес обеим сторонам182. Здесь они проявили последовательность, но вряд ли здравый смысл, и в итоге поплатились за бескорыстную защиту того органа, к которому принадлежали183.
Теперь начинает обнаруживаться разнородность той поддержки, которая имелась в распоряжении Суллы в начале гражданской войны. При поддержке своих офицеров, сенаторов, покинувших Рим после его взятия Цинной, и других сенаторов, охотно присоединившихся к нему после прибытия в Италию, он начал войну с циннанской кликой. Но даже в разгар войны он ещё продолжал привлекать к себе новых сторонников. До битвы при Коллинских воротах Сулла с.142 охотно прощал и принимал в свои ряды любого из своих врагов, кто проявлял искреннее стремление к примирению. В результате некоторые из циннанцев, верно оценив своё дело как безнадёжное, воспользовались этим великодушием и вовремя перешли к Сулле для получения прощения. Нам известны некоторые имена:
Марк Эмилий Лепид: Впоследствии пресловутый консул 78 г. Я принимаю аргументы Бэдиана184 и Грюна185 в пользу того, что он был сторонником Цинны, воспользовался возможностью поменять сторону и сильно при этом выиграл (Sall., Orat. Lep. 18).
Публий Альбинован: Похоже, что этот человек покинул сторону Цинны лишь после того, как стало ясно, что поражение неизбежно, а многие солдаты (включая его собственных) дезертировали. В доказательство своей искренности он убил нескольких своих товарищей-офицеров, прежде чем присоединиться к Метеллу Пию в 82 г.186 Псевдо-Асконий, 234 Stangl, приписывает ему также сдачу Аримина, но рассказ Аппиана о том, что город перешёл на другую сторону, когда стало известно об убийствах, является равновероятным.
Его следует считать старым и заклятым врагом Суллы, так как обычно его идентифицируют с тем Альбинованом, которого Сулла объявил врагом, захватив Рим в 88 г.187
Публий Корнелий Цетег: Ещё один из объявленных Суллой вне закона в 88 г.188 Он использовал первую же возможность для примирения с Суллой после прибытия последнего в Италию (App.,
Гней Корнелий Долабелла (RE 135): Претор 81 г.190 Аргументы Грюна за то, чтобы считать этого человека циннанцем, поменявшим сторону, выглядят весьма правдоподобными191.
Луций Фабий Испанский: Этот человек впервые появляется в 81 г. как квестор Гая Анния (q. v.) в Испании192. Создаётся впечатление, что затем он присоединился к восстанию Лепида, а после входил в число офицеров Сертория193. Подобная карьера явно наводит на мысли о том, что он тоже был циннанцем, перешедшим к Сулле194.
Марк Юний Брут: плебейский трибун в 83 г., он далее становится сторонником восстания Лепида в Цизальпийской Галлии195. Бэдиан полагает, что у него были там связи. Он также полагает, что Брут не примирился с Суллой, но в этом он, видимо, ошибается. Так как Сулла простил многих других циннанцев, нет особых причин, почему он не простил бы Брута. Сыновья и внуки проскрибированных были исключены из участия в общественной жизни196, но сын этого человека, Брут-тираноубийца, не претерпел никакого поражения в правах. Из этого можно с уверенностью заключить, что его отец примирился с Суллой, чтобы снова обратиться против него во время восстания Лепида.
с.143 Квинт Лукреций Офелла: Перешёл к Сулле и осаждал Пренесте (MRR 2. 81).
Гай Папирий Карбон: брат консула 83 г.,[35] убитый собственными войсками во время осады Волатерр197. В то время он был преторием. Поэтому MRR 2. 76 датирует его претуру 81 годом, ибо, как утверждается, оказанная Сулле поддержка не позволила бы ему достичь этой должности ранее. Однако не обязательно полагать, что Карбон был сулланцем на протяжении всего времени. Ввиду его семейных обстоятельств, а также недостатка у него военного опыта (ср. Val. Max.), по крайней мере, возможно, что он оставался в Риме во время господства Цинны, и, таким образом, его претуру можно отнести к периоду до 81 г. Тогда я бы осторожно предложил считать его бывшим циннанцем, присоединившимся к Сулле, когда началась гражданская война.
Гней Помпей (Магн): Он оставался в Риме во время господства Цинны и присоединился к армии, которую Цинна собирался повести против Суллы. Вскоре, однако, он дезертировал из неё и скрывался в своих наследственных владениях в Пицене. Наконец, он появился оттуда, чтобы собрать армию, с которой нанёс поражения нескольким циннанским отрядам прежде, чем присоединиться к Сулле (Plut., Pomp. 4—
Марк Пупий Пизон: Всё указывает на то, что это был человек с отличным инстинктом самосохранения. Хотя он ранее женился на вдове Цинны, но развёлся с ней по приказу Суллы, после его победы у Коллинских Ворот198. До этого он уже продемонстрировал своё расположение к Сулле, когда в качестве квестора в 83 г. отказался служить под командованием противника последнего, Луция Сципиона199.
Луций Сергий Катилина: Он находился в Риме во время циннанского господства и так как был женат на сестре Мария Гратидиана200, то, по-видимому, можно с достаточной уверенностью предположить, что он пользовался хорошей репутацией в цинаннских кругах. В следующий раз мы слышим о нём как об одном из самых свирепых палачей Суллы. Он также действовал как легат Суллы при осаде Эзернии201.
Марк Теренций Варрон: вероятно, он был квестором в 85 г. После участия в неудачном походе Цинны против Суллы, он появляется в Афинах, где изучает философию, в 84 г. Можно предположить, что там он примирился с Суллой202.
Гай Веррес: Он сначала служил в качестве квестора, а затем проквестора у консула Карбона. Всё ещё находясь в этом качестве, он перешёл к Сулле203.
Возможно, наиболее поразительная особенность этого списка заключается в том, что в целом, всего лишь за одним или двумя исключениями, он состоит из молодых людей на невысоких должностях. Из тех, кто высоко стоял в окружении Цинны, лишь немногих можно обвинить в измене. В этом ясно отражается поляризация римского мира к 83 году. К этому времени все влиятельные люди, решившие соединить свою судьбу с Суллой, уже сделали это. Те известные личности, которые остались на данный момент в Риме, ранее использовали своё влияние для предотвращения всех компромиссов и теперь были настроены сопротивляться Сулле до конца. Некоторые из их младших соратников могли оказаться слабы духом, но не они204.
с.144 Таким образом Сулла в ноябре 82 г. пришёл к власти во главе коалиции, состоящей из самых разнородных элементов, и этим людям, его сторонникам, теперь предстояло стать правителями Рима. Сулла проскрибировал и убил всех враждовавших с ним и отлучил их сыновей и внуков от всякого участия в политической жизни205, так что правящая клика, получившая теперь контроль над римским миром, целиком состояла из тех, кто поддержал его в последней гражданской войне.
Поучительно будет рассмотреть, что произошло с членами различных группировок, которые мы исследовали выше, через несколько лет после победы Суллы. Говоря об офицерах Суллы, Бэдиан заметил: «Удивительно мало людей, известных в следующем поколении, могли похвастать службой на войне с Митридатом». Это, конечно, намёк на младших офицеров Суллы. О его старших офицерах Бэдиан высказался даже более язвительно: «Это далеко не блестящая компания: вряд ли среди них найдётся хоть один представитель лучших семей; и тех, кто достиг настоящей известности позднее, — не больше»206.
Отчасти с этим можно согласиться в отношении старших офицеров. Например, о преторианских легатах Гортензии и Гальбе более ничего не слышно, и хотя Мурена стал наместником Азии и отпраздновал триумф207, однако он так и не достиг консульства. Возможно, было слишком хорошо известно, что его азиатские почести не заслужены. Всё же следует помнить о выдающейся карьере Аппия Клавдия Пульхра. Он стал консулом в 79 г. и был позднее интеррексом и наместником Македонии206. А если взглянуть на более молодых членов команды Суллы, то высказанная Бэдианом характеристика их как ничтожеств потеряет смысл.
Я уже нарисовал картину энергичных и честолюбивых молодых людей, присоединившихся к Сулле, чтобы завоевать gloria[23] в великой войне под командованием знаменитого полководца и так продвинуть свои карьеры — обычным способом для того общества, в котором они жили. Их успехи после победы Суллы дают весомое подтверждение этой интерпретации. Вовсе не исчезнув в следующем поколении, они занимали весьма значительные позиции, которыми, по крайней мере, частично, были обязаны первоначальному возвышению, достигнутому в результате службы под командованием Суллы.
Так, Луций Лукулл стал курульным эдилом в 79 г., претором (по специальному разрешению) в 78 г. и консулом в 74 г.209 Его брат Марк тоже был курульным эдилом в 79 г., претором в 76 г. и консулом в 73 г.210 Авл Теренций Варрон стал претором в 78 г., а затем наместником в Азии211, тогда как Гней Корнелий Лентул Клодиан был консулом в 72 г. и стал цензором в 70 г.122 Гай Скрибоний Курион был консулом в 76 г. и, вероятно, мог занять эту должность в предыдущем году, но отступил в пользу другого213. Даже Гай Антоний (Гибрида) сумел стать консулом в 63 г.214, после того, как в 70 г., достигнув всего лишь квестуры, был исключён с.145 из сената215. Наконец, Манлий Торкват был консулом в 65 г.216, хотя и намного позднее чем братья Лукуллы, достигшие квестуры одновременно с ним.
Картина ясна: в течение примерно десятилетия после победы Суллы его офицеры пожинали награду за свою верную службы и представляли собой силу, с которой в Риме приходилось считаться.
Исследуя последующие карьеры тех, кому пришлось бежать из циннанского царства террора, тоже можно обнаружить некую закономерность. Было бы утомительно, да и нецелесообразно, детально исследовать весь список имён, но рассмотрение характерных образцов послужит иллюстрацией целого. Мы увидим, как эти люди, милостью Суллы, получили возможность вернуться домой и возобновить прерванные карьеры. Некоторые из них стали рьяными сторонниками его политической системы, тогда как другие обладали достаточной собственной auctoritas, позволявшей им несколько дистанцироваться от него и сохранять определённую независимость. Так, например, Катул, увидев месть Суллы за убийство своего отца, стал его горячим сторонником217. С другой стороны, Метелл был человеком с независимой auctoritas, и Сулла даже опасался, что он может оказаться трудным коллегой по консульству218. Даже люди заурядных достоинств, такие, как двоюродные братья Октавии, смогли стать консулами219. Люди, некогда бывшие беженцами, играли видную роль в фастах
А как насчёт центристов, людей, присоединившихся к Сулле, потому что он, а не циннанцы, обладал законной властью? Мы видим, что и эта группа была заметна в политической жизни семидесятых. Консульства получили такие люди, как Мамерк Эмилий Лепид Ливиан и Марк Аврелий Котта221. Также стоит отметить, как много этих людей, решив однажды связать свою судьбу с Суллой, стало рьяными сторонниками его системы. В этом отношении можно указать на таких людей, как Гортензий и Децим Юний Брут222. Двое старших государственных деятелей из этой группы представляют особый интерес. Валерий Флакк стал сначала интеррексом, а затем начальником конницы у Суллы223. Второе назначение явно не было случайностью. Связывая принцепса сената со своим режимом, Сулла обеспечивал, чтобы его присутствие ещё раз подчеркивало заботу Суллы о защите достоинства сената. В известном смысле Валерий обеспечивал преемственность. Он поддерживал auctoritas своего класса в дни Цинны, а теперь делил власть с другим великим защитником этой auctoritas. Хотя Валерий прожил примерно до 69 г.224, больше мы о нём не слышим. Похоже, что он отошёл от общественной жизни и его место лидера сената, по-видимому, с.146 занял другой ветеран, Луций Марций Филипп. Это он в начале семидесятых настаивал на жёстких мерах против Лепида и предложил отправить Помпея воевать с Серторием225.
Судьба бывших циннанцев представляет интересный контраст с судьбой тех людей, которых мы только что обсудили. Некоторые, подобно Марку Пупию Пизону, продолжили строить свои карьеры226, и неподражаемый Корнелий Цетег стал великим магистром sotto-governo[24] в
Мы произвели данный вынужденно краткий обзор последующих карьер сторонников Суллы, пытаясь показать, что, за исключением некоторых бывших циннанцев, их дальнейшее продвижение ни в коей мере не зависело от того, в какую категорию они попали при его жизни. Напротив, благодаря жёстким мерам Суллы против его врагов им было суждено управлять восстановленной республикой, по крайней мере, в её первые годы. Это они заполняли фасты в семидесятых годах. Это было справедливо подчёркнуто в недавнем труде232.
Возможно, не было подчёркнуто в достаточной мере то, что эти люди были сулланцами лишь до тех пор, пока существовал видимый враг, с которым надо было бороться, и пока существовал диктатор, чтобы держать их вместе. Как только данное положение вещей закончилось, термин «сулланцы», в сущности, потерял своё значение. Создание того, что можно по праву называть сулланской партией, стало возможным благодаря наличию сильного человека, испытавшего притеснения со стороны группы решительных врагов. Именно эти факторы дали ей единство и сплочённость, и как только они были устранены, её raison d’etre[26] закончилась.
До тех пор, пока Сулла оставался диктатором, он мог надеяться удержать вместе разнородные элементы коалиции, которая привела его к власти, но как только он ушёл в отставку — ввиду разного происхождения его сторонников возникновение разногласий было неизбежно. Более не существовало необходимости поддерживать единый фронт против общего врага. Поэтому, говоря о победе Суллы как победе для нобилей, следует помнить, что данный термин не обозначает некий монолитный блок. Как было достаточно ясно показано, различие источников, из которых Сулла черпал свою поддержку, сделало это с.147 невозможным233. «Победа для нобилей» означала, что именно люди, которые поддерживали Суллу, а не их враги, станут править в Риме и что именно они станут теперь соревноваться за должности234. Добившись победы, они стали ссориться из-за добычи. Сулла восстановил республику, а это неизбежно означало, что, по освящённой веками традиции, её представители станут заключать союзы друг против друга, борясь за должности для себя. К счастью, у нас имеется свидетельство того, что, по-видимому, стало первым из двух противоборств, начавшихся после окончания диктатуры, в котором сам Сулла участвовал как любой другой выдающийся римский нобиль. Мы видим, что на консульских выборах в 79 г. на 78 г. Сулла поддерживал Квинта Катула, в то время, как Помпей выступал за его соперника Марка Эмилия Лепида235.
Сулла, как римлянин, мог лишь признать данное положение вещей. На самом деле, мы можем даже предположить, что он не мог себе представить чего-то иного. Он прожил при таком порядке всю жизнь, так что, восстанавливая республику, мог лишь позволить этому продолжаться. Но такое положение вещей содержало явную опасность. Как предстояло обнаружить Лепиду, присутствия ветеранов Суллы в Италии236 было достаточно, чтобы справиться с теми, кто мог возжелать последовать примеру Цинны. Но как следовало поступать с теми, кто стремился изменить конституционные положения законными средствами? Применить силу было явно невозможно, так как это превратило бы в посмешище всю политическую программу Суллы.
На самом деле, Сулле следовало создать группу, привязанную к нему различными узами, которая стала бы активно защищать его установления и усилия которой поддерживались бы весом его собственной auctoritas. Когда он сложил своё консульство, то явно предвидел для себя роль старшего государственного мужа, который бы появлялся из своего сельского пристанища и приезжал в Рим, чтобы оказать поддержку своим сторонникам в сложные времена. Одним из таких случаев стала предвыборная борьба между Катулом и Лепидом, которую мы только что отметили237.
Узы, связывающие римских нобилей друг с другом, хорошо известны, например, брачные узы, fides[27]238. Очевидно, что многие сулланцы не были соединены с Суллой подобными узами. Они последовали за ним, потому что, более или менее, согласились с провозглашёнными им целями, когда началась гражданская война. Таким образом, они были партией в современном смысле этого слова, и с.148 я так и описал их в данной статье. Но, как уже было отмечено, как только партия достигла своих целей, она распалась естественным образом. И поэтому Сулла не мог ожидать, что люди, не имеющие с ним тесной связи, станут добросовестно воздерживаться от изменений в его законодательстве. Так и случилось в действительности. Например, Гай Аврелий Котта в 75 г. снял с трибунов запрет на занятие высших должностей, а в 70 г. его брат Луций Аврелий Котта изменил закон Суллы о судебных коллегиях239.
В чрезвычайной ситуации 82—
В завершение исследования сторонников Суллы, рассмотрим ведущие фигуры в этой внутренней группе. Неудивительно, что люди, нашедшие убежище у Суллы после захвата Рима Цинной, занимали среди них видное место. В конце концов, они были обязаны ему жизнями. Квинт Катул — явный пример. Он, очевидно, никогда не забывал, что Сулла, вернувшись в Рим, сделал своим делом месть за убийство его отца240. Менее известным, но всё же твердым защитником сулланской системы был Гней Октавий, другой бывший беженец241. Как можно ожидать, некоторые из офицеров Суллы также входили в эту группу. Братья Лукуллы, близкие друзья Суллы на протяжении его жизни, продолжили защищать законы своего прежнего командира после его смерти242. Так же поступал и Гай Скрибоний Курион243. Однако мы также видим, что некоторые из тех, кто ранее был умеренным, теперь стал сулланцем. Так, Мамерк Лепид, по-видимому, безуспешно участвовал в выборах 78 г. в паре с Катулом и продолжал и далее поддерживать конституцию Суллы244. Знаменитый оратор Квинт Гортензий также принадлежал к этой группе, несомненно под влиянием того факта, что приходился зятем старшему Катулу245. Гай Аврелий Котта должен был испытывать глубокую благодарность к Сулле за то, что тот вернул его домой из изгнания, так как на время он стал одним из наиболее рьяных его сторонников246, хотя позже покинул данную группу и сыграл роль, как мы увидели, в разрушении конституции Суллы247.
Таковы люди, которые боролись против кандидатуры Лепида и воспротивились его предложениям изменить законодательство Суллы. Они же, на протяжении семидесятых годов, с.149 решительно сопротивлялись практически не прекращающимся попыткам отменить законы Суллы о трибунате. Вкратце, их можно рассматривать как группу, действующую на протяжении целого десятилетия в защиту конституции Суллы. Как хорошо известно, они, конечно, не справились с этой защитой и причину, вероятно, не нужно долго искать. Из вмешательства Суллы в 79 г. ясно, что он намеревался использовать свою auctoritas экономно, вмешиваясь лишь тогда, когда казалось, что его сторонники подвергаются опасности со стороны кого-либо могущественного248. Однако он стремился к тому, чтобы с более мелкими противниками они справлялись сами. Таким образом, на протяжении семидесятых годов эта группа была прекрасно способна справляться с агитацией малозначительных людей. Однако, в 70 г. они столкнулись с Помпеем, только что вернувшимся с войны и покрытым славой, а Суллы уже давно не было в живых, и у них не было лидера с достаточной auctoritas для противодействия Помпею. В итоге их сопротивление реформированию закона о трибунах потерпело поражение249.
Мы озаглавили эту работу «Кто такие сулланцы?» К настоящему моменту должно быть ясно, что на этот вопрос нельзя дать короткий и простой ответ250. Общественная жизнь Суллы охватывала примерно 35 лет и засвидетельствовала много превратностей и поворотов судьбы. Можно уверенно утверждать, что до 88 г. его карьера немногим отличалась от карьеры большинства римских нобилей. Те связи, о которых известно, по-видимому, создавались с прицелом на продвижение его собственной карьеры, хотя не стоит исключать возможность того, что он уже обладал значительной личной auctoritas ко времени с.150 предполагаемого вхождения в круг Друза251. В год его консульства всему этому было суждено измениться. Становясь главной фигурой в государстве, он попытался укрепить свою позицию продуманными брачными союзами. Все эти тщательные приготовления мгновенно оказались бесполезными под волной возмущения, вызванного его походом на Рим, и Сулла был вынужден практически полностью полагаться лишь на поддержку своих верных офицеров, до тех пор, пока к нему не присоединилась группа сенаторских беженцев. Можно предположить, что именно в этот момент, он начал формировать более близкие связи с этими людьми с прицелом на будущее. В результате он заново создал группу, потерянную в год его консульства. Как мы видели, со временем он получил поддержку из различных других источников и в качестве главы союза разбил врагов и восстановил своё законное положение в государстве. Тем не менее, как я попытался показать, этот союз нельзя называть группой Суллы или factio. Более точно говорить об этом как о его партии, так как многие члены не были привязаны к нему тесными узами. Партию объединяла борьба против Цинны и поддержка усилий Суллы по его уничтожению252. Это был ненормальный организм, порождённый в ненормальное время. Таким образом, когда привычная политическая жизнь возобновилась, Сулле стало необходимо создать свой собственный круг ещё раз, так же, как он сделал в 88 г. Поэтому он, естественно, обратился к тем, с кем у него уже были тесные связи, а именно, к своим офицерам и тем беженцам, которые были обязаны ему своим восстановлением, и к ним он добавил некоторых из бывших умеренных. На этих людей он мог бы положиться в деле поддержки своих интересов и защиты своей конституции. Он сам играл бы не слишком активную роль в политике, вмешиваясь лишь тогда, когда считал это жизненно необходимым. Однако его ранняя смерть лишила их его огромной auctoritas, так необходимой во времена кризиса, и в результате они потерпели неудачу.
ПРИМЕЧАНИЯ