Издательство Академии Наук СССР, Москва—Ленинград, 1949.
Перевод и комментарии В. О. Горенштейна.
145. Квинту Туллию Цицерону, в Британию
Арпинская усадьба, затем Рим, сентябрь 54 г.
Марк брату Квинту привет.
I. 1. В дни игр1, поручив Филотиму членов своей трибы2, я отдыхал от сильной жары, сильнее которой мы не припомним, в арпинской усадьбе, получая особенное удовольствие от реки. В аркской усадьбе3 я был за три дня до сентябрьских ид. Там видел я Месцидия и Филоксена. Вода, которую они проводили невдалеке от усадьбы, текла вполне хорошо, особенно при той сильнейшей засухе; они говорили, что соберут ее в несколько большем количестве. У Гера все было в порядке. В манилиевой усадьбе4 я встретил Дифила, более медлительного, чем сам Дифил; но все-таки ему оставалось закончить только бани, галерею и птичник. Усадьба очень понравилась мне вследствие того, что мощеный портик очень величествен; это бросилось мне в глаза только теперь, когда и весь он открыт и колонны его отделаны. Вся суть в том — и я об этом позабочусь, — чтобы штукатурка была подходящей. Полы, как мне показалось, делаются исправно; кое-каких сводчатых потолков я не одобрил и приказал переделать.
2. То место портика, где ты, как говорят, велишь сделать малый атрий5, я думаю, лучше оставить, как оно есть: там, мне кажется, и недостаточно места для малого атрия, и ведь его обычно устраивают только в тех зданиях, где есть большой атрий; к тому же, рядом с ним нельзя устроить спален и помещений в этом роде. В таком виде он будет заменять либо хорошее сводчатое помещение, либо превосходную летнюю комнату. Но если ты иного мнения, то напиши поскорее. В банях я отодвинул потельню6 в другой угол аподитерия, потому что она была расположена так, что ее подпольная печь, из которой вырывается огонь, приходилась бы под спальнями. Мне очень понравилась довольно большая комната и другая, зимняя, так как они и просторны и расположены в подходящем месте, с той стороны галереи, которая ближе всего к баням. Колонны Дифил установил и не прямые и не в одну линию; он их, разумеется, сломает. Впредь он научится пользоваться отвесом и шнуром. Во всяком случае, через несколько месяцев Дифил, надеюсь, закончит работу; Цесий7, бывший там вместе со мной, следит за этим тщательнейшим образом.
II. 3. Оттуда я отправился по Витуларской дороге8 прямо в имение Фуфидия9, которое я купил для тебя в Арпине у Фуфидия в последний торговый день за
4. В сентябрьские иды я был в Латерии13. Осмотрел дорогу; она так понравилась мне, что ее можно было бы принять за общественное сооружение, за исключением ста пятидесяти шагов (я измерил сам) от того мостика, что невдалеке от храма Фурины, в сторону Сатрика. В том месте насыпан песок, а не гравий (это переделают), и эта часть дороги очень крута; но я понял, что ее нельзя было провести иначе, особенно раз ты не пожелал провести ее ни через владения Лукусты, ни через владения Варрона. Последний почти привел в порядок участок перед своим поместьем; Лукуста даже не прикоснулся. Повидаю его в Риме и, надеюсь, уговорю его и вместе с тем попрошу Марка Тавра, который теперь в Риме и, говорят, обещал тебе позволить провести воду через его поместье.
5. Твоим управляющим Никефором я был очень доволен. Я расспросил его, какие именно распоряжения ты дал ему насчет того маленького строения в Латерии, о котором ты говорил со мной. Он ответил мне, что сам взял, было, подряд на эту постройку за
6. Вот почти все деревенские новости. Отделку дома в Риме подгоняют и он, и Филотим, и Цинций, да я и сам постоянно наблюдаю за этим, что́ мне легко делать. Итак, хочу, чтобы ты об этом не беспокоился.
III. 7. Ты всегда просишь меня о Цицероне; вполне прощаю это тебе, но прости меня и ты, ибо я не согласен, чтобы ты любил его больше, чем люблю его я. О, если б он был со мной в течение этих дней у меня в арпинской усадьбе, чего хотел и он и в такой же степени я! Что же касается Помпонии, то напиши ей, пожалуйста, если найдешь нужным, чтобы она отправилась с нами и взяла с собой мальчика, когда мы куда-нибудь выедем. Я буду кричать от радости, увидев его подле себя, когда у меня будет досуг, ибо в Риме вздохнуть некогда. Ты знаешь, что раньше я обещал это тебе безвозмездно; что ты думаешь теперь, когда ты предложил мне такое вознаграждение?
8. Перехожу теперь к твоим письмам, которые я получил в большом числе, пока был в арпинской усадьбе. Ведь мне в один день доставили три письма, видимо, отправленные тобой в одно и то же время; одно, довольно длинное, начиналось с указания, что мое письмо к тебе было помечено более давним числом, нежели письмо к Цезарю. Это вина Оппия14, иногда вызванная необходимостью: когда он решает отправить письмоносцев и берет у меня письма, то какое-нибудь новое обстоятельство мешает ему, и он бывает вынужден отослать письма позже, чем я думал, а я не забочусь о том, чтобы изменить число в уже сданном письме.
9. Ты пишешь о величайшей дружбе Цезаря по отношению ко мне. Подогревай ее и ты, а я буду усиливать ее, чем только смогу. Что касается Помпея, то я тщательно выполняю и буду выполнять то, что ты советуешь. Раз тебе приятно мое согласие на то, чтобы ты остался15, то, несмотря на всю свою скорбь и тоску, я все-таки отчасти радуюсь этому. Не понимаю, что́ ты имеешь в виду, вызывая к себе Гипподамов и некоторых других: из них нет ни одного, кто бы не ждал от тебя подарка в виде загородного имения. Смешивать моего Требация с ними нет никаких оснований. Его я послал к Цезарю, который меня уже удовлетворил; если его самого в меньшей степени, то я не должен отвечать за это, а тебя совершенно освобождаю от этого. Ты пишешь, что расположение Цезаря к тебе увеличивается с каждым днем; радуюсь, как бессмертные боги. Бальб16 же, который, по твоим словам, способствует этому, мне дороже зеницы ока. Очень рад, что мой Требоний17 и ты любите друг друга.
10. Ты пишешь о должности трибуна; я просил именно для Курция18, и сам Цезарь пространно написал мне, что она предназначена именно для Курция, и побранил меня за скромность просьбы. Если я еще раз буду просить для кого-нибудь (я сказал это также Оппию, чтобы он написал ему), то легко перенесу отказ, так как те, кого мне недостает, нелегко переносят, когда я отказываю им. Курция же я люблю, как я сказал ему самому, не только по твоей просьбе, но и в виду твоего свидетельства, ибо легко усмотрел из твоего письма его рвение ради моего спасения19. Что касается дел в Британии, то я понял из твоего письма, что нечего бояться и нечему радоваться. О государственных делах ты хочешь, чтобы тебе писал Тирон20; о них я раньше писал тебе несколько небрежно, ибо знал, что Цезарю шлют известия обо всех событиях — самых малых и самых крупных.
IV. 11. На самое длинное письмо я ответил. Отвечу теперь на более короткое; в нем сначала говорится о письме Клодия к Цезарю. Одобряю Цезаря за его решение по этому делу, — что он не оказал снисхождения твоей самой дружеской просьбе и не ответил ни единым словом на то бешенство. Затем ты пишешь о речи Кальвенция Мария21. Меня удивляет, что ты считаешь нужным, чтобы я ответил на нее: ведь ее никто и читать не будет, если я ничего не напишу в ответ, а мою речь против него все школьники будут заучивать как продиктованный урок. Все свои книги, которых ты ждешь, я начал, но не могу закончить в настоящее время22. Речи в защиту Скавра и в защиту Планция23, которых настоятельно потребовали от меня, я закончил. Посвященную Цезарю поэму24, к которой я приступил, я прервал; то, о чем ты просишь25, ввиду того, что самые источники уже пересохли, напишу, если буду располагать хоть каким-нибудь временем.
12. Перехожу к третьему письму. Бальб, говоришь ты, скоро приедет в Рим с хорошими спутниками26 и безотлучно пробудет со мной вплоть до майских ид; это очень радостно и очень приятно мне. В том же письме ты, по своему частому обыкновению, уговариваешь меня быть честолюбивым и трудиться; я, конечно, так и поступлю, — но когда же я буду жить?
13. В сентябрьские иды мне было передано четвертое письмо, которое ты отправил из Британии за три дня до секстильских ид. В нем не было решительно ничего нового, кроме упоминания об «Эригоне»27 (если получу ее от Оппия, то напишу тебе о своем мнении; не сомневаюсь, что она понравится мне) и — я совсем забыл — о том, кто, по твоим словам, написал Цезарю о рукоплесканиях Милону28. Со своей стороны, легко мирюсь с тем, что Цезарь считает, что эти рукоплескания были такими шумными. Так и было в действительности: и все-таки рукоплескания, которыми встречают Милона, по-видимому, в какой-то мере относятся ко мне.
14. Мне также вручили очень давнее, но поздно доставленное письмо, в котором ты напоминаешь мне о храме Земли и портике Катула29. И тот и другой строятся тщательно. Перед храмом Земли я установил и твою статую. Что же касается твоего напоминания о садах, то я никогда не был особенным любителем их, а теперь дом доставляет мне все удовольствия, какие дают сады.
Приехав в Рим за двенадцать дней до октябрьских календ, я увидел, что на твоем доме закончена кровля. Тебе не нравилось, что над комнатами30 она оканчивается многими коньками; теперь она красиво переходит в кровлю нижнего портика. Наш Цицерон во время моего отсутствия не прекращал занятий у ритора. Беспокоиться о его образовании у тебя нет никаких оснований, ибо ты знаешь его способности, а я вижу прилежание. Во всем прочем, что касается его, беру заботу на себя, так что, полагаю, я должен за него ручаться.
V. 15. Габиния пока привлекают к суду31 три партии: сын фламина Луций Лентул, который уже ранее обвинил его в преступлении против величества; Тиберий Нерон с честными сообвинителями32; народный трибун Гай Меммий с Луцием Капитоном. Он подошел к Риму за одиннадцать дней до октябрьских календ. Большего позора и одиночества не бывало. Но этому суду я нисколько не решаюсь доверять. Так как Катон хворает, его до сих пор не привлекли к суду за вымогательство. Помпей усиленно старается восстановить хорошие отношения со мной, но пока ничего не добился и, если я сохраню хоть какую-нибудь долю свободы, не добьется33. С нетерпением жду твоего письма.
16. Ты слыхал, пишешь ты, что я участвовал в соглашении между кандидатами в консулы; это ложь. Ибо в этом соглашении были приняты условия такого рода (Меммий впоследствии раскрыл их), что ни один честный человек не должен был бы участвовать; вместе с тем я не должен был участвовать в тех соглашениях, к которым не допускался Мессала. Его, мне думается, я совершенно удовлетворю во всех отношениях, как и Меммия. Для Домиция я уже сделал многое, чего он хотел и чего просил у меня. Скавра я очень обязал своей защитой. До сих пор совсем не ясно, когда произойдут выборы и кто будет консулом.
17. Когда я за десять дней до календ уже складывал это письмо, от вас приехали письмоносцы на двадцать седьмой день. О, как я был взволнован! Как горевал я над таким любезным письмом Цезаря! Но чем любезнее оно было, тем большее горе испытывал я из-за постигшего его несчастья34. Но перехожу к твоему письму. Прежде всего я еще и еще раз одобряю твое решение остаться, особенно когда ты, по твоим словам, посоветовался об этом с Цезарем. Меня удивляет, что у Оппия есть какое-то дело с Публием35; я этого не одобрил.
18. Ты пишешь мне в середине своего письма, что в сентябрьские иды я буду назначен легатом к Помпею36; я не слыхал об этом и написал Цезарю, что ни Вибуллий, ни Оппий не передали Помпею его указаний о том, чтобы я оставался в Риме. Из каких соображений? Впрочем, я удержал Оппия, так как главную роль играл Вибуллий; ведь с ним Цезарь вел переговоры лично, а Оппию только написал. Я же в делах, касающихся Цезаря, не допускаю второго размышленья37. После тебя и наших детей он для меня на первом месте — до такой степени, что почти равен вам. Поступаю так, по-видимому, по рассудку: ведь это уже мой долг38; тем не менее горю любовью.
VI. 19. После того как я написал последние строки — те, что написаны моей рукой, — к нам на обед пришел твой Цицерон, так как Помпония обедала вне дома. Он дал мне прочесть твое письмо, недавно полученное им и написанное в духе Аристофана, клянусь тебе, и приятное и важное; оно доставило мне большое удовольствие. Он дал мне также то второе письмо, в котором ты велишь быть привязанным ко мне как к учителю. Какую радость доставили мне эти письма! Не найти никого, кто был бы привлекательнее этого юноши, никого, кто бы больше любил меня. Это я продиктовал Тирону во время обеда; не удивляйся, что оно — написано другой рукой.
20. Твое письмо было очень приятно Анналу39, ибо ты, по его словам, и тщательно заботишься о нем и помогаешь ему самым искренним советом. Публий Сервилий отец40, на основании письма, полученного им, по его словам, от Цезаря, сообщает, что ты очень обязал его, рассказав так благожелательно и обстоятельно о его расположении к Цезарю.
21. После моего возвращения из арпинской усадьбы в Рим мне сказали, что Гипподам отправился к тебе. Не скажу, чтобы я был удивлен его столь нелюбезным поступком; ведь он отправился к тебе без моего письма; скажу только, что мне было неприятно. Ведь на основании того, что ты писал мне ранее, я уже давно рассчитывал, в случае если я захочу что-нибудь сообщить тебе более надежно, вручить письмо ему, потому что в этих письмах, которые я обычно пересылаю тебе, я не пишу, клянусь тебе, почти ничего такого, что могло бы вызвать неудовольствие, попади они в руки кое-кому. Приберегаю для себя Минуция, Сальвия и Лабеона. Лабеон либо отправится поздно, либо останется здесь. Гипподам даже не спросил меня, нет ли у меня какого-нибудь поручения.
22. Пинарий41 пишет мне о тебе любезно: твои письма, беседы и, наконец, обеды доставляют ему очень большое удовольствие. Этот человек был всегда мне приятен, а его брат проводит со мной много времени. Поэтому — как ты и начал — будь ласков с молодым человеком.
VII. 23. Так как это письмо было у меня в руках в течение многих дней из-за опоздания письмоносцев, то в нем нагромождено многое, происшедшее в разное время; так, например: Тит Аниций уже не раз говорил мне, что если он найдет какую-нибудь подгородную усадьбу, то он, не колеблясь, купит ее для тебя. В его словах меня удивляют две вещи: и то, что ты пишешь ему о покупке подгородной усадьбы, а мне не только не пишешь об этом, но даже пишешь о совершенно другом намерении насчет подгородной; и то, что, когда ты пишешь ему, то совсем не вспоминаешь ни о тех письмах, которые ты показал мне в его тускульской усадьбе, ни о наставлениях Эпихарма42: узнай, как он с другим поступает; наконец, все выражение его лица, слова, чувства, насколько догадываюсь, как бы… Впрочем, тебе будет виднее.
24. Насчет подгородной усадьбы дай мне знать, чего ты хотел бы, и одновременно смотри, чтобы тот не испортил дела. Что еще? А вот: за три дня до октябрьских календ Габиний вошел ночью в Рим, а сегодня в восьмом часу, когда — на основании эдикта Гая Альфия43 о преступлении против величества — ему надлежало предстать перед судом, он, при большом стечении народа и проявлениях всеобщей ненависти, едва не был избит. Нет ничего более мерзкого, чем он. Однако Писон недалеко ушел от него. Поэтому я думаю сделать дивную вставку во вторую книгу своей поэмы «О моем времени»: Аполлон предсказывает в собрании богов, каково будет возвращение двух императоров44: один из них погубит свои войска, другой их продаст45.
25. В сентябрьские календы Цезарь отправил из Британии письмо, которое я получил за три дня до октябрьских календ, с довольно благоприятными новостями о делах в Британии; чтобы я не удивлялся отсутствию известий от тебя, он пишет, что тебя не было с ним, когда он приблизился к морю. На это письмо я не ответил ему, даже не поздравил его, принимая во внимание его горе. Еще и еще прошу тебя, брат мой, беречь здоровье.
ПРИМЕЧАНИЯ
Надежнее второе размышленье.
(Перевод И. Ф. Анненского) |