Письма Марка Туллия Цицерона

14. Квин­ту Цеци­лию Метел­лу Целе­ру, в про­вин­цию Цис­аль­пий­скую Гал­лию

Рим, конец янва­ря — нача­ло фев­ра­ля 62 г.

Марк Тул­лий, сын Мар­ка, Цице­рон шлет при­вет про­кон­су­лу Квин­ту Метел­лу, сыну Квин­та, Целе­ру.

1. Если ты и вой­ско здрав­ст­ву­е­те, хоро­шо¹. Ты пишешь, что «ты пола­гал, что ввиду нашей вза­им­ной при­яз­ни и вос­ста­нов­ле­ния согла­сия меж­ду нами я нико­гда не под­верг­ну тебя осме­я­нию». В чем здесь дело, вполне понять не могу, но, как подо­зре­ваю, тебе сооб­щи­ли, что я, высту­пив в сена­те, ска­зал, что очень мно­гие недо­воль­ны тем, что я сохра­нил государ­ство², и что твои ближ­ние, кото­рым ты не мог отка­зать, доби­лись от тебя умол­ча­ния о том, что ты счи­тал нуж­ным ска­зать в сена­те в похва­лу мне. Ска­зав это, я при­ба­вил, что обя­зан­но­сти по охране государ­ства мы с тобой рас­пре­де­ли­ли так: я взял на себя защи­ту Рима от внут­рен­них раздо­ров и пре­ступ­ле­ний внут­ри его, а ты — защи­ту Ита­лии от воору­жен­ных вра­гов³ и тай­но­го заго­во­ра; и это наше содру­же­ство во имя выпол­не­ния столь вели­ко­го и слав­но­го дол­га было поко­леб­ле­но тво­и­ми ближ­ни­ми, опа­сав­ши­ми­ся, в то вре­мя как я облек тебя вели­чай­ши­ми и почет­ней­ши­ми пол­но­мо­чи­я­ми, как бы ты не уде­лил мне какой-нибудь доли вза­им­но­го бла­го­во­ле­ния.

2. Когда я изла­гал в сво­ей речи, как я ждал тво­е­го выступ­ле­ния и в каком заблуж­де­нии я был, речь моя пока­за­лась при­ят­ной, и даже немно­го посме­я­лись — не над тобой, а ско­рее над моим заблуж­де­ни­ем и над тем, что я откры­то и пря­мо при­знал­ся в сво­ем жела­нии услы­хать от тебя похва­лу. Ведь выска­зан­ное мной жела­ние, чтобы мои слав­ные и вели­кие дея­ния все же полу­чи­ли неко­то­рую оцен­ку из тво­их уст, не может не делать тебе чести.

3. Ты пишешь «ввиду нашей вза­им­ной при­яз­ни». Что ты счи­та­ешь в при­яз­ни вза­им­ным, не знаю. Со сво­ей сто­ро­ны, пола­гаю, что оно в том, что полу­ча­ешь и отве­ча­ешь оди­на­ко­вым рас­по­ло­же­ни­ем. Если бы я ска­зал, что я ради тебя отка­зал­ся от про­вин­ции, то сам пока­зал­ся бы тебе лег­ко­мыс­лен­ным; ведь к это­му меня при­ве­ли мои рас­че­ты, и от это­го реше­ния я с каж­дым днем полу­чаю все боль­ше выго­ды и удо­воль­ст­вия. Ска­жу одно: едва отка­зав­шись на народ­ной сход­ке от про­вин­ции, я начал думать, каким бы обра­зом пере­дать ее тебе. О жере­бьев­ке меж­ду вами⁴ я не гово­рю ниче­го; хочу толь­ко, чтобы ты дога­ды­вал­ся, что в этом деле ниче­го не было сде­ла­но моим кол­ле­гой⁵ без мое­го ведо­ма. Вспом­ни осталь­ное: как быст­ро я в тот день созвал сенат по окон­ча­нии жере­бьев­ки, как мно­го я ска­зал о тебе, когда ты ска­зал мне, что моя речь не толь­ко была для тебя почет­ной, но и обид­ной для тво­их кол­лег.

4. К тому же поста­нов­ле­ние, при­ня­тое сена­том в тот день, име­ет такое вступ­ле­ние⁶, что до тех пор, пока оно будет в силе, моя услу­га тебе не может быть тай­ной. Вспом­ни так­же, что́ я ска­зал о тебе в сена­те после тво­е­го отъ­езда, какие речи про­из­нес я на народ­ных сход­ках, какое пись­мо тебе напи­сал. Сопо­ста­вив все это, рас­суди, пожа­луй­ста, сам, доста­точ­ным ли про­яв­ле­ни­ем вза­им­ной при­яз­ни в ответ на все это может пока­зать­ся твой послед­ний при­езд в Рим⁷.

5. Ты пишешь о «вос­ста­нов­ле­нии согла­сия меж­ду нами». Не пони­маю, поче­му ты гово­ришь, что вос­ста­нов­ле­но то, что нико­гда не было нару­ше­но.

6. Ты пишешь, что не подо­ба­ло, чтобы «брат твой Метелл за свои сло­ва испы­тал напа­де­ние». Преж­де все­го про­шу тебя не сомне­вать­ся в том, что я весь­ма высо­ко ценю твои чув­ства и брат­скую любовь, пол­ную пре­дан­но­сти и при­вя­зан­но­сти. Затем, если я в чем-либо и высту­пил⁸ про­тив тво­е­го бра­та ради бла­га государ­ства, то про­сти меня, ибо я пре­дан государ­ству так же глу­бо­ко, как кто бы то ни было. Если же я защи­тил­ся от жесто­чай­ше­го натис­ка с его сто­ро­ны, то удо­вле­тво­рись тем, что я совсем не жалу­юсь даже тебе на обиду от тво­е­го бра­та. Узнав, что он заду­мал и гото­вит­ся обра­тить всю свою власть три­бу­на на мою поги­бель, я всту­пил в пере­го­во­ры с тво­ей женой Клав­ди­ей и вашей сест­рой Муци­ей⁹, при­язнь кото­рой ко мне, ввиду моих дру­же­ских отно­ше­ний с Гне­ем Пом­пе­ем, я дав­но усмот­рел во мно­гом, — о том, чтобы они удер­жа­ли его от нане­се­ния мне этой обиды.

7. Одна­ко он — я хоро­шо знаю, что ты слы­хал об этом, — в канун январ­ских календ нанес мне, кон­су­лу, сохра­нив­ше­му государ­ство, такое оскорб­ле­ние, како­му нико­гда не под­вер­гал­ся ни один самый недо­стой­ный граж­да­нин, даже зани­мая самую незна­чи­тель­ную долж­ность: по окон­ча­нии сро­ка моих пол­но­мо­чий он сво­ей вла­стью лишил меня воз­мож­но­сти про­из­не­сти речь перед наро­дом. Одна­ко его обида при­нес­ла мне вели­чай­ший почет: так как он поз­во­лил мне толь­ко про­из­не­сти клят­ву, то я гром­ким голо­сом про­из­нес самую истин­ную и самую пре­крас­ную клят­ву, а народ так­же гром­ким голо­сом поклял­ся в том, что я поклял­ся прав­ди­во¹⁰.

8. Оскорб­лен­ный так тяж­ко, я одна­ко в тот же день напра­вил к Метел­лу общих дру­зей для пере­го­во­ров с ним об отка­зе от тако­го замыс­ла. Он отве­тил им, что он не сво­бо­ден, и в самом деле несколь­ко ранее он ска­зал на народ­ной сход­ке, что тому, кто сви­реп­ст­во­вал над дру­ги­ми без суда¹¹, само­му не сле­ду­ет давать воз­мож­но­сти гово­рить. Что за стро­гий чело­век и что за выдаю­щий­ся граж­да­нин! Он счи­тал, что нака­за­ния, како­му сенат, с согла­сия всех чест­ных граж­дан, под­верг тех, кто хотел сжечь Рим, убить долж­ност­ных лиц и сена­то­ров и раздуть вели­чай­шую вой­ну, так же досто­ин чело­век, изба­вив­ший курию от убий­ства, Рим от сожже­ния, Ита­лию от вой­ны¹². Поэто­му я ока­зал про­ти­во­дей­ст­вие бра­ту тво­е­му Метел­лу в его при­сут­ст­вии, ибо в январ­ские кален­ды я обсуж­дал с ним в сена­те государ­ст­вен­ные дела так, чтобы он почув­ст­во­вал, что ему пред­сто­ит бороть­ся с сме­лым и стой­ким чело­ве­ком. За два дня до январ­ских нон, высту­пив с пред­ло­же­ни­ем¹³, он обра­щал­ся ко мне с каж­дым третьим сло­вом, угро­жал мне, и у него, несо­мнен­но, не было ино­го реше­ния, как опро­ки­нуть меня каким угод­но спо­со­бом — не путем обсуж­де­ния и пре­ний, а силой и нажи­мом. Не про­ти­во­по­ставь я его без­рас­суд­ству сво­его муже­ства и при­сут­ст­вия духа, — кто бы не решил, что я в быт­ность кон­су­лом про­явил сме­лость ско­рее слу­чай­но, чем обду­ман­но?

9. Если ты не знал о таких мыс­лях Метел­ла по отно­ше­нию ко мне, то ты дол­жен счи­тать, что брат скрыл от тебя весь­ма важ­ное. Если же он посвя­тил тебя в неко­то­рые свои замыс­лы, то я дол­жен казать­ся тебе мяг­ким и снис­хо­ди­тель­ным, так как не тре­бую от тебя ника­ко­го объ­яс­не­ния по это­му пово­ду. И если ты пони­ма­ешь, что я взвол­но­ван не «сло­ва­ми» Метел­ла, как ты пишешь, а его замыс­ла­ми и крайне враж­деб­ным отно­ше­ни­ем ко мне, то при­знай теперь мою доб­роту, если толь­ко сла­бость духа и рас­пу­щен­ность в ответ на жесто­чай­шую обиду долж­но назы­вать доб­ротой. Я нико­гда не выска­зы­вал­ся про­тив тво­е­го бра­та. Вся­кий раз, когда обсуж­дал­ся какой-нибудь вопрос, я, сидя, при­со­еди­нял­ся к тем, кто, как мне каза­лось, скло­нял­ся к более мяг­ко­му реше­нию. Добав­лю так­же то, о чем я уже не дол­жен был забо­тить­ся, но что я одна­ко не вос­при­нял тягост­но и чему я, со сво­ей сто­ро­ны, даже спо­соб­ст­во­вал, — чтобы мой враг, так как это был твой брат, был под­дер­жан поста­нов­ле­ни­ем сена­та¹⁴.

10. Таким обра­зом, я не «под­верг напа­де­нию» тво­е­го бра­та, но отра­зил напа­де­ние и не был, как ты пишешь, «непо­сто­я­нен» по отно­ше­нию к тебе, но про­явил такое посто­ян­ство, что остал­ся верен сво­е­му рас­по­ло­же­нию, даже лишив­шись тво­их услуг. В то самое вре­мя, когда ты в сво­ем пись­ме почти угро­жа­ешь мне, пишу тебе в ответ: твою скорбь я не толь­ко про­щаю, но даже высо­ко хва­лю (ведь мои чув­ства гово­рят мне, как вели­ка сила брат­ской люб­ви). Тебя же я про­шу спра­вед­ли­во отне­стись к моей скор­би: если твои дру­зья под­верг­ли меня рез­ким, жесто­ким, бес­при­чин­ным напад­кам, то при­знай, что я не толь­ко не дол­жен был усту­пить, но в таком деле имел пра­во вос­поль­зо­вать­ся помо­щью тво­ей и тво­е­го вой­ска¹⁵.

Я все­гда хотел, чтобы ты был мне дру­гом, все­гда трудил­ся над тем, чтобы ты понял, что я твой луч­ший друг. Оста­юсь в этом рас­по­ло­же­нии и до тех пор буду оста­вать­ся, пока ты захо­чешь это­го, и ско­рее из люб­ви к тебе пере­ста­ну нена­видеть тво­е­го бра­та, чем из нена­ви­сти к нему испор­чу наши бла­го­же­ла­тель­ные отно­ше­ния.