Письма Марка Туллия Цицерона

113. Титу Пом­по­нию Атти­ку, в Рим

Анций, июнь 56 г.

1. Смерть Лен­ту­ла¹ я, разу­ме­ет­ся, пере­но­шу так, как сле­ду­ет. Мы поте­ря­ли чест­но­го мужа и боль­шо­го чело­ве­ка, в кото­ром вели­чие духа соче­та­лось с боль­шой доб­ротой. У меня есть, прав­да, пло­хое, но все же неко­то­рое уте­ше­ние: я очень мало скорб­лю об его уча­сти, но не так, как Сау­фей и ваши еди­но­мыш­лен­ни­ки²; кля­нусь, он любил оте­че­ство так, что, кажет­ся мне, он по какой-то мило­сти богов вырван из его пожа­ра. Ибо что может быть более гад­ким, чем наша жизнь, осо­бен­но моя? Ведь ты, хотя от при­ро­ды и обще­ст­вен­ный чело­век, все же не явля­ешь­ся рабом в част­ном смыс­ле, будучи рабом в общем смыс­ле.

2. Меня же, если я гово­рю о государ­ст­вен­ных делах то, что сле­ду­ет, счи­та­ют безум­ным; если гово­рю то, что тре­бу­ет­ся, — рабом³; если мол­чу — побеж­ден­ным и плен­ни­ком; какую же скорбь я дол­жен испы­ты­вать? Как я ни скорб­лю, я испы­ты­ваю еще бо́льшую скорбь пото­му, что не могу даже скор­беть, чтобы не казать­ся небла­го­дар­ным по отно­ше­нию к тебе⁴. А что, если бы захо­те­лось отой­ти от обще­ст­вен­ной жиз­ни и укрыть­ся в тихой при­ста­ни? Напрас­но! Наобо­рот, на вой­ну и в лагерь! Итак, быть спут­ни­ком мне, кото­рый не захо­тел быть пред­во­ди­те­лем? Так нуж­но посту­пить; вижу, что ты сам имен­но тако­го мне­ния (о, если бы я все­гда слу­шал­ся тебя!). Это — остат­ки⁵.

Кля­нусь, не могу — и пони­маю Филок­се­на⁷, кото­рый пред­по­чел быть опять отведен­ным в тюрь­му. Одна­ко, будучи здесь, я сам с собой обсуж­даю, как мне одоб­рить эту Спар­ту, а ты укре­пишь меня в этом, когда мы будем вме­сте.

Вижу, что ты часто пишешь мне пись­ма, но я полу­чил все в одно вре­мя. Это так­же уве­ли­чи­ло мое огор­че­ние. Ибо я слу­чай­но про­чел сна­ча­ла три из них, в кото­рых гово­ри­лось, что Лен­ту­лу немно­го луч­ше. И вот чет­вер­тое пись­мо, как мол­ния! Но он, как я писал, не нуж­да­ет­ся в жало­сти, а мы, поис­ти­не желез­ные⁸.

3. Ты сове­ту­ешь напи­сать мне то сочи­не­ние о Гор­тен­сии⁹; я занял­ся дру­гим, но вовсе не забыл об этом тво­ем пору­че­нии; но, кля­нусь, с само­го нача­ла я отсту­пил для того, чтобы мне, кото­рый рань­ше по глу­по­сти не пере­но­сил его несдер­жан­но­сти, когда он был мне дру­гом, сно­ва по глу­по­сти не про­сла­вить его неспра­вед­ли­во­сти, напи­сав что-либо; вме­сте с тем и для того, чтобы мое сми­ре­ние, про­явив­ше­е­ся в дей­ст­ви­ях, не было менее явным в том, что я напи­шу, и чтобы удо­вле­тво­ре­ние¹⁰ не каза­лось достиг­ну­тым несколь­ко лег­ко­мыс­лен­но.

4. Но это будет вид­но. Ты толь­ко пиши мне воз­мож­но чаще — хоть что-нибудь. Пись­мо, кото­рое я толь­ко что послал Лук­цею, в кото­ром про­шу его опи­сать мою дея­тель­ность, поста­рай­ся взять у него (уж очень оно хоро­шо!), посо­ве­туй ему пото­ро­пить­ся и побла­го­да­ри его за то, что он отве­тил мне согла­си­ем. Посе­щай мой дом до тех пор, пока смо­жешь, и замол­ви за меня сло­во Весто­рию¹¹; он очень щедр ко мне.