Письма Марка Туллия Цицерона

273. Аппию Клав­дию Пуль­х­ру, в Рим

Сида, нача­ло авгу­ста 50 г.

Марк Тул­лий Цице­рон шлет при­вет Аппию Пуль­х­ру.

1. Сна­ча­ла я поздрав­лю тебя (так ведь тре­бу­ет после­до­ва­тель­ность обсто­я­тельств), затем перей­ду к сво­им делам. Итак, горя­чо поздрав­ляю тебя с судом за под­куп изби­ра­те­лей¹ и не с тем, что ты оправ­дан, в чем никто не сомне­вал­ся, но вот с чем: чем ты чест­нее как граж­да­нин, чем зна­ме­ни­тее как муж, чем вер­нее как друг, чем более укра­ша­ют тебя доб­лесть и настой­чи­вость, тем более сле­ду­ет удив­лять­ся тому, что даже при тай­ном голо­со­ва­нии не было скры­то недоб­ро­же­ла­тель­но­сти, кото­рая осме­ли­лась бы на тебя напасть. Несвой­ст­вен­ное нынеш­ним вре­ме­нам, несвой­ст­вен­ное нынеш­ним людям и нра­вам дело! Я уже дав­но ниче­му не удив­лял­ся в боль­шей сте­пе­ни.

2. Что же каса­ет­ся лич­но меня, то возь­ми на себя на корот­кое вре­мя мою роль и вооб­ра­зи себя на моем месте. Если ты с лег­ко­стью най­дешь, что ска­зать, то счи­тай мои коле­ба­ния непро­сти­тель­ны­ми. Мне бы хоте­лось, чтобы для меня и моей Тул­лии, как ты того жела­ешь самым дру­же­ским и самым любез­ным обра­зом, счаст­ли­во сло­жи­лось то, что без мое­го ведо­ма совер­ши­ли мои², но чтобы слу­чи­лось так, как про­ис­хо­дит в это вре­мя (наде­юсь и желаю, чтобы вполне счаст­ли­во). Тем не менее, при этой надеж­де, твое бла­го­ра­зу­мие и доб­рота уте­ша­ют меня боль­ше, неже­ли своевре­мен­ность собы­тия³. Поэто­му я не нахо­жу, как мне закон­чить это нача­тое мной рас­суж­де­ние: с одной сто­ро­ны, я не дол­жен гово­рить ниче­го сколь­ко-нибудь при­скорб­но­го о том, что ты сам наде­ля­ешь наи­луч­ши­ми пред­зна­ме­но­ва­ни­я­ми; с дру­гой, — я все-таки не сво­бо­ден от каких-то угры­зе­ний. При этом я боюсь одно­го: что ты недо­ста­точ­но ясно пони­ма­ешь, что то, что совер­ше­но, совер­ше­но дру­ги­ми, кото­рым я велел ко мне не обра­щать­ся, когда я дол­жен был нахо­дить­ся так дале­ко, а делать то, что они одоб­рят.

3. Но при этом у меня воз­ни­ка­ет вопрос: а что бы ты, если бы ты был здесь? Дело я одоб­рил бы. Что же каса­ет­ся вре­ме­ни⁴, то я бы ниче­го не сде­лал напе­ре­кор тебе и без тво­е­го сове­та. Как видишь, я в поту, я дав­но в затруд­не­нии, как мне защи­тить то, что мне сле­ду­ет защи­щать, и не оскор­бить тебя. Пото­му осво­бо­ди меня от это­го бре­ме­ни; ведь я, мне кажет­ся, нико­гда не изла­гал более труд­но­го дела. Все-таки счи­тай так: если бы я уже тогда не закон­чил с вели­чай­шей заботой всех дел с необы­чай­ным поче­том для тебя, то, хотя, как мне каза­лось, уже ниче­го невоз­мож­но при­ба­вить к моей преж­ней пре­дан­но­сти тебе, тем не менее я, полу­чив изве­стие об этих род­ст­вен­ных узах, защи­щал бы твое досто­ин­ство пусть не с боль­шей пре­дан­но­стью, но более реши­тель­но, более откры­то, более замет­но.

4. За два дня до секс­тиль­ских нон, когда я, по исте­че­нии годич­но­го сро­ка намест­ни­че­ства, покидал про­вин­цию и подъ­ез­жал на кораб­ле к Сиде, при­чем вме­сте со мной был Квинт Сер­ви­лий, мне было вру­че­но пись­мо от моих. Я тот­час ска­зал Сер­ви­лию (ведь он мне пока­зал­ся взвол­но­ван­ным)⁵, чтобы он рас­счи­ты­вал на боль­шее с моей сто­ро­ны. Что еще? Я ничуть не стал более бла­го­же­ла­тель­ным к тебе, чем был, но гораздо более ста­ра­тель­ным в про­яв­ле­нии бла­го­же­ла­тель­но­сти. Ибо, подоб­но тому, как наша ста­рая непри­язнь ранее побуж­да­ла меня осте­ре­гать­ся, как бы слу­чай­но не подать кому-нибудь пово­да запо­до­зрить, что мы поми­ри­лись друг с дру­гом лишь внешне, так новое род­ство забо­тит меня и застав­ля­ет опа­сать­ся, как бы моя чрез­вы­чай­ная любовь к тебе не пока­за­лась сколь­ко-нибудь осла­бев­шей.