Письма Марка Туллия Цицерона

314. Титу Пом­по­нию Атти­ку, в Рим

Фор­мий­ская усадь­ба, 2 фев­ра­ля 49 г.

1. Твое пись­мо для меня радост­но и при­ят­но. Об отправ­ке маль­чи­ков в Гре­цию я думал тогда, когда, каза­лось, пред­сто­я­ло бег­ство из Ита­лии: ведь я напра­вил­ся бы в Испа­нию, а им это не под­хо­ди­ло. Ты же с Секс­том¹ и теперь, мне кажет­ся, вполне можешь быть в Риме; ведь вы менее все­го долж­ны быть дру­зья­ми наше­му Пом­пею. Ведь никто нико­гда настоль­ко не обес­це­ни­вал город­ские вла­де­ния. Видишь ли ты, что я даже шучу?

2. Ты уже дол­жен знать, какой ответ везет Луций Цезарь от Пом­пея, какое пись­мо от него достав­ля­ет он Цеза­рю; ведь они были напи­са­ны и посла­ны так, чтобы быть выстав­лен­ны­ми в обще­ст­вен­ном месте. При этом я про себя осудил Пом­пея, кото­рый, хотя он сам пре­крас­но пишет, пору­чил о таком важ­ном деле и при­том то, что попа­дет в руки всем, напи­сать наше­му Сестию. Поэто­му нико­гда я не читал ниче­го, что было бы напи­са­но более по-сести­ев­ски². Тем не менее из пись­ма Пом­пея мож­но понять, что Цеза­рю ни в чем не отка­зы­ва­ют и все, чего он тре­бу­ет, дают в пол­ной мере. Если он это­го не при­мет, он будет безум­ней­шим, осо­бен­но после того как он бес­стыд­ней­шим обра­зом тре­бо­вал. И в самом деле, кто ты, кото­рый гово­ришь: «Если он³ отпра­вит­ся в Испа­нию, если рас­пу­стит гар­ни­зо­ны»? Все-таки имен­но теперь, когда он уже посяг­нул на государ­ство и пошел вой­ной, усту­па­ют с мень­шей честью, неже­ли рань­ше, если бы он добил­ся обсуж­де­ния⁴. И все же я опа­са­юсь, что он недо­во­лен этим. Ибо, после того как он дал эти пору­че­ния Луцию Цеза­рю, ему сле­до­ва­ло быть более спо­кой­ным, пока доста­вят ответ; но он, гово­рят, теперь чрез­вы­чай­но дея­те­лен.

3. Тре­ба­ций же пишет, что за восемь дней до фев­раль­ских календ тот⁵ попро­сил его напи­сать мне, чтобы я был близ Рима⁶, что я не могу сде­лать ниче­го более при­ят­но­го ему; все это очень обсто­я­тель­но. Я понял на осно­ва­нии рас­че­та дней, что, как толь­ко Цезарь услы­хал о моем отъ­езде, он начал ста­рать­ся о том, чтобы мы не все отсут­ст­во­ва­ли. Поэто­му не сомне­ва­юсь, что он писал Писо­ну, что он писал Сер­вию; удив­ля­юсь одно­му — что он не напи­сал мне сам, не вел пере­го­во­ров черев Дола­бел­лу, через Целия; впро­чем, не пре­не­бре­гаю пись­мом Тре­ба­ция, кото­рый, как я знаю, меня необы­чай­но любит.

4. Я напи­сал в ответ Тре­ба­цию (само­му Цеза­рю, кото­рый не писал мне, я не хотел), как это при нынеш­них обсто­я­тель­ствах труд­но, что я, одна­ко, нахо­жусь в сво­их име­ни­ях и не брал­ся ни за какой набор, ни за какое дело. В этом я и буду тверд, пока будет надеж­да на мир; если же нач­нет­ся вой­на, то, ото­слав маль­чи­ков в Гре­цию, не изме­ню ни дол­гу, ни сво­е­му досто­ин­ству; ведь я пони­маю, что вой­на вспыхнет во всей Ита­лии. Столь­ко зла вызва­но отча­сти бес­чест­ны­ми, отча­сти завист­ли­вы­ми граж­да­на­ми. Но в тече­ние бли­жай­ших несколь­ких дней из его отве­та на наш ответ станет понят­но, каков будет исход. Тогда напи­шу тебе боль­ше, если будет вой­на; если же будет мир или даже пере­ми­рие, наде­юсь увидеть тебя само­го.

5. За три дня до фев­раль­ских нон, в день, когда я отправ­ляю это пись­мо, я ждал жен­щин⁷ в фор­мий­ской усадь­бе, куда я воз­вра­тил­ся из Капуи; убеж­ден­ный тво­им пись­мом, я напи­сал им, чтобы они оста­ва­лись в Риме. Но, по слу­хам, в Риме какой-то боль­ший страх. В Капуе я хотел быть в фев­раль­ские ноны, ибо кон­су­лы при­ка­за­ли. Каких бы изве­стий ни доста­ви­ли сюда от Пом­пея, немед­лен­но напи­шу тебе и буду ждать тво­е­го пись­ма о поло­же­нии у вас.