Письма Марка Туллия Цицерона

361. Титу Пом­по­нию Атти­ку, в Рим

Фор­мий­ская усадь­ба, 13 мар­та 49 г.

1. Я напи­сал тебе пись­мо, чтобы отпра­вить его за три дня до ид, но в этот день тот, кому я хотел его дать, не выехал. Одна­ко в этот же самый день при­был тот «быст­ро­но­гий»¹, как его назвал Саль­вий². Он доста­вил твои содер­жа­тель­ней­шие пись­ма, кото­рые вли­ли в меня нечто вро­де души; ведь воз­рож­ден­ным я себя не могу назвать. Но ты явно совер­шил глав­ное. Ведь я, верь мне, уже не стрем­люсь достиг­нуть счаст­ли­во­го исхо­да; ведь я вижу, что ни если будут живы они оба, ни если этот один, у нас нико­гда не будет государ­ства. Поэто­му я и не наде­юсь на покой для себя и уже не отвер­гаю ника­кой горе­чи. Одно­го толь­ко я боял­ся: что совер­шу что-нибудь позор­ное или, ска­жу я, что уже совер­шил.

2. Итак, счи­тай, что ты мне при­слал спа­си­тель­ные пись­ма, и не толь­ко вот это, более длин­ное, яснее кото­ро­го, совер­шен­нее кото­ро­го ничто не может быть, но и то, более крат­кое, в кото­ром самым при­ят­ным для меня было, что Секст³ одоб­ря­ет мое реше­ние и посту­пок, и ты меня чрез­вы­чай­но обя­зал…,⁴ знаю, и что он меня любит и что он пони­ма­ет, что пра­виль­но. Но твое более длин­ное пись­мо изба­ви­ло от огор­че­ния не толь­ко меня, но и всех моих. Поэто­му после­дую тво­е­му сове­ту и буду в фор­мий­ской усадь­бе, и чтобы мой выезд навстре­чу под Рим⁵ не был заме­чен, и чтобы в слу­чае, если я не уви­жу его ни здесь, ни там, он не счи­тал, что я его избе­гал.

3. Что же каса­ет­ся тво­е­го сове­та, чтобы я его⁶ про­сил поз­во­лить мне воздать Пом­пею то же, что я воздал ему, то ты пой­мешь, что я уже дав­но так посту­паю, из писем Баль­ба и Оппия, копии кото­рых я тебе посы­лаю. Посы­лаю так­же пись­мо Цеза­ря к ним, напи­сан­ное в здра­вом уме, насколь­ко это воз­мож­но сре­ди тако­го безу­мия. Но если Цезарь мне это­го не поз­во­лит, ты, вижу я, нахо­дишь, что мне сле­ду­ет пред­при­нять веде­ние пере­го­во­ров о мире; в этом деле я не боюсь опас­но­сти (ведь когда их угро­жа­ет так мно­го, поче­му не согла­сить­ся мне заклю­чить усло­вие с самой почет­ной?), но боюсь, как бы чем-нибудь не создать затруд­не­ний Пом­пею, чтобы он не повер­нул на меня… чудо­ви­ще, голо­ву страш­ной Гор­го­ны⁷. Ведь наш Гней в уди­ви­тель­ной сте­пе­ни про­ник­ся жела­ни­ем под­ра­жать цар­ст­во­ва­нию Сул­лы. Знаю, что гово­рю тебе. Нико­гда не делал он ниче­го более явно. «Так с этим ты хочешь быть вме­сте?» — ска­жешь ты. Бла­го­де­я­ние, верь мне, удер­жи­ва­ет меня, не дело (как в деле Мило­на, как в… но доволь­но)⁸. — «Сле­до­ва­тель­но, дело⁹ не чест­но?».

4. Напро­тив, чест­ней­шее, но его будут вести, запом­ни, сквер­ней­шим обра­зом. Пер­вое реше­ние — это уду­шить Рим и Ита­лию голо­дом, затем опу­сто­шать стра­ну, жечь, не щадить денег бога­чей. Но так как я того же само­го боюсь с этой¹⁰ сто­ро­ны, то если с той не будет бла­го­де­я­ния, я счел бы более пра­виль­ным вытер­петь любое дома. Но тот¹¹, я счи­таю, обя­зал меня такой услу­гой, что я не смею навлечь на себя обви­не­ние в небла­го­дар­но­сти, хотя ты раз­вер­нул спра­вед­ли­вую защи­ту и это­го дела⁶.

5. Насчет три­ум­фа я с тобой согла­сен; я совсем отка­жусь от него лег­ко и охот­но. Нахо­жу, что будет пре­вос­ход­но, если, пока мы блуж­да­ем, под­кра­дет­ся вре­мя отпра­вить­ся в пла­ва­ние¹². «Если толь­ко, — ска­жешь ты, — тот¹³ будет доста­точ­но силен». Он даже силь­нее, неже­ли я пола­гал. На него ты можешь вполне рас­счи­ты­вать. Обе­щаю тебе, если он будет в силе, он не оста­вит в Ита­лии ни одной чере­пи­цы. — «Сле­до­ва­тель­но, при тво­ем соуча­стии?». Кля­нусь, и про­тив сво­их взглядов и про­тив авто­ри­те­та всех древ­них я жаж­ду уехать — не столь­ко, чтобы помочь той сто­роне, сколь­ко чтобы не видеть этой¹⁴. Не счи­тай, что безум­ства этих выно­си­мы и что они будут, в одном роде. Впро­чем, как ты не видишь сле­дую­ще­го: когда упразд­не­ны зако­ны, судьи, суды, сенат, то стра­стей, дер­зо­сти, рас­хо­дов, нище­ты столь­ких самых нищих людей не могут выдер­жать ни част­ные сред­ства, ни государ­ство. Итак, уеду отсюда при любых усло­ви­ях пла­ва­ния; пусть будет даже то, что ты пред­видишь, но непре­мен­но уеду. Ведь я буду знать то, чего ты ждешь, — что про­изо­шло в Брун­ди­сии.

6. Тому, что чест­ные мужи, по тво­им сло­вам, одоб­ря­ют то, что я до сего вре­ме­ни сде­лал, и зна­ют, что я не уез­жал, я очень рад, если теперь умест­на какая-либо радость. О Лен­ту­ле¹⁵ я раз­уз­наю более тща­тель­но; я пору­чил это Фило­ти­му, храб­ро­му чело­ве­ку и чрез­мер­но­му опти­ма­ту.

7. Послед­нее — это, что тебе, быть может, уже не о чем писать. Теперь ведь невоз­мож­но писать ни о чем дру­гом, а об этом что еще мож­но при­ду­мать? Но так как нет недо­стат­ка ни в уме (кля­нусь, гово­рю, что думаю), ни в люб­ви, кото­рая побуж­да­ет и мой ум, про­дол­жай, как посту­па­ешь, и пиши, сколь­ко можешь.

Что ты не при­гла­ша­ешь меня в Эпир, хотя я и не обре­ме­ни­тель­ный спут­ник, меня несколь­ко сер­дит. Но будь здо­ров; ибо как тебе сле­ду­ет гулять, ума­щать­ся, так мне спать; твое пись­мо, пра­во, наве­я­ло на меня сон.