Письма Марка Туллия Цицерона

375. Титу Пом­по­нию Атти­ку, в Рим

Арпин, 31 мар­та 49 г.

1. Так как Рим для нас недо­сту­пен, я имен­но в Арпине дал белую тогу¹ сво­е­му Цице­ро­ну, и это было при­ят­но жите­лям нашей муни­ци­пии. Впро­чем, всех — и их и жите­лей тех мест, через кото­рые я про­ез­жал — я видел печаль­ны­ми и уби­ты­ми. Так печаль­но и страш­но зре­ли­ще это­го огром­но­го несча­стья. Про­ис­хо­дит набор, вой­ска отво­дят­ся на зим­ние квар­ти­ры. Как, по тво­е­му мне­нию, долж­но быть жесто­ко то, что совер­ша­ет­ся теперь мерз­ки­ми людь­ми во вре­мя про­ти­во­за­кон­ной граж­дан­ской вой­ны самым наг­лым обра­зом, если оно само по себе тягост­но даже тогда, когда оно совер­ша­ет­ся чест­ны­ми людь­ми, когда совер­ша­ет­ся во вре­мя спра­вед­ли­вой вой­ны, когда совер­ша­ет­ся с уме­рен­но­стью? Не взду­май счи­тать, что в Ита­лии суще­ст­ву­ет какой-либо опо­зо­рив­ший­ся чело­век, кото­рый был бы далек от это­го. Я видел их всех в Фор­ми­ях и, кля­нусь, нико­гда не счел бы их людь­ми; я знал всех, но нико­гда не видел их в одном месте.

2. Итак, напра­вим­ся, куда нахо­дим нуж­ным, и оста­вим все наше, поедем к тому², кому наш при­езд будет более при­я­тен, неже­ли пре­бы­ва­ние вме­сте. Ведь тогда у нас была вели­чай­шая надеж­да, теперь, по край­ней мере, у меня — ника­кой, и, кро­ме меня, из Ита­лии не уехал никто, кро­ме тех, кто счи­та­ет это­го³ сво­им вра­гом. И я делаю это, кля­нусь, не ради государ­ства, кото­рое счи­таю раз­ру­шен­ным до осно­ва­ния, но для того, чтобы никто не счи­тал меня небла­го­дар­ным по отно­ше­нию к тому, кто помог мне в тех несча­стьях, кото­рое он же и при­чи­нил⁴, а заод­но и пото­му, что не могу видеть того, что про­ис­хо­дит, или того, что, во вся­ком слу­чае, про­изой­дет. К тому же я пола­гаю, что сенат уже вынес неко­то­рые поста­нов­ле­ния — о, если бы по пред­ло­же­нию Вол­ка­ция!⁵ Но какое это име­ет отно­ше­ние? Ведь суще­ст­ву­ет одно пред­ло­же­ние всех. Но самым неумо­ли­мым будет Сер­вий, кото­рый для убий­ства Гнея Пом­пея — во вся­ком слу­чае, для захва­та его — послал сына вме­сте с Пон­ци­ем Тити­ни­а­ном; впро­чем, этот, пожа­луй, из стра­ха, а тот? Но пере­ста­нем него­до­вать и, нако­нец, при­зна­ем, что нам не оста­ет­ся ниче­го, кро­ме того, чего мы хотим менее все­го, — дыха­ния.

3. Так как Верх­нее море пре­граж­де­но, я поеду по Ниж­не­му и, если в Путе­о­лах будет труд­но, направ­люсь в Кротон или Фурии и, как чест­ный граж­да­нин, любя­щий оте­че­ство, отправ­люсь по враж­деб­но­му морю⁶. Ника­ко­го дру­го­го спо­со­ба веде­ния этой вой­ны не вижу. Мы уда­лим­ся в Еги­пет. Быть рав­ны­ми в отно­ше­нии вой­ска мы не можем. Уве­рен­но­сти в мире ника­кой. Но это доста­точ­но опла­ка­но.

4. Пожа­луй­ста, дай Кефа­ли­о­ну пись­мо обо всех собы­ти­ях и даже о раз­го­во­рах сре­ди людей, если толь­ко они не совсем оне­ме­ли. Я сле­до­вал тво­им сове­там, а осо­бен­но в том, что я и дер­жал­ся с досто­ин­ст­вом во вре­мя нашей встре­чи⁷, как мне и над­ле­жа­ло, и насто­ял на том, чтобы мне не пере­ез­жать под Рим⁸. О даль­ней­шем пиши, про­шу тебя, воз­мож­но тща­тель­нее (ведь это уже послед­нее), что ты одоб­ря­ешь, како­го ты мне­ния, хотя уже и нет ника­ких коле­ба­ний⁹. Все-таки, если что-либо или, луч­ше, что бы ни при­шло на ум, пожа­луй­ста, напи­ши.