Письма Марка Туллия Цицерона

473. Луцию Папи­рию Пету, в Неа­поль

Рим, нача­ло авгу­ста 46 г.

Цице­рон Пету.

1. Твое пись­мо доста­ви­ло мне удо­воль­ст­вие вдвойне: и пото­му, что сам я посме­ял­ся, и пото­му, что понял, что ты уже можешь сме­ять­ся; а то, что ты наде­лил меня ябло­ка­ми, как шута-зади­ру¹, меня не огор­чи­ло. Скорб­лю об одном — что я не мог при­ехать в ваши места, как я решил: ведь у тебя был бы не гость, а лагер­ный това­рищ. И что за муж! Не такой, кото­ро­го ты обыч­но насы­щал закус­кой²: я сохра­няю голод нетро­ну­тым до яйца; поэто­му дело дово­дит­ся вплоть до жаре­ной теля­ти­ны. Те мои каче­ства, кото­рые ты обыч­но хва­лил ранее — «О сго­вор­чи­вый чело­век! О не тяж­кий гость!» — про­па­ли. Теперь я отбро­сил всю свою заботу о государ­стве, помыш­ле­ния о выска­зы­ва­нии мне­ния в сена­те, обсуж­де­ние дел; бро­сил­ся в лагерь сво­его про­тив­ни­ка Эпи­ку­ра; одна­ко не ради нынеш­ней занос­чи­во­сти, но ради той тво­ей пыш­но­сти — я имею в виду преж­нюю, — когда ты рас­по­ла­гал день­га­ми для трат; впро­чем, ты нико­гда не вла­дел боль­шим чис­лом име­ний³.

2. Поэто­му под­готовь­ся: ты име­ешь дело и с про­жор­ли­вым чело­ве­ком и с таким, кото­рый уже кое-что пони­ма­ет; ты ведь зна­ешь, как занос­чи­вы позд­но научив­ши­е­ся. Тебе сле­ду­ет отучить­ся от сво­их холод­ных куша­ний и арт­о­ла­га­нов⁴. Я уже обла­даю такой зна­чи­тель­ной долей искус­ства, что поча­ще осме­люсь звать тво­е­го Веррия и Камил­ла⁵ — что за утон­чен­ность у этих людей, что за изя­ще­ство! Но оце­ни дер­зость: даже Гир­цию дал я обед, но без пав­ли­на⁶; в этом обеде мой повар сумел вос­про­из­ве­сти все, кро­ме горя­че­го соуса.

3. Вот како­ва, сле­до­ва­тель­но, теперь моя жизнь: утром я при­вет­ст­вую дома⁷ и мно­гих чест­ных мужей, хотя и печаль­ных, и нынеш­них радост­ных победи­те­лей⁸, кото­рые, прав­да, отно­сят­ся ко мне с очень пред­у­преди­тель­ной и очень лас­ко­вой любез­но­стью. Как толь­ко при­вет­ст­вия отхлы­нут, зары­ва­юсь в лите­ра­тур­ные заня­тия: или пишу или читаю; даже при­хо­дят послу­шать меня, слов­но уче­но­го чело­ве­ка, так как я несколь­ко уче­нее, чем они; затем все вре­мя отда­ет­ся телу⁹. Оте­че­ство я уже опла­кал и силь­нее и доль­ше, чем любая мать един­ст­вен­но­го сына. Но если любишь меня, бере­ги здо­ро­вье, чтобы я не про­ел тво­е­го состо­я­ния, пока ты будешь лежать; я ведь решил не щадить тебя даже боль­но­го.