Письма Марка Туллия Цицерона

872. Мар­ку Юнию Бру­ту, в Гре­цию

Рим, при­бли­зи­тель­но 20 мая 43 г.

Цице­рон Бру­ту при­вет.

1. Избран­ный народ­ным три­бу­ном Луций Кло­дий¹ очень почи­та­ет меня или — чтобы ска­зать выра­зи­тель­нее — очень любит меня. Раз я так убеж­ден в этом, не сомне­ва­юсь (ведь ты хоро­шо зна­ешь меня), что ты приз­на́ешь, что и он любим мной; ведь ничто, мне кажет­ся, так не свой­ст­вен­но чело­ве­ку, как отве­чать в люб­ви тем, кто при­зы­ва­ет тебя к ней. Он, мне пока­за­лось, пред­по­ла­га­ет — при­том не без боль­шой скор­би, — что его недру­га­ми или, вер­нее, через его недру­гов тебе сооб­ще­но кое-что, от чего ты несколь­ко отда­лил­ся от него. Я не скло­нен, мой Брут, необ­ду­ман­но утвер­ждать насчет дру­го­го (это тебе, пола­гаю, извест­но): ведь это опас­но, так как жела­ния людей скры­ты и при­ро­да их мно­го­об­раз­на. Образ мыс­лей Кло­дия я постиг, узнал, оце­нил. Суж­де­ния его мно­го­чис­лен­ны, но писать о них нет необ­хо­ди­мо­сти; ведь я хочу, чтобы это каза­лось тебе ско­рее свиде­тель­ст­вом, чем пись­мом². Анто­ни­ем ему ока­за­на услу­га; зна­чи­тель­ная часть этой самой услу­ги зави­сит от тебя; поэто­му он хотел бы, чтобы тот был невредим при усло­вии, что и мы невреди­мы.

2. Одна­ко он пони­ма­ет (ведь он, как ты зна­ешь, совсем не глуп), что дело доведе­но до тако­го состо­я­ния, что и те и дру­гие не могут быть невреди­мы­ми; поэто­му он пред­по­чи­та­ет нас, а о тебе и гово­рит и мыс­лит как луч­ший друг. Итак, если кто-то напи­сал о нем или ска­зал при встре­че иное, то еще и еще про­шу тебя верить имен­но мне, кото­рый и лег­че могу судить, неже­ли неиз­вест­ное лицо, и боль­ше люб­лю тебя. Счи­тай Кло­дия сво­им луч­шим дру­гом и таким граж­да­ни­ном, каким дол­жен быть и бла­го­ра­зум­ней­ший и обла­даю­щий пре­крас­ным состо­я­ни­ем.