Письма Марка Туллия Цицерона

881. Кон­су­лам, пре­то­рам, народ­ным три­бу­нам, сена­ту, рим­ско­му наро­ду и плеб­су от Пуб­лия Кор­не­лия Лен­ту­ла Спин­те­ра

Пер­га¹, 29 мая 43 г.

Про­пре­тор, про­кве­стор Пуб­лий Лен­тул, сын Пуб­лия², шлет при­вет кон­су­лам, пре­то­рам, народ­ным три­бу­нам, сена­ту, рим­ско­му наро­ду и плеб­су³.

1. Если вы и дети ваши здрав­ст­ву­е­те, хоро­шо; я здрав­ст­вую. После того как Азия была захва­че­на вслед­ст­вие пре­ступ­ле­ния Дола­бел­лы⁴, я уда­лил­ся в бли­жай­шую про­вин­цию Македо­нию и к воен­ным силам государ­ства, кото­ры­ми рас­по­ла­гал слав­ней­ший муж Марк Брут, и при­ло­жил ста­ра­ния к тому, чтобы про­вин­ция Азия и поступ­ле­ния от нало­гов были пере­да­ны в ваше рас­по­ря­же­ние при посред­стве тех лиц, бла­го­да­ря кото­рым это было бы воз­мож­но ско­рее все­го. Когда Дола­бел­ла силь­но испу­гал­ся это­го и, опу­сто­шив про­вин­цию, захва­тив поступ­ле­ния от нало­гов, огра­бив глав­ным обра­зом всех рим­ских граж­дан и рас­про­дав их иму­ще­ство, уда­лил­ся из Азии быст­рее, неже­ли туда было воз­мож­но вве­сти вой­ска для охра­ны, я счел невоз­мож­ным доль­ше мед­лить или ждать при­бы­тия вой­ска и при­знал нуж­ным воз­мож­но ско­рее вер­нуть­ся к сво­им обя­зан­но­стям, чтобы и взыс­кать осталь­ные нало­ги, и собрать день­ги, кото­рые я сдал на хра­не­ние, и воз­мож­но ско­рее узнать, сколь­ко из них захва­че­но и по чьей вине это слу­чи­лось, и обо всем сооб­щить вам.

2. Меж­ду тем, когда меня во вре­мя мое­го пла­ва­ния в Азию мимо ост­ро­вов⁵ изве­сти­ли, что флот Дола­бел­лы нахо­дит­ся в Ликии, и что родо­с­цы рас­по­ла­га­ют мно­же­ст­вом сна­ря­жен­ных и под­готов­лен­ных кораб­лей, спу­щен­ных на воду, я с теми кораб­ля­ми, кото­рые я при­вел с собой, и теми, кото­рые под­гото­вил про­кве­стор Патиск⁶, — чело­век, тес­ней­шим обра­зом свя­зан­ный со мной и дру­же­ски­ми отно­ше­ни­я­ми, и общ­но­стью взглядов на государ­ст­вен­ные дела, — воз­вра­тил­ся на Родос, пола­га­ясь на ваш авто­ри­тет и на поста­нов­ле­ние сена­та, кото­рым вы при­зна­ли Дола­бел­лу вра­гом⁷, а так­же на дого­вор, кото­рый был воз­об­нов­лен с родос­ца­ми при кон­су­лах Мар­ке Мар­цел­ле и Сер­вии Суль­пи­ции⁸; на осно­ва­нии его они покля­лись счи­тать вра­га­ми тех же, кого сочтут вра­га­ми сенат и рим­ский народ. В этом я силь­но ошиб­ся: ведь я не толь­ко не уси­лил сво­его флота бла­го­да­ря их под­держ­ке, но родо­с­цы не допу­сти­ли наших сол­дат в город, гавань, к якор­ной сто­ян­ке, рас­по­ло­жен­ной вне горо­да, лиши­ли их под­во­за, нако­нец, воды, а я сам был с трудом при­нят с малым чис­лом неболь­ших кораб­лей. Это бес­че­стие и ума­ле­ние не толь­ко наше­го пра­ва, но так­же вели­че­ства и вла­сти рим­ско­го наро­да мы пере­нес­ли пото­му, что узна­ли из пере­хва­чен­но­го пись­ма, что Дола­бел­ла, если бы он поте­рял надеж­ду на Сирию и Еги­пет, что было неиз­беж­но, готов сесть на кораб­ли со все­ми сво­и­ми раз­бой­ни­ка­ми и все­ми день­га­ми и напра­вить­ся в Ита­лию; что поэто­му так­же его флот сте­ре­жет стя­ну­тые в Ликии гру­зо­вые кораб­ли, из кото­рых ни один не вме­щал мень­ше двух тысяч амфор⁹.

3. Напу­ган­ный этим, отцы-сена­то­ры, я пред­по­чел вытер­петь неспра­вед­ли­во­сти и, даже с поно­ше­ни­ем для нас, испро­бо­вать всё. И вот, впу­щен­ный по их жела­нию в город и в их сенат, я со всей настой­чи­во­стью, с какой толь­ко мог, защи­щал дело государ­ства и объ­яс­нил всю опас­ность, какая воз­ник­ла бы, если бы тот раз­бой­ник¹⁰ со все­ми сво­и­ми сел на кораб­ли. Но я заме­тил, что под­лость родо­с­цев так вели­ка, что они склон­ны счи­тать более силь­ны­ми всех, но толь­ко не чест­ных; что они неохот­но верят, что это согла­сие и спло­че­ние всех сосло­вий для защи­ты сво­бо­ды состо­я­лось; что они даже теперь уве­ре­ны в том, что тер­пе­ние сена­та и всех чест­ных про­дол­жа­ет­ся¹¹ и что никто не мог осме­лить­ся при­знать Дола­бел­лу вра­гом; сло­вом, все то, что вымыш­ля­ли бес­чест­ные, они нахо­дят более соот­вет­ст­ву­ю­щим истине, неже­ли то, что поис­ти­не про­изо­шло и на что мы ука­зы­ва­ли.

4. С эти­ми взгляда­ми, даже до наше­го при­бы­тия, после позор­ней­ше­го убий­ства Тре­бо­ния и после про­чих столь­ких и столь пре­ступ­ных дея­ний, к Дола­бел­ле выеха­ло два их посоль­ства и при­том в отступ­ле­ние от обще­при­ня­то­го, вопре­ки их соб­ст­вен­ным зако­нам, несмот­ря на запрет со сто­ро­ны тех, кто тогда был долж­ност­ны­ми лица­ми¹². С эти­ми взгляда­ми (либо, как они не раз гово­ри­ли, в стра­хе за зем­ли, кото­ры­ми они вла­де­ют на мате­ри­ке¹³, либо в безу­мии, либо вслед­ст­вие могу­ще­ства немно­гих, кото­рые и ранее под­верг­ли тако­му же поно­ше­нию досто­слав­ных мужей¹⁴ и теперь отно­сят­ся так к важ­ней­шим долж­ност­ным лицам) они не захо­те­ли, хотя лег­ко мог­ли бы сде­лать это, — без при­ме­ра в про­шлом и без пово­да с нашей сто­ро­ны — устра­нить опас­ность, угро­жав­шую нам, при­сут­ст­во­вав­шим, а так­же опас­ность, угро­жав­шую Ита­лии и наше­му горо­ду, если бы тот бра­то­убий­ца¹⁰, будучи выгнан из Азии и Сирии, напра­вил­ся со сво­и­ми раз­бой­ни­ка­ми на кораб­лях в Ита­лию.

5. Неко­то­рым вну­ша­ли подо­зре­ние даже сами долж­ност­ные лица — в том, что они задер­жа­ли нас и меш­ка­ли, пока флоту Дола­бел­лы не будет сооб­ще­но о нашем при­бы­тии. После­до­вав­шие собы­тия несколь­ко уси­ли­ли это подо­зре­ние; более все­го — то, что лега­ты Дола­бел­лы Секст Марий и Гай Тиций неожи­дан­но выеха­ли из Ликии, поки­нув флот, и бежа­ли на воен­ном кораб­ле, оста­вив гру­зо­вые, на сбор кото­рых они затра­ти­ли нема­ло вре­ме­ни и труда. Поэто­му, когда мы при­бы­ли с Родо­са в Ликию с теми кораб­ля­ми, кото­ры­ми мы рас­по­ла­га­ли, мы ото­бра­ли гру­зо­вые кораб­ли и воз­вра­ти­ли их вла­дель­цам и в то же вре­мя пере­ста­ли боять­ся, что Дола­бел­ла смо­жет при­быть в Ита­лию со сво­и­ми раз­бой­ни­ка­ми, чего мы опа­са­лись боль­ше все­го; обра­тив­ший­ся в бег­ство флот мы пре­сле­до­ва­ли до самой Сиды¹⁵, кото­рая явля­ет­ся самой отда­лен­ной частью моей про­вин­ции¹⁶.

6. Там я узнал, что часть кораб­лей Дола­бел­лы рас­се­я­лась, про­чие устре­ми­лись в Сирию и к Кипру. После того как они были разо­гна­ны, я, зная, что огром­ный флот Гая Кас­сия¹⁷, выдаю­ще­го­ся граж­да­ни­на и вое­на­чаль­ни­ка, появит­ся в Сирии, вер­нул­ся к сво­им обя­зан­но­стям и я при­ло­жу ста­ра­ния, чтобы дока­зать вам, отцы-сена­то­ры, и государ­ству свое рве­ние и забот­ли­вость; день­ги же я собе­ру в воз­мож­но боль­шем коли­че­стве и воз­мож­но быст­рее и при­шлю вам со все­ми отче­та­ми. Если я про­еду по про­вин­ции и узнаю, кто дока­зал свою вер­ность мне и государ­ству сохра­не­ни­ем денег, сдан­ных мной на хра­не­ние, и кто, по доб­рой воле пре­ступ­но пере­да­вая государ­ст­вен­ные сред­ства, в свя­зи с этой услу­гой стал соучаст­ни­ком Дола­бел­лы в пре­ступ­ле­ни­ях, я сооб­щу вам. Что каса­ет­ся их — если вы при­зна­е­те нуж­ным, если вы, как они того заслу­жи­ли, при­ме­те стро­гое реше­ние и под­кре­пи­те меня сво­им авто­ри­те­том, то я лег­че смо­гу и взыс­кать остав­ши­е­ся нало­ги и сохра­нить взыс­кан­ное. Тем вре­ме­нем, чтобы мне было лег­че охра­нять поступ­ле­ния от нало­гов и защи­щать про­вин­цию от обид, я под­гото­вил необ­хо­ди­мый отряд доб­ро­воль­цев.