НРАВСТВЕННЫЕ ПИСЬМА К ЛУЦИЛИЮ

ПИСЬМО XXXV

Сене­ка при­вет­ст­ву­ет Луци­лия!

(1) Упра­ши­вая тебя быть усерд­ней в заня­ти­ях, я хло­по­чу о себе. Мне хочет­ся иметь дру­га, но если ты не ста­нешь и даль­ше обра­зо­вы­вать себя так же, как вна­ча­ле, то дру­гом моим не смо­жешь быть и не будешь. Покуда же ты любишь меня, но дру­гом еще не стал. — «Как так? Раз­ве это не одно и то же?» — Нет, и раз­ни­ца тут вели­ка. Друг все­гда любит, но кто любит, тот не все­гда друг. Пото­му что друж­ба при­но­сит толь­ко поль­зу, а любовь ино­гда и вред. Так совер­шен­ст­вуй­ся хотя бы ради того, чтобы научить­ся любить. (2) И спе­ши, если ты стре­мишь­ся к совер­шен­ству ради меня, не то выучишь­ся для дру­го­го. А я уже зара­нее пред­вку­шаю пло­ды, вооб­ра­жая, как мы будем жить душа в душу, как те силы, что ухо­дят у меня с воз­рас­том, воз­вра­ща­ют­ся ко мне от тебя, хоть ты и нена­мно­го млад­ше. (3) Но я хочу испы­тать эту радость не толь­ко в меч­тах. И в раз­лу­ке те, кого мы любим, при­но­сят нам радость, но толь­ко неболь­шую и недол­гую. Быть рядом, видеть, гово­рить — вот живое наслаж­де­ние, осо­бен­но если встре­ча­ешь не толь­ко того, кого хочешь, но и таким, каким хочешь. Сде­лай мне самый боль­шой пода­рок — пода­ри само­го себя!¹ А чтобы стать еще усерд­нее, вспо­ми­най, что ты смер­тен, а я стар. (4) Спе­ши же ко мне, но преж­де — к себе само­му. Совер­шен­ст­вуй­ся и боль­ше все­го заботь­ся о том, чтобы быть вер­ным само­му себе. Вся­кий раз как захо­чешь про­ве­рить, сде­ла­но ли что-нибудь, взгля­ни, хочешь ли ты сего­дня того, чего и вче­ра. Пере­ме­на жела­ний дока­зы­ва­ет, что душа носит­ся по вол­нам, появ­ля­ясь то там, то тут, — куда при­го­нит ветер. Все, что сто­ит на проч­ном осно­ва­нии, непо­ко­ле­би­мо. Это доступ­но достиг­ше­му совер­шен­ной муд­ро­сти, а отча­сти и тому, кто с успе­хом в ней совер­шен­ст­ву­ет­ся. В чем меж­ду ними раз­ни­ца? — Вто­рой еще в дви­же­нии, он хоть не меня­ет места, но колеб­лет­ся, а пер­вый недви­жим. Будь здо­ров!