История Рима от основания города

Книга XL, гл. 8

8. (1) На сле­дую­щий день, как толь­ко появи­лась воз­мож­ность обра­тить­ся к отцу, Пер­сей с взвол­но­ван­ным выра­же­ни­ем лица вошел во дво­рец и мол­ча встал поодаль от Филип­па, но у него на виду. (2) Когда отец спро­сил его: «Как здо­ро­вье?» — и осве­до­мил­ся, чем он рас­стро­ен, Пер­сей отве­тил: «Радуй­ся хотя бы тому, что я жив. Уже не тай­ны­ми коз­ня­ми гро­зит мне брат. Ночью он при­хо­дил с воору­жен­ны­ми людь­ми меня убить, и лишь сте­ны и запер­тая дверь спас­ли меня от его яро­сти». (3) Вну­шив отцу страх, сме­шан­ный с изум­ле­ни­ем, Пер­сей доба­вил: «Если ты захо­чешь меня выслу­шать, я могу пред­ста­вить дока­за­тель­ства». (4) Филипп ска­зал, что он, конеч­но же, выслу­ша­ет его, и при­ка­зал тут же вызвать Демет­рия. Кро­ме того, он при­гла­сил двух сво­их дру­зей и совет­ни­ков, Лиси­ма­ха и Оно­ма­ста, непри­част­ных к сопер­ни­че­ству моло­дых людей, пото­му что теперь они ред­ко быва­ли во двор­це. (5) В ожи­да­нии дру­зей Филипп про­ха­жи­вал­ся, погру­жен­ный в глу­бо­кое разду­мье, а Пер­сей сто­ял поодаль. (6) Когда было доло­же­но, что все при­шли, Филипп уда­лил­ся с дру­зья­ми во внут­рен­ние покои, сопро­вож­дае­мый дву­мя тело­хра­ни­те­ля­ми. Каж­до­му из сыно­вей Филипп раз­ре­шил взять с собой трех без­оруж­ных сопро­вож­даю­щих. (7) Заняв свое место, Филипп начал речь:

«Вот сижу я, несчаст­ней­ший отец, судьею меж двух сыно­вей — обви­ни­те­лем и обви­ня­е­мым в деле о бра­то­убий­стве, чтобы, к мое­му позо­ру, обна­ру­жить сре­ди род­ных детей либо кле­вет­ни­ка, либо пре­ступ­ни­ка. (8) Уже и рань­ше стра­шил­ся я этой надви­гав­шей­ся бури, когда видел вовсе не брат­ские выра­же­ния ваших лиц, когда слы­шал неко­то­рые ваши речи. (9) Но ино­гда я все же наде­ял­ся, что зло­ба ваша угаснет и вы осво­бо­ди­тесь от подо­зре­ний. Ведь даже наро­ды, сло­жив ору­жие, дого­ва­ри­ва­ют­ся меж­ду собой, и недру­ги мирят­ся. (10) Когда-нибудь, дума­лось мне, вы вспом­ни­те о вашем род­стве, о том, как друж­ны вы были в дет­стве, о тех настав­ле­ни­ях, нако­нец, что я давал вам, да, боюсь, не в глу­хие ли уши пел! (11) Сколь­ко раз при­во­дил я вам при­ме­ры враж­ды меж­ду бра­тья­ми и рас­ска­зы­вал о страш­ных ее послед­ст­ви­ях, когда бра­тья без­воз­врат­но губи­ли себя, свое потом­ство, свои дома и цар­ства¹⁵. с.364 (12) При­во­дил и дру­гие при­ме­ры — отрад­ные: соглас­ное сотруд­ни­че­ство двух лакеде­мон­ских царей, бла­готвор­ное на про­тя­же­нии веков как для них самих, так и для их отчиз­ны. (13) И это же самое государ­ство погиб­ло, когда вошло в обы­чай каж­до­му из них доби­вать­ся тира­ни­че­ской вла­сти. (14) А вот бра­тья Эвмен и Аттал, начав со столь мало­го, что их царя­ми-то назвать было стыд­но, не чем иным, как брат­ским еди­но­ду­ши­ем при­ве­ли свое цар­ство к тому, что оно срав­ня­лось с моим, с Антиохо­вым, да и с любым тепе­реш­ним цар­ст­вом¹⁶. (15) Не обхо­дил при­ме­ра­ми я и рим­лян, рас­ска­зы­вая вам о том, что видел и слы­шал: о вое­вав­ших со мной Тите и Луции Квинк­ци­ях, о победив­ших Антио­ха Пуб­лии и Луции Сци­пи­о­нах, об отце их и дяде, посто­ян­но еди­но­душ­ных в жиз­ни и соеди­нен­ных друг с дру­гом и смер­тью. (16) Но, вид­но, мои рас­ска­зы о зло­де­я­ни­ях и зло­сча­стье одних, о здра­во­мыс­лии и бла­го­ден­ст­вии дру­гих не смог­ли вас обра­зу­мить и отвра­тить от безум­ных раздо­ров. (17) Еще живу я, еще дышу, а вы уже, питая нече­сти­вые надеж­ды и стрем­ле­ния, рас­пре­де­ли­ли наслед­ство. (18) Вы хоти­те, чтобы я жил лишь до тех пор, когда я, пере­жив одно­го из вас, остав­лю дру­го­го бес­спор­ным царем. Ни бра­та, ни отца тер­петь вы не може­те. Нет для вас ниче­го доро­го­го, ниче­го свя­то­го. Вме­сто все­го — нена­сыт­ная жаж­да одной толь­ко цар­ской вла­сти. (19) Гово­ри­те ж, оскорб­ляй­те отцов­ский слух, сопер­ни­чай­те в обви­не­ни­ях, вы, гото­вые сопер­ни­чать уже и ору­жи­ем. Гово­ри­те откры­то хоть прав­ду, если вы на это спо­соб­ны, хоть ложь, если она вам угод­нее. (20) Ныне я слу­шаю вас, а впредь буду глух к тай­ным наго­во­рам друг на дру­га». Когда он про­из­нес все это, кипя от гне­ва, у всех на гла­зах навер­ну­лись сле­зы, и дол­го сто­я­ло горест­ное мол­ча­ние.