История Рима от основания города

Книга XL

т. III, с. 359 1. (1) В нача­ле сле­дую­ще­го года [182 г.] кон­су­лы и пре­то­ры жере­бьев­кой рас­пре­де­ли­ли меж­ду собой обя­зан­но­сти. Кон­су­лам, впро­чем, нече­го было и назна­чать, кро­ме толь­ко Лигу­рии. Город­ская пре­ту­ра выпа­ла Мар­ку Огуль­нию Гал­лу, судеб­ные дела с чуже­зем­ца­ми — Мар­ку Вале­рию. (2) Ближ­няя Испа­ния доста­лась Квин­ту Фуль­вию Флак­ку, Даль­няя — Пуб­лию Ман­лию, Луций Цеци­лий Дентр полу­чил Сици­лию, Гай Терен­ций Ист­ра — Сар­ди­нию. Кон­су­лам было при­ка­за­но занять­ся набо­ром вой­ска. (3) Квинт Фабий еще преж­де напи­сал из Лигу­рии, что апу­а­ны склон­ны к вос­ста­нию и мож­но опа­сать­ся напа­де­ния на Пизан­скую область. (4) Об Испа­ни­ях было извест­но, что в Ближ­ней тоже идет вой­на и там сра­жа­ют­ся с кельт­ибе­ра­ми, а в Даль­ней из-за дол­гой болез­ни пре­то­ра порядок в вой­сках рас­стро­ен без­дей­ст­ви­ем и рас­пут­ст­вом. (5) Пото­му-то и было реше­но набрать новые вой­ска: четы­ре леги­о­на для дей­ст­вий в Лигу­рии, в каж­дом по пять тысяч две­сти пехо­тин­цев и по три­ста кон­ни­ков; к леги­о­нам добав­ле­ны были пят­на­дцать тысяч пехоты и восемь­сот кон­ни­ков из латин­ских союз­ни­ков — это и долж­но было соста­вить два кон­суль­ских вой­ска. (6) Кро­ме того, было при­ка­за­но набрать семь тысяч пехо­тин­цев и четы­ре­ста кон­ни­ков из латин­ских союз­ни­ков и послать их в Гал­лию Мар­ку Мар­цел­лу, кото­ро­му после кон­суль­ства власть была про­дле­на. (7) Для обе­их Испа­ний при­ка­за­но было набрать четы­ре тыся­чи пехо­тин­цев и две­сти всад­ни­ков из рим­ских граж­дан, а так­же семь тысяч пехо­тин­цев и три­ста кон­ни­ков из союз­ни­ков. (8) Квин­ту Фабию Лабео­ну было остав­ле­но его вой­ско в Лигу­рии, а власть тоже была про­дле­на на год.

2. (1) Вес­на в тот год была бур­ная. Нака­нуне Пари­лий¹ око­ло полу­дня под­ня­лась страш­ная буря и при­чи­ни­ла боль­шой ущерб хра­мам и про­чим зда­ни­ям. Буря эта пова­ли­ла брон­зо­вые ста­туи на Капи­то­лии, (2) а дверь хра­ма Лу́ны, что на Авен­тине, сорва­ла, унес­ла и при­ва­ли­ла к зад­ней стене хра­ма Цере­ры². В Боль­шом цир­ке она опро­ки­ну­ла дру­гие ста­туи вме­сте с колон­на­ми, на кото­рых они сто­я­ли, (3) а с несколь­ких хра­мов сорва­ла и раз­ме­та­ла кров­лю. Такая буря была сочте­на зна­ме­ни­ем, и гаруспи­ки при­ка­за­ли при­не­сти очи­сти­тель­ные жерт­вы. (4) Заод­но были при­не­се­ны жерт­вы и по дру­гим пово­дам: при­шло изве­стие, что в Реа­те родил­ся трех­но­гий мул, а из Фор­мий сооб­щи­ли, что мол­ния уда­ри­ла в храм Апол­ло­на в Кай­е­те³. По слу­чаю этих зна­ме­ний были при­не­се­ны в жерт­ву два­дцать взрос­лых живот­ных и устро­е­но одно­днев­ное молеб­ст­вие.

(5) В эти дни из пись­ма про­пре­то­ра Авла Терен­ция ста­ло извест­но, что в Даль­ней Испа­нии умер Пуб­лий Сем­п­ро­ний, болев­ший с.360 уже более года. Поэто­му пре­то­рам было при­ка­за­но пото­ро­пить­ся с отъ­ездом в Испа­нию.

(6) Затем сенат при­нял замор­ские посоль­ства, сна­ча­ла от царей Эвме­на и Фар­на­ка⁴, а затем от родо­с­цев, жало­вав­ших­ся на раз­гром Сино­пы. (7) В это же вре­мя при­бы­ли послы Филип­па, а так­же ахей­цев и лакеде­мо­нян. Сенат отве­тил им, пред­ва­ри­тель­но выслу­шав Мар­ция, кото­рый был послан озна­ко­мить­ся с обста­нов­кой в Гре­ции и Македо­нии⁵. (8) Царям Азии и родос­цам был дан ответ, что сенат напра­вит послов, чтобы озна­ко­мить­ся с их дела­ми.

3. (1) Насчет же Филип­па бес­по­кой­ство после Мар­ци­е­вой речи уси­ли­лось, ибо доло­же­но было, что Филипп хоть и выпол­ня­ет рас­по­ря­же­ния сена­та, но вид­но, что делать это он будет не долее, чем сочтет нуж­ным. (2) Было ясно, что он соби­ра­ет­ся воз­об­но­вить вой­ну, и все, что он тогда делал и гово­рил, вело к это­му. (3) Почти всех граж­дан при­мор­ских горо­дов он уже пере­се­лил с семья­ми в область, кото­рая ныне зовет­ся Эма­ти­ей, а преж­де назы­ва­лась Пео­ни­ей⁶, (4) горо­да же пере­дал для засе­ле­ния фра­кий­цам и дру­гим вар­ва­рам, пола­гая, что люди из этих пле­мен будут надеж­нее в войне с Римом. (5) Эта мера вызва­ла небы­ва­лый ропот по всей Македо­нии, и толь­ко немно­гие из остав­ляв­ших вме­сте с жена­ми и детьми свои оча­ги сно­си­ли горе мол­ча: у про­чих нена­висть побеж­да­ла страх, и из отправ­ля­ю­щих­ся в доро­гу толп слыш­ны были про­кля­тья царю. (6) От это­го он почти обе­зу­мел и стал подо­зре­вать всех и вся, (7) а в кон­це кон­цов откры­то стал гово­рить, что ока­жет­ся в без­опас­но­сти, толь­ко если и дети тех, кого он каз­нил, будут взя­ты под стра­жу один за одним и пере­би­ты⁷.

4. (1) Такая жесто­кость, и без того отвра­ти­тель­ная, пред­ста­ла еще более гнус­ной из-за горь­кой уча­сти одно­го семей­ства. (2) Еще за мно­го лет до того Филипп каз­нил Геро­ди­ка, знат­но­го фес­са­лий­ца, а впо­след­ст­вии умерт­вил и его зятьев. Оста­лись вдов­ст­ву­ю­щие доче­ри, у кото­рых было по мало­лет­не­му сыну. (3) Зва­ли этих жен­щин Фео­к­се­на и Архо. Фео­к­се­на отверг­ла заму­же­ство, хотя мно­гие к ней и сва­та­лись, (4) Архо же вышла за неко­е­го Порида, знат­но­го мужа из пле­ме­ни эни­а­нов⁸, и, родив от него несколь­ких детей, умер­ла, оста­вив их еще малы­ми. (5) Тогда Фео­к­се­на, чтобы вырас­тить детей сест­ры, сама вышла за Порида и ста­ла забо­тить­ся обо всех детях, как о соб­ст­вен­ных. (6) Узнав­ши о цар­ском при­ка­зе взять под стра­жу детей каз­нен­ных, она, сочтя, что они ста­нут жерт­вой над­ру­га­тельств не толь­ко царя, но и стра­жей, реши­лась на страш­ное дело и осме­ли­лась даже ска­зать, (7) что луч­ше она сво­ей рукою лишит их жиз­ни, чем допу­стит, чтобы они попа­ли во власть Филип­па. (8) От таких слов Порид при­шел в ужас и ска­зал, что пере­пра­вит детей в Афи­ны к надеж­ным людям, сво­им госте­при­им­цам, и что он сам будет сопро­вож­дать их в бег­стве. (9) Они отправ­ля­ют­ся из Фес­са­ло­ни­ки в Энею⁹ на еже­год­ное тор­же­ст­вен­ное жерт­во­при­но­ше­ние в честь Энея, осно­ва­те­ля горо­да¹⁰. (10) Про­ведя день за празд­нич­ным пиром, они после полу­но­чи, когда все усну­ли, под­ни­ма­ют­ся на при­готов­лен­ный Поридом корабль, буд­то бы с.361 соби­ра­ясь вер­нуть­ся в Фес­са­ло­ни­ку; на самом же деле заду­ма­но было пере­пра­вить­ся на Евбею. (11) Одна­ко тщет­но пыта­лись они пре­одо­леть встреч­ный ветер, и рас­свет застиг их невда­ле­ке от бере­га. Охра­няв­шие гавань цар­ские люди высла­ли быст­ро­ход­ный лег­кий корабль, чтобы воз­вра­тить их суд­но, стро­го при­ка­зав без него не воз­вра­щать­ся. (12) Пре­сле­до­ва­те­ли уже при­бли­жа­лись, и Порид то изо всех сил вооду­шев­лял греб­цов и мат­ро­сов, то, про­сти­рая руки к небу, молил богов о помо­щи. (13) Меж­ду тем без­жа­лост­ная жен­щи­на, вер­нув­шись к заду­ман­но­му, раз­во­дит в чаше яд и выни­ма­ет мечи. Поста­вив их на виду, она ска­за­ла: «Толь­ко смерть — наша изба­ви­тель­ни­ца. (14) Вот доро­ги к смер­ти; кому какая бли­же, по той и беги­те от цар­ско­го про­из­во­ла. Давай­те, юно­ши мои, сна­ча­ла стар­шие: бери­те клин­ки либо глотай­те из чаши, если мед­лен­ная смерть вам угод­нее». Фео­к­се­на была пол­на реши­мо­сти выпол­нить свой замы­сел, а вра­ги уже были рядом. (15) И дети пре­да­ли себя смер­ти. Еще полу­жи­вы­ми их сбро­си­ли с кораб­ля; а мать, обняв­ши мужа — сво­его спут­ни­ка в смер­ти, сама бро­си­лась в море. Опу­стев­ший корабль достал­ся цар­ским слу­жи­те­лям¹¹.

5. (1) Жесто­кость соде­ян­но­го еще силь­ней разо­жгла пла­мя нена­ви­сти к царю, — теперь уже всюду про­кли­на­ли его само­го и детей его. И про­кля­тия эти вско­ре услы­ша­ны были бога­ми, обра­тив сви­ре­пость царя на соб­ст­вен­ное его потом­ство. (2) Было так: Пер­сей, видя, что его брат Демет­рий все боль­ше снис­ки­ва­ет рас­по­ло­же­ние и ува­же­ние македо­нян и милость рим­лян, решил, что толь­ко пре­ступ­ле­ние сохра­нит ему надеж­ду на цар­ство, и на это напра­вил все свои помыс­лы. (3) Одна­ко, с бабьей сво­ей душой, он не пола­гал себя само­го доста­точ­но силь­ным, чтобы осу­ще­ст­вить свой замы­сел, и стал неяс­ны­ми реча­ми пооди­ноч­ке испы­ты­вать отцов­ских дру­зей. (4) Пона­ча­лу неко­то­рые из них дела­ли вид, что с воз­му­ще­ни­ем отвер­га­ют такие про­ис­ки, посколь­ку свя­зы­ва­ли с Демет­ри­ем боль­ше надежд. (5) Но потом, видя рас­ту­щую со дня на день нена­висть Филип­па к рим­ля­нам, кото­рой Пер­сей спо­соб­ст­во­вал, а Демет­рий изо всех сил про­ти­вил­ся, дру­зья отца, пред­чув­ст­вуя неиз­беж­ную гибель юно­ши, остав­ляв­ше­го без вни­ма­ния коз­ни бра­та, реша­ют помо­гать неми­ну­е­мо­му буду­ще­му и под­дер­жи­вать силь­ней­шую сто­ро­ну, а пото­му при­со­еди­ня­ют­ся к Пер­сею. (6) Отло­жив­ши на вре­мя осу­щест­вле­ние про­чих замыс­лов, пока что они начи­на­ют вся­че­ски настра­и­вать царя про­тив рим­лян, все­ми сила­ми под­тал­ки­вать его к войне, к кото­рой он и сам уже скло­нял­ся душою. (7) При этом они, чтобы Демет­рий пред­став­лял­ся царю все более подо­зри­тель­ным, нароч­но пере­во­ди­ли раз­го­во­ры на то, что дела­ет­ся у рим­лян; одни осме­и­ва­ли нра­вы их и обы­чаи, дру­гие — их дея­ния, третьи — облик само­го горо­да, еще не укра­шен­но­го ни обще­ст­вен­ны­ми, ни част­ны­ми зда­ни­я­ми, чет­вер­тые — како­го-нибудь вид­но­го рим­ля­ни­на. (8) А неосто­рож­ный юно­ша как по люб­ви сво­ей к рим­ля­нам¹², так и из сопер­ни­че­ства с бра­том ста­рал­ся все это защи­тить и тем делал себя подо­зри­тель­ным для отца и уяз­ви­мым для доно­сов. (9) Поэто­му отец не посвя­щал Демет­рия ни в какие свои с.362 наме­ре­ния отно­си­тель­но Рима, а, цели­ком обо­ро­тив­шись к Пер­сею, днем и ночью вына­ши­вал с ним все свои замыс­лы. (10) Слу­чи­лось так, что в это вре­мя воз­вра­ти­лись люди, кото­рых царь посы­лал к бастар­нам¹³ за помо­щью, и они при­ве­ли с собою оттуда знат­ных юно­шей, неко­то­рых даже цар­ско­го рода, и один из них обе­щал свою сест­ру в жены сыну Филип­па. Союз с этим наро­дом вдох­нул в царя уве­рен­ность. (11) И тогда Пер­сей ска­зал: «Что в том поль­зы? Не столь­ко защи­ты обе­ща­ет нам помощь извне, сколь­ко опас­но­сти — внут­рен­няя изме­на. (12) Пусть не пре­да­тель, но лазут­чик несо­мнен­но нахо­дит­ся сре­ди нас. Подер­жав его залож­ни­ком в Риме, рим­ляне нам вер­ну­ли его тело, но душу его оста­ви­ли у себя. (13) К нему при­ко­ва­ны взо­ры почти всех македо­нян, уве­рен­ных, что толь­ко постав­лен­ный рим­ля­на­ми царь будет ими пра­вить». (14) Такие речи тре­во­жи­ли боль­ной ум ста­ри­ка, и он впи­ты­вал их душою, хотя не пока­зы­вал это­го.

6. (1) Тут как раз при­шло вре­мя вой­ско­во­го смот­ра, кото­рый про­ис­хо­дит по тако­му обряду: голо­ву раз­руб­лен­ной надвое соба­ки вме­сте с пере­д­ней частью туло­ви­ща кла­дут по пра­вую сто­ро­ну доро­ги, а зад­нюю часть с внут­рен­но­стя­ми — по левую. (2) Меж­ду поло­ви­на­ми жерт­вен­но­го живот­но­го про­во­дят воору­жен­ное вой­ско. Впе­ре­ди несут про­слав­лен­ное ору­жие всех македон­ских царей от само­го нача­ла цар­ства. (3) Далее сле­ду­ет сам царь с детьми, за ним — цар­ский отряд и тело­хра­ни­те­ли, а замы­ка­ет шест­вие осталь­ное вой­ско.

(4) Бок о бок с Филип­пом шли моло­дые люди — его сыно­вья: Пер­сей, кото­ро­му шел уже трид­ца­тый год, и Демет­рий, пятью года­ми моло­же. Пер­вый был в пол­ной силе юно­сти, вто­рой в ее цве­ту, и они явля­ли бы собой достой­ное потом­ство счаст­ли­во­го отца, будь тот в здра­вом уме. (5) На смот­рах был обы­чай: после свя­щен­но­дей­ст­вия вой­ско пере­стра­и­ва­лось и, разде­лив­шись надвое, схо­ди­лось, изо­бра­жая бит­ву. (6) Царе­ви­чи были назна­че­ны коман­дую­щи­ми в этом потеш­ном сра­же­нии. Одна­ко дело вышло нешу­точ­ное: отряды схва­ти­лись так, как буд­то бились за цар­ство, и мно­го ране­ний было нане­се­но пал­ка­ми¹⁴, так что для насто­я­ще­го боя недо­ста­ва­ло толь­ко мечей. (7) Поло­ви­на вой­ска, кото­рой коман­до­вал Демет­рий, намно­го пре­взо­шла дру­гую. Хотя Пер­сей сокру­шал­ся о пора­же­нии, его рас­суди­тель­ные дру­зья были доволь­ны, гово­ря, что этот слу­чай еще будет пово­дом обви­нить Демет­рия.

7. (1) В тот же день каж­дый из бра­тьев устро­ил свой пир для быв­ших с ним в потеш­ном сра­же­нии това­ри­щей, посколь­ку на при­гла­ше­ние Демет­рия к сов­мест­но­му пиру Пер­сей отве­тил отка­зом. (2) Бога­тое уго­ще­ние по слу­чаю празд­ни­ка и свой­ст­вен­ное моло­до­сти весе­лье скло­ни­ли обо­их бра­тьев к обиль­ной выпив­ке. (3) На пирах вспо­ми­на­ли подроб­но­сти потеш­ной бит­вы, вышу­чи­ва­ли про­тив­ни­ков и даже коман­дую­щих. (4) Один из сотра­пез­ни­ков Пер­сея, послан­ный под­слу­ши­вать, что гово­рят у Демет­рия, неосто­рож­но попал­ся на гла­за его моло­дым людям, как раз вышед­шим из три­кли­ния, был ими схва­чен и избит. (5) Не знав­ший об этом Демет­рий ска­зал: «Поче­му бы нам не про­дол­жить пир у бра­та? Если гнев с.363 его после сра­же­ния еще не про­шел, попро­бу­ем унять его нашим про­сто­ду­ши­ем и весе­ло­стью». (6) Идти изъ­яви­ли жела­ние все, кро­ме моло­дых людей, кото­рые опа­са­лись быть нака­зан­ны­ми за изби­е­ние согляда­тая; посколь­ку же Демет­рий и их пота­щил с собой, они спря­та­ли под одеж­дой ору­жие, чтобы при слу­чае защи­тить­ся. (7) Но в меж­до­усо­би­це нету тайн: оба дома были пол­ны согляда­та­ев и пре­да­те­лей. К Пер­сею поспе­шил донос­чик с изве­сти­ем, что с Демет­ри­ем идут чет­ве­ро воору­жен­ных юно­шей. (8) Хотя было ясно, в чем дело — Пер­сей уже знал, что эти моло­дые люди изби­ли его сотра­пез­ни­ка, — но, чтобы очер­нить бра­та, он при­ка­зал запе­реть две­ри и стал из верх­них окон гнать кри­ком гуляк от две­рей, слов­но они яви­лись его убить. (9) Наткнув­шись на запер­тую дверь, раз­го­ря­чен­ный вином Демет­рий гром­ко закри­чал от обиды и, ни о чем не подо­зре­вая, вер­нул­ся к себе на пир.

8. (1) На сле­дую­щий день, как толь­ко появи­лась воз­мож­ность обра­тить­ся к отцу, Пер­сей с взвол­но­ван­ным выра­же­ни­ем лица вошел во дво­рец и мол­ча встал поодаль от Филип­па, но у него на виду. (2) Когда отец спро­сил его: «Как здо­ро­вье?» — и осве­до­мил­ся, чем он рас­стро­ен, Пер­сей отве­тил: «Радуй­ся хотя бы тому, что я жив. Уже не тай­ны­ми коз­ня­ми гро­зит мне брат. Ночью он при­хо­дил с воору­жен­ны­ми людь­ми меня убить, и лишь сте­ны и запер­тая дверь спас­ли меня от его яро­сти». (3) Вну­шив отцу страх, сме­шан­ный с изум­ле­ни­ем, Пер­сей доба­вил: «Если ты захо­чешь меня выслу­шать, я могу пред­ста­вить дока­за­тель­ства». (4) Филипп ска­зал, что он, конеч­но же, выслу­ша­ет его, и при­ка­зал тут же вызвать Демет­рия. Кро­ме того, он при­гла­сил двух сво­их дру­зей и совет­ни­ков, Лиси­ма­ха и Оно­ма­ста, непри­част­ных к сопер­ни­че­ству моло­дых людей, пото­му что теперь они ред­ко быва­ли во двор­це. (5) В ожи­да­нии дру­зей Филипп про­ха­жи­вал­ся, погру­жен­ный в глу­бо­кое разду­мье, а Пер­сей сто­ял поодаль. (6) Когда было доло­же­но, что все при­шли, Филипп уда­лил­ся с дру­зья­ми во внут­рен­ние покои, сопро­вож­дае­мый дву­мя тело­хра­ни­те­ля­ми. Каж­до­му из сыно­вей Филипп раз­ре­шил взять с собой трех без­оруж­ных сопро­вож­даю­щих. (7) Заняв свое место, Филипп начал речь:

«Вот сижу я, несчаст­ней­ший отец, судьею меж двух сыно­вей — обви­ни­те­лем и обви­ня­е­мым в деле о бра­то­убий­стве, чтобы, к мое­му позо­ру, обна­ру­жить сре­ди род­ных детей либо кле­вет­ни­ка, либо пре­ступ­ни­ка. (8) Уже и рань­ше стра­шил­ся я этой надви­гав­шей­ся бури, когда видел вовсе не брат­ские выра­же­ния ваших лиц, когда слы­шал неко­то­рые ваши речи. (9) Но ино­гда я все же наде­ял­ся, что зло­ба ваша угаснет и вы осво­бо­ди­тесь от подо­зре­ний. Ведь даже наро­ды, сло­жив ору­жие, дого­ва­ри­ва­ют­ся меж­ду собой, и недру­ги мирят­ся. (10) Когда-нибудь, дума­лось мне, вы вспом­ни­те о вашем род­стве, о том, как друж­ны вы были в дет­стве, о тех настав­ле­ни­ях, нако­нец, что я давал вам, да, боюсь, не в глу­хие ли уши пел! (11) Сколь­ко раз при­во­дил я вам при­ме­ры враж­ды меж­ду бра­тья­ми и рас­ска­зы­вал о страш­ных ее послед­ст­ви­ях, когда бра­тья без­воз­врат­но губи­ли себя, свое потом­ство, свои дома и цар­ства¹⁵. с.364 (12) При­во­дил и дру­гие при­ме­ры — отрад­ные: соглас­ное сотруд­ни­че­ство двух лакеде­мон­ских царей, бла­готвор­ное на про­тя­же­нии веков как для них самих, так и для их отчиз­ны. (13) И это же самое государ­ство погиб­ло, когда вошло в обы­чай каж­до­му из них доби­вать­ся тира­ни­че­ской вла­сти. (14) А вот бра­тья Эвмен и Аттал, начав со столь мало­го, что их царя­ми-то назвать было стыд­но, не чем иным, как брат­ским еди­но­ду­ши­ем при­ве­ли свое цар­ство к тому, что оно срав­ня­лось с моим, с Антиохо­вым, да и с любым тепе­реш­ним цар­ст­вом¹⁶. (15) Не обхо­дил при­ме­ра­ми я и рим­лян, рас­ска­зы­вая вам о том, что видел и слы­шал: о вое­вав­ших со мной Тите и Луции Квинк­ци­ях, о победив­ших Антио­ха Пуб­лии и Луции Сци­пи­о­нах, об отце их и дяде, посто­ян­но еди­но­душ­ных в жиз­ни и соеди­нен­ных друг с дру­гом и смер­тью. (16) Но, вид­но, мои рас­ска­зы о зло­де­я­ни­ях и зло­сча­стье одних, о здра­во­мыс­лии и бла­го­ден­ст­вии дру­гих не смог­ли вас обра­зу­мить и отвра­тить от безум­ных раздо­ров. (17) Еще живу я, еще дышу, а вы уже, питая нече­сти­вые надеж­ды и стрем­ле­ния, рас­пре­де­ли­ли наслед­ство. (18) Вы хоти­те, чтобы я жил лишь до тех пор, когда я, пере­жив одно­го из вас, остав­лю дру­го­го бес­спор­ным царем. Ни бра­та, ни отца тер­петь вы не може­те. Нет для вас ниче­го доро­го­го, ниче­го свя­то­го. Вме­сто все­го — нена­сыт­ная жаж­да одной толь­ко цар­ской вла­сти. (19) Гово­ри­те ж, оскорб­ляй­те отцов­ский слух, сопер­ни­чай­те в обви­не­ни­ях, вы, гото­вые сопер­ни­чать уже и ору­жи­ем. Гово­ри­те откры­то хоть прав­ду, если вы на это спо­соб­ны, хоть ложь, если она вам угод­нее. (20) Ныне я слу­шаю вас, а впредь буду глух к тай­ным наго­во­рам друг на дру­га». Когда он про­из­нес все это, кипя от гне­ва, у всех на гла­зах навер­ну­лись сле­зы, и дол­го сто­я­ло горест­ное мол­ча­ние.

9. (1) Тогда заго­во­рил Пер­сей: «Что ж, выхо­дит, надо было отво­рить ночью дверь, впу­стить воору­жен­ных гостей и под­ста­вить им гор­ло, раз толь­ко совер­шен­но­му дея­нию есть вера, и я, жерт­ва зло­де­я­ния, постав­лен на одну дос­ку с раз­бой­ни­ком и заго­вор­щи­ком! (2) Не зря люди гово­рят, отец, что у тебя толь­ко один сын — Демет­рий, а меня назы­ва­ют ублюд­ком, рож­ден­ным от налож­ни­цы. (3) Будь я дорог тебе как сын, ты раз­гне­вал­ся бы не на того, кто жалу­ет­ся на рас­кры­тый заго­вор, а на того, кто этот заго­вор замыс­лил. (4) И не ценил бы ты тогда мою жизнь так деше­во, что тебя не взвол­но­ва­ла ни мино­вав­шая меня опас­ность, ни буду­щая, гро­зя­щая мне, если этот заго­вор оста­нет­ся не пока­ран. (5) Так что, если бы необ­хо­ди­мо было уме­реть мол­ча, я бы и мол­чал, моля богов толь­ко об одном: чтобы начав­ше­е­ся с меня зло­де­я­ние на мне и кон­чи­лось, чтобы сквозь мое тело меч не вошел бы в тебя. (6) Но посколь­ку при­ро­дой устро­е­но так, что попав­ший в беду чело­век зовет на помощь людей, кото­рых нико­гда не видал, то доз­во­ле­но так же и мне позвать на помощь, когда я увидел направ­лен­ное на меня ору­жие. Пред­ставь, отец, что сре­ди ночи ты слы­шишь, как я тебя закли­наю свя­тым для меня отчим име­нем, (7) спе­шишь, про­буж­ден­ный, ко мне на помощь и заста­ешь в моей пере­д­ней в этот неуроч­ный час Демет­рия с воору­жен­ны­ми людь­ми! Что я тогда в стра­хе ска­зал бы тебе, на то жалу­юсь и наут­ро.

с.365 (8) Брат, дав­но уже мы живем друг с дру­гом не как сотра­пез­ни­ки на пирах. Любой ценою жела­ешь ты цар­ст­во­вать. Но тво­ей надеж­де меша­ет мой воз­раст, меша­ет пра­во наро­дов, меша­ет древ­ний македон­ский обы­чай, меша­ет, нако­нец, и воля отца. (9) Пре­одо­леть все это ты можешь, толь­ко про­лив мою кровь. Ты идешь на все, про­бу­ешь все. До сих пор тво­е­му зло­дей­ству пре­пят­ст­во­ва­ли то моя осто­рож­ность, то слу­чай. (10) Вче­ра на смот­ре, в уче­нье, потеш­ном бою ты устро­ил едва ли не смер­тель­ную схват­ку, и меня спас­ло от гибе­ли толь­ко то, что я стер­пел пора­же­ние сво­их. (11) После жесто­кой схват­ки, а буд­то бы брат­ских забав, ты хотел зата­щить меня на твой пир. И ты, отец, пове­ришь, что я пиро­вал бы сре­ди без­оруж­ных? Я, к кому в гости они яви­лись воору­жен­ны­ми? Пове­ришь, что мне ночью не гро­зи­ли мечи, если днем на тво­их гла­зах меня едва не уби­ли пал­ка­ми?

(12) Поче­му же, брат, ты при­шел ко мне этой ночью? Поче­му — враж­деб­ный к раз­гне­ван­но­му? Поче­му — с воору­жен­ны­ми людь­ми? Я не дове­рил­ся тебе — сотра­пез­ни­ку; неуже­ли я при­нял бы тебя, явив­ше­го­ся с меча­ми? (13) Отец, если бы две­ри мои были рас­т­во­ре­ны, не жало­бы мои слу­шал бы ты, а похо­ро­ны мои гото­вил сей­час! Я не готов­лю дело, как обви­ни­тель, не соби­раю сомни­тель­ные дово­ды. (14) Так что же? Раз­ве сме­ет сам он отри­цать, что явил­ся к моей две­ри с тол­пою или что у них было ору­жие? Я назо­ву име­на, вызо­ви их! Прав­да, осме­лив­ши­е­ся на такое могут решить­ся на все; но отпи­рать­ся они не посме­ют. (15) Если бы их, схва­чен­ных у меня в доме, я доста­вил к тебе вме­сте с ору­жи­ем, у тебя были бы несо­мнен­ные ули­ки; счи­тай же сознав­ших­ся за пой­ман­ных с полич­ным.

10. (1) Про­кли­най же, отец, стрем­ле­ние к вла­сти, взы­вай к фури­ям, мстя­щим за бра­то­убий­ство! Но дабы твои про­кля­тия не ока­за­лись сле­пы­ми, раз­бе­ри, раз­ли­чи заго­вор­щи­ка от его жерт­вы и пора­зи винов­но­го. (2) Кто соби­рал­ся убить бра­та, на того пусть и гне­ва­ют­ся оте­че­ские боги, а кто дол­жен был погиб­нуть от брат­ни­на зло­де­я­ния, пусть тому будут при­бе­жи­щем состра­да­нье и спра­вед­ли­вость отца. (3) К чему еще при­бег­нуть мне, кото­ро­му ни твое выстро­ен­ное на тор­же­ст­вен­ный смотр вой­ско, ни воен­ные игры, ни дом, ни пир, ни ночь, при­ро­дой назна­чен­ная для отды­ха, — ничто не сулит без­опас­но­сти? (4) Отправь­ся я, при­гла­шен­ный, к бра­ту — смерть, впу­сти я к себе сотра­пез­ни­ком бра­та — смерть. (5) Ни в гостях, ни дома не избе­жать мне опас­но­сти. Куда же деть­ся? Толь­ко богов, толь­ко тебя, отец, я все­гда почи­тал. У рим­лян не могу я искать убе­жи­ща: они жела­ют мне гибе­ли, пото­му что я скорб­лю о при­чи­нен­ных тебе обидах и воз­му­щен, что у тебя отня­то столь­ко горо­дов, столь­ко наро­дов, а недав­но еще и при­мо­рье Фра­кии. Пока я и ты живы, рим­ляне не наде­ют­ся овла­деть Македо­ни­ей. (6) Но если меня уне­сет в моги­лу зло­де­я­ние бра­та, а тебя — ста­рость, чего они, впро­чем, могут и не дожи­дать­ся, то они зна­ют: и македон­ский царь и его цар­ство будут при­над­ле­жать им¹⁷. Я-то думал, что если рим­ляне оста­ви­ли тебе что-нибудь вне Македо­нии, то по край­ней мере там мне най­дет­ся убе­жи­ще. (7) Ска­жут, что и в с.366 Македо­нии мне най­дет­ся защи­та. Но ты видел вче­ра, как бро­са­лись на меня вои­ны. Чего им не хва­та­ло, кро­ме ору­жия? Чего недо­ста­ва­ло днем, то сотра­пез­ни­ки бра­та доста­ли ночью. (8) Что гово­рить о боль­шей части знат­ных людей, у кото­рых все надеж­ды на поче­сти и на успех свя­за­ны с рим­ля­на­ми и еще с тем, кто может все­го добить­ся у рим­лян?! Его, пра­во сло­во, пред­по­чи­та­ют не толь­ко мне, стар­ше­му бра­ту, но едва ли и не тебе, царю и отцу! (9) Ведь это бла­го­да­ря ему рим­ский сенат про­стил тебе про­вин­но­сти¹⁸, это он и теперь защи­ща­ет тебя от рим­ско­го ору­жия, счи­тая удоб­ным, что твоя ста­рость нахо­дит­ся в долж­ни­ках и даже залож­ни­ках у его моло­до­сти. (10) За него рим­ляне, за него все горо­да, осво­бо­див­ши­е­ся от тво­ей вла­сти, за него македо­няне, радую­щи­е­ся миру, обес­пе­чен­но­му вла­стью Рима. А я? Кро­ме тебя, отец, на кого еще я могу наде­ять­ся, где укрыть­ся?

11. (1) Как ты пола­га­ешь, отец, к чему кло­нит Тит Квинк­ций в том недав­нем пись­ме¹⁹, где он тебе пишет, что ты пра­виль­но посту­пил, послав Демет­рия в Рим, и при­зы­ва­ет, чтобы ты его сно­ва туда отпра­вил, на этот раз с еще боль­шим чис­лом послов и знат­ных македо­нян? (2) Теперь Тит Квинк­ций — вдох­но­ви­тель всех замыс­лов Демет­рия и его учи­тель. От тебя, отца, Демет­рий отрек­ся — ты для него заме­щен теперь Квинк­ци­ем. С ним он и рань­ше плел свои тай­ные заго­во­ры. (3) Теперь, когда Тит Квинк­ций велел тебе послать с Демет­ри­ем боль­ше знат­ных македо­нян, они ищут испол­ни­те­лей. А ведь те, что про­сто­душ­ны­ми и неис­пор­чен­ны­ми отправ­ля­ют­ся отсюда в Рим, пола­гая, что царь их — Филипп, воз­вра­ща­ют­ся оттуда отрав­лен­ны­ми рим­ским зельем. (4) Один Демет­рий для них — всё, его они назы­ва­ют царем при живом отце. А попро­буй я воз­му­тить­ся, как тут же услы­шу о жаж­де цар­ст­во­вать — и не толь­ко от посто­рон­них, но и от тебя, отец. (5) Так вот, если это — откры­тое обви­не­ние, то я его не при­знаю. Может быть, я кого-нибудь оттес­няю, чтобы занять его место? Толь­ко один чело­век впе­ре­ди меня — мой отец, и, молю богов, пусть так будет подоль­ше! (6) Если я его пере­жи­ву (а думаю я лишь о том, как мне заслу­жить, чтобы он желал это­го сам), я цар­ство при­му по наслед­ству, будь на то его воля. (7) Жаж­дет цар­ства, зло­дей­ски жаж­дет, тот, кто спе­шит пре­сту­пить закон стар­шин­ства и при­ро­ды, нару­шить македон­ский обы­чай и пра­во наро­дов. Он дума­ет: “Поме­ха мне стар­ший брат, кото­ро­му и по пра­ву и по воле отца при­над­ле­жит цар­ство. (8) Пусть будет устра­нен! Не я пер­вый полу­чу цар­ство через бра­то­убий­ство. Остав­шись один, ста­рый отец боль­ше будет боять­ся за себя, чем помыш­лять об отмще­нии за убий­ство. Рим­ляне будут рады, они одоб­рят зло­де­я­ние и защи­тят меня”. (9) Эти надеж­ды, отец, еще не твер­дые, но уже не пустые. (10) Вот что: ты можешь отвра­тить от меня угро­зу, нака­зав тех, кто взял­ся за ору­жие, чтобы убить меня; если ж они пре­успе­ют в пре­ступ­ном замыс­ле, ты уж не смо­жешь ото­мстить за мою смерть».

12. (1) Когда Пер­сей кон­чил гово­рить, все при­сут­ст­ву­ю­щие устре­ми­ли взгляды на Демет­рия, ожи­дая его отве­та. (2) Насту­пи­ло с.367 дол­гое мол­ча­ние, и всем ста­ло ясно, что гово­рить он не может: лицо его зали­ва­ли сле­зы. Но он спра­вил­ся с вол­не­ни­ем и, когда ему при­ка­за­ли гово­рить, начал так:

(3) «Обви­ни­тель уже исполь­зо­вал все те сред­ства, какие при­над­ле­жа­ли до сих пор обви­ня­е­мым. Его под­дель­ные сле­зы, про­ли­тые ради чужой гибе­ли, сде­ла­ли мои насто­я­щие сле­зы подо­зри­тель­ны­ми. (4) С тех пор как я воз­вра­тил­ся из Рима, Пер­сей ден­но и нощ­но тай­но гото­вит со сво­и­ми людь­ми заго­во­ры, а заго­вор­щи­ком, явным раз­бой­ни­ком и убий­цей хочет пред­ста­вить меня. (5) Он запу­ги­ва­ет тебя яко­бы гро­зя­щей ему опас­но­стью, чтобы при тво­ем посред­стве погу­бить неви­нов­но­го бра­та. Затем он и гово­рит, что нету ему на све­те при­бе­жи­ща, чтобы не оста­вить мне послед­ней надеж­ды даже и на твою помощь. (6) Мое поло­же­ние чело­ве­ка затрав­лен­но­го, оди­но­ко­го, бес­по­мощ­но­го он усу­губ­ля­ет нена­вист­ной бла­го­склон­но­стью ко мне чуже­зем­цев — ско­рее пагуб­ной, чем полез­ной. Зло­на­ме­рен­ность Пер­сея вид­на уже из того, что ноч­ное про­ис­ше­ст­вие, цену кото­ро­му ты, отец, сей­час узна­ешь, он допол­ня­ет напад­ка­ми на весь мой образ жиз­ни. (7) И это бес­поч­вен­ное обви­не­ние моих надежд, жела­ний, замыс­лов он под­креп­ля­ет этим ноч­ным, им же выду­ман­ным собы­ти­ем! (8) А ведь он и о том поза­бо­тил­ся, чтобы обви­не­ние пред­став­ля­лось не зара­нее под­готов­лен­ным, а вне­зап­но воз­ник­шим в заме­ша­тель­стве этой ночи. (9) Одна­ко, Пер­сей, если я пре­дал отца и цар­ство, если я вошел в сго­вор с рим­ля­на­ми и дру­ги­ми вра­га­ми отца, то сле­до­ва­ло не ждать этой ночи, чтобы сочи­нять о ней небы­ли­цы, а еще до того обви­нить меня в пре­да­тель­стве. (10) А если само по себе твое обви­не­ние ниче­го не сто­ит и в нем обна­ру­жи­лась ско­рей твоя нена­висть ко мне, чем моя вина, то и сего­дня о ноч­ном про­ис­ше­ст­вии сле­до­ва­ло бы либо вовсе не гово­рить, либо отло­жить его обсуж­де­ние до дру­го­го раза, (11) чтобы ста­ло нако­нец ясно, я ли про­тив тебя зло­умыш­ляю или ты, охва­чен­ный небы­ва­лой нена­ви­стью, рас­став­ля­ешь мне запад­ни. (12) Попро­бую же я, насколь­ко воз­мож­но сре­ди обще­го смя­те­ния, рас­пу­тать то, что ты пере­ме­шал, и выяс­нить, чей же это был заго­вор этой ночью: мой или твой?

(13) Пер­сей хочет пред­ста­вить дело так, буд­то я соста­вил заго­вор с целью его убить для того, разу­ме­ет­ся, чтобы, устра­нив стар­ше­го бра­та, кото­ро­му долж­но достать­ся цар­ство по пра­ву наро­дов, по обы­чаю македо­нян и даже по тво­е­му, отцов­ско­му, как он гово­рит, реше­нию, я, млад­ший брат, занял бы место уби­то­го. (14) Но при чем здесь тогда дру­гая часть про­из­не­сен­ной им речи о том, что я почи­таю рим­лян и что надеж­да на цар­ство воз­ник­ла у меня из-за уве­рен­но­сти в их под­держ­ке? (15) Ведь если бы я счи­тал, что рим­ляне обла­да­ют такой вла­стью, что могут поста­вить царем Македо­нии кого хотят, и пола­гал­ся бы толь­ко на их доб­рое ко мне отно­ше­ние, то зачем бы пона­до­би­лось мне бра­то­убий­ство? (16) Чтобы носить диа­де­му, обаг­рен­ную кро­вью бра­та? Чтобы меня про­кля­ли и воз­не­на­виде­ли те самые рим­ляне, кото­рые, если и полю­би­ли меня, то имен­но за мою под­лин­ную ли, напуск­ную ли порядоч­ность? с.368 (17) Уж не пола­га­ешь ли ты, Пер­сей, что Тит Квинк­ций, чье­му зна­ку или сове­ту я буд­то бы пови­ну­юсь, тот самый Квинк­ций, кото­рый сам так брат­ски живет со сво­им бра­том, может быть вдох­но­ви­те­лем зате­ян­но­го мной бра­то­убий­ства? (18) С одной сто­ро­ны, Пер­сей гово­рит, что в мою поль­зу не толь­ко рас­по­ло­же­ние рим­лян, но и мне­ние македо­нян и согла­сие чуть не всех богов и людей, так что он даже не наде­ет­ся быть мне рав­ным в сопер­ни­че­стве. (19) И тут же, с дру­гой сто­ро­ны, он объ­яв­ля­ет, буд­то я настоль­ко ему усту­паю во всех отно­ше­ни­ях, что при­бе­гаю к зло­дей­ству как к послед­ней надеж­де. (20) Не хочешь ли рас­сле­до­ва­ния на таком усло­вии: “Кто из дво­их боит­ся, как бы дру­гой не пока­зал­ся более достой­ным цар­ства, того пусть сочтут замыш­ляв­шим бра­то­убий­ство”?

13. (1) Одна­ко же про­следим по поряд­ку весь ход его так ли, ина­че ли выду­ман­но­го обви­не­ния. Мно­ги­ми спо­со­ба­ми, гово­рит он, я на него поку­шал­ся — и все в один день. (2) Я хотел-де убить его сре­ди дня после смот­ра, в потеш­ном бою — убить (да поми­лу­ют боги!) пря­мо в день очи­сти­тель­но­го обряда! Хотел убить, при­гла­сив на обед, — надо думать, ядом. Хотел, когда со мной пошли в гости воору­жен­ные люди, заре­зать бра­та. (3) Ты видишь, отец, какое было выбра­но вре­мя для бра­то­убий­ства: игри­ще, пир, гуль­ба. А какой день? Свя­щен­ный день очи­ще­ния вой­ска, когда все про­хо­ди­ли меж­ду поло­ви­на­ми жерт­вен­но­го живот­но­го, когда перед вой­ском нес­ли ору­жие всех былых македон­ских царей и толь­ко мы двое сле­до­ва­ли вер­хом, тебя, отец, при­кры­вая с боков, а за нами сле­до­ва­ло македон­ское вой­ско. (4) Может быть, в про­шлом я и допус­кал поступ­ки, тре­бо­вав­шие искуп­ле­ния, но неуже­ли я, очи­щен­ный от них свя­щен­ным обрядом, устрем­ляя взгляд на поло­жен­ное по обе сто­ро­ны шест­вия жерт­вен­ное живот­ное, мог пере­би­рать в уме бра­то­убий­ство, отра­ву, мечи, при­готов­лен­ные для пируш­ки? А будь это так, то каки­ми еще свя­щен­но­дей­ст­ви­я­ми очи­стил бы я потом свою душу, зама­ран­ную все­ми воз­мож­ны­ми пре­ступ­ле­ни­я­ми?

(5) Но Пер­сей, ослеп­лен­ный жаж­дою обви­не­ния, хочет все выста­вить подо­зри­тель­ным и все пере­ме­ши­ва­ет без раз­бо­ра. (6) Ведь если я хотел отра­вить тебя за обедом, то что было бы неле­пее, чем упор­ст­вом в сра­же­нии и дра­кой рас­сер­дить тебя так, чтобы ты из-за это­го, как и сле­до­ва­ло ждать, отка­зал­ся от при­гла­ше­ния на обед? (7) А уж если ты рас­сер­дил­ся и не пошел, то что было делать мне: ста­рать­ся ли тебя успо­ко­ить, чтобы поис­кать дру­гой слу­чай употре­бить все рав­но уже при­готов­лен­ный яд, (8) или мет­нуть­ся к дру­го­му замыс­лу и попы­тать­ся в тот же самый день, при­дя буд­то бы на пируш­ку, пустить в ход мечи? (9) Ведь если бы я толь­ко поду­мал, что это из стра­ха смер­ти укло­нил­ся ты от обеда, то неуже­ли я бы не дога­дал­ся, что из-за того же стра­ха ты и к себе на пируш­ку меня не пустишь?!

14. (1) Мне нече­го сты­дить­ся, отец, если в празд­нич­ный день, сре­ди сверст­ни­ков я выпил боль­ше обыч­но­го. (2) Ведь поду­май толь­ко, с какой радо­стью, сре­ди како­го весе­лья справ­лял я вче­раш­ний пир, с лико­ва­ни­ем, может быть, и неумест­ным, пото­му что в с.369 воен­ной игре наша сто­ро­на ока­за­лась отнюдь не сла­бее! (3) Это уж теперь несча­стье и страх лег­ко про­гна­ли похме­лье, а ведь если бы не это, мы, заго­вор­щи­ки, спа­ли бы до сих пор непро­буд­ным сном! (4) Пер­сей, если я соби­рал­ся при­сту­пом взять твой дом и убить тебя, то раз­ве не уме­рил бы я на один день свои воз­ли­я­ния, раз­ве не удер­жал бы от вина моих вои­нов? (5) А чтобы не один я защи­щал­ся с чрез­мер­ным про­сто­сер­де­чи­ем, этот мой вовсе не зло­же­ла­тель­ный и не подо­зри­тель­ный брат гово­рит: “Знаю одно, обви­няю в одном: ко мне при­шли в гости с ору­жи­ем”. (6) Но если я спро­шу, откуда ты это узнал, то тебе при­дет­ся при­знать либо то, что мой дом полон тво­их согляда­та­ев, либо то, что мои люди так откры­то воору­жа­лись, что все это виде­ли. (7) И вот, чтобы не пока­зать­ся ни зара­нее все раз­ведав­шим, ни сей­час выду­мы­ваю­щим обви­не­ния, Пер­сей пред­ла­га­ет тебе, отец, спро­сить у назван­ных им людей, было ли у них с собою ору­жие, чтобы, как в деле неяс­ном, счи­тать при­знав­ших­ся ули­чен­ны­ми. (8) Но поче­му, брат, не пред­ла­га­ешь ты спро­сить, для того ли, чтобы тебя убить, взя­ли они ору­жие, по мое­му ли при­ка­зу, с мое­го ли ведо­ма? Пото­му что ты хочешь пред­ста­вить все дело не так, как сле­ду­ет из их при­зна­ний и как вид­но на самом деле. “Мы воору­жи­лись для защи­ты”, — гово­рят они. (9) Пра­виль­но они посту­пи­ли или непра­виль­но, они все объ­яс­нят сами, но не сме­ши­вай это дело с моим, оно не име­ет к нему отно­ше­ния! Или, напри­мер, объ­яс­ни, соби­ра­лись ли мы напасть на тебя откры­то или тай­но? Если откры­то, то поче­му ору­жие было не у всех? (10) Поче­му толь­ко у тех, кто избил тво­е­го лазут­чи­ка? (11) Если же тай­но, то каков был у нас замы­сел? Чтобы, когда я, гость, уйду после пира, они вчет­ве­ром оста­лись, чтобы напасть на тебя сон­но­го? Но как они спря­та­лись бы? Они вам чужие, они у меня на служ­бе, они подо­зри­тель­ней всех, пото­му что уже участ­во­ва­ли в дра­ке! Как они, умерт­вив тебя, ускольз­ну­ли бы сами? Да мог ли быть взят с четырь­мя меча­ми твой дом?

15. (1) Пер­сей, поче­му бы тебе не бро­сить ноч­ные небы­ли­цы и не перей­ти к тому, что тебя мучит, сжи­га­ет нена­ви­стью? (2) “Поче­му откуда-то вдруг пошел раз­го­вор о тво­ем воца­ре­нии, Демет­рий? Поче­му кому-то вдруг ста­ло казать­ся, что ты более досто­ин насле­до­вать отцов­ской уда­че, чем я? Поче­му мою надеж­ду на цар­ство, такую твер­дую без тебя, ты дела­ешь сомни­тель­ною и шат­кой?” — (3) так дума­ет Пер­сей, хоть и не гово­рит, это и дела­ет его моим вра­гом, моим обви­ни­те­лем, это напол­ня­ет твой дом и цар­ство доно­са­ми и подо­зре­ни­я­ми. (4) Я же, отец, ни теперь не могу наде­ять­ся на твое цар­ство, ни в буду­щем не дол­жен при­тя­зать на него, пото­му что я млад­ший, пото­му что ты хочешь пред­по­честь стар­ше­го и пото­му что не хотел я и не хочу пока­зать­ся недо­стой­ным ни тебя, отец, ни всех македо­нян: (5) ведь недо­стой­но доби­вать­ся цар­ства сво­и­ми поро­ка­ми, а не скром­но­стью, застав­ля­ю­щей усту­пать тому, кому при­над­ле­жат все пра­ва.

Брат, ты попре­ка­ешь меня рим­ля­на­ми, пре­вра­щая в вину то, что долж­но слу­жить моей сла­ве. (6) Я не про­сил отда­вать меня в с.370 Рим залож­ни­ком и отправ­лять меня в Рим послом. Ты, отец, отпра­вил меня — я пови­но­вал­ся. Оба раза я ста­рал­ся не посра­мить ни тебя, ни твое цар­ство, ни македон­ский народ. (7) Ста­ло быть, отец, ты виною тому, что я подру­жил­ся с рим­ля­на­ми. Пока у них мир с тобой, до тех пор они и мне рады; если ж нач­нет­ся вой­на, то я, столь небес­по­лез­ный залож­ник и посол отца, сра­зу ста­ну злей­шим их вра­гом. (8) И сего­дня я не рас­счи­ты­ваю на бла­го­склон­ность рим­лян — лишь бы она мне не повреди­ла. Эта бла­го­склон­ность воз­ник­ла не во вре­мя вой­ны, и не для вой­ны она пред­на­зна­че­на: я был зало­гом мира, я был послом для под­дер­жа­ния мира. Ни то, ни дру­гое нель­зя мне поста­вить ни в вину, ни в заслу­гу. (9) Если я допу­стил какое нече­стие по отно­ше­нию к тебе, отец, если какое зло­дей­ство про­тив бра­та, то без­ро­пот­но при­му любое нака­за­ние. Но если я неви­но­вен, то молю, чтобы меня, кото­ро­го не смог­ло погу­бить обви­не­ние, не испе­пе­ли­ла нена­висть.

(10) Не впер­вые брат обви­ня­ет меня; но впер­вые — откры­то и неза­слу­жен­но. Если бы отец сам на меня раз­гне­вал­ся, то тебе, как стар­ше­му бра­ту, сле­до­ва­ло бы про­сить за млад­ше­го, доби­вать­ся снис­хож­де­ния к ошиб­ке моло­до­сти. Но там, где место при­бе­жи­щу, — я вижу поги­бель. (11) Еще не про­спав­ший­ся после ноч­но­го пира, я схва­чен для отве­та по обви­не­нию в бра­то­убий­стве. Я при­нуж­ден сам гово­рить за себя, без защит­ни­ков, без покро­ви­те­лей. (12) Если бы надо было защи­щать дру­го­го, я попро­сил бы вре­мя для раз­мыш­ле­ния и сочи­не­ния речи, хотя опа­сал­ся бы толь­ко за сла­ву мое­го даро­ва­ния! Не зная, зачем при­зван, я услы­шал твой гнев­ный при­каз отве­чать на обви­не­ния бра­та. (13) У него речь была зара­нее при­готов­ле­на и обду­ма­на, — у меня же, чтобы понять, о чем гово­рит­ся, было толь­ко то вре­мя, пока меня обви­ня­ли. (14) Что мне было делать: слу­шать обви­ни­те­ля или обду­мы­вать защи­ту? Пора­жен­ный вне­зап­ной бедой, я едва мог понять, что на меня обру­ши­лось; и уж подав­но не мог сооб­ра­зить, как защи­тить­ся. (15) Какая оста­лась мне надеж­да, кро­ме той, что судит меня отец? Отец, если я в люб­ви тво­ей и побеж­ден бра­том, то, обви­ня­е­мый, в мило­сер­дии тво­ем побеж­ден быть не дол­жен. (16) Ведь я про­шу, чтобы ты сбе­рег меня — ради меня само­го и ради тебя, а брат тре­бу­ет, чтобы ты убил меня для его спо­кой­ст­вия. Как ты пола­га­ешь, что он сде­ла­ет со мной, когда ты пере­дашь ему цар­ство, если уже теперь он хотел бы убла­готво­рить себя моей кро­вью?!»²⁰

16. (1) Сле­зы сда­ви­ли Демет­рию гор­ло и пре­рва­ли его речь. Ото­слав сыно­вей, Филипп недол­го посо­ве­щал­ся с дру­зья­ми и объ­явил, (2) что дело их он рас­судит не по сло­вам и не по крат­ком раз­мыш­ле­нии, но разо­брав­шись в обра­зе жиз­ни каж­до­го и сопо­ста­вив их сло­ва и дела в боль­шом и в малом. (3) Всем ста­ло ясно, что обви­не­ние про­шлой ночи лег­ко опро­верг­ну­то, но подо­зри­тель­ной оста­ет­ся чрез­мер­ная бли­зость Демет­рия к рим­ля­нам. Так еще при жиз­ни Филип­па были посе­я­ны семе­на македон­ской вой­ны, кото­рую рим­ля­нам пред­сто­я­ло вести с Пер­се­ем.

с.371 (4) Оба кон­су­ла отпра­ви­лись в Лигу­рию, кото­рая в тот год была един­ст­вен­ной кон­суль­ской про­вин­ци­ей, и так как их дей­ст­вия там были успеш­ны, назна­че­но было одно­днев­ное бла­годар­ст­вен­ное молеб­ст­вие. (5) Око­ло двух тысяч лигу­рий­цев подо­шли к самой гра­ни­це про­вин­ции Гал­лия, где нахо­дил­ся лагерь Мар­цел­ла, с прось­бой, чтобы их при­ня­ли под покро­ви­тель­ство²¹. Мар­целл, при­ка­зав лигу­рий­цам ждать на месте, пись­мом запро­сил при­ка­за­ний у сена­та. (6) Сенат пове­лел пре­то­ру Мар­ку Огуль­нию напи­сать Мар­цел­лу, что пра­виль­нее будет, если не сенат, а кон­су­лы, кото­рые веда­ют этой про­вин­ци­ей, решат, что отве­ча­ет инте­ре­сам государ­ства; все же неже­ла­тель­но, если лигу­рий­цы будут при­ня­ты не как сдав­ши­е­ся в плен, а у сдав­ших­ся в плен сле­ду­ет ото­брать ору­жие. Таким обра­зом, лигу­рий­цев сенат почел нуж­ным пере­дать в рас­по­ря­же­ние кон­су­ла.

(7) В это же вре­мя пре­то­ры при­бы­ли в Испа­нию: Пуб­лий Ман­лий — в Даль­нюю, кото­рой он управ­лял так­же и в про­шлую свою пре­ту­ру²², а Квинт Фуль­вий Флакк — в Ближ­нюю, где он при­нял вой­ско от Терен­ция. А в Даль­ней Испа­нии в это вре­мя из-за смер­ти про­кон­су­ла Пуб­лия Сем­п­ро­ния²³ коман­дую­ще­го не было. (8) На Фуль­вия Флак­ка, оса­ждав­ше­го испан­ский город Урбик­ну, напа­ли кельт­ибе­ры; в несколь­ких жесто­ких сра­же­ни­ях были уби­ты и ране­ны мно­гие рим­ские вои­ны. Но верх взя­ло упор­ство Фуль­вия, пото­му что ника­кая сила не мог­ла заста­вить его пре­кра­тить оса­ду; (9) утом­лен­ные непре­стан­ны­ми стыч­ка­ми, кельт­ибе­ры отсту­пи­ли. Лишен­ный их под­держ­ки, город через несколь­ко дней был захва­чен и раз­граб­лен; добы­чу пре­тор всю отдал вои­нам. Кро­ме того, что Фуль­вий взял эту кре­пость, (10) а Пуб­лий Ман­лий толь­ко собрал воеди­но рас­сре­дото­чен­ное вой­ско, не про­изо­шло ниче­го при­ме­ча­тель­но­го, и они отве­ли вой­ска на зимов­ку. (11) Тако­вы были собы­тия в Испа­нии в это лето. Терен­ций же по воз­вра­ще­нии из этой про­вин­ции вошел в Рим с ова­ци­ей: про­не­се­но было девять тысяч три­ста два­дцать фун­тов сереб­ра, восемь­де­сят два фун­та золота, а так­же шесть­де­сят семь золотых вен­ков.

17. (1) В этом же году рим­ские посред­ни­ки раз­би­ра­ли на месте спор о зем­лях меж­ду горо­дом Кар­фа­ге­на и царем Маси­нис­сой²⁴. (2) Эти зем­ли захва­тил у кар­фа­ге­нян отец Маси­нис­сы Гала. Галу изгнал оттуда Сифак, впо­след­ст­вии он ради сво­его тестя Газ­д­ру­ба­ла пере­дал эти зем­ли в дар кар­фа­ге­ня­нам (3), но в том же году кар­фа­ге­нян оттуда изгнал Маси­нис­са. Это дело обсуж­да­лось перед рим­ля­на­ми с не мень­шим пылом, чем на поле бра­ни. (4) Кар­фа­ге­няне твер­ди­ли, что иско­ни это были зем­ли их пред­ков, а затем пря­мо пере­да­ны им Сифа­ком. Маси­нис­са заяв­лял, что он вер­нул себе вхо­див­шую в отцов­ское цар­ство зем­лю и обла­да­ет ею по пра­ву наро­дов и по суще­ству дела и по нынеш­не­му вла­де­нию пре­иму­ще­ство на его сто­роне. (5) Един­ст­вен­но, чего он опа­са­ет­ся в этом спо­ре, это скром­но­сти рим­лян, кото­рые будут боять­ся, что пока­жут­ся угож­даю­щи­ми дру­же­ст­вен­но­му царю и союз­ни­ку про­тив общих сво­их и его вра­гов. Рим­ские послы, не пере­смат­ри­вая ничьих с.372 вла­дель­че­ских прав, дело пере­да­ли на новое рас­смот­ре­ние сена­ту в Рим²⁵.

(6) В Лигу­рии в этот год боль­ше ниче­го не про­изо­шло. Лигу­рий­цы отсту­пи­ли в непри­ступ­ные уще­лья, а затем, рас­пу­стив вой­ско, разо­шлись по сво­им дерев­ням и кре­по­стям. (7) Кон­су­лы так­же хоте­ли рас­пу­стить вой­ско и запро­си­ли мне­ние сена­та на этот счет. Сенат при­ка­зал одно­му из них, рас­пу­стив вой­ско, при­быть в Рим для про­веде­ния выбо­ров, а дру­го­му — зимо­вать с леги­о­на­ми в Пизе. (8) Ходи­ли слу­хи, что зааль­пий­ские гал­лы воору­жа­ют свою моло­дежь, но не было извест­но, на какую область Ита­лии обру­шат­ся их орды. Кон­су­лы реши­ли, что про­во­дить выбо­ры отпра­вит­ся Гней Бебий, пото­му что его брат Марк Бебий сам доби­вал­ся кон­суль­ства.

18. (1) Состо­я­лись выбо­ры кон­су­лов: избра­ны были Пуб­лий Кор­не­лий Лен­тул²⁶ и Марк Бебий Там­фил. (2) Потом были избра­ны пре­то­ры: два Квин­та Фабия — Мак­сим и Буте­он, Тибе­рий Клав­дий Нерон, Квинт Пети­лий Спу­рин, Марк Пина­рий Рус­ка и Луций Дуро­ний. (3) После вступ­ле­ния в долж­ность обя­зан­но­сти по жре­бию рас­пре­де­ли­лись меж­ду ними так: кон­су­лам выпа­ла Лигу­рия, из пре­то­ров Квин­ту Пети­лию доста­лись дела город­ские, а Квин­ту Фабию Мак­си­му — дела с ино­зем­ца­ми, Квин­ту Фабию Бутео­ну — Гал­лия, Тибе­рию Клав­дию Неро­ну — Сици­лия, Мар­ку Пина­рию — Сар­ди­ния, Луцию Дуро­нию — Апу­лия. (4) Ему пору­чи­ли так­же упра­вить­ся с ист­рий­ца­ми, пото­му что из Тарен­та и Брун­ди­зия сооб­ща­ли, что на тамош­нем побе­ре­жье раз­бой­ни­ча­ют с замор­ских кораб­лей. Так­же и мас­си­лий­цы жало­ва­лись на кораб­ли лигу­рий­цев. (5) Затем были рас­пре­де­ле­ны вой­ска. Кон­су­лам было выде­ле­но четы­ре леги­о­на по пять тысяч две­сти рим­ских пехо­тин­цев и три­ста всад­ни­ков в каж­дом, а так­же пят­на­дцать тысяч пехо­тин­цев и восемь­сот кон­ни­ков из союз­ни­ков и лати­нов. (6) В Испа­ни­ях преж­ним пре­то­рам была про­дле­на власть и остав­ле­ны их вой­ска. Кро­ме того, им было дано под­креп­ле­ние в три тыся­чи пехо­тин­цев и две­сти кон­ни­ков из рим­ских граж­дан да шесть тысяч пехо­тин­цев и три­ста кон­ни­ков из лати­нов-союз­ни­ков. (7) Не оста­лись без вни­ма­ния и мор­ские дела. Кон­су­лам было при­ка­за­но назна­чить дуум­ви­ров²⁷, кото­рые уком­плек­то­ва­ли бы два­дцать спу­щен­ных на воду кораб­лей моря­ка­ми из рим­ских граж­дан — быв­ших рабов²⁸, и толь­ко началь­ни­ка­ми долж­ны были быть сво­бод­но­рож­ден­ные. (8) Дуум­ви­ры полу­чи­ли по десять кораб­лей и разде­ли­ли меж­ду собою мор­ской берег так: один охра­нял его от мыса Минер­вы впра­во до Мас­си­лии, а дру­гой — вле­во до Бария²⁹.

19. (1) Мно­го зло­ве­щих пред­зна­ме­но­ва­ний было в тот год в Риме, и о мно­гих сооб­ща­ли из дру­гих мест. (2) На свя­щен­ном участ­ке Вул­ка­на и Согла­сия³⁰ про­шел кро­ва­вый дождь; пон­ти­фи­ки сооб­щи­ли, что дрог­ну­ли копья в хра­ме Мар­са³¹, в Лану­вии ста­туя Юно­ны Спа­си­тель­ни­цы³² исто­ча­ла сле­зы. (3) Мор был по всей Ита­лии — в полях, город­ках, тор­жи­щах; в самом Риме — такой, что едва хва­та­ло потреб­но­го для похо­рон. (4) Обес­по­ко­ен­ные с.373 эти­ми пред­зна­ме­но­ва­ни­я­ми и бед­ст­ви­я­ми, сена­то­ры поста­но­ви­ли, чтобы кон­су­лы при­нес­ли в жерт­ву богам, каким сочтут нуж­ным, взрос­лых живот­ных, а децем­ви­ры обра­ти­лись к Сивил­ли­ным кни­гам. (5) Соглас­но поста­нов­ле­нию децем­ви­ров было назна­че­но одно­днев­ное молеб­ст­вие перед ложа­ми всех богов. По их же ука­за­нию сенат пред­пи­сал и кон­су­лы рас­по­ряди­лись, чтобы по всей Ита­лии были про­веде­ны трех­днев­ные молеб­ст­вия и празд­ни­ки. (6) А мор был такой силы, что когда из-за отпа­де­ния кор­си­кан­цев и мяте­жа илий­цев³³ в Сар­ди­нии было реше­но набрать восемь тысяч пехо­тин­цев и три­ста кон­ни­ков из латин­ских союз­ни­ков, чтобы пре­тор Марк Пина­рий пере­пра­вил­ся с ними в Сар­ди­нию, (7) то кон­су­лы доло­жи­ли о столь­ких умер­ших и о столь­ких боль­ных, что набрать нуж­ное чис­ло вои­нов не уда­лось. (8) Пре­то­ру было при­ка­за­но добрать недо­стаю­щих вои­нов у про­кон­су­ла Гнея Бебия, зимо­вав­ше­го в Пизе, а потом пере­пра­вить­ся в Сар­ди­нию.

(9) Пре­то­ру Луцию Дуро­нию, кото­ро­му доста­лась Апу­лия, было допол­ни­тель­но пору­че­но след­ст­вие о вак­ха­на­ли­ях. Неко­то­рые сохра­нив­ши­е­ся семе­на это­го дав­не­го зла дали всхо­ды еще в преды­ду­щем году, (10) а нача­тое пре­то­ром Луци­ем Пупи­ем рас­сле­до­ва­ние не было доведе­но до кон­ца³⁴. Отцы-сена­то­ры при­ка­за­ли ново­му пре­то­ру иско­ре­нить это зло, чтобы оно еще раз не рас­полз­лось. (11) Так­же по реше­нию сена­та кон­су­лы пред­ста­ви­ли народ­но­му собра­нию закон о пред­вы­бор­ных зло­употреб­ле­ни­ях³⁵.

20. (1) Затем кон­су­лы пред­ста­ви­ли сена­ту посоль­ства — сна­ча­ла от царей Эвме­на, Ари­а­ра­та Кап­па­до­кий­ско­го, а так­же Фар­на­ка Пон­тий­ско­го. Им было отве­че­но лишь, что сенат отпра­вит послов разо­брать их спо­ры и при­нять реше­ние. (2) Затем были при­ня­ты послы от лакеде­мон­ских изгнан­ни­ков и послы ахей­цев. Изгнан­ни­ков обна­де­жи­ли, пообе­щав, что сенат напи­шет ахей­цам, чтобы их вос­ста­но­ви­ли в пра­вах. Ахей­цы, к удо­вле­тво­ре­нию сена­то­ров, сооб­щи­ли, что Мес­се­на взя­та и там наведен порядок. (3) И от Филип­па, царя Македо­нии, при­бы­ли два посла, Филокл и Апел­лес, без какой-то осо­бой прось­бы к сена­ту, а боль­ше чтобы раз­уз­нать о тех рим­ля­нах (и преж­де все­го о Тите Квинк­ции), в раз­го­во­рах с кото­ры­ми насчет цар­ства и про­тив бра­та обви­нял Демет­рия Пер­сей. (4) Царь послал их как людей уме­рен­ных и не пред­убеж­ден­ных в поль­зу того или дру­го­го из бра­тьев, одна­ко на самом деле и они были помощ­ни­ка­ми и участ­ни­ка­ми Пер­се­е­вых про­ис­ков.

(5) Пона­ча­лу Демет­рий, пло­хо осве­дом­лен­ный о сво­ем поло­же­нии и знав­ший толь­ко о вне­зап­но обна­ру­жив­ших­ся коз­нях бра­та, сохра­нял хоть сла­бую надеж­ду уми­ло­сти­вить отца. Но потом, видя, что отец скло­ня­ет слух толь­ко к бра­ту, он стал все мень­ше дове­рять и отцу. (6) Теперь он был осто­ро­жен во всех сло­вах и поступ­ках, чтобы не усу­гу­бить ничьих подо­зре­ний, и осо­бен­но избе­гал любо­го упо­ми­на­ния о рим­ля­нах и сопри­кос­но­ве­ния с ними, так что и не хотел, чтобы они писа­ли ему, — он пони­мал, что обви­не­ние в такой пере­пис­ке осо­бен­но оже­сто­ча­ет отца.

с.374 21. (1) Меж­ду тем Филипп, чтобы вой­ско не кос­не­ло в без­дей­ст­вии, а рим­ляне не подо­зре­ва­ли, что он зате­ва­ет вой­ну про­тив них, решил пой­ти похо­дом на медов, назна­чив сбор­ным местом Сто­бы в Пео­нии. (2) Его одо­ле­ло жела­ние взой­ти на вер­ши­ну горы Гем, пото­му что он верил общей мол­ве, что оттуда вид­ны сра­зу и Понт, и Адри­а­ти­че­ское море, и река Истр, и Аль­пы. Охва­тить все это одним взглядом, думал он, будет важ­но для заду­ман­ной вой­ны с Римом. (3) Когда он стал рас­спра­ши­вать людей, зна­ко­мых с мест­но­стью, о доро­ге на Гем, то все в один голос заяви­ли, что вой­ску пути туда совсем нет, (4) а взой­ти мож­но толь­ко несколь­ким людям — налег­ке, и то с вели­чай­шим трудом. (5) Тогда Филипп, желая задоб­рить млад­ше­го сына, кото­ро­го решил с собою не брать, обра­тил­ся к нему по-род­ст­вен­но­му и спро­сил у него сна­ча­ла, сле­ду­ет ли при таких труд­но­стях упор­ст­во­вать в нача­том или отсту­пить­ся? Если упор­ст­во­вать, про­дол­жал Филипп, то он не может забыть, как когда-то Анти­гон³⁶, попав в жесто­кую бурю со всем семей­ст­вом на одном кораб­ле, буд­то бы ска­зал сыно­вьям, чтобы они и сами запом­ни­ли, и сво­им потом­кам нака­за­ли не под­вер­гать­ся опас­но­сти всей семьей. (6) Памя­туя об этом, он не под­вергнет сра­зу двух сыно­вей всем слу­чай­но­стям опас­но­го пути! И так как он берет с собою стар­ше­го сына, то млад­ше­го пошлет назад в Македо­нию для защи­ты цар­ства и в залог надеж­ды на буду­щее. (7) Но Демет­рию было ясно, что его отсы­ла­ют, дабы он не при­сут­ст­во­вал на сове­те, когда Филипп и Пер­сей, имея перед гла­за­ми всю мест­ность, будут решать, как пове­сти вой­ско к Адри­а­ти­че­ско­му морю и Ита­лии, и обсудят замы­сел буду­щей вой­ны. (8) При­шлось не толь­ко пови­но­вать­ся отцу, но и согла­сить­ся с ним, чтобы не вызвать подо­зре­ния, что он пови­ну­ет­ся про­тив воли.

(9) Для без­опас­но­сти пути Демет­рия в Македо­нию Дидас, пра­ви­тель Пео­нии, один из цар­ских вое­на­чаль­ни­ков, дол­жен был его сопро­вож­дать с неболь­шой охра­ною. (10) Этот Дидас был одним из мно­гих дру­зей царя, кото­рые с тех пор, как всем ста­ло оче­вид­но, кому быть наслед­ни­ком при столь явном рас­по­ло­же­нии царя к Пер­сею, вошли в заго­вор про­тив его бра­та. (11) Теперь же Пер­сей при­ка­зал Дида­су любой ценой вкрасть­ся в дове­рие к Демет­рию, чтобы узнать все его тай­ные помыс­лы и скры­тые чув­ства. Так и отпра­вил­ся Демет­рий с охра­ной, с кото­рой было опас­ней, чем в оди­ноч­ку.

22. (1) Филипп пере­сек стра­ну медов, затем пусты­ню меж­ду нею и Гемом, и на седь­мой день подо­шел к под­но­жию гор. Задер­жав­шись там на один день, чтобы выбрать себе спут­ни­ков, на сле­дую­щий день он высту­пил в доро­гу. (2) Сна­ча­ла по невы­со­ким хол­мам путь был не слиш­ком труден. По мере подъ­ема они углуб­ля­лись в чащу и в непро­лаз­ные места, (3) а даль­ше было так тем­но, что из-за частых ство­лов и пере­пле­тен­ных вет­вей едва мож­но было видеть небо. (4) Когда они при­бли­жа­лись к вер­шине, то (ред­кость для высо­ко­гор­ных мест) все оку­та­но было настоль­ко густым тума­ном, что идти было труд­но, почти как ночью. Толь­ко на с.375 тре­тий день они под­ня­лись на вер­ши­ну. (5) Потом, спу­стив­шись, они ни в чем не ста­ли оспа­ри­вать общей мол­вы, и, я думаю, это не пото­му, что с одной вер­ши­ны они дей­ст­ви­тель­но смог­ли увидать столь даль­ние моря, горы и реки³⁷, а ско­рее для того, чтобы тщет­ное пред­при­я­тие не ста­ло посме­ши­щем. (6) Все были изму­че­ны, и осо­бен­но сам отя­го­щен­ный лета­ми царь. (7) При­не­ся на вер­шине на двух алта­рях жерт­вы Юпи­те­ру и Солн­цу, Филипп за два дня спу­стил­ся оттуда, куда вос­хо­дил три дня; боль­ше все­го теперь опа­сал­ся он ноч­ных холо­дов, подоб­ных зим­ним, несмот­ря на вос­ход Сири­у­са³⁸.

(8) Пре­тер­пев за эти дни нема­ло труд­но­стей, Филипп обна­ру­жил, что и в лаге­ре не лег­че, пото­му что со всех сто­рон была пусты­ня и все голо­да­ли. (9) Тогда, дав сво­им спут­ни­кам лишь один день отды­ха, Филипп быст­ро про­шел в область ден­те­ле­тов³⁹ — это было похо­же на бег­ство. (10) Ден­те­ле­ты были союз­ни­ка­ми, но из-за отсут­ст­вия при­па­сов македо­няне разо­ри­ли их стра­ну, слов­но вра­же­скую: (11) сна­ча­ла повсюду раз­граб­ле­ны были усадь­бы, а потом и неко­то­рые дерев­ни, к нема­ло­му сты­ду царя, до кото­ро­го доно­си­лись кри­ки союз­ни­ков, напрас­но взы­вав­ших к богам — покро­ви­те­лям сою­за и к нему само­му. (12) Све­зя от них хлеб, Филипп воз­вра­тил­ся в стра­ну медов⁴⁰ и под­сту­пил к горо­ду Пет­ре. (13) Сам он рас­по­ло­жил­ся со сто­ро­ны рав­ни­ны, а Пер­сея с неболь­шим отрядом послал в обход, чтобы он напал на город с воз­вы­шен­но­сти. (14) Горо­жане, видя гро­зя­щую ото­всюду опас­ность, дали залож­ни­ков и пока что сда­лись. Но после того, как вой­ско ушло, горо­жане, поза­быв о залож­ни­ках, поки­ну­ли город и бежа­ли в гор­ные укреп­ле­ния. (15) Филипп вер­нул­ся в Македо­нию с вой­ском, пона­прас­ну изму­чен­ным вся­че­ски­ми труда­ми. Его подо­зре­ния отно­си­тель­но млад­ше­го сына уси­ли­лись ста­ра­ни­я­ми ковар­но­го Дида­са.

23. (1) Дидас, послан­ный, как уже было ска­за­но, сопро­вож­дать Демет­рия в Македо­нию, вос­поль­зо­вал­ся про­сто­ду­ши­ем неосто­рож­но­го юно­ши, не без осно­ва­ния гне­вав­ше­го­ся на сво­их род­ных. Дидас во всем с ним согла­шал­ся, воз­му­щал­ся, сам пред­ла­гал ему помощь во всем, пока нако­нец под клят­вой в вер­но­сти не выведал его тай­ну. (2) Демет­рий замыш­лял бег­ство к рим­ля­нам; и пра­ви­тель Пео­нии пока­зал­ся ему послан­ным бога­ми в помощ­ни­ки, пото­му что через его про­вин­цию Демет­рий наде­ял­ся ускольз­нуть, не под­вер­га­ясь опас­но­сти. (3) О его замыс­ле тут же доло­же­но было бра­ту, а тот велел уве­до­мить и отца, (4) в лагерь при Пет­ре посла­ли пись­мо, — Геро­дор, пер­вый друг Демет­рия, был взят под стра­жу, а за самим Демет­ри­ем учреди­ли тай­ный над­зор. (5) Это сде­ла­ло мучи­тель­ным воз­вра­ще­ние царя в Македо­нию. Он был раз­гне­ван уже и обна­ру­жив­ши­ми­ся про­ступ­ка­ми, одна­ко решил дождать­ся людей, послан­ных в Рим для тща­тель­но­го, как он думал, рас­сле­до­ва­ния. (6) В таких душев­ных муче­ни­ях он пре­бы­вал несколь­ко меся­цев, пока не при­бы­ли его послы, зара­нее — еще в Македо­нии — обду­мав­шие, что они сооб­щат из Рима. (7) Сре­ди про­чей кле­ве­ты царю было пере­да­но под­лож­ное пись­мо, скреп­лен­ное под­дель­ной с.376 печа­тью Тита Квинк­ция⁴¹. (8) В пись­ме содер­жа­лась прось­ба за Демет­рия^[1] на тот слу­чай, если увле­чен­ный жаж­дой вла­сти юно­ша уже сде­лал какой-то невер­ный шаг: ника­ких-де умыс­лов про­тив кого-то из род­ст­вен­ни­ков у царе­ви­ча нет, да и он, Тит Квинк­ций, совсем не тот чело­век, чтобы стать вдох­но­ви­те­лем како­го-нибудь нече­сти­во­го замыс­ла⁴². (9) Это пись­мо при­да­ло досто­вер­но­сти Пер­се­е­вым обви­не­ни­ям. Геро­до­ра тут же ста­ли пытать, дол­го мучи­ли, но он ни в чем не при­знал­ся и умер под пыт­кой.

24. (1) Пер­сей повтор­но обви­нил Демет­рия перед отцом, на этот раз в под­готов­ке к бег­ству через Пео­нию и в под­ку­пе лиц, избран­ных им в сопро­вож­даю­щие. Осо­бую роль во всем этом сыг­ра­ло под­лож­ное пись­мо Тита Квинк­ция. (2) Ника­ко­го при­го­во­ра по это­му делу, одна­ко, не огла­си­ли, а реше­но было убить Демет­рия тай­но — в забо­те совсем не о нем, а о том, чтобы казнь его не обна­ру­жи­ла замыс­лы Филип­па про­тив рим­лян. (3) В то вре­мя как сам Филипп отпра­вил­ся из Фес­са­ло­ни­ки в Демет­ри­а­ду, Демет­рия с тем же Дида­сом он послал в Аст­рей, что в Пео­нии, а Пер­сея в Амфи­поль — взять залож­ни­ков у фра­кий­цев. (4) Рас­ска­зы­ва­ют, что Дида­су при отъ­езде Филипп при­ка­зал убить Демет­рия. (5) По при­гла­ше­нию Дида­са Демет­рий при­был из Аст­рея в Герак­лею на празд­ник по слу­чаю жерт­во­при­но­ше­ния, то ли дей­ст­ви­тель­но там справ­ляв­ше­го­ся, то ли устро­ен­но­го нароч­но. По рас­ска­зам, на том пиру Демет­рию дали яд. (6) Выпив кубок, он сра­зу это почув­ст­во­вал. Вско­ре нача­лись боли, Демет­рий оста­вил пир и ушел в свою спаль­ню, где в страш­ных муче­ни­ях сето­вал на жесто­кость отца, бра­то­убий­ство Пер­сея и ковар­ство Дида­са. (7) Тогда к нему впу­сти­ли неких Тир­са из Сту­бер­ры и Алек­сандра из Берои, кото­рые заду­ши­ли Демет­рия, обмотав ему голо­ву и шею покры­ва­лом. (8) Так был без­вин­но убит этот юно­ша, чьи вра­ги не удо­вле­тво­ри­лись каким-нибудь одним спо­со­бом умерщ­вле­ния.

25. (1) Пока в Македо­нии про­ис­хо­ди­ли эти собы­тия, Луций Эми­лий Павел, кото­ро­му после кон­суль­ства была про­дле­на власть, ран­ней вес­ной отпра­вил­ся в область лигу­рий­цев-ингав­нов. (2) Как толь­ко он раз­бил лагерь во вра­же­ских зем­лях, к нему под видом прось­бы о мире, а на деле для раз­вед­ки яви­лись послы. (3) Когда Павел отка­зал им, ска­зав, что мир заклю­чит, толь­ко если они сда­дут­ся, послы отве­ти­ли, что они соглас­ны, но им необ­хо­ди­мо вре­мя, чтобы убедить неве­же­ст­вен­ных сопле­мен­ни­ков. (4) Им было дано для это­го пере­ми­рие на десять дней, при­чем лигу­рий­цы попро­си­ли еще о том, чтобы рим­ляне не ходи­ли за ближ­ние горы для заготов­ки кор­ма и дров: там-де их, лигу­рий­ские, паш­ни. (5) Выго­во­рив такое усло­вие, ингав­ны собра­ли все свои силы за эти­ми самы­ми гора­ми, от кото­рых они отве­ли непри­я­те­ля, и вне­зап­но огром­ной тол­пой рину­лись сра­зу ко всем воротам рим­ско­го лаге­ря. (6) Целый день про­дол­жал­ся их натиск, так что у рим­лян не было ни вре­ме­ни выве­сти вой­ска, ни места, где их раз­вер­нуть. (7) Рим­ляне защи­ти­ли лагерь, сгрудив­шись в воротах, ско­рей заграж­дая путь непри­я­те­лю, чем сра­жа­ясь. Когда с захо­дом солн­ца враг отсту­пил, Луций с.377 Эми­лий послал двух кон­ни­ков с пись­мом к про­кон­су­лу Гнею Бебию в Пизу, чтобы тот как мож­но ско­рее при­шел на помощь ему, оса­жден­но­му во вре­мя пере­ми­рия. (8) Но Бебий уже успел пере­дать вой­ско пре­то­ру Мар­ку Пина­рию, отправ­ляв­ше­му­ся в Сар­ди­нию. Поэто­му Бебий напи­сал сена­ту, что Луций Эми­лий оса­жден лигу­рий­ца­ми, (9) и Мар­ку Клав­дию Мар­цел­лу, ведав­ше­му бли­жай­шей про­вин­ци­ей, чтобы он, если сочтет воз­мож­ным, при­шел из Гал­лии с вой­ском в Лигу­рию и осво­бо­дил Луция Эми­лия от оса­ды. (10) Но было позд­но. На сле­дую­щий день лигу­рий­цы вновь под­сту­пи­ли к лаге­рю. Эми­лий, хоть и знал, что они при­дут, и имел вре­мя выве­сти вой­ско в поле, тем не менее остал­ся за часто­ко­лом, дожи­да­ясь Беби­е­ва вой­ска из Пизы.

26. (1) Пись­мо Бебия вызва­ло в Риме смя­те­ние, (2) тем боль­шее, что через несколь­ко дней Мар­целл, пере­дав вой­ско Фабию и вер­нув­шись в Рим, уни­что­жил вся­кую надеж­ду на пере­брос­ку вой­ска из Гал­лии⁴³ в стра­ну лигу­рий­цев, пото­му что в Гал­лии уже шла вой­на с ист­рий­ца­ми, сопро­тив­ляв­ши­ми­ся построй­ке коло­нии Акви­леи. (3) Туда отпра­вил­ся Фабий, и он не мог бро­сить нача­тую вой­ну. (4) Оста­ва­лась одна запозда­лая надеж­да на помощь — если сами кон­су­лы поспе­шат в про­вин­цию. Это­го реши­тель­но тре­бо­ва­ли все сена­то­ры, (5) но кон­су­лы отка­зы­ва­лись высту­пать, не набрав­ши вой­ска, а набор задер­жи­вал­ся, гово­ри­ли они, не по их нера­ди­во­сти, а из-за моро­вой болез­ни. (6) Одна­ко они не мог­ли про­ти­вить­ся обще­му мне­нию сена­та и вынуж­де­ны были облечь­ся в воен­ные пла­щи; набран­ным вои­нам назна­чи­ли день, в кото­рый те долж­ны были явить­ся в Пизу, а кон­су­лам раз­ре­ши­ли по доро­ге заби­рать в вой­ско вся­ко­го встреч­но­го. (7) Пре­то­рам Квин­ту Пети­лию и Квин­ту Фабию было при­ка­за­но: Пети­лию — спеш­но набрать два леги­о­на из рим­ских граж­дан⁴⁴ и при­ве­сти к при­ся­ге всех, кому мень­ше пяти­де­ся­ти лет; Фабию — вытре­бо­вать у латин­ских союз­ни­ков пят­на­дцать тысяч пехо­тин­цев и восемь­сот всад­ни­ков. (8) Кора­бель­ны­ми дуум­ви­ра­ми были избра­ны Гай Мати­ен и Гай Лукре­ций, для них были сна­ря­же­ны суда, и Мати­е­ну, чья область про­сти­ра­лась до Галль­ско­го зали­ва, было при­ка­за­но как мож­но ско­рее вести флот к побе­ре­жью Лигу­рии, если мож­но еще помочь Луцию Эми­лию и его вой­ску.

27. (1) Эми­лий, ниот­куда не видя помо­щи, поду­мал, что гон­цы его пере­хва­че­ны, и решил, боль­ше не мед­ля, сам попы­тать воен­но­го сча­стья. (2) Еще преж­де, чем подо­шел непри­я­тель, кото­рый теперь вел оса­ду лени­вее и небреж­нее, он выстро­ил вой­ско у четы­рех ворот, чтобы по услов­но­му зна­ку сде­лать вылаз­ку сра­зу со всех сто­рон. (3) К четы­рем отбор­ным отрядам⁴⁵ Эми­лий доба­вил еще два, поста­вил над ними лега­та Мар­ка Вале­рия и при­ка­зал бро­сить­ся на вылаз­ку из пере­д­них ворот лаге­ря⁴⁶. (4) У пра­вых ворот он выстро­ил гаста­тов, а за ними прин­ци­пов⁴⁷ пер­во­го леги­о­на; коман­до­ва­ли ими вой­ско­вые три­бу­ны Марк Сер­ви­лий и Луций Суль­пи­ций. (5) Тре­тий леги­он был точ­но так же постро­ен у левых ворот, (6) толь­ко впе­ре­ди здесь были постро­е­ны прин­ци­пы, а гаста­ты с.378 поза­ди; коман­до­ва­ли здесь вой­ско­вые три­бу­ны Секст Юлий Цезарь и Луций Авре­лий Кот­та. (7) Легат Квинт Фуль­вий Флакк с пра­вым кры­лом⁴⁸ стал у зад­них ворот. Две когор­ты и три­а­рии двух леги­о­нов были остав­ле­ны для охра­ны лаге­ря. (8) Сам пол­ко­во­дец обо­шел все ворота, обра­ща­ясь к вои­нам и раз­жи­гая их гнев. (9) Он то обви­нял в ковар­стве непри­я­те­ля, кото­рый, попро­сив мира и полу­чив пере­ми­рие, тут же вопре­ки пра­ву наро­дов оса­дил рим­ский лагерь, (10) то сво­их вои­нов корил вели­ким позо­ром — ведь лигу­рий­цы, ско­рее раз­бой­ни­ки, чем насто­я­щие вра­ги, оса­жда­ют рим­ское вой­ско. (11) «Если вы спа­се­тесь бла­го­да­ря чужой помо­щи, а не соб­ст­вен­ной доб­ле­сти, то как вы смо­же­те смот­реть в гла­за не толь­ко тем вои­нам, что победи­ли Ган­ни­ба­ла, Филип­па, Антио­ха, вели­чай­ших царей и пол­ко­вод­цев наше­го вре­ме­ни, (12) но даже тем вои­нам, кото­рые этих самых лигу­рий­цев столь­ко раз гна­ли и били, как скот, по непро­хо­ди­мым местам? (13) Чего не сме­ли испан­цы, гал­лы, македо­няне и пуний­цы, того достиг­ли лигу­рий­цы: они у наше­го часто­ко­ла, они нас обло­жи­ли, оса­ди­ли, штур­му­ют! А ведь когда мы недав­но про­че­сы­ва­ли даль­ние уще­лья, то едва нахо­ди­ли их, спря­тав­ших­ся и зата­ив­ших­ся!» (14) Отве­том на эти сло­ва был друж­ный крик, что это не вина вои­нов, — про­сто не было при­ка­за о вылаз­ке. (15) Пусть Эми­лий даст знак: и он сра­зу пой­мет, что теми же оста­лись и рим­ляне, и лигу­рий­цы!

28. (1) У лигу­рий­цев было два лаге­ря перед гора­ми. (2) В пер­вые дни лигу­рий­цы стро­ем выхо­ди­ли из них с вос­хо­дом солн­ца, но теперь они бра­лись за ору­жие не ина­че, как наев­шись досы­та и напив­шись вина, а шли врас­сып­ную и бес­по­рядоч­но, уве­рен­ные, что про­тив­ник не вый­дет из-за вала. (3) И вот раздал­ся гро­мо­вой крик всех, кто был в лаге­ре, в том чис­ле слуг и обоз­ных, и одно­вре­мен­но из всех ворот на под­сту­паю­щую тол­пу лигу­рий­цев рину­лись рим­ляне. (4) Это было так неожи­дан­но для лигу­рий­цев, что они сме­ша­лись, как буд­то попав в заса­ду. (5) Недол­го дли­лось какое-то подо­бие бит­вы, а затем нача­лось поваль­ное бег­ство и изби­е­ние бегу­щих. Кон­ни­кам был дан сиг­нал пустить­ся вскачь, чтобы никто не ускольз­нул. Все лигу­рий­цы были загна­ны в стра­хе и бег­стве в оба лаге­ря, а затем выби­ты и из лаге­рей. (6) В этот день было уби­то свы­ше пят­на­дца­ти тысяч лигу­рий­цев, захва­че­но две тыся­чи три­ста. Через три дня весь народ лигу­рий­цев-ингав­нов дал залож­ни­ков и сдал­ся рим­ля­нам. (7) Все корм­чие и моря­ки раз­бой­ни­чьих судов были разыс­ка­ны и бро­ше­ны в тюрь­му; трид­цать два таких кораб­ля захва­тил на лигу­рий­ском бере­гу и дуум­вир Гай Мати­ен. (8) Чтобы воз­ве­стить об этом в Рим, с пись­мом сена­ту были посла­ны Луций Авре­лий Кот­та и Гай Суль­пи­ций Галл. Кро­ме того, они про­си­ли, чтобы Луцию Эми­лию, как испол­нив­ше­му свои обя­зан­но­сти, было поз­во­ле­но поки­нуть Лигу­рию и рас­пу­стить вой­ско⁴⁹. (9) Сенат раз­ре­шил и то и дру­гое, а так­же назна­чил трех­днев­ное молеб­ст­вие всем богам. Пре­то­ру Пети­лию было при­ка­за­но рас­пу­стить город­ские леги­о­ны, пре­то­ру Фабию — отме­нить набор союз­ни­ков и лати­нов, (10) а город­ско­му пре­то­ру — напи­сать кон­су­лам, что сенат с.379 счи­та­ет умест­ным, как мож­но ско­рей рас­пу­стить вои­нов, спеш­но набран­ных во вре­мя тре­во­ги.

29. (1) В этом году [181 г.] на этрус­ские зем­ли, когда-то заво­е­ван­ные у тарк­ви­ний­цев, была выведе­на коло­ния Гра­вис­ки⁵⁰, (2) по пять юге­ров зем­ли на посе­лен­ца. Выве­ли коло­нию три­ум­ви­ры Гай Каль­пур­ний Пизон, Пуб­лий Клав­дий Пуль­хр и Гай Терен­ций Ист­ра. Год запом­нил­ся засу­хой и неуро­жа­ем: пере­да­ют, что дождя не было шесть меся­цев под­ряд.

(3) В том же году на поле пис­ца Луция Пети­лия у под­но­жья Яни­ку­ла паха­ря­ми были най­де­ны два камен­ных ящи­ка, каж­дый око­ло вось­ми футов в дли­ну и четы­рех в шири­ну, с при­креп­лен­ны­ми свин­цом крыш­ка­ми. (4) На каж­дом ящи­ке была над­пись латин­ски­ми и гре­че­ски­ми бук­ва­ми: на одном — что в нем погре­бен рим­ский царь Нума Пом­пи­лий, сын Пом­по­на, на дру­гом — что в нем нахо­дят­ся кни­ги Нумы Пом­пи­лия. (5) Когда хозя­ин поля, по сове­ту дру­зей, открыл ящи­ки, то пер­вый, на кото­ром зна­чи­лось имя царя, ока­зал­ся пустым, в нем не было ника­ких сле­дов чело­ве­че­ских остан­ков и вооб­ще ниче­го — за столь­ко лет все истле­ло; (6) в дру­гом же ящи­ке в двух обмотан­ных воще­ной бечев­кой связ­ках содер­жа­лось по семь книг, не толь­ко целых, но на вид совсем новых. (7) Семь книг были латин­ски­ми, и в них гово­ри­лось о пра­ве пон­ти­фи­ков⁵¹, а семь — гре­че­ски­ми, о нау­ке муд­ро­сти того вре­ме­ни⁵². (8) Вале­рий Анти­ат добав­ля­ет, что кни­ги те были пифа­го­рей­ски­ми, но это лишь прав­до­по­доб­ная выдум­ка в под­креп­ле­ние ходя­че­му мне­нию, буд­то Нума был уче­ни­ком Пифа­го­ра⁵³. (9) Пер­вы­ми про­чи­та­ли эти кни­ги дру­зья хозя­и­на, при­сут­ст­во­вав­шие при наход­ке, потом читав­ших ста­ло все боль­ше, о кни­гах пошли слу­хи, и тогда город­ской пре­тор Квинт Пети­лий сам поже­лал их про­честь и забрал их у Луция Пети­лия, — (10) они не были чужи­ми друг дру­гу, пото­му что Квинт Пети­лий, еще будучи кве­сто­ром, ввел Луция Пети­лия в деку­рию пис­цов⁵⁴. (11) Про­смот­рев эти кни­ги, он обна­ру­жил, что мно­гое в них под­ры­ва­ет осно­вы бого­по­чи­та­ния, и ска­зал Луцию Пети­лию, что наме­рен бро­сить эти кни­ги в огонь, но пре­до­став­ля­ет ему воз­мож­ность вытре­бо­вать эти кни­ги по суду или ины­ми сред­ства­ми⁵⁵, — при­чем нима­ло не изме­нит сво­его доб­ро­го к нему рас­по­ло­же­ния. (12) Писец обра­тил­ся к народ­ным три­бу­нам, от три­бу­нов дело пере­шло в сенат. Пре­тор ска­зал, что готов поклясть­ся: читать и сохра­нять эти кни­ги не сле­ду­ет. (13) Сенат почел такое обе­ща­ние пре­то­ра доста­точ­ным; кни­ги же поста­но­вил сжечь в ско­рей­шее вре­мя на Коми­ции, а хозя­и­ну⁵⁶ их выпла­тить столь­ко, сколь­ко ска­жут пре­тор Квинт Пети­лий и боль­шая часть народ­ных три­бу­нов. Денег писец не при­нял. (14) Слу­жи­те­ли при жерт­во­при­но­ше­ни­ях⁵⁷ раз­ве­ли костер на Коми­ции, и на гла­зах у наро­да кни­ги были сожже­ны⁵⁸.

30. (1) В Ближ­ней Испа­нии в это лето нача­лась боль­шая вой­на⁵⁹. Кельт­ибе­ры собра­ли до трид­ца­ти пяти тысяч чело­век, чего рань­ше почти нико­гда не быва­ло. (2) Про­вин­ци­ей этой ведал Квинт Фуль­вий Флакк. Узнав, что кельт­ибе­ры воору­жа­ют с.380 моло­дежь, он начал соби­рать, сколь­ко мог, вспо­мо­га­тель­ные силы от союз­ни­ков, но все же по чис­лен­но­сти вой­ска дале­ко усту­пал непри­я­те­лю. (3) В нача­ле вес­ны он повел вой­ско в Кар­пе­та­нию и поста­вил лагерь у кре­по­сти Эбу­ры, а в самом горо­де оста­вил неболь­шую охра­ну. Через несколь­ко дней кельт­ибе­ры ста­ли лаге­рем у под­но­жья хол­ма, почти что в двух милях от рим­лян. (4) Когда рим­ский пре­тор узнал об их появ­ле­нии, он послал сво­его бра­та Мар­ка Фуль­вия с дву­мя тур­ма­ми⁶⁰ союз­ни­че­ской кон­ни­цы на раз­вед­ку, при­ка­зав ему подой­ти как мож­но бли­же к вра­же­ско­му валу, чтобы узнать, как велик лагерь, (5) но боя не при­ни­мать, и если он увидит высту­паю­щую из лаге­ря вра­же­скую кон­ни­цу, то уйти. Марк Фуль­вий выпол­нил при­ка­за­ние. Несколь­ко дней не пред­при­ни­ма­лось ника­ких дей­ст­вий, лишь те же две тур­мы пока­зы­ва­лись, а потом отхо­ди­ли, когда вра­же­ская кон­ни­ца высы­па­ла из лаге­ря. (6) Нако­нец кельт­ибе­ры, вый­дя из лаге­ря почти со все­ми пеши­ми и кон­ны­ми сила­ми, выстро­и­лись в бое­вом поряд­ке на пол­пу­ти меж­ду двух лаге­рей. (7) Поле было ров­ное, при­год­ное для сра­же­ния; там и сто­я­ли испан­цы, ожи­дая непри­я­те­ля, но рим­ляне не выхо­ди­ли из лаге­ря. В тече­ние четы­рех дней кельт­ибе­ры сохра­ня­ли пра­виль­ный строй на том же месте, а рим­ляне не тро­га­лись. (8) Тогда кельт­ибе­ры, посколь­ку сра­же­ния не пред­виде­лось, ото­шли отды­хать в свой лагерь, и толь­ко их всад­ни­ки выез­жа­ли к заста­вам, чтобы быть нагото­ве, если враг при­дет в дви­же­ние. (9) Фураж и дро­ва оба вой­ска заготов­ля­ли поза­ди сво­их лаге­рей, не мешая друг дру­гу.

31. (1) Когда же рим­ский пре­тор решил, что после столь­ких дней без­дей­ст­вия кельт­ибе­ры уве­ре­ны, что пер­вым он ниче­го не пред­при­мет, он при­ка­зал Луцию Аци­лию с левым кры­лом вспо­мо­га­тель­ных войск и шестью тыся­ча­ми набран­ных в про­вин­ции вои­нов обой­ти гору в тылу непри­я­те­ля и, (2) услы­шав крик, уда­рить по его лаге­рю. Чтобы остать­ся неза­ме­чен­ным, отряд высту­пил ночью.

(3) На рас­све­те Флакк послал пре­фек­та союз­ни­ков⁶¹ Гая Скри­бо­ния с отбор­ной кон­ни­цей лево­го кры­ла к непри­я­тель­ско­му валу. (4) Когда кельт­ибе­ры увиде­ли вбли­зи необыч­но мно­го непри­я­тель­ских всад­ни­ков, то вся их кон­ни­ца высы­па­ла из лаге­ря, пехо­те был дан сиг­нал высту­пать вслед. (5) Скри­бо­ний, как было при­ка­за­но, едва заслы­шав шум насту­паю­щей на него кон­ни­цы, повер­нул коней назад к лаге­рю. (6) Непри­я­тель бро­сил­ся в пого­ню, впе­ре­ди всад­ни­ки, за ними пешие, уве­рен­но соби­ра­ясь идти на при­ступ. Они были уже в полу­ми­ле, (7) когда Флакк, решив, что вра­ги доста­точ­но ото­рва­лись от сво­их укреп­ле­ний, стре­ми­тель­но с трех сто­рон выво­дит выстро­ен­ное в лаге­ре вой­ско, кото­рое под­ни­ма­ет крик не толь­ко для воз­буж­де­ния бое­во­го духа, но и для того, чтобы его услы­ша­ли засев­шие на горе. (8) Те, как было при­ка­за­но, тот­час бегом бро­си­лись вниз на вра­жий лагерь, где оста­лось не более пяти тысяч чело­век воору­жен­ной охра­ны, (9) устра­шен­ной и сво­ей мало­чис­лен­но­стью, и мно­же­ст­вом вра­гов, и вне­зап­но­стью напа­де­ния. с.381 Поэто­му лагерь был взят почти без боя; ту его часть, что была луч­ше вид­на с поля бит­вы, Аци­лий под­жег.

32. (1) Замы­кав­шие строй кельт­ибе­ры пер­вы­ми увида­ли огонь, и по все­му их вой­ску раз­ле­те­лась весть, что лагерь захва­чен и вовсю горит. Это уси­ли­ло в кельт­ибе­рах страх, а рим­ля­нам при­ба­ви­ло духа. (2) Уже доно­си­лись побед­ные кри­ки рим­ских вои­нов, уже вид­нел­ся пылаю­щий непри­я­тель­ский лагерь. (3) Но кельт­ибе­ры недол­го пре­бы­ва­ли в заме­ша­тель­стве: посколь­ку им в слу­чае пора­же­ния некуда было укрыть­ся и надеж­да на спа­се­ние была толь­ко в бою, они с еще боль­шим упор­ст­вом воз­об­но­ви­ли бит­ву. (4) Середи­ну их строя оже­сто­чен­но тес­нил пятый леги­он, но они уве­рен­но уда­ри­ли по лево­му кры­лу, видя, что рим­ляне выстро­и­ли там мест­ные, их же пле­ме­ни, вспо­мо­га­тель­ные вой­ска. (5) Уже каза­лось, что левое кры­ло рим­лян будет отбро­ше­но, когда на помощь подо­спел седь­мой леги­он. В это же вре­мя, в раз­гар бит­вы к рим­ля­нам подо­шло охра­не­ние, остав­лен­ное в Эбу­ре, а с тыла кельт­ибе­ров тес­нил Аци­лий. (6) Дол­го изби­ва­ли рим­ляне кельт­ибе­ров, зажа­тых посе­редине, остав­ши­е­ся в живых раз­бе­жа­лись во все сто­ро­ны. Послан­ные за ними в двух направ­ле­ни­ях всад­ни­ки пере­би­ли их мно­же­ство. В этот день было уби­то до два­дца­ти трех тысяч вра­гов, взя­то в плен четы­ре тыся­чи семь­сот, захва­че­но более пяти­сот коней и восемь­де­сят восемь зна­мен. (7) Это была вели­кая, но и для рим­лян не бес­кров­ная победа: их пало из двух леги­о­нов немно­гим более двух­сот чело­век, латин­ских союз­ни­ков — восемь­сот трид­цать, а из чуже­зем­ных вспо­мо­га­тель­ных войск — почти две тыся­чи четы­ре­ста. (8) Пре­тор с победо­нос­ным вой­ском вер­нул­ся в лагерь, Аци­лию же было при­ка­за­но оста­вать­ся в захва­чен­ном стане. На сле­дую­щий день были собра­ны доспе­хи уби­тых вра­гов и на общей сход­ке награж­де­ны самые доб­лест­ные вои­ны.

33. (1) Затем ране­ных пере­вез­ли в город Эбу­ру⁶², и леги­о­ны отпра­ви­лись через Кар­пе­та­нию на Кон­тре­бию. (2) Оса­жден­ный, этот город обра­тил­ся за помо­щью к кельт­ибе­рам, но те задер­жа­лись с при­хо­дом, не пото­му, что мед­ли­ли, а пото­му, что, вый­дя из род­ных мест, были оста­нов­ле­ны непро­хо­ди­мы­ми от лив­ней доро­га­ми и раз­лив­ши­ми­ся река­ми. Отча­яв­шись в помо­щи от сво­их, город сдал­ся. (3) Ужас­ная пого­да заста­ви­ла и Флак­ка вве­сти все вой­ско в город. (4) Кельт­ибе­ры высту­пи­ли в поход, обо всем этом еще не зная, и когда они, пере­ждав дожди, пре­одо­ле­ли реки и подо­шли к Кон­тре­бии и не увиде­ли рим­ско­го лаге­ря воз­ле стен, то реши­ли, что непри­я­тель либо пере­нес лагерь на дру­гую сто­ро­ну, либо ото­шел, и бес­по­рядоч­ной тол­пой под­сту­пи­ли к горо­ду. (5) Рим­ляне сде­ла­ли вылаз­ку из двух ворот и, уда­рив, рас­се­я­ли нестрой­но иду­щих. (6) Сопро­тив­лять­ся и при­нять бой кельт­ибе­рам поме­ша­ло то, что они шли не еди­ным плот­ным стро­ем под зна­ме­на­ми, но это же ока­за­лось спа­си­тель­ным при бег­стве: (7) они рас­сы­па­лись по все­му полю, а не были окру­же­ны в сомкну­том строю. Тем не менее было уби­то до две­на­дца­ти тысяч, а взя­то в плен более пяти тысяч чело­век, захва­че­но четы­ре­ста коней и шесть­де­сят два зна­ме­ни. (8) А те с.382 из бег­ле­цов, кто пооди­ноч­ке воз­вра­щал­ся домой, рас­ска­зом о сда­че Кон­тре­бии и о сво­ем раз­гро­ме вер­ну­ли с доро­ги еще одно шед­шее туда кельт­ибер­ское вой­ско; вои­ны тут же разо­шлись по сво­им дерев­ням и кре­по­стям. (9) Флакк высту­пил из Кон­тре­бии и опу­сто­ши­тель­ным похо­дом повел леги­о­ны через Кельт­ибе­рию. Он взял мно­го кре­по­стей, пока бо́льшая часть кельт­ибе­ров не поко­ри­лась.

34. (1) Тако­вы были собы­тия это­го года в Ближ­ней Испа­нии. В Даль­ней Испа­нии пре­тор Пуб­лий Ман­лий дал несколь­ко успеш­ных сра­же­ний лузи­та­нам.

(2) В том же году [181 г.] была выведе­на на галль­ские зем­ли латин­ская коло­ния Акви­лея. Три тыся­чи пехо­тин­цев полу­чи­ли по пять­де­сят юге­ров зем­ли, цен­ту­ри­о­ны — по сто, кон­ни­ки — по сто сорок юге­ров⁶³. (3) Выве­ли коло­нию три­ум­ви­ры Пуб­лий Кор­не­лий Сци­пи­он Нази­ка, Гай Фла­ми­ний и Луций Ман­лий Аци­дин⁶⁴. (4) Два хра­ма были посвя­ще­ны в этот год. Один — Вене­ры Эри­цин­ской у Кол­лин­ских ворот — был посвя­щен кон­су­лом Луци­ем Пор­ци­ем Лици­ном, сыном Луция^[2], а обе­то­ван он был кон­су­лом Луци­ем Пор­ци­ем в Лигу­рий­скую вой­ну⁶⁵. Дру­гой храм — Бла­го­че­стия на Овощ­ном рын­ке — (5) посвя­тил дуум­вир Маний Аци­лий Глаб­ри­он, поме­стив­ший там золо­че­ную — впер­вые в Ита­лии — ста­тую сво­его отца Глаб­ри­о­на, (6) того само­го, что и обе­то­вал этот храм в день победы над царем Антиохом у Фер­мо­пил⁶⁶ и сдал, по реше­нию сена­та, под­ряд на его воз­веде­ние.

(7) В те же дни, когда были посвя­ще­ны эти хра­мы, про­кон­сул Луций Эми­лий Павел спра­вил три­умф за победу над лигу­рий­ца­ми-ингав­на­ми. (8) Он про­нес два­дцать пять золотых вен­ков, а боль­ше в этом три­ум­фе ни золота, ни сереб­ра не нес­ли. Мно­гие плен­ные вожди лигу­рий­цев были про­веде­ны перед три­ум­фаль­ной колес­ни­цей. Сол­да­там розда­но было по три­ста ассов. (9) Сла­ву это­го три­ум­фа умно­жи­ли лигу­рий­ские послы, про­сив­шие веч­но­го мира и уве­ряв­шие, что лигу­рий­ский народ твер­до решил нико­гда боль­ше не брать­ся за ору­жие, раз­ве толь­ко по при­ка­зу рим­ско­го наро­да. (10) По пору­че­нию сена­та пре­тор Квинт Фабий отве­тил лигу­рий­цам, что речь эта для них не нова, но пусть будет нов для них ее смысл, и пусть он впрямь отве­ча­ет речи. (11) Пус­кай они идут к кон­су­лам и выпол­ня­ют их тре­бо­ва­ния. Нико­му, кро­ме кон­су­лов, сенат не пове­рит, что лигу­рий­цы искренне и чест­но дого­ва­ри­ва­ют­ся о мире. В Лигу­рии было тихо.

(12) На Кор­си­ке про­изо­шло сра­же­ние с кор­си­кан­ца­ми, и пре­тор Марк Пина­рий в бою пере­бил их до двух тысяч. Кор­си­кан­цам при­шлось дать залож­ни­ков и сто тысяч фун­тов вос­ка⁶⁷. (13) С Кор­си­ки вой­ско пере­пра­ви­лось в Сар­ди­нию, где успеш­но сра­жа­лось с илий­ца­ми, пле­ме­нем, и поныне не пол­но­стью усми­рен­ным⁶⁸. (14) Кар­фа­ге­ня­нам в тот год были воз­вра­ще­ны сто залож­ни­ков⁶⁹, и рим­ский народ даро­вал им мир от сво­его име­ни и от име­ни царя Маси­нис­сы, с воору­жен­ным отрядом завла­дев­ше­го спор­ной зем­лею⁷⁰.

35. (1) Кон­су­лам их про­вин­ция не доста­ви­ла мно­го хло­пот. Ото­зван­ный в Рим для про­веде­ния выбо­ров Марк Бебий объ­явил с.383 кон­су­ла­ми Авла Посту­мия Аль­би­на Лус­ка и Гая Каль­пур­ния Пизо­на. (2) В пре­то­ры были выбра­ны Тибе­рий Сем­п­ро­ний Гракх, Луций Посту­мий Аль­бин, Пуб­лий Кор­не­лий Мам­му­ла, Тибе­рий Мину­ций Мол­ли­кул, Авл Гости­лий Ман­цин и Гай Мений. В мар­тов­ские иды все они всту­пи­ли в долж­ность.

(3) В нача­ле это­го года, в кото­рый кон­су­ла­ми были Авл Посту­мий Аль­бин и Гай Каль­пур­ний Пизон, кон­сул Авл Посту­мий пред­ста­вил сена­ту при­быв­ших из Ближ­ней Испа­нии от Квин­та Фуль­вия Флак­ка лега­та Луция Мину­ция и двух вой­ско­вых три­бу­нов, Тита Мения и Луция Терен­ция Мас­си­лиота. (4) Рас­ска­зав о двух успеш­ных сра­же­ни­ях, сда­че кельт­ибе­ров и поко­ре­нии про­вин­ции, они заяви­ли, что на этот год им не нуж­но ни обыч­но­го жало­ва­нья, ни хле­ба для вой­ска. (5) Про­сят же они сенат о том, чтобы за их уда­чу были возда­ны поче­сти бес­смерт­ным богам, (6) и о том, чтобы Квин­ту Фуль­вию, закан­чи­ваю­ще­му свой срок пре­бы­ва­ния в про­вин­ции, раз­ре­ше­но было выве­сти оттуда вой­ско, муже­ст­вен­но слу­жив­шее и ему, и мно­гим пре­то­рам до него. Это не толь­ко до́лжно, но и необ­хо­ди­мо: (7) вои­ны так упор­ст­ву­ют, что невоз­мож­но их долее удер­жи­вать в про­вин­ции, и если их не отпу­стят, то они уйдут само­воль­но, а если кто попро­бу­ет удер­жать их любой ценой, то вспыхнет мятеж.

(8) Обо­им кон­су­лам сенат назна­чил про­вин­ци­ей Лигу­рию. После это­го бро­си­ли жре­бий пре­то­ры. Авлу Гости­лию доста­лась город­ская пре­ту­ра, а Тибе­рию Мину­цию — дела с чуже­зем­ца­ми. Пуб­лию Кор­не­лию выпа­ла Сици­лия, Гаю Мению — Сар­ди­ния. (9) Даль­няя Испа­ния доста­лась Луцию Посту­мию, а Ближ­няя — Тибе­рию Сем­п­ро­нию, (10) кото­ро­му пред­сто­я­ло сме­нить Квин­та Фуль­вия Флак­ка. Не желая, чтобы про­вин­ция оста­лась без опыт­но­го вой­ска, Сем­п­ро­ний ска­зал сле­дую­щее:

«Ответь мне, Луций Мину­ций, счи­та­ешь ли ты, сооб­щая о поко­ре­нии про­вин­ции, что кельт­ибе­ры будут вер­ны сво­е­му сло­ву, так что эту про­вин­цию мож­но зани­мать и без вой­ска? (11) Если же не можешь ручать­ся за вер­ность вар­ва­ров и счи­та­ешь, что в Ближ­ней Испа­нии нель­зя обой­тись без вой­ска, то ска­жи: сове­ту­ешь ли ты сена­ту послать в Испа­нию попол­не­ние, чтобы отпу­стить толь­ко тех сол­дат, кото­рые отслу­жи­ли свой срок, (12) а остав­ших­ся ста­рых вои­нов сме­шать с ново­бран­ца­ми? или сове­ту­ешь, выведя ста­рые леги­о­ны цели­ком, набрать и послать новые, хотя пре­не­бре­же­ние к нович­кам может побудить к вос­ста­нию даже более мир­ных вар­ва­ров? (13) Дикую, мятеж­ную про­вин­цию лег­че усми­рить на сло­вах, чем на деле. Как я понял, сда­лись и поко­ри­лись толь­ко те немно­гие горо­да, кото­рых понуж­да­ло к это­му сосед­ство наших зим­них лаге­рей, а более отда­лен­ные так и не сло­жи­ли ору­жия. (14) А раз так, я зара­нее заяв­ляю, отцы-сена­то­ры, что буду управ­лять про­вин­ци­ей с тем вой­ском, кото­рое нахо­дит­ся там сей­час. Если же Флакк выведет леги­о­ны, то я выбе­ру для зимов­ки зами­рен­ные обла­сти, но не под­став­лю неопыт­ных вои­нов под уда­ры люто­го вра­га».

с.384 36. (1) Легат отве­чал, что никто не в состо­я­нии уга­дать, что замыш­ля­ют или замыс­лят кельт­ибе­ры, (2) поэто­му нель­зя не при­знать, что к вар­ва­рам, даже усми­рен­ным, но еще непри­выч­ным к покор­но­сти, сле­ду­ет послать вой­ско. (3) А новое или ста­рое вой­ско — это пусть реша­ет тот, кто может знать, наде­жен ли мир с кельт­ибе­ра­ми, и берет­ся успо­ко­ить вои­нов, остав­ляя их в про­вин­ции. (4) Если же судить о наме­ре­ни­ях вои­нов по их раз­го­во­рам и выкри­кам на созы­вае­мых Фуль­ви­ем сход­ках, то они откры­то соби­ра­ют­ся либо удер­жать его в про­вин­ции, либо отпра­вить­ся с ним в Ита­лию.

(5) Пре­ния меж­ду пре­то­ром и лега­том были пре­рва­ны заяв­ле­ни­ем кон­су­лов, что преж­де чем решать вопрос о вой­ске пре­то­ра, сле­ду­ет обес­пе­чить потреб­но­сти их про­вин­ций⁷¹. (6) Кон­су­лы полу­чи­ли цели­ком новое вой­ско: по два рим­ских леги­о­на с кон­ни­цей и обыч­ное коли­че­ство латин­ских союз­ни­ков, пят­на­дцать тысяч пехо­тин­цев и восемь­сот кон­ни­ков. (7) С этим вой­ском им было пору­че­но начать вой­ну про­тив лигу­рий­цев-апу­а­нов. Пуб­лию Кор­не­лию и Мар­ку Бебию была про­дле­на власть и при­ка­за­но рас­по­ря­жать­ся про­вин­ци­ей до при­бы­тия кон­су­лов, после чего рас­пу­стить свое вой­ско и вер­нуть­ся в Рим. (8) Затем был решен вопрос о вой­ске Тибе­рия Сем­п­ро­ния: кон­су­лам пред­пи­са­но было набрать для него новый леги­он в пять тысяч две­сти пехо­тин­цев и четы­ре­ста всад­ни­ков, кро­ме это­го — еще тыся­чу рим­ских пехо­тин­цев и пять­сот всад­ни­ков, (9) а так­же семь тысяч пехо­тин­цев и три­ста кон­ни­ков из латин­ских союз­ни­ков; (10) и с таким вой­ском Тибе­рию Сем­п­ро­нию идти в Ближ­нюю Испа­нию. А Квин­ту Фуль­вию раз­ре­ши­ли забрать с собой тех вои­нов, рим­ских граж­дан или союз­ни­ков, кото­рые при­бы­ли в Испа­нию до кон­суль­ства Спу­рия Посту­мия и Квин­та Мар­ция⁷², а так­же, если сочтет нуж­ным, — тех вои­нов, кото­рые у него отли­чи­лись в двух сра­же­ни­ях с кельт­ибе­ра­ми; но с тем чтобы с уче­том попол­не­ния в Ближ­ней Испа­нии оста­лись два пол­ных рим­ских леги­о­на, то есть десять тысяч четы­ре­ста пехо­тин­цев и шесть­сот кон­ни­ков, (11) а так­же две­на­дцать тысяч пехо­тин­цев и шесть­сот всад­ни­ков из латин­ских союз­ни­ков. (12) Кро­ме того, были назна­че­ны бла­годар­ст­вен­ные молеб­ст­вия за его успеш­ное слу­же­ние оте­че­ству. Осталь­ные пре­то­ры были так­же разо­сла­ны по про­вин­ци­ям, (13) а Квин­ту Фабию Бутео­ну в Гал­лии власть была про­дле­на. Было реше­но дер­жать в этот год восемь леги­о­нов, поми­мо вой­ска, ожи­дав­ше­го в Лигу­рии уволь­не­ния, (14) но даже такое вой­ско с трудом наби­ра­лось из-за моро­во­го повет­рия, кото­рое вот уже тре­тий год опу­сто­ша­ло Рим, а так­же Ита­лию⁷³.

37. (1) Умер пре­тор Тибе­рий Мину­ций, а вско­ре — кон­сул Гай Каль­пур­ний и мно­гие дру­гие вид­ные мужи всех сосло­вий. Нако­нец это бед­ст­вие достиг­ло таких раз­ме­ров, что его сочли зна­ме­ни­ем. (2) Вели­ко­му пон­ти­фи­ку Гаю Сер­ви­лию при­ка­за­ли поста­рать­ся смяг­чить гнев богов, децем­ви­рам — обра­тить­ся к Сивил­ли­ным кни­гам, а кон­су­лу — тор­же­ст­вен­но обе­щать Апол­ло­ну, Эску­ла­пу и Здо­ро­вью⁷⁴ дары и поста­вить им золо­че­ные ста­туи, что он и с.385 испол­нил. (3) Децем­ви­ры объ­яви­ли в Риме, а так­же по всем город­кам и тор­жи­щам двух­днев­ное молеб­ст­вие о здра­вии наро­да; в нем, укра­сив­шись вен­ка­ми и с лав­ро­вы­ми вет­вя­ми в руках, участ­во­ва­ли все стар­ше две­на­дца­ти лет. (4) Ста­ли даже подо­зре­вать злой чело­ве­че­ский умы­сел. По реше­нию сена­та было нача­то рас­сле­до­ва­ние об отра­ви­тель­стве в Горо­де и на десять миль вокруг, пору­чен­ное пре­то­ру Гаю Клав­дию, избран­но­му на место Тибе­рия Мину­ция, а в рыноч­ных город­ках и тор­жи­щах за деся­тым миле­вым кам­нем — Гаю Мению, преж­де чем он отпра­вит­ся в свою про­вин­цию Сар­ди­нию.

Наи­бо­лее подо­зри­тель­ной была смерть кон­су­ла Пизо­на. (5) Гово­ри­ли, что его изве­ла жена, Квар­та Гости­лия. (6) Когда же сын ее Квинт Фуль­вий Флакк⁷⁵ был объ­яв­лен кон­су­лом вме­сто умер­ше­го отчи­ма, его смерть ста­ла казать­ся еще ужас­нее. Нахо­ди­лись свиде­те­ли, кото­рые рас­ска­зы­ва­ли, что после того, как на выбо­рах объ­яв­ле­ны кон­су­ла­ми были Аль­бин и Пизон, а Флакк потер­пел неуда­чу, мать его попрек­ну­ла тем, что вот уже в тре­тий раз ему отка­зы­ва­ют в кон­суль­стве, и доба­ви­ла, чтобы он гото­вил­ся к ново­му соис­ка­тель­ству: не прой­дет и двух меся­цев, как она добьет­ся, чтобы он стал кон­су­лом. (7) Было и мно­го дру­гих свиде­тельств по это­му делу, но имен­но эти сло­ва, под­твер­див­ши­е­ся на деле, ста­ли глав­ной при­чи­ной ее осуж­де­ния.

(8) Из-за того, что в нача­ле этой вес­ны, пока новых кон­су­лов задер­жи­вал в Риме набор вой­ска, один из них умер и при­шлось выби­рать дру­го­го вза­мен, все сдви­ну­лось в этом году на более позд­ние сро­ки. (9) Меж­ду тем Пуб­лий Кор­не­лий и Марк Бебий, кото­рые в свое кон­суль­ство не совер­ши­ли ниче­го при­ме­ча­тель­но­го, вторг­лись в область лигу­рий­цев-апу­а­нов.

38. (1) Застиг­ну­тые врас­плох лигу­рий­цы, не ожи­дав­шие, что вой­на нач­нет­ся до при­бы­тия новых кон­су­лов в про­вин­цию, сда­лись чис­лом до две­на­дца­ти тысяч чело­век. (2) Посо­ве­то­вав­шись в пись­мах с сена­том, Кор­не­лий и Бебий поста­но­ви­ли пере­се­лить их с гор в поля — подаль­ше от дома, чтобы у них не было надеж­ды на воз­вра­ще­ние, и этим един­ст­вен­ным дей­ст­вен­ным спо­со­бом поло­жить конец Лигу­рий­ской войне. (3) В Сам­нии было обще­ст­вен­ное поле рим­ско­го наро­да, ранее при­над­ле­жав­шее жите­лям Тав­ра­сии⁷⁶. Решив пере­се­лить сюда лигу­рий­цев-апу­а­нов, Кор­не­лий и Бебий при­ка­за­ли им спу­стить­ся с гор с жена­ми, детьми и всем иму­ще­ст­вом. (4) Лигу­рий­цы несколь­ко раз через послов про­си­ли, чтобы их не при­нуж­да­ли покидать род­ные места и моги­лы пред­ков, обе­щая выдать ору­жие и залож­ни­ков. (5) Но, ниче­го не добив­шись и не имея сил вое­вать, они под­чи­ни­лись при­ка­зу. (6) Их пере­се­ли­ли за обще­ст­вен­ный счет, чис­лом до соро­ка тысяч сво­бод­ных с жен­щи­на­ми и детьми. Им было выда­но сто пять­де­сят тысяч сестер­ци­ев сереб­ром⁷⁷ на обза­веде­ние на новом месте. (7) Меже­ва­ние и раздел зем­ли взя­ли на себя те же Кор­не­лий и Бебий⁷⁸. Одна­ко по их прось­бе сенат напра­вил к ним совет из пяти чело­век, с согла­сия кото­ро­го они и дей­ст­во­ва­ли. (8) Когда по завер­ше­нии дел Кор­не­лий и Бебий при­ве­ли отслу­жив­шее свой срок вой­ско в Рим, то с.386 сенат назна­чил им три­умф. (9) Они пер­вые спра­ви­ли три­умф, не участ­вуя ни в какой войне⁷⁹. Толь­ко жерт­вен­ные живот­ные шли перед три­ум­фаль­ной колес­ни­цей, пото­му что в этом их три­ум­фе не было ниче­го захва­чен­но­го, что мож­но было б нести или вести, либо раздать вои­нам.

39. (1) В том же году [180 г.] в Испа­нии про­кон­сул⁸⁰ Фуль­вий Флакк, посколь­ку его пре­ем­ник запазды­вал с при­бы­ти­ем, вывел вой­ско с зимов­ки и начал опу­сто­шать даль­ние обла­сти Кельт­ибе­рии⁸¹, кото­рые так и не заяви­ли о сда­че. (2) Этим он боль­ше раз­дра­жил вар­ва­ров, чем их запу­гал, и они, тай­но собрав вой­ска, засе­ли вокруг Ман­ли­е­ва уро­чи­ща⁸², кото­ро­го не мог­ло мино­вать рим­ское вой­ско. (3) Меж­ду тем Гракх уже пору­чил сво­е­му сото­ва­ри­щу Луцию Посту­мию Аль­би­ну, отправ­ляв­ше­му­ся в Даль­нюю Испа­нию, пере­дать Квин­ту Фуль­вию, чтобы тот отвел вой­ско в Тарра­кон: (4) там-де он хочет отпу­стить ста­рых вои­нов, рас­пре­де­лить попол­не­ние и наве­сти порядок в вой­ске. Срок для это­го был ука­зан самый малый. (5) Когда это новое обсто­я­тель­ство заста­ви­ло Флак­ка оста­вить нача­тые им дей­ст­вия и поспеш­но выве­сти вой­ско из Кельт­ибе­рии, засев­шие при доро­ге вар­ва­ры, не зная насто­я­щей тому при­чи­ны, а пола­гая, что Флакк про­сто испу­гал­ся, узнав об их отпа­де­нии и тай­но собран­ном ими вой­ске, утвер­ди­лись в сво­ей само­на­де­ян­но­сти. (6) И когда рим­ское вой­ско на рас­све­те вошло в уро­чи­ще, на него сра­зу с обе­их сто­рон вдруг напа­ли вра­ги. (7) Увидя это, Флакк через цен­ту­ри­о­нов при­ка­зал всем оста­но­вить­ся — каж­до­му на сво­ем месте — и при­гото­вить ору­жие, чем успо­ко­ил сму­тив­ших­ся было вои­нов. (8) Собрав в одном месте покла­жу и вьюч­ных живот­ных, Флакк где сам, где через лега­тов и вой­ско­вых три­бу­нов без вся­кой сума­то­хи выстро­ил сол­дат, как того тре­бо­ва­ло вре­мя и место. (9) Он напом­нил им, что перед ними два­жды сдав­ший­ся враг, у кото­ро­го при­ба­ви­лось толь­ко ковар­ства и веро­лом­ства, но не доб­ле­сти и муже­ства. Бла­го­да­ря вра­гу их скром­ное воз­вра­ще­ние на роди­ну обер­нет­ся слав­ным и досто­па­мят­ным: они при­дут в Рим с обаг­рен­ны­ми вра­же­ской кро­вью меча­ми и окро­вав­лен­ны­ми вра­же­ски­ми доспе­ха­ми для три­ум­фа. Гово­рить доль­ше не было вре­ме­ни: вра­ги под­сту­па­ли, и по кра­ям уже начи­на­лось сра­же­ние. (10) Затем строй сошел­ся со стро­ем.

40. (1) Повсюду шел жесто­кий бой, но с раз­ным успе­хом. Слав­но бились леги­о­ны, не хуже их оба кры­ла⁸³, но мест­ные вспо­мо­га­тель­ные отряды были подав­ле­ны точ­но так же воору­жен­ны­ми, но в осталь­ном намно­го пре­вос­хо­див­ши­ми их кельт­ибе­ра­ми, чей натиск они не мог­ли сдер­жать. (2) Кельт­ибе­ры, почув­ст­во­вав, что в пра­виль­ном строю они не могут сра­жать­ся с леги­о­на­ми на рав­ных, уда­ри­ли на них кли­ном: (3) в таком роде боя они столь силь­ны, что повсюду, куда обра­ща­ли свой натиск, их невоз­мож­но было сдер­жать. Тут даже леги­о­ны при­шли в бес­по­рядок, строй был почти про­рван. (4) Когда Флакк заме­тил заме­ша­тель­ство, он под­ска­кал к леги­он­ным кон­ни­кам и вос­клик­нул: «Если вы ничем не помо­же­те, то с этим вой­ском все будет кон­че­но!» Кон­ни­ки со всех с.387 сто­рон закри­ча­ли, что ж он не ска­жет, чего от них хочет, они тут же все выпол­нят. Тогда он ска­зал: (5) «Сдвой­те тур­мы, всад­ни­ки двух леги­о­нов, и пусти­те коней на вра­же­ский клин, кото­рый тес­нит наших. Натиск будет мощ­нее, если коней вы пусти­те, бро­сив пово­дья. (6) Извест­но, что рим­ские всад­ни­ки часто дела­ли это с вели­кой сла­вой». (7) Они пови­но­ва­лись при­ка­зу и, бро­сив пово­дья, про­мча­лись впе­ред и назад, кру­ша вра­гов и пере­ло­мав все свои копья. (8) Когда клин, в кото­ром состо­я­ла вся их надеж­да, рас­сы­пал­ся, кельт­ибе­ры дрог­ну­ли и почти пере­ста­ли бить­ся, высмат­ри­вая, куда бежать. (9) А кон­ни­ки латин­ских союз­ни­ков, увидев столь слав­ные дей­ст­вия рим­ской кон­ни­цы и вос­пла­ме­нив­шись чужой доб­ле­стью, без вся­ко­го при­ка­за­ния пусти­ли коней на сме­шав­ше­го­ся непри­я­те­ля. (10) Тут уж, понят­но, все кельт­ибе­ры обра­ти­лись в бег­ство, а рим­ский пол­ко­во­дец, глядя на опро­ки­ну­то­го вра­га, обе­то­вал храм Всад­ни­че­ской Фор­туне⁸⁴ и игры Юпи­те­ру Все­бла­го­му Вели­чай­ше­му. (11) Рас­сы­пав­ших­ся по все­му уро­чи­щу кельт­ибе­ров везде насти­га­ла смерть. Пере­да­ют, что в этот день было уби­то сем­на­дцать тысяч чело­век, захва­че­но более трех тысяч семи­сот плен­ных и семь­де­сят зна­мен, а коней око­ло шести­сот. (12) В этот день победо­нос­ное вой­ско оста­лось в сво­ем лаге­ре⁸⁵. Победа далась не без потерь: (13) погиб­ли четы­ре­ста семь­де­сят два рим­ских вои­на, союз­ни­ков и лати­нов — тыся­ча девят­на­дцать, а так­же три тыся­чи вои­нов вспо­мо­га­тель­ных войск.

Так победо­нос­ное вой­ско, воз­ро­див былую свою сла­ву, при­бы­ло в Тарра­кон. (14) Навстре­чу при­бли­жав­ше­му­ся Фуль­вию вышел пре­тор Тибе­рий Сем­п­ро­ний, при­быв­ший дву­мя дня­ми рань­ше, и поздра­вил его с достой­ным завер­ше­ни­ем дел, вве­рен­ных ему государ­ст­вом. В пол­ном согла­сии они дого­во­ри­лись о том, каких вои­нов отпу­стить, а каких оста­вить. (15) После это­го Фуль­вий, поса­див уво­лен­ных вои­нов на кораб­ли, отпра­вил­ся в Рим, а Сем­п­ро­ний повел леги­о­ны в Кельт­ибе­рию.

41. (1) Кон­су­лы с двух сто­рон вторг­лись в Лигу­рию. (2) Посту­мий с пер­вым и третьим леги­о­на­ми оса­дил горы Бал­ли­сту и Летум⁸⁶, пере­крыл узкие гор­ные про­хо­ды, пре­рвал под­воз при­па­сов к лигу­рий­цам и, лишив их все­го необ­хо­ди­мо­го, поко­рил. (3) Фуль­вий со вто­рым и чет­вер­тым леги­о­на­ми напал со сто­ро­ны Пизы на лигу­рий­цев-апу­а­нов, кото­рые жили вокруг Пизы на реке Мак­ре. Когда они сда­лись, он поса­дил их — чис­лом до семи тысяч чело­век — на кораб­ли и отпра­вил вдоль бере­га Этрус­ско­го моря⁸⁷ в Неа­поль. (4) Оттуда их пере­ве­ли в Сам­ний, где им выде­ли­ли зем­лю сре­ди сопле­мен­ни­ков⁸⁸. (5) У гор­ных лигу­рий­цев Авл Посту­мий рубил вино­град­ни­ки и жег хлеб, пока все эти бед­ст­вия не при­нуди­ли их поко­рить­ся и сдать ору­жие. (6) После это­го Посту­мий отпра­вил­ся на кораб­лях осмат­ри­вать бере­га лигу­рий­цев-ингав­нов и инте­ме­ли­ев⁸⁹.

(7) До при­бы­тия этих кон­су­лов вой­ском в Пизе коман­до­ва­ли дру­гой Авл Посту­мий (8) и брат Квин­та Фуль­вия Марк Фуль­вий Ноби­ли­ор⁹⁰, кото­рый был вой­ско­вым три­бу­ном вто­ро­го леги­о­на и в с.388 меся­цы сво­его коман­до­ва­ния⁹¹ рас­пу­стил леги­он, под при­ся­гой обя­зав цен­ту­ри­о­нов вер­нуть в каз­ну день­ги за невы­слу­жен­ный срок⁹². (9) Когда об этом изве­сти­ли Авла Посту­мия, отлу­чив­ше­го­ся в Пла­цен­тию, то он с лег­ко­во­ору­жен­ны­ми кон­ни­ка­ми погнал­ся за отпу­щен­ны­ми вои­на­ми и тех, кого смог догнать, нака­зав, при­вел в Пизу, а об осталь­ных уве­до­мил кон­су­ла, (10) по чье­му докла­ду сенат поста­но­вил выслать Мар­ка Фуль­вия⁹³ в Испа­нию за Новый Кар­фа­ген с пись­мом от кон­су­ла Пуб­лию Ман­лию в Даль­нюю Испа­нию; вои­нам же было при­ка­за­но вер­нуть­ся в строй. (11) Было реше­но в знак позо­ра назна­чить леги­о­ну на этот год лишь полу­го­до­вое жало­ва­нье. А тех вои­нов, что не воз­вра­ти­лись в вой­ско, кон­су­лу веле­но было про­дать — и самих, и все их иму­ще­ство.

42. (1) В этом же году [180 г.] Луций Дуро­ний, про­шло­год­ний пре­тор, с деся­тью кораб­ля­ми вер­нул­ся из Илли­ри­ка в Брун­ди­зий. Оста­вив кораб­ли в гава­ни, он явил­ся в Рим и, отчи­ты­ва­ясь в сво­их делах, пря­мо обви­нил илли­рий­ско­го царя Ген­тия⁹⁴ в мор­ском раз­бое: (2) все суда, кото­рые опу­сто­ша­ли бере­га Верх­не­го моря, были из его цар­ства. По это­му пово­ду он, Дуро­ний, отправ­лял к царю послов, но их к нему не допу­сти­ли. (3) От Ген­тия тоже при­бы­ли в Рим послы, объ­яс­няя, что как раз в то вре­мя, когда яви­лись к ним рим­ские послы, царь был болен и нахо­дил­ся в даль­них обла­стях цар­ства, (4) и что Ген­тий про­сит сенат не верить лож­ным обви­не­ни­ям, кото­рые на него воз­во­дят его вра­ги. Дуро­ний еще при­ба­вил, что в цар­стве Ген­тия при­чи­не­но мно­го обид рим­ским граж­да­нам и латин­ским союз­ни­кам, а так­же, гово­рят, на Кор­ки­ре⁹⁵ задер­жи­ва­ют рим­ских граж­дан. (5) Было поста­нов­ле­но вер­нуть их в Рим, пре­то­ру Гаю Клав­дию про­ве­сти рас­сле­до­ва­ние, а до того царю Ген­тию и его послам отве­та не давать.

(6) Сре­ди мно­гих дру­гих, погуб­лен­ных мором это­го года, были и несколь­ко жре­цов. Умер пон­ти­фик Луций Вале­рий Флакк, а на его место был избран⁹⁶ Квинт Фабий Лабе­он. (7) Умер и три­ум­вир эпу­лон⁹⁷ Пуб­лий Ман­лий, кото­рый недав­но вер­нул­ся из Даль­ней Испа­нии. Квинт Фуль­вий, сын Мар­ка, еще несо­вер­шен­но­лет­ний, был избран три­ум­ви­ром на его место. (8) Отно­си­тель­но избра­ния царя-жре­ца⁹⁸ вме­сто Гнея Кор­не­лия Дола­бел­лы воз­ник спор меж­ду вели­ким пон­ти­фи­ком Гаем Сер­ви­ли­ем и кора­бель­ным дуум­ви­ром Луци­ем Кор­не­ли­ем Дола­бел­лой, кото­ро­му пон­ти­фик при­ка­зал отка­зать­ся от долж­но­сти для посвя­ще­ния в сан⁹⁹. (9) Когда дуум­вир не согла­сил­ся, пон­ти­фик нака­зал его пенею; тяж­ба про­дол­жа­лась и перед народ­ным собра­ни­ем, к кото­ро­му обра­тил­ся дуум­вир¹⁰⁰. (10) Уже мно­гие три­бы, при­зван­ные к голо­со­ва­нию, выска­за­лись за то, чтобы дуум­вир под­чи­нил­ся пон­ти­фи­ку и тогда был бы осво­бож­ден от пени, но тут собра­ние было пре­рва­но небес­ным зна­ме­ни­ем. По этой при­чине пон­ти­фи­кам было запре­ще­но посвя­щать Дола­бел­лу. (11) Они посвя­ти­ли вме­сто него Пуб­лия Кле­лия Сику­ла, кото­рый был вто­рым в спис­ке наме­чен­ных¹⁰¹. В кон­це года умер и вели­кий пон­ти­фик Гай Сер­ви­лий Гемин, быв­ший так­же децем­ви­ром свя­щен­но­дей­ст­вий. Вме­сто него в пон­ти­фи­ки кол­ле­гия с.389 избра­ла Квин­та Фуль­вия Флак­ка¹⁰², (12) а вели­ким пон­ти­фи­ком стал Марк Эми­лий Лепид, хотя это­го места доби­ва­лись мно­гие извест­ные мужи. Децем­ви­ром свя­щен­но­дей­ст­вий на место того же Гая Сер­ви­лия Геми­на был избран Квинт Мар­ций Филипп. (13) Умер и авгур Спу­рий Посту­мий Аль­бин; на его место авгу­ры избра­ли Пуб­лия Сци­пи­о­на, сына Сци­пи­о­на Афри­кан­ско­го.

В этом году было удо­вле­тво­ре­но про­ше­ние жите­лей Кум: им раз­ре­ши­ли гово­рить в собра­ни­ях по-латин­ски и по-латин­ски же делать объ­яв­ле­ния через гла­ша­тая на тор­гах¹⁰³.

43. (1) Пизан­цам, обе­щав­шим выде­лить зем­лю для выведе­ния латин­ской коло­нии, сенат выра­зил бла­го­дар­ность. Для выво­да коло­нии были избра­ны три­ум­ви­ры Квинт Фабий Буте­он и Марк и Пуб­лий Попи­лии Лена­ты. (2) От пре­то­ра Гая Мения, кото­ро­му доста­лась Сар­ди­ния, а потом допол­ни­тель­ное пору­че­ние вести след­ст­вие об отрав­ле­ни­ях далее деся­ти миль от Рима, (3) полу­че­но было пись­мо, что он уже осудил три тыся­чи чело­век, а след­ст­вие все раз­рас­та­ет­ся из-за новых доно­сов, так что он дол­жен либо бро­сить след­ст­вие, либо отка­зать­ся от про­вин­ции.

(4) Окру­жен­ный вели­кой сла­вой сво­их дея­ний, Квинт Фуль­вий Флакк воз­вра­тил­ся из Испа­нии в Рим. Пока он перед три­ум­фом сто­ял за пре­де­ла­ми горо­да, его избра­ли кон­су­лом вме­сте с Луци­ем Ман­ли­ем Аци­ди­ном¹⁰⁴. (5) Через несколь­ко дней он вошел в Город с три­ум­фаль­ным шест­ви­ем во гла­ве вои­нов, кото­рых при­вел с собой. (6) В три­ум­фе он про­нес сто два­дцать четы­ре золотых вен­ка и, кро­ме того, трид­цать один фунт золота, <…> фун­тов сереб­ра в слит­ках и сто семь­де­сят три тыся­чи две­сти оск­ских сереб­ря­ных монет¹⁰⁵. (7) Из добы­чи Фуль­вий выдал вои­нам по пять­де­сят дена­ри­ев, цен­ту­ри­о­нам — вдвое боль­ше, кон­ни­кам — втрое; из тако­го же рас­че­та — и латин­ским союз­ни­кам, а так­же выпла­тил всем двой­ное годо­вое жало­ва­нье.

44. (1) В этом году народ­ным три­бу­ном Луци­ем Вил­ли­ем был впер­вые пред­ло­жен закон о воз­расте, потреб­ном, чтобы искать и зани­мать государ­ст­вен­ные долж­но­сти¹⁰⁶, от чего семей­ство его полу­чи­ло про­зва­ние Анна­ли­ев. (2) Впер­вые за мно­го лет избра­ны были четы­ре пре­то­ра — на осно­ва­нии Беби­е­ва зако­на, пред­пи­сы­вав­ше­го изби­рать попе­ре­мен­но то шесте­рых, то чет­ве­рых пре­то­ров¹⁰⁷. Ими ста­ли Гней Кор­не­лий Сци­пи­он, Гай Вале­рий Леви́н и Квинт и Пуб­лий Муции Сце­во­лы, сыно­вья Квин­та.

(3) Кон­су­лам Квин­ту Фуль­вию и Луцию Ман­лию была назна­че­на та же про­вин­ция, что и их пред­ше­ст­вен­ни­кам, с таким же чис­лом вои­нов — пехоты и кон­ни­ков, граж­дан и союз­ни­ков. (4) В обе­их Испа­ни­ях Тибе­рию Сем­п­ро­нию и Луцию Посту­мию была про­дле­на власть с теми вой­ска­ми, что у них были, (5) а кон­су­лам было пред­пи­са­но набрать попол­не­ние — до трех тысяч рим­ских пехо­тин­цев и до трех­сот всад­ни­ков, а так­же до пяти тысяч пехо­тин­цев и четы­рех­сот кон­ни­ков из латин­ских союз­ни­ков. (6) Пуб­лий Муций Сце­во­ла полу­чил по жре­бию город­скую пре­ту­ру, а так­же след­ст­вие об отрав­ле­ни­ях в Риме и на десять миль вокруг. с.390 (7) Гнею Кор­не­лию Сци­пи­о­ну доста­лись дела с чуже­зем­ца­ми, Квин­ту Муцию Сце­во­ле — Сици­лия, Гаю Вале­рию Леви­ну — Сар­ди­ния.

(8) Кон­сул Квинт Фуль­вий заявил, что преж­де чем при­сту­пить к испол­не­нию сво­их обя­зан­но­стей, он жела­ет осво­бо­дить себя и государ­ство от обя­за­тельств перед бога­ми, выпол­нив дан­ные им обе­ты. (9) В послед­нем сво­ем сра­же­нии с кельт­ибе­ра­ми он обе­щал устро­ить игры Юпи­те­ру Все­бла­го­му Вели­чай­ше­му и постро­ить храм Всад­ни­че­ской Фор­ту­ны, а день­ги на это были собра­ны для него испан­ца­ми¹⁰⁸. (10) Игры были назна­че­ны, а так­же было реше­но избрать дуум­ви­ров, чтобы они сда­ли под­ряд на стро­и­тель­ство хра­ма. На игры сенат огра­ни­чил рас­хо­ды, чтобы они не пре­вы­ша­ли средств, опре­де­лен­ных Фуль­вию Ноби­ли­о­ру¹⁰⁹, устра­и­вав­ше­му игры после Это­лий­ской вой­ны, (11) и чтобы устро­и­тель не тре­бо­вал, не при­нуж­дал, не при­ни­мал и не делал ниче­го вопре­ки поста­нов­ле­нию сена­та об играх, при­ня­то­му в кон­суль­ство Луция Эми­лия и Гнея Бебия¹¹⁰. (12) Сенат при­нял это поста­нов­ле­ние из-за рас­то­чи­тель­ных трат на игры эди­ла Тибе­рия Сем­п­ро­ния, кото­рые ока­за­лись в тягость не толь­ко Ита­лии и латин­ским союз­ни­кам, но и замор­ским про­вин­ци­ям¹¹¹.

45. (1) Зима в тот год была суро­вой, с обиль­ны­ми сне­го­па­да­ми и часты­ми буря­ми. Затя­нув­ша­я­ся доль­ше обыч­но­го, она погу­би­ла все чув­ст­ви­тель­ные к холо­дам дере­вья. (2) Вне­зап­но насту­пив­шая ночь и страш­ная буря пре­рва­ли Латин­ские празд­не­ства на Аль­бан­ской горе¹¹² — по поста­нов­ле­нию пон­ти­фи­ков они были повто­ре­ны зано­во. (3) Та же буря опро­ки­ну­ла несколь­ко ста­туй на Капи­то­лии и во мно­гих местах повреди­ла стро­е­ния мол­ни­я­ми: храм Юпи­те­ра в Тарра­цине, Белый храм¹¹³ и Рим­ские ворота в Капуе; кое-где со стен были сби­ты зуб­цы. (4) Вдо­ба­вок к этим зна­ме­ни­ям из Реа­ты сооб­щи­ли о рож­де­нии трех­но­го­го мула¹¹⁴. (5) Децем­ви­ры, кото­рым из-за все­го это­го было при­ка­за­но обра­тить­ся к Сивил­ли­ным кни­гам, объ­яви­ли, каким богам сколь­ко жертв надоб­но при­не­сти, а так­же назна­чи­ли одно­днев­ное молеб­ст­вие. (6) Затем были устро­е­ны обе­то­ван­ные кон­су­лом Квин­том Фуль­ви­ем игры, про­хо­див­шие с боль­шой пыш­но­стью десять дней.

После это­го состо­я­лись выбо­ры цен­зо­ров. Избра­ны были Марк Эми­лий Лепид, вели­кий пон­ти­фик, и Марк Фуль­вий Ноби­ли­ор, спра­вив­ший три­умф за победу над это­лий­ца­ми. (7) Эти знат­ные мужи враж­до­ва­ли друг с дру­гом, что часто при­во­ди­ло к ярост­ным стыч­кам в сена­те и перед наро­дом¹¹⁵. (8) По завер­ше­нии выбо­ров, соглас­но древ­не­му обы­чаю, цен­зо­ры вос­се­ли в куруль­ные крес­ла на Мар­со­вом поле у хра­ма Мар­са, когда к ним неожи­дан­но подо­шли вид­ней­шие сена­то­ры, сопро­вож­дае­мые тол­пой граж­дан, и быв­ший сре­ди них Квинт Цеци­лий Метелл¹¹⁶ про­из­нес такую речь:

46. (1) «Мы не забы­лись, цен­зо­ры, — зна­ем: вы толь­ко что постав­ле­ны всем рим­ским наро­дом для над­зо­ра за наши­ми нра­ва­ми и вы нас долж­ны поучать и исправ­лять, а не мы вас. (2) И все-таки с.391 сто­ит ска­зать вам: есть в вас одно, что пре­тит всем доб­рым людям, во вся­ком слу­чае застав­ля­ет желать пере­ме­ны. (3) Всмат­ри­ва­ясь в каж­до­го из вас порознь, мы не мог­ли б нико­го из сограж­дан пред­по­честь вам, Марк Эми­лий и Марк Фуль­вий, если бы нас вновь при­зва­ли к голо­со­ва­нию. (4) Но глядя на вас обо­их, мы не можем не опа­сать­ся, что вы — неудач­ная пара и что государ­ству будет не столь­ко поль­зы от того, что вы нам угод­ны, сколь­ко вреда от того, что вы не угод­ны друг дру­гу. (5) Вот уже мно­гие годы жесто­кая ваша враж­да тяго­тит вас самих, но суще­ст­ву­ет опас­ность, что с это­го дня она станет тягост­ней нам и оте­че­ству, неже­ли вам. (6) О при­чи­нах наше­го стра­ха мно­го мож­но было бы ска­зать, если бы непри­ми­ри­мая ярость не помра­ча­ла ваш разум. (7) Все мы про­сим, чтобы сего­дня же, здесь, в этом хра­ме, вы поло­жи­ли конец вашим раздо­рам, чтобы вы поз­во­ли­ли нам при­ми­рить вас и соеди­нить уза­ми друж­бы — вас, и без того уже соеди­нен­ных нашим голо­со­ва­ни­ем. (8) Про­сим вас еди­но­душ­но и еди­но­мыс­лен­но пере­смот­реть состав сена­та и всад­ни­че­ско­го сосло­вия, про­ве­сти пере­пись граж­дан, устро­ить иску­пи­тель­ное жерт­во­при­но­ше­ние. И как почти во всех молит­вах вы про­из­но­си­те сло­ва: (9) “Да обер­нет­ся это сча­стьем и уда­чей для меня и мое­го сото­ва­ри­ща!” — так на самом деле, от души, желай­те это­го и добей­тесь, чтобы люди пове­ри­ли, что вы дей­ст­ви­тель­но жела­е­те того, о чем про­си­те богов. (10) В горо­де, на сре­дин­ной пло­ща­ди кото­ро­го сошлись в бою Тит Таций и Ромул, они же потом и соглас­но цар­ст­во­ва­ли¹¹⁷. (11) Не толь­ко раздо­рам — и вой­нам тоже быва­ет конец, и злей­шие вра­ги часто ста­но­вят­ся вер­ны­ми союз­ни­ка­ми, а ино­гда и сограж­да­на­ми. После раз­ру­ше­ния Аль­бы ее жите­ли были пере­веде­ны в Рим, лати­нам и саби­ня­нам было дано граж­дан­ство¹¹⁸. (12) Неда­ром ведь гово­рит­ся, и спра­вед­ли­вые эти сло­ва вошли в посло­ви­цу: друж­ба долж­на быть бес­смерт­ной, смерт­ной — враж­да». (13) Разда­лись воз­гла­сы одоб­ре­ния, затем все голо­са про­сив­ших о том же сли­лись воеди­но и заклю­чи­ли пре­рвав­шу­ю­ся речь. (14) Тогда Эми­лий стал жало­вать­ся, сре­ди про­че­го, на то, что Марк Фуль­вий два­жды лишил его вер­но­го кон­суль­ства. Фуль­вий же сето­вал, что Эми­лий веч­но его пре­сле­ду­ет и даже тягал­ся с ним под залог¹¹⁹, чтобы опо­зо­рить. Одна­ко каж­дый из них заявил, что если дру­гой жела­ет того же, то он поко­рит­ся воле столь­ких луч­ших граж­дан. (15) И по обще­му насто­я­нию они пода­ли друг дру­гу руки в знак того, что пола­га­ют враж­де конец и пре­дел. Затем под общие воз­гла­сы одоб­ре­ния они были при­веде­ны на Капи­то­лий. Сенат высо­ко оце­нил и одоб­рил уча­стие луч­ших граж­дан в этом деле и уступ­чи­вость цен­зо­ров. (16) Затем цен­зо­ры потре­бо­ва­ли выде­лить им день­ги на обще­ст­вен­ные работы, и сенат назна­чил им весь доход от нало­гов за этот год¹²⁰.

47. (1) В этом же году в Испа­нии про­пре­то­ры Луций Посту­мий Аль­бин и Тибе­рий Сем­п­ро­ний Гракх дого­во­ри­лись меж­ду собою так: Аль­бин отпра­вит­ся на вак­це­ев¹²¹ через Лузи­та­нию, а оттуда вер­нет­ся в Кельт­ибе­рию; если там слу­чит­ся боль­шая вой­на, Гракх прой­дет в самые даль­ние края Кельт­ибе­рии. (2) Сна­ча­ла Гракх с.392 вне­зап­ным ноч­ным при­сту­пом овла­дел горо­дом Мун­дою. Затем, взяв залож­ни­ков и оста­вив в горо­де охра­не­ние, он при­нял­ся жечь поля и оса­ждать кре­по­сти, пока не при­шел к дру­го­му, силь­но укреп­лен­но­му горо­ду, кото­рый кельт­ибе­ры назы­ва­ют Кер­ти­ма. (3) Когда он уже при­дви­нул к сте­нам осад­ные орудия, из горо­да яви­лись послы, со ста­рин­ной пря­мотой ска­зав­шие, что вое­ва­ли бы, если бы име­ли силы; (4) поэто­му они про­сят про­пу­стить их в стан кельт­ибе­ров, чтобы при­звать их на помощь — а если они не добьют­ся помо­щи, то сами решат, что им делать. Гракх про­пу­стил их, и они отпра­ви­лись, а через несколь­ко дней при­ве­ли с собой десять дру­гих послов. (5) Вре­мя было око­ло полу­дня. Пер­вым делом послы попро­си­ли пре­то­ра толь­ко о том, чтобы он при­ка­зал дать им пить. Выпив по пер­вой чаше, они попро­си­ли еще, к боль­шой поте­хе сто­яв­ших вокруг рим­лян, дивив­ших­ся такой их про­сто­те и неве­же­ству. (6) Потом ста­рей­ший из них ска­зал: «Наше пле­мя посла­ло нас раз­уз­нать, на что же в кон­це кон­цов ты наде­ешь­ся, что идешь на нас с ору­жи­ем». (7) На это Гракх отве­тил, что при­шел, пола­га­ясь на свое пре­вос­ход­ное вой­ско, и они могут сами, если хотят, увидеть это вой­ско, чтобы рас­ска­зать о нем сво­им досто­вер­нее. (8) И Гракх при­ка­зал вой­ско­вым три­бу­нам, чтобы те веле­ли все­му вой­ску, и пешим, и кон­ным, обла­чить­ся в доспе­хи и прой­ти перед ними в пол­ном воору­же­нии. После это­го зре­ли­ща послы были отпу­ще­ны. Сво­им рас­ска­зом они отпуг­ну­ли сопле­мен­ни­ков от помо­щи оса­жден­но­му горо­ду. (9) Тщет­но под­ни­ма­ли горо­жане по ночам огни на баш­нях, что было услов­ным зна­ком. Поте­ряв надеж­ду на помощь, они сда­лись. (10) С горо­жан было взыс­ка­но два мил­ли­о­на четы­ре­ста тысяч сестер­ци­ев. Кро­ме того, сорок наи­бо­лее знат­ных всад­ни­ков были взя­ты рим­ля­на­ми, хотя на сло­вах не в залож­ни­ки — ведь им при­ка­за­ли нести воен­ную служ­бу, — но по сути дела как залог вер­но­сти.

48. (1) Отсюда Гракх повел вой­ско к горо­ду Алке, где был лагерь кельт­ибе­ров, от кото­рых при­хо­ди­ли послы. (2) В тече­ние несколь­ких дней он напус­кал на дозо­ры лег­ко­во­ору­жен­ных вои­нов, всту­пав­ших с ними в незна­чи­тель­ные стыч­ки, а чтобы выма­нить кельт­ибе­ров из их укреп­ле­ний, со дня на день уве­ли­чи­вал эти отряды. (3) Добив­шись сво­его, Гракх при­ка­зал началь­ни­кам вспо­мо­га­тель­ных войск завя­зать сра­же­ние и вдруг, как бы усту­пая пре­вос­ход­ству про­тив­ни­ка, пово­ро­тить­ся и в бес­по­ряд­ке бежать к лаге­рю. Сам же он внут­ри лаге­ря выстро­ил вой­ско у всех ворот. (4) Про­шло немно­го вре­ме­ни, и он увидел убе­гаю­щий, как было услов­ле­но, свой отряд, а за ним — бес­по­рядоч­но пре­сле­дую­щих вар­ва­ров. (5) Для того и сто­ял его строй за часто­ко­лом; и теперь, задер­жав­шись настоль­ко, чтобы дать сво­им лег­ко вбе­жать в лагерь, Гракх с кли­чем выпу­стил вой­ско сра­зу из всех ворот. Вра­ги не выдер­жа­ли вне­зап­но­го натис­ка. (6) Вый­дя на при­ступ чужо­го лаге­ря, они и сво­его не смог­ли защи­тить, — вне­зап­но опро­ки­ну­тые, обра­щен­ные в бег­ство, напу­ган­ные, они вско­ре были загна­ны в лагерь, а потом выби­ты и из него. (7) В этот день было уби­то девять тысяч с.393 вра­гов, а захва­че­но в плен три­ста два­дцать, коней — сто две­на­дцать, воен­ных зна­мен — трид­цать семь. В рим­ском вой­ске погиб­ло сто девять вои­нов.

49. (1) После это­го сра­же­ния Гракх повел леги­о­ны опу­сто­шать Кельт­ибе­рию. Он шел, повсюду все заби­рая, уго­няя скот, и пле­ме­на поко­ря­лись ему, — какие по доб­рой воле, какие из стра­ха. За несколь­ко дней ему сда­лись сто три горо­да, и он захва­тил огром­ную добы­чу. (2) Затем он повер­нул назад, откуда при­шел, к Алке, и начал при­ступ. (3) Спер­ва горо­жане выдер­жи­ва­ли натиск, но когда в ход пошло не толь­ко ору­жие, но и осад­ные маши­ны, они, не чув­ст­вуя себя защи­щен­ны­ми в горо­де, ушли в город­скую кре­пость; (4) и нако­нец, при­слав оттуда послов, они со всем сво­им доб­ром отда­лись под власть рим­лян. Оттуда была выве­зе­на боль­шая добы­ча. В плен попа­ли мно­гие знат­ные испан­цы, сре­ди них два сына и дочь Тур­ра. (5) Он был царь­ком этих пле­мен, наи­бо­лее могу­ще­ст­вен­ным из всех испан­цев. Услы­шав о пора­же­нии, он сна­ча­ла послал в лагерь Грак­ха сво­их людей, испро­сив­ших ему без­опас­ность, а потом явил­ся и сам. (6) Пер­вым делом он спро­сил у Грак­ха, сохра­нят ли жизнь ему и его детям. Когда пре­тор отве­тил утвер­ди­тель­но, он спро­сил, будет ли ему поз­во­ле­но вое­вать вме­сте с рим­ля­на­ми. (7) Когда Гракх раз­ре­шил и это, Турр ска­зал: «Тогда я буду вое­вать вме­сте с вами про­тив быв­ших моих союз­ни­ков, пото­му что они не сочли нуж­ным прий­ти мне на помощь». С этих пор сле­до­вал он за рим­ля­на­ми, и его муже­ство и вер­ность часто им были на поль­зу.

50. (1) После это­го, напу­ган­ные вестя­ми о пора­же­ни­ях окрест­ных наро­дов, жите­ли Эрга­ви­ки, горо­да слав­но­го и могу­ще­ст­вен­но­го, тоже откры­ли ворота рим­ля­нам. (2) Неко­то­рые писа­те­ли утвер­жда­ют, что эта сда­ча кре­по­стей была хит­ро­стью испан­цев: из какой обла­сти Гракх ни выво­дил бы вой­ска, там сра­зу же под­ни­ма­лось вос­ста­ние, и ему, гово­рят, потом при­шлось выдер­жать боль­шое сра­же­ние с кельт­ибе­ра­ми близ горы Хавн, когда они бились в пра­виль­ном строю с рас­све­та до полу­дня, и с обе­их сто­рон полег­ло мно­го вои­нов. (3) В этот день рим­ляне ниче­го не доби­лись; что они не были раз­би­ты, мож­но судить толь­ко по тому, что на сле­дую­щий день они дела­ли набе­ги на кельт­ибе­ров, не покидав­ших лаге­ря, (4) и весь день сни­ма­ли с уби­тых доспе­хи. На тре­тий день вновь состо­я­лось еще более жар­кое сра­же­ние, и лишь тогда кельт­ибе­ры были наго­ло­ву раз­би­ты, а их лагерь взят и раз­граб­лен. (5) В тот день было уби­то два­дцать две тыся­чи вра­гов, захва­че­но более трех­сот чело­век и при­мер­но столь­ко же коней, а так­же семь­де­сят два зна­ме­ни. На этом вой­на закон­чи­лась, и кельт­ибе­ры заклю­чи­ли насто­я­щий мир, без преж­не­го сво­его веро­лом­ства. (6) Тем же летом, как пишут, Луций Посту­мий в Даль­ней Испа­нии два­жды успеш­но сра­зил­ся с вак­це­я­ми, убив до трид­ца­ти пяти тысяч вра­гов и взяв их лагерь. (7) Но это ско­рее вымы­сел: он слиш­ком позд­но при­был в про­вин­цию, чтобы успеть при­нять уча­стие в бое­вых дей­ст­ви­ях в это лето.

с.394 51. (1) Вер­ные сво­е­му сло­ву, цен­зо­ры в доб­ром согла­сии соста­ви­ли новый спи­сок сена­та. Пер­во­при­сут­ст­ву­ю­щим в сена­те стал сам цен­зор Марк Эми­лий Лепид¹²², вели­кий пон­ти­фик. Трое были исклю­че­ны из сена­та; несколь­ко чело­век, не вклю­чен­ных его сото­ва­ри­щем в спи­сок, Лепид все же оста­вил в сена­те¹²³. (2) На пре­до­став­лен­ные цен­зо­рам и рас­пре­де­лен­ные меж­ду ними день­ги они сде­ла­ли сле­дую­щее. Лепид соорудил дам­бу у горо­да Тарра­ци­ны, чем не снис­кал бла­го­дар­но­сти, пото­му что у него там было име­ние и обще­ст­вен­ные сред­ства ока­за­лись потра­чен­ны­ми на част­ные нуж­ды. (3) Он сдал под­ряды на стро­и­тель­ство теат­ра и проске­ния у хра­ма Апол­ло­на¹²⁴, а так­же на побел­ку хра­ма Юпи­те­ра на Капи­то­лии и колонн вокруг него. От этих колонн он убрал неудач­но рас­по­ло­жен­ные ста­туи, кото­рые заго­ра­жи­ва­ли вид, а так­же снял с колонн при­би­тые к ним щиты и раз­но­го рода зна­ме­на. (4) Марк Фуль­вий сдал боль­ше под­рядов и с боль­шей поль­зой. Так, на Тиб­ре он зало­жил при­стань и опо­ры моста¹²⁵, на кото­рых через несколь­ко лет цен­зо­ры Пуб­лий Сци­пи­он Афри­кан­ский и Луций Мум­мий ста­ли воз­во­дить сво­ды. (5) Поза­ди новых меняль­ных лавок Фуль­вий соорудил бази­ли­ку¹²⁶ и рыб­ный рынок, окру­жен­ный лав­ка­ми, кото­рые он про­дал в част­ное поль­зо­ва­ние. Еще он стал стро­ить пор­тик за Трой­ны­ми ворота­ми, (6) и дру­гой пор­тик — за вер­фя­ми, и еще у свя­ти­ли­ща Гер­ку­ле­са, и поза­ди хра­ма Надеж­ды близ Тиб­ра, и у хра­ма Апол­ло­на Цели­те­ля¹²⁷. (7) У цен­зо­ров были и общие сред­ства, на кото­рые они нача­ли стро­и­тель­ство водо­про­во­да на арках; но стро­и­тель­ству вос­пре­пят­ст­во­вал Марк Лици­ний Красс, кото­рый не поз­во­лил вести работы на сво­ей зем­ле. (8) Эти же цен­зо­ры вве­ли мно­го пошлин в гава­ни и нало­гов. Они поза­бо­ти­лись о том, чтобы мно­гие неболь­шие обще­ст­вен­ные свя­ти­ли­ща, заня­тые част­ны­ми лица­ми, вновь ста­ли обще­ст­вен­ны­ми и были откры­ты для наро­да. (9) Они изме­ни­ли порядок голо­со­ва­ния, рас­пре­де­лив три­бы по квар­та­лам соот­вет­ст­вен­но сосло­ви­ям, поло­же­нию и про­мыс­лам граж­дан¹²⁸.

52. (1) Кро­ме того, один из цен­зо­ров, Марк Эми­лий, испро­сил у сена­та день­ги на устрой­ство игр при освя­ще­нии хра­мов Цари­цы Юно­ны и Диа­ны, кото­рые он обе­то­вал постро­ить восемь лет назад, во вре­мя Лигу­рий­ской вой­ны¹²⁹. (2) Ему было выде­ле­но два­дцать тысяч ассов. (3) Лепид посвя­тил оба хра­ма в Фла­ми­ни­е­вом цир­ке, а потом там же в цир­ке устро­ил сце­ни­че­ские пред­став­ле­ния, трех­днев­ные после освя­ще­ния хра­ма Юно­ны и двух­днев­ные — Диа­ны. (4) Он же посвя­тил храм Мор­ских Ларов¹³⁰ на Мар­со­вом поле, кото­рый был обе­то­ван за один­на­дцать лет до того Луци­ем Эми­ли­ем Регил­лом в мор­ском сра­же­нии с фло­то­во­д­ца­ми царя Антио­ха¹³¹. (5) Над две­ря­ми хра­ма при­кре­пи­ли дос­ку со сле­дую­щей над­пи­сью: «Ради пре­кра­ще­нья вели­кой вой­ны, ради поко­ре­нья царей, ради уста­нов­ле­ния мира бит­ва сия, пред­при­ня­тая Луци­ем Эми­ли­ем, сыном Мар­ка Эми­лия <…>¹³² При его ауспи­ци­ях, его води­тель­стве, его вла­сти, его уда­че кораб­ли царя Антио­ха, преж­де непо­беди­мые, были меж­ду Эфе­сом, Само­сом и Хио­сом (6) раз­би­ты, раз­ме­та­ны, с.395 обра­ще­ны в бег­ство пред оча­ми само­го Антио­ха, все­го его вой­ска, кон­ни­цы и сло­нов. Там же в тот самый день захва­че­ны были сорок два воен­ных кораб­ля со все­ми моря­ка­ми. После како­вой бит­вы царь Антиох и его цар­ство <…>¹³³ В память об этом Луций Эми­лий обе­то­вал храм Мор­ским Ларам». (7) Подоб­ная дос­ка при­би­та и над дверь­ми хра­ма Юпи­те­ра на Капи­то­лии.

53. (1) Отпра­вив­шись в Лигу­рию через два дня после огла­ше­ния спис­ка сена­та, кон­сул Квинт Фуль­вий, пре­одолев непро­хо­ди­мые горы Бал­ли­сты и уще­лья, в пра­виль­ном строю сра­зил­ся с непри­я­те­лем, (2) одер­жал победу и в тот же день захва­тил его лагерь. Три тыся­чи две­сти вра­гов и вся эта область Лигу­рии сда­лись ему. (3) Кон­сул пере­се­лил сдав­ших­ся на рав­ни­ны, а в горах выста­вил кара­у­лы. Ско­ро при­шло и пись­мо от него к сена­ту. По слу­чаю этих дея­ний назна­че­но было трех­днев­ное молеб­ст­вие. (4) Пре­то­ры при­нес­ли в жерт­ву сорок взрос­лых живот­ных. Дру­гой кон­сул, Луций Ман­лий, не совер­шил в Лигу­рии ниче­го достой­но­го упо­ми­на­ния. (5) Зааль­пий­ские гал­лы чис­лом три тыся­чи про­ник­ли в Ита­лию и, ни на кого не напа­дая, про­си­ли кон­су­лов и сенат выде­лить им зем­ли, чтобы мир­но жить под вла­стью наро­да рим­ско­го. (6) Сенат при­ка­зал гал­лам поки­нуть Ита­лию, а кон­су­лу Квин­ту Фуль­вию — рас­сле­до­вать дело и нака­зать пред­во­ди­те­лей и зачин­щи­ков пере­хо­да их через Аль­пы.

54. (1) В этом же году¹³⁴ умер Филипп, царь македо­нян, слом­лен­ный ста­ро­стью и поте­рей сына. (2) Он про­во­дил зиму в Демет­ри­а­де, удру­чен­ный тос­кой по сыну и рас­ка­и­ва­ясь в сво­ей жесто­ко­сти. (3) Тре­во­жил его и дру­гой сын, кото­рый и себе, и дру­гим казал­ся уже несо­мнен­ным царем; бес­по­ко­и­ли оди­но­кая ста­рость, обра­щен­ные на него взо­ры всех, когда одни толь­ко и жда­ли, пока он умрет, а дру­гие даже и не жда­ли. (4) Муче­ния Филип­па уси­ли­ва­лись; их делил с ним Анти­гон, сын Эхе­кра­та, носив­ший имя сво­его дяди по отцу, кото­рый когда-то был опе­ку­ном Филип­па. Тот Анти­гон был муж цар­ско­го вели­чия, про­сла­вив­ший­ся зна­ме­ни­той бит­вой про­тив Клео­ме­на Лакеде­мон­ско­го¹³⁵. (5) Гре­ки назы­ва­ли его Опе­ку­ном¹³⁶, чтобы тем отли­чать его от дру­гих царей. (6) Сын бра­та его Эхе­кра­та — Анти­гон един­ст­вен­ный сре­ди близ­ких дру­зей сохра­нил вер­ность Филип­пу, и эта вер­ность сде­ла­ла Пер­сея его злей­шим вра­гом. (7) Анти­гон созна­вал, какая опас­ность будет ему гро­зить, если Пер­сей станет царем, и, поняв, что царь нетверд духом, слы­ша порою его сте­на­нья по сыну, (8) он то выслу­ши­вал Филип­па, то сам бередил память царя, заво­дя речь о соде­ян­ном без­рас­суд­но и встре­чая его сето­ва­ния сво­и­ми. И хоть исти­на, как водит­ся, выка­зы­ва­ла себя поне­мно­гу, Анти­гон не жалел уси­лий поско­рей выве­сти все нару­жу.

(9) Наи­бо­лее подо­зри­тель­ные из веро­ят­ных пособ­ни­ков зло­де­я­ния были Апел­лес и Филокл, послан­ные в Рим и при­вез­шие оттуда губи­тель­ное для Демет­рия пись­мо от име­ни Фла­ми­ни­на.

55. (1) Во двор­це все гово­ри­ли, что пись­мо это не насто­я­щее, а под­де­лан­ное пис­цом, и печать на нем под­лож­ная. (2) Впро­чем, с.396 пока что дело было более подо­зри­тель­ным, чем явным; но тут Анти­гон слу­чай­но повстре­чал Кси­ха¹³⁷, схва­тил его и при­вел во дво­рец. Оста­вив его стра­же, Анти­гон про­шел к Филип­пу и ска­зал ему: (3) «Из мно­гих тво­их слов я заклю­чил, что ты доро­го дашь, чтобы узнать прав­ду о тво­их сыно­вьях и о том, кто кого пре­сле­до­вал коз­ня­ми и обма­ном. (4) Един­ст­вен­ный чело­век, спо­соб­ный рас­пу­тать этот узел, Ксих, сей­час в тво­ей вла­сти. При­ка­жи при­звать во дво­рец это­го слу­чай­но встре­чен­но­го и достав­лен­но­го сюда чело­ве­ка». (5) Когда Кси­ха при­ве­ли, он начал отпи­рать­ся, но так нетвер­до, что сто­и­ло ему слег­ка при­гро­зить, чтобы он с готов­но­стью выло­жил все. При виде пала­ча и бичей он и не выдер­жал и открыл весь замы­сел зло­де­я­ния послов и свою в нем помощь. (6) Сра­зу же были посла­ны люди схва­тить послов; Филок­ла тот­час застиг­ли, Апел­лес же, послан­ный рань­ше в пого­ню за неким Хере­ем, услы­хав о доно­се Кси­ха, пере­пра­вил­ся в Ита­лию. (7) О Филок­ле не извест­но ниче­го досто­вер­но­го: одни гово­рят, что пона­ча­лу он дерз­ко отпи­рал­ся, но, когда при­веден был Ксих, пере­стал, дру­гие же утвер­жда­ют, что он про­дол­жал отпи­рать­ся и под пыт­кою. (8) Филипп стал горе­вать пуще преж­не­го; и отцов­ское горе было ему тем тяже­лее, что дру­гой сын остал­ся жить.

56. (1) Пер­сей, будучи изве­щен, что все обна­ру­жи­лось, был уже слиш­ком силен, чтобы спа­сать­ся бег­ст­вом; (2) тем не менее он ста­рал­ся дер­жать­ся поодаль, чтобы, пока Филипп жив, убе­речь­ся от вспыш­ки его гне­ва. А Филип­пу, кото­рый уже упу­стил надеж­ду схва­тить Пер­сея, чтобы его каз­нить, оста­лось ста­рать­ся, чтобы тот в сво­ей без­на­ка­зан­но­сти не смог вос­поль­зо­вать­ся еще и награ­дой за зло­де­я­ние. (3) Итак, царь при­звал Анти­го­на, кото­ро­му обя­зан был бла­го­дар­но­стью уже за рас­кры­тие бра­то­убий­ства. Филипп счи­тал, что македо­ня­нам не при­дет­ся ни сты­дить­ся, ни сожа­леть, если Анти­гон станет царем, — тем более, что све­жа еще сла­ва его дяди. И Филипп ска­зал: (4) «Посколь­ку, Анти­гон, я в зло­сча­стье сво­ем дошел уже до того, что ужас­ная для роди­те­ля утра­та послед­не­го сына долж­на быть мне желан­ной, я хочу пере­дать тебе цар­ство, кото­рое при­нял от тво­е­го слав­но­го дяди сохра­нен­ным и даже при­умно­жен­ным его чест­ной опе­кой. (5) Одно­го тебя я сей­час счи­таю достой­ным цар­ства. А если бы нико­го не оста­лось, то я пред­по­чел бы, чтобы оно луч­ше погиб­ло и рас­то­чи­лось, чем доста­лось Пер­сею как награ­да за ковар­ство и пре­ступ­ле­ние. (6) Я буду счи­тать, что Демет­рий исторг­нут из пре­ис­под­ней и воз­вра­щен мне, если остав­лю на его месте тебя, кто один опла­кал смерть неви­нов­но­го и зло­счаст­ную мою ошиб­ку». (7) После это­го раз­го­во­ра Филипп не пере­ста­вал окру­жать Анти­го­на все­ми поче­стя­ми. Когда Пер­сей отлу­чил­ся во Фра­кию, Филипп отпра­вил­ся по горо­дам Македо­нии объ­яв­лять их пра­ви­те­лям о сво­их видах на Анти­го­на; и если б ему суж­де­но было жить подоль­ше, то он, несо­мнен­но, пере­дал бы Анти­го­ну власть. (8) Но, отпра­вив­шись из Демет­ри­а­ды в Фес­са­ло­ни­ку, Филипп надол­го там задер­жал­ся, а пере­ехав оттуда в Амфи­поль, тяже­ло забо­лел. (9) Но стра­дал он боль­ше душою, чем с.397 телом, — снедае­мый бес­по­кой­ст­вом, он поте­рял сон; неот­ступ­ная тень без­вин­но уби­то­го сына не дава­ла ему покоя, и умер он, страш­но про­кли­ная дру­го­го¹³⁸. (10) И все-таки Анти­гон еще мог бы устре­мить­ся к вла­сти, если б он был здесь же¹³⁹ или если бы сра­зу было объ­яв­ле­но о смер­ти царя. (11) Но врач Кал­ли­ген, ведав­ший лече­ни­ем царя, не стал ждать его смер­ти, при пер­вых при­зна­ках без­на­деж­но­го поло­же­ния он, по уго­во­ру, тот­час дал знать о том Пер­сею, послав гон­цов, для кото­рых зара­нее рас­став­ле­ны были кони, а до его при­бы­тия скры­вал смерть царя от всех посто­рон­них.

57. (1) Таким обра­зом, никто ни о чем не подо­зре­вал, а Пер­сей всех застал врас­плох и овла­дел пре­ступ­но полу­чен­ным цар­ст­вом.

(2) Смерть Филип­па была рим­ля­нам очень кста­ти, пото­му что они полу­чи­ли вре­мя для под­готов­ки к войне. Ибо уже через несколь­ко дней пле­мя бастар­нов¹⁴⁰, дав­но побуж­дае­мое к войне, оста­вив свои жили­ща, огром­ным пол­чи­щем пехоты и кон­ни­цы пере­пра­ви­лось через Истр. (3) Спе­ша сооб­щить об этом царю, впе­ред отпра­ви­лись Анти­гон¹⁴¹ и Кот­тон. Кот­тон был знат­ный бастарн, а Анти­гон — один из цар­ских людей, кото­ро­го часто посы­ла­ли вме­сте с Кот­то­ном для воз­буж­де­ния бастар­нов. Неда­ле­ко от Амфи­по­ля до них дошел слух, а вско­ре и точ­ные изве­стия о смер­ти царя. Это спу­та­ло все замыс­лы, (4) ибо было услов­ле­но, что Филипп пре­до­ста­вит бастар­нам про­ход через Фра­кию и при­па­сы на доро­гу: для это­го он подар­ка­ми убла­жал мест­ных пра­ви­те­лей, руча­ясь, что бастар­ны про­сле­ду­ют мир­но. (5) Пле­мя дар­да­нов¹⁴² пред­по­ла­га­лось истре­бить, а на их зем­лях посе­лить­ся бастар­нам. (6) Этим дости­га­лась бы двой­ная выго­да: веч­но враж­деб­ное Македо­нии (а в тяже­лые вре­ме­на и гроз­ное) пле­мя дар­да­нов погиб­ло бы, бастар­ны же после того, как они оста­вят в Дар­да­нии жен и детей, мог­ли быть отправ­ле­ны опу­сто­шать Ита­лию. (7) Путь к Адри­а­ти­че­ско­му морю и Ита­лии лежит через область скор­дис­ков¹⁴³; дру­гим путем вой­ско про­ве­сти невоз­мож­но. Скор­дис­ки долж­ны были лег­ко про­пу­стить бастар­нов: они были близ­ки друг дру­гу язы­ком и нра­ва­ми¹⁴⁴; да они и сами при­со­еди­ни­лись бы к похо­ду, узнав, что бастар­ны идут гра­бить бога­тей­ший народ. Такой замы­сел сулил успех при любом исхо­де. (8) Если бастар­нов пере­бьют рим­ляне, то уте­ше­ни­ем будет избав­ле­ние от дар­да­нов, а так­же все доб­ро бастар­нов и без­раздель­ное вла­де­ние Дар­да­ни­ей. (9) Если же дела пой­дут успеш­но, то рим­ляне будут заня­ты вой­ной с бастар­на­ми, а Македо­ния воз­вра­тит себе то, что утра­ти­ла в Гре­ции. Тако­вы были замыс­лы Филип­па.

58. (1) Бастар­ны мир­но вошли во Фра­кию. Затем, по ухо­де Кот­то­на и Анти­го­на и еще поз­же, про­слы­шав о смер­ти Филип­па, фра­кий­цы ста­ли несго­вор­чи­вы в тор­ге, да и бастар­ны не мог­ли удо­вле­тво­рить­ся покуп­кой при­па­сов, так что их невоз­мож­но было удер­жать в строю, чтобы они не схо­ди­ли с доро­ги в сто­ро­ну. (2) С это­го нача­лись вза­им­ные обиды, кото­рые, умно­жа­ясь, при­ве­ли к войне. Нако­нец фра­кий­цы, будучи не в состо­я­нии сдер­жать пре­вос­хо­дя­ще­го силой и чис­лен­но­стью непри­я­те­ля, оста­ви­ли рав­нин­ные с.398 селе­ния и отсту­пи­ли на гору огром­ной высоты, кото­рую назы­ва­ют Дону­ка¹⁴⁵. (3) И как когда-то гал­лов, гра­бив­ших Дель­фы¹⁴⁶, гово­рят, уни­что­жи­ла буря, так и бастар­нов, когда они ста­ли было взби­рать­ся к вер­шине, застиг­ла такая же буря. (4) На них обру­шил­ся ливень, затем частый град с мощ­ны­ми рас­ка­та­ми гро­ма и ослеп­ля­ю­щи­ми мол­ни­я­ми, (5) кото­рые, каза­лось, цели­ли пря­мо в людей, и не толь­ко про­стые вои­ны, но и вожди, пора­жен­ные, пада­ли на зем­лю. (6) В стре­ми­тель­ном бег­стве неосто­рож­ные бастар­ны сры­ва­лись и пада­ли с высо­чай­ших скал, и хотя их пре­сле­до­ва­ли фра­кий­цы, сами бастар­ны гово­ри­ли, что виною их бег­ства боги и что небо обру­ши­ва­ет­ся на них¹⁴⁷. (7) Когда они, рас­се­ян­ные бурей, рас­те­ряв поло­ви­ну ору­жия, слов­но после кораб­ле­кру­ше­ния, вер­ну­лись в лагерь, то ста­ли дер­жать совет, что делать даль­ше. Тут нача­лись раз­но­гла­сия: одни счи­та­ли, что сле­ду­ет отсту­пить, дру­гие — вой­ти в Дар­да­нию. (8) Око­ло трид­ца­ти тысяч чело­век, пред­во­ди­мые Клон­ди­ком, пошли впе­ред; осталь­ные вер­ну­лись к Апол­ло­нии и Месем­врии¹⁴⁸, откуда и вышли. (9) Завла­дев цар­ст­вом, Пер­сей при­ка­зал убить Анти­го­на¹⁴⁹ и, пока укреп­лял свое поло­же­ние, отпра­вил в Рим послов для воз­об­нов­ле­ния суще­ст­во­вав­шей при отце друж­бы и с прось­бой к сена­ту при­знать его царем. Тако­вы были собы­тия это­го года в Македо­нии.

59. (1) Один из кон­су­лов, Квинт Фуль­вий, спра­вил три­умф над лигу­рий­ца­ми; но извест­но, что этот три­умф был дан боль­ше в знак бла­го­склон­но­сти к нему, чем соот­вет­ст­вен­но вели­чию подви­гов. (2) Было про­не­се­но мно­го вра­же­ско­го ору­жия, но денег не было совсем. Одна­ко Фуль­вий роздал вои­нам по три­ста ассов, вдвое боль­ше — цен­ту­ри­о­нам и втрое — всад­ни­кам. (3) Боль­ше в этом три­ум­фе не было ниче­го заме­ча­тель­но­го, за исклю­че­ни­ем того, что по слу­чай­но­сти он состо­ял­ся в тот же день, что и в про­шлом году, когда Фуль­вий справ­лял три­умф после сво­ей пре­ту­ры. (4) После три­ум­фа Фуль­вий устро­ил выбо­ры, на кото­рых кон­су­ла­ми были избра­ны Марк Юний Брут и Авл Ман­лий Воль­сон. (5) Выбо­ры пре­то­ров после избра­ния тро­их¹⁵⁰ были пре­рва­ны из-за непо­го­ды. На сле­дую­щий день, за четы­ре дня до мар­тов­ских ид, были избра­ны остав­ши­е­ся трое пре­то­ров — Марк Тити­ний Курв, Тибе­рий Клав­дий Нерон и Тит Фон­тей Капи­тон. (6) Из-за зло­ве­щих пред­зна­ме­но­ва­ний куруль­ные эди­лы Гней Сер­ви­лий Цепи­он и Аппий Клав­дий Цен­тон повто­ри­ли Рим­ские игры. (7) В самом деле, про­изо­шло зем­ле­тря­се­ние; в обще­ст­вен­ных свя­ти­ли­щах, где был устро­ен лек­ти­стер­ний, боги, воз­ле­жав­шие на ложах, отвер­ну­лись от под­но­ше­ний, (8) блюдо с яст­ва­ми перед Юпи­те­ром упа­ло со сто­ла, а мыши погрыз­ли олив­ки, пред­на­зна­чен­ные богам, что было так­же сочте­но зна­ме­ни­ем. Для искуп­ле­ния это­го не было пред­при­ня­то ниче­го, кро­ме повто­ре­ния игр.