Сулла и зрелища
(Из новой литературы)

с.489 В послед­ние годы не исся­ка­ет поток лите­ра­ту­ры, посвя­щен­ной жиз­ни и дея­тель­но­сти Луция Кор­не­лия Сул­лы. В ней несколь­ко чаще, чем преж­де, ста­ло уде­лять­ся вни­ма­ние тако­му важ­но­му аспек­ту его дея­тель­но­сти, как зре­ли­ща, кото­рые, в свою оче­редь, игра­ли куда бо́льшую роль в жиз­ни людей того вре­ме­ни, неже­ли совре­мен­ных.

В 2002 г. в жур­на­ле «His­to­ria» была напе­ча­та­на ста­тья Дж. С. Сью­ми «Зре­ли­ща и обще­ст­вен­ный имидж Сул­лы»¹. Послед­ний, как отме­ча­ет автор, «кон­цеп­ту­а­ли­зи­ро­вал выго­ды от сво­ей победы и свя­зы­вал их с рим­ским наро­дом с помо­щью раз­но­го рода сим­во­лов (tab­leau of sym­bols), кото­рые осно­вы­ва­лись на его само­ре­пре­зен­та­ции» (с. 414). Важ­ней­шую роль в про­па­ган­де Сул­лы зани­ма­ли fe­li­ci­tas, Sa­lus re­rum, con­cor­dia, а ее важ­ней­шим сред­ст­вом были зре­ли­ща — три­умф, игры, пиры, нако­нец, цере­мо­ния погре­бе­ния Сул­лы.

Fe­li­ci­tas — важ­ней­шая «доб­ро­де­тель» пол­ко­во­д­ца, ибо она — свиде­тель­ство бла­го­склон­но­сти богов. Но суще­ст­во­ва­ла так­же трак­тов­ка сло­ва fe­lix как «пло­до­род­ный», «изобиль­ный». «Как ar­bor fe­lix может при­не­сти щед­рый уро­жай, так же и Сул­ла Fe­lix спо­со­бен обес­пе­чить мате­ри­аль­ное изоби­лие и про­цве­та­ние рим­ско­го мира» (с. 416).

Зре­ли­ща, свя­зан­ные с победой Сул­лы, демон­стри­ру­ют то, как он пре­под­но­сил эти идеи рим­ско­му наро­ду. В дан­ном смыс­ле весь­ма пока­за­те­лен его три­умф, состо­яв­ший­ся в янва­ре 81 г. до н. э. Он про­дол­жал­ся два дня и состо­ял из двух раз­ных pom­pae, что име­ло место во вре­ме­на тор­жеств Тита Фла­ми­ни­на и Эми­лия Пав­ла, а для той поры было и вовсе ред­ко­стью, парал­ле­лью может слу­жить раз­ве что двой­ной три­умф Мария над ким­вра­ми и тев­то­на­ми. Сул­ла же празд­но­вал победу над 1) Мит­ри­да­том VI и 2) сам­ни­та­ми и Мари­ем Млад­шим, т. е. один день — для про­слав­ле­ния побед в Гре­ции, вто­рой — в Ита­лии. (Такая «мно­же­ст­вен­ность», по мне­нию авто­ра, послу­жи­ла образ­цом с.490 для три­ум­фов Пом­пея в 61 г., Цеза­ря в 46 г., Окта­ви­а­на в 29 г.). Пока­зан­ные в обе­их про­цес­си­ях богат­ства долж­ны были стать свиде­тель­ст­вом про­цве­та­ния Рима и его Доб­рой Фор­ту­ны при Сул­ле, но не толь­ко: под­ра­зу­ме­ва­лось, что Марий Млад­ший часть этих богатств похи­тил из рим­ских хра­мов и увез в Пре­не­сту, а Сул­ла вер­нул богам, дока­зы­вая тем свою pie­tas.

Демон­стра­ции изоби­лия, есте­ствен­но, долж­ны были слу­жить обще­ст­вен­ные пиры, когда излиш­ки выбра­сы­ва­лись в Тибр, и посвя­ще­ние деся­ти­ны от добы­чи Гер­ку­ле­су (обыч­ная прак­ти­ка три­ум­фа­то­ров). Идея про­цве­та­ния Рима нашла отра­же­ние и в цере­мо­нии похо­рон Сул­лы, сце­на­рий кото­рых он по обык­но­ве­нию соста­вил сам. У Аппи­а­на они вооб­ще похо­жи на три­умф (что, заме­тим, неуди­ви­тель­но). Алек­сан­дрий­ский автор дела­ет акцент на пока­зе богатств покой­но­го дик­та­то­ра и соот­вет­ст­вен­но про­цве­та­нии сул­лан­ско­го режи­ма. Нова­ци­ей ста­ла «выстав­ка» бла­го­во­ний — лада­на и кинам­мо­на, в чем усмат­ри­ва­ет­ся парал­лель с про­цес­си­ей в честь Дио­ни­са, устро­ен­ной Пто­ле­ме­ем II. Это явля­лось сим­во­лом заво­е­ва­ния Восто­ка и про­цве­та­ния, а исполь­зо­ва­ние кинам­мо­на, по мыс­ли авто­ра, мог­ло наме­кать на обо­жест­вле­ние почив­ше­го (но, заме­тим, мог­ло и не наме­кать).

С иде­я­ми изоби­лия и про­цве­та­ния тес­но свя­зан и образ Сул­лы — спа­си­те­ля (sa­lus re­rum: Lu­can. Phars. II. 221). Прав­да, «спа­се­ние» было свя­за­но с победой в граж­дан­ской войне, и чтобы не афи­ши­ро­вать это, во вре­мя три­ум­фа нес­ли изо­бра­же­ния горо­дов Гре­ции и Азии, но не Ита­лии. Одна­ко сво­их лич­ных вра­гов дик­та­тор вра­га­ми государ­ства изо­бра­жать, несмот­ря на неже­ла­тель­ный кон­текст, не гну­шал­ся, ибо это укреп­ля­ло его образ спа­си­те­ля государ­ства; в три­ум­фаль­ной про­цес­сии не дела­лось раз­ли­чия меж­ду богат­ства­ми, захва­чен­ны­ми у Мит­ри­да­та и Мария Млад­ше­го². Идеи спа­се­ния и про­цве­та­ния при­сут­ст­во­ва­ли и в отно­ше­ни­ях Сул­лы с гре­че­ски­ми горо­да­ми, в осо­бен­но­сти Азии, нагляд­ное свиде­тель­ство чему — посоль­ства в Рим из Стра­то­ни­кеи и Фасо­са и соот­вет­ст­ву­ю­щие se­na­tus con­sul­ta.

Нема­лую роль в про­па­ган­де Сул­лы зани­ма­ла и con­cor­dia, пре­под­но­сив­ша­я­ся как резуль­тат его кон­сти­ту­ци­он­ных реформ. Важ­ней­ший ее сим­вол — рас­ши­ре­ние поме­рия, кото­рое напо­ми­на­ло о победах дик­та­то­ра. Но не они, как пред­по­ла­га­ет Сью­ми, послу­жи­ли осно­ва­ни­ем для это­го (обыч­но счи­та­ет­ся, что пра­во на дан­ную про­цеду­ру дава­ло уве­ли­че­ние терри­то­рии государ­ства). Клав­дий, Вес­па­си­ан и Тит рас­ши­ря­ли поме­рий во вре­мя цен­зу­ры, — то же, в сущ­но­сти, мож­но ска­зать и о Сул­ле, кото­рый хотя и не зани­мал долж­но­сти цен­зо­ра, но выпол­нял его функ­ции de fac­to. Идея con­cor­dia уга­ды­ва­ет­ся и в про­цеду­ре похо­рон Сул­лы, когда вме­сте шли сена­то­ры, всад­ни­ки, вои­ны, пле­беи, было про­не­се­но 6000 ima­gi­nes, при этом демон­стри­ро­ва­лась веду­щая роль сенат­ской ари­сто­кра­тии. Шест­вие pat­res автор срав­ни­ва­ет с про­цес­си­ей на Ara pa­cis, где сенат так­же зани­ма­ет вид­ное, но уже не веду­щее место. «Режим Сул­лы, обе­щав­ший про­цве­та­ние, спа­се­ние и граж­дан­скую гар­мо­нию, осно­вы­вал­ся на гла­вен­стве сена­та, [режим] Авгу­ста — на гла­вен­стве прин­цеп­са. В обо­их слу­ча­ях эти про­цес­сии явля­ли еди­но­ду­шие и con­cor­dia и име­ли целью устра­нить послед­ние сомне­ния в том, что граж­дан­ские вой­ны более не угро­жа­ют» (с. 431).

Сул­ла, резю­ми­ру­ет Сью­ми, пер­вым из рим­ских поли­ти­ков стал серь­ез­но работать над сво­им ими­джем. Затем это уже дела­ли Пом­пей, Цезарь, Кло­дий, Окта­виан. Огром­ную роль в этом игра­ли зре­ли­ща, и пер­вый прин­цепс лиш­ний раз дока­зал это, взяв их под кон­троль.

Нема­ло места рас­смат­ри­вае­мой тема­ти­ке уде­лил в сво­ей дис­сер­та­ции А. Тейн³. Он подроб­но оста­нав­ли­ва­ет­ся на Lu­di Vic­to­riae Sul­la­nae⁴, введен­ные, по его мне­нию, в 81 г. до н. э. Под таким назва­ни­ем, пола­га­ет автор, они ста­ли извест­ны после учреж­де­ния ана­ло­гич­ных игр Цеза­рем в 48 г. до н. э. после Фар­са­ла. «Сул­лан­ские Lu­di Vic­to­riae были празд­ни­ком победы рим­ско­го наро­да и re­me­dium от болез­ней граж­дан­ской сму­ты, еже­год­ным под­твер­жде­ни­ем того, что настал новый век граж­дан­ско­го согла­сия» — это сре­ди про­че­го под­чер­ки­ва­лось и тем обсто­я­тель­ст­вом, что и празд­не­ства (заме­тим: за исклю­че­ни­ем три­ум­фа) нача­ли про­во­дить­ся лишь после окон­ча­ния про­скрип­ций (с. 142). В то же вре­мя не исклю­че­но, что дик­та­тор празд­но­вал эту победу как лич­ную. Тейн срав­ни­ва­ет Lu­di Vic­to­riae с игра­ми в честь ойки­стов в гре­че­ских горо­дах, отме­чая, одна­ко, отсут­ст­вие в слу­чае Сул­лы куль­та, кото­рый учреж­дал­ся после смер­ти ойки­ста. Разу­ме­ет­ся, автор обра­ща­ет вни­ма­ние на учреж­ден­ные в Афи­нах Сул­леи (Syl­leia), справ­ляв­ши­е­ся в честь осво­бож­де­ния горо­да от тира­нии Афи­ни­о­на и Ари­сти­о­на (явная парал­лель с Гар­мо­ди­ем и Ари­сто­ги­то­ном). Впро­чем, име­лась и дру­гая при­чи­на для чест­во­ва­ния Сул­лы — он воз­вра­тил горо­ду Имброс, Ски­рос и Делос. Так или ина­че, это была уже уко­ре­нив­ша­я­ся в эллин­ском мире тра­ди­ция — доста­точ­но вспом­нить Мар­цел­лии, про­во­див­ши­е­ся в Сира­ку­зах в честь их поко­ри­те­ля (с. 161, прим. 195). (То, что Сул­леи были учреж­де­ны в честь свер­же­ния тира­нии, — спор­но, тем более что к лик­вида­ции режи­ма Афи­ни­о­на Сул­ла отно­ше­ния и вовсе не имел.)

с.491 Тейн так­же усмат­ри­ва­ет парал­лель Сул­ле­ям и Lu­di Vic­to­riae в играх в честь бога-цели­те­ля Амфи­а­рая⁵, на кото­рых после даро­ва­ния Сул­лой свя­ти­ли­щу Амфи­а­рая и горо­ду Оро­пу сво­бо­ды ста­ли чест­во­вать­ся Vic­to­ria и Im­pe­rium рим­ско­го наро­да. Соче­та­ние идей исце­ле­ния и победы нашло отра­же­ние во вре­мя игр, про­веден­ных буду­щим дик­та­то­ром в Фивах после бит­вы при Херо­нее в 86 г., когда он велел соорудить сце­ну у Эди­по­ва источ­ни­ка, назван­но­го так пото­му, что в нем, по пре­да­нию, Эдип омыл руки, когда убил Лая. И тут опять-таки автор ука­зы­ва­ет на сход­ство с Lu­di Vic­to­riae, а так­же Lu­di Apol­li­na­res — их учреди­те­лем, как извест­но, был один из пред­ков Сул­лы, пре­тор 212 г. до н. э. По изло­жен­ной Мак­ро­би­ем вер­сии⁶, их ста­ли справ­лять после эпиде­мии чумы в бла­го­дар­ность Апол­ло­ну — оче­вид­но, Апол­ло­ну Вра­чу, кото­ро­му, по пре­да­нию (Liv. IV. 25. 3), в неза­па­мят­ные вре­ме­на был посвя­щен храм pro va­le­tu­di­ne po­pu­li (с. 138—142).

Одна­ко в рам­ках идеи исце­ле­ния Тейн рас­смат­ри­ва­ет не толь­ко игры, но и про­скрип­ции. По его мне­нию, при них сохра­ня­лась тес­ная связь меж­ду смер­тью и сакраль­ным нача­лом, кото­рая отсут­ст­во­ва­ла в про­скрип­ци­ях вто­ро­го три­ум­ви­ра­та. «Это был риту­ал, празд­не­ство с суро­вым смыс­лом дра­мы и тра­гедии» (с. 126). Весь­ма пока­за­тель­на в дан­ном отно­ше­нии рез­ня, учи­нен­ная на Vil­la pub­li­ca и сов­пав­шая с нача­лом речи Сул­лы в хра­ме Бел­ло­ны. Яркой иллю­ст­ра­ци­ей сакраль­но­сти каз­ней ста­ла рас­пра­ва с Мар­ком Мари­ем Гра­ти­ди­а­ном, кото­ро­го пер­вым про­гна­ли через Город, а затем при­ве­ли на Яни­кул, где сре­ди про­чих Лута­ци­ев был похо­ро­нен отец сорат­ни­ка Сул­лы кон­сул 102 г. до н. э. Кв. Лута­ций Катул — его Гра­ти­ди­ан вызвал в суд, после чего тот покон­чил с собой. Здесь и состо­я­лась исклю­чи­тель­ная по сво­ей жесто­ко­сти риту­аль­ная казнь, в кото­рой автор усмат­ри­ва­ет анти­те­зу почет­ной смер­ти. Тейн напо­ми­на­ет, что за свой эдикт 85 г. до н. э., упо­рядо­чив­ший денеж­ное обра­ще­ние, Гра­ти­ди­ан почи­тал­ся сограж­да­на­ми: в его честь воз­жи­га­ли ладан, ему ста­ви­ли ста­туи, ныне низ­верг­ну­тые сул­лан­ца­ми. «Сакраль­ный харак­тер каз­ни Гра­ти­ди­а­на пред­став­лял собой отри­ца­ние его полу­бо­же­ст­вен­но­го ста­ту­са народ­но­го спа­си­те­ля и героя» (с. 127). Куль­ми­на­ци­ей каз­ни ста­ло при­не­се­ние Сул­ле голо­вы заму­чен­но­го Кати­ли­ной, кото­рый омыл после это­го руки в кро­пиль­ни­це⁷ (сто­ит заме­тить, близ хра­ма Апол­ло­на). Вслед за этим голо­ва Мар­ка Мария, рав­но как и дру­гих вра­гов Сул­лы (Г. Цен­зо­ри­на, Л. Бру­та Дама­сип­па и др.) была ото­сла­на к сте­нам Пре­не­сты, чтобы стать устра­шаю­щим зре­ли­щем для ее защит­ни­ков. Про­но­си­ли голо­вы уби­тых и в Риме, чтобы затем выста­вить их на рострах на все­об­щее обо­зре­ние.

«Теат­раль­ность явля­лась неотъ­ем­ле­мой чер­той сакраль­но­сти смер­ти, но столь же суще­ст­вен­но было и то, чтобы эмо­ции зри­те­лей не про­ти­во­ре­чи­ли сце­на­рию» каз­ней («но» здесь пред­став­ля­ет­ся неумест­ным, ибо в теат­ре они важ­ны в рав­ной сте­пе­ни). В про­тив­ном слу­чае пала­чи мог­ли пре­вра­тить­ся в гла­зах пуб­ли­ки в пре­ступ­ни­ков, как то слу­чи­лось в 28 г. н. э. после каз­ни Тита Саби­на, со смер­тью кото­ро­го не хоте­ла сми­рить­ся его соба­ка⁸. Одна­ко далее автор не раз­ви­ва­ет эту тему при­ме­ни­тель­но к сул­лан­ским про­скрип­ци­ям и ука­зы­ва­ет, что эле­мен­ты сакраль­но­го име­ли место еще во вре­мя рас­прав, учи­нен­ных Мари­ем и Цин­ной, с чем спо­рить не при­хо­дит­ся (казнь Кв. Анха­рия на Капи­то­лии, низ­вер­же­ние С. Лици­ния с Тар­пей­ской ска­лы, риту­аль­ное само­убий­ство Л. Кор­не­лия Меру­лы) (с. 128—129)⁹. Меж­ду тем сто­и­ло бы обра­тить вни­ма­ние на то, что источ­ни­ки не сооб­ща­ют о слу­ча­ях сочув­ст­вия тол­пы жерт­вам терро­ра, и свя­за­но это, дума­ет­ся, не толь­ко с их скудо­стью.

И, нако­нец, погре­бе­ние Сул­лы. Тейн рас­смат­ри­ва­ет его в одном ряду с похо­ро­на­ми Фабия Мак­си­ма Кунк­та­то­ра, с кото­рым про­ща­лись как с «отцом наро­да (ὡς πα­τέρα τοῦ δη­μοῦ)», и даже про­стые рим­ляне в знак ува­же­ния к нему нес­ли хотя бы неболь­шие пожерт­во­ва­ния на тра­ур­ную цере­мо­нию (Plut. Fab. 27. 4). В погре­бе­нии же Сул­лы государ­ство при­ня­ло куда боль­шее уча­стие, чем то име­ло место во вре­мя самых пыш­ных похо­рон кого-либо из ноби­лей, и эти похо­ро­ны, как уже отме­ча­лось в пред­ше­ст­ву­ю­щей лите­ра­ту­ре, послу­жи­ли образ­цом для погре­бе­ний импе­ра­то­ров в эпо­ху прин­ци­па­та.

с.492 «Fu­nus pub­li­cum Сул­лы явля­ло собой отго­ло­сок три­ум­фаль­ной про­цес­сии и интер­пре­ти­ру­ет­ся как про­щаль­ный знак почте­ния к Vic­to­ria Sul­la­na». Напо­ми­на­ни­ем о ней слу­жи­ло мно­же­ство золотых вен­ков, про­не­сен­ных в про­цес­сии. При­сут­ст­во­ва­ли сена­то­ры, жре­цы и жри­цы, маги­ст­ра­ты со все­ми инсиг­ни­я­ми¹⁰, мно­же­ство всад­ни­ков, все леги­о­ны Сул­лы (sic! — «all Sul­la’s le­gions»)¹¹, мат­ро­ны, кото­рых, воз­мож­но воз­глав­ля­ла вдо­ва почив­ше­го Вале­рия. Сре­ди ima­gi­nes, как пред­по­ла­га­ет автор, нес­ли мас­ки не толь­ко пред­ков Сул­лы, но и его род­ст­вен­ни­ков — Метел­лов, Вале­ри­ев, Пом­пе­ев, Эми­ли­ев Скав­ров, Нони­ев. Речь вме­сто слиш­ком еще юно­го сына Фав­ста про­из­но­сил, веро­ят­но, Гор­тен­зий, род­ст­вен­ник Сул­лы по его послед­ней жене. В то же вре­мя, отме­ча­ет Тейн, «Фавст и Фав­ста, несо­мнен­но, игра­ли осо­бую роль на похо­ро­нах сво­его отца», хотя и не кон­кре­ти­зи­ру­ет, какую имен­но.

«Похо­ро­ны Сул­лы отра­жа­ли его вза­и­мо­связь с офи­ци­аль­ны­ми инсти­ту­та­ми рим­ско­го государ­ства, что оли­це­тво­ря­лось при­сут­ст­ви­ем маги­ст­ра­тов, сена­та, жре­цов и жриц, всад­ни­ков, наро­да и вете­ра­нов. Кор­не­ли­е­вы зако­ны созда­ли модель кон­сти­ту­ции на бума­ге, на осно­ве кото­рой граж­дан­ство и государ­ст­вен­ные инсти­ту­ты Рима про­цве­та­ли и креп­ли. На что это было похо­же на прак­ти­ке, пока­зы­ва­ли похо­ро­ны Сул­лы. Это явля­ло дань [ува­же­ния] Сул­ле-дик­та­то­ру не мень­ше, чем Сул­ле-импе­ра­то­ру» (с. 316—319).

Зна­чи­тель­ное место отведе­но ана­ли­зи­ру­е­мой тема­ти­ке в инте­рес­ной моно­гра­фии Ф. Сан­тан­дже­ло «Сул­ла, эли­ты и импе­рия», о кото­рой нам уже при­хо­ди­лось писать¹². Вопрос о роли зре­лищ в фор­ми­ро­ва­нии ими­джа Сул­лы изу­ча­ет­ся иссле­до­ва­те­лем в кон­тек­сте его наблюде­ний над обра­зом дик­та­то­ра как ново­го осно­ва­те­ля Рима. Рас­смот­рим после­до­ва­тель­ность собы­тий в изло­же­нии авто­ра.

После победы над Мит­ри­да­том в Афи­нах Сул­ле ока­за­ли нема­лые поче­сти. В горо­де была воз­двиг­ну­та его ста­туя и, что еще более важ­но, учреж­де­ны обще­ст­вен­ные игры в его честь — Syl­leia. С точ­ки зре­ния авто­ра, они ста­ли про­во­дить­ся еще при жиз­ни Сул­лы и, оче­вид­но, про­дол­жа­лись какое-то вре­мя и после его смер­ти. Во вся­ком слу­чае, игры почти навер­ня­ка про­ис­хо­ди­ли в 79/78 г. до н. э. при архон­те Апол­ло­до­ре и вряд ли были отме­не­ны до намест­ни­че­ства в Македо­нии при­мер­но в 75—72 гг. до н. э. вид­но­го сул­лан­ца, кон­су­ла 76 г. до н. э. Г. Скри­бо­ния Кури­о­на, сыг­рав­ше­го важ­ную роль в отво­е­ва­нии Афин (с. 215). Сул­леи не были уни­каль­ным явле­ни­ем — нали­цо их пора­зи­тель­ное сход­ство с The­seia, игра­ми в честь мифи­че­ско­го осно­ва­те­ля горо­да: в обо­их слу­ча­ях про­ис­хо­ди­ло состя­за­ние эфе­бов в беге с факе­ла­ми. Поэто­му есть осно­ва­ния пола­гать, что Сул­леи празд­но­ва­лись вме­сте с The­seia, во мно­гом вос­про­из­во­дя их риту­ал.

Афин­ское празд­не­ство име­ет важ­ную парал­лель в Риме: они пора­зи­тель­но похо­жи на Lu­di Vic­to­riae Sul­la­nae. Эти игры были частью кам­па­нии Сул­лы по само­п­ро­слав­ле­нию, кото­рая име­ла целью изо­бра­зить его как спа­си­те­ля и вто­ро­го осно­ва­те­ля Рима. Дик­та­ту­ра и меро­при­я­тия, подоб­ные уве­ли­че­нию чис­лен­но­сти сена­та, навер­ня­ка обре­та­ли леги­тим­ность бла­го­да­ря парал­ле­ли с Рому­лом, кото­рая, как кажет­ся, повли­я­ла и на анти­квар­ную тра­ди­цию о ран­нем Риме¹³. «Пере­име­но­вы­вая в честь Сул­лы The­seia в Syl­leia, афи­няне пока­за­ли, что они осве­дом­ле­ны о том обра­зе, кото­рый ста­рал­ся навя­зать Сул­ла, и они избра­ли ту же стра­те­гию, кото­рую он при­ме­нял в Риме… Ана­ло­гия меж­ду Тесе­ем и Рому­лом долж­на была быть оче­вид­ной каж­до­му, и афи­няне смог­ли исполь­зо­вать ее наи­бо­лее про­стым обра­зом, опи­ра­ясь на их сход­ство и вос­ста­но­вив тра­ди­ци­он­ный кален­дарь сра­зу же после того, как Сул­ла сошел со сце­ны, а его наследие ста­ло пред­ме­том раздо­ров в Риме» (с. 216—217).

Про­па­ган­дист­ская кам­па­ния Сул­лы затро­ну­ла и Олим­пий­ские игры, участ­ни­ков кото­рых он в 80 г. до н. э. собрал в Риме, так что в самой Олим­пии ока­за­лось воз­мож­ным про­ве­сти толь­ко состя­за­ния колес­ниц. Он не наме­ре­вал­ся изме­нять место про­веде­ния Олим­пий­ских игр, но ско­рее желал пре­до­ста­вить рим­ско­му наро­ду гран­ди­оз­ные тор­же­ства в честь сво­ей победы. Для луч­ших атле­тов гре­че­ско­го мира про­сто ока­за­лось невоз­мож­ным участ­во­вать и в дру­гих играх, и посе­му Олим­пий­ские игры потер­пе­ли фиа­ско. Эта исто­рия наряду с пере­воз­кой в Рим колонн недо­стро­ен­но­го афин­ско­го с.493 Олим­пей­о­на и учреж­де­ни­ем Syl­leia в Афи­нах, по мне­нию Сан­тан­дже­ло, явля­лась частью более широ­ко­го про­цес­са, направ­лен­но­го на утвер­жде­ние Рима в каче­стве цен­тра импе­рии, в кото­рую необ­ра­ти­мо инте­гри­ро­вал­ся гре­че­ский мир. «Пере­не­се­ние фраг­мен­тов свя­ти­ли­ща Зев­са Олим­пий­ско­го озна­ча­ло гораздо боль­шее, неже­ли про­сто вклад в [раз­ви­тие] рим­ской архи­тек­ту­ры: это пред­став­ля­ло собой шаг в пере­осмыс­ле­нии [роли] Рима как цен­тра гре­ко-рим­ско­го мира» (с. 218)¹⁴.

Из все­го это­го автор заклю­ча­ет сле­дую­щее. Исто­рии подоб­ные той, что про­изо­шла с Syl­leia, ясно ука­зы­ва­ют на конеч­ный успех поли­ти­ки Сул­лы на гре­че­ском Восто­ке. После того как он выиг­рал вой­ну и про­де­мон­стри­ро­вал мощь Рима и всю силу его мще­ния, гре­че­ским эли­там при­шлось при­знать рим­ское прав­ле­ние и при­нять актив­ное уча­стие в реор­га­ни­за­ции импе­рии. Имен­но Сул­ла сво­и­ми систе­ма­ти­че­ски­ми репрес­си­я­ми по отно­ше­нию к осме­лив­шим­ся отло­жить­ся от Рима и покро­ви­тель­ст­вом граж­дан­ской авто­но­мии в рам­ках рим­ско­го управ­ле­ния про­ло­жил путь для появ­ле­ния про­рим­ски настро­ен­ной гре­че­ской эли­ты, кото­рая быст­ро обу­чи­лась тому, как сле­ду­ет вза­и­мо­дей­ст­во­вать с рим­ски­ми вла­стя­ми.

Тако­ва схе­ма, нари­со­ван­ная Сан­тан­дже­ло. Без­услов­но, она не лише­на инте­ре­са, и обра­ще­ние к столь слож­ным сюже­там поли­ти­че­ской про­па­ган­ды в антич­но­сти мож­но толь­ко при­вет­ст­во­вать. Без­услов­но и то, что выво­ды подоб­ных иссле­до­ва­ний все­гда оста­нут­ся гипо­те­ти­че­ски­ми, и поэто­му аргу­мен­та­ция игра­ет здесь прин­ци­пи­аль­но важ­ную роль. Как оце­ни­вать в этом смыс­ле постро­е­ния уче­но­го? Нач­нем с наи­бо­лее общих сооб­ра­же­ний. Автор исхо­дит из того, что Сул­ла стре­мил­ся про­ве­сти созна­тель­ную ана­ло­гию меж­ду собой и Рому­лом. Мысль о под­ра­жа­нии Сул­лы Рому­лу не нова¹⁵, но пря­мых дан­ных на сей счет источ­ни­ки не содер­жат. Един­ст­вен­ный слу­чай, когда два назван­ных име­ни ока­зы­ва­ют­ся рядом, — это цити­ру­е­мая авто­ром речь Лепида из «Исто­рии» Сал­лю­стия¹⁶. Но про­из­но­сил ли Лепид такие сло­ва в дей­ст­ви­тель­но­сти и при­над­ле­жит ли эта сар­ка­сти­че­ская харак­те­ри­сти­ка вре­ме­ни жиз­ни Сул­лы? Исполь­зо­ва­ние обра­за Рому­ла в анти­ти­ра­ни­че­ском кон­тек­сте было попу­ляр­ным в послед­ние деся­ти­ле­тия Рим­ской рес­пуб­ли­ки¹⁷, поэто­му есть осно­ва­ния пола­гать, что это не при­мер исполь­зо­ва­ния враж­деб­ной про­па­ган­дой при­ня­то­го Сул­лой обра­за (имен­но так трак­ту­ет это срав­не­ние Сан­тан­дже­ло — с. 216), а автор­ский лите­ра­тур­ный при­ем.

Но если вопрос о реаль­но­сти сопо­став­ле­ния Сул­лы с Рому­лом оста­ет­ся откры­тым, сомни­тель­ным ока­зы­ва­ет­ся и дру­гое автор­ское утвер­жде­ние — о том, что гре­ки при­ня­ли ту же самую стра­те­гию. Он рас­суж­да­ет так, слов­но нам пре­крас­но извест­ны исто­рия и про­грам­ма афин­ско­го празд­ни­ка в честь Сул­лы, что совсем не так. Все наши зна­ния осно­вы­ва­ют­ся на двух над­пи­сях с бег­лым упо­ми­на­ни­ем это­го празд­не­ства, и судить о том, насколь­ко его про­грам­ма сов­па­да­ла или нет с празд­ни­ком в честь Тесея, вряд ли воз­мож­но. И уж совсем необос­но­ван­но выглядит утвер­жде­ние о пере­име­но­ва­нии ста­ро­го празд­ни­ка в Сул­леи — для него в источ­ни­ках нет ника­ких осно­ва­ний¹⁸. К тому же автор закры­ва­ет гла­за на неко­то­рые хро­но­ло­ги­че­ские про­бле­мы. Так, для над­пи­си IG II² 1039 он без­ого­во­роч­но при­ни­ма­ет дату 79/78 г. до н. э. При этом он не ого­ва­ри­ва­ет, что име­ют­ся и более позд­ние ее дати­ров­ки, вплоть до 65/64 или даже 64/63 г. до н. э. — не знать об этом Сан­тан­дже­ло про­сто не может, посколь­ку ссы­ла­ет­ся в дан­ном слу­чае на моно­гра­фию Р. Кэл­лет-Марк­са, где как раз на ука­зан­ных им стра­ни­цах вопрос о дати­ров­ке рас­смат­ри­ва­ет­ся доста­точ­но подроб­но¹⁹.

с.494 Есте­ствен­но, что при столь скуд­ной источ­ни­ко­вой базе и с уче­том дис­кус­си­он­но­сти прин­ци­пи­аль­но важ­ных вопро­сов гово­рить о сколь­ко-нибудь надеж­ных выво­дах не при­хо­дит­ся. Но есть и еще одна очень важ­ная сто­ро­на вопро­са. Как мы поста­ра­лись пока­зать, постро­е­ния Сан­тан­дже­ло осно­вы­ва­ют­ся на доволь­но сомни­тель­ной аргу­мен­та­ции, но фор­му­ли­ру­ют­ся весь­ма кате­го­рич­но. Вме­сте с тем то, что его по каким-либо при­чи­нам не устра­и­ва­ет, отво­дит­ся как недо­сто­вер­ное, бла­го мно­го­об­ра­зие мне­ний в совре­мен­ной исто­рио­гра­фии поз­во­ля­ет под­кре­пить ссыл­ка­ми прак­ти­че­ски любую точ­ку зре­ния. При­смот­рим­ся вни­ма­тель­нее к самой идее «вто­ро­го осно­ва­те­ля Рима». В источ­ни­ках по отно­ше­нию к Сул­ле это соче­та­ние не встре­ча­ет­ся, но мы зна­ем, что это почет­ное про­зви­ще рим­ская тра­ди­ция свя­зы­ва­ла с М. Фури­ем Камил­лом. Одна­ко Камилл не упо­ми­на­ет­ся нашим авто­ром вооб­ще. Пусть так, тем более что еще Ф. Мюн­цер пред­по­ла­гал, что исто­рия о его про­зви­ще позд­не­го про­ис­хож­де­ния и воз­ник­ла имен­но на осно­ве ана­ло­гии с Сул­лой и его пре­об­ра­зо­ва­ни­я­ми²⁰. Но тра­ди­ция зна­ет и третье­го «осно­ва­те­ля Рима» — Мария (Plut. Mar. 27. 9). Это пря­мое ука­за­ние Плу­тар­ха автор, ссы­ла­ясь на ста­тью Ф. Муч­чо­ли, отвер­га­ет: по его мне­нию, оно «не явля­ет­ся надеж­ным свиде­тель­ст­вом» того, что Мария при­вет­ст­во­ва­ли как «третье­го осно­ва­те­ля» Рима (с. 216, прим. 8). Про­бле­ма здесь даже не в том, надеж­но или нет это сооб­ще­ние Плу­тар­ха, а в про­из­воль­но­сти выбо­ра источ­ни­ка, кото­ро­му мож­но или нель­зя дове­рять. Конеч­но, свиде­тель­ство Плу­тар­ха может быть пло­дом лите­ра­тур­но­го твор­че­ства, — но с той же веро­ят­но­стью таким пло­дом мы впра­ве счесть соот­не­се­ние Сул­лы с Рому­лом у Сал­лю­стия. Конеч­но, кто-то и когда-то мог назвать «новым осно­ва­те­лем Рима» и Мария, и Сул­лу, мог­ли эти поня­тия употре­бить и в иро­ни­че­ском кон­тек­сте²¹. Но у нас нет бес­спор­ных дока­за­тельств, что образ Рому­ла как-то впи­сы­вал­ся в те меро­при­я­тия, кото­ры­ми Сул­ла утвер­ждал свой имидж. А посе­му Сан­тан­дже­ло, без­услов­но, прав, под­чер­ки­вая зна­че­ние мас­со­вых меро­при­я­тий в дея­тель­но­сти Сул­лы после победы; но вот иссле­до­ва­ние идео­ло­ги­че­ской сто­ро­ны этих меро­при­я­тий во мно­гом оста­ет­ся делом буду­ще­го.

В ста­тье «Сул­ла и Гер­ку­ле­со­вы игры» А. Кив­ни поле­ми­зи­ру­ет с Т. Уайз­ме­ном²². По мне­нию послед­не­го, культ Герак­ла/Гер­ку­ле­са заин­те­ре­со­вал Сул­лу в Кам­па­нии, где он вое­вал в 89 г., а затем в 83 г. до н. э. Кив­ни ука­зы­ва­ет, что еще в 151 г. один из пред­ков дик­та­то­ра чека­нил на моне­те изо­бра­же­ние Гер­ку­ле­са. Что же каса­ет­ся посвя­ще­ния ему Сул­лой деся­ти­ны, то речь ско­рее все­го шла об испол­не­нии обе­та, дан­но­го, веро­ят­но, при отправ­ле­нии на вой­ну с Мит­ри­да­том. Уайз­мен счи­та­ет, что Lu­di Vic­to­riae празд­но­ва­лись в честь бит­вы при Кол­лин­ских воротах, кото­рую мож­но было пред­ста­вить как победу над внеш­ним вра­гом. А если Гер­ку­ле­со­вы игры ассо­ции­ро­ва­лись с граж­дан­ской вой­ной или с победой над союз­ни­ка­ми, кото­рые в 89 г. до н. э. полу­чи­ли граж­дан­ство, то мож­но пред­ста­вить, сколь враж­деб­но вос­при­ни­ма­ли в нача­ле 60-х годов до н. э. три­бу­ны празд­не­ства в их честь. Поэто­му они были изъ­яты из веде­ния эди­лов и позд­нее справ­ля­лись на мест­ном уровне. Одна­ко, как ука­зы­ва­ет Кив­ни, во вре­мя три­ум­фа Сул­ла не скры­вал, что речь идет о победе над цин­нан­ца­ми, и вооб­ще не делил вра­гов на «внеш­них» и «внут­рен­них». Не было ниче­го уди­ви­тель­но­го и в празд­но­ва­нии победы в граж­дан­ской войне — Lu­di Vic­to­riae до кон­ца Рес­пуб­ли­ки про­хо­ди­ли в Пре­не­сте, одном из послед­них опло­тов мари­ан­цев, так что сомне­ний в харак­те­ре меро­при­я­тия нет. Не под­твер­жда­ют источ­ни­ки и роли три­бу­нов в пони­же­нии ста­ту­са игр в даль­ней­шем. В целом мы не воз­ра­жа­ем про­тив такой трак­тов­ки; что же каса­ет­ся интер­пре­та­ции три­ум­фа Сул­лы, то о нем теперь и пой­дет речь.

В 2009 г. увиде­ла свет моно­гра­фия И. Йостен­берг о рим­ском три­ум­фе. Уде­ле­но в ней место и побед­ным тор­же­ствам Сул­лы. Как отме­ча­ет автор, «для зри­те­лей цен­ность монет и слит­ков, кото­рые им пока­зы­ва­ли в три­ум­фаль­ных про­цес­си­ях, не была ясна бла­го­да­ря одной лишь их демон­стра­ции. Тре­бо­ва­лись тек­сто­вые пояс­не­ния». Поэто­му во вре­мя три­ум­фов Лукул­ла и Пом­пея нес­ли нечто вро­де пла­ка­тов (δέλ­τοι — Plut. Luc. 37. 6), на кото­рых ука­зы­ва­лись раз­ме­ры богатств пока­зан­ных в ходе тор­жеств. Соглас­но Пли­нию Стар­ше­му (NH. XXXIII. 16), во вре­мя три­ум­фа Сул­лы зри­те­лям пред­ста­ви­ли ti­tu­lus, соглас­но кото­ро­му во вре­мя тор­жеств было про­не­се­но 14000 фун­тов золота и 6000 фун­тов сереб­ра из Пре­не­сты, захва­чен­ных у Мария Млад­ше­го, кото­рый увез их с собой из хра­ма Юпи­те­ра Капи­то­лий­ско­го и дру­гих свя­ти­лищ. Таким обра­зом, три­умф слу­жил Сул­ле сред­ст­вом для того, чтобы пока­зать: сокро­ви­ща воз­вра­ща­ют­ся на свое закон­ное место — на Капи­то­лий­ский холм. Все это про­изо­шло на вто­рой день празд­неств, тогда как в пер­вый демон­стри­ро­ва­лись воен­ные тро­феи — 15000 фун­тов золота и 115000 фун­тов сереб­ра²³.

с.495 Йостен­берг при­во­дит выска­зы­ва­ние Фло­ра о том, что в три­ум­фах Цеза­ря не нес­ли изо­бра­же­ний Фар­са­ла, Тап­са, Мун­ды, меж тем как победы, одер­жан­ные близ этих горо­дов, были куда зна­чи­тель­нее тех успе­хов, о кото­рых объ­яв­ля­лось во вре­мя тор­жеств (Flor. IV. 2. 89). Демон­стра­ция же ima­go Мас­са­лии вызва­ло, если верить Цице­ро­ну, скорбь рим­ско­го наро­да, ибо это был ста­рый союз­ник Рима (Phil. VIII. 18; Off. II. 28). Столь же дели­кат­ной ока­за­лась ситу­а­ция и при три­ум­фе Сул­лы. Соглас­но Вале­рию Мак­си­му (II. 8. 7), во вре­мя про­цес­сии демон­стри­ро­ва­лись изо­бра­же­ния горо­дов Гре­ции и Азии, но не op­pi­da ci­vium Ro­ma­no­rum. При этом важ­ную роль игра­ла Пре­не­ста, при взя­тии кото­рой Сул­ла поща­дил рим­ских граж­дан²⁴, под­верг­нув экзе­ку­ции захва­чен­ных в плен сам­ни­тов и самих пре­не­стин­цев. И хотя ее ima­go, конеч­но, в три­ум­фе не нес­ли, демон­стра­ция захва­чен­ных в ней сокро­вищ из Рима сама по себе уже выгляде­ла крас­но­ре­чи­во (с. 212—213).

Здесь, одна­ко, необ­хо­ди­мо ого­во­рить одно важ­ное обсто­я­тель­ство. Автор сама при­зна­ет, что Сул­ла стре­мил­ся не афи­ши­ро­вать факт сво­ей победы над сограж­да­на­ми; как извест­но, даже в кон­це II в. н. э. Сеп­ти­мий Север не счел воз­мож­ным празд­но­вать три­умф после победы над Пес­цен­ни­ем Ниг­ром и Кло­ди­ем Аль­би­ном (Hdn. III. 9. 1). Меж­ду тем, давая понять, что на вто­рой день про­но­си­ли золо­то и сереб­ро, достав­лен­ные из Пре­не­сты, Сул­ла слиш­ком откро­вен­но наме­кал бы на то, что справ­ля­ет победу над сограж­да­на­ми. Конеч­но, не лишен­ный склон­но­сти к экс­цен­три­ке дик­та­тор мог поз­во­лить себе мно­гое, но Пли­ний ниче­го не пишет о том, чтобы ti­tu­lus содер­жал сведе­ния, откуда сокро­ви­ща, кото­рые демон­стри­ро­ва­лись рим­ля­нам на вто­рой день три­ум­фа. Поэто­му тезис о важ­ной роли Пре­не­сты во вре­мя тор­жеств оста­ет­ся недо­ка­зан­ным, рав­но как и то, что Сул­ла без оби­ня­ков давал понять, что празд­ну­ет победу над сограж­да­на­ми, в чем, как мы виде­ли, уве­ре­ны мно­гие уче­ные.

Затра­ги­ва­ет­ся инте­ре­су­ю­щая нас тема­ти­ка и в дис­сер­та­ции Ф. Ноубл «Сул­ла и боги. Рели­гия, поли­ти­ка и про­па­ган­да в “Авто­био­гра­фии” Сул­лы»²⁵. Осо­бое вни­ма­ние обра­ще­но в ней эпи­зо­ду с игра­ми во вре­мя пре­ту­ры Сул­лы в 97 г., кото­рые резон­но отож­дествля­ют с lu­di Apol­li­na­res (их орга­ни­за­ция вхо­ди­ла в обя­зан­но­сти город­ско­го пре­то­ра)²⁶. Автор подроб­но оста­нав­ли­ва­ет­ся на соот­вет­ст­ву­ю­щем пас­са­же Плу­тар­ха (Sul­la. 5. 1—5), где гово­рит­ся о неудач­ной попыт­ке Сул­лы стать пре­то­ром — дик­та­тор позд­нее объ­яс­нял ее жела­ни­ем наро­да добить­ся от него трав­ли дико­вин­ных афри­кан­ских зве­рей, кото­рых мог бы при­слать его друг, мавре­тан­ский царь Бокх. Во вре­мя его пре­ту­ры это и было сде­ла­но, о чем уже сооб­ща­ют иные источ­ни­ки (Sen. Brev. 132. 6; Plin. NH. VIII. 20). Плу­тарх же лишь пишет, что во вре­мя пре­ту­ры Сул­ла «лестью и под­ку­пом» рас­по­ло­жил к себе народ, за что Цезарь (Стра­бон?)²⁷ обви­нил его в том, буд­то он купил свою пре­ту­ру. Ноубл инте­ре­су­ют раз­лич­ные аспек­ты это­го эпи­зо­да. Она отме­ча­ет, что для Сул­лы было важ­но снять с себя ответ­ст­вен­ность за опас­ный для его репу­та­ции про­вал на пре­тор­ских выбо­рах, что, воз­мож­но, и побуди­ло мему­а­ри­ста при­бег­нуть к ссыл­ке на ожи­да­ния наро­да, знав­ше­го о его друж­бе с Бок­хом и желав­ше­го про­веде­ния игр с афри­кан­ски­ми живот­ны­ми, како­вые Сул­ла в год пре­ту­ры и устро­ил. Авто­ра зани­ма­ет вопрос о том, дал ли он эти игры с целью оправ­дать­ся за про­вал при пер­вых выбо­рах в пре­то­ры или же это объ­яс­не­ние появи­лось зна­чи­тель­но позд­нее, име­ла ли хож­де­ние дан­ная исто­рия во вре­мя re­pul­sae Сул­лы или она воз­ник­ла лишь в его авто­био­гра­фии (нам бес­спор­ным пред­став­ля­ет­ся вто­рое — ведь ничто не меша­ло пообе­щать плеб­су про­ве­сти игры с уча­сти­ем афри­кан­ских зве­рей во вре­мя пре­ту­ры). «Воз­мож­но так­же, что это было свя­за­но с попыт­кой Сул­лы выстро­ить связь меж­ду собой и сво­им пред­ком П. Кор­не­ли­ем Руфом Сивил­лой, сыг­рав­шим важ­ную роль в учреж­де­нии Lu­di Apol­li­na­res, в ходе кото­рых сре­ди про­че­го про­во­ди­лась и трав­ля львов» (с. 77, прим. 20).

Обра­ща­ет вни­ма­ние Ноубл и на то, что в рас­ска­зе об играх соче­та­ют­ся тра­ди­ции раз­ной направ­лен­но­сти — мему­а­ры дик­та­то­ра, с одной сто­ро­ны, и враж­деб­ные ему источ­ни­ки, с дру­гой, откуда и появил­ся анек­дот о Цеза­ре, кото­рый, по мне­нию Ноубл, утвер­ждал, буд­то Сул­ла «купил» свою пре­ту­ру имен­но с помо­щью Апол­ло­но­вых игр. Одна­ко такая трак­тов­ка вызы­ва­ет сомне­ния, посколь­ку в источ­ни­ках ни о чем подоб­ном не ска­за­но; если бы буду­щий дик­та­тор и впрямь воздей­ст­во­вал на изби­ра­те­лей обе­ща­ни­ем игр с уча­сти­ем экзо­ти­че­ских зве­рей, то источ­ник Плу­тар­ха навер­ня­ка об этом упо­мя­нул бы к вящей невы­го­де Сул­лы, ибо полу­чи­лось бы, что он, за отказ в таком зре­ли­ще попла­тив­ший­ся пре­тор­ской долж­но­стью, на сей раз пошел на пово­ду у тол­пы. Тем самым нет осно­ва­ний гово­рить о соче­та­нии раз­ных тра­ди­ций в рам­ках одно­го эпи­зо­да, коль ско­ро эпи­зо­ды здесь явно раз­ные — про­веде­ние игр и ссо­ра с Цеза­рем.

Как мож­но заклю­чить из ска­зан­но­го, изу­че­ние темы зре­лищ в поли­ти­ке Сул­лы про­дви­га­ет­ся непро­сто. Инте­рес­ны­ми и пло­до­твор­ны­ми пред­став­ля­ют­ся рас­смот­ре­ние под ука­зан­ным ракур­сом про­скрип­ций, ана­лиз вли­я­ния три­ум­фа Сул­лы на побед­ные тор­же­ства после­дую­щих деся­ти­ле­тий, с.496 мно­гие част­ные наблюде­ния. В то же вре­мя отсут­ст­вие новых источ­ни­ков при оби­лии их трак­то­вок побуж­да­ет уче­ных к при­чуд­ли­вым интел­лек­ту­аль­ным кон­струк­ци­ям. Наде­ем­ся, одна­ко, что мода на спе­ку­ля­тив­ные суж­де­ния не вытес­нит под­лин­ное иссле­до­ва­ние.

---

Лите­ра­ту­ра / Re­fe­ren­ces

Ber­ti­nel­li, M. G. A., 1997: Intro­du­zio­ne, com­men­to al­la biog­ra­fia di Sil­la. In: Plu­tar­co. Le Vi­te di Li­sandro e di Sil­la. Mi­la­no, XXI—XXXVII, 289—418.

Ha­bicht, Ch. At­hens from Ale­xan­der to An­to­ny. Cambrid­ge (Mass.)—Lon­don, 1997.

Hi­nard, F. 1997: Sul­la. Ros­tov-na-Do­nu.

Инар, Ф. Сул­ла. Ростов-на-Дону.

Hirschfeld, O. 1913: Klei­ne Schrif­ten. Ber­lin.

Ih­ne, W. 1879: Rö­mi­sche Ge­schich­te. Bd. V. Leip­zig.

Kal­let-Marx, R. M. 1995: He­ge­mo­ny to Em­pi­re: The De­ve­lop­ment of the Ro­man Em­pi­re in the East from 148 to 62 B. C. Ber­ke­ley.

Kea­ve­ney, A. 2005a: Sul­la and the Ga­mes of Her­cu­les. L’An­ti­qui­té Clas­si­que 74, 217—223.

Kea­ve­ney, A. 2005b: Sul­la: the Last Re­pub­li­can. Lon­don—New York.

Ko­ro­len­kov, A. V., Smy­kov, Ye. V. 2007: Sul­la [Sul­la]. Mos­cow.

Коро­лен­ков, А. В., Смы­ков, Е. В. Сул­ла. М.

Ko­ro­len­kov, A. V., Smy­kov, Ye. V. 2011: Sul­la i eli­ty (iz no­veys­hey li­te­ra­tu­ry) [Sul­la end Eli­tes (from Re­cent Li­te­ra­tu­re)]. Vestnik drev­ney is­to­rii [Jour­nal of An­cient His­to­ry] 2, 194—203.

Коро­лен­ков, А. В., Смы­ков, Е. В. Сул­ла и эли­ты (из новей­шей лите­ра­ту­ры). ВДИ 2, 194—203.

Mez­he­ritsky, Ja. Ju. 1994: “Res­pub­li­kanskaya mo­narkhiya”: me­ta­mor­fo­zy ideo­lo­gii i po­li­ti­ki im­pe­ra­to­ra Av­gus­ta [“The Re­pub­li­can Mo­nar­chy”: the Me­ta­mor­pho­ses of Ideo­lo­gy and Po­li­cy of Em­pe­ror Augus­tus]. Mos­cow—Ka­lu­ga.

Меже­риц­кий, Я. Ю. «Рес­пуб­ли­кан­ская монар­хия»: мета­мор­фо­зы идео­ло­гии и поли­ти­ки импе­ра­то­ра Авгу­ста. Москва—Калу­га.

Mün­zer, F. 1910: Fu­rius (44). In: RE. Hlbd 13, 324—348.

Nob­le, F. M. 2014: Sul­la and the Gods. Re­li­gion, Po­li­tics, and Pro­pa­gan­da in the Auto­bio­gra­phy of Lu­cius Cor­ne­lius Sul­la. Diss. Ph. D. Newcastle.

Östen­berg I. 2009: Sta­ging the World. Spoils, Cap­ti­ves, and Rep­re­sen­ta­tions in the Ro­man Tri­um­phal Pro­ces­sion. Ox­ford.

Rau­bitschek, A. E. 1951: Syl­leia. In: P. R. Co­le­man-Nor­ton (ed.), Stu­dies in Ro­man Eco­no­mic and So­cial His­to­ry in Ho­nor of Al­lan Ches­ter Johnson. Prin­ce­ton, 49—57.

Ro­sen­berg, A. 1914: Ro­mu­lus (1). In: RE. 2. R. Hlbd. 1, 1074—1104.

San­tan­ge­lo, F. 2007: Sul­la, the Eli­tes and the Em­pi­re. A Stu­dy of Ro­man Po­li­cies in Ita­ly and the Greek East. Lei­den—Bos­ton.

Smy­kov Ye. V. 2010: Tri­um­vi­ry i tri­bu­ny: vnut­ri­po­li­ti­ches­kiy kon­tekst bor’by Kras­sa za vos­toch­noe ko­man­do­va­nie [Tri­um­virs and Tri­buns: In­ter­nal Background of Cras­sus’ Struggle for Eas­tern Com­mand]. Stu­dia his­to­ri­ca Х, 89—103.

Смы­ков, Е. В. Три­ум­ви­ры и три­бу­ны: внут­ри­по­ли­ти­че­ский кон­текст борь­бы Крас­са за восточ­ное коман­до­ва­ние. Stu­dia his­to­ri­ca. X, 89—103.

Su­mi, J. S. 2002: Spec­tac­les and Sul­la’s Pub­lic Ima­ge. His­to­ria 51, 4, 414—432.

Thein, A. G. 2002: Sul­la’s Pub­lic Ima­ge and the Po­li­tics of Ci­vic Re­newal. Diss. Ph. D. Phi­la­del­phia.

Wise­man, T. P. 2000: The Ga­mes of Her­cu­les. In: E. Bis­pham, C. Smith (eds), Re­li­gion in Ar­chaic and Re­pub­li­can Ro­me. Edin­burgh, 108—114.