Письма Марка Туллия Цицерона к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту. Т. I, годы 68—51.
Издательство Академии Наук СССР, Москва—Ленинград, 1949.
Перевод и комментарии В. О. Горенштейна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11

23. Титу Пом­по­нию Атти­ку, в Эпир

[Att., I, 17]

Рим, 5 декаб­ря 61 г.

1. Твое пись­мо, в кото­ром ты при­вел выдерж­ки из писем мое­го бра­та Квин­та, пока­за­ло мне боль­шую измен­чи­вость его настро­е­ний и непо­сто­ян­ство мне­ний и суж­де­ний. Поэто­му я испы­ты­ваю такое огор­че­ние, какое долж­на была при­чи­нить мне моя силь­ная любовь к каж­до­му из вас, и недо­уме­ваю по пово­ду того, что же мог­ло так силь­но оскор­бить бра­та Квин­та и так изме­нить его чув­ства. Я уже и ранее пони­мал то, что, по моим наблюде­ни­ям, подо­зре­вал и ты, уез­жая от нас, а имен­но, что он зата­ил какое-то пред­убеж­де­ние, уязв­лен и что в душу ему запа­ли какие-то злые подо­зре­ния. Желая изле­чить его от них, что́ я неод­но­крат­но делал и до полу­че­ния им про­вин­ции по жре­бию, а осо­бен­но насто­я­тель­но после полу­че­ния ее, я еще не пони­мал, что он оби­жен в такой силь­ной сте­пе­ни, о какой гово­рит твое пись­мо; при этом я не добил­ся тако­го успе­ха, како­го желал.

2. Одна­ко я уте­шал­ся тем, что он, в чем я не сомне­вал­ся, увидит­ся с тобой в Дирра­хии или где-нибудь в тех местах; я был уве­рен и убедил себя в том, что когда это слу­чит­ся, то меж­ду вами все ула­дит­ся не толь­ко от беседы и обсуж­де­ния, но уже от само­го свида­ния и встре­чи. Ведь о том, как брат Квинт добр, как он рас­по­ла­га­ет к себе, как он мягок душой и для того, чтобы почув­ст­во­вать, и для того, чтобы забыть обиду, мне нече­го писать тебе, знаю­ще­му это. Но слу­чи­лась боль­шая непри­ят­ность: ты нигде не встре­тил его. Взя­ло верх то, что ему хит­ро вдол­би­ли неко­то­рые люди, над друж­бой, бли­зо­стью и вашей преж­ней вза­им­ной любо­вью, кото­рая долж­на была реши­тель­но взять верх.

3. О том, где кро­ет­ся при­чи­на этой непри­ят­но­сти, мне лег­че судить, неже­ли писать, ибо опа­са­юсь, что я, защи­щая сво­их род­ных, не поща­жу тво­их. Хотя домаш­ние1 и не нанес­ли ника­кой раны, одна­ко они, конеч­но, мог­ли изле­чить ту, кото­рая уже была. Одна­ко дур­ную сто­ро­ну все­го это­го, кото­рая ведет несколь­ко даль­ше, чем кажет­ся, мне удоб­нее объ­яс­нить тебе при встре­че.

4. Что каса­ет­ся пись­ма, кото­рое он напи­сал тебе из Фес­са­ло­ни­ки, и раз­го­во­ров, кото­рые он, как ты дума­ешь, вел в Риме у тво­их дру­зей и в пути, то не знаю, явля­ет­ся ли это столь важ­ной при­чи­ной, но воз­ла­гаю всю надеж­ду на облег­че­ние это­го тягост­но­го недо­ра­зу­ме­ния на твою доб­роту. Если ты согла­сишь­ся с тем, что самые луч­шие люди часто быва­ют и раз­дра­жи­тель­ны­ми и в то же вре­мя спо­соб­ны­ми к при­ми­ре­нию и что эта, так ска­зать, воз­буди­мость и мяг­кость при­ро­ды боль­шей частью свой­ст­вен­на доб­рым людям и что мы (это самое глав­ное) долж­ны пере­но­сить вза­им­ные неудо­воль­ст­вия, или недо­стат­ки, или обиды, то все это, как я и наде­юсь, лег­ко ула­дит­ся. Молю тебя так и посту­пить, ибо для меня, глу­бо­ко любя­ще­го тебя, чрез­вы­чай­но важ­но, чтобы сре­ди моих род­ных не было ни одно­го чело­ве­ка, кто бы не любил тебя или не был любим тобой.

5. Менее все­го была нуж­на та часть тво­е­го пись­ма, в кото­рой ты опи­сы­ва­ешь, какие воз­мож­но­сти полу­че­ния выгод как в про­вин­ци­ях, так и в Риме ты упу­стил и в дру­гое вре­мя и во вре­мя мое­го кон­суль­ства. Ведь мне хоро­шо извест­но и бла­го­род­ство и вели­чие тво­ей души, и я все­гда пола­гал, что меж­ду нами нет ника­ко­го ино­го раз­ли­чия, кро­ме выбо­ра жиз­нен­но­го пути: меня извест­ное често­лю­бие побуди­ло стре­мить­ся к поче­стям, тебя же иной образ мыс­лей, отнюдь не заслу­жи­ваю­щий пори­ца­ния, при­вел к почет­но­му покою. Но что каса­ет­ся поис­ти­не похваль­ной чест­но­сти, забот­ли­во­сти, совест­ли­во­сти, то я не став­лю выше тебя ни себя, ни кого-либо дру­го­го, а за твою любовь ко мне (я не каса­юсь люб­ви бра­та и семьи) даю тебе первую награ­ду.

6. Ведь я видел, видел и глу­бо­ко пони­мал и твою тре­во­гу и твою радость при раз­лич­ных обсто­я­тель­ствах моей жиз­ни. Мне часто были при­ят­ны и твое поздрав­ле­ние при моем успе­хе, и отрад­но уте­ше­ние при стра­хе. Теперь, в твое отсут­ст­вие, мне так силь­но не хва­та­ет не толь­ко тво­их выдаю­щих­ся сове­тов, но так­же обще­ния и беседы с тобой, обыч­но весь­ма при­ят­ной для меня. Что назвать мне: государ­ст­вен­ные ли дела, в кото­рых мне не доз­во­ле­но быть неосмот­ри­тель­ным, или дея­тель­ность на фору­ме2, кото­рой я ранее зани­мал­ся из често­лю­бия, а теперь чтобы под­дер­жать свое досто­ин­ство бла­го­во­ле­ни­ем граж­дан, или домаш­ние дела, в кото­рых мне и ранее и теперь, после отъ­езда бра­та, так недо­ста­ет тебя и нашей беседы? Сло­вом, ни в трудах, ни отды­хая, ни при заня­ти­ях, ни на досу­ге, ни в сво­ей государ­ст­вен­ной дея­тель­но­сти, ни в част­ной жиз­ни я не могу доль­ше обхо­дить­ся без тво­их сове­тов и беседы, пол­ных оба­я­ния и друж­бы.

7. Упо­ми­нать об этом нам часто меша­ла наша обо­юд­ная скром­ность; теперь это ста­ло необ­хо­ди­мым из-за той части тво­е­го пись­ма, в кото­рой ты захо­тел и обе­лить и оправ­дать пере­до мной себя и свое поведе­ние. Что же каса­ет­ся непри­ят­но­сти от того, что он настро­ен враж­деб­но и оби­жен, то в этом все же есть и хоро­шая сто­ро­на: я и твои про­чие дру­зья зна­ли, и сам ты несколь­ко ранее заявил о сво­ем жела­нии не ездить в про­вин­цию, так что то обсто­я­тель­ство, что вы не вме­сте, види­мо, про­изо­шло не от раз­но­гла­сий и раз­ры­ва меж­ду вами, а по тво­е­му жела­нию и реше­нию. Таким обра­зом и нару­шен­ное будет искуп­ле­но, и эти наши суще­ст­ву­ю­щие отно­ше­ния, очень свя­то сохра­нен­ные, полу­чат силу.

8. У нас здесь общее поло­же­ние непроч­ное, жал­кое, измен­чи­вое. Ведь ты, я думаю, слы­хал, что наши всад­ни­ки едва не порва­ли с сена­том: сна­ча­ла они были чрез­вы­чай­но недо­воль­ны когда на осно­ва­нии поста­нов­ле­ния сена­та было объ­яв­ле­но о след­ст­вии над теми, кто взял день­ги, будучи судья­ми3. Так как при состав­ле­нии это­го при­го­во­ра я слу­чай­но не при­сут­ст­во­вал и пони­мал, что сосло­вие всад­ни­ков оскорб­ле­но им, хотя и не гово­рит об этом откры­то, я выска­зал упре­ки сена­ту, как мне пока­за­лось, весь­ма авто­ри­тет­но и гово­рил о нечи­стом деле очень вес­ко и обсто­я­тель­но.

9. Вот дру­гие пре­ле­сти всад­ни­ков, кото­рые едва мож­но выне­сти, а я не толь­ко вынес, но даже воз­ве­ли­чил их. Те, кто взял у цен­зо­ров на откуп Азию, обра­ти­лись в сенат с жало­бой, что они, увле­чен­ные алч­но­стью, взя­ли откуп по слиш­ком высо­кой цене, и потре­бо­ва­ли отме­ны согла­ше­ния. Я был пер­вым из их заступ­ни­ков, вер­нее вто­рым, ибо к дер­зо­сти тре­бо­вать их скло­нил Красс. Нена­вист­ное дело, постыд­ное тре­бо­ва­ние и при­зна­ние в необ­ду­ман­но­сти! Наи­боль­шая опас­ность была в том, что если бы они ниче­го не доби­лись, то совер­шен­но отвер­ну­лись бы от сена­та — и тут я ока­зал им вели­чай­шую под­держ­ку и добил­ся, чтобы сенат собрал­ся в пол­ном соста­ве и был настро­ен весь­ма бла­го­при­ят­но, а в декабрь­ские кален­ды и на дру­гой день я мно­го гово­рил о досто­ин­стве сосло­вий и согла­сии меж­ду ними. Дело не закон­че­но до сего вре­ме­ни, но бла­го­при­ят­ное отно­ше­ние сена­та оче­вид­но. Про­тив выска­зал­ся один толь­ко избран­ный кон­су­лом4 Метелл, и соби­рал­ся гово­рить еще один, до кото­ро­го не дошла оче­редь вслед­ст­вие наступ­ле­ния тем­ноты: это наш извест­ный герой Катон5.

10. Так я, под­дер­жи­вая наш порядок и про­веде­ние его в жизнь, обе­ре­гаю, как могу, все скле­ен­ное мною согла­сие6. Но так как это весь­ма непроч­но, то я для сохра­не­ния сво­его поло­же­ния укреп­ляю один, наде­юсь, вер­ный путь. В пись­ме разъ­яс­нить тебе его доста­точ­но я не могу, но все пока­жу наме­ком. С Пом­пе­ем я в очень дру­же­ских отно­ше­ни­ях. Пре­д­ви­жу, что́ ты ска­жешь. Осте­ре­гусь, чего сле­ду­ет осте­речь­ся, а в дру­гом пись­ме напи­шу тебе о сво­их пла­нах государ­ст­вен­ной дея­тель­но­сти подроб­нее.

11. Знай, что Лук­цей7 наме­рен немед­лен­но доби­вать­ся кон­суль­ства. Гово­рят, у него будет толь­ко два сопер­ни­ка. Цезарь дума­ет сго­во­рить­ся с ним через Аррия, а Бибул пола­га­ет, что с ним мож­но заклю­чить союз через Гая Писо­на. Ты сме­ешь­ся? Верь мне, это не смеш­но. О чем еще писать тебе? Что? Есть мно­гое, но — на дру­гое вре­мя. Дай мне знать, когда ожи­дать тебя. Ведь я скром­но про­шу о том, чего силь­но желаю: при­ез­жай как мож­но ско­рее. Декабрь­ские ноны.

ПРИМЕЧАНИЯ


  • 1Цице­рон име­ет в виду Пом­по­нию, сест­ру Атти­ка и жену бра­та Квин­та.
  • 2Т. е. выступ­ле­ния в суде.
  • 3Оче­вид­но, за оправ­да­ние Пуб­лия Кло­дия.
  • 4De­sig­na­tus. См. прим. 3 к пись­му VII.
  • 5О непри­ми­ри­мом отно­ше­нии Мар­ка Пор­ция Като­на к всад­ни­кам и о том, как Цице­рон рас­це­ни­вал его, см. пись­ма XXIV, § 7; XXVII, § 8.
  • 6Меж­ду сена­том и всад­ни­ка­ми.
  • 7Было услов­ле­но, что бога­тый Лук­цей будет разда­вать день­ги от име­ни Гая Юлия Цеза­ря и сво­его. Опти­ма­ты сде­ла­ли то же от име­ни Мар­ка Каль­пур­ния Бибу­ла.
  • ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО РИМА
    1327009059 1327009060 1327009061 1345960024 1345960025 1345960026