Письма Марка Туллия Цицерона

27. Титу Пом­по­нию Атти­ку, в Гре­цию

Рим, середи­на июня 60 г.

1. В июнь­ские кален­ды, когда я напра­вил­ся в Анций, весь­ма охот­но рас­став­шись с гла­ди­а­то­ра­ми Мар­ка Метел­ла¹, я встре­тил тво­е­го раба. Он пере­дал мне твое пись­мо и запис­ки о моем кон­суль­стве, напи­сан­ные по-гре­че­ски. Тут я обра­до­вал­ся тому, что я уже несколь­ко ранее вру­чил Луцию Кос­си­нию для пере­да­чи тебе кни­гу об этом же, так­же напи­сан­ную по-гре­че­ски, ибо если бы я про­чел твою кни­гу рань­ше, то ты ска­зал бы, что я обо­крал тебя. Хотя твое изло­же­ние (я про­чел с удо­воль­ст­ви­ем) пока­за­лось мне несколь­ко взъеро­шен­ным и непри­че­сан­ным, но его укра­ша­ет имен­но пре­не­бре­же­ние к укра­ше­ни­ям, подоб­но тому, как жен­щи­ны кажут­ся хоро­шо пах­ну­щи­ми имен­но отто­го, что они ничем не пах­нут². Моя же кни­га исполь­зо­ва­ла весь сосуд Исо­кра­та³ с бла­го­вон­ным мас­лом и все ящич­ки его уче­ни­ков, а так­же нема­ло ари­сто­теле­вых кра­сок. Как ты ука­зы­ва­ешь мне в дру­гом пись­ме, ты бег­ло про­смот­рел мою кни­гу на Кор­ки­ре, а затем, как я пола­гаю, ты полу­чил ее от Кос­си­ния. Я не осме­лил­ся бы послать ее тебе, не испра­вив ее мед­лен­но и кро­пот­ли­во.

2. Впро­чем Посидо­ний⁴ уже напи­сал мне в ответ из Родо­са, что чте­ние этих моих вос­по­ми­на­ний, кото­рые я послал ему для того, чтобы он напи­сал о тех же собы­ти­ях более изящ­но, не толь­ко не побуди­ло его к писа­нию, но даже совсем устра­ши­ло. Что еще нуж­но? Я при­вел в сму­ще­ние гре­че­ский народ, и те, кто обыч­но при­ста­вал ко мне с прось­ба­ми дать им что-нибудь, что они мог­ли бы укра­сить, пере­ста­ли доку­чать мне. Ты же, если кни­га тебе понра­вит­ся, поза­бо­тишь­ся о том⁵, чтобы она была и в Афи­нах и в про­чих горо­дах Гре­ции, ибо она, кажет­ся, может при­дать моим дей­ст­ви­ям неко­то­рый блеск.

3. Что каса­ет­ся моих мало­зна­ча­щих речей, то я при­шлю тебе и те, кото­рые ты про­сишь, и еще дру­гие, раз то, что я пишу, побуж­дае­мый вос­хи­ще­ни­ем моло­дых людей, нра­вит­ся и тебе. Ибо мне было выгод­но — подоб­но тво­е­му слав­но­му сограж­да­ни­ну Демо­сфе­ну, так как он бли­стал в тех речах, кото­рые назы­ва­ют­ся филип­пи­ка­ми⁶, и так как он ото­шел от несколь­ко жест­ко­го скла­да речи, под­хо­дя­ще­го для суда, чтобы вну­шать боль­шее ува­же­ние к себе и более казать­ся государ­ст­вен­ным дея­те­лем, — поза­бо­тить­ся о том, чтобы и у меня были речи, кото­рые назы­ва­лись бы кон­суль­ски­ми. Одна из них про­из­не­се­на в сена­те в январ­ские кален­ды; дру­гая — речь к наро­ду — о земель­ном законе⁷; третья — об Отоне⁸; чет­вер­тая — в защи­ту Раби­рия⁹; пятая — о сыно­вьях тех, кто под­верг­ся про­скрип­ции¹⁰; шестая — это речь на народ­ной сход­ке, когда я отка­зал­ся от про­вин­ции¹¹; седь­мая, — когда я изгнал Кати­ли­ну; вось­мая, — с кото­рой я обра­тил­ся к наро­ду на дру­гой же день после бег­ства Кати­ли­ны; девя­тая — на народ­ной сход­ке в тот день, когда алло­бро­ги раз­гла­си­ли¹²; деся­тая — в сена­те в декабрь­ские ноны; кро­ме того, есть еще две крат­кие, как бы извле­че­ния из речей о земель­ном законе¹³. Я поза­бо­чусь о том, чтобы ты полу­чил весь сбор­ник, а так как тебя вос­хи­ща­ют как мои про­из­веде­ния, так и мои дей­ст­вия, то ты в тех же кни­гах най­дешь и то, что́ я совер­шил, и то, что́ я ска­зал. Ина­че тебе нече­го было про­сить меня, ведь сам я не пред­ла­гал.

4. Ты спра­ши­ва­ешь, из-за чего я вызы­ваю тебя, и в то же вре­мя ука­зы­ва­ешь, что тебя задер­жи­ва­ют дела, но не отка­зы­ва­ешь­ся при­мчать­ся не толь­ко если нуж­но, но так­же если я хочу; ника­кой необ­хо­ди­мо­сти нет, но мне кажет­ся, что ты мог бы луч­ше выбрать вре­мя для сво­ей поезд­ки. Ты слиш­ком дол­го отсут­ст­ву­ешь, тем более, что нахо­дишь­ся побли­зо­сти; и мы не наслаж­да­ем­ся тво­им обще­ст­вом, и ты лишен наше­го. Теперь, прав­да, все спо­кой­но, но если бы безум­ство Смаз­ли­во­го и мог­ло зай­ти немно­го даль­ше, то я настой­чи­во вызвал бы тебя оттуда. Метелл поис­ти­не пре­крас­но сдер­жи­ва­ет и сдер­жит его. Что еще нуж­но? Это кон­сул, любя­щий оте­че­ство, и, как я все­гда пола­гал, чест­ный по при­ро­де.

5. А тот¹⁴ не при­киды­ва­ет­ся, но пря­мо жаж­дет стать народ­ным три­бу­ном. Когда это обсуж­да­лось в сена­те, я сокру­шил его и осудил непо­сто­ян­ство того, кто в Риме доби­ва­ет­ся вла­сти народ­но­го три­бу­на, тогда как в Сици­лии он мно­го раз гово­рил о том, что хочет быть эди­лом. Я ска­зал так­же, что нам нече­го осо­бен­но бес­по­ко­ить­ся, ибо ему поз­во­лят погу­бить государ­ство, когда он станет пле­бе­ем¹⁵, отнюдь не боль­ше, неже­ли это было поз­во­ле­но во вре­мя мое­го кон­суль­ства пат­ри­ци­ям, подоб­ным ему. Когда же он ска­зал, что он на седь­мой день воз­вра­тил­ся с про­ли­ва, что никто не мог вый­ти ему навстре­чу и что он вошел в Рим ночью, при­чем он вызы­ваю­ще гово­рил об этом на народ­ной сход­ке, то я ска­зал, что для него не про­изо­шло ниче­го ново­го. «Из Сици­лии на седь­мой день в Рим? Но ведь за три часа из Рима в Инте­рам­ну¹⁶. Вошел ночью? То же и ранее. Навстре­чу не вышли? Но это­го не сде­ла­ли даже тогда, когда очень было нуж­но вый­ти»¹⁷. Что еще нуж­но? Наг­ло­го чело­ве­ка я делаю скром­ным не толь­ко непре­рыв­ной важ­но­стью сво­ей речи, но даже тако­го рода заме­ча­ни­я­ми. Затем я изде­ва­юсь уже в част­ном раз­го­во­ре и шучу с ним. Более того, когда мы сопро­вож­да­ли кан­дида­та¹⁸, он спро­сил меня, имел ли я обык­но­ве­ние пре­до­став­лять сици­лий­цам места на боях гла­ди­а­то­ров. Я отве­тил отри­ца­тель­но. «А я, — гово­рит, — как новый патрон¹⁹, пре­до­став­лю им места, но сест­ра, рас­по­ла­гаю­щая столь обшир­ным кон­суль­ским местом, дает толь­ко на одну ногу». «Брось, — гово­рю, — жало­вать­ся, что толь­ко одна нога сест­ры; тебе поз­во­ля­ет­ся под­ни­мать и дру­гую»²⁰. Ты ска­жешь, что такие сло­ва непри­лич­ны кон­су­ля­ру; согла­сен, но я нена­ви­жу эту жен­щи­ну, недо­стой­ную кон­су­ла.

и не толь­ко с Метел­лом, но и с Фаби­ем, ибо ей в тягость, что они ниче­го не сто­ят²².

6. Ты спра­ши­ва­ешь о земель­ном законе²³. Дело, оче­вид­но, замерз­ло. Что же каса­ет­ся тво­их мяг­ких упре­ков из-за моей друж­бы с Пом­пе­ем, то я не хотел бы, чтобы ты счи­тал, что я объ­еди­нил­ся с ним ради защи­ты с его сто­ро­ны, но обсто­я­тель­ства сло­жи­лись так, что если бы меж­ду нами слу­чай­но появи­лось какое-нибудь раз­но­гла­сие, то в государ­стве неми­ну­е­мо воз­ник­ли бы вели­чай­шие раздо­ры. Я пред­видел и пред­у­предил это, при­чем не я отсту­пил от того пре­крас­но­го обра­за дей­ст­вий, а он испра­вил­ся и несколь­ко отре­шил­ся от сво­его измен­чи­во­го отно­ше­ния к наро­ду^[1]. Знай: о моей дея­тель­но­сти, про­тив кото­рой мно­гие ста­ра­лись вос­ста­но­вить его, он отзы­ва­ет­ся более выспрен­но, неже­ли о сво­ей, свиде­тель­ст­вуя, что он чест­но слу­жил государ­ству, но что я сохра­нил его в непри­кос­но­вен­но­сти. Насколь­ко полез­но мне такое поведе­ние его, не знаю; государ­ству оно, несо­мнен­но, на поль­зу. Что? Если я улуч­шу отно­ше­ния так­же с Цеза­рем, кото­ро­му теперь вет­ры чрез­вы­чай­но бла­го­при­ят­ст­ву­ют, раз­ве я этим нане­су государ­ству такой вред?

7. Более того, если бы у меня совер­шен­но не было недоб­ро­же­ла­те­лей, если бы все были настро­е­ны в мою поль­зу, что было бы спра­вед­ли­во, все же лече­ние, кото­рое оздо­ро­ви­ло бы пороч­ные части государ­ства, заслу­жи­ва­ло бы не мень­ше­го одоб­ре­ния, неже­ли лече­ние, при кото­ром они были бы иссе­че­ны. Теперь же, когда те слав­ные всад­ни­ки, кото­рых я когда-то рас­ста­вил на спус­ке с Капи­то­лия²⁴, сде­лав тебя их зна­ме­нос­цем и началь­ни­ком, поки­ну­ли сенат, а наши гла­ва­ри, пре­не­бре­гая про­чим, пола­га­ют, что они доста­ют паль­цем до небес, если в их сад­ках есть крас­но­бо­род­ки, кото­рые берут корм из рук, то неуже­ли я, по-тво­е­му, не при­но­шу доста­точ­ной поль­зы, дости­гая того, что те, кто может вредить, не хотят это­го?

8. Ведь я люб­лю наше­го Като­на не мень­ше, чем ты, а меж­ду тем он, с наи­луч­ши­ми наме­ре­ни­я­ми и со сво­ей высо­кой доб­ро­со­вест­но­стью, ино­гда нано­сит государ­ству вред²⁵. Он выска­зы­ва­ет­ся так, слов­но нахо­дит­ся в государ­стве Пла­то­на, а не сре­ди подон­ков Рому­ла. Что может быть более спра­вед­ли­вым, чем пре­дать суду судью, взяв­ше­го день­ги за выне­се­ние при­го­во­ра? Так пред­ло­жил Катон, и сенат согла­сил­ся. Всад­ни­ки — вой­ной на курию, а не на меня: ведь я был несо­гла­сен. Что бес­стыд­нее откуп­щи­ков, отка­зы­ваю­щих­ся от дого­во­ров? Одна­ко нуж­но было согла­сить­ся на эту жерт­ву ради сохра­не­ния доб­рых отно­ше­ний с этим сосло­ви­ем. Катон вос­про­ти­вил­ся и победил. И вот теперь, когда кон­сул заклю­чен в тюрь­му²⁶ и когда не раз начи­на­лось воз­му­ще­ние, нас не под­дер­жал никто из тех, при помо­щи кото­рых я и кон­су­лы, быв­шие после меня, обыч­но защи­ща­ли государ­ство. «Ну, и что же, — ска­жешь ты, — при­вле­кать нам таких людей за день­ги?». Что же нам делать, если ина­че нель­зя. Или же нам быть раба­ми у воль­ноот­пу­щен­ни­ков, или даже у рабов? Но, как ты гово­ришь, о делах доволь­но!

9. Фаво­ний²⁷ полу­чил голо­са в моей три­бе с бо́льшим поче­том, чем в сво­ей; три­бу Лук­цея поте­рял. Наси­ку он обви­нил непо­рядоч­но, одна­ко скром­но; он гово­рил так, что, каза­лось, на Родо­се он был занят помо­лом боль­ше, чем Моло­ном²⁸. Он слег­ка рас­сер­дил­ся на меня за то, что я был защит­ни­ком. Одна­ко теперь он сно­ва стре­мит­ся к долж­но­сти ради бла­га государ­ства. О том, что дела­ет Лук­цей²⁹, напи­шу тебе, когда уви­жу Цеза­ря, кото­рый при­будет через два дня.

10. Ущерб, кото­рый ты тер­пишь от сики­он­цев, ты ста­вишь в вину Като­ну и его под­ра­жа­те­лю Сер­ви­лию³⁰. Что же? Раз­ве это бед­ст­вие не рас­про­стра­ня­ет­ся на мно­гих чест­ных людей? Но если так было угод­но, то возда­дим хва­лу, а затем оста­нем­ся оди­но­ки­ми сре­ди раз­но­гла­сий³¹.

11. Моя Амаль­тея³² ожи­да­ет тебя и нуж­да­ет­ся в тебе. Мои усадь­бы тускуль­ская и пом­пей­ская меня чрез­вы­чай­но раду­ют; толь­ко они меня, защит­ни­ка дол­гов, засы­па­ли брон­зой не коринф­ской, а этой, взя­той на фору­ме³³. В Гал­лии, мы наде­ем­ся, спо­кой­но. На днях полу­чишь мои «Про­гно­сти­ки»³⁴ вме­сте с мои­ми незна­ча­щи­ми реча­ми, а ты все-таки напи­ши нам, когда дума­ешь при­ехать, ибо Пом­по­ния веле­ла пере­дать мне, что ты будешь в Риме в квин­ти­лии меся­це. Это не соот­вет­ст­во­ва­ло тому, что ты сооб­щил мне в пись­ме по пово­ду оцен­ки тво­е­го иму­ще­ства³⁵.

12. Как я уже писал тебе, Пет пода­рил мне все кни­ги, остав­ши­е­ся после его бра­та³⁶. Судь­ба это­го его дара зави­сит от тво­ей забот­ли­во­сти. Если любишь меня, поста­рай­ся, чтобы они были сохра­не­ны и достав­ле­ны мне. Ничто не может быть более при­ят­ным мне. Сохра­ни, пожа­луй­ста, со всем ста­ра­ни­ем как гре­че­ские, так и латин­ские кни­ги. Я буду счи­тать, что это пода­рок от тебя. Окта­вию³⁷ я послал пись­мо; с ним самим я не гово­рил ни о чем, ибо не думал, что ты имен­но этим зани­ма­ешь­ся в про­вин­ци­ях, и не при­чис­лял тебя к ростов­щи­кам. Но я напи­сал ему, как и над­ле­жа­ло, забот­ли­вое пись­мо.