Письма Марка Туллия Цицерона

90. Титу Пом­по­нию Атти­ку, в Эпир

Рим, середи­на сен­тяб­ря 57 г.

1. Как толь­ко я при­ехал в Рим и нашел­ся чело­век, кото­ро­му я мог бы дове­рить пись­мо к тебе, я не счел воз­мож­ным чем-либо занять­ся, преж­де чем — в твое отсут­ст­вие — не побла­го­да­рю тебя за свое воз­вра­ще­ние. Ведь я узнал, ска­зать прав­ду, что ты, давая мне сове­ты, не был ни сме­лее, ни бла­го­ра­зум­нее, чем я сам, а так­же в соот­вет­ст­вии с моим вни­ма­ни­ем к тебе, не слиш­ком ста­ра­тель­ным в деле мое­го избав­ле­ния, и что вме­сте с тем ты, кото­рый в пер­вое вре­мя разде­лял мое заблуж­де­ние или, вер­нее, безу­мие и лож­ный страх, чрез­вы­чай­но тяже­ло пере­но­сил нашу раз­лу­ку и затра­тил очень мно­го забот, рве­ния, усер­дия и труда, чтобы добить­ся мое­го воз­вра­ще­ния.

2. Поэто­му, как ни вели­ка была моя радость и как ни желан­ны поздрав­ле­ния, мне, гово­рю тебе прав­ду, для пол­но­го сча­стья недо­ста­ва­ло видеть или, вер­нее, обнять тебя. Достиг­нув это­го одна­жды, я боль­ше с этим не рас­ста­нусь, и если я не полу­чу так­же всех про­пу­щен­ных мною в про­шлом удо­воль­ст­вий от тво­е­го оба­я­ния, то, конеч­но, сам не сочту себя доста­точ­но достой­ным это­го вос­ста­нов­ле­ния сво­его бла­го­со­сто­я­ния.

3. Что каса­ет­ся мое­го поло­же­ния, вос­ста­нов­ле­ние кото­ро­го я счи­тал чрез­вы­чай­но труд­ным делом, то сво­его было­го блес­ка на фору­ме, авто­ри­те­та в сена­те и вли­я­ния у чест­ных людей я достиг до насто­я­ще­го вре­ме­ни в боль­шей сте­пе­ни, чем мне жела­тель­но¹. Что же каса­ет­ся иму­ще­ства, — а ты хоро­шо зна­ешь, до какой сте­пе­ни оно уни­что­же­но, рас­се­я­но и раз­граб­ле­но, — то я испы­ты­ваю боль­шие затруд­не­ния и нуж­да­юсь не столь­ко в тво­их денеж­ных сред­ствах, кото­рые я счи­таю сво­и­ми, сколь­ко в сове­тах для соби­ра­ния и вос­ста­нов­ле­ния остат­ков сво­его досто­я­ния.

4. Теперь, хотя я и думаю, что тебе обо всем либо напи­са­ли твои род­ные, либо сооб­щи­ли вест­ни­ки и дошли слу­хи, я все же вкрат­це напи­шу о том, что ты, как я пола­гаю, хочешь узнать имен­но из мое­го пись­ма. Из Дирра­хия я выехал нака­нуне секс­тиль­ских нон, в тот самый день, когда был вне­сен закон обо мне². В Брун­ди­сий я при­был в секс­тиль­ские ноны. Там ока­за­лась моя Тул­лио­ла; это был день ее рож­де­ния, кото­рый слу­чай­но сов­пал с днем рож­де­ния Брун­ди­сий­ской коло­нии и тво­ей сосед­ки — боги­ни Бла­го­ден­ст­вия³. Это ста­ло извест­ным наро­ду, и было отме­че­но вели­чай­шим лико­ва­ни­ем брун­ди­сий­цев. В секс­тиль­ские иды, будучи в Брун­ди­сии, я узнал из пись­ма бра­та Квин­та, что цен­ту­ри­ат­ские коми­ции при­ня­ли закон при уди­ви­тель­ном рве­нии людей всех воз­рас­тов и состо­я­ний и при неве­ро­ят­ном сте­че­нии жите­лей Ита­лии. Затем, после почет­ней­ше­го при­е­ма в Брун­ди­сии, ко мне на моем пути ото­всюду схо­ди­лись послан­цы с поздрав­ле­ни­я­ми.

5. Когда я подъ­ез­жал к Риму, не было ни одно­го извест­но­го номен­кла­то­ру⁴ чело­ве­ка из любо­го сосло­вия, кото­рый не вышел бы мне навстре­чу, исклю­чая тех моих вра­гов, кото­рым имен­но то обсто­я­тель­ство, что они вра­ги мне, не поз­во­ли­ло ни скрыть, ни отри­цать это. Когда я достиг Капен­ских ворот⁵, все сту­пе­ни хра­мов были заня­ты людь­ми из низ­ших сло­ев плеб­са. Они выра­жа­ли мне поздрав­ле­ния гром­ки­ми руко­плес­ка­ни­я­ми; подоб­ное же мно­же­ство наро­да и руко­плес­ка­ния при­вет­ст­во­ва­ли меня до само­го Капи­то­лия, при­чем на фору­ме и в самом Капи­то­лии было уди­ви­тель­ное скоп­ле­ние людей. На дру­гой день в сена­те — это были сен­тябрь­ские ноны — я выра­зил бла­го­дар­ность сена­ту.

6. Через два дня, когда в свя­зи с чрез­вы­чай­ной доро­го­виз­ной хле­ба люди собра­лись сна­ча­ла перед теат­ром⁶, а затем перед сена­том, и, по нау­ще­нию Кло­дия, ста­ли кри­чать, что недо­ста­ток хле­ба вызван мной, когда в тече­ние тех дней сенат сове­щал­ся о снаб­же­нии хле­бом и для обес­пе­че­ния им не толь­ко голо­са про­сто­го наро­да, но так­же голо­са порядоч­ных людей при­зы­ва­ли Пом­пея, и он сам это­го желал, а тол­па тре­бо­ва­ла, чтобы имен­но я пред­ло­жил такое реше­ние, — я сде­лал это и тща­тель­но выска­зал свое мне­ние. Так как кон­су­ля­ры, за исклю­че­ни­ем Мес­са­лы и Афра­ния, отсут­ст­во­ва­ли, ибо они не мог­ли, по их сло­вам, выска­зать свое мне­ние, не под­вер­га­ясь опас­но­сти, то сенат, по мое­му пред­ло­же­нию, поста­но­вил всту­пить с Пом­пе­ем в пере­го­во­ры о том, чтобы он взял на себя это дело и чтобы был вне­сен закон. Так как во вре­мя чте­ния поста­нов­ле­ния сена­та при упо­ми­на­нии мое­го име­ни⁷ непре­рыв­но руко­плес­ка­ли, сле­дуя это­му неле­по­му и ново­му обы­чаю, то я про­из­нес речь. Все при­сут­ст­во­вав­шие долж­ност­ные лица, кро­ме одно­го пре­то­ра и двух народ­ных три­бу­нов, пре­до­ста­ви­ли мне сло­во⁸.

7. На дру­гой день — сенат в пол­ном соста­ве и все кон­су­ля­ры; Пом­пею не отка­за­ли ни в одном из его тре­бо­ва­ний. Потре­бо­вав пят­на­дцать лега­тов, он назвал пер­вым меня и ска­зал, что я буду его вто­рым «я» во всем. Кон­су­лы соста­ви­ли закон, пере­даю­щий Пом­пею на пяти­ле­тие все пол­но­мо­чия по хлеб­но­му делу во всем мире. Мес­сий⁹ пред­ло­жил дру­гой закон, поз­во­ля­ю­щий Пом­пею рас­по­ря­жать­ся все­ми денеж­ны­ми сред­ства­ми и пре­до­став­ля­ю­щий ему флот и вой­ско, а так­же бо́льшую власть в про­вин­ци­ях, чем име­ю­ща­я­ся у тех, кто полу­ча­ет их в управ­ле­ние. Тот наш кон­суль­ский закон теперь кажет­ся скром­ным, а закон Мес­сия невы­но­си­мым. Пом­пей гово­рит, что ему жела­те­лен пер­вый закон, но его дру­зьям — вто­рой. Кон­су­ля­ры с Фаво­ни­ем¹⁰ во гла­ве роп­щут; я мол­чу¹¹, тем более, что пон­ти­фи­ки до сего вре­ме­ни не дали отве­та насчет мое­го дома. Если они при­зна­ют посвя­ще­ние недей­ст­ви­тель­ным, то я буду вла­деть пре­крас­ным участ­ком, а кон­су­лы оце­нят построй­ки на нем на осно­ва­нии поста­нов­ле­ния сена­та; при ином отве­те — сло­ма­ют, сда­дут под­ряд от сво­его име­ни и оце­нят все пол­но­стью¹².

8. Тако­вы мои дела.

Состо­я­ние мое, как тебе извест­но, силь­но рас­стро­е­но. Кро­ме того, есть неко­то­рые домаш­ние огор­че­ния, кото­рые я не дове­ряю пись­му. Бра­та Квин­та, на ред­кость любя­ще­го меня, доб­лест­но­го, вер­но­го, я люб­лю так, как долж­но. Жду тебя и молю пото­ро­пить­ся с при­ездом и при­ехать в таком рас­по­ло­же­нии духа, чтобы не оста­вить меня без тво­их сове­тов. Я как бы всту­паю в нача­ло вто­рой жиз­ни. Неко­то­рые люди, защи­щав­шие меня во вре­мя мое­го отсут­ст­вия, уже начи­на­ют втайне сер­дить­ся на меня, когда я здесь, и откры­то выра­жать непри­язнь. Мне чрез­вы­чай­но недо­ста­ет тебя.