Письма Марка Туллия Цицерона

241. От Мар­ка Целия Руфа Цице­ро­ну, в про­вин­цию Кили­кию

Рим, фев­раль 50 г.

Целий Цице­ро­ну при­вет.

1. Тебе, не сомне­ва­юсь, сооб­ще­но, что Аппий обви­нен Дола­бел­лой¹ совсем не вслед­ст­вие той нена­ви­сти, кото­рую я пред­по­ла­гал. И ведь Аппий — не глуп: как толь­ко Дола­бел­ла явил­ся в суд, он вошел в Рим и отка­зал­ся от при­тя­за­ний на три­умф². Этим поступ­ком он пре­сек тол­ки и пока­зал­ся более под­готов­лен­ным, неже­ли наде­ял­ся обви­ни­тель. Теперь он на тебя воз­ла­га­ет вели­чай­шую надеж­ду. Знаю, тебе он не нена­ви­стен. Насколь­ко ты захо­чешь его обя­зать, от тебя зави­сит. Если бы у тебя в про­шлом не было столк­но­ве­ния с ним³, ты мог бы сво­бод­нее решить насчет все­го дела. Теперь, если ты оце­нишь свое закон­ное пра­во с точ­ки зре­ния выс­шей исти­ны, тебе будет нуж­но осте­ре­гать­ся, как бы не пока­за­лось, что ты недо­ста­точ­но про­сто и искренне отбро­сил враж­ду. Но в этом отно­ше­нии если ты захо­чешь чем-нибудь услу­жить, то это будет для тебя без­опас­но; ведь никто не ска­жет, что при­язнь и друж­ба отпуг­ну­ли тебя от испол­не­ния дол­га.

2. Мое вни­ма­ние при­влек­ло то, что в про­ме­жут­ке меж­ду тре­бо­ва­ни­ем суда⁴ и обви­не­ни­ем от Дола­бел­лы ушла жена. То, что ты пору­чил мне при сво­ем отъ­езде⁵, я пом­ню; что́ я напи­сал тебе, ты, пола­гаю я, не забыл. Теперь не вре­мя рас­ска­зы­вать боль­ше. Одно могу посо­ве­то­вать тебе: если это тебе понра­вит­ся⁶, все-таки в насто­я­щее вре­мя совер­шен­но не пока­зы­вай сво­его отно­ше­ния и выжди, как для него окон­чит­ся это судеб­ное дело; сло­вом, тебе будет непри­ят­но, если что-либо раз­не­сет­ся. Далее, если поме­ша­ет какой-нибудь намек, то станет яснее, чем сле­до­ва­ло бы или было бы полез­но. Ведь он⁷ не смо­жет мол­чать о том, что ока­жет­ся таким бла­го­при­ят­ным для его надеж­ды и что при завер­ше­нии дела при­даст ему столь­ко блес­ка; осо­бен­но раз он таков, что если бы знал, что гово­рить об этом гибель­но, все-таки едва бы удер­жал­ся.

3. Пом­пей, гово­рят, очень ста­ра­ет­ся в поль­зу Аппия, так что он, пола­га­ют, наме­рен послать к тебе одно­го из сыно­вей⁸. Здесь мы всех оправ­ды­ва­ем, и все постыд­ное и бес­чест­ное, кля­нусь, ограж­де­но. Но кон­су­лы у нас в выс­шей сте­пе­ни забот­ли­вы: до сего вре­ме­ни не мог­ли про­ве­сти ни одно­го поста­нов­ле­ния сена­та, кро­ме как о Латин­ских празд­не­ствах.

4. У наше­го Кури­о­на три­бу­нат леде­не­ет. Но невоз­мож­но пере­дать, в каком застое здесь все. Если бы я не сра­жал­ся с лавоч­ни­ка­ми и смот­ри­те­ля­ми водо­про­во­да⁹, то государ­ство охва­ти­ла бы сон­ная болезнь. Если пар­фяне вас совсем не раз­жи­га­ют, то мы здесь от сту­жи засты­ва­ем. Тем не менее Бибул каким-то обра­зом без пар­фян на Амане поте­рял несколь­ко когор­то­чек; так об этом изве­сти­ли.

5. Я напи­сал тебе выше, что Кури­он очень мерзнет; он уже пыла­ет; ведь его раз­ры­ва­ют рас­ка­лен­ны­ми щип­ца­ми, ибо он, не добив­шись введе­ния допол­ни­тель­но­го меся­ца¹⁰, лег­ко­мыс­лен­ней­ше пере­бе­жал на сто­ро­ну наро­да и начал гово­рить в поль­зу Цеза­ря, и выдви­нул закон о доро­гах¹¹, вполне напо­ми­наю­щий земель­ный Рул­ла, и закон о про­до­воль­ст­вии, обя­зы­ваю­щий эди­лов отме­ри­вать. Это­го он еще не сде­лал, когда я писал первую часть пись­ма.

Очень тебя про­шу — если ты что-нибудь сде­ла­ешь для Аппия, что потре­бу­ет­ся, рас­по­ло­жи его в мою поль­зу. Что каса­ет­ся Дола­бел­лы, сове­тую сохра­нить себе сво­бо­ду дей­ст­вий: такое твое поведе­ние спо­соб­ст­ву­ет и тому делу, о кото­ром я гово­рю, и тво­е­му досто­ин­ству, и мне­нию о тво­ей спра­вед­ли­во­сти. Позор­ным для тебя будет, что у меня не будет гре­че­ских пан­тер¹².