Издательство Академии Наук СССР, Москва—Ленинград, 1950.
Перевод и комментарии В. О. Горенштейна.
299. Титу Помпонию Аттику, в Рим
Формийская усадьба, конец декабря 50 г.
1. «Каждый день, — спрашиваешь ты, — должен я получать от тебя письмо?». Если у меня будет кому дать, — каждый день. — «Но ты сам уже здесь». — Значит, тогда, когда приеду, перестану. Одно письмо от тебя, вижу я, не вручено мне — то, которое отняли у моего друга Луция Квинкция, раненного, когда он его вез, у надгробного памятника Басила1.
2. Итак, подумай, не было ли в нем чего-нибудь, что мне нужно знать, и вместе с тем разреши следующую чисто государственную проблему. Так как необходимо или иметь суждение о Цезаре2, в то время как он либо благодаря сенату, либо благодаря народным трибунам3 начальствует над войском; или убедить Цезаря передать провинцию и войско и так стать консулом; или, если его в этом не убедить, то чтобы состоялись комиции без суждения о нем, причем он это допускает и управляет провинцией; или, если он этого не допускает при посредстве народных трибунов, но все же сохраняет спокойствие, то довести дело до междувластия4; или, если по той причине, что суждение о нем не состоится, он приводит войско, — бороться оружием, причем он начинает военные действия либо немедленно, когда мы менее готовы, либо тогда, когда требования его друзей, чтобы суждение состоялось на основании закона5, не будут удовлетворены комициями и он все же берется за оружие либо по одной той причине, что суждения нет, либо с добавочной причиной, если народный трибун, препятствующий сенату или подстрекавший народ, будет случайно или заклеймен6, или ограничен7 постановлением сената, или лишен полномочий8, или изгнан, или же будет искать убежища у него, заявляя, что он изгнан; и так как, предприняв войну, либо следует удержать Рим, либо, оставив его, отрезать того9 от подвоза и остальных сил, — то какое из этих зол, одно из которых, конечно, придется испытать, ты считаешь наименьшим?
3. Ты, конечно, скажешь: «Убедить его передать войско и так стать консулом». Дело это вообще такое, что, если он снизойдет на это, ничего нельзя будет сказать против, и я удивляюсь, как это он, не добившись того, чтобы состоялось суждение о нем, когда он удерживает за собой войско, этого не делает. Нам же, как некоторые полагают, более всего следует бояться его консульства. «Но я, — скажешь ты, — предпочитаю так, а не с войском». Конечно, но кое-кто считает это самое «так» большим злом, и против него нет никакого лекарства. «Следует уступить, если он захочет этого». — Представь себе снова консулом того, кого ты видел в первое консульство. — «Но тогда, будучи слабым, — говоришь ты, — он был сильнее, чем все государство». Что ты думаешь теперь? А то, что в его консульство Помпею, несомненно, быть в Испании. О жалость! если самое худшее — это то, что невозможно отвергнуть, и то, за что он, если сделает это, тотчас же приобретет чрезвычайное расположение всех честных.
4. Итак, отбросим то, к чему его, как утверждают, невозможно склонить. Что наихудшее из остального? Уступить ему в том, чего он, как говорит тот же10, требует бессовестнейшим образом. И в самом деле, что бессовестнее? Ты удерживал провинцию в течение десяти лет11, предоставленных тебе не сенатом, а тобой самим путем насилия и с помощью сторонников; истек срок не действия закона, а твоего произвола; допусти, однако, что закона; постановляют сменить; ты препятствуешь и говоришь: «обсуди вопрос обо мне». Вот тебе наше суждение: начальствовать тебе над войском дольше, чем постановил народ, против воли сената? «Придется сразиться, если не уступаешь». С полной надеждой, как говорит тот же10, — либо победить, либо умереть свободными. Если придется биться, то при каких обстоятельствах — зависит от случая, по какому плану — от обстоятельств. Итак, в этом вопросе не беспокою тебя. К тому, что я сказал, добавь, если есть что. Право, я терзаюсь дни и ночи.
ПРИМЕЧАНИЯ
