Письма Марка Туллия Цицерона

494. Луцию Папи­рию Пету, в Неа­поль

Рим, середи­на октяб­ря 46 г.

Цице­рон Пету при­вет.

1. Отве­чу на два твои пись­ма: на одно, кото­рое я полу­чил от Зета¹ четы­ре дня назад; на дру­гое, кото­рое доста­вил пись­мо­но­сец Филе­рот. Из тво­е­го пер­во­го пись­ма я понял, что тебе очень при­ят­но мое бес­по­кой­ство о тво­ем здо­ро­вье, усмот­рен­ное тобой, к моей радо­сти; но, поверь мне, на осно­ва­нии пись­ма ты не мог усмот­реть его так, как есть на самом деле. Ведь хотя я и вижу, что я ува­жа­ем и любим доста­точ­но мно­ги­ми — ведь ина­че я не могу ска­зать, — но ты мне при­ят­нее, чем все они; ведь то, что ты меня любишь, что ты дела­ешь это и уже дав­но и посто­ян­но, — прав­да, вели­кое и, пожа­луй, вели­чай­шее дело, но общее у тебя со все­ми; но то, что ты сам так заслу­жи­ва­ешь люб­ви и так любе­зен и так при­я­тен во всех отно­ше­ни­ях, — это соб­ст­вен­но твое.

2. К это­му при­со­еди­ня­ют­ся не атти­че­ские, но еще более ост­ро­ум­ные, неже­ли у атти­че­ских писа­те­лей, ста­рые рим­ские и город­ские ост­ро­ты. Меня же — пожа­луй, думай, что угод­но, — уди­ви­тель­но увле­ка­ют шут­ки и силь­нее все­го оте­че­ст­вен­ные, осо­бен­но когда я вижу, что они были забы­ты в Лации — сна­ча­ла тогда, когда в наш город была вли­та ино­зем­щи­на², а теперь даже нося­щие шта­ны и зааль­пий­ские наро­ды³, так что не вид­но и следа было­го ост­ро­умия. Поэто­му, когда я вижу тебя, мне кажет­ся, буд­то я вижу всех Гра­ни­ев⁴, всех Луци­ли­ев⁵, ска­зать прав­ду — так­же Крас­сов⁶ и Лели­ев: пусть умру я, если, поми­мо тебя, знаю еще кого-нибудь, у кого я мог бы под­ме­тить подо­бие древ­ней и род­ной весе­ло­сти. Раз к это­му ост­ро­умию при­со­еди­ня­ет­ся такая любовь ко мне, ты удив­ля­ешь­ся, что я был так убит столь силь­ным рас­строй­ст­вом тво­е­го здо­ро­вья?

3. Но во вто­ром пись­ме ты оправ­ды­ва­ешь­ся, гово­ря, что ты был не про­тив­ни­ком моей неа­по­ли­тан­ской покуп­ки, но сто­рон­ни­ком уме­рен­но­сти; — любез­но, и я ина­че это­го и не при­нял. Одна­ко я понял то же, что пони­маю бла­го­да­ря это­му пись­му, — ты (как и я пола­гал) не при­знал доз­во­лен­ным для меня оста­вить эти дела, прав­да, не совсем, но в зна­чи­тель­ной части. Ты мне гово­ришь о Кату­ле⁷ и о тех вре­ме­нах. Что похо­же­го? Даже я сам согла­сил­ся бы тогда доль­ше не участ­во­вать в охране государ­ства: ведь я сидел на кор­ме и дер­жал кор­ми­ло; теперь же едва есть место в трю­ме⁸.

4. Или ты счи­та­ешь, что будет выхо­дить мень­ше поста­нов­ле­ний сена­та, если я буду нахо­дить­ся в Неа­по­ле? Когда я в Риме и посто­ян­но на фору­ме, поста­нов­ле­ния сена­та пишут­ся у тво­е­го поклон­ни­ка, мое­го близ­ко­го⁹; когда при­хо­дит на ум, то упо­ми­на­ют о моем при­сут­ст­вии при запи­си¹⁰, и я узнаю, что поста­нов­ле­ние сена­та, кото­рое, как гово­рят, выне­се­но по мое­му пред­ло­же­нию, достав­ле­но в Арме­нию и Сирию рань­ше, чем вооб­ще было сде­ла­но какое-либо упо­ми­на­ние об этом. Одна­ко я не хотел бы, чтобы ты счи­тал, буд­то я гово­рю это в шут­ку: знай — от царей дале­ких окра­ин мне уже достав­ле­ны пись­ма, в кото­рых они бла­го­да­рят меня за то, что я в выска­зан­ном мною мне­нии назвал их царя­ми, а я не знал не толь­ко того, что они назва­ны царя­ми, но даже того, что они вооб­ще роди­лись.

5. Так что же? Все-таки, пока этот наш пре­фект нра­вов¹¹ будет здесь, я буду пови­но­вать­ся тво­е­му авто­ри­те­ту; когда же он уедет, собе­русь на твои гри­бы¹². Если у меня будет дом, то я на десять дней рас­тя­ну тра­ты одно­го дня, уста­нов­лен­ные зако­ном о рас­хо­дах. Если же я не най­ду того, что мне нра­вит­ся, то я решил посе­лить­ся у тебя; ведь я знаю, что я не могу сде­лать ниче­го более при­ят­но­го тебе. На дом Сул­лы¹³ я уже терял надеж­ду, как я недав­но напи­сал тебе; но я все-таки не отбро­сил ее. Пожа­луй­ста, осмот­ри его вме­сте с масте­ра­ми, как ты пишешь; если в сте­нах или в кров­ле нет ника­ко­го изъ­я­на, то про­чее я одоб­рю.