Письма Марка Туллия Цицерона

536. Гаю Кас­сию Лон­ги­ну, в про­вин­цию Азию

Рим, январь 45 г.

Марк Тул­лий Цице­рон шлет боль­шой при­вет Гаю Кас­сию.

1. Я счи­таю, что тебе уже несколь­ко совест­но, что вот уже третье пись­мо застиг­ло тебя рань­ше, чем ты — лист или бук­ву.

Но я не тороп­лю; ведь я буду ждать или, луч­ше, тре­бо­вать более длин­но­го. Если бы у меня все­гда было, с кем отпра­вить, я отправ­лял бы хоть по три в час. Ведь когда я пишу тебе что-либо, мне как-то кажет­ся, буд­то ты при­сут­ст­ву­ешь, и это не путем пред­став­ле­ния себе обра­зов¹, как гово­рят твои новые дру­зья², кото­рые счи­та­ют, что даже пред­став­ле­ния, воз­ни­каю­щие в уме, воз­буж­да­ют­ся Каци­е­вы­ми обра­за­ми; ведь инсубр Каций, эпи­ку­ре­ец, умер­ший недав­но, назы­ва­ет — да будет это извест­но тебе — обра­за­ми то, что тот гар­гет­тец³, а ранее и Демо­крит назы­ва­ли обра­за­ми.

2. Хотя гла­за и могут полу­чать уда­ры от этих обра­зов, так как послед­ние даже сами при­бе­га­ют, но как их может полу­чать душа — я не вижу. Нуж­но будет, чтобы ты объ­яс­нил мне, когда ты бла­го­по­луч­но при­е­дешь, — в моей ли вла­сти твой образ, так что он дол­жен при­бе­жать, как толь­ко мне захо­чет­ся поду­мать о тебе, и не толь­ко о тебе, кото­рый у меня в самом серд­це, но если я нач­ну думать об ост­ро­ве Бри­та­нии, то чтобы образ послед­не­го при­ле­тел к моим чув­ствам.

3. Но об этом поз­же. Ведь я испы­ты­ваю тебя: с каким рас­по­ло­же­ни­ем духа ты при­ни­ма­ешь это? Ведь если ты будешь сер­дит и недо­во­лен, то я ска­жу боль­ше и потре­бую в судеб­ном поряд­ке, чтобы ты вер­нул­ся к той шко­ле⁴, от кото­рой ты был отбро­шен воору­жен­ны­ми людь­ми силой⁵; в этом интер­дик­те не добав­ля­ют: «в этом году». Итак, если уже про­шло два или три года с тех пор, как ты послал изве­ще­ние⁶ доб­ле­сти, увле­чен­ный при­ман­ка­ми удо­воль­ст­вия⁷, то я буду сво­бо­ден в сво­их дей­ст­ви­ях. Впро­чем, с кем я гово­рю? С самым храб­рым мужем, кото­рый, после того как сту­пил на форум, не совер­шил ниче­го, что бы не было пре­ис­пол­не­но слав­ней­ше­го досто­ин­ства. Что же каса­ет­ся самой тво­ей шко­лы, боюсь, как бы в ней не ока­за­лось боль­ше силы, чем я думал, если толь­ко ты одоб­ря­ешь ее. «Как это тебе при­шло на ум?» — ска­жешь ты. Пото­му что у меня не было ниче­го дру­го­го, что я мог бы напи­сать. Ведь о государ­ст­вен­ных делах я ниче­го не могу писать: и ведь то, что я чув­ст­вую, не хочет­ся писать.