История Рима от основания города

Книга VIII, гл. 7

7. (1) Слу­чи­лось так, что сре­ди пред­во­ди­те­лей турм¹⁵, разо­слан­ных во все сто­ро­ны на раз­вед­ку, был и Тит Ман­лий, сын кон­су­ла; он заехал со сво­и­ми всад­ни­ка­ми за вра­же­ский с.370 лагерь и ока­зал­ся чуть не на бро­сок дро­ти­ка от бли­жай­ше­го сто­ро­же­во­го дозо­ра. (2) В дозо­ре там сто­я­ли туску­лан­ские всад­ни­ки во гла­ве с Геми­ном Мес­ци­ем, про­слав­лен­ным сре­ди сво­их и знат­но­стью, и подви­га­ми. (3) Узнав рим­ских всад­ни­ков и запри­ме­тив меж­ду ними их пред­во­ди­те­ля, сына кон­су­ла (все ведь были зна­ко­мы, а знат­ные — осо­бен­но), он ска­зал: (4) «Эй, рим­ляне, не соби­ра­е­тесь ли вы вое­вать про­тив лати­нов с их союз­ни­ка­ми одною этой тур­мой? Что ж тогда будут делать кон­су­лы и два кон­суль­ских вой­ска?» (5) «В свой срок и они явят­ся, — отве­чал Ман­лий, — а с ними и свиде­тель нару­шен­но­го вами дого­во­ра — сам Юпи­тер, в ком силы и могу­ще­ства и того более. (6) Если при Регилль­ском озе­ре вы были по гор­ло сыты боем, то мы уже и здесь поста­ра­ем­ся, чтоб вам не слад­ко при­шлось от встре­чи с нами на поле бра­ни». (7) Гемин, отде­лив­шись от сво­их, ска­зал на это: «Покуда не при­шел тот день, когда вы подвиг­не­те свои вой­ска на столь вели­кое дело, не хочешь ли сой­тись тем вре­ме­нем со мною, чтобы уже теперь исход поедин­ка пока­зал, насколь­ко латин­ский всад­ник пре­вос­хо­дит рим­ско­го?» (8) Гнев ли под­толк­нул храб­ро­го юно­шу, или боял­ся он покрыть себя позо­ром, отка­зав­шись от поедин­ка, или же вела его неодо­ли­мая сила рока, толь­ко забыв об отчей вла­сти и кон­суль­ском при­ка­зе, он очер­тя голо­ву кинул­ся в схват­ку, не слиш­ком заботясь о том, победит ли он или будет побеж­ден¹⁶. (9) Когда осталь­ные всад­ни­ки, слов­но ожи­дая пред­став­ле­ния, пода­лись в сто­ро­ны, в обра­зо­вав­шем­ся пустом про­стран­стве про­тив­ни­ки, наста­вя копья, пусти­ли коней вскачь навстре­чу друг дру­гу. Они столк­ну­лись, и копье Ман­лия про­ско­чи­ло над шле­мом вра­га, а копье Мес­ция оца­ра­па­ло шею лоша­ди. (10) Они раз­вер­ну­ли коней, Ман­лий пер­вым изгото­вил­ся для ново­го уда­ра и сумел вон­зить копье меж­ду ушей лоша­ди; от боли конь встал на дыбы, начал изо всех сил тря­сти голо­вой и сбро­сил всад­ни­ка. (11) Пока про­тив­ник, опи­ра­ясь на копье и щит, под­ни­мал­ся после груз­но­го паде­ния, Ман­лий вон­зил ему копье в шею, и, вый­дя через реб­ра, оно при­гвозди­ло Мес­ция к зем­ле; (12) сняв вра­же­ские доспе­хи, Ман­лий воз­вра­тил­ся к сво­им и, окру­жен­ный радост­ным лико­ва­ни­ем, поспе­шил в лагерь и потом и в кон­суль­ский шатер к отцу, не ведая сво­ей гряду­щей уча­сти¹⁷: хва­лу ли он заслу­жил или кару.

(13) «Отец, — ска­зал он, — чтобы все виде­ли во мне истин­но­го тво­е­го сына, я кла­ду к тво­им ногам эти доспе­хи всад­ни­ка, вызвав­ше­го меня на поеди­нок и сра­жен­но­го мною». (14) Услы­хав эти сло­ва, кон­сул отвер­нул­ся от сына и при­ка­зал тру­бить общий сбор; когда вои­ны собра­лись, он мол­вил: (15) «Раз уж ты, Тит Ман­лий, не почи­тая ни кон­суль­ской вла­сти, ни отчей, вопре­ки запре­ту, без при­ка­за, сра­зил­ся с вра­гом (16) и тем в меру тебе доступ­но­го подо­рвал в вой­ске послу­ша­ние, на кото­ром зижди­лось доныне рим­ское государ­ство, а меня поста­вил с.371 перед выбо­ром — забыть либо о государ­стве, либо о себе и сво­их близ­ких, (17) то пусть луч­ше мы будем нака­за­ны за наш посту­пок, чем государ­ство станет доро­гой ценою иску­пать наши пре­гре­ше­ния. Послу­жим же юно­ше­ству уро­ком, печаль­ным, зато поучи­тель­ным, на буду­щее. (18) Конеч­но, ты дорог мне как при­род­ный мой сын, доро­га и эта твоя доб­лесть, даже обма­ну­тая пустым при­зра­ком чести; (19) но коль ско­ро надо либо смер­тью тво­ей скре­пить свя­щен­ную власть кон­су­лов на войне, либо навсе­гда подо­рвать ее, оста­вив тебя без­на­ка­зан­ным, то ты, если под­лин­но нашей ты кро­ви, не отка­жешь­ся, вер­но, поне­сти кару и тем вос­ста­но­вить воин­ское послу­ша­ние, пав­шее по тво­ей вине. Сту­пай, лик­тор, при­вя­жи его к стол­бу».

(20) Услы­хав столь жесто­кий при­каз, все замер­ли, слов­но топор зане­сен у каж­до­го над соб­ст­вен­ной его голо­вою, и мол­ча­ли ско­рее от ужа­са, чем из само­об­ла­да­ния. (21) Но, когда из раз­руб­лен­ной шеи хлы­ну­ла кровь, все сто­яв­шие дото­ле, как бы поте­ряв дар речи, слов­но очну­лись от чар и дали вдруг волю жало­сти, сле­зам и про­кля­ти­ям. (22) Покрыв тело юно­ши добы­ты­ми им доспе­ха­ми, его сожгли на соору­жен­ном за валом кост­ре и устро­и­ли похо­ро­ны с такою тор­же­ст­вен­но­стью, какая толь­ко воз­мож­на в вой­ске; а «Ман­ли­ев пра­веж» вну­шал ужас не толь­ко в те вре­ме­на, но и для потом­ков остал­ся мрач­ным при­ме­ром суро­во­сти.