История Рима от основания города

Книга XLI, гл. 23

23. (1) Во всей Гре­ции толь­ко этот народ и Афин­ское государ­ство так дале­ко зашли в гне­ве, что закры­ли свои гра­ни­цы для македо­нян⁷⁵. (2) Поэто­му Македо­ния ста­ла при­ста­ни­щем бег­лых рабов из Ахайи, так как, закрыв гра­ни­цы, ахей­цы и сами не осме­ли­ва­лись всту­пать в пре­де­лы Македо­нии. (3) Когда Пер­сей это понял, то, схва­тив­ши всех бег­лых, послал пись­мо <…>⁷⁶. Ну а о том, чтобы и на буду­щее пре­кра­тить это бег­ство рабов, ахей­цы долж­ны поза­бо­тить­ся сами. (4) Когда пре­тор Ксе­нарх⁷⁷, сам искав­ший лич­но­го рас­по­ло­же­ния царя, про­чи­тал им пись­мо, кото­рое пока­за­лось вполне дру­же­люб­ным и сдер­жан­ным боль­шин­ству, а осо­бен­но тем, кто неожи­дан­но воз­на­де­ял­ся вер­нуть сво­их бег­лых, — (5) тогда Кал­ли­крат, один из тех, кто видел спа­се­ние соб­ст­вен­но­го наро­да в неру­ши­мо­сти дого­во­ра с рим­ля­на­ми, ска­зал:

(6) «Ахей­цы, кому-то из вас про­ис­хо­дя­щее может пока­зать­ся мел­ким или не слиш­ком зна­чи­тель­ным, я же счи­таю, что важ­ней­шее и серь­ез­ней­шее собы­тие не толь­ко про­ис­хо­дит, но уже про­изо­шло. Ведь мы закры­ли гра­ни­цы для македон­ских царей и самих македо­нян, и поста­нов­ле­ние это оста­ет­ся в силе для того, (7) с.415 есте­ствен­но, чтобы не допус­кать к нам ни послов, ни вест­ни­ков от царей, кото­рые мог­ли бы сму­тить душу в иных из нас. А сей­час мы в каком-то смыс­ле слу­ша­ем на нашем собра­нии, хоть и заоч­но, речь само­го царя и, коль богам угод­но, одоб­ря­ем его. (8) И хотя даже дикие зве­ри, осте­ре­га­ясь ловуш­ки, обыч­но бегут от пищи, под­ло­жен­ной для при­ман­ки, мы в сле­по­те сво­ей бро­са­ем­ся за при­зра­ком малей­шей уступ­ки и в надеж­де воз­вра­тить ниче­го не сто­я­щих ничтож­ных рабов тер­пим пося­га­тель­ства на соб­ст­вен­ную сво­бо­ду! (9) Кто же не видит, что изыс­ки­ва­ют­ся пути к сою­зу с царем, и этот союз нару­шит наш дого­вор с рим­ским наро­дом — осно­ву все­го наше­го бла­го­по­лу­чия? Неуже­ли еще не всем ясно, что рим­ля­нам при­дет­ся вое­вать с Пер­се­ем и то, чего жда­ли при жиз­ни Филип­па и что его смерть задер­жа­ла, про­изой­дет теперь уже без него? (10) Как вы зна­е­те, у Филип­па было два сына, Демет­рий и Пер­сей. Демет­рий зна­чи­тель­но пре­вос­хо­дил бра­та знат­но­стью мате­рин­ско­го рода, доб­ле­стью, даро­ва­ни­я­ми, боль­шой любо­вью сооте­че­ст­вен­ни­ков. (11) Но так как Филипп назна­чил цар­ство награ­дой за нена­висть к рим­ля­нам, он убил Демет­рия лишь за то, что тот поло­жил нача­ло друж­бе с рим­ля­на­ми, Пер­сея же сде­лал царем, пото­му что знал: Пер­сей жаж­дет вой­ны с рим­ля­на­ми еще силь­нее, чем цар­ства. (12) Что ж он и делал после смер­ти отца, как не гото­вил вой­ну? Преж­де все­го всем на страх он наслал бастар­нов на Дар­да­нию, и если бы бастар­ны там обос­но­ва­лись, Гре­ция полу­чи­ла бы новых соседей, худ­ших, чем гал­лы для Азии⁷⁸. (13) Утра­тив эту надеж­ду, он, одна­ко, не отка­зал­ся от наме­ре­ния вое­вать: более того, по прав­де гово­ря, он уже начал вой­ну. Воен­ной силой он под­чи­нил доло­пов и не выслу­шал их, желав­ших обра­тить­ся к посред­ни­че­ству наро­да рим­ско­го. Затем, перей­дя через Эту, чтобы вдруг объ­явить­ся в самой середине Гре­ции, он спус­ка­ет­ся в Дель­фы. (14) С какой же целью, по-ваше­му, был выбран им столь необыч­ный путь? Потом пере­сек он Фес­са­лию, и если ни одно­му из нена­вист­ных ему наро­дов он не при­чи­нил вреда, то тем боль­ше пуга­ет меня его замы­сел. (15) Оттуда он, види­те ли, при­слал нам пись­мо, как пода­рок, и велит поду­мать о том, как нам впредь обой­тись без таких подар­ков, (16) то есть о том, чтобы уни­что­жить поста­нов­ле­ние, ограж­даю­щее Пело­пон­нес от македо­нян. И что же даль­ше? Сно­ва цар­ские послы, сно­ва друж­ба с наши­ми вождя­ми, потом видим мы македон­ское вой­ско и вот уже сам он пере­прав­ля­ет­ся из Дельф (широк ли залив?⁷⁹) на Пело­пон­нес: чтобы мы сме­ша­лись с македо­ня­на­ми, воору­жаю­щи­ми­ся про­тив рим­лян! (17) Я пола­гаю, что не сле­ду­ет при­ни­мать ника­ких новых реше­ний, но все оста­вить, как есть, до тех пор, пока не выяс­нит­ся со всей оче­вид­но­стью, напра­сен ли, обос­но­ван ли наш страх. (18) Если мир меж­ду македо­ня­на­ми и Римом оста­нет­ся не нару­шен­ным, то мы тоже будем и дру­жить с ними, и тор­го­вать, но теперь рас­суж­дать об этом, по-мое­му, и опас­но, и преж­девре­мен­но».