Письма Марка Туллия Цицерона

84. Род­ным, в Рим

Дирра­хий, 29 нояб­ря 58 г.

Тул­лий шлет при­вет сво­ей Терен­ции, Тул­лии и Цице­ро­ну.

1. Я полу­чил от Ари­сто­кри­та три пись­ма, кото­рые я почти смыл сле­за­ми; я удру­чен горем, моя Терен­ция, и меня мучат не столь­ко мои несча­стья, сколь­ко твои и ваши. Я более несча­стен, чем ты, при всем тво­ем вели­ком несча­стье, отто­го что хотя само бед­ст­вие явля­ет­ся общим для нас обо­их, но вина толь­ко моя. Моим дол­гом было либо избе­жать опас­но­сти, согла­сив­шись быть лега­том¹, либо ока­зать сопро­тив­ле­ние настой­чи­во и все­ми сред­ства­ми, либо пасть с муже­ст­вом². Не мог­ло быть ниче­го более жал­ко­го, более постыд­но­го, более недо­стой­но­го меня, чем это.

2. Поэто­му я стра­даю как от горя, так и от сты­да, ибо мне стыд­но, что я не про­явил доб­ле­сти и забот­ли­во­сти ради самой луч­шей жены и пре­лест­ней­ших детей. Ведь у меня днем и ночью перед гла­за­ми ваш тра­ур³ и горе, а так­же твое сла­бое здо­ро­вье, меж­ду тем надеж­да на спа­се­ние очень ничтож­на. Вра­ги мно­го­чис­лен­ны, недоб­ро­же­ла­те­ли — почти все. Выгнать меня было труд­но, пре­пят­ст­во­вать воз­вра­ще­нию лег­ко. Все же, пока вы сохра­ни­те надеж­ду, я не сдам­ся, чтобы не каза­лось, что все погиб­ло по моей вине.

3. Нахо­дить­ся в без­опас­но­сти, о чем ты бес­по­ко­ишь­ся, мне теперь очень лег­ко, — ведь даже вра­ги жела­ют мне жить в столь жал­ком состо­я­нии; все-таки я сде­лаю то, что ты сове­ту­ешь. Я выра­зил бла­го­дар­ность дру­зьям, соглас­но тво­е­му жела­нию, и пере­дал эти пись­ма Дексип­пу; я напи­сал, что ты изве­сти­ла меня об их пре­дан­но­сти. Что наш Писон про­яв­ля­ет по отно­ше­нию к нам уди­ви­тель­ное рве­ние и пре­дан­ность, я вижу и сам, и все рас­ска­зы­ва­ют об этом. Дали бы боги, чтобы я когда-нибудь мог пора­до­вать­ся тако­му зятю, нахо­дясь вме­сте с тобой и наши­ми детьми! Теперь оста­ет­ся надеж­да на новых народ­ных три­бу­нов и при­том — в пер­вые же дни⁴, ибо если дело затя­нет­ся, — кон­че­но.

4. Поэто­му я тот­час же посы­лаю к тебе Ари­сто­кри­та, чтобы ты мог­ла без про­мед­ле­ния напи­сать мне о нача­ле собы­тий и о ходе все­го дела. Впро­чем, Дексип­пу⁵ я так­же велел тот­час же воз­вра­тить­ся и послал пере­дать бра­ту, чтобы он поча­ще отправ­лял ко мне пись­мо­нос­цев. Ведь я теперь нахо­жусь в Дирра­хии с той целью, чтобы воз­мож­но ско­рее узна­вать о про­ис­хо­дя­щем; при этом я в без­опас­но­сти, так как я все­гда защи­щал этот город. Когда сооб­щат, что мои вра­ги при­бли­жа­ют­ся⁶, я уеду в Эпир.

5. Ты пишешь, что, если я хочу, ты гото­ва при­ехать ко мне. Зная, что боль­шая часть это­го бре­ме­ни лежит на тебе, я хочу, чтобы ты была там. Если вы завер­ши­те нача­тое, то мне сле­ду­ет при­ехать к вам; если же…, но нет надоб­но­сти допи­сы­вать до кон­ца. На осно­ва­нии тво­е­го пер­во­го или, самое боль­шее, вто­ро­го пись­ма я смо­гу решить, что́ мне делать. Ты толь­ко, пожа­луй­ста, пиши мне обо всем самым тща­тель­ным обра­зом, хотя я уже дол­жен боль­ше ждать собы­тий, неже­ли писем. Бере­ги здо­ро­вье и верь, что доро­же тебя у меня ниче­го нет и нико­гда не было. Будь здо­ро­ва, моя Терен­ция; мне кажет­ся, что я вижу тебя, и пото­му исхо­жу сле­за­ми. Будь здо­ро­ва. Канун декабрь­ских календ.