Жизнеописания августов

XVIII. Александр Север

I. (1) После убий­ства¹ Вария Гелио­га­ба­ла (я пред­по­чи­таю назы­вать его так, а не Анто­ни­ном, так как ниче­го свой­ст­вен­но­го Анто­ни­нам в этой язве обна­ру­жить нель­зя, (2) и это имя, соглас­но авто­ри­тет­но­му ука­за­нию сена­та, было уни­что­же­но в анна­лах) к облег­че­нию чело­ве­че­ско­го рода власть при­нял Авре­лий Алек­сандр, уро­же­нец горо­да Арки, сын Вария, внук Варии и двою­род­ный брат само­го Габа­ла², рань­ше, имен­но — после смер­ти Мак­ри­на, сенат про­воз­гла­сил его Цеза­рем³. (3) Затем он полу­чил имя Авгу­ста, при­чем сенат допол­ни­тель­но поста­но­вил, чтобы он в один и тот же день⁴ при­нял и про­зва­ние отца оте­че­ства, и про­кон­суль­ские пра­ва, и три­бун­ские пол­но­мо­чия, и пра­во пяти­крат­но­го докла­да сена­ту⁵. (4) Чтобы это непре­рыв­ное наде­ле­ние поче­стя­ми не пока­за­лось слиш­ком стре­ми­тель­ным, я изло­жу при­чи­ны, по кото­рым и сенат вынуж­ден был так посту­пить, и он — все это допу­стить. (5) Ведь и почтен­но­сти сена­та не соот­вет­ст­во­ва­ло одно­вре­мен­ное наде­ле­ние все­ми эти­ми поче­стя­ми, и хоро­ше­му госуда­рю не подо­ба­ло наби­рать столь­ко зва­ний сра­зу. (6) Вои­ны уже при­вык­ли созда­вать себе импе­ра­то­ров на осно­ва­нии бес­по­рядоч­но­го реше­ния и лег­ко сме­нять их⁶, ссы­ла­ясь ино­гда в оправ­да­ние сво­его поступ­ка на то, что они не зна­ли о состо­яв­шем­ся уже про­воз­гла­ше­нии госуда­ря сена­том. (7) Ведь и Пес­цен­ния Ниг­ра, и Кло­дия [Ниг­ра] Аль­би­на, и Авидия Кас­сия и еще рань­ше Луция Вин­дек­са⁷, и Луция Анто­ния, и само­го Севе­ра они про­воз­гла­си­ли импе­ра­то­ра­ми в то вре­мя, как сенат при­знал уже госуда­рем Юли­а­на, а такое поло­же­ние дел поро­ди­ло граж­дан­ские вой­ны, во вре­мя кото­рых вои­ну, пред­на­зна­чен­но­му для борь­бы про­тив вра­га, при­хо­ди­лось поги­бать в бра­то­убий­ст­вен­ной бра­ни.

II. (1) По этой же при­чине и пото­ро­пи­лись, чтобы Алек­сандр сра­зу же полу­чил все, слов­но он был уже ста­рым импе­ра­то­ром. (2) Сюда при­со­еди­ни­лось и исклю­чи­тель­ное рас­по­ло­же­ние к нему сена­та и наро­да — после того него­дяя, кото­рый не толь­ко зама­рал имя Анто­ни­нов, но и покрыл бес­че­сти­ем Рим­ское государ­ство. (3) Сло­вом, ему напе­ре­рыв назна­ча­ли все­воз­мож­ные зва­ния и пол­но­мо­чия, (4) и он пер­вый при­нял одно­вре­мен­но все зна­ки отли­чия и все виды поче­стей. В его поль­зу гово­ри­ло и имя Цеза­ря, кото­ро­го он удо­сто­ил­ся за несколь­ко лет до того, а еще боль­ше — его образ жиз­ни и нра­вы; при­об­рел он общее рас­по­ло­же­ние и вслед­ст­вие того, что Гелио­га­бал пытал­ся убить его, но не мог, так как и вои­ны вос­про­ти­ви­лись это­му, и сенат не согла­шал­ся. (5) Но все это мало­зна­чи­тель­но, а важ­но то, что он про­явил себя достой­ным того, чтобы и сенат обе­ре­гал его, и вои­ны хоте­ли видеть его здра­вым и невреди­мым, и по еди­но­душ­но­му реше­нию всех чест­ных людей он был при­знан госуда­рем.

III. (1) Итак, Алек­сандр, мате­рью кото­ро­го была Мам­мея — так гово­рит боль­шин­ство, с ран­не­го дет­ства хоро­шо усво­ив­ший полез­ные для граж­да­ни­на и вои­на навы­ки, не про­пус­кал, посколь­ку это зави­се­ло от него, ни одно­го дня, чтобы не упраж­нять­ся в нау­ках или в воен­ном деле. (2) В ран­нем дет­стве у него были: учи­те­ля гра­моты⁸ — Вале­рий Корд, Тит Вету­рий и воль­ноот­пу­щен­ник его отца Авре­лий Филипп, кото­рый впо­след­ст­вии опи­сал его жизнь; (3) на родине — гре­че­ский грам­ма­тик Негон, ритор Сера­пи­он, фило­соф Сти­ли­он; в Риме — грам­ма­тик, зна­ме­ни­тый уче­ный Скаврин, сын Скаври­на, рито­ры Юлий Фрон­тин, Бебий Мак­ри­ан и Юлий Гра­ни­ан⁹, чьи школь­ные речи пере­да­ют­ся и теперь. (4) Но в латин­ских заня­ти­ях он не сде­лал боль­ших успе­хов, как это явст­ву­ет из речей, про­из­не­сен­ных им в сена­те и на сход­ках перед вои­на­ми или перед наро­дом. Он не осо­бен­но любил латин­ское крас­но­ре­чие, но очень любил обра­зо­ван­ных людей, при­том несколь­ко даже опа­сал­ся, как бы они в сво­их про­из­веде­ни­ях не ото­зва­лись о нем суро­во. (5) Сло­вом, он хотел, чтобы обо всех его дей­ст­ви­ях как в обще­ст­вен­ной, так и в част­ной жиз­ни те люди, кото­рых он счи­тал достой­ны­ми узна­вать об этом, узна­ва­ли из его соб­ст­вен­ных уст, если сами они слу­чай­но не были свиде­те­ля­ми этих дей­ст­вий, — и про­сил их напи­сать об этом, если это соот­вет­ст­ву­ет истине.

IV. (1) Он запре­тил назы­вать себя вла­ды­кой¹⁰. Он при­ка­зал, чтобы ему писа­ли пись­ма как част­но­му чело­ве­ку¹¹, сохра­нив толь­ко зва­ние импе­ра­то­ра. (2) Он велел снять дра­го­цен­ные кам­ни с одежд и обу­ви, кото­ры­ми поль­зо­вал­ся Гелио­га­бал¹². Он носил, как его и рису­ют, белую незо­ло­че­ную одеж­ду, обык­но­вен­ные дорож­ные пла­щи и тоги¹³. (3) С дру­зья­ми он жил в таком тес­ном обще­нии, что они часто соби­ра­лись вме­сте, сам он ходил к ним на пиры, неко­то­рые быва­ли у него еже­днев­но без при­гла­ше­ния. При­вет­ст­вия он при­ни­мал так, слов­но был одним из сена­то­ров; при этом зана­вес бывал отдер­нут, пер­со­нал, при­сут­ст­ву­ю­щий на ауди­ен­ци­ях¹⁴, уда­лен или остав­ля­лись лишь слу­жи­те­ли, сто­яв­шие у две­рей, тогда как рань­ше невоз­мож­но было при­вет­ст­во­вать госуда­рей, так как их нель­зя было видеть. (4) Телом он был таков, что кро­ме при­вле­ка­тель­но­сти и муже­ст­вен­ной кра­соты, каким мы и доныне видим его в ста­ту­ях и на кар­ти­нах, он отли­чал­ся еще кре­по­стью, соеди­нен­ной с воен­ной выправ­кой, и здо­ро­вьем чело­ве­ка, кото­рый зна­ет свою силу и все­гда забо­тит­ся о ней. (5) Кро­ме того, он был любим все­ми людь­ми; неко­то­рые назы­ва­ли его бла­го­че­сти­вым, а все — без­услов­но без­упреч­ным и полез­ным для государ­ства. (6) Когда Гелио­га­бал стро­ил про­тив него коз­ни, в хра­ме Пре­не­стин­ской боги­ни¹⁵ Алек­сан­дру выпал такой жре­бий¹⁶:

V. (1) Он полу­чил имя Алек­сандра¹⁸ пото­му, что родил­ся в хра­ме, посвя­щен­ном Алек­сан­дру Вели­ко­му в горо­де Арке¹⁹, так как слу­чи­лось, что отец его вме­сте с женой при­шли сюда в день празд­ни­ка Алек­сандра для выпол­не­ния рели­ги­оз­ных обрядов²⁰. (2) Дока­за­тель­ст­вом это­го слу­жит то обсто­я­тель­ство, что день рож­де­ния это­го Алек­сандра, сына Мам­меи, при­хо­дит­ся на тот день, когда умер тот вели­кий Алек­сандр²¹. (3) Он отка­зал­ся от под­не­сен­но­го ему сена­том име­ни Анто­ни­на, хотя он был бли­же свя­зан род­ст­вом с Кара­кал­лом, чем тот под­лож­ный Анто­нин²². (4) Ведь как рас­ска­зы­ва­ет Марий Мак­сим в жиз­не­опи­са­нии Севе­ра, послед­ний, еще в быт­ность свою част­ным чело­ве­ком и не зани­мая доста­точ­но высо­ко­го поло­же­ния, взял себе в жены знат­ную восточ­ную жен­щи­ну²³, горо­скоп кото­рой, как он узнал, ука­зы­вал на то, что она будет женой импе­ра­то­ра. В род­стве с ней был этот Алек­сандр, кото­ро­му дей­ст­ви­тель­но двою­род­ным бра­том со сто­ро­ны мате­ри при­хо­дил­ся Варий Гелио­га­бал. (5) Отка­зал­ся он и от име­ни Вели­ко­го, кото­рое было ему пред­ло­же­но по реше­нию сена­та, слов­но ново­му Алек­сан­дру Македон­ско­му.

VI. (1) Важ­но про­чи­тать ту речь, в кото­рой он отка­зал­ся от под­не­сен­но­го ему сена­том име­ни Анто­ни­на и Вели­ко­го. Но преж­де чем при­во­дить ее, я пере­чис­лю воз­гла­сы сена­та²⁴, кото­ры­ми сопро­вож­да­лось при­ня­тие поста­нов­ле­ния. (2) Из город­ских ведо­мо­стей²⁵: «Нака­нуне мар­тов­ских нон²⁶, когда сенат в мно­го­чис­лен­ном соста­ве собрал­ся в курии (т. е. в зда­нии хра­ма, посвя­щен­но­го Согла­сию)²⁷ и туда был при­гла­шен Авре­лий Алек­сандр Цезарь Август для уча­стия в заседа­нии и когда он сна­ча­ла отка­зал­ся прий­ти, так как знал, что речь будет идти о при­сво­е­нии ему поче­стей, но затем все же при­шел, разда­лись воз­гла­сы²⁸: (3) “Доб­ро­де­тель­ный Август, да хра­нят тебя боги! Импе­ра­тор Алек­сандр, да хра­нят тебя боги! Боги дали нам тебя, боги да сохра­нят тебя! Боги вырва­ли тебя из рук гряз­но­го чело­ве­ка, боги да про­длят твои дни! (4) И ты постра­дал от гряз­но­го тира­на, и ты скор­бел о том, что жил такой гряз­ный и непри­стой­ный чело­век! Боги истре­би­ли его, боги сохра­ни­ли тебя! Рас­пу­щен­ный импе­ра­тор пра­виль­но осуж­ден! (5) Счаст­ли­вы мы вла­стью тво­ей, счаст­ли­во государ­ство! Рас­пут­но­го импе­ра­то­ра на страх дру­гим²⁹ тащи­ли крю­ком, раз­вра­щен­ный импе­ра­тор поде­лом нака­зан, запят­нав­ший почет­ные зва­ния закон­но нака­зан! Бес­смерт­ные боги да дару­ют Алек­сан­дру дол­гую жизнь! Здесь про­явил себя суд богов”».

VII. (1) И когда Алек­сандр бла­го­да­рил сена­то­ров, разда­лись воз­гла­сы: «Анто­нин Алек­сандр, да хра­нят тебя боги! Анто­нин Авре­лий, да хра­нят тебя боги! Анто­нин Пий, да хра­нят тебя боги! Мы про­сим, при­ми имя Анто­ни­на! (2) Согла­сись — в уго­ду хоро­шим импе­ра­то­рам — назы­вать­ся Анто­ни­ном! Очи­сти ты имя Анто­ни­нов! То, что он обес­сла­вил, ты очи­сти! Вос­ста­но­ви блеск име­ни Анто­ни­нов!³⁰ (3) Да узна­ет себя кровь Анто­ни­нов! Ото­мсти за обиду Мар­ка! Ото­мсти за обиду Вера! Ото­мсти за обиду Бас­си­а­на!³¹ (4) Хуже Ком­мо­да один толь­ко Гелио­га­бал — он не импе­ра­тор, не Анто­нин, не граж­да­нин, не сена­тор, не бла­го­род­ный, не рим­ля­нин! (5) В тебе спа­се­ние, в тебе жизнь! Чтобы было отрад­но жить, Алек­сан­дру — жизнь Анто­ни­нов!³² Чтобы было отрад­но жить, да зовет­ся он Анто­ни­ном! (6) Хра­мы Анто­ни­нов³³ да освя­тит Анто­нин! Да победит пар­фян и пер­сов Анто­нин! Свя­щен­ное имя да при­мет свя­той! Свя­щен­ное имя да при­мет чистый! Имя Анто­ни­на да при­зна­ют боги, честь Анто­ни­нов да сохра­нят боги! В тебе все, через тебя все! Будь здрав, Анто­нин!».

VIII. (1) После этих воз­гла­сов — Авре­лий Алек­сандр Цезарь Август: «Бла­го­да­рю, отцы сена­то­ры, не толь­ко за то, что про­изо­шло сей­час, но и за имя Цеза­ря, за спа­се­ние моей жиз­ни, за при­сво­е­ние име­ни Авгу­ста, за зва­ние вели­ко­го пон­ти­фи­ка, за три­бун­ские пол­но­мо­чия и про­кон­суль­скую власть. Все это вы пере­да­ли мне в один день, чему рань­ше не было при­ме­ра»³⁴. (2) Когда он это гово­рил, разда­ва­лись воз­гла­сы: «Это ты при­нял, при­ми и имя Анто­ни­на! Пусть удо­сто­ит­ся это­го сенат, пусть удо­сто­ят­ся это­го Анто­ни­ны! (3) Анто­нин Август, да хра­нят тебя боги! Да сохра­нят тебя боги как Анто­ни­на! Пусть имя Анто­ни­на вновь появит­ся на моне­те! Да освя­тит Анто­нин хра­мы Анто­ни­нов!» (4) Авре­лий Алек­сандр Август: «Про­шу вас, отцы сена­то­ры, не ставь­те меня в необ­хо­ди­мость всту­пить в такое сорев­но­ва­ние, при­нуж­дая меня быть достой­ным столь вели­ко­го име­ни; ведь это имя, даже когда оно явля­ет­ся чужим, уже само по себе кажет­ся обре­ме­ни­тель­ным. Такие выдаю­щи­е­ся име­на давят. (5) В самом деле, кто назо­вет немо­го Цице­ро­ном? Невеж­ду — Варро­ном? Нече­стив­ца — Метел­лом?³⁵ И — да отвра­тят это боги — кто потер­пит, чтобы самым бле­стя­щим саном был обле­чен чело­век, не дорос­ший до имен, кото­рые он носит?». Сно­ва такие воз­гла­сы, какие при­веде­ны выше.

IX. (1) Импе­ра­тор опять ска­зал: «Сколь вели­ко было имя или, вер­нее, боже­ст­вен­ное про­зва­ние Анто­ни­нов, это пом­нит Ваша милость. Если гово­рить о бла­го­че­стии — кто пра­вед­нее Пия? Если об уче­но­сти — кто муд­рее Мар­ка? Если о незло­би­во­сти — кто про­сто­душ­нее Вера?³⁶ О храб­ро­сти — кто храб­рее Бас­си­а­на? (2) О Ком­мо­де я не хочу упо­ми­нать, так как он был хуже дру­гих уже тем, что, отли­ча­ясь таки­ми нра­ва­ми, носил имя Анто­ни­на. (3) Диа­ду­мен же не имел ни вре­ме­ни, ни доста­точ­но зре­ло­го воз­рас­та³⁷, чтобы про­явить себя, и полу­чил это имя ско­рее бла­го­да­ря про­ис­кам отца»³⁸. (4) Сно­ва те же воз­гла­сы, какие при­веде­ны выше. Импе­ра­тор опять ска­зал: «Вы, отцы сена­то­ры, конеч­но, помни­те общие сте­на­ния в недав­нем про­шлом, когда этот гряз­ней­ший не толь­ко из дву­но­гих, но и из чет­ве­ро­но­гих³⁹ чва­нил­ся име­нем Анто­ни­на и в то же вре­мя сво­ей позор­ной жиз­нью и рос­ко­шью пре­взо­шел Неро­нов, Вител­ли­ев, Ком­мо­дов: в круж­ках про­сто­го наро­да и знат­ных людей все в один голос гово­ри­ли, что греш­но назы­вать его Анто­ни­ном, что эта язва бес­че­стит столь вели­кое имя». (5) При этих его сло­вах разда­лись воз­гла­сы: «Да отвра­тят боги это зло! Под тво­ей вла­стью мы это­го не боим­ся! Отно­си­тель­но это­го мы под тво­им води­тель­ст­вом спо­кой­ны! Ты победил поро­ки, победил пре­ступ­ле­ния, победил позор! Ты укра­сишь имя Анто­ни­на. (6) В тебе мы твер­до уве­ре­ны, мы пред­видим доб­рое! С дет­ства тво­е­го мы цени­ли тебя, ценим тебя и сей­час!». (7) Опять импе­ра­тор: «Я, отцы сена­то­ры, боюсь при­нять это все­ми чти­мое имя не пото­му, что опа­са­юсь, как бы в даль­ней­шей сво­ей жиз­ни я не пре­дал­ся этим поро­кам, и не пото­му, что сты­жусь это­го име­ни, но преж­де все­го пото­му, что мне не хочет­ся при­ни­мать имя чужой семьи, а затем и пото­му, что, я уве­рен, оно будет обре­ме­нять меня». Когда он это гово­рил, разда­ва­лись такие же воз­гла­сы, какие при­веде­ны выше.

X. (1) Он опять ска­зал: (2) «Ведь если я при­му имя Анто­ни­на, то я могу при­нять и имя Тра­я­на, могу — и Тита, могу — и Вес­па­си­а­на». (3) Когда он это гово­рил, разда­ва­лись воз­гла­сы: «Имя Анто­ни­на — то же, что и имя Авгу­ста!». Тогда импе­ра­тор: «Я вижу, отцы сена­то­ры, что побуж­да­ет вас при­сво­ить мне это имя. (4) Август был пер­вым созда­те­лем этой вла­сти, и все мы насле­ду­ем его имя в силу как бы неко­е­го усы­нов­ле­ния или пра­ва насле­до­ва­ния. Ведь сами Анто­ни­ны носи­ли имя Авгу­стов. (5) Так Анто­нин, то есть Пий, назвал Анто­ни­на­ми Мар­ка и Вера⁴⁰ по пра­ву усы­нов­ле­ния, для Ком­мо­да оно было наслед­ст­вен­ным, Диа­ду­ме­ну оно было навя­за­но, Бас­си­а­ну — дано ради под­ра­жа­ния, в при­ме­не­нии к Варию оно было сме­хотвор­ным». (6) Когда он это гово­рил, разда­ва­лись воз­гла­сы: «Алек­сандр Август, да хра­нят тебя бога! Да ока­жут боги покро­ви­тель­ство тво­ей скром­но­сти, тво­ей муд­ро­сти, тво­ей незло­би­во­сти, тво­ей чисто­те! Из тво­их слов мы пони­ма­ем, каким ты будешь, и ценим тебя! Ты добьешь­ся того, чтобы сенат на бла­го всем выби­рал госуда­рей! (7) Ты добьешь­ся того, что реше­ния сена­та ста­нут пре­вос­ход­ны­ми! Алек­сандр Август, да хра­нят тебя боги! Алек­сандр Август освя­тит хра­мы Анто­ни­нов! (8) Наш Цезарь, наш Август, наш импе­ра­тор, да хра­нят тебя боги! Живи, будь здрав, власт­вуй мно­гие годы!».

XI. (1) Импе­ра­тор Алек­сандр ска­зал: «Я пони­маю, отцы сена­то­ры, что я полу­чил то, чего желал, и я при­ни­маю это с удо­вле­тво­ре­ни­ем, выра­жая вам и чув­ст­вуя вели­кую бла­го­дар­ность. Я при­ло­жу все уси­лия к тому, чтобы и то имя, кото­рое я при­нес с собой, всту­пая во власть, ста­ло таким, чтобы и дру­гие поже­ла­ли носить его и чтобы вы в ваших угод­ных богам поста­нов­ле­ни­ях пред­ла­га­ли его хоро­шим импе­ра­то­рам». (2) После это­го разда­лись воз­гла­сы: «Вели­кий Алек­сандр, да хра­нят тебя боги! Если ты отверг имя Анто­ни­на, при­ми имя Вели­ко­го! Вели­кий Алек­сандр, да хра­нят тебя боги!» (3) Так как они мно­го раз гово­ри­ли это, то Алек­сандр Август: «Лег­че мне было бы, отцы сена­то­ры, при­нять имя Анто­ни­нов: ведь этим я как-то отме­тил бы либо свое род­ство с ними, либо то, что я ношу общее с ними зва­ние импе­ра­то­ра. (4) Но на каком осно­ва­нии я при­му имя Вели­ко­го? Что вели­кое я уже совер­шил? Ведь Алек­сандр полу­чил его после вели­ких дея­ний⁴¹, а Пом­пей после вели­ких три­ум­фов⁴². Поэто­му успо­кой­тесь, досто­чти­мые отцы сена­то­ры, и, сами будучи вели­ко­леп­ны­ми, счи­тай­те меня одним из вас, а не наде­ляй­те меня име­нем Вели­ко­го».

XII. (1) После это­го разда­лись воз­гла­сы: «Авре­лий Алек­сандр Август, да хра­нят тебя боги!» и так далее, по обы­чаю. (2) Отпу­стив сенат и совер­шив в этот же день мно­го дру­гих дел, он вер­нул­ся домой как три­ум­фа­тор. (3) Непри­ня­тие чужих имен про­сла­ви­ло его гораздо боль­ше, неже­ли мог­ло бы про­сла­вить при­ня­тие их. Бла­го­да­ря это­му поступ­ку он при­об­рел сла­ву чело­ве­ка твер­до­го и бла­го­ра­зум­но­го — ввиду того что весь сенат не мог пере­убедить одно­го моло­до­го чело­ве­ка или, вер­нее, юно­шу. (4) Сенат сво­и­ми прось­ба­ми не мог убедить его при­нять име­на Анто­ни­на и Вели­ко­го; вои­ны же за необык­но­вен­ную силу духа и уди­ви­тель­ную и исклю­чи­тель­ную твер­дость пред лицом свое­воль­ных вои­нов при­сво­и­ли ему имя Севе­ра⁴³. (5) Это созда­ло ему огром­ное ува­же­ние при жиз­ни, вели­кую сла­ву в потом­стве. Он достиг того, что полу­чил имя, соот­вет­ст­ву­ю­щее доб­ле­сти его духа: он ока­зал­ся един­ст­вен­ным чело­ве­ком⁴⁴, кото­рый мог рас­кас­си­ро­вать мятеж­ные леги­о­ны, как это будет пока­за­но в сво­ем месте⁴⁵. Он самым суро­вым обра­зом нака­зы­вал вои­нов, если им слу­ча­лось совер­шить что-нибудь, что мог­ло счи­тать­ся про­ти­во­за­кон­ным; об этом мы рас­ска­жем в сво­ем месте⁴⁶.

XIII. (1) Зна­ме­ния ожи­дав­шей его импе­ра­тор­ской вла­сти были сле­дую­щие. Преж­де все­го он родил­ся в тот самый день, в кото­рый, как гово­рят, скон­чал­ся Алек­сандр Вели­кий⁴⁷. Затем его мать раз­ре­ши­лась от бре­ме­ни в хра­ме того же Алек­сандра⁴⁸. В-третьих, он полу­чил его имя⁴⁹. Кро­ме того, какая-то ста­руш­ка при­нес­ла его мате­ри голу­би­ное яйцо пур­пур­но­го цве­та⁵⁰, сне­сен­ное в тот самый день, когда он родил­ся. (2) На этом осно­ва­нии гаруспи­ки ска­за­ли, что он будет импе­ра­то­ром, но недол­го, и станет импе­ра­то­ром рано. Кро­ме того, порт­рет импе­ра­то­ра Тра­я­на, висев­ший над брач­ным ложем его отца, упал на это ложе и в то вре­мя, как мать про­из­во­ди­ла его на свет в хра­ме. (3) К это­му при­со­еди­ни­лось и то, что в кор­ми­ли­цы ему дали Олим­пи­а­ду, а это имя носи­ла мать Алек­сандра. (4) Слу­чай­но полу­чи­лось, что дядь­кой его был один кре­стья­нин — Филипп, а тако­во было имя отца Алек­сандра Вели­ко­го. (5) Гово­рят, что в тече­ние все­го пер­во­го дня после его рож­де­ния в Цеза­ре­вой Арке⁵¹ была вид­на звезда пер­вой вели­чи­ны и солн­це над домом его отца было окру­же­но бле­стя­щим вен­цом. (6) Истол­ко­вы­вая явле­ния, быв­шие в день его рож­де­ния, гаруспи­ки ска­за­ли, что он будет дер­жать в сво­их руках вер­хов­ную власть, пото­му что жерт­вен­ные живот­ные были при­веде­ны из име­ния, при­над­ле­жав­ше­го импе­ра­то­ру Севе­ру, и при­том это были живот­ные, кото­рых коло­ны гото­ви­лись заклать в честь Севе­ра. (7) Лавр, вырос­ший в доме рядом с пер­си­ко­вым дере­вом⁵², в тече­ние одно­го года пере­рос пер­си­ко­вое дере­во. Ввиду это­го тол­ко­ва­те­ли ска­за­ли так­же, что он победит пер­сов.

XIV. (1) Нака­нуне родов мать виде­ла во сне, что она про­из­во­дит на свет малень­кую змею пур­пур­но­го цве­та. (2) В ту же ночь отец его увидел во сне, что он воз­но­сит­ся на небо на кры­льях Рим­ской Победы⁵³, ста­туя кото­рой сто­ит в сена­те⁵⁴. (3) Когда сам Алек­сандр спро­сил у про­ри­ца­те­ля о сво­ем буду­щем — был он в это вре­мя малень­ким и гадал в пер­вый раз, — он, гово­рят, полу­чил в ответ такие сти­хи⁵⁵. (4) «Власть ожи­да­ет тебя над зем­лею и небом». Это было поня­то так, что он будет даже при­чис­лен к богам. — «Власть ожи­да­ет тебя, кото­рая вла­стью вла­де­ет». Это было поня­то так, что он будет госуда­рем Рим­ской импе­рии, ибо где же есть власть, кото­рая вла­де­ет вла­стью, как не у рим­лян. Это было извле­че­но из гре­че­ских сти­хов. (5) Сам же он, после того как по сове­ту отца пере­нес свое вни­ма­ние с фило­со­фии и музы­ки на дру­гие виды искус­ства, гадая по Вер­ги­лию, полу­чил тако­го рода откро­ве­ние:

(6) Было мно­го дру­гих пред­зна­ме­но­ва­ний, на осно­ва­нии кото­рых ста­но­ви­лось ясно, что он будет вла­ды­кой рода чело­ве­че­ско­го. Необык­но­вен­ным был блеск его глаз, при­во­див­ший в сму­ще­ние тех, кто дол­го смот­рел на него; очень часто он про­яв­лял спо­соб­ность пред­у­га­ды­ва­ния и обла­дал исклю­чи­тель­ной памя­тью, кото­рую он, по сооб­ще­нию Ахо­лия⁵⁷, уси­лил с помо­щью мне­мо­ни­ки. (7) Так как он достиг вла­сти почти что маль­чи­ком⁵⁸, то все дела он вел вме­сте с мате­рью, так что каза­лось, что и она — наравне с ним — поль­зу­ет­ся импе­ра­тор­ской вла­стью. Это была жен­щи­на пра­вед­ная, но ску­пая, страст­но любив­шая золо­то и сереб­ро.

XV. (1) Начав дей­ст­во­вать как Август, он преж­де все­го отстра­нил от государ­ст­вен­ных дел, от служ­бы и долж­но­стей всех судей, кото­рых тот гряз­ный чело­век выдви­нул из чис­ла самых мерз­ких людей; затем он про­из­вел чист­ку сена­та и сосло­вия всад­ни­ков. (2) Затем он про­из­вел чист­ку самих триб⁵⁹ и тех, кто поль­зо­вал­ся воин­ски­ми пре­иму­ще­ства­ми. Про­из­вел он чист­ку и в сво­ем Пала­тин­ском двор­це и во всей сво­ей сви­те, отстра­нив от при­двор­ной служ­бы всех непотреб­ных и опо­зо­рен­ных людей, а в двор­цо­вой обслу­ге он поз­во­лил остать­ся толь­ко тем, кто был необ­хо­дим. (3) Затем он свя­зал себя клят­вой не иметь при себе ни одно­го при­пис­но­го, то есть не несу­ще­го ника­ких обя­зан­но­стей, слу­жа­ще­го, чтобы не обре­ме­нять государ­ство выда­чей про­до­воль­ст­вен­ных пай­ков; он гово­рил, что обще­ст­вен­ным злом явля­ет­ся тот импе­ра­тор, кото­рый кро­вью про­вин­ци­а­лов кор­мит не нуж­ных и не при­но­ся­щих поль­зы государ­ству людей. (4) Он при­ка­зал, чтобы ни в одном горо­де не пока­зы­ва­лись судьи, ули­чен­ные в воров­стве, и если бы тако­вые пока­за­лись, пра­ви­те­ли про­вин­ций долж­ны были отправ­лять их в ссыл­ку. (5) Он тща­тель­но про­ве­рял воин­ское про­до­воль­ст­вие. Три­бу­нов, кото­рые путем утай­ки отни­ма­ли что-либо у вои­нов, он нака­зы­вал смер­тью. (6) Он пред­пи­сал, чтобы дела и тяж­бы сна­ча­ла про­смат­ри­ва­лись и раз­би­ра­лись пра­ви­те­ля­ми кан­це­ля­рий и уче­ней­ши­ми и пре­дан­ны­ми ему зако­но­веда­ми, из кото­рых пер­вым был тогда Уль­пи­ан, и толь­ко после это­го ему делал­ся доклад.

XVI. (1) Он уста­но­вил очень боль­шое чис­ло разум­ных зако­нов о пра­вах наро­да и импе­ра­тор­ско­го каз­на­чей­ства. Ни одной пра­во­вой нор­ме он не давал силы без согла­сия сове­та, в кото­ром участ­во­ва­ли два­дцать зако­но­ве­дов и не менее пяти­де­ся­ти уче­ных и муд­рых, и при­том очень крас­но­ре­чи­вых людей, так что в этом сове­те пода­ва­лось столь­ко же мне­ний, сколь­ко их тре­бо­ва­лось в сена­те для выне­се­ния сенат­ско­го поста­нов­ле­ния. (2) При этом спра­ши­ва­лось мне­ние каж­до­го и запи­сы­ва­лось, кто что ска­зал, но дава­лось вре­мя разо­брать­ся и обду­мать, преж­де чем гово­рить, чтобы люди не были при­нуж­де­ны выска­зы­вать­ся о делах боль­шой важ­но­сти, не поду­мав. (3) Кро­ме того, у него был обы­чай, если речь шла о пра­ве или делах, при­гла­шать толь­ко уче­ных и крас­но­ре­чи­вых людей, если — о воен­ном деле, то ста­рых воен­ных, заслу­жен­ных ста­ри­ков, хоро­шо знав­ших мест­но­сти, порядок веде­ния вой­ны, устрой­ство лаге­ря, а так­же вся­ких обра­зо­ван­ных людей, глав­ным обра­зом тех, кто знал исто­рию: у них он спра­ши­вал, как посту­па­ли в слу­ча­ях, подоб­ных тем, какие раз­би­ра­лись, ста­рин­ные рим­ские импе­ра­то­ры или вожди ино­зем­ных пле­мен.

XVII. (1) Энкол­пий, с кото­рым Алек­сандр был в самых дру­же­ст­вен­ных отно­ше­ни­ях, рас­ска­зы­вал, что при виде судьи-вора он готов был соб­ст­вен­ны­ми рука­ми вырвать у него гла­за: так силь­на была нена­висть его к тем, отно­си­тель­но кото­рых было дока­за­но, что они — воры. (2) Сеп­ти­мин, обсто­я­тель­но иссле­до­вав­ший его жизнь, добав­ля­ет к это­му, что раз­дра­же­ние Алек­сандра про­тив тех судей, кото­рые, по слу­хам, зани­ма­лись воров­ст­вом, даже если они не были осуж­де­ны, было очень вели­ко: если он слу­чай­но видел их, его охва­ты­ва­ло душев­ное вол­не­ние, его рва­ло жел­чью, лицо его пыла­ло, он даже терял спо­соб­ность гово­рить. (3) Когда некий Сеп­ти­мий Ара­би­ан, полу­чив­ший печаль­ную извест­ность после того, как он был обви­нен в воров­стве, и уже осво­бож­ден­ный при Гелио­га­ба­ле, явил­ся вме­сте с дру­ги­ми сена­то­ра­ми при­вет­ст­во­вать ново­го госуда­ря, Алек­сандр вос­клик­нул: (4) «О Мар­на! О Юпи­тер! О бес­смерт­ные боги! Ара­би­ан не толь­ко жив, но даже при­хо­дит в сенат⁶⁰, может быть, даже воз­ла­га­ет какие-то надеж­ды на меня! Таким, дура­ком, таким глуп­цом он меня счи­та­ет!».

XVIII. (1) При­вет­ст­во­ва­ли его все­гда толь­ко по име­ни, то есть: «Будь здрав, Алек­сандр!»⁶¹. Если кто-нибудь скло­нял голо­ву или гово­рил что-нибудь слиш­ком лас­ко­вое, он либо про­го­нял его как льсте­ца, если допус­ка­ло зани­мае­мое этим чело­ве­ком поло­же­ние, либо гром­ко сме­ял­ся, если досто­ин­ство чело­ве­ка не поз­во­ля­ло нане­сти ему более тяж­кую обиду. (2) При­няв при­вет­ст­вия, он при­гла­шал всех сена­то­ров посидеть с ним⁶², но к этим при­вет­ст­ви­ям он допус­кал толь­ко чест­ных и поль­зо­вав­ших­ся доб­рой сла­вой людей и велел объ­явить через гла­ша­тая (подоб­но тому как во вре­мя Эле­взин­ских таинств гово­рят, что туда не дол­жен всту­пать никто, кто не созна­ет себя чистым), чтобы не при­хо­ди­ли при­вет­ст­во­вать госуда­ря те, кто созна­ет себя вором, — ина­че они, будучи изоб­ли­че­ны, под­верг­нут­ся смерт­ной каз­ни⁶³. (3) Он запре­тил падать перед ним ниц, тогда как перед Гелио­га­ба­лом уже нача­ли падать ниц, как это при­ня­то у пер­сид­ских царей⁶⁴. (4) Кро­ме того, он выска­зал суж­де­ние, что толь­ко воры жалу­ют­ся на свою бед­ность, желая этим при­крыть совер­шае­мые ими в жиз­ни пре­ступ­ле­ния. (5) Он при­во­дил по-гре­че­ски извест­ное изре­че­ние о ворах, кото­рое по-латы­ни зна­чит: «Кто мно­го награ­бил, немно­го дал защит­ни­кам, тот уце­ле­ет».

XIX. (1) Пре­фек­та пре­то­рия он назна­чил себе в соот­вет­ст­вии с авто­ри­тет­ным суж­де­ни­ем сена­та⁶⁵. Пре­фек­та Рима он полу­чил от сена­та. Вто­рым пре­фек­том пре­то­рия он назна­чил того, кто даже бежал, чтобы не быть назна­чен­ным; при этом Алек­сандр ска­зал, что на государ­ст­вен­ные долж­но­сти нуж­но ста­вить тех, кто избе­га­ет их, а не тех, кто их домо­га­ет­ся. (2) Ново­го сена­то­ра он нико­гда не назна­чал, не посо­ве­то­вав­шись со все­ми при­сут­ст­во­вав­ши­ми сена­то­ра­ми, так что тот изби­рал­ся голо­са­ми всех и о нем дава­ли пока­за­ния самые высо­ко­по­став­лен­ные люди. Если же те, кто давал пока­за­ния или выска­зы­вал мне­ние, обма­ны­ва­ли, то впо­след­ст­вии они низ­во­ди­лись в самый послед­ний раз­ряд граж­дан — после осуж­де­ния их как под­суди­мых, ули­чен­ных в обмане, при­чем не допус­ка­лось смяг­че­ния нака­за­ния. (3) Он же назна­чал сена­то­ров толь­ко по хода­тай­ству людей, зани­мав­ших выс­шие долж­но­сти в Пала­тин­ском двор­це, гово­ря, что тот, кто назна­ча­ет сена­то­ра, дол­жен быть боль­шим чело­ве­ком. (4) Воль­ноот­пу­щен­ни­ков он нико­гда не вво­дил в сосло­вие всад­ни­ков⁶⁶, утвер­ждая, что сосло­вие всад­ни­ков — это питом­ник сена­то­ров.

XX. (1) Он был столь выдер­жан­ным, что нико­го не про­го­нял от себя, со все­ми обра­щал­ся лас­ко­во и при­вет­ли­во, посе­щал сво­их заболев­ших дру­зей не толь­ко пер­во­го и вто­ро­го ран­га⁶⁷, но и зани­мав­ших более низ­кие места. Он хотел, чтобы все выска­зы­ва­ли ему сво­бод­но, что они дума­ют, и выслу­ши­вал то, что гово­ри­лось. (2) Выслу­шав, он вво­дил улуч­ше­ния и исправ­ле­ния, как того тре­бо­ва­ли обсто­я­тель­ства дела. Если же что-нибудь было сде­ла­но не совсем хоро­шо, то он и сам ука­зы­вал ошиб­ки, при­том без высо­ко­ме­рия и зло­бы в серд­це. Он все­гда соби­рал у себя всех, за исклю­че­ни­ем тех, кого пре­сле­до­ва­ла упор­ная мол­ва об их воров­стве. Об отсут­ст­во­вав­ших он все­гда спра­ши­вал. (3) Вся­кий раз, как мать его Мам­мея и жена Мем­мия, дочь кон­су­ля­ра Суль­пи­ция, внуч­ка Кату­ла, упре­кая его в излиш­ней веж­ли­во­сти, гово­ри­ли ему: «Ты сде­лал свое прав­ле­ние слиш­ком мяг­ким и не вну­шаю­щим ува­же­ния к вла­сти», он отве­чал: «Зато — более спо­кой­ным и более про­дол­жи­тель­ным». (4) В сущ­но­сти, не про­хо­ди­ло ни одно­го дня, чтобы он не совер­шил како­го-нибудь поступ­ка, в кото­ром не про­яви­лись бы кротость, любез­ность, бла­го­че­стие, и при этом он не разо­рял государ­ст­вен­но­го каз­на­чей­ства.

XXI. (1) Он при­ка­зал накла­ды­вать штраф в ред­ких слу­ча­ях, а если его накла­ды­ва­ли, он отно­сил­ся к это­му неодоб­ри­тель­но⁶⁸. Он пере­дал горо­дам нало­ги с тем, чтобы они пошли на их соб­ст­вен­ные построй­ки. (2) Государ­ст­вен­ный про­цент он брал в раз­ме­ре одной тре­ти про­цен­та в месяц; при этом мно­гим бед­ным людям он давал день­ги без про­цен­тов для покуп­ки земель, с тем чтобы упла­та про­из­во­ди­лась из дохо­дов. (3) Сво­им пре­фек­там пре­то­рия он при­сво­ил сена­тор­ское досто­ин­ство⁶⁹, чтобы они и были и назы­ва­лись свет­лей­ши­ми⁷⁰. (4) Рань­ше это быва­ло ред­ко или вооб­ще еще не было введе­но в обы­чай, так что если кто-нибудь из импе­ра­то­ров хотел сме­нить пре­фек­та пре­то­рия, он посы­лал ему с воль­ноот­пу­щен­ни­ком тогу⁷¹ с широ­кой пур­пур­ной поло­сой, как пере­да­ет в жиз­не­опи­са­ни­ях мно­гих импе­ра­то­ров Марий Мак­сим. (5) Алек­сандр поже­лал сде­лать пре­фек­тов пре­то­рия сена­то­ра­ми, для того чтобы никто, не будучи сена­то­ром, не мог судить рим­ско­го сена­то­ра⁷². (6) Сво­их вои­нов, где бы они ни нахо­ди­лись, он хоро­шо знал и даже имел в сво­ей спальне их спис­ки с обо­зна­че­ни­ем чис­лен­но­сти и сро­ков служ­бы воен­ных; оста­ва­ясь один, он все­гда про­смат­ри­вал их отчет­ность и дан­ные о чис­лен­но­сти, зва­нии и жало­ва­нии, чтобы иметь пол­ные сведе­ния обо всем. (7) Нако­нец, высту­пая сре­ди воен­ных по како­му-нибудь делу, он мно­гих назы­вал по име­ни. (8) Он делал для себя замет­ки о том, кого сле­ду­ет про­дви­нуть, часто пере­чи­ты­вал все листоч­ки с запи­ся­ми; в соот­вет­ст­вии с послед­ни­ми он и посту­пал, отме­чая тут же дни, а так­же — по чье­му пред­ло­же­нию кто был повы­шен. (9) Он мно­го помог снаб­же­нию про­ви­ан­том рим­ско­го наро­да: тогда как Гелио­га­бал рас­тра­тил весь запас хле­ба, Алек­сандр, про­из­ведя закуп­ку на свои день­ги, вос­ста­но­вил его в преж­нем коли­че­стве⁷³.

XXII. (1) Для того чтобы тор­гов­цы охот­но при­ез­жа­ли в Рим, он дал им вели­чай­шие льготы⁷⁴. (2) Он вос­ста­но­вил в пол­ном раз­ме­ре выда­чу наро­ду мас­ла, уста­нов­лен­ную Севе­ром, — ее сокра­тил Гелио­га­бал, пре­до­ста­вив долж­ность пре­фек­та про­до­воль­ст­вен­но­го снаб­же­ния самым негод­ным людям⁷⁵. (3) Пра­во заклю­чать брак⁷⁶ в тор­же­ст­вен­ной фор­ме, кото­рое этот гряз­ный чело­век уни­что­жил, Алек­сандр вос­ста­но­вил для всех. (4) В Риме он устро­ил очень мно­го меха­ни­че­ских соору­же­ний⁷⁷. Он сохра­нил при­ви­ле­гии иуде­ям. Он тер­пи­мо отно­сил­ся к хри­сти­а­нам. (5) Он настоль­ко ува­жал пон­ти­фи­ков, квин­де­цем­ви­ров⁷⁸ и авгу­ров⁷⁹, что поз­во­лил им вновь рас­смот­реть и раз­ре­шить ина­че неко­то­рые дела каса­тель­но свя­щен­ных обрядов, уже решен­ные и закон­чен­ные им самим⁸⁰. (6) Намест­ни­ков про­вин­ций, кото­рых по имев­шим­ся у него сведе­ни­ям хва­ли­ли по заслу­гам все, а не толь­ко их при­вер­жен­цы, он во вре­мя сво­их путе­ше­ст­вий все­гда возил с собой в сво­ей повоз­ке и награж­дал подар­ка­ми, гово­ря, что воров сле­ду­ет отстра­нить от государ­ст­вен­ных дел и делать их бед­ня­ка­ми, а людей непод­куп­ных — удер­жи­вать на государ­ст­вен­ной служ­бе и делать бога­ты­ми. (7) Когда рим­ский народ про­сил его о сни­же­нии цен, он спро­сил через гла­ша­тая, какой вид това­ра они счи­та­ют доро­гим. Все в один голос закри­ча­ли: «Говяди­ну и сви­ни­ну». (8) Тогда он, не сни­жая цен, запре­тил уби­вать сви­но­ма­ток, поро­сят-сосун­ков, коров, телят⁸¹, не про­шло и двух лет или даже одно­го года, как ока­за­лось такое изоби­лие сви­ни­ны и говяди­ны, что, если преж­де фунт про­да­вал­ся за восемь мел­ких монет, теперь цена того и дру­го­го вида мяса дошла до двух и даже до одной моне­ты за фунт.

XXIII. (1) Если при раз­бо­ре дел, воз­буж­ден­ных вои­на­ми про­тив три­бу­нов, он нахо­дил кого-либо из три­бу­нов винов­ным, то нака­зы­вал его без снис­хож­де­ния сооб­раз­но с харак­те­ром его про­ступ­ка. (2) Обо всех он раз­уз­на­вал через сво­их вер­ных людей и через тех, о ком никто не знал, что они этим зани­ма­ют­ся, так как, гово­рил он, всех мож­но под­ку­пить взят­кой. (3) Рабы у него все­гда ходи­ли в раб­ской одеж­де, воль­ноот­пу­щен­ни­ки — в одеж­де сво­бод­но­рож­ден­ных. (4) Евну­хов он исклю­чил из сво­ей при­слу­ги и велел им слу­жить на поло­же­нии рабов у сво­ей жены. (5) Тогда как Гелио­га­бал был рабом сво­их евну­хов, Алек­сандр свел их к опре­де­лен­но­му чис­лу и поз­во­лил им обслу­жи­вать в Пала­тин­ском двор­це толь­ко жен­ские двор­цо­вые бани. (6) Тогда как Гелио­га­бал поста­вил очень мно­гих евну­хов во гла­ве счет­ных и про­ку­ра­тор­ских ведомств, Алек­сандр отнял у них и преж­ние их зва­ния. (7) Он гово­рил, что евну­хи — люди третье­го пола и что муж­чи­ны не долж­ны ни видеть их, ни поль­зо­вать­ся их услу­га­ми, что это могут делать, пожа­луй, толь­ко знат­ные жен­щи­ны. (8) Чело­ве­ка, кото­рый давал пустые обе­ща­ния, тор­гуя его име­нем, и полу­чил от како­го-то воен­но­го сто золотых, он велел рас­пять на той доро­ге, по кото­рой чаще все­го ходи­ли в при­го­род­ные импе­ра­тор­ские име­ния его рабы.

XXIV. (1) Очень мно­го легат­ских про­вин­ций он сде­лал намест­ни­че­ски­ми⁸², в про­кон­суль­ских же про­вин­ци­ях он рас­по­ря­жал­ся, согла­су­ясь с волей сена­та. (2) Он запре­тил устра­и­вать в Риме сме­шан­ные бани; это было запре­ще­но⁸³ и рань­ше, но Гелио­га­бал раз­ре­шил. (3) Налог со свод­ни­ков, блуд­ниц и про­даж­ных муж­чин он запре­тил вно­сить в свя­щен­ное каз­на­чей­ство и назна­чил его на государ­ст­вен­ные рас­хо­ды по ремон­ту⁸⁴ теат­ра, цир­ка⁸⁵, амфи­те­ат­ра⁸⁶, ста­ди­о­на⁸⁷. (4) Он имел наме­ре­ние запре­тить муж­чи­нам тор­го­вать собою — то, что впо­след­ст­вии осу­ще­ст­вил Филипп⁸⁸, — но побо­ял­ся, что откры­тый позор пре­вра­тит­ся после запре­ще­ния в скры­тый раз­врат, так как люди, одер­жи­мые беше­ны­ми стра­стя­ми, стре­мят­ся к недоз­во­лен­но­му, осо­бен­но тогда, когда оно запре­ще­но. (5) Он уста­но­вил пре­вос­ход­ный налог на порт­ных, тка­чей, сте­коль­щи­ков, скор­ня­ков, сле­са­рей, сереб­ря­ных и золотых дел масте­ров и дру­гих ремес­лен­ни­ков и на эти день­ги велел содер­жать для обще­го поль­зо­ва­ния тер­мы, зало­жен­ные и им самим и преж­ни­ми госуда­ря­ми; он назна­чил и леса на нуж­ды обще­ст­вен­ных терм. (6) Он уве­ли­чил отпуск мас­ла для све­тиль­ни­ков в тер­мах, тогда как преж­де послед­ние не откры­ва­лись рань­ше рас­све­та и закры­ва­лись до захо­да солн­ца⁸⁹.

XXV. (1) Неко­то­рые пере­да­ют в сво­их сочи­не­ни­ях, что его прав­ле­ние было бес­кров­ным, но это было не так. (2) Ведь вои­ны про­зва­ли его Севе­ром за его суро­вость⁹⁰, и в неко­то­рых слу­ча­ях он, накла­ды­вая нака­за­ния, ока­зы­вал­ся слиш­ком жест­ким. (3) Соору­же­ния преж­них госуда­рей он вос­ста­но­вил и сам выстро­ил мно­го новых, в том чис­ле — тер­мы, нося­щие его имя⁹¹, рядом с теми, кото­рые назы­ва­ют­ся Неро­но­вы­ми, про­ведя сюда водо­про­вод⁹², ныне назы­вае­мый Алек­сан­дро­вым. (4) Рощу для сво­их терм он устро­ил на част­ных вла­де­ни­ях, ску­пив их и раз­ру­шив на них стро­е­ния. (5) Он пер­вый из импе­ра­то­ров дал назва­ние ванне Оке­а­на⁹³, тогда как Тра­ян это­го не сде­лал, но назна­чил дни для ванн. (6) Тер­мы Анто­ни­на Кара­кал­ла он закон­чил и укра­сил, доба­вив к ним пор­ти­ки⁹⁴. (7) Он пер­вый осу­ще­ст­вил во двор­це алек­сан­дров­ский спо­соб при­ме­не­ния мра­мо­ра, соеди­няя два вида мра­мо­ра — пор­фи­ро­вый и лакеде­мон­ский, укра­сив таки­ми мра­мор­ны­ми пли­та­ми дво­ры в Пала­тин­ском двор­це⁹⁵. (8) Собрав ото­всюду худож­ни­ков, он рас­ста­вил по горо­ду колос­саль­ные ста­туи. (9) Он выбил мно­го монет с изо­бра­же­ни­ем Алек­сандра⁹⁶, неко­то­рые — из элек­тра, а боль­ше все­го — золотых. (10) Он запре­тил жен­щи­нам, имев­шим дур­ную сла­ву, при­хо­дить с при­вет­ст­ви­я­ми к его мате­ри и жене. (11) В Риме он часто высту­пал на сход­ках с реча­ми, подоб­но древним три­бу­нам и кон­су­лам.

XXVI. (1) Три раза он про­из­вел разда­чу наро­ду, три раза сде­лал вои­нам денеж­ный пода­рок; он при­ба­вил наро­ду разда­чу мяса. (2) Заботясь так­же о бед­ных, он сокра­тил про­цен­ты ростов­щи­ков⁹⁷ до одной тре­ти про­цен­та в месяц. (3) Сена­то­рам, если они зани­ма­лись ростов­щи­че­ст­вом, он сна­ча­ла запре­тил брать про­цен­ты, раз­ре­шая брать что-либо толь­ко в каче­стве подар­ка, а потом поз­во­лил брать пол­про­цен­та в месяц, но отме­нил вся­кие дары. (4) Он поста­вил на фору­ме Тра­я­на ста­туи выдаю­щих­ся людей⁹⁸, пере­но­ся их туда ото­всюду, (5) Он ока­зы­вал боль­шой почет Пав­лу и Уль­пи­а­ну⁹⁹, одни гово­рят, что их назна­чил пре­фек­та­ми Гелио­га­бал, а дру­гие — что сам Алек­сандр. (6) Гово­рят, что Уль­пи­ан был у Алек­сандра и совет­ни­ком, и началь­ни­ком кан­це­ля­рии; но оба они, как гово­рят, были помощ­ни­ка­ми Папи­ни­а­на. (7) Он соорудил бази­ли­ку Алек­сандра¹⁰⁰ меж­ду Мар­со­вым полем и ограж­де­ни­я­ми Агрип­пы¹⁰¹ — шири­ной в сто футов, дли­ной в тыся­чу; вся она поко­и­лась на колон­нах. Закон­чить ее ему поме­ша­ла смерть. (8) Храм Изи­ды и Сера­пи­са¹⁰² он укра­сил при­стой­ным обра­зом, доба­вив ста­туи, делос­ские изва­я­ния и все то, что име­ет отно­ше­ние к таин­ствам этих божеств. (9) К сво­ей мате­ри Мам­мее он отно­сил­ся с исклю­чи­тель­ной почти­тель­но­стью; так, в Риме он устро­ил в Пала­тин­ском двор­це апар­та­мен­ты име­ни Мам­меи, кото­рые необ­ра­зо­ван­ный люд назы­ва­ет теперь «у Мам­мы»; в бай­ской усадь­бе он выстро­ил дво­рец с Прудом, кото­рый и до сих пор еще име­ну­ет­ся двор­цом Мам­меи¹⁰³. (10) В бай­ской усадь­бе он воз­двиг и дру­гие вели­ко­леп­ные соору­же­ния в честь сво­их род­ст­вен­ни­ков и устро­ил изу­ми­тель­ные пруды, про­ведя воду из моря. (11) Мосты, постро­ен­ные Тра­я­ном, он почти во всех местах вос­ста­но­вил, постро­ил так­же несколь­ко новых, а за вос­ста­нов­лен­ны­ми сохра­нил имя Тра­я­на.

XXVII. (1) У него было наме­ре­ние для всех ведомств и зва­ний вве­сти осо­бый род одеж­ды, чтобы их мож­но было раз­ли­чать по оде­я­нию, а так­же вве­сти осо­бую одеж­ду для рабов, чтобы их мож­но было рас­по­зна­вать в тол­пе наро­да — с той целью, чтобы поме­шать им под­ни­мать мяте­жи, а вме­сте с тем — не давать рабам сме­ши­вать­ся со сво­бод­но­рож­ден­ны­ми. (2) Про­тив это­го, одна­ко, воз­ра­жа­ли Уль­пи­ан и Павел, гово­ря, что отсюда про­изой­дет очень мно­го раздо­ров, посколь­ку люди склон­ны нано­сить друг дру­гу обиды. (3) Тогда он решил, что будет доста­точ­но отли­чить рим­ских всад­ни­ков от сена­то­ров каче­ст­вом поло­сы на тоге. (4) Он поз­во­лил ста­ри­кам поль­зо­вать­ся зимой в слу­чае холо­да теп­лы­ми верх­ни­ми пла­ща­ми, тогда как рань­ше это­го рода одеж­ду носи­ли в доро­ге или во вре­мя дождя. Мат­ро­нам же он запре­тил поль­зо­вать­ся в горо­де пла­ща­ми, а в доро­ге — поз­во­лил. (5) Он был более силен в гре­че­ском крас­но­ре­чии, неже­ли в латин­ском, писал непло­хие сти­хи, имел музы­каль­ные спо­соб­но­сти, был све­дущ в аст­ро­ло­гии, и по его при­ка­за­нию аст­ро­ло­ги пуб­лич­но высту­па­ли в Риме и дела­ли объ­яв­ле­ния о пре­по­да­ва­нии. (6) Он был очень опы­тен в искус­стве гаруспи­ков, был пре­крас­ным пти­це­га­да­те­лем, так что пре­взо­шел и вас­ко­нов¹⁰⁴ из Испа­нии и пан­нон­ских гада­те­лей. (7) Он зани­мал­ся гео­мет­ри­ей, изу­ми­тель­но рисо­вал, заме­ча­тель­но пел, но нико­гда не делал это­го в чьем-либо при­сут­ст­вии — свиде­те­ля­ми быва­ли толь­ко его рабы. (8) Он соста­вил в сти­хах жиз­не­опи­са­ния хоро­ших импе­ра­то­ров¹⁰⁵. (9) Он играл на лире, на флей­те, на органе, так­же на тру­бе, но, став импе­ра­то­ром, пере­стал зани­мать­ся этим. Бор­цом он был пер­во­сте­пен­ным. (10) Он отли­чал­ся в воен­ном деле, так что вел мно­го войн, и при­том со сла­вою.

XXVIII. (1) Он три раза всту­пал в долж­ность кон­су­ла¹⁰⁶ — толь­ко орди­нар­но­го — и по исте­че­нии пер­во­го сро­ка все­гда ста­вил на сме­ну дру­гих. (2) Он был весь­ма стро­гим судьей по отно­ше­нию к ворам; он отзы­вал­ся о них, как о винов­ных в еже­днев­ных пре­ступ­ле­ни­ях и карал их очень жесто­ко, назы­вая их един­ст­вен­ны­ми вра­га­ми и недру­га­ми государ­ства. (3) Одно­го пись­мо­во­ди­те­ля, кото­рый пред­ста­вил лжи­вое изло­же­ние одно­го судеб­но­го дела в импе­ра­тор­ский совет, он сослал, при­ка­зав под­ре­зать ему жилы на паль­цах так, чтобы он нико­гда боль­ше не мог писать. (4) Когда некто из высо­ко­по­став­лен­ных, ведя сквер­ную жизнь и даже когда-то обви­няв­ший­ся в воров­стве, поже­лал, дви­жи­мый чрез­мер­ным често­лю­би­ем, занять важ­ное поло­же­ние в армии и ему уда­лось про­ник­нуть туда бла­го­да­ря содей­ст­вию дру­же­ст­вен­ных ему царей, он тут же в при­сут­ст­вии сво­их покро­ви­те­лей был изоб­ли­чен в воров­стве. Выслу­шать его было при­ка­за­но царям, винов­ность его была дока­за­на, и он был осуж­ден. (5) Когда спро­си­ли у царей, како­му нака­за­нию при­суж­да­ют­ся у них воры, они отве­ти­ли: «К кре­сту»¹⁰⁷. Соглас­но с их отве­том он и был рас­пят. Так этот често­лю­бец был осуж­ден при­го­во­ром, сво­их же покро­ви­те­лей, и Алек­сандр сохра­нил сла­ву мило­сти­во­го чело­ве­ка, кото­рой он осо­бен­но доро­жил. (6) По при­ме­ру Авгу­ста, кото­рый поме­стил на сво­ем фору­ме мра­мор­ные ста­туи выдаю­щих­ся людей с ука­за­ни­ем их дея­ний, и Алек­сандр поста­вил на фору­ме боже­ст­вен­но­го Нер­вы¹⁰⁸, назы­вае­мом Про­ход­ным, колос­саль­ные ста­туи обо­жест­влен­ных импе­ра­то­ров, либо пешие, обна­жен­ные, либо кон­ные — с над­пи­ся­ми и мед­ны­ми колон­на­ми, на кото­рых были по поряд­ку запи­са­ны их дея­ния¹⁰⁹. (7) Он хотел, чтобы его счи­та­ли про­ис­хо­дя­щим от рим­ско­го пле­ме­ни, ему было стыд­но, когда его назы­ва­ли сирий­цем, осо­бен­но когда в какой-то празд­ник антио­хий­цы, егип­тяне и алек­сан­дрий­цы осы­па­ли его по сво­е­му обык­но­ве­нию насмеш­ка­ми, назы­вая его сирий­ским архи­си­на­го­гом и архи­ере­ем.

XXIX. (1) Преж­де чем гово­рить о его вой­нах, похо­дах и победах, я ска­жу несколь­ко слов о его повсе­днев­ной домаш­ней жиз­ни. Про­во­дил он вре­мя сле­дую­щим обра­зом. (2) Преж­де все­го, если была воз­мож­ность, то есть если он не спал с женой, он совер­шал утром свя­щен­но­дей­ст­вие в сво­ем поме­ще­нии для ларов, где у него сто­я­ли изо­бра­же­ния и обо­жест­влен­ных госуда­рей, толь­ко самых луч­ших, избран­ных, и неко­то­рых осо­бен­но пра­вед­ных людей, сре­ди кото­рых был и Апол­ло­ний, а так­же, как рас­ска­зы­ва­ет исто­рик его вре­ме­ни, — Хри­стос, Авра­ам, Орфей¹¹⁰ и дру­гие подоб­ные им, а рав­но и изо­бра­же­ния пред­ков. (3) Если же он не мог это делать, то, смот­ря по усло­ви­ям мест­но­сти, он либо катал­ся, либо ловил рыбу, либо гулял, либо охо­тил­ся. (4) Затем, если поз­во­ля­ло вре­мя, он после… немно­го зани­мал­ся государ­ст­вен­ны­ми дела­ми, так как и воен­ные, и граж­дан­ские дела, как ска­за­но выше, рас­смат­ри­ва­лись пред­ва­ри­тель­но его дру­зья­ми, при­том людь­ми без­упреч­ны­ми, вер­ны­ми, ни в коем слу­чае не под­куп­ны­ми. Рас­смот­рен­ные дела он утвер­ждал, если ему не было угод­но при­нять какое-нибудь новое реше­ние. (5) В слу­чае надоб­но­сти он еще до рас­све­та начи­нал зани­мать­ся государ­ст­вен­ны­ми дела­ми и сидел до позд­не­го часа; при этом он нико­гда не ску­чал, нико­гда не сидел мрач­ным или раз­гне­ван­ным, но все­гда сохра­нял оди­на­ко­вое выра­же­ние лица и был весел при вся­ких обсто­я­тель­ствах. (6) Он отли­чал­ся необык­но­вен­ной про­ни­ца­тель­но­стью, так что никто не мог обма­нуть его; а если кто-нибудь хотел лов­ко обой­ти его, того он сра­зу раз­га­ды­вал и нака­зы­вал.

XXX. (1) После государ­ст­вен­ных дел, воен­ных или граж­дан­ских, он с наи­боль­шим усер­ди­ем зани­мал­ся чте­ни­ем по-гре­че­ски; читал он кни­ги Пла­то­на «О государ­стве». (2) Когда же он читал по-латы­ни, то боль­ше все­го читал сочи­не­ния Цице­ро­на «Об обя­зан­но­стях» и «О государ­стве»; ино­гда он читал и речи, и поэтов, в том чис­ле Сере­на Сам­мо­ни­ка, кото­ро­го он лич­но знал и любил, а так­же Гора­ция. (3) Про­чи­тал он и опи­са­ние жиз­ни Алек­сандра, кото­ро­му боль­ше все­го под­ра­жал, хотя и осуж­дал его склон­ность к пьян­ству и жесто­кость по отно­ше­нию к дру­зьям, несмот­ря на то что и тот и дру­гой порок его ста­ра­ют­ся оправ­дать хоро­шие писа­те­ли, кото­рым он часто верил. (4) После чте­ния он зани­мал­ся борь­бой или игрой в мяч, или бегом, или более лег­ки­ми упраж­не­ни­я­ми, а затем, ума­стив­шись, купал­ся, при­чем нико­гда не поль­зо­вал­ся или очень ред­ко поль­зо­вал­ся горя­чей ван­ной, а все­гда купал­ся в водо­е­ме, оста­ва­ясь в нем почти целый час. Он даже пил нато­щак холод­ную воду из Клав­ди­е­ва водо­про­во­да¹¹¹ в коли­че­стве до одно­го секс­та­рия. (5) Вый­дя из ван­ны, он съе­дал мно­го хле­ба и моло­ка, яйца, затем пил вино, сме­шан­ное с медом¹¹². Под­кре­пив­шись этим, он ино­гда при­сту­пал к зав­тра­ку, а ино­гда откла­ды­вал при­ня­тие пищи до обеда, но чаще все-таки зав­тра­кал. (6) Он часто употреб­лял тет­ра­фар­ма­кон¹¹³ Адри­а­на, о кото­ром гово­рит в сво­их кни­гах Марий Мак­сим, когда рас­ска­зы­ва­ет о жиз­ни Адри­а­на.

XXXI. (1) После полу­дня он зани­мал­ся писа­ни­ем заклю­че­ний и чте­ни­ем писем; при этом все­гда при­сут­ст­во­вал сек­ре­тарь, доклад­чик по про­ше­ни­ям и сек­ре­тарь-напо­ми­наю­щий. Ино­гда, если по состо­я­нию сво­его здо­ро­вья они не мог­ли сто­ять, они сиде­ли. Пис­цы или пра­ви­те­ли кан­це­ля­рии¹¹⁴ про­чи­ты­ва­ли все, а Алек­сандр соб­ст­вен­но­руч­но при­пи­сы­вал то, что счи­тал нуж­ным, руко­во­дясь при этом мне­ни­ем того, кто счи­тал­ся наи­бо­лее крас­но­ре­чи­вым. (2) После писем он при­ни­мал всех дру­зей¹¹⁵ вме­сте и со все­ми оди­на­ко­во бесе­до­вал; нико­гда ни с кем он не видел­ся наедине, кро­ме сво­его пре­фек­та¹¹⁶, — имен­но — Уль­пи­а­на, кото­рый был рань­ше — ввиду сво­ей необык­но­вен­ной спра­вед­ли­во­сти — его помощ­ни­ком. (3) Если же он при­гла­шал кого-либо дру­го­го, то при­ка­зы­вал при­звать и Уль­пи­а­на. (4) Вер­ги­лия он назы­вал Пла­то­ном поэтов и изо­бра­же­ние его вме­сте с изо­бра­же­ни­ем Цице­ро­на имел в сво­ем вто­ром поме­ще­нии для ларов, где нахо­ди­лись изо­бра­же­ния Ахил­ла и дру­гих вели­ких мужей. (5) Изо­бра­же­ние же Алек­сандра Вели­ко­го он почи­тал как свя­ты­ню в боль­шем поме­ще­нии для ларов сре­ди луч­ших и обо­жест­влен­ных мужей.

XXXII. (1) Нико­гда нико­го он не обидел ни из сво­их дру­зей и при­бли­жен­ных, ни из упра­ви­те­лей и началь­ни­ков двор­цо­вых ведомств. (2) К пре­фек­там он все­гда отно­сил­ся с ува­же­ни­ем, утвер­ждая, что тот, кто заслу­жи­ва­ет обиду со сто­ро­ны импе­ра­то­ра, дол­жен быть осуж­ден, а не отстав­лен. (3) Сме­щая кого-либо из началь­ст­вен­ных лиц, он добав­лял: «Государ­ство бла­го­да­рит тебя». При этом он ода­ри­вал его, так что тот, став част­ным чело­ве­ком, мог жить вполне при­лич­но сооб­раз­но со сво­им поло­же­ни­ем; дара­ми были — зем­ля, быки, лоша­ди, хлеб, желе­зо, сред­ства на построй­ку дома, мра­мор для его отдел­ки и дру­гие мате­ри­а­лы, кото­рых тре­бо­вал харак­тер построй­ки. (4) Золо­то и сереб­ро он ред­ко уде­лял кому-нибудь, за исклю­че­ни­ем вои­нов, гово­ря, что чело­век, ведаю­щий рас­хо­до­ва­ни­ем государ­ст­вен­ных средств, не име­ет пра­ва обра­щать на свои удо­воль­ст­вия и удо­воль­ст­вия сво­их при­бли­жен­ных то, что доста­ви­ли про­вин­ци­а­лы. (5) Золо­то, полу­чае­мое в каче­стве нало­га с тор­гов­цев, и венеч­ное золо­то он сло­жил с Рима.

XXXIII. (1) Он назна­чил в Риме четыр­на­дцать попе­чи­те­лей горо­да¹¹⁷ — из быв­ших кон­су­лов. Им он при­ка­зал раз­би­рать город­ские дела вме­сте с пре­фек­том Рима, при­чем при рас­смот­ре­нии дел тре­бо­ва­лось при­сут­ст­вие всех или боль­шин­ства. (2) Он учредил кор­по­ра­ции вино­тор­гов­цев, про­дав­цов бобов, сапож­ни­ков и вооб­ще кор­по­ра­ции всех реме­сел, назна­чил им защит­ни­ков из их среды и ука­зал, какие из них под­суд­ны каким судьям. (3) Акте­рам он нико­гда не дарил ни золота, ни сереб­ра; с боль­шой неохотой дарил он им день­ги. Он отнял дра­го­цен­ные одеж­ды, роздан­ные Гелио­га­ба­лом. Вои­нов, кото­рых назы­ва­ют показ­ны­ми, он оде­вал в одеж­ды не дра­го­цен­ные, но кра­си­вые и бле­стя­щие; он не назна­чал боль­шо­го коли­че­ства золота и шел­ка на зна­ки отли­чия и цар­скую обста­нов­ку, утвер­ждая, что власть заклю­ча­ет­ся в доб­ле­сти, а не во внеш­нем убран­стве. (4) Он сно­ва ввел в свое лич­ное употреб­ле­ние гру­бо­шерст­ные хла­миды Севе­ра и туни­ки без пур­пу­ра или с длин­ны­ми рука­ва­ми, а так­же алые и пур­пур­ные неболь­шие гре­че­ские пла­щи.

XXXIV. (1) Он не при­зна­вал золота на пирах. Бока­лы у него были все­гда недо­ро­гие, но изящ­ные. Вес его сереб­ря­ной посуды нико­гда не пре­вы­шал двух­сот фун­тов. (2) Кар­ли­ков, кар­лиц, дура­ков, про­даж­ных муж­чин — пев­чих, вся­ких вир­ту­о­зов и пан­то­ми­мов он пода­рил наро­ду. Тех, кого нель­зя было исполь­зо­вать, он роздал пооди­ноч­ке на про­корм­ле­ние отдель­ным горо­дам, чтобы жите­ли послед­них не испы­ты­ва­ли непри­ят­но­го чув­ства при виде нищих. (3) Евну­хов, кото­рых Гелио­га­бал дер­жал для уча­стия в его позор­ных сове­ща­ни­ях и выдви­гал на долж­но­сти, он разда­рил дру­зьям; при этом он вынес реше­ние: если они не воз­вра­тят­ся к доб­рым нра­вам, их раз­ре­ша­ет­ся убить без при­го­во­ра суда. (4) Рас­пут­ных жен­щин, огром­ное чис­ло кото­рых он нашел во двор­це, он при­ка­зал пре­до­ста­вить наро­ду, а про­даж­ных муж­чин, с кото­ры­ми тот него­дяй обыч­но пре­да­вал­ся мер­зей­ше­му раз­вра­ту, он отпра­вил в ссыл­ку, при­чем неко­то­рые из них уто­ну­ли во вре­мя кораб­ле­кру­ше­ния. (5) Ни один из его слуг не носил золо­че­ной одеж­ды даже на парад­ных пирах. (6) Когда он пиро­вал сре­ди сво­их, то при­гла­шал либо Уль­пи­а­на, либо уче­ных людей для про­све­щен­ных бесед, кото­рые, как он гово­рил, вос­ста­нав­ли­ва­ли его силы и пита­ли его. (7) Когда он пиро­вал в домаш­ней обста­нов­ке, у него на сто­ле была кни­га, и он читал, чаще — по-гре­че­ски. Одна­ко он читал и латин­ских поэтов. (8) Его парад­ные пиры отли­ча­лись той же про­стотой, что и част­ные; уве­ли­чи­ва­лось лишь коли­че­ство полу­круг­лых лож и чис­ло сотра­пез­ни­ков, что было ему непри­ят­но: он гово­рил, что ест в теат­ре или в цир­ке.

XXXV. (1) Он охот­но слу­шал авто­ров и поэтов, если они про­из­но­си­ли не пане­ги­ри­ки ему (это он, по при­ме­ру Ниг­ра Пес­цен­ния, счи­тал глу­пым)¹¹⁸, а декла­ми­ро­ва­ли речи или вос­пе­ва­ли дея­ния древ­них, но охот­нее он слу­шал, если кто-либо про­из­но­сил похваль­ное сло­во в честь Алек­сандра Вели­ко­го или хоро­ших госуда­рей преж­них вре­мен, или вели­ких мужей горо­да Рима. (2) Он часто при­хо­дил в Ате­ней¹¹⁹, чтобы послу­шать гре­че­ских и латин­ских рито­ров и поэтов. (3) Он слу­шал так­же судеб­ных ора­то­ров, изла­гав­ших дела, кото­рые они вели перед ним или перед пре­фек­та­ми Рима. (4) Он пред­седа­тель­ст­во­вал на состя­за­нии, глав­ным обра­зом — на Гер­ку­ле­со­вом, в честь Алек­сандра Вели­ко­го¹²⁰. (5) После полу­дня или в утрен­ние часы он нико­гда не видал­ся с неко­то­ры­ми лица­ми наедине, так как узнал, что они наго­во­ри­ли о нем мно­го лжи, — в част­но­сти, Вер­ко­ний Турин. (6) Преж­де он счи­тал его в чис­ле сво­их дру­зей, но тот, выду­мы­вая вся­кие небы­ли­цы, бес­сла­вил власть Алек­сандра, изо­бра­жая его глу­пым чело­ве­ком, кото­ро­го он дер­жит в сво­их руках и кото­ро­му он мно­гое вну­ша­ет; мно­гих он таким обра­зом убедил в том, что Алек­сандр во всем посту­па­ет соглас­но с его ука­за­ни­я­ми.

XXXVI. (1) Нако­нец, Алек­сандр пой­мал его, при­бег­нув к сле­дую­щей хит­ро­сти. Он подо­слал к Тури­ну одно­го чело­ве­ка, кото­рый дол­жен был при всех про­сить о чем-то Алек­сандра, а тай­но искать под­держ­ки у Тури­на, чтобы тот наедине замол­вил за него сло­во перед Алек­сан­дром. (2) Так и было сде­ла­но: Турин обе­щал свое содей­ст­вие и ска­зал, что он кое о чем уже пере­го­во­рил с импе­ра­то­ром (хотя на самом деле он ниче­го не гово­рил) и что буд­то бы от него зави­сит полу­че­ние желае­мо­го; при этом он назна­чил цену за успеш­ное окон­ча­ние дела. Тогда Алек­сандр при­ка­зал чело­ве­ку повто­рить свою прось­бу, и Турин, слов­но заня­тый чем-то дру­гим, зна­ка­ми дал понять ему, что дело сде­ла­но, а меж­ду тем он во двор­це ниче­го не ска­зал. Про­си­мое было полу­че­но, и Турин, про­да­вец дыма, полу­чил огром­ную награ­ду от чело­ве­ка, чья прось­ба была удо­вле­тво­ре­на. За это Алек­сандр при­ка­зал пре­дать Тури­на суду, и, после того как его винов­ность была дока­за­на пока­за­ни­я­ми всех свиде­те­лей — как тех, в чьем при­сут­ст­вии он полу­чил взят­ку, так и тех, кто слы­шал его обе­ща­ния, он при­ка­зал при­вя­зать его к стол­бу на Про­ход­ном фору­ме и умерт­вить, напу­стив на него дым от зажжен­ной соло­мы и сырых дров, при­чем гла­ша­тай объ­явил: «Дымом нака­зы­ва­ет­ся тот, кто тор­го­вал дымом»¹²¹. (3) А чтобы не каза­лось, что он нало­жил жесто­кое нака­за­ние за одну про­вин­ность, Алек­сандр про­из­вел — до осуж­де­ния Тури­на — тща­тель­ное рас­сле­до­ва­ние и нашел, что Турин часто брал взят­ки от обе­их сто­рон в судеб­ных делах, бла­го­при­ят­ный исход кото­рых он про­да­вал, а так­же от всех, кто полу­чал руко­во­дя­щие посты или про­вин­ции.

XXXVII. (1) Он часто посе­щал зре­ли­ща, но очень ску­по ода­ри­вал их участ­ни­ков и гово­рил, что акте­ров, охот­ни­ков и воз­ниц сле­ду­ет содер­жать так, как наших рабов или охот­ни­ков, или погон­щи­ков мулов, или тех, кто обслу­жи­ва­ет наши удо­воль­ст­вия. (2) Стол у него был не слиш­ком обиль­ным и не слиш­ком скуд­ным, но в выс­шей сте­пе­ни опрят­ным. Пости­ла­лись чистые ска­тер­ти — чаще с алой поло­сой, но нико­гда не золо­че­ные, хотя послед­ние употреб­лял уже Гелио­га­бал, а рань­ше, как утвер­жда­ют неко­то­рые, — Адри­ан. (3) На стол еже­днев­но отпус­ка­лось: вина на целый день трид­цать секс­та­ри­ев, чисто­го хле­ба — трид­цать фун­тов, сле­дую­ще­го по каче­ству хле­ба для разда­чи — пять­де­сят фун­тов¹²². (4) Он ведь все­гда соб­ст­вен­но­руч­но выда­вал рас­по­ряди­те­лям сто­ла и хлеб, и пор­ции ово­щей, мяса, струч­ков, испол­няя роль хозя­и­на дома и дей­ст­вуя при этом вполне зре­ло, слов­но ста­рец. (5) Назна­ча­лось и трид­цать фун­тов раз­но­го мяса и два пету­ха. (6) По празд­нич­ным дням пода­вал­ся и гусь, а в январ­ские кален­ды, в гила­рии Мате­ри богов¹²³, в Апол­ло­но­вы игры¹²⁴, в пир­ше­ство Юпи­те­ра¹²⁵, в сатур­на­лии¹²⁶ и тому подоб­ные празд­нич­ные дни — фазан¹²⁷, а ино­гда и два, при­чем добав­ля­лись еще два пету­ха. (7) У него еже­днев­но был к сто­лу заяц — часто его охот­ни­чья добы­ча, но он делил­ся ею с дру­зья­ми, осо­бен­но с теми, кото­рые, как он знал, не мог­ли иметь ее сами. (8) Бога­чам он нико­гда не посы­лал таких подар­ков, но все­гда сам от них полу­чал. (9) Еже­днев­но у него было четы­ре секс­та­рия вина, сме­шан­но­го с медом без пер­ца и два с пер­цем. Чтобы не рас­тя­ги­вать сво­его изло­же­ния пере­чис­ле­ни­ем все­го того, что Гар­ги­лий, исто­рик его вре­ме­ни, дает во всех подроб­но­стях, ска­жу: все у Алек­сандра выда­ва­лось по мер­ке и сче­ту. (10) Он питал силь­ное при­стра­стие к фрук­там; они часто пода­ва­лись у него на десерт, откуда и воз­ник­ла шут­ка: у Алек­сандра не десерт, а пло­до­род­ное блюдо¹²⁸. (11) Сам он под­креп­лял­ся боль­шим коли­че­ст­вом пищи; вина пил не мало и не мно­го, а вполне в меру. (12) Он все­гда пил чистую холод­ную воду, а летом — с вином, при­прав­лен­ным роза­ми¹²⁹; это одно он сохра­нил из всех видов при­прав­лен­но­го вина, употреб­ляв­ших­ся Гелио­га­ба­лом.

XXXVIII. (1) И так как я упо­мя­нул о зай­цах в свя­зи с тем, что у него еже­днев­но был к сто­лу заяц, то я добав­лю сле­дую­щее. Появи­лось шут­ли­вое сти­хотво­ре­ние — вслед­ст­вие того что мно­гие гово­рят, буд­то те, кто поел зай­ца, быва­ют кра­си­вы в про­дол­же­ние семи дней. Об этом гово­рит­ся в эпи­грам­ме Мар­ци­а­ла, кото­рую он напи­сал на некую Гел­лию:

(2)

(3) Но эти сти­хи Мар­ци­ал сочи­нил про­тив жен­щи­ны, кото­рая была без­образ­на, поэт же вре­ме­ни Алек­сандра напи­сал на него сле­дую­щее:

(4)

(5) Когда один из его дру­зей сооб­щил ему эти сти­хи, он, гово­рят, отве­тил на них гре­че­ски­ми сти­ха­ми тако­го содер­жа­ния:

(6)

XXXIX. (1) Когда у него быва­ли дру­зья-воен­ные, то, чтобы соблю­сти обы­чай, введен­ный Тра­я­ном¹³¹, — выпи­вать после десер­та до пяти бока­лов вина, он пред­ла­гал дру­зьям толь­ко один бокал — в честь Алек­сандра Вели­ко­го, да и то не очень вме­сти­тель­ный, раз­ве толь­ко кто-нибудь пря­мо потре­бу­ет боль­ше­го — это доз­во­ля­лось. (2) Дела­ми Вене­ры он зани­мал­ся очень уме­рен­но; от про­даж­ных муж­чин он был до такой сте­пе­ни далек, что даже, как мы ска­за­ли выше, хотел пред­ло­жить про­тив них закон. (3) Во всех рай­о­нах Рима он устро­ил обще­ст­вен­ные зер­но­хра­ни­ли­ща, куда сно­си­ли свое доб­ро те, кто не имел для хра­не­ния его соб­ст­вен­ных амба­ров. (4) Он доба­вил бани — во всех рай­о­нах, кото­рые их поче­му-либо не име­ли; ведь и ныне еще мно­гие бани назы­ва­ют­ся баня­ми Алек­сандра. (5) Он постро­ил пре­крас­ные дома и пода­рил их сво­им дру­зьям — людям, отли­чав­шим­ся осо­бен­ной непод­куп­но­стью. (6) Государ­ст­вен­ные пода­ти он умень­шил до тако­го раз­ме­ра, что те, кто при Гелио­га­ба­ле пла­тил десять золотых, теперь пла­ти­ли одну треть золо­то­го, то есть трид­ца­тую часть преж­не­го. (7) Тогда впер­вые были отче­ка­не­ны золотые моне­ты поло­вин­но­го раз­ме­ра¹³². Тогда же, когда подать была умень­ше­на до одной тре­ти золо­то­го, были отче­ка­не­ны и тре­ти золотых, при­чем Алек­сандр гово­рил, что будут и чет­вер­ти золотых, так как чека­нить более мел­ких монет он не может¹³³. (8) Отче­ка­нен­ные уже чет­вер­ти золотых он задер­жал на монет­ном дво­ре с тем, чтобы выпу­стить их, если ока­жет­ся воз­мож­ным даль­ней­шее умень­ше­ние пода­ти. Но так как нуж­ды государ­ства не поз­во­ли­ли ему это­го, он при­ка­зал пере­лить их и чека­нить толь­ко тре­ти и цель­ные золотые. (9) Моне­ты в два, три, четы­ре золотых, а так­же в десять и более, вплоть до фун­то­вых и сотен­ных, кото­рые при­ду­мал Гелио­га­бал, Алек­сандр при­ка­зал пере­лить и совер­шен­но изъ­ять из употреб­ле­ния. (10) С это­го вре­ме­ни моне­там и было дано назва­ние от метал­ла; Алек­сандр гово­рил, что при­чи­ной боль­шей щед­ро­сти импе­ра­то­ра явля­лось то, что он, имея воз­мож­ность дать мно­го цель­ных мень­ше­го раз­ме­ра золотых, но давая их десять и боль­ше в виде одной моне­ты, тем самым при­нуж­ден был давать трид­цать, пять­де­сят и сто золотых.

XL. (1) Сам он имел мало шел­ко­вых одежд; одеж­ду из чисто­го шел­ка он нико­гда не наде­вал, а полу­шел­ко­вую¹³⁴ нико­гда не дарил. (2) Он не завидо­вал ничье­му богат­ству. Бед­ным помо­гал. Если он видел, что высо­ко­по­став­лен­ные люди дей­ст­ви­тель­но бед­ны, не вслед­ст­вие рас­то­чи­тель­но­сти и не при­твор­но, он все­гда наде­лял их мно­ги­ми бла­га­ми — зем­лей, раба­ми, живот­ны­ми, ста­да­ми, сель­ско­хо­зяй­ст­вен­ны­ми оруди­я­ми. (3) Хра­нить одеж­ду в кла­до­вых¹³⁵ боль­ше года он нико­гда не поз­во­лял и при­ка­зы­вал немед­лен­но пустить ее в ход. Всю одеж­ду, кото­рую он дарил, он сам осмат­ри­вал. (4) Все золо­то и сереб­ро он часто пере­ве­ши­вал. (5) Одно­вре­мен­но с про­чей воен­ной одеж­дой он дарил поно­жи, брю­ки и обувь. (6) Он самым тща­тель­ным обра­зом следил за тем, чтобы самый яркий пур­пур, кото­ро­го сам он не употреб­лял, про­да­вал­ся для мат­рон, имев­ших воз­мож­ность и желав­ших поку­пать его; поэто­му и доныне зовет­ся Алек­сан­дро­вым тот пур­пур, кото­рый обыч­но зовет­ся Про­бо­вым, так как Авре­лий Проб, началь­ник кра­си­лен, открыл этот вид пур­пу­ро­вой улит­ки. Сам он часто носил алую хла­миду¹³⁶. (7) Но в Риме и в горо­дах Ита­лии он был все­гда в тоге¹³⁷. (8) Пре­тек­сту и тогу, укра­шен­ную вышив­ка­ми¹³⁸, он наде­вал толь­ко будучи кон­су­лом, при­том такую, какую полу­ча­ли из хра­ма Юпи­те­ра и дру­гие пре­то­ры и кон­су­лы. (9) Он наде­вал пре­тек­сту и тогда, когда совер­шал свя­щен­но­дей­ст­вия, но не в каче­стве импе­ра­то­ра, а в каче­стве вели­ко­го пон­ти­фи­ка. (10) Он был люби­те­лем хоро­ше­го, и при­том чисто­го, полот­на; он гово­рил: «Если льня­ное полот­но суще­ст­ву­ет для того, чтобы в нем не было ника­кой шеро­хо­ва­то­сти, то для чего окра­ши­вать полот­но пур­пу­ром?». (11) Вво­дить туда золо­то он счи­тал даже безу­ми­ем, так как к шеро­хо­ва­то­сти в этом слу­чае добав­ля­ет­ся еще жест­кость. Ноги его были все­гда в нож­ных повяз­ках. Брю­ки¹³⁹ он носил белые, а не алые, как это было в обы­чае рань­ше.

XLI. (1) Все имев­ши­е­ся дра­го­цен­ные кам­ни он про­дал и день­ги внес в государ­ст­вен­ную каз­ну, гово­ря, что дра­го­цен­ные кам­ни не нуж­ны муж­чи­нам, а мат­ро­ны цар­ст­ву­ю­ще­го дома долж­ны доволь­ст­во­вать­ся одной голов­ной сет­кой, серь­га­ми, жем­чуж­ным оже­ре­льем, вен­цом, — когда они совер­ша­ют жерт­во­при­но­ше­ния, един­ст­вен­ным гре­че­ским пла­щом, усы­пан­ным золо­том, и цик­ла­дой, на кото­рой не боль­ше шести унций золота. (2) Вооб­ще его соб­ст­вен­ные нра­вы дела­ли его цен­зо­ром его вре­ме­ни. Ему под­ра­жа­ли вель­мо­жи, а его жене — бла­го­род­ней­шие мат­ро­ны. (3) При­двор­ную при­слу­гу он сокра­тил с таким рас­че­том, чтобы в отдель­ных ведом­ствах было столь­ко чело­век, сколь­ко тре­бу­ет необ­хо­ди­мость, так что сук­но­валь­щи­ки, закрой­щи­ки, пека­ри, вино­чер­пии, все двор­цо­вые слу­ги полу­ча­ли не зва­ние, как в свое вре­мя уста­но­ви­ла его та язва¹⁴⁰, а про­до­воль­ст­вен­ный паек, при­том в оди­нар­ном раз­ме­ре, ред­ко в двой­ном. (4) Ввиду того, что сереб­ря­ной посуды у него было не более двух­сот фун­тов и не слиш­ком мно­го слуг, то, устра­и­вая уго­ще­ние, он брал сто­ло­вое сереб­ро, слуг и ска­тер­ти у дру­зей. Так дела­ет­ся и в насто­я­щее вре­мя, если в отсут­ст­вие импе­ра­то­ра уго­ще­ние устра­и­ва­ют пре­фек­ты. (5) Он нико­гда не устра­и­вал в каче­стве раз­вле­че­ния во вре­мя пира теат­раль­ных зре­лищ; самой боль­шой заба­вой были для него игры щенят с поро­ся­та­ми или бой куро­па­ток, или пор­ха­ние вверх и вниз малень­ких галок. (6) У него был в Пала­тин­ском двор­це один вид раз­вле­че­ния, достав­ляв­ший ему вели­чай­шее удо­воль­ст­вие и отдых от государ­ст­вен­ных забот, (7) а имен­но: он устро­ил птич­ни­ки для пав­ли­нов, фаза­нов, кур, уток, а так­же для куро­па­ток; пти­цы очень забав­ля­ли его, в осо­бен­но­сти голу­би, кото­рых у него было, гово­рят, до два­дца­ти тысяч. А чтобы их про­пи­та­ние не ложи­лось тяже­лым бре­ме­нем на про­до­воль­ст­вен­ные запа­сы государ­ства, у него были рабы на обро­ке, кото­рые кор­ми­ли их на сред­ства, полу­чав­ши­е­ся от про­да­жи яиц, цып­лят и голу­бят.

XLII. (1) Тер­ма­ми, как сво­и­ми, так и постро­ен­ны­ми преж­ни­ми импе­ра­то­ра­ми, он часто поль­зо­вал­ся вме­сте с наро­дом, глав­ным обра­зом — летом, и воз­вра­щал­ся оттуда во дво­рец в бан­ной одеж­де; един­ст­вен­ным зна­ком его импе­ра­тор­ско­го досто­ин­ства было то, что он брал с собой ало­го цве­та плащ. (2) Ско­ро­хо­да­ми¹⁴¹ были у него толь­ко его рабы, при­чем он гово­рил, что сво­бод­но­рож­ден­ный дол­жен бегать толь­ко на свя­щен­ных состя­за­ни­ях¹⁴²; пова­ра, пека­ри, сук­но­валь­щи­ки, бан­щи­ки — толь­ко из рабов, если их не хва­та­ло, то он поку­пал новых. (3) При нем полу­чал содер­жа­ние толь­ко один при­двор­ный врач; все про­чие, кото­рых было до шести, полу­ча­ли про­до­воль­ст­вен­ный паек в двой­ном и трой­ном раз­ме­ре, при­том — по одно­му хле­бу чисто­му, а осталь­ные ино­го вида. (4) Выдви­гая людей на долж­ность судей, он, по при­ме­ру древ­них, как учит и Цице­рон¹⁴³, снаб­жал их сереб­ром и всем необ­хо­ди­мым, так что намест­ни­ки про­вин­ций полу­ча­ли по два­дца­ти фун­тов сереб­ра, по шести мулиц, по два мула, по две лоша­ди, по две выход­ных одеж­ды, по две домаш­них, одну купаль­ную, сто золотых, одно­го пова­ра, одно­го погон­щи­ка мулов; если они не были жена­ты, то — по одной налож­ни­це, так как без послед­них они не мог­ли обхо­дить­ся. По сло­же­нии с себя долж­но­сти они долж­ны были воз­вра­тить мулиц и мулов, лоша­дей, погон­щи­ков мулов и пова­ров, а все про­чее сохра­ня­ли при себе, если хоро­шо испол­ня­ли свои обя­зан­но­сти; если же — пло­хо, то воз­вра­ща­ли в чет­вер­ном раз­ме­ре — с добав­ле­ни­ем осуж­де­ния за каз­но­крад­ство или вымо­га­тель­ство.

XLIII. (1) Он уста­но­вил бес­чис­лен­ное коли­че­ство зако­нов. Всем сена­то­рам он поз­во­лил иметь в Риме выло­жен­ные сереб­ром парад­ные колес­ни­цы и дорож­ные повоз­ки¹⁴⁴, счи­тая важ­ным для рим­ско­го досто­ин­ства, чтобы в них езди­ли сена­то­ры столь вели­ко­го горо­да. (2) Всех назна­чае­мых им кон­су­лов, как орди­нар­ных, так и сме­ня­ю­щих, он ста­вил, руко­вод­ст­ву­ясь мне­ни­ем сена­та, сокра­щая их издерж­ки; сро­ки он уста­но­вил соглас­но ста­рин­но­му поряд­ку (либо дни, либо вре­мя). (3) Он при­ка­зал, чтобы кве­сто­ры-кан­дида­ты устра­и­ва­ли наро­ду зре­ли­ща на свой счет, но при этом они после квес­тор­ства полу­ча­ли пре­тор­ство, а затем управ­ля­ли про­вин­ци­я­ми. (4) Он учредил долж­ность каз­на­че­ев, кото­рые долж­ны были устра­и­вать зре­ли­ща, при­том скром­ные, на сред­ства импе­ра­тор­ско­го каз­на­чей­ства. Он наме­ре­вал­ся рас­пре­де­лить зре­ли­ща на весь год так, чтобы зре­ли­ще наро­ду дава­лось в про­дол­же­ние трид­ца­ти дней, но поче­му он это­го не сде­лал — оста­ет­ся неиз­вест­ным. (5) Когда он нахо­дил­ся в Риме, то через каж­дые семь дней он под­ни­мал­ся на Капи­то­лий, часто посе­щал хра­мы. (6) Он хотел постро­ить храм Хри­сту и при­нять его в чис­ло богов. Об этом, гово­рят, думал и Адри­ан¹⁴⁵, кото­рый при­ка­зал постро­ить во всех горо­дах хра­мы без изо­бра­же­ний богов; они и поныне назы­ва­ют­ся хра­ма­ми Адри­а­на, так как не име­ют боже­ства; он, гово­рят, с этой целью и постро­ил хра­мы. (7) Но это­му вос­про­ти­ви­лись те, кото­рые, спра­вив­шись в свя­щен­ных изре­че­ни­ях, нашли, что, если он это сде­ла­ет, все ста­нут хри­сти­а­на­ми и про­чие хра­мы будут забро­ше­ны.

XLIV. (1) Алек­сандр был очень мил в сво­их шут­ках, любе­зен в беседах и так при­вет­лив на пирах, что каж­дый мог тре­бо­вать себе чего хотел. (2) Золо­то он ста­ра­тель­но соби­рал, тща­тель­но хра­нил, рев­ност­но искал, но при этом нико­го не разо­рял. (3) Он не хотел, чтобы его назы­ва­ли сирий­цем, но хотел счи­тать­ся потом­ком рим­лян и изо­бра­зил свою родо­слов­ную таким обра­зом, что она пока­зы­ва­ла про­ис­хож­де­ние его рода от Метел­лов¹⁴⁶. (4) Он уста­но­вил содер­жа­ние рито­рам, грам­ма­ти­кам, вра­чам, гаруспи­кам, аст­ро­ло­гам, меха­ни­кам, архи­тек­то­рам и назна­чил им ауди­то­рии. Он при­ка­зал дать им уче­ни­ков из сыно­вей бед­ня­ков с назна­че­ни­ем этим уче­ни­кам про­до­воль­ст­вен­но­го пай­ка, лишь бы они были сво­бод­но­рож­ден­ны­ми. (5) И в про­вин­ци­ях он выка­зы­вал боль­шое ува­же­ние к судеб­ным ора­то­рам, мно­гим, о кото­рых было извест­но, что они вели дела бес­плат­но, он назна­чил даже про­до­воль­ст­вен­ный паек. (6) Он под­твер­дил ста­рые и новые зако­ны и сам тща­тель­ней­шим обра­зом соблюдал их. Он часто посе­щал теат­раль­ные зре­ли­ща. (7) Театр Мар­цел­ла он хотел вос­ста­но­вить. (8) Мно­гим горо­дам, кото­рые после зем­ле­тря­се­ния лежа­ли в раз­ва­ли­нах, он дал денег из подат­ных сумм на вос­ста­нов­ле­ние обще­ст­вен­ных и част­ных соору­же­ний. (9) В хра­мы он нико­гда не делал вкла­дов, пре­вы­шав­ших четы­ре или пять фун­тов сереб­ра, золота же не давал ни кру­пи­цы, ни листи­ка, повто­ряя про себя стих Пер­сия Флак­ка:

XLV. (1) Он совер­шал воен­ные похо­ды, о кото­рых я рас­ска­жу в сво­ем месте. Одна­ко сна­ча­ла я ска­жу, о чем он имел обык­но­ве­ние умал­чи­вать и о чем объ­яв­лять. (2) Дер­жа­лись в сек­ре­те воен­ные тай­ны, о днях же его выступ­ле­ний в поход зара­нее откры­то объ­яв­ля­лось, так что уже за два меся­ца выве­ши­вал­ся эдикт, в кото­ром было напи­са­но: «В такой-то день, в такой-то час я выступ­лю из Рима и, если будет угод­но богам, оста­нов­люсь у пер­вой оста­нов­ки». Затем пере­чис­ля­лись по поряд­ку оста­нов­ки, затем — лагер­ные сто­ян­ки, затем места, где сле­ду­ет полу­чить про­до­воль­ст­вие, и так далее, вплоть до гра­ниц с вар­ва­ра­ми. (3) С это­го же места начи­на­лось мол­ча­ние, и все шли в неведе­нии, чтобы вар­ва­ры не зна­ли пла­нов рим­лян. (4) И дей­ст­ви­тель­но, он нико­гда не обма­ны­вал отно­си­тель­но сво­их наме­ре­ний, гово­ря, что не жела­ет, чтобы его при­двор­ные тор­го­ва­ли его рас­по­ря­же­ни­я­ми. Так было при Гелио­га­ба­ле, когда евну­хи тор­го­ва­ли всем. (5) Эта поро­да людей жела­ет знать все при­двор­ные тай­ны, чтобы казать­ся един­ст­вен­ны­ми, сколь­ко-нибудь осве­дом­лен­ны­ми, и иметь сред­ства для при­об­ре­те­ния вли­я­ния или денег. (6) И так как речь зашла об обна­ро­до­ва­нии рас­по­ря­же­ний, то я добав­лю сле­дую­щее: когда он хотел дать про­вин­ци­ям пра­ви­те­лей или поста­вить началь­ни­ков и про­ку­ра­то­ров, то есть счет­ных чинов­ни­ков¹⁴⁸, он объ­яв­лял их име­на и пред­ла­гал вся­ко­му, кто обви­ня­ет их в чем-либо, дока­зать свое обви­не­ние ясны­ми ули­ка­ми, — если же они не дока­жут сво­его обви­не­ния, то сами под­ле­жат смерт­ной каз­ни. (7) Он гово­рил, что раз хри­сти­ане и иудеи посту­па­ют таким обра­зом, зара­нее огла­шая име­на тех, кто дол­жен быть постав­лен в свя­щен­ни­ки, то тем более необ­хо­ди­мо делать это в отно­ше­нии пра­ви­те­лей про­вин­ции, кото­рым дове­ря­ет­ся состо­я­ние и жизнь людей¹⁴⁹.

XLVI. (1) Он назна­чил содер­жа­ние помощ­ни­кам долж­ност­ных лиц¹⁵⁰. Впро­чем, он часто гово­рил, что выдви­гать нуж­но тех, кто может вести государ­ст­вен­ные дела само­сто­я­тель­но, а не через помощ­ни­ков. При этом он добав­лял, что у воен­ных — свой круг дея­тель­но­сти, у обра­зо­ван­ных людей — свой, и поэто­му каж­дый дол­жен делать то, что зна­ет. (2) Най­ден­ные кла­ды он дарил тем, кто их нашел¹⁵¹. Если ж кла­ды были зна­чи­тель­ны, то он пред­ла­гал нашед­шим поде­лить­ся с его домаш­ни­ми слу­га­ми. (3) Он обду­мы­вал и делал себе запи­си — кому он что дал. Если он знал, что кто-нибудь ниче­го не про­сил у него или про­сил немно­го, чтобы улуч­шить свое поло­же­ние, то при­зы­вал тако­го чело­ве­ка и гово­рил ему: «Поче­му ты ни о чем меня не про­сишь? Не хочешь ли ты сде­лать меня сво­им долж­ни­ком? Про­си, чтобы не жало­вать­ся потом, что ты от меня ниче­го не полу­чил». (4) В поряд­ке бла­го­де­я­ния он давал то, что не вреди­ло его доб­рой сла­ве, — иму­ще­ство нака­зан­ных, но при этом нико­гда не дарил золота, сереб­ра или дра­го­цен­ных кам­ней, так как все это он вно­сил в государ­ст­вен­ную каз­ну¹⁵², давал он долж­но­сти началь­ни­ков в граж­дан­ском управ­ле­нии (но не у вои­нов), давал и адми­ни­ст­ра­тив­ные посты, отно­ся­щи­е­ся к про­ку­ра­ту­рам. (5) Счет­ных чинов­ни­ков он быст­ро менял, так что никто из них не выслу­жи­вал боль­ше года. Даже если они были хоро­ши, он нена­видел их, назы­вая неиз­беж­ным злом. Долж­но­сти намест­ни­ков, про­кон­су­лов и лега­тов он нико­гда не давал в каче­стве бла­го­де­я­ния, но все­гда — руко­вод­ст­ву­ясь либо соб­ст­вен­ным суж­де­ни­ем, либо суж­де­ни­ем сена­та.

XLVII. (1) Пита­ние вои­нов во вре­мя похо­да он рас­пре­де­лял так, что они полу­ча­ли про­до­воль­ст­вие на оста­нов­ках и не носи­ли с собой, как это обыч­но дела­ет­ся, съест­ных при­па­сов на сем­на­дцать дней¹⁵³. Исклю­че­ние дела­лось толь­ко в вар­вар­ской стране, но и там он помо­гал им мула­ми и вер­блюда­ми; при этом он гово­рил, что вои­нов он обе­ре­га­ет боль­ше, чем само­го себя, так как бла­го­по­лу­чие государ­ства зави­сит от них. (2) Боль­ных вои­нов, даже самых млад­ших, он сам наве­щал в палат­ках, возил в кры­тых повоз­ках и помо­гал им всем необ­хо­ди­мым. (3) Если они заболе­ва­ли очень тяже­ло, он рас­пре­де­лял их по горо­дам и поме­стьям у наи­бо­лее ува­жае­мых отцов семейств и у без­упреч­ных мат­рон. Поне­сен­ные послед­ни­ми рас­хо­ды он воз­ме­щал неза­ви­си­мо от того, выздо­рав­ли­ва­ли ли вои­ны или уми­ра­ли.

XLVIII. (1) Когда некий Ови­ний Камилл¹⁵⁴, сена­тор из древ­ней фами­лии, чело­век очень изне­жен­ный, заду­мал, стре­мясь к тира­нии, под­нять про­тив него вос­ста­ние, и об этом было доне­се­но Алек­сан­дру, при­чем вина сра­зу же была дока­за­на, — Алек­сандр при­гла­сил его в Пала­тин­ский дво­рец, побла­го­да­рил его за то, что тот доб­ро­воль­но при­ни­мал на себя заботу о государ­стве, от кото­рой отка­зы­ва­ют­ся хоро­шие люди, когда ее на них воз­ла­га­ют, (2) затем отпра­вил­ся с ним в сенат и назвал его там участ­ни­ком вер­хов­ной вла­сти, меж­ду тем как тот был в ужа­се и чуть ли не уми­рал от созна­ния сво­ей вели­кой дер­зо­сти. Затем Алек­сандр при­нял его в Пала­тин­ском двор­це, при­гла­сил на пир и наде­лил зна­ка­ми импе­ра­тор­ско­го досто­ин­ства, да еще луч­ши­ми по срав­не­нию с теми, какие носил он сам. (3) Когда же был объ­яв­лен поход про­тив вар­ва­ров, он убеж­дал его либо идти само­му, если жела­ет, либо отпра­вить­ся вме­сте с ним. (4) Так как сам он совер­шал путь пеш­ком, то и Ови­нию пред­ло­жил потрудить­ся. Тот, прой­дя пять миль, стал отста­вать; тогда Алек­сандр при­ка­зал ему сесть на коня. Когда же после двух пере­хо­дов тот устал и от вер­хо­вой езды, Алек­сандр поса­дил его в кры­тую повоз­ку. (5) Тот отка­зал­ся и от это­го — из стра­ха или вполне искренне, при­чем даже отре­кал­ся от вла­сти и гото­вил­ся к смер­ти, а Алек­сандр отпу­стил его; пре­по­ру­чив его вои­нам, кото­рые пита­ли осо­бен­ную любовь к Алек­сан­дру, он при­ка­зал ему спо­кой­но отпра­вить­ся в свои име­ния, где тот еще дол­го про­жил. (6) Впо­след­ст­вии, одна­ко, он был убит — по при­ка­зу импе­ра­то­ра Мак­си­ми­на — на том осно­ва­нии, что и он — воен­ный чело­век, и Алек­сандр был убит вои­на­ми. Я знаю, что народ­ная мол­ва свя­зы­ва­ет при­веден­ный мной слу­чай с Тра­я­ном, одна­ко в жиз­не­опи­са­нии послед­не­го ни Марий Мак­сим, ни Фабий Мар­цел­лин, ни Авре­лий Вер, ни Ста­ций Валент, опи­сав­шие всю его жизнь, не рас­ска­за­ли это­го слу­чая. (7) Наобо­рот, и Сеп­ти­мин, и Ахо­лий, и Энкол­пий¹⁵⁵, опи­сав­шие жизнь Алек­сандра, и про­чие писа­те­ли сооб­щи­ли это об Алек­сан­дре. (8) Я доба­вил это для того, чтобы никто не пола­гал­ся на народ­ную мол­ву боль­ше, чем на исто­рию; послед­няя ока­зы­ва­ет­ся, во вся­ком слу­чае, вер­нее народ­ной мол­вы.

XLIX. (1) Он нико­гда не допус­кал про­да­жи поче­стей, добы­вае­мых мечом. Он гово­рил: «Кто поку­па­ет, тот неиз­беж­но и про­да­ет. Я не терп­лю тор­гов­цев пол­но­мо­чи­я­ми и тех, кого я не мог бы осудить, если бы они заня­лись тор­гом. Ведь мне стыд­но нака­зы­вать чело­ве­ка, кото­рый купил и про­дал». (2) Он уста­но­вил почет­ные зва­ния пон­ти­фи­ков, квин­де­цем­ви­ров и авгу­ров, при­том таким обра­зом, что о назна­че­ни­ях дово­ди­лось до сведе­ния сена­та. (3) Дексипп¹⁵⁶ ска­зал, что Алек­сандр женил­ся на доче­ри неко­е­го Мак­ри­а­на и нарек послед­не­го Цеза­рем; (4) когда же Мак­ри­ан заду­мал ковар­ным обра­зом убить Алек­сандра и интри­га была обна­ру­же­на, Мак­ри­ан был каз­нен, а жена Алек­сандра отверг­ну­та. (5) Он же гово­рит, что Гелио­га­бал при­хо­дил­ся Алек­сан­дру дядей по отцу и не был сыном сест­ры его мате­ри. (6) Когда хри­сти­ане заня­ли какое-то место, рань­ше быв­шее обще­ст­вен­ным, а трак­тир­щи­ки воз­ра­жа­ли про­тив это­го, выстав­ляя свои при­тя­за­ния, Алек­сандр в сво­ем рескрип­те напи­сал: «Луч­ше пусть так или ина­че совер­ша­ет­ся покло­не­ние богу, чем отда­вать это место трак­тир­щи­кам».

L. (1) Таким выдаю­щим­ся и пре­вос­ход­ным импе­ра­то­ром он был в сво­ей домаш­ней и обще­ст­вен­ной жиз­ни, когда он начал пар­фян­ский поход¹⁵⁷. Он про­вел его при такой дис­ци­плине, таком ува­же­нии к импе­ра­то­ру, что мож­но было бы ска­зать, — поход совер­ша­ют не вои­ны, а сена­то­ры. (2) Всюду, где про­хо­ди­ли леги­о­ны, три­бу­ны были все­гда мол­ча­ли­вы, цен­ту­ри­о­ны скром­ны, вои­ны веж­ли­вы. На само­го Алек­сандра за все эти столь мно­го­чис­лен­ные и вели­кие бла­го­де­я­ния про­вин­ци­а­лы смот­ре­ли как на бога. (3) Да и сами вои­ны люби­ли моло­до­го импе­ра­то­ра как бра­та, как сына, как отца. Они были пре­крас­но оде­ты, обу­ты даже кра­си­во, вели­ко­леп­но воору­же­ны, обес­пе­че­ны коня­ми с отлич­ны­ми уздеч­ка­ми и сед­ла­ми. Вооб­ще, вся­кий, кто видел вой­ско Алек­сандра, пони­мал, что такое Рим­ское государ­ство. (4) И сам он ста­рал­ся казать­ся достой­ным сво­его вели­ко­го име­ни и — мало того — пре­взой­ти вели­ко­го македо­ня­ни­на. Он гово­рил, что долж­на быть боль­шая раз­ни­ца меж­ду рим­ским Алек­сан­дром и македон­ским. (5) Он создал себе отряд среб­ро­щит­ни­ков и зла­то­щит­ни­ков, создал и фалан­гу из трид­ца­ти тысяч вои­нов, кото­рых при­ка­зал назы­вать фалан­га­ри­я­ми, и с ними очень успеш­но дей­ст­во­вал в Пер­сид­ской зем­ле¹⁵⁸. Фалан­га состо­я­ла из шести леги­о­нов, оди­на­ко­во воору­жен­ных; после Пер­сид­ской вой­ны они полу­ча­ли повы­шен­ное жало­ва­ние.

LI. (1) Дары от царей он поме­щал в хра­мах. Пре­под­не­сен­ные ему дра­го­цен­ные кам­ни он про­дал, пола­гая, что вла­деть дра­го­цен­ны­ми кам­ня­ми — жен­ское дело: их нель­зя раздать вои­нам, и муж­чине нель­зя их иметь. (2) Когда какой-то посол пре­под­нес его жене через него же само­го две жем­чу­жи­ны огром­но­го веса и небы­ва­лой вели­чи­ны, он при­ка­зал про­дать их. (3) Ввиду невоз­мож­но­сти уста­но­вить их цену он пред­на­зна­чил их на серь­ги Вене­ре¹⁵⁹ — чтобы цари­ца, если она будет поль­зо­вать­ся тем, чего нель­зя купить, не пода­ва­ла дур­но­го при­ме­ра дру­гим. (4) Опе­ку­ном его был Уль­пи­ан, при­чем мать сна­ча­ла была про­тив это­го, а потом была бла­го­дар­на Уль­пи­а­ну. Алек­сандр часто защи­щал его от гне­ва вои­нов, при­кры­вая его сво­ей пор­фи­рой. Если он стал вели­ким импе­ра­то­ром, то имен­но пото­му, что пра­вил государ­ст­вом, руко­во­дясь сове­та­ми Уль­пи­а­на¹⁶⁰. (5) Гото­вясь к бою и во вре­мя похо­дов, он зав­тра­кал и обедал в рас­кры­тых палат­ках, при­чем ел сол­дат­скую пищу на виду у всех и ко все­об­ще­му удо­воль­ст­вию. Он обхо­дил почти все палат­ки и нико­му не поз­во­лял отлу­чать­ся из части. (6) Если кто-нибудь сво­ра­чи­вал с доро­ги в чье-нибудь вла­де­ние, то — в зави­си­мо­сти от досто­ин­ства это­го вла­де­ния — под­вер­гал­ся в его при­сут­ст­вии нака­за­нию пал­ка­ми или роз­га­ми или же — штра­фу; если же такие нака­за­ния были несов­ме­сти­мы с высо­ким поло­же­ни­ем винов­но­го, Алек­сандр обра­щал­ся к нему с самы­ми тяж­ки­ми упре­ка­ми. Он гово­рил: «А ты хочешь, чтобы на тво­ей зем­ле было сде­ла­но то, что ты дела­ешь у дру­го­го?». (7) Он часто повто­рял сло­ва, кото­рые он запом­нил, услы­хав их от каких-то иуде­ев или хри­сти­ан, и, нака­зы­вая кого-либо, при­ка­зы­вал гла­ша­таю гово­рить: (8) «Не делай дру­го­му того, чего не хочешь само­му себе». Он так любил это изре­че­ние, что при­ка­зал напи­сать его в Пала­тин­ском двор­це и в обще­ст­вен­ных соору­же­ни­ях.

LII. (1) Услы­хав о том, что воин обидел какую-то ста­руш­ку, он лишил его воин­ско­го зва­ния и отдал ей в рабы, чтобы тот кор­мил ее, так как он был тележ­ным масте­ром. Эта мера огор­чи­ла вои­нов, но Алек­сандр убедил всех спо­кой­но отне­стись к ней и при­пуг­нул их. (2) Хотя он был жест­ким и непре­клон­ным, но прав­ле­ние его назва­но было ἀναίμακ­τον, бес­кров­ным, так как он не пре­дал смер­ти ни одно­го сена­то­ра, как рас­ска­зы­ва­ет гре­че­ский исто­рик Геро­ди­ан в исто­рии сво­его вре­ме­ни¹⁶¹. (3) Он был так строг по отно­ше­нию к вои­нам, что часто кас­си­ро­вал целые леги­о­ны, назы­вая вои­нов не вои­на­ми, а кви­ри­та­ми. Он нико­гда не боял­ся вой­ска, пото­му что в жиз­ни его нель­зя было упрек­нуть в том, что три­бу­ны или воен­ные началь­ни­ки ута­и­ва­ли что-нибудь из жало­ва­ния вои­нов. Он гово­рил: «Воин не вну­ша­ет опа­се­ния, если он одет, воору­жен, обут, сыт и име­ет кое-что в поя­се»¹⁶² — ведь нищен­ство вои­на дово­ди­ло воору­жен­но­го чело­ве­ка до самых отча­ян­ных поступ­ков. (4) Он поз­во­лял три­бу­нам и воен­ным началь­ни­кам иметь обслу­жи­ваю­щий пер­со­нал толь­ко из вои­нов и при­ка­зал, чтобы перед три­бу­ном шло чет­ве­ро вои­нов, перед воен­ным началь­ни­ком — шесте­ро, перед лега­том — деся­те­ро и чтобы они бра­ли этих вои­нов в свои дома.

LIII. (1) Чтобы мож­но было ясно пред­ста­вить себе его стро­гость, я счел необ­хо­ди­мым при­ве­сти здесь одну его речь¹⁶³ на сол­дат­ской сход­ке; она пока­зы­ва­ет, как он смот­рел на воен­ное дело. (2) Когда он при­был в Антио­хию и ему сооб­щи­ли, что вои­ны про­во­дят вре­мя в банях, с жен­щи­на­ми, в наслаж­де­ни­ях¹⁶⁴, он при­ка­зал всех их схва­тить и заклю­чить в око­вы. (3) Когда весть об этом рас­про­стра­ни­лась, под­нял­ся мятеж сре­ди вои­нов того леги­о­на, сото­ва­ри­щи кото­рых были заклю­че­ны в око­вы. (4) Тогда он под­нял­ся на три­бу­ну, к три­буне были при­веде­ны все заклю­чен­ные в око­вы и он, окру­жен­ный вои­на­ми, при­том воору­жен­ны­ми, начал так: (5) «Сорат­ни­ки, впро­чем сорат­ни­ки толь­ко в том слу­чае, если вы не одоб­ря­е­те поступ­ков ваших това­ри­щей, — дис­ци­пли­на пред­ков охра­ня­ет суще­ст­во­ва­ние государ­ства. Если она поко­леб­лет­ся, мы поте­ря­ем и имя рим­лян и импе­рию. (6) Под нашей вла­стью не долж­но про­ис­хо­дить то, что дела­лось недав­но при той гряз­ной ско­тине¹⁶⁵. (7) Рим­ские вои­ны, ваши това­ри­щи, мои това­ри­щи и сорат­ни­ки, зани­ма­ют­ся любо­вью, пьян­ст­ву­ют, купа­ют­ся по гре­че­ско­му обы­чаю и пре­да­ют­ся рос­кош­ной жиз­ни. Неуже­ли я буду даль­ше тер­петь это? Неуже­ли я не пре­дам их каз­ни?». (8) После этих слов под­нял­ся шум. Тогда он про­дол­жал: «Что же вы не може­те удер­жать ваше­го кри­ка? На войне он нужен про­тив вра­га, а не про­тив ваше­го импе­ра­то­ра. (9) Ваши инструк­то­ры¹⁶⁶ научи­ли вас, конеч­но, изда­вать его про­тив сар­ма­тов, гер­ман­цев, пер­сов, а не про­тив того, кто дал вам полу­чен­ное от про­вин­ци­а­лов про­до­воль­ст­вие, дал одеж­ду, дал жало­ва­нье. (10) Итак, удер­жи­те ваш дикий крик, нуж­ный на поле бит­вы и на войне, чтобы я сей­час же не рас­пу­стил вас всех одним дви­же­ни­ем уст и одним сло­вом: кви­ри­ты. Да и неиз­вест­но, кви­ри­ты ли вы еще. (11) Ибо вы недо­стой­ны при­над­ле­жать даже к рим­ско­му про­сто­му наро­ду, раз вы не при­зна­е­те рим­ско­го зако­на».

LIV. (1) И так как вои­ны ста­ли шуметь еще силь­нее и даже угро­жать ему ору­жи­ем, он ска­зал: «Опу­сти­те ваши руки, кото­рые долж­ны быть под­ня­ты про­тив вра­га, если вы храб­ры, ибо меня это не пуга­ет. (2) Ведь если вы убье­те одно­го чело­ве­ка, то оста­нет­ся еще государ­ство, оста­нет­ся сенат, оста­нет­ся рим­ский народ — и они ото­мстят за меня». (3) Так как вои­ны и после это­го про­дол­жа­ли шуметь, он вос­клик­нул: «Кви­ри­ты, разой­ди­тесь и сло­жи­те ору­жие!». (4) Изу­ми­тель­ное дело — все сло­жи­ли ору­жие, сбро­си­ли даже воен­ные пла­щи и ушли не в лагерь, а на раз­ные посто­я­лые дво­ры. (5) Тогда-то впер­вые и ста­ло ясно, какое зна­че­ние име­ет его стро­гость. (6) Его сви­та и те, кто окру­жал импе­ра­то­ра, при­нес­ли в лагерь знач­ки, а народ, собрав ору­жие, понес его во дво­рец. (7) Рас­кас­си­ро­ван­ный же леги­он Алек­сандр после дол­гих просьб через трид­цать дней, перед отправ­ле­ни­ем в пер­сид­ский поход, вос­ста­но­вил в его преж­нем виде. Победу он одер­жал глав­ным обра­зом бла­го­да­ря храб­ро­сти это­го леги­о­на. Три­бу­нов послед­не­го он, одна­ко, пре­дал каз­ни за то, что вслед­ст­вие их нера­ди­во­сти вои­ны пре­да­ва­лись рос­кош­ной жиз­ни в Дафне, или за то, что по их попу­сти­тель­ству вой­ско под­ня­ло мятеж.

LV. (1) Отпра­вив­шись затем в Пер­сию с боль­шим воен­ным сна­ря­же­ни­ем, он победил могу­ще­ст­вен­ней­ше­го царя Арта­к­серк­са. Сам Алек­сандр обхо­дил флан­ги, обо­д­рял вои­нов, нахо­дил­ся в пре­де­лах дося­гае­мо­сти копий, очень мно­го дей­ст­во­вал и сво­ей соб­ст­вен­ной рукой, вооду­шев­лял сло­ва­ми отдель­ных вои­нов на слав­ные дела. (2) Раз­бив и обра­тив в бег­ство столь могу­че­го царя, кото­рый пошел на вой­ну с семью­ста­ми сло­нов, тыся­чью восе­мью­ста­ми сер­по­нос­ных колес­ниц¹⁶⁷ и мно­ги­ми тыся­ча­ми всад­ни­ков, он немед­лен­но вер­нул­ся в Антио­хию и обо­га­тил свое вой­ско добы­чей, взя­той у пер­сов, поз­во­лив три­бу­нам, воен­ным началь­ни­кам и самим вои­нам сохра­нить у себя то, что они захва­ти­ли в селе­ни­ях. (3) Тогда впер­вые у рим­лян появи­лись рабы-пер­сы; впро­чем, он воз­вра­тил их, полу­чив за них выкуп, так как пер­сид­ские цари счи­та­ют позо­ром для себя, чтобы их под­дан­ные были где-либо раба­ми; выкуп он частью отдал тем, кто соб­ст­вен­но­руч­но взял в плен рабов, частью — внес в государ­ст­вен­ную каз­ну.

LVI. (1) После это­го он при­был в Рим и, отпразд­но­вав бле­стя­щий три­умф¹⁶⁸, преж­де все­го про­из­нес в сена­те сле­дую­щую речь. (2) Из сенат­ских прото­ко­лов — за шесть дней до октябрь­ских календ¹⁶⁹: «Отцы сена­то­ры¹⁷⁰, мы победи­ли пер­сов. Нет нуж­ды в дол­гом крас­но­ре­чии. Вы долж­ны лишь знать, како­во было их ору­жие, како­во сна­ря­же­ние. (3) Преж­де все­го семь­сот сло­нов, на них баш­ни со стрел­ка­ми и гру­зом стрел. Из них трид­цать мы захва­ти­ли, две­сти лежат уби­тые, восем­на­дцать мы при­ве­ли сюда. (4) Тыся­ча восемь­сот колес­ниц, снаб­жен­ных сер­па­ми. Мы мог­ли бы при­вез­ти сюда две­сти колес­ниц, у кото­рых живот­ные были уби­ты, но так как это мож­но было и под­стро­ить, то мы сочли излиш­ним делать это¹⁷¹. (5) Мы раз­би­ли сто два­дцать тысяч их всад­ни­ков — кон­ни­ков-пан­цир­ни­ков¹⁷², тех, кого они назы­ва­ют кли­ба­на­ри­я­ми, — мы уби­ли во вре­мя вой­ны десять тысяч; их ору­жи­ем мы воору­жи­ли сво­их. Мно­го пер­сов мы взя­ли в плен и про­да­ли. (6) Мы вер­ну­ли себе меж­ду­реч­ные зем­ли (то есть зем­ли Месо­пота­мии), о кото­рых не забо­ти­лось это гряз­ное чудо­ви­ще¹⁷³. (7) Арта­к­серк­са, и на деле и по име­ни могу­ще­ст­вен­ней­ше­го царя, мы раз­би­ли и обра­ти­ли в бег­ство, так что бег­ство его виде­ла Пер­сид­ская зем­ля, и сам царь, бро­сив свои знач­ки¹⁷⁴, бежал по той доро­ге, по кото­рой неко­гда были про­не­се­ны знач­ки наших войск. (8) Вот что совер­ше­но, отцы сена­то­ры. Нет нуж­ды в крас­но­ре­чии. Вои­ны воз­вра­ща­ют­ся бога­ты­ми, при победе никто не чув­ст­ву­ет труда. (9) Ваш долг — назна­чить бла­годар­ст­вен­ное моле­ние, чтобы ним не ока­зать­ся небла­го­дар­ны­ми по отно­ше­нию к богам». — Воз­гла­сы сена­та: «Алек­сандр Август, да хра­нят тебя боги! Вели­чай­ший Пер­сид­ский, да хра­нят тебя боги! Под­лин­но — Пар­фян­ский, под­лин­но — Пер­сид­ский!¹⁷⁵. Тро­феи твои и мы видим, победы и мы видим! (10) Хва­ла моло­до­му импе­ра­то­ру, отцу оте­че­ства, вели­ко­му пон­ти­фи­ку! Бла­го­да­ря тебе мы наде­ем­ся победить гер­ман­цев, бла­го­да­ря тебе всюду пред­видим победу! Побеж­да­ет тот, кто управ­ля­ет вои­на­ми! Богат сенат, богат воин, богат рим­ский народ!».

LVII. (1) Отпу­стив сенат, он под­нял­ся на Капи­то­лий и, совер­шив свя­щен­но­дей­ст­вие и поме­стив в хра­ме пер­сид­ские рубаш­ки, про­из­нес на народ­ной сход­ке сле­дую­щую речь: «Кви­ри­ты, мы победи­ли пер­сов. Вои­нов мы при­ве­ли назад бога­ты­ми. Вам обе­ща­ем разда­чу, а зав­тра дадим Пер­сид­ские игры в цир­ке». (2) Это мы нашли и в анна­лах и у мно­гих писа­те­лей. Неко­то­рые, одна­ко, гово­рят, что, пре­дан­ный сво­им рабом, он не победил царя, а бежал, чтобы не быть побеж­ден­ным. (3) Кто про­чи­тал боль­шую часть писа­те­лей, тот не сомне­ва­ет­ся, что это сооб­ще­ние про­ти­во­ре­чит мне­нию мно­гих. Ведь гово­рят и то, что он поте­рял свое вой­ско вслед­ст­вие голо­да, холо­да¹⁷⁶ и болез­ней, как рас­ска­зы­ва­ет, напри­мер, Геро­ди­ан, вопре­ки мне­нию мно­гих. (4) После это­го Алек­сандр с необык­но­вен­ной сла­вой, в сопро­вож­де­нии сена­та, всад­ни­че­ско­го сосло­вия и все­го наро­да, сре­ди обсту­пив­ших его со всех сто­рон жен­щин и детей, глав­ным обра­зом — жен вои­нов, под­нял­ся пеш­ком на Палан­тин, а четы­ре сло­на повез­ли назад три­ум­фаль­ную колес­ни­цу¹⁷⁷. (5) Алек­сандра люди нес­ли на руках и почти не поз­во­ля­ли ему идти в тече­ние четы­рех часов. Со всех сто­рон нес­лись общие кри­ки: «Рим бла­го­ден­ст­ву­ет, государ­ство бла­го­ден­ст­ву­ет, ибо бла­го­ден­ст­ву­ет Алек­сандр!». (6) На сле­дую­щий день, по окон­ча­нии цир­ко­вых игр и теат­раль­ных пред­став­ле­ний, он затем про­из­вел разда­чу наро­ду. (7) Подоб­но тому как Анто­нин учредил «фау­сти­нин­ских дево­чек»¹⁷⁸, Алек­сандр учредил «мам­ме­ин­ских дево­чек» и «мам­ме­ин­ских маль­чи­ков».

LVIII. (1) Счаст­ли­во шли дела и в Мавре­та­нии Тин­ги­тан­ской под началь­ст­вом Фурия Цель­за, и в Илли­рии под началь­ст­вом Вария Мак­ри­на, род­ст­вен­ни­ка Алек­сандра, и в Арме­нии под началь­ст­вом Юния Паль­ма­та¹⁷⁹ — из всех мест ему были достав­ле­ны таб­лич­ки, укра­шен­ные лав­ра­ми. Они в раз­ное вре­мя были про­чи­та­ны в сена­те и перед наро­дом, а после того как их, нако­нец, полу­чи­ли из Исав­рии, Алек­сан­дру были при­сво­е­ны все почет­ные зва­ния¹⁸⁰. (2) Тем, кто хоро­шо вел государ­ст­вен­ные дела, были назна­че­ны зна­ки кон­суль­ско­го досто­ин­ства с добав­ле­ни­ем жре­че­ских долж­но­стей и име­ний тем из них, кто был беден и отя­го­щен года­ми. (3) Плен­ни­ков из раз­лич­ных наро­дов он пода­рил дру­зьям, если это поз­во­лял дет­ский или моло­дой воз­раст этих людей. Одна­ко людей, близ­ких к царю и знат­ных, он назна­чил в вой­ска — на невы­со­кие долж­но­сти. (4) Зем­ли, отня­тые у вра­гов, он роздал погра­нич­ным началь­ни­кам и вои­нам, с тем, чтобы эти зем­ли при­над­ле­жа­ли им лишь в том слу­чае, если и наслед­ни­ки их будут слу­жить в вой­ске, и чтобы зем­ли нико­гда не пере­хо­ди­ли в част­ные руки¹⁸¹, он гово­рил, что вои­ны будут рев­ност­нее нести служ­бу, если будут защи­щать и свои поля. (5) Кро­ме того, он дал им скот и рабов, чтобы они мог­ли обра­ба­ты­вать полу­чен­ную ими зем­лю и чтобы соседив­шие с вар­вар­ски­ми обла­стя­ми поля не были поки­ну­ты из-за недо­стат­ка в людях и вслед­ст­вие ста­ро­сти вла­дель­цев — это он счи­тал в выс­шей сте­пе­ни позор­ным.

LIX. (1) После это­го он жил, окру­жен­ный необык­но­вен­ной любо­вью наро­да и сена­та. Когда он отпра­вил­ся на вой­ну с гер­ман­ца­ми¹⁸², все были уве­ре­ны в победе, но неохот­но отпус­ка­ли его и про­во­жа­ли на про­тя­же­нии ста и даже ста пяти­де­ся­ти миль. (2) Очень тяж­ко были и для государ­ства и для него само­го то, что гер­ман­цы гра­би­ли и опу­сто­ша­ли Гал­лию. (3) В довер­ше­ние позо­ра этот народ, кото­рый, каза­лось, все­гда под­чи­нял­ся даже ничтож­ным импе­ра­то­рам, теперь угро­жал Рим­ско­му государ­ству уже после победы над пар­фя­на­ми. (4) Алек­сандр шел боль­ши­ми пере­хо­да­ми, ведя радост­ных вои­нов. Одна­ко, узнав, что и здесь леги­о­ны мятеж­ны, он при­ка­зал рас­пу­стить их. (5) Но гал­лы, народ по сво­е­му харак­те­ру суро­вый и непо­кор­ный, часто при­чи­няв­ший непри­ят­но­сти импе­ра­то­рам, не мог­ли выне­сти чрез­мер­ной стро­го­сти это­го чело­ве­ка, кото­рая после Гелио­га­ба­ла каза­лась еще боль­шей. (6) Итак, когда он был с неболь­шим отрядом в Бри­та­нии¹⁸³, а по утвер­жде­нию дру­гих — в Гал­лии¹⁸⁴, в посел­ке, назы­вав­шем­ся Сици­ли­ей, его уби­ли какие-то вои­ны — не по обще­му реше­нию вой­ска, но как раз­бой­ни­ки; это были глав­ным обра­зом вои­ны, кото­рые раз­бо­га­те­ли от наград Гелио­га­ба­ла и не мог­ли тер­петь стро­го­го госуда­ря. (7) Мно­гие гово­рят, что его уби­ли подо­слан­ные Мак­си­ми­ном ново­бран­цы, кото­рые были даны послед­не­му для обу­че­ния; мно­гие гово­рят ина­че. (8) Одна­ко вер­но то, что его уби­ли вои­ны; при этом они гово­ри­ли мно­го оскор­би­тель­но­го о нем, как о маль­чиш­ке, и о его мате­ри, ску­пой и жад­ной.

LX. (1) Пра­вил он три­на­дцать лет и девять дней¹⁸⁵. Про­жил он два­дцать девять лет, три меся­ца и семь дней. (2) Он во всем руко­вод­ст­во­вал­ся сове­та­ми мате­ри, вме­сте с кото­рой он и был убит. (3) Зна­ме­ния его смер­ти были сле­дую­щие. Когда он молил­ся в день сво­его рож­де­ния, окро­вав­лен­ное жерт­вен­ное живот­ное убе­жа­ло и обаг­ри­ло кро­вью его белую одеж­ду, в кото­рой он сто­ял, — ведь он дер­жал себя как про­стой граж­да­нин и нахо­дил­ся сре­ди наро­да. (4) Огром­ное ста­рое лав­ро­вое дере­во во двор­це како­го-то горо­да, откуда он отправ­лял­ся на вой­ну, вне­зап­но рух­ну­ло цели­ком на зем­лю. (5) Три фиго­вых дере­ва — из тех, что при­но­сят так назы­вае­мые алек­сан­дров­ские фиги¹⁸⁶, — вне­зап­но упа­ли перед его палат­кой, когда импе­ра­тор­ская палат­ка была при­креп­ле­на к ним. (6) Когда он про­хо­дил, жен­щи­на-дру­идес­са крик­ну­ла ему по-галль­ски: «Иди, но не надей­ся на победу и не верь сво­им вои­нам!»¹⁸⁷. (7) Когда он под­нял­ся на три­бу­ну, чтобы гово­рить речь, и хотел ска­зать что-нибудь бла­го­при­ят­ное, он начал так: «После убий­ства импе­ра­то­ра Гелио­га­ба­ла». (8) Зна­ме­ние заклю­ча­лось в том, что, гото­вясь отпра­вить­ся на вой­ну, он начал речь к вои­нам небла­го­при­ят­ны­ми сло­ва­ми.

LXI. (1) Но ко все­му это­му он отнес­ся с пол­ней­шим пре­зре­ни­ем и, отпра­вив­шись на вой­ну, был убит в ука­зан­ном выше месте сле­дую­щим обра­зом¹⁸⁸. (2) Он на виду у всех позав­тра­кал, полу­чив сол­дат­скую пищу (ниче­го дру­го­го вои­ны, раз­би­рая палат­ку, не нашли). (3) В то вре­мя как он после еды отды­хал, при­бли­зи­тель­но в седь­мом часу дня один из гер­ман­цев, испол­няв­ший обя­зан­но­сти щито­нос­ца, вошел в палат­ку. Все спа­ли, бодр­ст­во­вал меж­ду тем толь­ко импе­ра­тор, кото­рый и увидел его. (4) Алек­сандр спро­сил у гер­ман­ца: «Что там такое, това­рищ? (5) Ты при­но­сишь какую-нибудь весть о вра­гах?». Тот пере­пу­гал­ся и, не наде­ясь оправ­дать­ся в том, что он гру­бо ворвал­ся в палат­ку госуда­ря, бро­сил­ся к сво­им сото­ва­ри­щам по палат­ке и под­нял их на убий­ство суро­во­го госуда­ря. (6) Те, воору­жен­ные, вбе­жа­ли в боль­шом чис­ле в палат­ку, изру­би­ли без­оруж­ных и сопро­тив­ляв­ших­ся, а само­го Алек­сандра пора­зи­ли мно­же­ст­вом уда­ров. (7) Неко­то­рые гово­рят, что вооб­ще не было ска­за­но ника­ких слов и толь­ко вои­ны кри­ча­ли: «Выхо­ди, ухо­ди». Так был убит пре­вос­ход­ный моло­дой чело­век… (8) Но все воен­ное сна­ря­же­ние, кото­рое потом взял с собой в Гер­ма­нию Мак­си­мин, было созда­но Алек­сан­дром; оно пока­за­ло свою мощь у армян, осдро­е­нов¹⁸⁹, пар­фян и у всех дру­гих людей.

LXII. (1) Что Алек­сандр отно­сил­ся с пре­зре­ни­ем к смер­ти — это дока­зы­ва­ет и та неустра­ши­мость, с какой он все­гда усми­рял вои­нов, и сле­дую­щее обсто­я­тель­ство. (2) Аст­ро­лог Тра­зи­бул¹⁹⁰ был с ним в очень дру­же­ст­вен­ных отно­ше­ни­ях. Когда он ска­зал Алек­сан­дру, что тот обя­за­тель­но погибнет от вар­вар­ско­го меча, Алек­сандр сна­ча­ла обра­до­вал­ся, так как думал, что его ждет смерть на войне, достой­ная импе­ра­то­ра. (3) Затем он стал рас­суж­дать, ука­зы­вая, что все наи­бо­лее выдаю­щи­е­ся люди погиб­ли насиль­ст­вен­ной смер­тью; при этом он назвал само­го Алек­сандра, чью имя он носил, Пом­пея, Цеза­ря, Демо­сфе­на, Тул­лия и дру­гих заме­ча­тель­ных мужей, погиб­ших неспо­кой­ной смер­тью. (4) Он пре­ис­пол­нил­ся такой гор­до­сти, что счи­тал себя достой­ным срав­нять­ся с бога­ми, если он погибнет на войне. (5) Одна­ко дей­ст­ви­тель­ность обма­ну­ла его, ибо он погиб от вар­вар­ско­го меча и от руки вар­ва­ра-щито­нос­ца — не на войне, а во вре­мя вой­ны.

LXIII. (1) Смерть его при­чи­ни­ла вели­чай­шее огор­че­ние вои­нам, даже тем, кото­рые были когда-то рас­кас­си­ро­ва­ны им, и они пере­би­ли винов­ни­ков убий­ства¹⁹¹. (2) Рим­ский народ и весь сенат вме­сте со все­ми про­вин­ци­а­ла­ми нико­гда не испы­ты­ва­ли боль­шей гру­сти и горе­чи, тем более что гру­бость и неоте­сан­ность его пре­ем­ни­ка Мак­си­ми­на, как воен­но­го чело­ве­ка, к кото­ро­му вме­сте с его сыном пере­шла после Алек­сандра импе­ра­тор­ская власть, пред­ве­ща­ли, по-види­мо­му, неиз­беж­ность наступ­ле­ния более тяже­лых вре­мен. Сенат при­чис­лил Алек­сандра к богам¹⁹². (3) Он был почтен кенота­фи­ем в Гал­лии и вели­ко­леп­ней­шей гроб­ни­цей в Риме¹⁹³. (4) Учреж­де­но было и това­ри­ще­ство жре­цов, назван­ных Алек­сан­дро­вы­ми¹⁹⁴. Добав­ле­но было и празд­не­ство в память его мате­ри и его само­го, кото­рое и поныне весь­ма набож­но справ­ля­ет­ся в Риме в день его рож­де­ния. (5) В каче­стве при­чи­ны его убий­ства иные выстав­ля­ют то, что мать его хоте­ла из чван­ства бро­сить Гер­ман­скую вой­ну и воз­вра­тить­ся на Восток, и это вызва­ло гнев со сто­ро­ны вой­ска. (6) Но это — выдум­ки почи­та­те­лей Мак­си­ми­на, кото­рые не хоте­ли, чтобы обна­ру­жи­лось, что пре­вос­ход­ный импе­ра­тор убит сво­им дру­гом вопре­ки боже­ским и чело­ве­че­ским зако­нам.

LXIV. (1) До это­го вре­ме­ни импе­рия рим­ско­го наро­да име­ла тако­го госуда­ря, кото­рый пра­вил более или менее дол­го. После Алек­сандра власть захва­ты­ва­ли, выры­вая ее друг у дру­га, мно­гие, и одни из них пра­ви­ли по пол­го­да, дру­гие по году, боль­шин­ство — два года, самое боль­шее — три года. Так дли­лось вплоть до тех госуда­рей, кото­рые удер­жи­ва­ли власть доль­ше, — я разу­мею Авре­ли­а­на и сле­дую­щих за ним. (2) Если хва­тит моей жиз­ни, я опуб­ли­кую о них все, что ста­ло мне извест­но¹⁹⁵. (3) Пори­ца­ли Алек­сандра за то, что он не хотел быть сирий­цем, за то, что любил золо­то, был крайне подо­зри­те­лен, при­ду­мы­вал мно­го пода­тей, хотел казать­ся Алек­сан­дром Вели­ким, был черес­чур строг по отно­ше­нию к вои­нам, про­яв­лял любо­пыт­ство по отно­ше­нию к делам част­ных лиц — все это из обла­сти его государ­ст­вен­ной дея­тель­но­сти. (4) Я знаю, боль­шин­ство утвер­жда­ет, буд­то его про­воз­гла­сил Цеза­рем не сенат, а вои­ны; но они совер­шен­но не зна­ют исти­ны — они же гово­рят, что он не был двою­род­ным бра­том Гелио­га­ба­ла. (5) Пусть они по мое­му при­ме­ру про­чи­та­ют исто­ри­ков его вре­ме­ни, осо­бен­но Ахо­лия, кото­рый опи­сал и похо­ды это­го госуда­ря.

LXV. (1) Ты неод­но­крат­но спра­ши­вал, вели­чай­ший Кон­стан­тин, что сде­ла­ло таким госуда­рем его, сирий­ца родом, ино­зем­ца, тогда как столь­ко людей, рим­лян родом, столь­ко людей из дру­гих про­вин­ций ока­за­лось бес­чест­ны­ми, гряз­ны­ми, жесто­ки­ми, отвра­ти­тель­ны­ми, неспра­вед­ли­вы­ми, раз­врат­ны­ми. (2) Преж­де все­го, я могу отве­тить на осно­ва­нии мне­ния порядоч­ных людей, что хоро­шим госуда­рем мож­но быть от при­ро­ды, кото­рая повсюду явля­ет­ся еди­ной мате­рью. Затем, этот мог стать пре­вос­ход­ным под вли­я­ни­ем стра­ха, так как весь­ма дур­ной был убит. (3) Но так как тво­ей мило­сти и бла­го­че­стию сле­ду­ет сооб­щать прав­ду, то я изло­жу то, что я про­чи­тал. (4) Тво­е­му бла­го­че­стию извест­но — это ты про­чи­тал у Мария Мак­си­ма, что в луч­шем поло­же­нии и едва ли не в более без­опас­ном состо­я­нии нахо­дит­ся то государ­ство, в кото­ром дур­ной государь, неже­ли то, в кото­ром дур­ные дру­зья госуда­ря, так как недо­стат­ки одно­го дур­но­го могут быть исправ­ле­ны мно­ги­ми хоро­ши­ми людь­ми, но над мно­ги­ми дур­ны­ми людь­ми нико­им обра­зом не может одер­жать верх один, как бы он ни был хорош. (5) Это было ска­за­но Гомул­лом¹⁹⁶ — само­му Тра­я­ну, когда послед­ний ска­зал, что Доми­ци­ан был очень дур­ным, но имел хоро­ших дру­зей и что поэто­му боль­ше нена­ви­сти вызы­вал к себе Клав­дий, кото­рый дове­рил управ­ле­ние государ­ст­вом в выс­шей сте­пе­ни пороч­ным воль­ноот­пу­щен­ни­кам: ведь луч­ше тер­петь одно­го дур­но­го, чем мно­гих.

LXVI. (1) Но чтобы вер­нуть­ся к делу, — Алек­сандр и сам был пре­вос­ход­ным чело­ве­ком… — ведь это­го жела­ет толь­ко хоро­ший чело­век — и он сле­до­вал сове­там пре­вос­ход­ной мате­ри. (2) Одна­ко и дру­зья у него были без­упреч­ны, достой­ные ува­же­ния, не лука­вые, не гра­би­те­ли, не интри­га­ны, не ковар­ные, не склон­ные ко злу, не враж­деб­ные доб­рым людям, не раз­врат­ные, не жесто­кие, не обма­ны­вав­шие его, не насмеш­ни­ки, не такие, кото­рые ста­ра­лись бы вво­дить его в заблуж­де­ние как глуп­ца, но без­упреч­ные, достой­ные ува­же­ния, воз­дер­жан­ные, набож­ные, любя­щие сво­его госуда­ря люди, кото­рые и сами над ним не сме­я­лись и не жела­ли, чтобы он слу­жил пред­ме­том насме­шек для дру­гих, люди, кото­рые ниче­го не про­да­ва­ли, ни в чем не лга­ли, ниче­го не выду­мы­ва­ли, нико­гда не обма­ны­ва­ли надежд сво­его госуда­ря, но люби­ли его. (3) К тому же — он не дер­жал евну­хов ни в сове­тах, ни сре­ди при­слу­ги, а ведь толь­ко эти люди и губят госуда­рей, желая, чтобы те жили по обы­ча­ям неко­то­рых пле­мен или пер­сид­ских царей¹⁹⁷: ведь это они отда­ля­ют госуда­ря от наро­да и дру­зей, они явля­ют­ся пере­дат­чи­ка­ми и часто сооб­ща­ют не тот ответ, какой был дан, отго­ра­жи­ва­ют от всех сво­его госуда­ря и при­ни­ма­ют все меры к тому, чтобы он ниче­го не знал. Раз они были куп­ле­ны и в дет­стве были раба­ми, то какие у них могут быть порядоч­ные мыс­ли? (4) Нако­нец, сам Алек­сандр выска­зы­вал такое мне­ние: «Я не поз­во­ляю рабам, куп­лен­ным за день­ги, рас­по­ря­жать­ся голо­ва­ми пре­фек­тов, кон­су­лов и сена­то­ров».

LXVII. (1) Я знаю, импе­ра­тор Кон­стан­тин, как опас­но гово­рить это перед импе­ра­то­ром, кото­рый нахо­дит­ся в под­чи­не­нии у таких людей, но, к сча­стью для государ­ства, после того как ты понял¹⁹⁸, какое зло пред­став­ля­ют собой эти него­дяи и как они обма­ны­ва­ют госуда­ря, ты ста­вишь их так низ­ко, что не поз­во­ля­ешь им носить хла­миду и поль­зу­ешь­ся ими толь­ко для домаш­них услуг. (2) Заме­ча­тель­но то, что Алек­сандр не при­ни­мал наедине в Пала­тин­ском двор­це нико­го, кро­ме пре­фек­та, имен­но — Уль­пи­а­на, и нико­му не давал воз­мож­но­сти ни давать пустые обе­ща­ния, тор­гуя его име­нем, ни дур­но гово­рить ему о дру­гих — в осо­бен­но­сти после каз­ни Тури­на, кото­рый часто бол­тал попу­сту, изо­бра­жая его глуп­цом и безум­цем. (3) Кро­ме того, если Алек­сандр нахо­дил, что его дру­зья или род­ст­вен­ни­ки — дур­ные люди, он либо нака­зы­вал их, либо, если ста­рин­ная друж­ба или род­ст­вен­ная связь не поз­во­ля­ли нака­зы­вать их, он уда­лял их от себя, гово­ря: «Мне доро­же все государ­ство, чем они».

LXVIII. (1) Чтобы ты знал, какие лица нахо­ди­лись в его сове­те, я пере­чис­лю их: Фабий Сабин, сын заме­ча­тель­но­го чело­ве­ка Саби­на, Катон сво­его вре­ме­ни; Доми­ций Уль­пи­ан, чрез­вы­чай­но све­ду­щий в пра­ве; Элий Гор­диан …импе­ра­то­ра Гор­ди­а­на, само дело, чело­век заме­ча­тель­ный; Юлий Павел, чрез­вы­чай­но све­ду­щий в пра­ве; Клав­дий Венак, бле­стя­щий ора­тор; Кати­лий Север, его род­ст­вен­ник, пре­вос­хо­див­ший всех сво­ей уче­но­стью; Элий Сере­ни­ан, пре­вос­хо­див­ший всех сво­ей пра­вед­но­стью; Квин­ти­лий Мар­целл — луч­ше­го чело­ве­ка не зна­ет даже исто­рия. (2) При нали­чии тако­го коли­че­ства этих и дру­гих подоб­ных им людей¹⁹⁹, что пло­хо­го мог­ло быть заду­ма­но или сде­ла­но, когда они сов­мест­но стре­ми­лись к доб­ру? (3) Прав­да, их отстра­ни­ла куч­ка дур­ных людей, кото­рые окру­жи­ли Алек­сандра в пер­вые дни его прав­ле­ния. Одна­ко, бла­го­да­ря бла­го­ра­зу­мию моло­до­го чело­ве­ка, дур­ные люди были частью каз­не­ны, частью изгна­ны, и одер­жа­ла верх эта без­упреч­ная друж­ба. (4) Тако­вы были те, кто сде­лал сирий­ца хоро­шим госуда­рем, а дур­ные дру­зья были винов­ни­ка­ми того, что госуда­ри-рим­ляне, зара­зив­шись их поро­ка­ми, явля­ют­ся весь­ма дур­ны­ми даже в гла­зах потом­ства.