Письма Марка Туллия Цицерона

462. Мар­ку Марию, в Пом­пеи

Рим, конец мая (?) 46 г.

Марк Цице­рон шлет при­вет Мар­ку Марию.

1. Когда я (очень часто) раз­мыш­ляю об общих несча­стьях, сре­ди кото­рых мы столь­ко лет живем и, как вижу, будем жить, мне обыч­но при­хо­дит на ум то вре­мя, когда мы были вме­сте в послед­ний раз; более того, я пом­ню даже самый день. Ведь когда за два дня до май­ских ид, в кон­суль­ство Лен­ту­ла и Мар­цел­ла¹, я вече­ром при­ехал в пом­пей­скую усадь­бу, ты встре­тил меня с тре­во­гой в душе. Твою тре­во­гу под­дер­жи­ва­ло раз­мыш­ле­ние как о моем дол­ге, так и об опас­но­сти для меня. Ты боял­ся, как бы я, если б остал­ся в Ита­лии, не изме­нил дол­гу; в слу­чае, если бы я отпра­вил­ся на вой­ну, тебя вол­но­ва­ла опас­ность. В это вре­мя ты, конеч­но, видел, что и я был так рас­стро­ен, что не уяс­нял себе, как луч­ше все­го посту­пить. Одна­ко я пред­по­чел усту­пить сове­сти и все­об­ще­му мне­нию, не счи­та­ясь с сооб­ра­же­ни­я­ми сво­ей без­опас­но­сти.

2. В этом сво­ем поступ­ке я рас­ка­ял­ся — не столь­ко вслед­ст­вие опас­но­сти для меня, сколь­ко вслед­ст­вие мно­го­чис­лен­ных поро­ков, с кото­ры­ми я столк­нул­ся там, куда при­шел. Во-пер­вых, — ни мно­го­чис­лен­ных, ни бое­спо­соб­ных сил; во-вто­рых, поми­мо пол­ко­во­д­ца и немно­гих поми­мо него, (я гово­рю о глав­ных лицах) осталь­ные, во-пер­вых, во вре­мя самих воен­ных дей­ст­вий про­яви­ли хищ­ность, во-вто­рых, в выска­зы­ва­ни­ях были так жесто­ки, что я при­хо­дил в ужас от самой победы; но глав­ное — это дол­ги людей, самых высо­ких по поло­же­нию². Что еще нуж­но? Ниче­го чест­но­го, кро­ме дела. Увидев это, я, отча­и­ва­ясь в победе, преж­де все­го начал сове­то­вать заклю­чить мир, сто­рон­ни­ком кото­ро­го я все­гда был. Затем, так как Пом­пей отно­сил­ся с чрез­вы­чай­ным отвра­ще­ни­ем к это­му мне­нию, я начал ему сове­то­вать вести вой­ну. Он ино­гда одоб­рял это, и каза­лось, что он будет дер­жать­ся это­го мне­ния, и, пожа­луй, дер­жал­ся бы, если бы после одно­го сра­же­ния не начал дове­рять сво­им сол­да­там³. С это­го вре­ме­ни этот вели­чай­ший муж совер­шен­но не был импе­ра­то­ром⁴. Имея неис­пы­тан­ное и сбор­ное вой­ско, он завя­зал бой с силь­ней­ши­ми леги­о­на­ми⁵; побеж­ден­ный, он постыд­ней­шим обра­зом, поте­ряв даже лагерь, бежал один.

3. Это я счел для себя кон­цом вой­ны и не думал, что после того как целые, мы не срав­ня­лись с ними, мы, слом­лен­ные, ока­жем­ся силь­нее их. Я ото­шел от этой вой­ны, в кото­рой пред­сто­я­ло либо пасть в сра­же­нии, либо попасть в какую-нибудь заса­ду, либо ока­зать­ся в руках у победи­те­ля, либо бежать к Юбе⁶, либо выбрать место, слов­но для изгна­ния⁷, либо доб­ро­воль­но лишить себя жиз­ни. Во вся­ком слу­чае, поми­мо это­го, не было ниче­го, если не поже­лать или не осме­лить­ся сдать­ся победи­те­лю⁸. Одна­ко из всех этих несча­стий, кото­рые я назвал, самым тер­пи­мым было изгна­ние, осо­бен­но без вины, с кото­рым не было свя­за­но ника­ко­го позо­ра; добав­лю так­же — когда ты лишен горо­да, в кото­ром нет ниче­го, что ты мог бы видеть, не испы­ты­вая скор­би. Я пред­по­чел быть со сво­и­ми, если теперь что-нибудь кому-нибудь при­над­ле­жит, а так­же в сво­их вла­де­ни­ях. То, что про­изо­шло, я все пред­ска­зал.

4. Я при­ехал домой не для того, чтобы усло­вия жиз­ни были наи­луч­ши­ми; одна­ко, если бы было какое-нибудь подо­бие государ­ст­вен­но­го строя, я был бы слов­но в оте­че­стве; если ника­ко­го — слов­но в изгна­нии. Лишить себя жиз­ни я не видел при­чи­ны; желать это­го — мно­го при­чин; ведь дав­но ска­за­но:

Одна­ко не иметь вины — вели­кое дело, осо­бен­но когда я рас­по­ла­гаю дву­мя веща­ми, чтобы под­дер­жать себя ими: зна­ни­ем наи­луч­ших наук и сла­вой вели­чай­ших дел¹⁰; пер­вая из них нико­гда не будет отня­та у меня, пока я жив, вто­рая — даже после смер­ти.

5. Я напи­сал это тебе несколь­ко мно­го­слов­но и наску­чил тебе, так как знал, что ты глу­бо­ко любишь как меня, так и государ­ство. Я хотел, чтобы тебе были извест­ны все мои замыс­лы, чтобы ты знал, что я преж­де все­го нико­гда не хотел, чтобы кто-нибудь¹¹ был могу­ще­ст­вен­нее, неже­ли государ­ство в целом; что после того, одна­ко, как по чьей-то вине¹² один столь силен, что про­ти­во­дей­ст­вие ему невоз­мож­но, я хотел мира; что с поте­рей вой­ска и того пол­ко­во­д­ца, на кото­ро­го одно­го была надеж­да, я хотел поло­жить конец войне — так­же для всех осталь­ных, а когда это ока­за­лось невоз­мож­ным¹³, то поло­жил конец войне — для себя; но теперь, если это — государ­ство, то я — граж­да­нин, если нет — изгнан­ник в не менее бла­го­при­ят­ном месте, неже­ли в слу­чае, если б я отпра­вил­ся на Родос или в Мити­ле­ну¹⁴.

6. Об этом я пред­по­чи­тал с тобой при встре­че; но так как дело затя­ги­ва­лось, я захо­тел об этом же в пись­ме, чтобы у тебя было, что ска­зать, если бы ты когда-нибудь столк­нул­ся с мои­ми хули­те­ля­ми. Ведь суще­ст­ву­ют люди, кото­рые, хотя моя гибель и не при­нес­ла бы поль­зы государ­ству, счи­та­ют пре­ступ­ле­ни­ем то, что я жив; кото­рым — я твер­до знаю — кажет­ся, что погиб­ло недо­ста­точ­но мно­го людей; они, если бы послу­ша­ли меня, жили бы, хотя и в усло­ви­ях неспра­вед­ли­во­го мира, но с честью; ведь их одо­ле­ли бы силой ору­жия, но не правотой дела. Вот тебе посла­ние, быть может, более мно­го­слов­ное, чем ты хотел бы. Буду счи­тать, что это тебе так и кажет­ся, если ты не при­шлешь мне в ответ более длин­но­го. Я же, если закон­чу то, что хочу¹⁵, в ско­ром вре­ме­ни, наде­юсь увидеть тебя.