Письма Марка Туллия Цицерона

487. Мар­ку Клав­дию Мар­цел­лу, в Мити­ле­ну (Лес­бос)

Рим, сен­тябрь 46 г.

Марк Тул­лий Цице­рон шлет при­вет Мар­ку Мар­цел­лу.

1. Хотя ты, как я пони­маю, до сего вре­ме­ни при­дер­жи­вал­ся тако­го обра­за дей­ст­вий, что я не смею его пори­цать, — не пото­му, что я с ним согла­сен, но пото­му, что при­знаю за тобой такую муд­рость, что не став­лю сво­его мне­ния выше тво­е­го, всё же дав­ность нашей друж­бы и твое необы­чай­ное рас­по­ло­же­ние ко мне, кото­рое я узнал еще в годы тво­е­го дет­ства, побуди­ли меня напи­сать тебе то, что я нахо­жу полез­ным для тво­е­го избав­ле­ния и не счи­таю про­тив­ным досто­ин­ству.

2. Что ты — чело­век, уже дав­но заме­тив­ший зачат­ки нынеш­них несча­стий и с вели­кой сла­вой и пре­крас­но про­вед­ший свое кон­суль­ство¹, я отлич­но пом­ню. Но я так­же видел, что ты не одоб­рял² ни тако­го спо­со­ба веде­ния граж­дан­ской вой­ны, ни воен­ных сил Гнея Пом­пея, ни соста­ва его вой­ска³ и все­гда отно­сил­ся к это­му с чрез­вы­чай­ным недо­ве­ри­ем. Ты, дума­ет­ся мне, пом­нишь, что и я был тако­го же мне­ния. Поэто­му и ты не при­ни­мал боль­шо­го уча­стия в воен­ных дей­ст­ви­ях, и я все­гда ста­рал­ся не участ­во­вать в них. Ведь мы сра­жа­лись не теми сред­ства­ми, кото­ры­ми мог­ли быть силь­ны, — сове­том, авто­ри­те­том, правотой само­го дела, в чем у нас было пре­вос­ход­ство, — а силой сво­их мышц, в чем мы не были рав­ны. И вот мы побеж­де­ны или, во вся­ком слу­чае, если победить доб­лесть невоз­мож­но, слом­ле­ны и отбро­ше­ны. Тут никто не может не выска­зать­ся с вели­чай­шей похва­лой о тво­ем реше­нии, что ты, вме­сте с надеж­дой на победу, одно­вре­мен­но отбро­сил жела­ние сра­жать­ся и пока­зал, что разум­ный и чест­ный граж­да­нин всту­па­ет в начи­наю­щу­ю­ся граж­дан­скую вой­ну про­тив сво­его жела­ния и по доб­рой воле не ведет ее до кон­ца.

3. Что каса­ет­ся тех, кто не после­до­вал тому же реше­нию, что и ты, то они, вижу я, разде­ли­лись на две части: или попы­та­лись воз­об­но­вить вой­ну (эти собра­лись в Афри­ке), или, как я, дове­ри­лись победи­те­лю. Ты при­нял сред­нее реше­ние; вто­рое ты счел, пожа­луй, при­зна­ком мало­ду­шия, пер­вое — упрям­ства. При­знаю, что боль­шин­ство (я даже ска­зал бы — все) сочло твое реше­ние муд­рым, а мно­гие — даже реше­ни­ем вели­ко­го и храб­ро­го духа. Но этот образ дей­ст­вий, как мне, по край­ней мере, кажет­ся, тре­бу­ет извест­ной меры, осо­бен­но когда тебе для полу­че­ния все­го сво­его иму­ще­ства недо­ста­ет, по-мое­му, толь­ко жела­ния. Как я понял, у того, в чьих руках власть⁴, сомне­ние вызы­ва­ет­ся толь­ко опа­се­ни­ем, что ты совсем не при­мешь это как бла­го­де­я­ние. Како­го мне­ния я об этом, нет ника­кой надоб­но­сти гово­рить, когда мое соб­ст­вен­ное поведе­ние ясно для всех.

4. Одна­ко если бы ты и при­нял уже такое реше­ние и пред­по­чел все­гда нахо­дить­ся на чуж­бине, лишь бы не видеть того, чего не хочешь, то ты все-таки дол­жен был бы поду­мать о том, что где бы ты ни был, ты будешь во вла­сти того, от кого ты бежишь⁴. Если бы он был готов с лег­ко­стью допу­стить, чтобы ты, лишен­ный оте­че­ства и сво­его состо­я­ния, жил спо­кой­но и сво­бод­но, то тебе все-таки сле­до­ва­ло бы поду­мать, в Риме ли и у себя дома пред­по­честь тебе жить, как бы ни сло­жи­лись обсто­я­тель­ства, или же в Мити­лене или на Родо­се. Но так как власть того, кого мы опа­са­ем­ся⁴, про­сти­ра­ет­ся так широ­ко, что охва­ти­ла весь мир, то раз­ве ты не пред­по­чтешь без­опас­но нахо­дить­ся в сво­ем соб­ст­вен­ном доме, а не с опас­но­стью в чужом? Даже если бы при­шлось встре­тить смерть, то я, пра­во, пред­по­чел бы дома и в оте­че­стве, а не вда­ли и на чуж­бине; это дума­ют все, почи­таю­щие тебя, како­вых, ввиду тво­их вели­чай­ших и слав­ней­ших доб­ле­стей, вели­кое мно­же­ство.

5. Я при­ни­маю так­же в сооб­ра­же­ние твое иму­ще­ство, рас­хи­ще­ния кото­ро­го гра­би­те­ля­ми я не хочу. Хотя оно и не может под­верг­нуть­ся про­ти­во­за­кон­ным дей­ст­ви­ям⁵, кото­рые были бы про­дол­жи­тель­ны­ми, так как ни тот, кто власт­ву­ет над государ­ст­вом⁴, ни само государ­ство это­го не потер­пят, тем не менее я опа­са­юсь напа­де­ния гра­би­те­лей на твое иму­ще­ство. Я осме­лил­ся бы напи­сать, кто они такие, если бы не был уве­рен, что ты пони­ма­ешь это.

6. Здесь о тво­ем про­ще­нии молит тре­во­га, молят так­же обиль­ные посто­ян­ные сле­зы одно­го Гая Мар­цел­ла, тво­е­го бра­та⁶, глу­бо­ко пре­дан­но­го тебе. Я испы­ты­ваю почти такую же тре­во­гу и скорбь, как и он, но не столь усерд­но про­шу, не имея пра­ва досту­па⁷, так как я сам нуж­дал­ся в заступ­ни­че­стве. Вли­я­ни­ем я обла­даю таким, какое быва­ет у побеж­ден­но­го; одна­ко в сове­те, в усер­дии я не отка­зы­ваю Мар­цел­лу. Осталь­ные твои не обра­ща­ют­ся ко мне. Я готов на всё.