Письма Марка Туллия Цицерона

785. От Гая Мация Цице­ро­ну, в тускуль­скую усадь­бу

Рим, конец авгу­ста 44 г.

Гай Маций Мар­ку Тул­лию Цице­ро­ну при­вет.

1. Я полу­чил от тво­е­го пись­ма боль­шое удо­воль­ст­вие, так как понял, что ты обо мне тако­го мне­ния, на какое я наде­ял­ся и како­го желал. Хотя я в нем и не сомне­вал­ся, всё же, так как я при­да­вал вели­чай­шее зна­че­ние тому, чтобы оно не изме­ни­лось к худ­ше­му, я бес­по­ко­ил­ся. Про себя я созна­вал, что я не совер­шил ниче­го, что оскор­би­ло бы кого-либо из чест­ных. Тем менее я верил, чтобы ты, укра­шен­ный изу­че­ни­ем очень мно­гих и выс­ших наук, мог опро­мет­чи­во дать убедить себя кое в чем, осо­бен­но когда я к тебе отно­сил­ся и отно­шусь с исклю­чи­тель­ным и посто­ян­ным рас­по­ло­же­ни­ем. Так как я знаю, что это так, как я хотел, отве­чу на обви­не­ния, про­тив кото­рых ты часто борол­ся, защи­щая меня, как и сле­до­ва­ло ожи­дать, ввиду тво­ей исклю­чи­тель­ной доб­роты и нашей друж­бы.

2. Мне извест­но, что́ на меня воз­ве­ли после смер­ти Цеза­ря¹. Мне ста­вят в вину, что я тяже­ло пере­но­шу смерть близ­ко­го чело­ве­ка и него­дую, что погиб тот, кого я любил; ведь, по их сло­вам, оте­че­ство сле­ду­ет ста­вить выше друж­бы, слов­но они уже дока­за­ли, что его кон­чи­на была полез­на для государ­ства. Но я не буду лука­вить: при­зна­юсь, я не дошел до этой тво­ей сте­пе­ни муд­ро­сти; ведь не за Цеза­рем после­до­вал я сре­ди граж­дан­ских раз­но­гла­сий, но, хотя меня и оскорб­ля­ло дело, я все же не поки­нул дру­га. И я нико­гда не одоб­рял граж­дан­ской вой­ны или даже при­чи­ны раз­но­гла­сия, об устра­не­нии кото­ро­го, даже при его воз­ник­но­ве­нии, я все­мер­но ста­рал­ся. Поэто­му при победе близ­ко­го чело­ве­ка я не был увле­чен сла­до­стью поче­та и денег, како­вы­ми награ­да­ми неуме­рен­но зло­употреб­ля­ли осталь­ные, хотя они и поль­зо­ва­лись у него мень­шим вли­я­ни­ем, чем я. К тому же мое иму­ще­ство умень­ши­лось в свя­зи с зако­ном Цеза­ря, бла­го­да­ря кото­ро­му мно­гие, кто раду­ет­ся смер­ти Цеза­ря, оста­лись в государ­стве². О поща­де побеж­ден­ным граж­да­нам я ста­рал­ся в такой же мере, как о сво­ем бла­ге.

3. Итак, могу ли я, кото­рый хотел, чтобы все были невреди­мы, не него­до­вать из-за гибе­ли того, у кого это было испро­ше­но, осо­бен­но когда одни и те же люди были при­чи­ной и нена­ви­сти к нему и его кон­ца?³ «Так ты попла­тишь­ся, — гово­рят они, — раз ты сме­ешь осуж­дать наш посту­пок». О неслы­хан­ная гор­дость! Чтобы одни вели­ча­лись пре­ступ­ле­ни­ем, а дру­гим не было доз­во­ле­но даже скор­беть без­на­ка­зан­но! Но это все­гда раз­ре­ша­лось даже рабам, — боять­ся, радо­вать­ся, скор­беть — как взду­ма­ет­ся им, а не кому-нибудь дру­го­му. Это теперь и пыта­ют­ся вырвать у нас путем запу­ги­ва­ния побор­ни­ки сво­бо­ды, как их назы­ва­ют эти.

4. Но они ниче­го не дости­га­ют; ника­кие стра­хи перед опас­но­стью нико­гда не заста­вят меня изме­нить дол­гу или чело­веч­но­сти. Ведь я все­гда счи­тал, что не сле­ду­ет избе­гать чест­ной смер­ти, что неред­ко даже сле­ду­ет стре­мить­ся навстре­чу ей. Но поче­му они него­ду­ют на меня, раз я желаю того, чтобы они рас­ка­и­ва­лись в сво­ем поступ­ке? Ведь я желаю, чтобы смерть Цеза­ря была всем горь­ка. «Но как граж­да­нин я дол­жен хотеть сохра­не­ния цело­сти государ­ства». Если и моя про­шлая жизнь и надеж­да на буду­щее, несмот­ря на мое мол­ча­ние, не дока­зы­ва­ют, что я имен­но это­го и желаю, — то я не стрем­люсь дока­зать это выска­зы­ва­ни­я­ми.

5. Поэто­му насто­я­тель­нее обыч­но­го про­шу тебя при­да­вать делу боль­шее зна­че­ние, чем сло­вам, и верить мне — если ты счи­та­ешь, что осу­щест­вле­ние спра­вед­ли­во­сти при­но­сит поль­зу, — что ника­кое обще­ние с бес­чест­ны­ми⁴ невоз­мож­но. Или мне теперь, в пре­клон­ном воз­расте, изме­нить тому, чем я отли­чал­ся в юно­сти, когда мне было про­сти­тель­но даже заблуж­дать­ся, и само­му рас­пу­стить свою соб­ст­вен­ную ткань?⁵ Не сде­лаю это­го и не поз­во­лю себе ниче­го, что может не понра­вить­ся, кро­ме скор­би из-за тяж­кой уча­сти тес­ней­шим обра­зом со мной свя­зан­но­го чело­ве­ка и зна­ме­ни­тей­ше­го мужа⁶. Если бы я был настро­ен ина­че, я нико­гда не стал бы отре­кать­ся от сво­его поведе­ния, чтобы меня не при­зна­ли ни бес­чест­ным в про­ступ­ках, ни трус­ли­вым и сует­ным в при­твор­стве.

6. «Но я ведал игра­ми, кото­рые моло­дой Цезарь⁷ устро­ил в честь победы Цеза­ря»⁸. Но это отно­сит­ся к лич­ной услу­ге, не к поло­же­нию государ­ства. Одна­ко этот долг мне над­ле­жа­ло отдать памя­ти чело­ве­ка, быв­ше­го моим луч­шим дру­гом, и ува­же­нию к нему, хотя он и мертв, и я не мог отка­зать прось­бе юно­ши, подаю­ще­го наи­луч­шие надеж­ды и вполне достой­но­го Цеза­ря.

7. Я часто даже при­хо­дил в дом к кон­су­лу Анто­нию с целью при­вет­ст­вия⁹. Ты най­дешь, что те, кто счи­та­ет меня мало любя­щим оте­че­ство, име­ют обык­но­ве­ние при­хо­дить к нему в боль­шом чис­ле с целью что-либо выпро­сить или полу­чить. Но како­ва над­мен­ность: в то вре­мя как Цезарь нико­гда не пре­пят­ст­во­вал мне общать­ся с теми, с кем я хотел, и даже с теми, кого сам он не любил, — те, кто отнял у меня дру­га, сво­и­ми напад­ка­ми пыта­ют­ся заста­вить меня не любить тех, кого я хочу.

8. Но я не боюсь, что скром­ность моей жиз­ни ока­жет в буду­щем малое про­ти­во­дей­ст­вие лож­ным слу­хам или что даже те, кто не любит меня ввиду мое­го посто­ян­ства по отно­ше­нию к Цеза­рю, не пред­по­чтут иметь дру­зей, подоб­ных мне, а не себе. Если на мою долю выпа­дет жела­тель­ное для меня, то оста­ток жиз­ни я про­ве­ду в покое на Родо­се¹⁰; если какая-нибудь слу­чай­ность вос­пре­пят­ст­ву­ет это­му, буду жить в Риме так, чтобы все­гда желать осу­щест­вле­ния спра­вед­ли­во­сти.

Наше­му Тре­ба­цию я очень бла­го­да­рен, что он выяс­нил твое искрен­нее и дру­же­ское отно­ше­ние ко мне и сде­лал так, чтобы я был дол­жен с еще боль­шим осно­ва­ни­ем ува­жать и почи­тать того, кого я все­гда с радо­стью любил. Будь бла­го­по­лу­чен и здо­ров и люби меня.