Письма Марка Туллия Цицерона

898. Квин­ту Кор­ни­фи­цию, в про­вин­цию Ста­рую Афри­ку

Рим, после 8 июня 43 г.

Марк Тул­лий Цице­рон шлет боль­шой при­вет Кор­ни­фи­цию.

1. Так ли? Кро­ме тяжу­щих­ся, никто не достав­ля­ет тебе моих писем?¹ Послед­них, прав­да, мно­го; ведь это ты достиг того, что без мое­го пись­ма никто не счи­та­ет себя пре­по­ру­чен­ным тебе. Но кто из тво­их когда-либо ска­зал мне, что есть кому дать пись­мо, а я не дал? Или что́ мне при­ят­нее, неже­ли писать тебе или читать твои пись­ма, раз я не могу лич­но бесе­до­вать с тобой? Обыч­но меня боль­ше огор­ча­ет одно — мне меша­ют столь важ­ные заня­тия, что мне не пред­став­ля­ет­ся ника­кой воз­мож­но­сти писать тебе, как я хотел бы. Ведь я под­стре­кал бы тебя не пись­ма­ми, а свит­ка­ми, кото­ры­ми, впро­чем, тебе надо было вызы­вать на пись­ма меня; ведь хотя ты и занят, все-таки у тебя боль­ше досу­га; или, если и ты не сво­бо­ден, то не будь бес­со­вест­ным, не пока­зы­вай мне сво­его огор­че­ния и не тре­буй от меня более частых писем, раз ты при­сы­ла­ешь их мне ред­ко.

2. Ведь если я рань­ше раз­ры­вал­ся от важ­ней­ших заня­тий, так как счи­тал, что мне сле­ду­ет все­ми ста­ра­ни­я­ми обе­ре­гать государ­ство, то в насто­я­щее вре­мя я раз­ры­ва­юсь гораздо силь­нее. Ведь подоб­но тому, как тяже­лее боле­ют те, кто, каза­лось, опра­вив­шись от болез­ни, сно­ва ею пора­жа­ет­ся, так силь­нее бес­по­ко­им­ся мы, кото­рые, доведя вой­ну до кон­ца и почти покон­чив с ней, вынуж­де­ны вести воз­об­но­вив­шу­ю­ся вой­ну. Но об этом доста­точ­но.

3. Ты же, мой Кор­ни­фи­ций, будь уве­рен в том, что я не столь слаб духом (не ска­жу — лишен чело­ве­че­ских чувств), чтобы я мог усту­пить тебе либо в услуж­ли­во­сти, либо в при­яз­ни. У меня, дей­ст­ви­тель­но, не было сомне­ний, но Херипп² достиг того, что твоя при­язнь ста­ла мно­го яснее мне. Какой чело­век! Он все­гда был уго­ден мне, а теперь даже при­я­тен. Кля­нусь, он пред­ста­вил мне даже выра­же­ние тво­е­го лица, а не толь­ко сооб­щил о настро­е­нии и сло­вах. Итак, не опа­сай­ся, что я сер­жусь на тебя за то, что ты напи­сал мне то же, что и про­чим. Я, дей­ст­ви­тель­но, хотел осо­бо­го пись­ма, напи­сан­но­го мне, — но без нетер­пе­ния и любя.

4. Что каса­ет­ся рас­хо­дов, кото­рые ты, по тво­им сло­вам несешь и понес на воен­ные цели, то я реши­тель­но ни в чем не могу помочь тебе, так как и сенат оси­ро­тел с утра­той кон­су­лов, и неве­ро­ят­но скуд­ны государ­ст­вен­ные сред­ства, кото­рые соби­ра­ют­ся ото­всюду, чтобы выпла­тить обе­щан­ное наи­бо­лее заслу­жен­ным сол­да­там³, что, мне дума­ет­ся, неосу­ще­ст­ви­мо без введе­ния нало­га⁴.

5. Что каса­ет­ся Аттия Дио­ни­сия⁵, то я не при­даю зна­че­ния, так как Тра­то­рий⁶ ниче­го не ска­зал мне. Что каса­ет­ся Пуб­лия Лук­цея⁷, то я отнюдь не усту­паю тебе, чтобы ты был рев­ност­нее меня; ведь он — мой близ­кий. Но когда я наста­и­вал перед стар­ши­на­ми на отсроч­ке, они убеди­ли меня, что посту­пить так им пре­пят­ст­ву­ют и согла­ше­ние и клят­ва. Поэто­му Лук­цею, пола­гаю я, сле­ду­ет явить­ся. Впро­чем, если он послу­ша­ет­ся мое­го пись­ма, он дол­жен будет быть в Риме, когда ты будешь это читать.

6. Насчет про­че­го и осо­бен­но насчет денег ты, не зная о смер­ти Пан­сы, напи­сал о том, чего ты, по тво­е­му мне­нию, мог добить­ся от него при моем посред­стве. Ты не ошиб­ся бы, если бы он был жив; ведь он тебя ува­жал. Но что воз­мож­но сде­лать после его смер­ти, не вижу.

7. Что каса­ет­ся Вену­лея, Лати­на, Гора­ция⁸, то я очень хва­лю; одно не осо­бен­но одоб­ряю: ты пишешь, что ты отнял лик­то­ров так­же и у сво­их лега­тов, чтобы те пере­нес­ли более спо­кой­но. Ведь не сле­до­ва­ло урав­ни­вать достой­ных поче­та с теми, кто досто­ин бес­че­стия; а тех, если они не выез­жа­ют на осно­ва­нии поста­нов­ле­ния сена­та, по мое­му мне­нию, сле­ду­ет заста­вить выехать.

Вот в общем ответ на то пись­мо, кото­рое я полу­чил в двух спис­ках, повто­ря­ю­щих друг дру­га⁹. Что каса­ет­ся буду­ще­го, то, пожа­луй­ста, будь уве­рен в том, что мое досто­ин­ство мне не доро­же тво­е­го.