Анналы

Книга II

[События 16—19 гг. н. э.]

1. (1) В кон­суль­ство Сизен­ны Ста­ти­лия (Тав­ра) и Луция Либо­на было нару­ше­но спо­кой­ст­вие в цар­ствах Восто­ка и в рим­ских про­вин­ци­ях. Нача­лось с пар­фян, кото­рые, испро­сив у Рима и полу­чив оттуда царя, гну­ша­лись им, как чуже­стран­цем, невзи­рая на то, что он при­над­ле­жал к роду Арса­кидов. Это был Вонон, отдан­ный Фра­атом в залож­ни­ки Авгу­сту. (2) Ибо Фра­ат, хотя он и изгнал рим­ское вой­ско и его пол­ко­вод­цев¹, все же ока­зы­вал Авгу­сту вся­че­ское почте­ние и ради укреп­ле­ния друж­бы ото­слал к нему часть сво­его потом­ства² не столь­ко из стра­ха пред нами, сколь­ко из недо­ве­рия к сво­им сопле­мен­ни­кам.

2. (1) После смер­ти Фра­ата и сле­до­вав­ших за ним царей пар­фян­ская знать вслед­ст­вие кро­ва­вых меж­до­усо­биц напра­ви­ла в Рим послов, при­звав­ших на цар­ство стар­ше­го из детей Фра­ата — Воно­на. (2) Цезарь³ вос­при­нял это как дань высо­ко­го ува­же­ния к себе и воз­вы­сил Воно­на бога­ты­ми дара­ми. Вар­ва­ры встре­ти­ли его лико­ва­ни­ем, как это чаще все­го быва­ет при воца­ре­нии новых вла­сти­те­лей. (3) Вско­ре, одна­ко, их охва­тил стыд: выро­ди­лись пар­фяне; на дру­гом кон­це све­та вымо­ли­ли они себе царя, отрав­лен­но­го вос­пи­та­ни­ем во вра­же­ском стане; трон Арса­кидов уже пре­до­став­ля­ет­ся наравне с рим­ски­ми про­вин­ци­я­ми. (4) Где сла­ва тех, кто умерт­вил Крас­са, изгнал Анто­ния, если раб Цеза­ря, на про­тя­же­нии столь­ких лет про­зя­бав­ший в нево­ле, повеле­ва­ет пар­фя­на­ми? (5) Да и сам Вонон давал пищу этой враж­деб­но­сти: чуж­дый обы­ча­ям пред­ков, он ред­ко охо­тил­ся и был рав­но­ду­шен к кон­ным заба­вам; на ули­цах горо­дов появ­лял­ся не ина­че как на носил­ках и пре­не­бре­гал таки­ми пира­ми, каки­ми они были на его родине. (6) Вызы­ва­ли насмеш­ки и его при­бли­жен­ные гре­ки, и то, что любая без­де­ли­ца из его утва­ри хра­ни­лась под зам­ком и опе­ча­тан­ной. Его доступ­ность, лас­ко­вость и доб­ро­же­ла­тель­ность — доб­ро­де­те­ли, неве­до­мые у пар­фян, — были, на их взгляд, не более чем поро­ка­ми; и посколь­ку все это было несход­но с их нра­ва­ми, они пита­ли рав­ную нена­висть и к дур­но­му, и к хоро­ше­му в нем.

3. (1) Итак, они вызы­ва­ют Арта­ба­на, по кро­ви Арса­кида, вырос­ше­го сре­ди дагов; раз­би­тый в пер­вом сра­же­нии, он соби­ра­ет новые силы и овла­де­ва­ет Пар­фян­ским цар­ст­вом. (2) Побеж­ден­ный Вонон укрыл­ся в Арме­нии, кото­рая тогда оста­ва­лась без госуда­ря и, нахо­дясь меж­ду могу­ще­ст­вен­ны­ми дер­жа­ва­ми пар­фян и рим­лян, была в отно­ше­нии нас нена­деж­на вслед­ст­вие бес­чест­но­го поступ­ка Анто­ния, завлек­ше­го под личи­ною друж­бы, затем бро­сив­ше­го в око­вы и, нако­нец, пре­дав­ше­го смер­ти армян­ско­го царя Арта­ва­зда. (3) Его сын Арта­к­сий, враж­деб­ный нам в память отца, обез­опа­сил себя и свое цар­ство, опи­ра­ясь на мощь Арса­кидов. (4) После того как Арта­к­сий был пре­да­тель­ски убит роди­ча­ми, Цезарь дал армя­нам Тиг­ра­на, кото­ро­го воз­вел на пре­стол Тибе­рий Нерон⁴. (5) Но ни цар­ст­во­ва­ние Тиг­ра­на, ни цар­ст­во­ва­ние его детей, соеди­нив­ших­ся по чуже­зем­но­му обы­чаю в бра­ке и пра­вив­ших сооб­ща⁵, не были дли­тель­ны­ми.

4. (1) Потом по при­ка­за­нию Авгу­ста власть над армя­на­ми полу­чил Арта­ва­зд⁶, кото­рый спу­стя корот­кое вре­мя был сверг­нут ими не без ущер­ба для нас. (2) Тогда, чтобы наве­сти порядок в Арме­нии, туда был направ­лен Гай Цезарь. С согла­сия и одоб­ре­ния армян он поста­вил царем над ними Арио­бар­за­на, родом мидя­ни­на, отли­чав­ше­го­ся телес­ною кра­сотой и выдаю­щи­ми­ся душев­ны­ми каче­ства­ми. (3) После того как его постиг­ла смерть от несчаст­но­го слу­чая, армяне не поже­ла­ли тер­петь царя­ми его детей; испы­та­ли они и прав­ле­ние жен­щи­ны, кото­рую зва­ли Эра­то, но и она была вско­ре низ­ло­же­на; и вот рас­те­рян­ные и ско­рее пото­му, что были лише­ны госуда­ря, чем по сво­бод­но­му выбо­ру, они при­ни­ма­ют на цар­ство бежав­ше­го к ним Воно­на. (4) Но так как ему начал угро­жать Арта­бан, — а если б мы ста­ли его защи­щать, нам при­шлось бы всту­пить в вой­ну с пар­фя­на­ми, — пра­ви­тель Сирии Кре­тик Силан вызвал Воно­на к себе и, сохра­нив ему преж­нюю рос­кошь и цар­ский титул, окру­жил его стра­жею. (5) Как посту­пил Вонон, чтобы снять с себя это бес­че­стье, мы сооб­щим в свое вре­мя.

5. (1) Неуряди­цы на Восто­ке не были, впро­чем, непри­ят­ны Тибе­рию: это был хоро­ший пред­лог, чтобы раз­лу­чить Гер­ма­ни­ка с пре­дан­ны­ми ему леги­о­на­ми и, назна­чив его пра­ви­те­лем новых про­вин­ций, сде­лать его доступ­ным и для ковар­ства, и для слу­чай­но­стей. (2) А Гер­ма­ник, чем бо́льшую пре­дан­ность выка­зы­ва­ли ему вои­ны, а непри­язнь — дядя, тем упор­нее стре­мил­ся уско­рить победу и тща­тель­но вни­кал в ход сра­же­ний и при­чи­ны всех неудач и успе­хов, выпав­ших на его долю за вре­мя вой­ны, кото­рую он вел уже тре­тий год. (3) Он видел, что гер­ман­цы не могут усто­ять в пра­виль­ных бит­вах на под­хо­дя­щей для это­го мест­но­сти; им помо­га­ют леса, болота, корот­кое лето и ран­няя зима; в дей­ст­ви­ях про­тив гер­ман­цев вои­ны не столь­ко стра­да­ют от ран, сколь­ко от боль­ших рас­сто­я­ний, кото­рые им при­хо­дит­ся про­хо­дить, и от убы­ли воору­же­ния; Гал­лия боль­ше не в состо­я­нии постав­лять лоша­дей; длин­ная вере­ни­ца обо­зов уяз­ви­ма для засад, и охра­нять ее труд­но. (4) Но если отпра­вить­ся морем, то рим­лян оно не стра­шит, тогда как вра­гам совер­шен­но неве­до­мо; в этом слу­чае мож­но рань­ше начи­нать воен­ные дей­ст­вия и одно­вре­мен­но с леги­о­на­ми пере­во­зить необ­хо­ди­мое им про­до­воль­ст­вие; всад­ни­ки и лоша­ди, пере­прав­лен­ные по устьям и тече­ни­ям рек, при­бу­дут све­жи­ми в самое серд­це Гер­ма­нии.

6. (1) Итак, он при­сту­па­ет к осу­щест­вле­нию сво­его замыс­ла. Послав в Гал­лию для сбо­ра пода­тей Пуб­лия Вител­лия и Гая Анция, он пору­ча­ет Силию, Антею и Цецине руко­во­дить построй­кою флота. (2) Было сочте­но доста­точ­ным соорудить тыся­чу судов, и вско­ре они были гото­вы — одни корот­кие, с тупым носом и такой же кор­мой, но широ­кие посредине, чтобы луч­ше пере­но­сить вол­не­ние на море, дру­гие — плос­ко­дон­ные, чтобы мог­ли без повреж­де­ния садить­ся на мели; у боль­шин­ства кор­ми­ла были при­ла­же­ны и сза­ди, и спе­ре­ди, чтобы, гре­бя то впе­ред, то назад, мож­но было при­ча­лить, где пона­до­бит­ся⁷; (3) мно­гие суда с настлан­ны­ми палу­ба­ми для пере­воз­ки мета­тель­ных машин были вме­сте с тем при­год­ны и для того, чтобы пере­во­зить на них лоша­дей или про­до­воль­ст­вие; при­спо­соб­лен­ные для пла­ва­ния под пару­са­ми и быст­ро­ход­ные на вес­лах, эти суда, нес­шие на себе уме­лых и опыт­ных вои­нов, мог­ли устра­шить уже одним сво­им видом. (4) Местом сбо­ра был назна­чен Батав­ский ост­ров, так как тут было лег­ко при­ча­лить и погру­зить вой­ско, с тем чтобы пере­пра­вить его туда, где наме­ча­лись воен­ные дей­ст­вия. (5) Дело в том, что Рейн, кото­рый на всем про­тя­же­нии име­ет одно-един­ст­вен­ное рус­ло или обте­ка­ет неболь­шие ост­ро­ва, у гра­ни­цы зем­ли бата­вов рас­чле­ня­ет­ся как бы на две раз­ные реки, при­чем там, где он про­хо­дит мимо Гер­ма­нии, он сохра­ня­ет то же назва­ние и ту же стре­ми­тель­ность, пока не сме­ши­ва­ет­ся с вода­ми Оке­а­на; у галль­ско­го же бере­га он раз­ли­ва­ет­ся вширь и течет гораздо спо­кой­нее. Мест­ные жите­ли, дав ему дру­гое назва­ние, име­ну­ют его здесь Вага­лом; а затем, сме­нив и это наиме­но­ва­ние на имя реки Мозы, он огром­ным устьем изли­ва­ет­ся в тот же Оке­ан.

7. (1) Меж­ду тем Цезарь в ожи­да­нии под­хо­да судов при­ка­зы­ва­ет лега­ту Силию с налег­ке сна­ря­жен­ным отрядом сде­лать набег на хат­тов; сам же, узнав, что постав­лен­ное на реке Лупии укреп­ле­ние оса­жде­но непри­я­те­лем, ведет туда шесть леги­о­нов. (2) Но ни Силию из-за вне­зап­но раз­ра­зив­ших­ся лив­ней не уда­лось сде­лать что-либо боль­шее, чем захва­тить незна­чи­тель­ную добы­чу, а так­же жену и дочь вождя хат­тов Арпа, ни Цеза­рю — дать сра­же­ние оса­ждаю­щим, так как, про­слы­шав о его при­бли­же­нии, они сня­ли оса­ду и рас­се­я­лись. (3) Все же вра­ги раз­ме­та­ли могиль­ный холм, недав­но насы­пан­ный над остан­ка­ми вои­нов Вара, и раз­ру­ши­ли ста­рый жерт­вен­ник, неко­гда постав­лен­ный Дру­зу. (4) Пол­ко­во­дец вос­ста­но­вил этот жерт­вен­ник и тор­же­ст­вен­но про­вел мимо него свои леги­о­ны, воздав отцу эту почесть. Насы­пать еще раз могиль­ный холм он счел излиш­ним. (5) И все про­стран­ство меж­ду укреп­ле­ни­ем Али­зо­ном и Рей­ном было ограж­де­но новы­ми погра­нич­ны­ми соору­же­ни­я­ми и вала­ми.

8. (1) Меж­ду тем при­был флот; выслав зара­нее про­до­воль­ст­вие и рас­пре­де­лив суда меж­ду леги­о­на­ми и союз­ни­ка­ми, Гер­ма­ник, вой­дя в канал, носив­ший имя Дру­за, обра­тил­ся с моль­бой к отцу Дру­зу, чтобы тот бла­го­склон­но и мило­сти­во отнес­ся к сыну, дерз­нув­ше­му пой­ти по его следам, и помог ему сво­им при­ме­ром и напо­ми­на­ни­ем о сво­их замыс­лах и дея­ни­ях; затем он в бла­го­по­луч­ном пла­ва­нии про­шел озе­ра и Оке­ан вплоть до Ами­зии. (2) Вой­ско выса­ди­лось с судов у устья Ами­зии, у лево­го ее бере­га, и это было ошиб­кой, так как вои­нов, направ­ляв­ших­ся в зем­ли, лежа­щие по пра­вую руку от этой реки, не под­вез­ли и не пере­пра­ви­ли куда сле­до­ва­ло; из-за это­го было поте­ря­но мно­го дней, потра­чен­ных на навод­ку мостов. (3) И кон­ни­ца, и леги­о­ны бес­страш­но пере­шли пер­вые затоп­ля­е­мые низи­ны, так как они еще не были зали­ты при­лив­ной вол­ной, но шед­шие послед­ни­ми вспо­мо­га­тель­ные отряды союз­ни­ков, и сре­ди них бата­вы, желая пока­зать свое уме­ние пла­вать и бро­сив­шись в воду, сме­ша­лись, и неко­то­рые были ею погло­ще­ны. (4) Цезарь был занят раз­бив­кой лаге­ря, когда при­шло изве­стие об отпа­де­нии у него в тылу ангри­ва­ри­ев: послан­ный про­тив них с кон­ни­цей и лег­ко­во­ору­жен­ны­ми вои­на­ми Стер­ти­ний огнем и мечом пока­рал их веро­лом­ство.

9. (1) Меж­ду рим­ля­на­ми и херус­ка­ми про­те­ка­ла река Визур­гий. На ее берег при­шел Арми­ний с дру­ги­ми вождя­ми. Осве­до­мив­шись, при­был ли Цезарь, и полу­чив утвер­ди­тель­ный ответ, он попро­сил раз­ре­ше­ния пере­го­во­рить с бра­том. (2) Этот брат, нахо­див­ший­ся в нашем вой­ске, носил имя Фла­ва; отли­ча­ясь без­упреч­ной пре­дан­но­стью, Флав, слу­жа под началь­ст­вом Тибе­рия, за несколь­ко лет до это­го был ранен и поте­рял глаз. (3) Полу­чив доз­во­ле­ние на свида­ние, Флав вышел впе­ред, и Арми­ний обра­тил­ся к нему с при­вет­ст­ви­ем; затем он ото­слал сво­их спут­ни­ков и потре­бо­вал, чтобы ушли и наши луч­ни­ки, кото­рые были рас­став­ле­ны на бере­гу. После того как это было испол­не­но, Арми­ний спра­ши­ва­ет бра­та, откуда у него на лице уве­чье. (4) Когда тот назвал место и бит­ву, Арми­ний допы­ты­ва­ет­ся, какую награ­ду он за него полу­чил. (5) Флав отве­тил, что ему уве­ли­чи­ли жало­ва­нье и дали оже­ре­лье, венец и дру­гие воин­ские награ­ды, и Арми­ний стал насме­хать­ся над ним, гово­ря, что это деше­вая пла­та за раб­ство.

10. (1) После это­го меж­ду ними раз­го­ра­ет­ся спор; один гово­рит о рим­ском вели­чии, о мощи Цеза­ря, о суро­вом воз­мездии, ожи­даю­щем побеж­ден­ных, о мило­сти, обес­пе­чен­ной вся­ко­му, кто поко­рит­ся, о том, что с женою и сыном Арми­ния не обра­ща­ют­ся как с вра­га­ми; дру­гой — о дол­ге перед роди­ной, об уна­сле­до­ван­ной от пред­ков сво­бо­де, об искон­ных гер­ман­ских богах, о том, что и мать так­же при­зы­ва­ет Фла­ва вер­нуть­ся и быть не пере­беж­чи­ком и пре­да­те­лем в отно­ше­нии род­ст­вен­ни­ков и близ­ких, нако­нец все­го пле­ме­ни, а его пред­во­ди­те­лем. (2) Поне­мно­гу дело дошло до ссо­ры, и даже разде­ляв­шая их река не поме­ша­ла бы им схва­тить­ся друг с дру­гом, если бы под­ска­кав­ший Стер­ти­ний не удер­жал рас­па­лен­но­го гне­вом Фла­ва, тре­бо­вав­ше­го ору­жие и коня. (3) На дру­гом бере­гу был виден Арми­ний, кото­рый раз­ра­жал­ся угро­за­ми и вызы­вал рим­лян на бой; в свою речь он встав­лял мно­гое на латин­ском язы­ке, так как когда-то слу­жил в рим­ском вой­ске, началь­ст­вуя над сво­и­ми сооте­че­ст­вен­ни­ка­ми.

11. (1) На сле­дую­щий день гер­ман­цы постро­и­лись в бое­вом поряд­ке на той сто­роне Визур­гия. Сочтя, что долг пол­ко­во­д­ца воз­бра­ня­ет ему под­верг­нуть леги­о­ны вели­чай­шей опас­но­сти, когда мосты не наведе­ны и надеж­ные засло­ны не выстав­ле­ны. Цезарь пере­прав­ля­ет вброд толь­ко кон­ни­цу. (2) Воз­глав­ля­ли ее Стер­ти­ний и цен­ту­ри­он пер­во­го мани­пу­ла Эми­лий, кото­рые бро­си­лись в воду на неко­то­ром рас­сто­я­нии друг от дру­га, чтобы разъ­еди­нить силы вра­га. (3) Там, где поток был осо­бен­но бур­ным, про­бил­ся к тому бере­гу Харио­валь­да, вождь бата­вов. Херус­ки при­твор­ным бег­ст­вом завлек­ли его на поля­ну, окру­жен­ную порос­ши­ми лесом хол­ма­ми; здесь, сно­ва появив­шись пред ним и высы­пав ото­всюду, они тес­нят про­тив­ни­ков, пре­сле­ду­ют отхо­дя­щих и пора­жа­ют собрав­ших­ся в круг бата­вов, кто, всту­пая с ними в руко­паш­ную схват­ку, кто — изда­ли. (4) Харио­валь­да, дол­гое вре­мя сдер­жи­вав­ший ярост­ный натиск вра­гов, при­звав сво­их спло­тить­ся и про­рвать напи­раю­щие на них тол­пы херус­ков, про­би­ва­ет­ся впе­ред и ока­зы­ва­ет­ся в самой их гуще; там, осы­пае­мый дро­ти­ка­ми и стре­ла­ми, он пада­ет с ране­но­го коня, и рядом с ним — мно­гие из знат­ных бата­вов. Дру­гих спас­ли от гибе­ли соб­ст­вен­ная их сила и подо­спев­шие к ним на помощь всад­ни­ки со Стер­ти­ни­ем и Эми­ли­ем.

12. (1) Пере­пра­вив­шись через Визур­гий, Цезарь узнал из пока­за­ния пере­беж­чи­ка, какое поле сра­же­ния выбрал Арми­ний и что дру­гие пле­ме­на собра­лись в посвя­щен­ном Гер­ку­ле­су лесу и реши­ли про­из­ве­сти ноч­ное напа­де­ние на рим­ский лагерь. (2) Это пока­за­ние вну­ша­ло дове­рие, да и были вид­ны непри­я­тель­ские кост­ры; к тому же раз­вед­чи­ки, про­брав­ши­е­ся побли­же к вра­гам, донес­ли, что слыш­но кон­ское ржа­ние и смут­ный шум, под­ни­мае­мый огром­ным и бес­по­рядоч­ным люд­ским ско­пи­щем. (3) Итак, сочтя, что перед решаю­щей бит­вой сле­ду­ет озна­ко­мить­ся с настро­е­ни­ем вои­нов, Гер­ма­ник при­нял­ся раз­мыш­лять, каким обра­зом полу­чить о нем неис­ка­жен­ные сведе­ния. (4) Три­бу­ны и цен­ту­ри­о­ны чаще все­го сооб­ща­ют ско­рее при­ят­ные, чем досто­вер­ные вести, воль­ноот­пу­щен­ни­ки по сво­ей при­ро­де уго­д­ли­вы, при­бли­жен­ным свой­ст­вен­но льстить; если он созо­вет леги­о­ны на сход­ку, то что на ней ска­жут немно­гие пер­вые, то и будет под­хва­че­но осталь­ны­ми. (5) Глуб­же мож­но познать душу вои­нов лишь тогда, когда, остав­шись в сво­ей среде и вый­дя из-под над­зо­ра, они делят­ся за сол­дат­ской едой сво­и­ми надеж­да­ми и опа­се­ни­я­ми.

13. (1) С наступ­ле­ни­ем ночи, вый­дя все­го с одним про­во­жа­тым из авгу­ра­ла⁸ и про­би­ра­ясь с наки­ну­той на пле­чи зве­ри­ною шку­рой по неве­до­мым ноч­ной стра­же тем­ным зако­ул­кам, он обхо­дит лагер­ные дорож­ки, оста­нав­ли­ва­ет­ся воз­ле пала­ток, слы­шит, что о нем гово­рят: один пре­воз­но­сит похва­ла­ми знат­ность сво­его пол­ко­во­д­ца, дру­гой — его бла­го­род­ную внеш­ность, боль­шин­ство — его выдерж­ку и обхо­ди­тель­ность, посто­ян­ство харак­те­ра и в важ­ных делах, и в шут­ках, и все они при­хо­дят к реше­нию, что долж­ны отбла­го­да­рить его на поле сра­же­ния и что веро­лом­ных нару­ши­те­лей мира нуж­но при­не­сти в жерт­ву мще­нию и сла­ве. (2) И в это самое вре­мя один из вра­гов, знав­ший латин­ский язык, под­ска­кав к валу, гром­ко объ­явил, что Арми­ний обе­ща­ет каж­до­му, кто перей­дет в вой­ско гер­ман­цев, жен и поля и по сто сестер­ци­ев в день, пока не закон­чат­ся воен­ные дей­ст­вия. (3) Это оскорб­ле­ние раз­буди­ло гнев леги­о­нов: пусть толь­ко насту­пит срок и нач­нет­ся сра­же­ние; они захва­тят зем­ли гер­ман­цев и завла­де­ют их жена­ми; они при­ни­ма­ют толь­ко что явлен­ное им пред­зна­ме­но­ва­ние⁹ и пред­на­зна­ча­ют себе в добы­чу жен­щин и иму­ще­ство вра­гов. (4) Око­ло третьей стра­жи¹⁰ на лагерь пыта­лись совер­шить набег, но непри­я­те­лем не было бро­ше­но ни одно­го дро­ти­ка, так как он обна­ру­жил, что на укреп­ле­ни­ях плот­но сто­ят когор­ты и все надеж­но защи­ще­но.

14. (1) Той же ночью Гер­ма­ни­ку при­снил­ся хоро­ший сон; ему сни­лось, что, при­но­ся жерт­ву, он забрыз­гал себе пре­тек­сту свя­щен­ною кро­вью и полу­чил из рук сво­ей баб­ки Авгу­сты дру­гую, еще кра­си­вее. (2) Окры­лен­ный этим зна­ме­ни­ем и под­кре­пив­ши­ми его ауспи­ци­я­ми, он созы­ва­ет воин­скую сход­ку и изла­га­ет, чему учит пред­у­смот­ри­тель­ность и как сле­ду­ет дей­ст­во­вать в пред­сто­я­щей бит­ве. (3) Рим­ский воин может успеш­но сра­жать­ся не толь­ко в откры­том поле, но, если разум­но исполь­зу­ет обста­нов­ку, то и в лесах, и в порос­ших лесом горах; ведь огром­ные щиты вар­ва­ров и их непо­мер­но длин­ные копья менее при­год­ны для боя сре­ди дре­вес­ных ство­лов и низ­кой порос­ли, чем рим­ские дро­ти­ки и мечи и покры­ваю­щие тело доспе­хи. (4) Нуж­но уча­щать уда­ры, направ­ляя ост­рие ору­жия в лицо: у гер­ман­цев нет пан­ци­рей, нет шле­мов, да и щиты у них не оби­ты ни желе­зом, ни кожею — они спле­те­ны из пру­тьев или сде­ла­ны из тон­ких выкра­шен­ных доще­чек. Толь­ко сра­жаю­щи­е­ся в пер­вом ряду кое-как снаб­же­ны у них копья­ми, а у всех осталь­ных — обо­жжен­ные на огне колья или корот­кие дро­ти­ки. (5) И тела их, насколь­ко они страш­ны с виду и могу­чи при непро­дол­жи­тель­ном напря­же­нии, настоль­ко же невы­нос­ли­вы к ранам; гер­ман­цы, не сты­дясь позо­ра, нисколь­ко не думая о сво­их вождях, бро­са­ют их, обра­ща­ют­ся в бег­ство, трус­ли­вые при неуда­че, попи­раю­щие зако­ны боже­ские и чело­ве­че­ские, когда возь­мут верх. (6) Если его вои­ны хотят покон­чить с тягота­ми похо­дов и пла­ва­ний, то это сра­же­ние при­бли­жа­ет желан­ный отдых. Теперь река Аль­бис бли­же, чем Рейн, а за нею вое­вать не с кем, лишь бы ему, иду­ще­му по той же зем­ле, что отец и дядя, и сту­паю­ще­му по их следам, они добы­ли реши­тель­ную победу.

15. (1) Речь пол­ко­во­д­ца вос­пла­ме­ни­ла вои­нов, и был подан знак к нача­лу сра­же­ния. (2) Арми­ний и осталь­ные вожди гер­ман­цев так­же не пере­ста­ва­ли убеж­дать сво­их сопле­мен­ни­ков, что это те самые рим­ляне — наи­бо­лее быст­рые в бег­стве, какие были в вой­ске у Вара, — кото­рые, чтобы боль­ше не вое­вать, под­ня­ли воз­му­ще­ние; они пред­ста­нут перед оже­сто­чив­шим­ся сно­ва вра­гом, пред раз­гне­ван­ны­ми ими бога­ми, часть — заклей­мен­ные рана­ми в спи­ну, часть — с пере­би­ты­ми в мор­ских бурях чле­на­ми, без малей­шей надеж­ды на спа­се­ние. (3) Они при­бег­ли к кораб­лям и околь­но­му пере­хо­ду по Оке­а­ну, чтобы, направ­ля­ясь сюда, не встре­тить­ся с теми, кто стал бы на их пути, кто, нане­ся им пора­же­ние, пре­сле­до­вал бы их по пятам; но где схо­дят­ся вру­ко­паш­ную, там побеж­ден­ные не най­дут помо­щи у вет­ров и вёсел: (4) «Вспом­ним о рим­ской алч­но­сти, жесто­ко­сти и над­мен­но­сти; есть ли у нас дру­гой выход, как толь­ко отсто­ять свою неза­ви­си­мость или погиб­нуть, не дав­шись в раб­ство?».

16. (1) Рас­па­лен­ных таки­ми реча­ми и тре­бу­ю­щих боя вои­нов они выво­дят на рав­ни­ну, нося­щую назва­ние Иди­ста­ви­зо. (2) Рас­по­ло­жен­ная меж­ду Визур­ги­ем и хол­ма­ми, она име­ет неров­ные очер­та­ния и раз­лич­ную шири­ну, смот­ря по тому, отсту­па­ют ли бере­га реки или это­му пре­пят­ст­ву­ют высту­пы гор. (3) В тылу у гер­ман­цев под­ни­мал­ся высо­ко­стволь­ный лес с голой зем­лей меж­ду дере­вья­ми. Рав­ни­ны и опуш­ки лесов зани­ма­ли отряды вар­ва­ров; (4) толь­ко херус­ки засе­ли на вер­ши­нах хол­мов, чтобы во вре­мя сра­же­ния обру­шить­ся свер­ху на рим­лян. (5) Наше вой­ско дви­га­лось так: впе­ре­ди вспо­мо­га­тель­ные отряды гал­лов и гер­ман­цев, за ними — пешие луч­ни­ки; затем — четы­ре леги­о­на и Цезарь с дву­мя пре­то­ри­ан­ски­ми когор­та­ми и отбор­ною кон­ни­цей; далее столь­ко же дру­гих леги­о­нов и лег­ко­во­ору­жен­ные вои­ны вме­сте с кон­ны­ми луч­ни­ка­ми и когор­та­ми союз­ни­ков. Вои­ны были гото­вы всту­пить в бой, соблюдая тот же порядок, в каком они шли.

17. (1) Увидев ярост­но устре­мив­ши­е­ся впе­ред тол­пы херус­ков, Гер­ма­ник при­ка­зы­ва­ет наи­бо­лее доб­лест­ным всад­ни­кам напасть на них с флан­га, а Стер­ти­нию с осталь­ной кон­ни­цей обой­ти вра­га и уда­рить на него с тыла; сам он дол­жен был в под­хо­дя­щий момент ока­зать им под­держ­ку. (2) Меж­ду тем вни­ма­ние пол­ко­во­д­ца при­влек­ло пре­крас­ное пред­зна­ме­но­ва­ние: восемь орлов про­ле­те­ли по направ­ле­нию к лесу и там опу­сти­лись. Увидав это, он вос­клик­нул, обра­ща­ясь к вои­нам, чтобы они после­до­ва­ли за рим­ски­ми пти­ца­ми, искон­ны­ми свя­ты­ня­ми леги­о­нов. (3) Навстре­чу херус­кам устрем­ля­ют­ся пехо­тин­цы, и одно­вре­мен­но их тыл и флан­ги тес­нит выслан­ная зара­нее кон­ни­ца. (4) И уди­ви­тель­ное дело! Два отряда вра­гов пус­ка­ют­ся бежать в про­ти­во­по­лож­ные сто­ро­ны, те, что были в лесу, — на откры­тое поле, а те, что сто­я­ли на поле, — в лес. (5) Нахо­див­ших­ся меж­ду ними херус­ков рим­ляне тес­ни­ли с хол­мов; сре­ди вра­гов вид­нел­ся Арми­ний, кото­рый сло­вом, при­ме­ром в бою, стой­ко­стью в пере­не­се­нии ран побуж­дал их дер­жать­ся. (6) И он опро­ки­нул бы луч­ни­ков и про­рвал­ся, если бы ему не пре­гра­ди­ли пути когор­ты ретов, вин­де­ли­ков и гал­лов. (7) Употре­бив всю свою силу и быст­ро­ту коня, он все же про­бил­ся, изма­зав себе лицо сво­ею кро­вью, чтобы остать­ся неузнан­ным. Неко­то­рые пере­да­ют, что хав­ки, сра­жав­ши­е­ся сре­ди рим­ских вспо­мо­га­тель­ных войск, узна­ли его, но дали ему ускольз­нуть. (8) Такая же доб­лесть или хит­рость спас­ла и Инг­вио­ме­ра; осталь­ные были пере­би­ты. Боль­шин­ство пытав­ших­ся пере­плыть Визур­гий погиб­ло от пущен­ных в них стрел и дро­ти­ков или в стрем­ни­нах реки, нако­нец — в пото­ке бегу­щих или от обва­лов под их тяже­стью бере­гов. (9) Неко­то­рые, в позор­ном бег­стве взо­брав­ши­е­ся на вер­хуш­ки дере­вьев и пря­тав­ши­е­ся там меж­ду вет­вей, рас­стре­ли­ва­лись заба­вы ради подо­спев­ши­ми луч­ни­ка­ми, дру­гие были раздав­ле­ны сва­лен­ны­ми под ними дере­вья­ми.

18. (1) Это была боль­шая победа и почти не сто­ив­шая нам кро­ви. С пято­го часа дня¹¹ и до ночи наши руби­ли вра­гов; на про­тя­же­нии деся­ти тысяч шагов все было усе­я­но их тру­па­ми и ору­жи­ем, при­чем сре­ди достав­шей­ся нам добы­чи были обна­ру­же­ны цепи, кото­рые, не сомне­ва­ясь в исхо­де бит­вы, запас­ли для рим­лян гер­ман­цы. (2) Вои­ны тут же на поле сра­же­ния про­воз­гла­си­ли Тибе­рия импе­ра­то­ром и, выло­жив насыпь, водру­зи­ли на нее в виде тро­фея ору­жие с над­пи­сью, в кото­рой были поиме­но­ва­ны побеж­ден­ные пле­ме­на.

19. (1) Не столь­ко раны, поте­ри и пора­же­ние, сколь­ко вид этой насы­пи напол­нил гер­ман­цев скор­бью и яро­стью. (2) Толь­ко что соби­рав­ши­е­ся поки­нуть свои селе­ния и уйти за Аль­бис, они теперь жаж­дут боя, хва­та­ют­ся за ору­жие; про­стые и знат­ные, моло­дежь, ста­ри­ки — все совер­ша­ют вне­зап­ные набе­ги на про­дви­гав­ше­е­ся рим­ское вой­ско и при­во­дят его в рас­строй­ство. (3) Нако­нец, они выби­ра­ют поле сра­же­ния, зажа­тое меж­ду рекой и леса­ми, с тес­ной и топ­кой рав­ни­ною посе­редине; да и леса ото­всюду были окру­же­ны непро­хо­ди­мым боло­том, кро­ме той сто­ро­ны, где ангри­ва­рии, чтобы отго­ро­дить­ся от херус­ков, воз­ве­ли широ­кую насыпь. (4) Здесь ста­ла пехота, а всад­ни­ки укры­лись в бли­жай­ших рощах, с тем чтобы ока­зать­ся в тылу у вошед­ших в лес леги­о­нов.

20. (1) Цезарь был обо всем этом осве­дом­лен: он знал замыс­лы и места рас­по­ло­же­ния непри­я­те­ля, все явное и все тай­ное, и обра­щал его хит­рость ему же на поги­бель. (2) Лега­ту Сею Тубе­ро­ну он пору­ча­ет кон­ни­цу и откры­тое поле; пехо­тин­цев же выст­ра­и­ва­ет таким обра­зом, чтобы часть их вошла в лес ров­ной доро­гой, а дру­гая — пре­одолев про­ти­во­ле­жа­щую насыпь. Более труд­ное он остав­ля­ет себе, осталь­ное пору­ча­ет лега­там. (3) Кому выпа­ло насту­пать по рав­нине, те вторг­лись без труд­но­стей, но кому доста­лось захва­тить насыпь, на тех свер­ху посы­па­лись уда­ры, как если бы они подо­шли к кре­пост­ной стене. (4) Пол­ко­во­дец понял, что ближ­ний бой невы­го­ден рим­ля­нам, и, отведя поодаль леги­о­ны, при­ка­зы­ва­ет пращ­ни­кам и кам­не­ме­та­те­лям бить по вра­гу. (5) Извер­га­ли копья и мета­тель­ные маши­ны, и чем боль­ше защит­ни­ков пока­зы­ва­лось на насы­пи, тем боль­шее чис­ло ране­ных сва­ли­ва­лось с нее. (6) По овла­де­нии валом Цезарь пер­вым во гла­ве пре­то­ри­ан­ских когорт ворвал­ся в лес, и там завя­за­лась руко­паш­ная схват­ка; (7) у вра­гов к тылу при­мы­ка­ло боло­то, у рим­лян — река и горы; и тем и дру­гим некуда было подать­ся: они мог­ли рас­счи­ты­вать толь­ко на свою доб­лесть, их спа­се­ние было толь­ко в победе.

21. (1) Гер­ман­цы дра­лись с немень­шей отва­гой, чем рим­ляне, но усло­вия боя и их ору­жие были небла­го­при­ят­ны для них: стис­ну­тые во мно­же­стве на узком про­стран­стве, они не мог­ли ни нано­сить уда­ров сво­и­ми чрез­мер­но длин­ны­ми копья­ми, ни быст­ро отво­дить их назад, ни при­ме­нять выпа­ды, исполь­зуя свою подвиж­ность и лов­кость; напро­тив, рим­ские вои­ны, у кото­рых щит был тес­но при­жат к груди, а рука креп­ко дер­жа­ла руко­ят­ку меча, прон­за­ли огром­ные тела вар­ва­ров и их ничем не защи­щен­ные лица, про­би­вая себе доро­гу в гуще повер­гае­мых ими вра­гов; да и Арми­ний дей­ст­во­вал с мень­шей стре­ми­тель­но­стью, чем преж­де, то ли пото­му, что был утом­лен непре­рыв­ны­ми бит­ва­ми, или, может быть, све­жая рана ско­вы­ва­ла его дви­же­ния. (2) И Инг­вио­ме­ра, кото­рый носил­ся по все­му полю боя, ско­рее поки­ну­ло воен­ное сча­стье, чем лич­ная доб­лесть. (3) Гер­ма­ник, чтобы его лег­че мог­ли узнать в рядах рим­лян, снял шлем с голо­вы и при­зы­вал сво­их не пре­кра­щать сечу: не нуж­ны плен­ные, толь­ко уни­что­же­ние пле­ме­ни поло­жит конец войне. (4) Уже на исхо­де дня он вывел из боя один леги­он, чтобы раз­бить лагерь; про­чие леги­о­ны лишь с наступ­ле­ни­ем тем­ноты пре­сы­ти­лись вра­же­ской кро­вью. Всад­ни­ки сра­жа­лись с пере­мен­ным успе­хом.

22. (1) Созвав сход­ку вои­нов и воздав на ней хва­лу победи­те­лям. Цезарь пове­лел сло­жить в гру­ду захва­чен­ное ору­жие с гор­дой над­пи­сью: «Одолев наро­ды меж­ду Рей­ном и Аль­би­сом, вой­ско Тибе­рия Цеза­ря посвя­ти­ло этот памят­ник Мар­су, Юпи­те­ру и Авгу­сту». (2) О самом себе Гер­ма­ник ниче­го не доба­вил, опа­са­ясь ли зави­сти или доволь­ст­ву­ясь созна­ни­ем выпол­нен­но­го им дела. Вслед за тем он пору­ча­ет Стер­ти­нию пой­ти похо­дом на ангри­ва­ри­ев, если они не пото­ро­пят­ся изъ­явить покор­ность. (3) Те сми­рен­но попро­си­ли поща­ды на любых усло­ви­ях и полу­чи­ли про­ще­ние за все про­шлое.

23. (1) Но так как пер­вая поло­ви­на лета уже мино­ва­ла. Цезарь, отпра­вив сухим путем несколь­ко леги­о­нов в зим­ние лаге­ри, поса­дил осталь­ную, бо́льшую, часть сво­его вой­ска на кораб­ли и про­вел их по реке Ами­зии в Оке­ан. (2) Сна­ча­ла спо­кой­ст­вие мор­ской гла­ди нару­ша­лось толь­ко дви­же­ни­ем тыся­чи кораб­лей, шед­ших на вес­лах или под пару­са­ми; но вско­ре из клу­бя­щих­ся чер­ных туч посы­пал­ся град; от нале­тав­ших со всех сто­рон вих­рей под­ня­лось бес­по­рядоч­ное вол­не­ние: про­па­ла вся­кая види­мость, и ста­ло труд­но управ­лять кораб­ля­ми; пере­пу­ган­ные, не изведав­шие пре­врат­но­стей моря вои­ны или меша­ли моря­кам в их рабо­те, или, помо­гая им несвоевре­мен­но и неуме­ло, дела­ли бес­плод­ны­ми уси­лия самых опыт­ных корм­чих. (3) Затем и небом, и морем без­раздель­но завла­дел южный ветер, кото­рый, набрав­шись силы от влаж­ных земель Гер­ма­нии, ее пол­но­вод­ных рек и про­но­ся­ще­го­ся над нею нескон­чае­мо­го пото­ка туч и став еще сви­ре­пее от сту­жи близ­ко­го севе­ра, под­хва­тил кораб­ли и рас­кидал их по откры­то­му Оке­а­ну или повлек к ост­ро­вам, опас­ным сво­и­ми отвес­ны­ми ска­ла­ми или неве­до­мы­ми меля­ми. (4) Лишь с боль­шим трудом уда­лось немно­го от них отой­ти, но, когда при­лив сме­нил­ся отли­вом, кото­рый понес кораб­ли в ту же сто­ро­ну, куда их отно­сил ветер, ста­ло невоз­мож­но дер­жать­ся на яко­ре и вычер­пы­вать бес­пре­рыв­но вры­вав­шу­ю­ся воду; тогда, чтобы облег­чить кораб­ли, про­те­кав­шие по бокам и захле­сты­вае­мые вол­на­ми, ста­ли выбра­сы­вать в море лоша­дей, вьюч­ный скот, сна­ря­же­ние вои­нов и даже ору­жие¹².

24. (1) Насколь­ко Оке­ан ярост­нее про­чих морей и кли­мат в Гер­ма­нии суро­вее, чем где бы то ни было, настоль­ко и это бед­ст­вие выда­ва­лось небы­ва­лы­ми раз­ме­ра­ми. Кру­гом были враж­деб­ные бере­га или такое бес­ко­неч­ное и глу­бо­кое море, что каза­лось, буд­то оно на краю све­та и зем­ли боль­ше не будет. (2) Часть кораб­лей погло­ти­ла пучи­на, боль­шин­ство было отбро­ше­но к лежа­щим вда­ле­ке ост­ро­вам; и так как они были необи­тае­мы, вои­ны, за исклю­че­ни­ем тех, кого под­дер­жа­ли выки­ну­тые при­бо­ем кон­ские тру­пы, погиб­ли от голо­да. (3) Толь­ко три­ре­ма Гер­ма­ни­ка при­ча­ли­ла к зем­ле хав­ков; дни и ночи про­во­дил он на при­бреж­ных уте­сах или вда­вав­ших­ся в море мысах, назы­вая себя винов­ни­ком это­го бед­ст­вия, и при­бли­жен­ные с боль­шим трудом удер­жа­ли его от того, чтобы он не нашел себе смерть в том же море. (4) Нако­нец, вме­сте с при­ли­вом и попу­т­ным вет­ром вер­ну­лись раз­би­тые кораб­ли с немно­го­чис­лен­ны­ми греб­ца­ми и одеж­дой, натя­ну­той вза­мен пару­сов, иные — вле­ко­мые менее постра­дав­ши­ми. Поспеш­но почи­нив кораб­ли, Гер­ма­ник отпра­вил их обой­ти ост­ро­ва; (5) бла­го­да­ря этой его забот­ли­во­сти было подо­бра­но нема­ло вои­нов; мно­гие были воз­вра­ще­ны недав­но при­ня­ты­ми под нашу власть ангри­ва­ри­я­ми, выку­пив­ши­ми их у жите­лей внут­рен­них обла­стей; неко­то­рые были уве­зе­ны в Бри­та­нию и отпу­ще­ны тамош­ни­ми царь­ка­ми. (7) И каж­дый, вер­нув­шись из даль­них кра­ев, рас­ска­зы­вал чуде­са о неве­ро­ят­ной силе вих­рей, невидан­ных пти­цах, мор­ских чудо­ви­щах, полу­людях-полу­зве­рях — обо всем, что он видел или во что со стра­ху уве­ро­вал.

25. (1) Слух о гибе­ли флота воз­ро­дил в гер­ман­цах воин­ст­вен­ный пыл, и это заста­ви­ло Цеза­ря при­нять необ­хо­ди­мые меры. (2) Он велит Гаю Силию с трид­ца­тью тыся­ча­ми пехо­тин­цев и тре­мя тыся­ча­ми всад­ни­ков высту­пить в поход про­тив хат­тов; сам он с еще боль­шим вой­ском напа­да­ет на мар­сов, недав­но пере­дав­ший­ся рим­ля­нам вождь кото­рых Мал­ло­венд сооб­щил, что зары­тый в нахо­дя­щей­ся побли­зо­сти роще орел одно­го из леги­о­нов Квин­ти­лия Вара охра­ня­ет­ся ничтож­ны­ми сила­ми. (3) Туда немед­лен­но был выслан отряд с пред­пи­са­ни­ем отвлечь непри­я­те­ля на себя, и дру­гой — чтобы, обой­дя его с тыла, выко­пать орла из зем­ли; и тем и дру­гим сопут­ст­во­ва­ла уда­ча. (4) Тем реши­тель­нее Цезарь устрем­ля­ет­ся внутрь стра­ны, опу­сто­ша­ет ее, истреб­ля­ет вра­га, не смев­ше­го сой­тись в откры­том бою или если кое-где и ока­зы­вав­ше­го сопро­тив­ле­ние, тот­час же раз­би­вае­мо­го и нико­гда, как ста­ло извест­но от плен­ных, не тре­пе­тав­ше­го так перед рим­ля­на­ми. (5) Ибо они, как утвер­жда­ли мар­сы, непо­беди­мы и не могут быть слом­ле­ны ника­ки­ми пре­врат­но­стя­ми: ведь, поте­ряв флот, лишив­шись ору­жия, усе­яв бере­га тру­па­ми лоша­дей и людей, они с той же доб­ле­стью и тем же упор­ст­вом и как буд­то в еще боль­шем чис­ле вторг­лись в их зем­ли.

26. (1) После это­го вои­ны были отведе­ны в зим­ние лаге­ри, и у них было радост­но на душе отто­го, что несча­стье на море они урав­но­ве­си­ли удач­ным похо­дом. Вооду­ше­вил их и Цезарь сво­ею щед­ро­стью, воз­ме­стив каж­до­му заяв­лен­ный им урон. (2) Было оче­вид­но, что непри­я­тель пал духом и скло­ня­ет­ся к реше­нию про­сить мира и что нуж­но еще одно лето, и тогда мож­но будет закон­чить вой­ну. (3) Но Тибе­рий в частых пись­мах напо­ми­нал Гер­ма­ни­ку, чтобы тот при­был в Рим и отпразд­но­вал даро­ван­ный ему сена­том три­умф. Доволь­но уже успе­хов, доволь­но слу­чай­но­стей. Он дал счаст­ли­вые и боль­шие сра­же­ния, но не дол­жен забы­вать, что вет­ры и бури, без вины пол­ко­во­д­ца, при­чи­ни­ли жесто­кий и тяже­лый ущерб. Боже­ст­вен­ный Август девять раз посы­лал само­го Тибе­рия в Гер­ма­нию, и бла­го­ра­зу­ми­ем он добил­ся там боль­ше­го, неже­ли силою. Имен­но так были им под­чи­не­ны отдав­ши­е­ся под власть рим­лян сугам­бры и укро­ще­ны мир­ным дого­во­ром све­бы и царь Маро­бод. И херус­ков, и осталь­ные непо­кор­ные пле­ме­на, после того как рим­ляне им долж­ным обра­зом отмсти­ли, мож­но пре­до­ста­вить их соб­ст­вен­ным меж­до­усо­би­цам и раздо­рам. (4) В ответ на прось­бу Гер­ма­ни­ка дать ему год для завер­ше­ния нача­то­го Тибе­рий еще настой­чи­вее пыта­ет­ся раз­жечь в нем тще­сла­вие, пред­ла­гая ему кон­суль­ство на вто­рой срок, с тем чтобы свои обя­зан­но­сти он отправ­лял лич­но и нахо­дясь в Риме. (5) К это­му Тибе­рий добав­лял, что если все еще необ­хо­ди­мо вести вой­ну, то пусть Гер­ма­ник оста­вит и сво­е­му бра­ту Дру­зу¹³ воз­мож­ность покрыть себя сла­вою, так как при отсут­ст­вии в то вре­мя дру­гих вра­гов он толь­ко в Гер­ма­нии может полу­чить импе­ра­тор­ский титул и лав­ро­вый венок. (6) И Гер­ма­ник не стал доль­ше мед­лить, хотя ему было ясно, что все это вымыш­лен­ные пред­ло­ги и что его жела­ют лишить уже добы­той им сла­вы толь­ко из зави­сти.

27. (1) В это же вре­мя на Либо­на Дру­за из рода Скри­бо­ни­ев посту­пил донос, обви­няв­ший его в под­готов­ке государ­ст­вен­но­го пере­во­рота. О воз­ник­но­ве­нии, ходе и окон­ча­нии это­го дела я рас­ска­жу подроб­нее, так как тогда впер­вые про­яви­лось то зло, кото­рое столь­ко лет разъ­еда­ло государ­ство. (2) Сена­тор Фир­мий Кат, один из бли­жай­ших дру­зей Либо­на, скло­нил это­го недаль­но­вид­но­го и лег­ко­вер­но­го юно­шу к увле­че­нию пред­ска­за­ни­я­ми хал­де­ев, таин­ст­вен­ны­ми обряда­ми магов и снотол­ко­ва­те­ля­ми; настой­чи­во напо­ми­ная ему, что Пом­пей — его пра­дед, Скри­бо­ния, неко­гда жена Авгу­ста, — тет­ка. Цеза­ри — двою­род­ные бра­тья¹⁴ и что его дом полон изо­бра­же­ний про­слав­лен­ных пред­ков, он, соучаст­вуя в его раз­гуль­ном обра­зе жиз­ни и помо­гая ему в добы­ва­нии взай­мы денег, вся­че­ски побуж­дал его к рос­ко­ше­ству и вво­дил в дол­ги, чтобы собрать воз­мож­но боль­ше изоб­ли­чаю­щих его улик.

28. (1) Най­дя доста­точ­ное чис­ло свиде­те­лей и хоро­шо осве­дом­лен­ных рабов, он начи­на­ет домо­гать­ся свида­ния с прин­цеп­сом, пред­ва­ри­тель­но сооб­щив ему через рим­ско­го всад­ни­ка Флак­ка Вес­ку­ла­рия, имев­ше­го доступ к Тибе­рию, о пре­ступ­ле­нии и винов­ном в нем. (2) Отнюдь не отвер­гая доно­са, Цезарь все же отка­зал­ся встре­тить­ся с Катом: ведь они могут общать­ся при посред­стве того же Флак­ка. (3) Меж­ду тем Тибе­рий жалу­ет Либо­на пре­ту­рой, допус­ка­ет на свои пир­ше­ства, раз­го­ва­ри­ва­ет с ним, не меня­ясь в лице и ни сло­вом не выка­зы­вая сво­его раз­дра­же­ния — так глу­бо­ко зата­ил он гнев! И хотя он лег­ко мог сдер­жать Либо­на, Тибе­рий выжида­ет, пред­по­чи­тая знать все его сло­ва и дела, пока некий Юний, кото­ро­го Либон попро­сил вызвать закля­ти­я­ми тени из под­зем­но­го цар­ства, не донес об этом Фуль­ци­нию Три­о­ну. (4) Этот Три­он сре­ди обви­ни­те­лей слыл выдаю­щим­ся и доро­жил сво­ей недоб­рою сла­вой. Он тот­час же берет на себя обви­не­ние, отправ­ля­ет­ся к кон­су­лам, тре­бу­ет, чтобы сенат про­из­вел рас­сле­до­ва­ние. (5) И сена­то­ры созы­ва­ют­ся на заседа­ние, опо­ве­щен­ные о том, что пред­сто­ит рас­смот­реть важ­ное и ужас­ное дело

29. (1) Меж­ду тем в тра­ур­ной одеж­де, в сопро­вож­де­нии знат­ных жен­щин Либон ходит из дома в дом, упра­ши­ва­ет род­ст­вен­ни­ков, ищет у них под­держ­ки про­тив гро­зя­щей ему опас­но­сти, но под раз­ны­ми пред­ло­га­ми, а в дей­ст­ви­тель­но­сти вслед­ст­вие все той же бояз­ни ему повсюду в этом отка­зы­ва­ют. (3) В день сенат­ско­го заседа­ния его, изму­чен­но­го стра­хом и телес­ным неду­гом или, как утвер­жда­ли неко­то­рые, при­тво­рив­ше­го­ся боль­ным, достав­ля­ют на носил­ках к две­рям курии, и он, опи­ра­ясь на бра­та, про­тя­ги­ва­ет руки и обра­ща­ет сло­ва моль­бы к Тибе­рию, но тот встре­ча­ет его с ока­ме­нев­шим лицом. Затем Цезарь огла­ша­ет доно­сы и вызы­ва­ет свиде­те­лей, ста­ра­ясь пока­зать, что он бес­при­страст­но отно­сит­ся к обви­не­ни­ям, не смяг­чая и не отя­го­щая их.

30. (1) К Три­о­ну и Кату при­со­еди­ни­лись в каче­стве обви­ни­те­лей так­же Фон­тей Агрип­па и Гай Вибий, и у них воз­ник спор, кому долж­но быть пре­до­став­ле­но пра­во про­из­не­се­ния обви­ни­тель­ной речи, пока нако­нец Вибий не заявил, что, посколь­ку они не смог­ли меж­ду собою дого­во­рить­ся и Либон явил­ся в суд без защит­ни­ка, он по отдель­но­сти изло­жит обви­не­ния, после чего предъ­явил пись­ма Либо­на, настоль­ко неле­пые, что в одном из них, напри­мер, им зада­вал­ся магам вопрос, будет ли он настоль­ко богат, чтобы покрыть день­га­ми Аппи­е­ву доро­гу¹⁵ вплоть до Брун­ди­зия. (2) За этим пись­мом сле­до­ва­ли дру­гие, столь же глу­пые и вздор­ные, а если отне­стись к ним снис­хо­ди­тель­нее — в выс­шей сте­пе­ни жал­кие. Было, одна­ко, и такое пись­мо, в кото­ром, по утвер­жде­нию обви­ни­те­ля, воз­ле имен Цеза­рей и неко­то­рых сена­то­ров рукою Либо­на были добав­ле­ны зло­ве­щие или таин­ст­вен­ные и непо­нят­ные зна­ки. (3) И так как под­суди­мый отри­цал, что это сде­ла­но им, было реше­но допро­сить под пыт­кою при­над­ле­жав­ших ему и свиде­тель­ст­во­вав­ших про­тив него рабов. Одна­ко ста­рин­ным сенат­ским поста­нов­ле­ни­ем вос­пре­ща­лось пытать рабов, когда дело шло о жиз­ни или смер­ти их гос­по­ди­на, и искус­ный изо­бре­та­тель судеб­ных нов­шеств Тибе­рий пове­лел каз­на­чей­ству при­об­ре­сти через сво­его пред­ста­ви­те­ля несколь­ких рабов Либо­на, дабы их мож­но было под­верг­нуть допро­су под пыт­кою, не нару­шая сенат­ско­го поста­нов­ле­ния. (4) Вслед­ст­вие это­го обви­ня­е­мый попро­сил отло­жить на день раз­би­ра­тель­ство его дела и, воз­вра­тив­шись домой, через сво­его род­ст­вен­ни­ка Пуб­лия Кви­ри­ния обра­тил­ся к прин­цеп­су с прось­бою о про­ще­нии.

31. (1) Ему было отве­че­но, чтобы свое хода­тай­ство он напра­вил сена­ту. Меж­ду тем дом его окру­жи­ли вои­ны; они тол­пи­лись у само­го вхо­да, так что их мож­но было и слы­шать, и видеть, и тогда Либон, изму­чен­ный пир­ше­ст­вом, кото­рым он поже­лал насла­дить­ся в послед­ний раз, начи­на­ет при­зы­вать, чтобы кто-нибудь пора­зил его насмерть, хва­та­ет рабов за руки, про­тя­ги­ва­ет им меч, (2) а они, тре­пе­ща от стра­ха, раз­бе­га­ясь от него в раз­ные сто­ро­ны, опро­киды­ва­ют нахо­див­ший­ся на сто­ле све­тиль­ник, и в уже объ­яв­шей его как бы могиль­ной тьме он дву­мя уда­ра­ми прон­зил свои внут­рен­но­сти. (3) На стон, кото­рый он издал падая, сбе­жа­лись воль­ноот­пу­щен­ни­ки, меж­ду тем как вои­ны, увидев, что он мертв, уда­ли­лись. (4) Одна­ко в сена­те дело Либо­на раз­би­ра­лось с преж­ним рве­ни­ем; ему был выне­сен обви­ни­тель­ный при­го­вор, и Тибе­рий поклял­ся, что попро­сил бы сохра­нить ему жизнь, сколь бы винов­ным он ни был, если бы он сам не избрал доб­ро­воль­ную смерть.

32. (1) Иму­ще­ство Либо­на было поде­ле­но меж­ду его обви­ни­те­ля­ми, и тем из них, кто при­над­ле­жал к сена­тор­ско­му сосло­вию, вне уста­нов­лен­но­го поряд­ка были даны пре­ту­ры¹⁶. (2) Тогда же Кот­та Мес­са­лин пред­ло­жил, чтобы на похо­ро­нах потом­ков Либо­на его изо­бра­же­ние не допус­ка­лось к уча­стию в шест­вии, а Гней Лен­тул — чтобы никто из рода Скри­бо­ни­ев не при­ни­мал фамиль­ное имя Друз. (3) По пред­ло­же­нию Пом­по­ния Флак­ка были назна­че­ны дни бла­годар­ст­вен­ных молеб­ст­вий богам, (4) а реше­ния о дарах Юпи­те­ру, Мар­су, Согла­сию и о том, чтобы день сен­тябрь­ских ид¹⁷, в кото­рый Либон покон­чил само­убий­ст­вом, отныне счи­тал­ся празд­нич­ным, доби­лись Луций Пизон^[3], Галл Ази­ний, Папий Мутил и Луций Апро­ний; я оста­но­вил­ся на этих уго­д­ли­вых пред­ло­же­ни­ях, чтобы пока­зать, сколь дав­нее это зло в нашем государ­стве. (5) Были при­ня­ты так­же сенат­ские поста­нов­ле­ния об изгна­нии из Ита­лии аст­ро­ло­гов и магов; из их чис­ла Луций Питу­а­ний был сбро­шен с Тар­пей­ской ска­лы, а Пуб­лия Мар­ция кон­су­лы, повелев тру­бить в тру­бы, пре­да­ли за Эскви­лин­ски­ми ворота­ми каз­ни при­ня­тым в ста­ри­ну спо­со­бом¹⁸.

33. (1) На сле­дую­щем заседа­нии сена­та про­стран­но гово­ри­ли про­тив рас­про­стра­нив­шей­ся в государ­стве рос­ко­ши быв­ший кон­сул Квинт Гате­рий и быв­ший пре­тор Окта­вий Фрон­тон, и было при­ня­то поста­нов­ле­ние, вос­пре­щав­шее употреб­лять на пирах мас­сив­ную золотую посу­ду и уни­жать муж­ское досто­ин­ство шел­ко­вы­ми одеж­да­ми. (2) Фрон­тон шел и даль­ше, тре­буя уста­но­вить пре­дель­ную меру для домаш­не­го сереб­ра, утва­ри и про­жи­ваю­щих при доме рабов (ведь тогда у сена­то­ров еще было в обы­чае выска­зы­вать­ся, когда под­хо­ди­ла их оче­редь голо­со­вать, обо всем, что они счи­та­ли суще­ст­вен­ным для обще­го бла­га). (3) Но про­тив это­го высту­пил с воз­ра­же­ни­я­ми Ази­ний Галл: с уве­ли­че­ни­ем государ­ства воз­рос­ли и част­ные сред­ства, и в этом нет ниче­го ново­го, так пове­лось с древ­ней­ших вре­мен: одно состо­я­ние было у Фаб­ри­ци­ев, иное у Сци­пи­о­нов; все соот­но­сит­ся с обще­ст­вен­ным досто­я­ни­ем; если оно скром­но, тес­ны и дома граж­дан, но, после того как оно достиг­ло тако­го вели­ко­ле­пия, бога­те­ет и каж­дый в отдель­но­сти. (4) А что каса­ет­ся коли­че­ства нахо­дя­щих­ся при доме рабов, сереб­ра и все­го про­че­го, при­об­ре­тае­мо­го для удо­вле­тво­ре­ния наших потреб­но­стей, то чрез­мер­ное или уме­рен­ное опре­де­ля­ет­ся здесь толь­ко одним: сов­ме­сти­мо ли оно с воз­мож­но­стя­ми вла­дель­ца. (5) Иму­ще­ст­вен­ные цен­зы сена­та и всад­ни­ков¹⁹ выше не пото­му, что они по при­ро­де отли­ча­ют­ся от осталь­ных граж­дан, но для того, чтобы, имея пре­иму­ще­ство в местах²⁰, зва­нии и обще­ст­вен­ном поло­же­нии, они рас­по­ла­га­ли им так­же и в том, что необ­хо­ди­мо для душев­но­го удо­вле­тво­ре­ния и телес­но­го здо­ро­вья, если толь­ко людей, наи­бо­лее выдаю­щих­ся, кото­рые долж­ны брать на себя боль­ше забот и под­вер­гать­ся бо́льшим опас­но­стям, чем кто бы то ни было, не сле­ду­ет лишать средств, при­но­ся­щих смяг­че­ние этих забот и опас­но­стей. (6) При­зна­ние за поро­ка­ми пра­ва назы­вать­ся бла­го­при­стой­ны­ми име­на­ми и при­вер­жен­ность к ним со сто­ро­ны слу­ша­те­лей лег­ко доста­ви­ли Гал­лу общую под­держ­ку. Да и Тибе­рий доба­вил, что даль­ней­шие огра­ни­че­ния в рос­ко­ши несвоевре­мен­ны, но, если нра­вы хоть в чем-нибудь пошат­нут­ся, то най­дет­ся кому занять­ся их исправ­ле­ни­ем.

34. (1) На этом заседа­нии высту­пил и Луций Пизон, кото­рый обру­шил­ся на про­ис­ки при веде­нии обще­ст­вен­ных дел, на под­куп­ность судов, на дер­зость ора­то­ров, угро­жаю­щих обви­не­ни­я­ми, и заявил, что он уда­ля­ет­ся и покида­ет Рим, чтобы посе­лить­ся в глу­хой и даль­ней деревне; закон­чив речь, он напра­вил­ся к выхо­ду из сена­та. (2) Это взвол­но­ва­ло Тибе­рия, и, хотя ему уда­лось успо­ко­ить Пизо­на лас­ко­вы­ми сло­ва­ми, он, сверх того, обра­тил­ся к его род­ст­вен­ни­кам и близ­ким, чтобы они удер­жи­ва­ли его сво­им вли­я­ни­ем или прось­ба­ми. (3) Вско­ре тот же Пизон с немень­шей сво­бо­дой про­явил свое недо­воль­ство суще­ст­ву­ю­щи­ми поряд­ка­ми, вызвав на суд Ургу­ла­нию, кото­рую друж­ба Авгу­сты поста­ви­ла выше зако­нов. (4) Ургу­ла­ния, пре­не­бре­гая Пизо­ном и не явив­шись на вызов, отпра­ви­лась во дво­рец Цеза­ря, но и Пизон не отсту­пил­ся от сво­его иска, несмот­ря на жало­бы Авгу­сты, что ее пре­сле­ду­ют и уни­жа­ют. (5) Тибе­рий, пола­гая, что ему сле­ду­ет пой­ти навстре­чу поже­ла­ни­ям мате­ри хотя бы откры­тым заяв­ле­ни­ем, что он отпра­вит­ся к три­бу­на­лу пре­то­ра и ока­жет под­держ­ку Ургу­ла­нии, вышел из двор­ца, повелев вои­нам сле­до­вать за ним в неко­то­ром отда­ле­нии. (6) Встреч­ный народ мог наблюдать, как, зате­вая с бес­страст­ным лицом без­раз­лич­ные раз­го­во­ры, он вся­че­ски тянул вре­мя и мед­лил в пути, пока Авгу­ста не при­ка­за­ла вне­сти при­чи­тав­ши­е­ся с Ургу­ла­нии день­ги, так как попыт­ки род­ст­вен­ни­ков Пизо­на убедить его отка­зать­ся от сво­их при­тя­за­ний ока­за­лись напрас­ны­ми. (7) Так и закон­чи­лось это дело, из кото­ро­го и Пизон вышел не посрам­лен­ным, и Цезарь с вящею для себя сла­вою. (8) Все же могу­ще­ство Ургу­ла­нии было настоль­ко неодо­ли­мым для долж­ност­ных лиц, что, явля­ясь свиде­тель­ни­цей в каком-то деле, кото­рое раз­би­ра­лось в сена­те, она не поже­ла­ла туда явить­ся; к ней при­шлось послать пре­то­ра, допро­сив­ше­го ее на дому, хотя, в соот­вет­ст­вии с дав­ним обык­но­ве­ни­ем, вся­кий раз как вестал­кам тре­бо­ва­лось свиде­тель­ст­во­вать, их выслу­ши­ва­ли на фору­ме или в суде.

35. (1) Я не стал бы рас­ска­зы­вать, что раз­би­ра­тель­ство дел, под­ле­жа­щих суду сена­та, было в этом году отло­же­но, если бы не счи­тал заслу­жи­ваю­щи­ми упо­ми­на­ния про­ти­во­по­лож­ные мне­ния, выска­зан­ные по это­му вопро­су Гне­ем Пизо­ном и Ази­ни­ем Гал­лом. (2) Пизон пола­гал, что, хотя Цезарь, как он сам сооб­щил, будет в отъ­езде, эти дела тем более долж­ны быть под­верг­ну­ты рас­смот­ре­нию и что государ­ству послу­жит к чести, если сенат и всад­ни­ки, несмот­ря на отсут­ст­вие прин­цеп­са, смо­гут отправ­лять воз­ло­жен­ные на них обя­зан­но­сти. (3) Галл, кото­ро­го Пизон опе­ре­дил в показ­ном сво­бо­до­лю­бии, наста­и­вал, напро­тив, на том, что без Цеза­ря и не у него на гла­зах не может быть ниче­го бли­ста­тель­но­го и воз­ве­ли­чи­ваю­ще­го рим­ский народ, и поэто­му нуж­но повре­ме­нить с раз­би­ра­тель­ст­вом дел, на кото­рое собе­рет­ся вся Ита­лия и сте­кут­ся про­вин­ции, до его воз­вра­ще­ния. (4) Тибе­рий все это слу­шал, сохра­няя мол­ча­ние, хотя обе сто­ро­ны спо­ри­ли с боль­шою горяч­но­стью; раз­би­ра­тель­ство дел все же было отло­же­но.

36. (1) У Гал­ла воз­ник спор с Цеза­рем. Он пред­ло­жил изби­рать выс­ших долж­ност­ных лиц сра­зу на пяти­ле­тие, так, чтобы лега­ты, началь­ст­во­вав­шие над леги­о­на­ми и зани­мав­шие в вой­сках эту долж­ность до полу­че­ния ими пре­ту­ры, уже зара­нее были изби­рае­мы в пре­то­ры и чтобы прин­цепс еже­год­но назы­вал две­на­дцать сво­их кан­дида­тов. (2) Не было ни малей­ших сомне­ний, что пред­ло­жен­ные им нов­ше­ства метят гораздо глуб­же и затра­ги­ва­ют самую сущ­ность еди­но­дер­жа­вия. Одна­ко Тибе­рий, слов­но дело шло о воз­ве­ли­че­нии его вла­сти, воз­ра­жал Гал­лу сле­дую­щим обра­зом: для его скром­ных спо­соб­но­стей непо­силь­но выдви­гать или откло­нять столь­ко кан­дида­тур. (3) Даже при выбо­рах на один год едва уда­ет­ся не нане­сти кому-либо обиды, хотя потер­пев­ший неуда­чу в дан­ном году может лег­ко уте­шить­ся надеж­да­ми на успех в сле­дую­щем; сколь­ко же непри­яз­ни воз­никнет сре­ди тех, чье избра­ние будет отло­же­но на целое пяти­ле­тие? И раз­ве мож­но пред­видеть, каки­ми будут по исте­че­нии столь дол­го­го про­ме­жут­ка вре­ме­ни образ мыс­лей, домаш­ние обсто­я­тель­ства и состо­я­ние у каж­до­го зара­нее избран­но­го? (4) Люди про­ни­ка­ют­ся высо­ко­ме­ри­ем даже при избра­нии за год впе­ред; чего же мож­но от них ожи­дать, если сво­ей долж­но­стью они будут кичить­ся в тече­ние пяти­ле­тия? (5) Все это озна­ча­ет не боль­ше, не мень­ше как пяти­крат­ное уве­ли­че­ние чис­ла выс­ших долж­ност­ных лиц, как нис­про­вер­же­ние дей­ст­ву­ю­щих зако­нов, уста­но­вив­ших для соис­ка­те­лей опре­де­лен­ные сро­ки, в тече­ние кото­рых они долж­ны пока­зать себя достой­ны­ми сво­их при­тя­за­ний, быть вклю­чен­ны­ми в чис­ло кан­дида­тов и всту­пить в долж­ность. При помо­щи этой по види­мо­сти заслу­жи­ваю­щей одоб­ре­ния речи Тибе­рий сохра­нил за собой без­раздель­ную власть

37. (1) Неко­то­рым сена­то­рам он помог вос­пол­нить их состо­я­ние до уров­ня, тре­бу­е­мо­го зако­ном²¹. Тем более непо­нят­но, поче­му прось­бу Мар­ка Гор­та­ла^[1], моло­до­го чело­ве­ка знат­но­го рода, пре­бы­вав­ше­го в явной нуж­де, он встре­тил с откры­той непри­яз­нью. (2) Гор­тал, внук ора­то­ра Квин­та Гор­тен­зия, был скло­нен щед­ро­стью боже­ст­вен­но­го Авгу­ста, кото­рый пожа­ло­вал ему мил­ли­он сестер­ци­ев, взять жену и вырас­тить детей, чтобы не угас столь про­слав­лен­ный род. (3) Итак, поста­вив сво­их четы­рех сыно­вей у поро­га курии, Гор­тал, когда до него дошла оче­редь голо­со­вать (на этот раз сенат заседал во двор­це), устрем­ляя взгляд то на изо­бра­же­ние Квин­та Гор­тен­зия, нахо­див­ше­е­ся сре­ди изо­бра­же­ний ора­то­ров, то на изо­бра­же­ние Авгу­ста, начал речь таким обра­зом: (4) «Почтен­ней­шие сена­то­ры, тех, чис­ло и мало­лет­ство кото­рых вы воочию види­те, я вырас­тил не по сво­ей воле, но пото­му, что тако­во было жела­ние прин­цеп­са: да и пред­ки мои заслу­жи­ли, чтобы у них были потом­ки, (5) ибо я, из-за пре­врат­но­сти обсто­я­тельств²² не имев­ший воз­мож­но­сти ни уна­сле­до­вать, ни достиг­нуть — ни богат­ства, ни народ­но­го рас­по­ло­же­ния, ни крас­но­ре­чия, это­го искон­но­го досто­я­ния наше­го рода, был бы дово­лен сво­ею судь­бой, если бы моя бед­ность не покры­ва­ла меня позо­ром и не была в тягость дру­гим. Я женил­ся по пове­ле­нию импе­ра­то­ра. (6) Вот потом­ство и отпрыс­ки столь­ких кон­су­лов, столь­ких дик­та­то­ров²³. Я вспо­ми­наю об этом не из тще­сла­вия, но чтобы при­влечь состра­да­ние. (7) В твое прав­ле­ние, Цезарь, они полу­чат от тебя почет­ные долж­но­сти, кото­ры­ми ты их собла­го­во­лишь ода­рить; а пока спа­си от нище­ты пра­вну­ков Квин­та Гор­тен­зия и тех, к кому бла­го­во­лил боже­ст­вен­ный Август!».

38. (1) Бла­го­же­ла­тель­ность сена­та к Гор­та­лу пове­ла лишь к тому, что Тибе­рий тем рез­че обру­шил­ся на него, выска­зав­шись при­мер­но в таких сло­вах: (2) «Если все бед­ня­ки, сколь­ко их ни есть, ста­нут являть­ся сюда и выпра­ши­вать для сво­их детей день­ги, то никто из них нико­гда не насы­тит­ся, а государ­ство меж­ду тем впа­дет в нище­ту. (3) И, конеч­но, не для того доз­во­ле­но наши­ми пред­ка­ми отвле­кать­ся порою от обсуж­дае­мо­го пред­ме­та и вме­сто пода­чи голо­са выска­зы­вать кло­ня­щи­е­ся к обще­му бла­гу суж­де­ния, чтобы мы устра­и­ва­ли здесь наши дела и умно­жа­ли свои состо­я­ния, навле­кая на сенат и прин­цеп­сов непри­язнь, снис­хо­дят ли они к прось­бе или отка­зы­ва­ют в ней. (4) Ведь это — не прось­ба, а вымо­га­тель­ство, несвоевре­мен­ное и неожи­дан­ное, под­ни­мать­ся со сво­его места, когда сена­то­ры собра­лись для обсуж­де­ния совсем иных дел, и давить на доб­рые чув­ства сена­та чис­лом и мало­лет­ст­вом сво­их детей, при­ме­нять то же наси­лие и надо мною и как бы взла­мы­вать государ­ст­вен­ную сокро­вищ­ни­цу, попол­нить кото­рую, если мы опу­сто­шим ее сво­и­ми иска­тель­ства­ми, мож­но будет лишь пре­ступ­ле­ни­я­ми. (5) Да, боже­ст­вен­ный Август даро­вал тебе, Гор­тал, день­ги, но он сде­лал это по доб­рой воле и не беря на себя обя­за­тель­ства, что они будут выда­вать­ся тебе и впредь. (6) При­том же иссякнет ста­ра­тель­ность и повсюду рас­про­стра­нит­ся бес­печ­ность, если осно­ва­ние для сво­их опа­се­ний или надежд никто не будет видеть в себе самом, но все ста­нут без­за­бот­но ждать помо­щи со сто­ро­ны, бес­по­лез­ные для себя, а нам — в тягость». (7) Это и про­чее в том же роде, хотя и выслу­шан­ное с одоб­ре­ни­ем теми, у кого в обы­чае вос­хва­лять все, что исхо­дит от прин­цеп­сов, будь оно чест­ным или бес­чест­ным, боль­шин­ство вос­при­ня­ло в мол­ча­нии или с глу­хим ропотом. (8) Тибе­рий это почув­ст­во­вал и, немно­го помед­лив, ска­зал, что тако­во его мне­ние по делу Гор­та­ла, но, если сена­то­ры поже­ла­ют, он выдаст его детям муж­ско­го пола по две­сти тысяч сестер­ци­ев каж­до­му. (9) Сена­то­ры ста­ли изъ­яв­лять Тибе­рию бла­го­дар­ность, но Гор­тал мол­чал, то ли от вол­не­ния, то ли, несмот­ря на жал­кие свои обсто­я­тель­ства, сохра­няя уна­сле­до­ван­ное от пред­ков душев­ное бла­го­род­ство. (10) Позд­нее Тибе­рий боль­ше не про­яв­лял к его семье состра­да­ния, хотя род Гор­тен­зи­ев и впал в позор­ную нище­ту.

39. (1) В том же году дер­зость одно­го раба мог­ла бы, не будь своевре­мен­но при­ня­ты меры, при­ве­сти к сму­те и граж­дан­ской войне и потря­сти государ­ство. (2) Раб Агрип­пы Посту­ма по име­ни Кле­мент, узнав о кон­чине Авгу­ста, заду­мал с несвой­ст­вен­ной раб­ской душе отва­гою отплыть на ост­ров Пла­на­зию и, похи­тив там силою или обма­ном Агрип­пу, доста­вить его затем к вой­ску, сто­яв­ше­му про­тив гер­ман­цев. (3) Осу­щест­вле­нию его замыс­ла поме­ша­ла мед­ли­тель­ность тор­го­во­го суд­на, и рас­пра­ва над Агрип­пой была совер­ше­на. Тогда Кле­мент, решив­шись на еще боль­шее и более дерз­но­вен­ное, выкра­ды­ва­ет его прах и, пере­брав­шись на мыс в Этру­рии Козу, скры­ва­ет­ся в уеди­нен­ных местах, пока у него не отрос­ли воло­сы и боро­да; а внеш­но­стью и года­ми он был похож на сво­его гос­по­ди­на. (4) Затем, при посред­стве сообщ­ни­ков, при­год­ных для это­го и знаю­щих его тай­ну, он рас­про­стра­ня­ет слух, что Агрип­па жив, о чем сна­ча­ла они гово­рят с осто­рож­но­стью, как это обыч­но быва­ет, когда речь захо­дит о чем-нибудь недоз­во­лен­ном, а затем широ­ко и откры­то перед людь­ми бес­хит­рост­ны­ми и лег­ко­вер­ны­ми, гото­вы­ми ловить их сло­ва, или недо­воль­ны­ми суще­ст­ву­ю­щи­ми поряд­ка­ми и жаж­дав­ши­ми поэто­му пере­мен. (5) Кле­мент и сам, после того как стем­не­ет, посе­щал муни­ци­пии, избе­гая, одна­ко, пока­зы­вать­ся на людях и нигде подол­гу не оста­ва­ясь, и так как исти­на утвер­жда­ет себя доступ­но­стью взо­рам и вре­ме­нем, а ложь — неопре­де­лен­но­стью и сует­ли­во­стью, он здесь остав­лял по себе мол­ву, а там упреж­дал ее.

40. (1) Меж­ду тем по всей Ита­лии рас­про­стра­нил­ся слух, что попе­че­ни­ем богов Агрип­па спас­ся от гибе­ли; вери­ли это­му и в Риме: уже в наро­де шли тол­ки о его при­бы­тии в Остию, уже в горо­де²⁴ про­ис­хо­ди­ли тай­ные сбо­ри­ща, а Тибе­рий, оза­бо­чен­ный и встре­во­жен­ный, все еще метал­ся меж­ду дву­мя реше­ни­я­ми, обуздать ли сво­его раба воен­ною силой или выждать, чтобы этот неле­пый слух со вре­ме­нем рас­се­ял­ся сам собою: (2) колеб­лясь меж­ду сты­дом и стра­хом, он то утвер­ждал­ся в мыс­ли, что нель­зя пре­не­бре­гать ника­ки­ми мера­ми, то — что не подо­ба­ет все­го боять­ся. Нако­нец, он пору­ча­ет Сал­лю­стию Кри­спу взять­ся за это дело. (3) Тот выби­ра­ет из сво­их кли­ен­тов дво­их (по сло­вам неко­то­рых — вои­нов) и вну­ша­ет им, чтобы, при­тво­рив­шись еди­но­мыш­лен­ни­ка­ми Кле­мен­та, они посе­ти­ли его, пред­ло­жи­ли ему денег и уве­ри­ли в сво­ей пре­дан­но­сти и готов­но­сти разде­лить с ним опас­но­сти. (4) Они посту­пи­ли как им было при­ка­за­но. Затем, выждав ночь, когда он остал­ся без вся­кой охра­ны, и взяв с собою доста­точ­но силь­ный отряд, они свя­за­ли Кле­мен­та и, заткнув ему рот кля­пом, доста­ви­ли во дво­рец. (5) Рас­ска­зы­ва­ют, что на вопрос Тибе­рия, как же он стал Агрип­пою, Кле­мент отве­тил: «Так же, как ты — Цеза­рем». Его не смог­ли при­нудить выдать сообщ­ни­ков. И Тибе­рий, не решив­шись откры­то каз­нить Кле­мен­та, пове­лел умерт­вить его в одном из глу­хих поме­ще­ний двор­ца, а труп тай­но выне­сти. И хотя гово­ри­ли, что мно­гие при­двор­ные, а так­же всад­ни­ки и сена­то­ры снаб­жа­ли Кле­мен­та сред­ства­ми и помо­га­ли ему сове­та­ми, даль­ней­ше­го рас­сле­до­ва­ния про­из­веде­но не было.

41. (1) В кон­це года близ хра­ма Сатур­на²⁵ была освя­ще­на арка по слу­чаю воз­вра­ще­ния поте­рян­ных при гибе­ли Вара знач­ков, отби­тых под началь­ст­вом Гер­ма­ни­ка при вер­хов­ном руко­вод­стве Тибе­рия; на бере­гу Тиб­ра, в садах, заве­щан­ных наро­ду дик­та­то­ром Цеза­рем, был так­же освя­щен храм в честь боги­ни Фор­ту­ны, а в Бовил­лах — свя­ти­ли­ще рода Юли­ев и ста­туя боже­ст­вен­но­му Авгу­сту.

(2) В кон­суль­ство Гая Целия и Луция Пом­по­ния, в седь­мой день до июнь­ских календ²⁶, Цезарь Гер­ма­ник спра­вил три­умф над херус­ка­ми, хат­та­ми, ангри­ва­ри­я­ми и дру­ги­ми наро­да­ми, какие толь­ко ни оби­та­ют до реки Аль­бис. (3) Вез­ли добы­чу, кар­ти­ны, изо­бра­жав­шие горы, реки, сра­же­ния; вели плен­ных; и хотя Тибе­рий не дал Гер­ма­ни­ку закон­чить вой­ну, она была при­зна­на завер­шен­ной. (4) Осо­бен­но при­вле­ка­ли взо­ры зри­те­лей пре­крас­ная внеш­ность само­го пол­ко­во­д­ца и колес­ни­ца, в кото­рой нахо­ди­лось пяте­ро его детей. (5) Мно­гие, одна­ко, испы­ты­ва­ли при этом зата­ен­ные опа­се­ния, вспо­ми­ная, что все­об­щее покло­не­ние не при­нес­ло сча­стья его отцу Дру­зу, что его дядя Мар­целл еще совсем моло­дым был похи­щен смер­тью у горя­чей народ­ной пре­дан­но­сти; что недол­го­веч­ны и несчаст­ли­вы любим­цы рим­ско­го наро­да.

42. (1) Впро­чем, Тибе­рий роздал от име­ни Гер­ма­ни­ка по три­ста сестер­ци­ев на чело­ве­ка и выдви­нул себя ему в сото­ва­ри­щи на вре­мя его кон­суль­ства. Но не добив­шись этим веры в искрен­ность сво­ей люб­ви и при­вя­зан­но­сти к Гер­ма­ни­ку, он поре­шил уда­лить моло­до­го чело­ве­ка под видом поче­стей и для это­го измыс­лил ува­жи­тель­ные при­чи­ны или, быть может, ухва­тил­ся за слу­чай­но пред­ста­вив­ши­е­ся. (2) Царь Архе­лай пяти­де­ся­тый год вла­дел Кап­па­до­ки­ей и был нена­ви­стен Тибе­рию, так как в быт­ность того на Родо­се не ока­зал ему ника­ко­го вни­ма­ния. (3) Посту­пил же Архе­лай таким обра­зом не из над­мен­но­сти, но вслед­ст­вие пре­до­сте­ре­же­ния при­бли­жен­ных Авгу­ста, ибо пока был в силе Гай Цезарь, послан­ный тогда на Восток для устро­е­ния дел, друж­ба с Тибе­ри­ем счи­та­лась небез­опас­ной. (4) Завла­дев после пре­се­че­ния рода Цеза­рей импе­ра­тор­ской вла­стью, Тибе­рий зама­нил Архе­лая напи­сан­ным Авгу­стой пись­мом, в кото­ром, не умал­чи­вая о нане­сен­ных сыну обидах, она пред­ла­га­ла ему его милость, если он при­будет, чтобы ее испро­сить. (5) И Архе­лай, не запо­до­зрив ковар­ства или опа­са­ясь насиль­ст­вен­ных дей­ст­вий, если пой­мут, что он его раз­га­дал, поспе­шил отпра­вить­ся в Рим; непри­яз­нен­но при­ня­тый прин­цеп­сом и затем обви­нен­ный в сена­те, он преж­девре­мен­но завер­шил дни сво­ей жиз­ни, то ли по сво­ей воле, то ли по веле­нию рока, но не пото­му, чтобы созна­вал за собой при­пи­сы­вае­мые ему мни­мые пре­ступ­ле­ния, а от охва­тив­шей его тре­во­ги, стар­че­ско­го изну­ре­ния и отто­го, что царям непри­выч­но пре­бы­вать даже на поло­же­нии рав­но­го, не гово­ря уже об уни­жен­ном поло­же­нии. (6) Цар­ство его было пре­вра­ще­но в про­вин­цию, и Цезарь, заявив, что дохо­ды с нее поз­во­ля­ют сни­зить налог, состав­ляв­ший до это­го одну сотую с тор­го­во­го обо­рота, пове­лел огра­ни­чить­ся в буду­щем одной двух­сотой. (7) Тем вре­ме­нем скон­ча­лись Антиох, царь ком­ма­ген­ский, и Фило­па­тор, царь кили­кий­ский, что вызва­ло сре­ди их наро­дов вол­не­ния, при­чем боль­шин­ство выра­жа­ло жела­ние, чтобы ими пра­ви­ли рим­ляне, а осталь­ные — чтобы их соб­ст­вен­ные цари; тогда же про­вин­ции Сирия и Иудея, обре­ме­нен­ные непо­мер­но боль­ши­ми побо­ра­ми, обра­ти­лись с хода­тай­ст­вом о сни­же­нии пода­тей.

43. (1) Итак, Тибе­рий высту­пил перед сена­то­ра­ми с изло­же­ни­ем все­го это­го, а так­же того, что я уже упо­ми­нал об Арме­нии, утвер­ждая, что со сму­тою на Восто­ке может спра­вить­ся лишь муд­рость Гер­ма­ни­ка; ведь сам он уже в пре­клон­ных летах, а Друз еще не вполне достиг зре­ло­го воз­рас­та. (2) Тогда сенат вынес поста­нов­ле­ние, кото­рым Гер­ма­ник назна­чал­ся пра­ви­те­лем всех замор­ских про­вин­ций, рас­по­ла­гая, куда бы он ни напра­вил­ся, боль­шею вла­стью, неже­ли та, какою обыч­но наде­ля­лись избран­ные по жре­бию или назна­чен­ные по пове­ле­нию прин­цеп­са. (3) Вме­сте с тем Тибе­рий отстра­нил от управ­ле­ния Сири­ей Кре­ти­ка Сила­на, свя­зан­но­го свой­ст­вом с Гер­ма­ни­ком, так как дочь Сила­на была помолв­ле­на с Неро­ном, стар­шим из сыно­вей Гер­ма­ни­ка, и поста­вил на его место Гнея Пизо­на, чело­ве­ка неукро­ти­мо­го нра­ва, не спо­соб­но­го пови­но­вать­ся; эту необуздан­ность он уна­сле­до­вал от отца, того Пизо­на, кото­рый во вре­мя граж­дан­ской вой­ны сво­ею кипу­чей дея­тель­но­стью нема­ло помог в борь­бе про­тив Цеза­ря враж­до­вав­шей с ним пар­тии, когда она сно­ва под­ня­лась в Афри­ке, и кото­рый, при­мкнув затем к Бру­ту и Кас­сию, после того как полу­чил раз­ре­ше­ние воз­вра­тить­ся, упор­но воз­дер­жи­вал­ся от соис­ка­ния государ­ст­вен­ных долж­но­стей, пока его не уго­во­ри­ли при­нять пред­ло­жен­ное ему Авгу­стом кон­суль­ство. (4) Впро­чем, поми­мо уна­сле­до­ван­но­го им от отца духа строп­ти­во­сти, гор­ды­ня его нахо­ди­ла для себя обиль­ную пищу в знат­но­сти и богат­стве его супру­ги План­ци­ны; он едва под­чи­нял­ся Тибе­рию, а к детям его отно­сил­ся с пре­не­бре­же­ни­ем, ста­вя их мно­го ниже себя. Он нисколь­ко не сомне­вал­ся, что Тибе­рий оста­но­вил на нем выбор и поста­вил во гла­ве Сирии с тем, чтобы пре­сечь надеж­ды Гер­ма­ни­ка. (5) Неко­то­рые счи­та­ли, что и Тибе­рий дал ему тай­ные пору­че­ния, но не под­ле­жит сомне­нию то, что Авгу­ста, пре­сле­дуя Агрип­пи­ну жен­ским сопер­ни­че­ст­вом, вос­ста­но­ви­ла про­тив нее План­ци­ну. Ибо весь двор был разде­лен на два про­ти­во­сто­я­щих друг дру­гу ста­на, мол­ча­ли­во отда­вав­ших пред­по­чте­ние или Гер­ма­ни­ку, или Дру­зу. (6) Тибе­рий бла­го­во­лил к Дру­зу, так как тот был его кров­ным сыном; холод­ность дяди уси­ли­ва­ла любовь к Гер­ма­ни­ку со сто­ро­ны всех осталь­ных; это­му же спо­соб­ст­во­ва­ло и то, что он сто­ял выше Дру­за знат­но­стью мате­рин­ско­го рода, имея сво­им дедом Мар­ка Анто­ния и двою­род­ным дедом — Авгу­ста²⁷. (7) Напро­тив, пра­дед Дру­за Пом­по­ний Аттик, про­стой рим­ский всад­ник, счи­тал­ся недо­стой­ным родо­слов­ной Клав­ди­ев²⁸, да и супру­га Гер­ма­ни­ка Агрип­пи­на пре­вос­хо­ди­ла чис­лом рож­ден­ных ею детей и доб­рою сла­вой Ливию, жену Дру­за. Впро­чем, бра­тья жили в при­мер­ном согла­сии, и рас­при близ­ких нисколь­ко не отра­жа­лись на их отно­ше­ни­ях

44. (1) Вско­ре Друз был отправ­лен в Илли­рию; это было сде­ла­но для того, чтобы он осво­ил­ся с воен­ною служ­бой и снис­кал рас­по­ло­же­ние вой­ска; Тибе­рий счи­тал, что моло­до­го чело­ве­ка разум­нее дер­жать в лаге­ре, вда­ли от соблаз­нов сто­лич­ной рос­ко­ши, а вме­сте с тем что и сам он обес­пе­чит себе бо́льшую без­опас­ность, если леги­о­ны будут рас­пре­де­ле­ны меж­ду обо­и­ми его сыно­вья­ми. (2) В каче­стве пред­ло­га Тибе­рий вос­поль­зо­вал­ся прось­бою све­бов помочь им про­тив херус­ков, ибо, после ухо­да рим­лян, изба­вив­шись от стра­ха перед внеш­ним вра­гом, оба пле­ме­ни, как это посто­ян­но слу­ча­ет­ся у гер­ман­цев, а на этот раз борясь к тому же за пер­вен­ство, обра­ти­ли друг про­тив дру­га ору­жие. (3) Силы этих пле­мен и доб­лесть власт­во­вав­ших над ними вождей были рав­ны; одна­ко титул царя, кото­рый носил Маро­бод, был нена­ви­стен его сопле­мен­ни­кам, тогда как Арми­ний, отста­и­вая сво­бо­ду, нахо­дил повсюду сочув­ст­вие и под­держ­ку.

45. (1) Таким обра­зом, в вой­ну со све­ба­ми всту­пи­ли не толь­ко херус­ки и их союз­ни­ки — дав­ние вои­ны Арми­ния, — но и при­мкнув­шие к нему, отме­же­вав­шись от Маро­бо­да, свеб­ские пле­ме­на сем­но­нов и лан­го­бар­дов. (2) После их при­со­еди­не­ния Арми­ний был бы силь­нее про­тив­ни­ка, если бы к Маро­бо­ду не пере­шел с отрядом зави­си­мых от него вои­нов Инг­вио­мер, сде­лав­ший это не по какой-либо иной при­чине, как толь­ко из-за того, что, при­хо­дясь Арми­нию дядей и будучи в летах, он не желал пови­но­вать­ся моло­до­му пле­мян­ни­ку, сыну сво­его бра­та. (3) Вой­ска устрем­ля­ют­ся в бой с рав­ною надеж­дою на успех; и гер­ман­цы не бро­са­ют­ся бес­по­рядоч­но на вра­га, как это неко­гда быва­ло у них, и не дерут­ся нестрой­ны­ми тол­па­ми; ибо за вре­мя дли­тель­ной вой­ны с нами они научи­лись сле­до­вать за знач­ка­ми, при­бе­ре­гать силы для реши­тель­но­го уда­ра и пови­но­вать­ся вое­на­чаль­ни­кам; (4) и вот Арми­ний, вер­хом объ­ез­жая вой­ско и наблюдая за ходом сра­же­ния, напо­ми­на­ет каж­до­му отряду, что не кто иной, как он, Арми­ний, воз­вра­тил им сво­бо­ду и уни­что­жил рим­ские леги­о­ны, и ука­зы­ва­ет при этом на захва­чен­ные у рим­лян ору­жие и доспе­хи, кото­ры­ми все еще поль­зо­ва­лись мно­гие из его вои­нов; Маро­бо­да он назы­ва­ет жал­ким тру­сом, укло­няв­шим­ся от сра­же­ний и укры­вав­шим­ся в чаще Гер­цин­ско­го леса, впо­след­ст­вии добив­шим­ся посред­ст­вом даров и посольств заклю­че­ния мира с рим­ля­на­ми, пре­да­те­лем роди­ны, заслу­жи­ваю­щим, чтобы его отверг­ли с такою же бес­по­щад­но­стью, с какою они истреб­ля­ли леги­о­ны Квин­ти­лия Вара. (5) Пусть они вспом­нят о столь­ких бит­вах, исход кото­рых, рав­но как и после­до­вав­шее затем изгна­ние рим­лян, в доста­точ­ной мере пока­зы­ва­ют, кто взял верх в этой войне.

46. (1) И Маро­бод так­же не воз­дер­жи­вал­ся от само­вос­хва­ле­ния и поно­ше­ний вра­га: дер­жа за руку Инг­вио­ме­ра, он заяв­лял, что в нем одном вопло­ще­на вся сла­ва херус­ков и что победа была достиг­ну­та исклю­чи­тель­но бла­го­да­ря его сове­там и ука­за­ни­ям; меж­ду тем Арми­ний — чело­век без­рас­суд­ный и в делах совер­шен­но несве­ду­щий — при­сва­и­ва­ет чужую сла­ву, ибо ковар­ным обра­зом завлек три заблудив­ших­ся леги­о­на и их пол­ко­во­д­ца²⁹, не подо­зре­вав­ше­го об обмане, что, одна­ко, навлек­ло на Гер­ма­нию вели­кие бед­ст­вия, а на него само­го — позор, посколь­ку его жена и сын все еще томят­ся в раб­стве³⁰. (2) А он, Маро­бод, выдер­жав натиск две­на­дца­ти леги­о­нов, во гла­ве кото­рых сто­ял сам Тибе­рий³¹, сохра­нил непо­мерк­нув­шей сла­ву гер­ман­цев, а затем заклю­чил мир на рав­ных усло­ви­ях, и он отнюдь не рас­ка­и­ва­ет­ся, что теперь зави­сит от них самих, пред­по­чтут ли они новую вой­ну с рим­ля­на­ми или бес­кров­ный мир. (3) Поми­мо этих речей, кото­ры­ми были рас­па­ле­ны оба вой­ска, у них были и соб­ст­вен­ные при­чи­ны, побудив­шие их к столк­но­ве­нию, ибо херус­ки и лан­го­бар­ды сра­жа­лись, отста­и­вая былую сла­ву или толь­ко что обре­тен­ную ими сво­бо­ду, а их про­тив­ни­ки — ради уси­ле­ния сво­его вла­ды­че­ства. (4) Нико­гда преж­де они не устрем­ля­лись друг про­тив дру­га с такой яро­стью, и нико­гда исход боя не оста­вал­ся столь же неяс­ным; ожи­да­ли, что сра­же­ние раз­ра­зит­ся с новою силой, но Маро­бод ото­шел на воз­вы­шен­но­сти, где и рас­по­ло­жил­ся лаге­рем. (5) Это свиде­тель­ст­во­ва­ло о том, что он потер­пел пора­же­ние; лишив­шись в кон­це кон­цов из-за боль­шо­го чис­ла пере­беж­чи­ков почти все­го сво­его вой­ска, он отсту­пил в пре­де­лы мар­ко­ма­нов и отпра­вил послов к Тибе­рию с моль­бою о помо­щи. (6) Ему отве­ти­ли, что он не впра­ве при­зы­вать рим­ское вой­ско для борь­бы про­тив херус­ков, так как ничем не помог в свое вре­мя рим­ля­нам, сра­жав­шим­ся с тем же вра­гом. Впро­чем, как мы уже сооб­щи­ли, ради пре­се­че­ния этих усо­биц отпра­ви­ли Дру­за.

47. (1) В том же году были раз­ру­ше­ны зем­ле­тря­се­ни­ем две­на­дцать густо насе­лен­ных горо­дов Азии, и так как это про­изо­шло ночью, бед­ст­вие ока­за­лось еще неожи­дан­нее и тяже­лее. (2) Не было спа­се­ния и в обыч­ном в таких слу­ча­ях бег­стве на откры­тое место, так как раз­верз­ша­я­ся зем­ля погло­ща­ла бегу­щих. Рас­ска­зы­ва­ют, что осе­ли высо­чай­шие горы; вспу­чи­лось то, что было дото­ле рав­ни­ной; что сре­ди раз­ва­лин полы­ха­ли огни. (3) Боль­ше все­го постра­да­ли жите­ли Сард, и они же удо­сто­и­лись наи­боль­ших мило­стей со сто­ро­ны Цеза­ря, ибо он пообе­щал им десять мил­ли­о­нов сестер­ци­ев и на пять лет осво­бо­дил от всех пла­те­жей, кото­рые они вно­си­ли в государ­ст­вен­ное каз­на­чей­ство или в каз­ну импе­ра­то­ра. (4) Жите­ли Маг­не­сии, что побли­зо­сти от горы Сипил, чей город постра­дал почти так же, как Сар­ды, полу­чи­ли сход­ное вспо­мо­ще­ст­во­ва­ние. Было при­ня­то поста­нов­ле­ние осво­бо­дить на тот же срок от упла­ты пода­тей жите­лей Тем­на, Фила­дель­фии, Эги, Апол­ло­ниды, тех, кого назы­ва­ют мостен­ца­ми или македон­ски­ми гир­ка­на­ми, а так­же горо­да Гиеро­ке­са­рию, Мири­ну, Киму и Тмол, и послать к ним сена­то­ра, кото­рый на месте озна­ко­мил­ся бы с их поло­же­ни­ем и ока­зал необ­хо­ди­мую помощь. (5) Избран был для это­го Марк Атей, быв­ший пре­тор, так как Ази­ей управ­лял быв­ший кон­сул; тем самым устра­ня­лась опас­ность сопер­ни­че­ства меж­ду людь­ми рав­но­го зва­ния, из-за чего мог­ли бы воз­ник­нуть неже­ла­тель­ные поме­хи.

48. (1) Эту бла­го­род­ную щед­рость в делах обще­ст­вен­ных Цезарь под­кре­пил мило­сти­вы­ми пожа­ло­ва­ни­я­ми, доста­вив­ши­ми ему не мень­шую бла­го­дар­ность: иму­ще­ство Эми­лии Музы, на кото­рое при­тя­за­ла импе­ра­тор­ская каз­на, так как эта бога­тая жен­щи­на не оста­ви­ла заве­ща­ния, он усту­пил Эми­лию Лепиду, посколь­ку умер­шая при­над­ле­жа­ла, по-види­мо­му, к его роду, а наслед­ство после состо­я­тель­но­го рим­ско­го всад­ни­ка Пан­ту­лея, хотя ему само­му в нем была отка­за­на доля, отдал Мар­ку Сер­ви­лию по более ран­не­му и не вну­шав­ше­му подо­зре­ния заве­ща­нию, един­ст­вен­но­му, как он узнал, наслед­ни­ку Пан­ту­лея, при­чем, объ­яс­няя свое реше­ние, Тибе­рий ска­зал, что знат­но­сти того и дру­го­го нуж­но ока­зать денеж­ную под­держ­ку. (2) И вооб­ще он при­ни­мал наслед­ство толь­ко в том слу­чае, если счи­тал, что заслу­жил его сво­ею друж­бой, и реши­тель­но от него отка­зы­вал­ся, если оно было заве­ща­но чело­ве­ком, ему неиз­вест­ным, питав­шим враж­ду ко всем про­чим и лишь поэто­му назна­чив­шим сво­им наслед­ни­ком прин­цеп­са. (3) Облег­чая чест­ную бед­ность людей доб­ро­де­тель­ных, он вме­сте с тем уда­лил из сена­та — или не воз­ра­жал, чтобы они ушли из него по сво­ей воле, — заве­до­мых рас­то­чи­те­лей или впав­ших в нуж­ду по при­чине рас­пут­ства, а имен­но Вибидия Варро­на, Мария Непота, Аппия Аппи­а­на, Кор­не­лия Сул­лу и Квин­та Вител­лия.

49. (1) Тогда же Тибе­рий освя­тил обвет­шав­шие или постра­дав­шие от огня древ­ние хра­мы, вос­ста­нов­ле­ние кото­рых было нача­то Авгу­стом: храм Либе­ру, Либе­ре и Цере­ре воз­ле Боль­шо­го цир­ка³², постро­ен­ный по обе­ту дик­та­то­ра Авла Посту­мия, нахо­дя­щий­ся там же храм Фло­ре, воз­веден­ный эди­ла­ми Луци­ем и Мар­ком Пуб­ли­ци­я­ми, и свя­ти­ли­ще Яну­су, соору­жен­ное близ Овощ­но­го рын­ка³³ Гаем Дуи­ли­ем, пер­вым из рим­лян одер­жав­шим победу на море и удо­сто­ен­ным мор­ско­го три­ум­фа над кар­фа­ге­ня­на­ми. (2) Храм Надеж­де был освя­щен Гер­ма­ни­ком, — обет постро­ить его дал во вре­мя той же вой­ны Авл Ати­лий.

50. (1) Закон об оскорб­ле­нии вели­чия при­об­ре­тал меж­ду тем все бо́льшую силу: на его осно­ва­нии донос­чик при­влек к ответ­ст­вен­но­сти внуч­ку сест­ры Авгу­ста Аппу­лею Варил­лу, кото­рая, как он утвер­ждал, изде­ва­лась в понос­ных сло­вах над боже­ст­вен­ным Авгу­стом и Тибе­ри­ем, рав­но как и над его мате­рью, и, кро­ме того, явля­ясь род­ст­вен­ни­цей Цеза­ря, пре­бы­ва­ла в пре­лю­бо­дей­ной свя­зи. (2) Что каса­ет­ся пре­лю­бо­де­я­ния, то сочли, что оно в доста­точ­ной мере нака­зу­ет­ся по зако­ну Юлия³⁴, но оскорб­ле­ние вели­чия Цезарь потре­бо­вал выде­лить и, под­верг­нув осо­бо­му раз­би­ра­тель­ству, пока­рать Аппу­лею, если она дей­ст­ви­тель­но отзы­ва­лась непо­чти­тель­но о боже­ст­вен­ном Авгу­сте; за ска­зан­ное ему, Тибе­рию, в поно­ше­ние он не жела­ет пре­сле­до­вать ее по суду. (3) На вопрос кон­су­ла, како­во будет его реше­ние каса­тель­но того, что обви­ня­е­мая яко­бы гово­ри­ла о его мате­ри. Цезарь ниче­го не отве­тил; на сле­дую­щем заседа­нии сена­та он попро­сил, одна­ко, от име­ни мате­ри не вме­нять кому-либо в вину сло­ва, ска­зан­ные про­тив нее. (4) В кон­це кон­цов он снял с Варил­лы обви­не­ние в оскорб­ле­нии вели­чия; он так­же хода­тай­ст­во­вал о том, чтобы за пре­лю­бо­де­я­ние ей не было назна­че­но чрез­мер­но суро­во­го нака­за­ния, (5) и посо­ве­то­вал, чтобы, после­до­вав в этом при­ме­ру пред­ков, ее высла­ли за двух­сотый мили­а­рий от Рима. Пре­лю­бо­дею Ман­лию было запре­ще­но про­жи­вать в Ита­лии, а так­же в Афри­ке.

51. (1) В свя­зи с назна­че­ни­ем пре­то­ра на место умер­ше­го Вип­ста­на Гал­ла раз­го­ре­лась борь­ба. (2) Гер­ма­ник и Друз (оба тогда еще были в Риме) под­дер­жи­ва­ли род­ст­вен­ни­ка Гер­ма­ни­ка Гате­рия Агрип­пу³⁵; напро­тив, боль­шин­ство наста­и­ва­ло на том, чтобы из чис­ла кан­дида­тов пред­по­чте­ние было отда­но наи­бо­лее мно­го­дет­но­му, что отве­ча­ло и тре­бо­ва­ни­ям зако­на³⁶. (3) Тибе­рий радо­вал­ся, что сена­ту при­хо­дит­ся выби­рать меж­ду его сыно­вья­ми и зако­ном. Закон, разу­ме­ет­ся, был побеж­ден, но не сра­зу и незна­чи­тель­ным боль­шин­ст­вом голо­сов, как побеж­да­лись зако­ны и в те вре­ме­на, когда они еще обла­да­ли силою.

52. (1) В том же году в Афри­ке нача­лась вой­на, воз­глав­ля­е­мая со сто­ро­ны непри­я­те­ля Так­фа­ри­на­том. (2) Нуми­ди­ец родом, он слу­жил в рим­ском лаге­ре во вспо­мо­га­тель­ном вой­ске; бежав оттуда, он при­нял­ся ради гра­бе­жа и захва­та добы­чи наби­рать вся­кий при­выч­ный к раз­бою сброд, а затем, создав по при­ня­то­му в вой­ске обык­но­ве­нию отряды пеших и кон­ных, стал вождем уже не бес­по­рядоч­ной шай­ки, как это было вна­ча­ле, но цело­го пле­ме­ни мусу­ла­ми­ев. (3) Пле­мя это, зна­чи­тель­ное и силь­ное, оби­тав­шее близ афри­кан­ских пустынь и тогда совер­шен­но не знав­шее город­ской жиз­ни, взя­лось за ору­жие и вовлек­ло в вой­ну с нами сосед­них мав­ри­тан­цев, кото­ры­ми пред­во­ди­тель­ст­во­вал Мазип­па. (4) Непри­я­тель­ское вой­ско было разде­ле­но на две части: Так­фа­ри­нат дер­жал в лаге­ре отбор­ных и воору­жен­ных на рим­ский лад вои­нов, при­учая их к дис­ци­плине и пови­но­ве­нию, тогда как Мазип­па, неожи­дан­но нале­тая с лег­ко­во­ору­жен­ны­ми, жег, уби­вал и сеял повсюду ужас. (5) Они успе­ли под­бить на то же самое и кини­фи­ев, народ нема­ло­чис­лен­ный и отнюдь не сла­бый, когда про­кон­сул Афри­ки Фурий Камилл повел на вра­га леги­он вме­сте с вои­на­ми вспо­мо­га­тель­ных войск, какие толь­ко у него были, — ничтож­ную силу, если срав­нить ее с мно­же­ст­вом нуми­дий­цев и мав­ри­тан­цев; и все же рим­ский вое­на­чаль­ник боль­ше все­го опа­сал­ся, как бы вра­ги из стра­ха не укло­ни­лись от бит­вы. Но надеж­да на победу при­ве­ла их к пора­же­нию. (6) Итак, леги­он рас­по­ла­га­ет­ся посе­редине, а по флан­гам — когор­ты лег­ко­во­ору­жен­ных и два кон­ных отряда. Так­фа­ри­нат не отка­зал­ся от боя. (7) Нуми­дий­цы были раз­би­ты, и вновь после дол­гих лет имя Фури­ев укра­си­лось воин­ской сла­вою. (8) Ибо после зна­ме­ни­то­го осво­бо­ди­те­ля Рима³⁷ и его сына Камил­ла пол­ко­вод­че­ская сла­ва при­над­ле­жа­ла дру­гим родам, да и сам Фурий, про кото­ро­го мы здесь вспо­ми­на­ем, счи­тал­ся чело­ве­ком, в воен­ном деле несве­ду­щим. (9) Тем охот­нее Тибе­рий пре­воз­нес в сена­те его дея­ния, а сена­то­ры при­суди­ли ему три­ум­фаль­ные поче­сти, что́, по при­чине непри­тя­за­тель­но­го обра­за жиз­ни Камил­ла, про­шло для него без­на­ка­зан­но.

53. (1) В сле­дую­щем году Тибе­рий полу­чил кон­суль­ство в тре­тий раз, Гер­ма­ник — вто­рич­но. В эту долж­ность, одна­ко, он всту­пил в ахей­ском горо­де Нико­по­ле, куда при­был, сле­дуя вдоль илли­рий­ско­го побе­ре­жья, чтобы повидать бра­та, нахо­див­ше­го­ся в Дал­ма­ции, после тяже­ло­го пла­ва­нья сна­ча­ла по Адри­а­ти­че­ско­му, а затем Иони­че­ско­му морю. (2) В Нико­по­ле он про­вел несколь­ко дней, пока чини­лись кораб­ли его флота; вме­сте с тем он побы­вал в Актий­ском зали­ве и посе­тил зна­ме­ни­тый храм, постро­ен­ный Авгу­стом на выру­чен­ные от про­да­жи добы­чи сред­ства³⁸, а так­же места, где нахо­дил­ся лагерь Анто­ния, вспо­ми­ная о сво­их пред­ках. (3) Ибо, как я уже гово­рил, Август был ему дядей, Анто­ний — дедом, и там пред ним посто­ян­но вита­ли вели­кие обра­зы радо­сти и скор­би. Отсюда напра­вил­ся он в Афи­ны, где в честь союз­но­го, дру­же­ст­вен­но­го и древ­не­го горо­да оста­вил при себе толь­ко одно­го лик­то­ра. (4) Гре­ки при­ня­ли его с изыс­кан­ней­ши­ми поче­стя­ми, непре­рыв­но пре­воз­но­ся дела и сло­ва сво­их пред­ков, чтобы тем самым при­дать бо́льшую цену рас­то­чае­мой ими лести.

54. (1) Отплыв затем на Эвбею, он пере­пра­вил­ся оттуда на Лес­бос, где Агрип­пи­на роди­ла ему Юлию, сво­его послед­не­го ребен­ка. (2) Потом, прой­дя мимо край­ней око­неч­но­сти Азии, он посе­ща­ет фра­кий­ские горо­да Перинф и Бизан­тий, мину­ет про­лив Про­пон­ти­ды и дости­га­ет выхо­да в Понт, дви­жи­мый жела­ни­ем позна­ко­мить­ся с эти­ми древни­ми и про­слав­лен­ны­ми мол­вою места­ми; одно­вре­мен­но он пыта­ет­ся успо­ко­ить и обо­д­рить про­вин­ции, изну­рен­ные внут­рен­ни­ми раздо­ра­ми и утес­не­ни­я­ми со сто­ро­ны маги­ст­ра­тов. (3) На обрат­ном пути дув­ший навстре­чу север­ный ветер поме­шал ему добрать­ся до Само­фра­ки, где он хотел увидать тамош­ние свя­щен­но­дей­ст­вия³⁹. Итак, посе­тив Или­он и осмот­рев в нем все, что было достой­но вни­ма­ния как знак измен­чи­во­сти судь­бы и как памят­ник наше­го про­ис­хож­де­ния⁴⁰, он сно­ва направ­ля­ет­ся в Азию и при­ста­ет к Коло­фо­ну, чтобы выслу­шать про­ри­ца­ния Кла­рос­ско­го Апол­ло­на. (4) Здесь не жен­щи­на, как при­ня­то в Дель­фах, но жрец, при­гла­шае­мый из опре­де­лен­ных семейств и почти все­гда из Миле­та, осве­дом­ля­ет­ся у желаю­щих обра­тить­ся к ора­ку­лу толь­ко об их чис­ле и име­нах; затем, спу­стив­шись в пеще­ру и испив воды из таин­ст­вен­но­го источ­ни­ка, чаще все­го не зная ни гра­моты, ни искус­ства сти­хо­сло­же­ния, жрец изла­га­ет склад­ны­ми сти­ха­ми отве­ты на те вопро­сы, кото­рые каж­дый мыс­лен­но задал богу. (5) И рас­ска­зы­ва­ли, что Гер­ма­ни­ку ино­ска­за­тель­но, как это в обы­чае у ора­ку­лов, была воз­ве­ще­на преж­девре­мен­ная кон­чи­на.

55. (1) Меж­ду тем Гней Пизон, торо­пясь при­сту­пить к осу­щест­вле­нию сво­их целей, обру­ши­ва­ет­ся со злоб­ною речью на испу­ган­ный его стре­ми­тель­ным появ­ле­ни­ем город афи­нян, задев в ней кос­вен­ным обра­зом и Гер­ма­ни­ка, слиш­ком лас­ко­во, по его мне­нию, обо­шед­ше­го­ся не с под­лин­ны­ми афи­ня­на­ми, кото­рые истреб­ле­ны столь­ки­ми бед­ст­ви­я­ми, а с нося­щим то же назва­ние сбро­дом пле­мен и наро­дов: ведь это они заод­но с Мит­ри­да­том пошли про­тив Сул­лы⁴¹, заод­но с Анто­ни­ем — про­тив боже­ст­вен­но­го Авгу­ста. (2) Он упре­кал их так­же за про­шлое, за их неуда­чи в борь­бе с македо­ня­на­ми⁴², за наси­лия, кото­рые они чини­ли над сво­и­ми сограж­да­на­ми⁴³, питая при этом и лич­ную непри­язнь к их горо­ду, так как, невзи­рая на его прось­бы, они не про­сти­ли неко­е­го Тео­фи­ла, осуж­ден­но­го за под­лог аре­о­па­гом⁴⁴. (3) Затем, поспеш­но совер­шив пла­ва­нье с захо­дом на Кикла­ды и вся­че­ски сокра­щая путь по морю, Пизон насти­га­ет у ост­ро­ва Родо­са Гер­ма­ни­ка, для кото­ро­го не было тай­ною, с каки­ми напад­ка­ми тот обру­шил­ся на него; но Гер­ма­ник повел себя с таким вели­ко­ду­ши­ем, что, когда раз­ра­зив­ша­я­ся буря понес­ла Пизо­на на ска­лы и гибель его мог­ла бы най­ти объ­яс­не­ние в слу­чай­ном несча­стье, Гер­ма­ни­ком были высла­ны на помощь ему три­ре­мы, бла­го­да­ря чему тот избе­жал кораб­ле­кру­ше­ния. (4) Это, одна­ко, нисколь­ко не смяг­чи­ло Пизо­на, и, едва пере­ждав один день, он поки­нул Гер­ма­ни­ка и, опе­ре­жая его, отпра­вил­ся даль­ше. При­быв в Сирию и встав во гла­ве леги­о­нов, щед­ры­ми разда­ча­ми, заис­ки­ва­ни­ем, потвор­ст­вом самым послед­ним из рядо­вых вои­нов, сме­щая вме­сте с тем ста­рых цен­ту­ри­о­нов и тре­бо­ва­тель­ных три­бу­нов и назна­чая на их места сво­их став­лен­ни­ков или тех, кто отли­чал­ся наи­бо­лее дур­ным поведе­ни­ем, а так­же тер­пя празд­ность в лаге­ре, рас­пу­щен­ность в горо­дах, бро­дяж­ни­че­ство и свое­во­лие вои­нов в сель­ских мест­но­стях, он довел вой­ско до тако­го все­об­ще­го раз­ло­же­ния, что полу­чил от тол­пы про­зви­ще «Отца леги­о­нов». (5) Да и План­ци­на не дер­жа­лась в гра­ни­цах того, что при­лич­но для жен­щин, но при­сут­ст­во­ва­ла на уче­ни­ях всад­ни­ков, на заня­ти­ях когорт, поно­си­ла Агрип­пи­ну, поно­си­ла Гер­ма­ни­ка, при­чем кое-кто даже из доб­ро­по­рядоч­ных вои­нов изъ­яв­лял готов­ность слу­жить ей в ее коз­нях, так как ходи­ли смут­ные слу­хи, что это дела­ет­ся не про­тив воли само­го прин­цеп­са. (6) Все это было извест­но Гер­ма­ни­ку, но он счи­тал сво­ей пер­вей­шей заботой как мож­но ско­рее при­быть к армя­нам.

56. (1) Этот народ испо­кон века был нена­де­жен и вслед­ст­вие сво­его душев­но­го скла­да, и вслед­ст­вие зани­мае­мо­го им поло­же­ния, так как зем­ли его, гра­ни­ча на боль­шом про­тя­же­нии с наши­ми про­вин­ци­я­ми, глу­бо­ко вкли­ни­ва­ют­ся во вла­де­ния мидян; нахо­дясь меж­ду могу­ще­ст­вен­ней­ши­ми дер­жа­ва­ми, армяне по этой при­чине часто всту­па­ют с ними в раздо­ры, нена­видя рим­лян и завидуя пар­фя­нам. (2) Царя в то вре­мя, по устра­не­нии Воно­на, они не име­ли⁴⁵; впро­чем, бла­го­во­ле­ние наро­да скло­ня­лось к сыну пон­тий­ско­го царя Поле­мо­на Зено­ну, так как, усво­ив с ран­не­го дет­ства обы­чаи и образ жиз­ни армян, он сво­и­ми охота­ми, пир­ше­ства­ми и всем, что в осо­бой чести у вар­ва­ров, пле­нил в рав­ной мере и при­двор­ных, и про­сто­люди­нов. (3) Итак, Гер­ма­ник в горо­де Арта­к­са­те, с пол­но­го одоб­ре­ния знат­ных и при сте­че­нии огром­ной тол­пы, воз­ло­жил на его голо­ву зна­ки цар­ско­го досто­ин­ства. При­сут­ст­во­вав­шие, вели­чая царя, нарек­ли его Арта­к­си­ем, како­вое имя они дали ему по назва­нию горо­да. (4) Меж­ду тем жите­ли Кап­па­до­кии, пре­об­ра­зо­ван­ной в рим­скую про­вин­цию, при­ня­ли пра­ви­те­лем лега­та Квин­та Вера­ния; при этом, чтобы поро­дить надеж­ду, что рим­ское управ­ле­ние ока­жет­ся более мяг­ким, были сни­же­ны кое-какие из цар­ских нало­гов; (5) над жите­ля­ми Ком­ма­ге­ны, тогда впер­вые под­чи­нен­ной пре­тор­ской вла­сти, ста­вит­ся пра­ви­те­лем Квинт Сер­вей.

57. (1) И хотя государ­ст­вен­ные дела были успеш­но ула­же­ны, Гер­ма­ни­ка это не радо­ва­ло из-за занос­чи­во­сти Пизо­на, кото­рый пре­не­брег его при­ка­за­ни­ем либо само­му при­ве­сти часть леги­о­нов в Арме­нию, либо отпра­вить их со сво­им сыном. (2) Встре­ти­лись они толь­ко в Кир­ре, зим­нем лаге­ре деся­то­го леги­о­на, — оба с непро­ни­цае­мы­ми и бес­страст­ны­ми лица­ми, — Пизон, чтобы пока­зать, что он ниче­го не боит­ся, Гер­ма­ник — чтобы не выдать сво­его раз­дра­же­ния: ведь он был, как я уже ска­зал, мяг­ким и снис­хо­ди­тель­ным. (3) Но зло­коз­нен­ные дру­зья, стре­мясь раз­жечь в нем враж­ду, пре­уве­ли­чи­ва­ли в сво­их сооб­ще­ни­ях прав­ду, нагро­мож­да­ли ложь и все­ми воз­мож­ны­ми спо­со­ба­ми чер­ни­ли в его гла­зах и Пизо­на, и План­ци­ну, и их сыно­вей. (4) Нако­нец, в при­сут­ст­вии несколь­ких при­бли­жен­ных, Цезарь, стре­мясь пода­вить в себе гнев, пер­вым обра­тил­ся к Пизо­ну; тот при­нес изви­не­ния, в кото­рых, одна­ко, чув­ст­во­ва­лись упор­ство и свое­во­лие: и они разо­шлись с откры­той обо­юд­ною нена­ви­стью. После это­го Пизон ред­ко бывал в три­бу­на­ле, заседав­шем под пред­седа­тель­ст­вом Цеза­ря, а когда ему все же слу­ча­лось при­сут­ст­во­вать на его заседа­ни­ях, был мра­чен и всем сво­им видом выра­жал несо­гла­сие. (5) А одна­жды, когда на пиру у царя наба­те­ев Цеза­рю и Агрип­пине были пред­ло­же­ны мас­сив­ные золотые вен­ки, а Пизо­ну и осталь­ным — лег­ко­вес­ные, он гром­ко ска­зал, что это пир­ше­ство дает­ся не в честь сына царя пар­фян, а в честь сына рим­ско­го прин­цеп­са, и, оттолк­нув от себя венок, доба­вил мно­гое в осуж­де­ние рос­ко­ши, что, сколь бы непри­ят­ным оно ни было для Гер­ма­ни­ка, тот мол­ча стер­пел.

58. (1) Меж­ду тем яви­лись послы от пар­фян­ско­го царя Арта­ба­на. Он напра­вил их ради того, чтобы они напом­ни­ли рим­ско­му пол­ко­вод­цу о друж­бе и дого­во­ре и заяви­ли о его, Арта­ба­на, жела­нии воз­об­но­вить преж­ние свя­зи: стре­мясь ока­зать Гер­ма­ни­ку честь, он при­будет, поми­мо того, к бере­гам Евфра­та; а пока он про­сит о том, чтобы Вонон не оста­вал­ся более в Сирии и не под­стре­кал к сму­те вождей пар­фян­ских пле­мен, посы­лая сво­их людей в близ­ле­жа­щие мест­но­сти. (2) Гер­ма­ник в достой­ных сло­вах ото­звал­ся о сою­зе рим­лян с пар­фя­на­ми, а на сооб­ще­ние о при­езде царя и о возда­нии ему, Гер­ма­ни­ку, поче­стей отве­тил любез­но и скром­но. (3) Вонон был уда­лен в Пом­пей­о­поль, при­мор­ский город Кили­кии. Цезарь сде­лал это, не толь­ко идя навстре­чу прось­бам царя, но и с тем, чтобы задеть Пизо­на, кото­рый был весь­ма рас­по­ло­жен к Воно­ну, пле­нив­ше­му План­ци­ну мно­го­чис­лен­ны­ми услу­га­ми и подар­ка­ми.

59. (1) В кон­суль­ство Мар­ка Сила­на и Луция Нор­ба­на Гер­ма­ник отбы­ва­ет в Еги­пет для озна­ком­ле­ния с его древ­но­стя­ми. (2) Впро­чем, он ссы­лал­ся на необ­хо­ди­мость поза­бо­тить­ся об этой про­вин­ции и, дей­ст­ви­тель­но, открыв государ­ст­вен­ные хлеб­ные скла­ды, сни­зил бла­го­да­ря это­му цены на хлеб и сде­лал мно­го добра про­сто­му наро­ду; здесь он повсюду ходил без воин­ской стра­жи, в откры­той обу­ви и в таком же пла­ще, какой носи­ли мест­ные гре­ки, под­ра­жая в этом Пуб­лию Сци­пи­о­ну⁴⁶, кото­рый, как мы зна­ем, сход­ным обра­зом посту­пал в Сици­лии, невзи­рая на то, что вой­на с Кар­фа­ге­ном была еще в пол­ном раз­га­ре. (3) Тибе­рий, слег­ка попе­няв Гер­ма­ни­ку за его одеж­ду и образ жиз­ни, суро­вей­шим обра­зом обру­шил­ся на него за то, что, вопре­ки поста­нов­ле­нию Авгу­ста, он при­был в Алек­сан­дрию, не испро­сив на это согла­сия прин­цеп­са. (4) Ибо Август наряду с про­чи­ми тай­ны­ми рас­по­ря­же­ни­я­ми во вре­мя сво­его прав­ле­ния, запре­тив сена­то­рам и вид­ней­шим из всад­ни­ков при­ез­жать в Еги­пет без его раз­ре­ше­ния, пре­гра­дил в него доступ, дабы кто-нибудь, захва­тив эту про­вин­цию и клю­чи к ней на суше и на море⁴⁷ и удер­жи­вая ее любы­ми ничтож­но малы­ми сила­ми про­тив огром­но­го вой­ска, не обрек Ита­лию голо­ду.

60. (1) Но Гер­ма­ник, еще не зная о том, что его поезд­ка осуж­да­ет­ся прин­цеп­сом, отплыл из горо­да Кано­па по Нилу. (2) Осно­ва­ли этот город спар­тан­цы, похо­ро­нив­шие здесь кора­бель­но­го корм­че­го, про­зы­вав­ше­го­ся Кано­пом, что про­изо­шло в те вре­ме­на, когда Мене­лай, воз­вра­ща­ясь в Гре­цию, был отбро­шен бурею в про­ти­во­ле­жа­щее море, к зем­ле Ливии. (3) Затем Гер­ма­ник напра­вил­ся в бли­жай­ший отсюда рукав реки, посвя­щен­ный Гер­ку­ле­су, отно­си­тель­но кото­ро­го тузем­ные жите­ли утвер­жда­ют, что он родил­ся в этих местах и явля­ет­ся древ­ней­шим их оби­та­те­лем и что те, кто позд­нее обла­дал такою же доб­ле­стью, были наре­че­ны его име­нем; посе­тил Гер­ма­ник и вели­че­ст­вен­ные раз­ва­ли­ны древ­них Фив. (4) На обру­шив­ших­ся гро­ма­дах зда­ний там все еще сохра­ня­лись еги­пет­ские пись­ме­на, свиде­тель­ст­ву­ю­щие о былом вели­чии, и ста­рей­ший из жре­цов, полу­чив при­ка­за­ние пере­ве­сти эти над­пи­си, состав­лен­ные на его род­ном язы­ке, сооб­щил, что неко­гда тут оби­та­ло семь­сот тысяч чело­век, спо­соб­ных носить ору­жие, что имен­но с этим вой­ском царь Рам­сес овла­дел Ливи­ей, Эфи­о­пи­ей, стра­на­ми мидян, пер­сов и бак­трий­цев, а так­же Ски­фи­ей и что, сверх того, он дер­жал в сво­ей вла­сти все зем­ли, где живут сирий­цы, армяне и соседя­щие с ними кап­па­до­кий­цы, меж­ду Вифин­ским морем, с одной сто­ро­ны, и Ликий­ским — с дру­гой. (5) Были про­чи­та­ны над­пи­си и о пода­тях, нала­гав­ших­ся на наро­ды, о весе золота и сереб­ра, о чис­ле воору­жен­ных вои­нов и коней, о сло­но­вой кости и бла­го­во­ни­ях, пред­на­зна­чав­ших­ся в каче­стве дара хра­мам, о том, какое коли­че­ство хле­ба и все­воз­мож­ной утва­ри дол­жен был постав­лять каж­дый народ, — и это было не менее вну­ши­тель­но и обиль­но, чем взи­мае­мое ныне наси­ли­ем пар­фян или рим­ским могу­ще­ст­вом.

61. (1) Но Гер­ма­ник обра­тил вни­ма­ние и на про­чие чуде­са Егип­та, из кото­рых глав­ней­ши­ми были выте­сан­ное из кам­ня изо­бра­же­ние Мем­но­на, издаю­щее, когда его кос­нут­ся сол­неч­ные лучи, гром­кий звук, похо­жий на чело­ве­че­ский голос⁴⁸, пира­миды напо­до­бие гор сре­ди сыпу­чих и непро­хо­ди­мых пес­ков, воз­веден­ные ижди­ве­ни­ем сорев­ну­ю­щих­ся царей, озе­ро⁴⁹, искус­но выры­тое в зем­ле и при­ни­маю­щее в себя полые ниль­ские воды, и еще нахо­дя­щи­е­ся в дру­гом месте тес­ни­ны, через кото­рые про­би­ва­ет­ся Нил, здесь настоль­ко глу­бо­кий, что нико­му не уда­ет­ся изме­рить его глу­би­ну. (2) Отсюда он при­был на Эле­фан­ти­ну и в Сие­ну, неко­гда погра­нич­ные твер­ды­ни Рим­ско­го государ­ства, кото­рое про­сти­ра­ет­ся ныне вплоть до Крас­но­го моря.

62. (1) Пока для Гер­ма­ни­ка это лето про­хо­ди­ло во мно­гих про­вин­ци­ях, Друз, под­стре­кая гер­ман­цев к раздо­рам, чтобы дове­сти уже раз­би­то­го Маро­бо­да до пол­но­го пора­же­ния, добил­ся нема­лой для себя сла­вы. (2) Был меж­ду гото­на­ми знат­ный моло­дой чело­век по име­ни Кату­аль­да, в свое вре­мя бежав­ший от чини­мых Маро­бо­дом наси­лий и, когда тот ока­зал­ся в бед­ст­вен­ных обсто­я­тель­ствах, решив­ший­ся ему ото­мстить. (3) С силь­ным отрядом он втор­га­ет­ся в пре­де­лы мар­ко­ма­нов и, соблаз­нив под­ку­пом их вождей, всту­па­ет с ними в союз, после чего вры­ва­ет­ся в сто­ли­цу царя и рас­по­ло­жен­ное близ нее укреп­ле­ние. (4) Тут были обна­ру­же­ны захва­чен­ная све­ба­ми в дав­ние вре­ме­на добы­ча, а так­же мар­ки­тан­ты и куп­цы из наших про­вин­ций, кото­рых — каж­до­го из сво­его края — занес­ли во вра­же­скую стра­ну сво­бо­да тор­гов­ли, жаж­да нажи­вы и, нако­нец, забве­ние роди­ны.

63. (1) Для Маро­бо­да, все­ми поки­ну­то­го, не было дру­го­го при­бе­жи­ща, кро­ме мило­сер­дия Цеза­ря. Пере­пра­вив­шись через Дунай там, где он про­те­ка­ет вдоль про­вин­ции Норик, он напи­сал Тибе­рию, — одна­ко, не как изгнан­ник или сми­рен­ный про­си­тель, но как тот, кто все еще пом­нит о сво­ем былом поло­же­нии и досто­ин­стве: хотя его, неко­гда про­слав­лен­но­го вла­сти­те­ля, при­зы­ва­ют к себе мно­гие пле­ме­на, он пред­по­чел друж­бу рим­лян. (2) На это Цезарь отве­тил, что пре­бы­ва­ние в Ита­лии, если он поже­ла­ет в ней оста­вать­ся, будет для него почет­ным и без­опас­ным; если же его обсто­я­тель­ства сло­жат­ся по-ино­му, он смо­жет поки­нуть ее так же сво­бод­но, как при­был. (3) В сена­те, одна­ко, Тибе­рий дока­зы­вал, что ни Филипп для афи­нян, ни Пирр или Антиох для наро­да рим­ско­го не пред­став­ля­ли столь гроз­ной опас­но­сти. (4) Сохра­ни­лась речь Тибе­рия, в кото­рой он гово­рит о могу­ще­стве это­го чело­ве­ка, о неукро­ти­мо­сти под­власт­ных ему пле­мен, о том, как близ­ко от Ита­лии нахо­дит­ся этот враг, и сооб­ща­ет о мерах, кото­рые он пред­по­ла­га­ет при­нять, чтобы его сокру­шить. (5) И Маро­бо­да посе­ли­ли в Равен­не, вся­че­ски давая понять, что ему будет воз­вра­ще­на цар­ская власть, если све­бы нач­нут свое­воль­ни­чать; но он в тече­ние восем­на­дца­ти лет не покидал пре­де­лов Ита­лии и соста­рил­ся там, нема­ло омра­чив свою сла­ву чрез­мер­ной при­вя­зан­но­стью к жиз­ни. (6) Сход­ной ока­за­лась и судь­ба Кату­аль­ды, и убе­жи­ще он искал там же, где Маро­бод. Изгнан­ный несколь­ко поз­же сила­ми гер­мун­ду­ров, во гла­ве кото­рых сто­ял Виби­лий, и при­ня­тый рим­ля­на­ми, (7) он был отправ­лен в Форум Юлия, город в Нар­бонн­ской Гал­лии. Сопро­вож­дав­шие того и дру­го­го вар­ва­ры, дабы их при­сут­ст­вие не нару­ши­ло спо­кой­ст­вия мир­ных про­вин­ций, раз­ме­ща­ют­ся за Дуна­ем меж­ду река­ми Маром и Кузом, и в цари им дает­ся Ван­ний из пле­ме­ни ква­дов.

64. (1) Полу­чив одно­вре­мен­но изве­стие о том, что Гер­ма­ник поста­вил Арта­к­сия царем над армя­на­ми, сена­то­ры поста­но­ви­ли пре­до­ста­вить Гер­ма­ни­ку и Дру­зу три­ум­фаль­ное вступ­ле­ние в Рим. (2) По бокам хра­ма Мар­су Мсти­те­лю были воз­веде­ны арки с изо­бра­же­ни­я­ми обо­их Цеза­рей; и Тибе­рию, достиг­ше­му мира разум­ным веде­ни­ем дел, он при­нес бо́льшую радость, чем если б вой­на была закон­че­на на поле сра­же­ния. Таким обра­зом, он реша­ет дей­ст­во­вать хит­ро­стью и про­тив царя Фра­кии Реску­по­рида. (3) Все­ми фра­кий­ца­ми пра­вил ранее Реме­талк; после его кон­чи­ны власть над одной частью фра­кий­цев Август отдал его бра­ту Реску­по­риду, а над дру­гой — его сыну Коти­су. (4) При этом разде­ле паш­ни и горо­да — все, что нахо­дит­ся по сосед­ству с гре­ка­ми, — ото­шло к Коти­су, тогда как все невозде­лан­ное, дикое и гра­ни­ча­щее с вра­га­ми — Реску­по­риду; раз­лич­ны были и нра­вы самих царей; пер­вый был уступ­чив и мягок, тогда как вто­рой — сви­реп, жаден и неужив­чив. (5) Все же вна­ча­ле они жили в при­твор­ном согла­сии; но затем Реску­по­рид стал поне­мно­гу выхо­дить за пре­де­лы сво­их земель, при­сва­и­вать отдан­ное во вла­де­ние Коти­су, а если тот ока­зы­вал сопро­тив­ле­ние, то и при­ме­нять про­тив него наси­лие; при жиз­ни Авгу­ста, кото­рый пре­до­ста­вил цар­ства и тому, и дру­го­му и пред кото­рым Реску­по­рид испы­ты­вал страх, так как он мог бы его пока­рать за само­управ­ство и ослу­ша­ние, дей­ст­вия его были нере­ши­тель­ны и осто­рож­ны, (6) но, про­слы­шав о смене прин­цеп­са, он при­нял­ся засы­лать в цар­ство Коти­са шай­ки раз­бой­ни­ков и раз­ру­шать его кре­по­сти, выис­ки­вая пово­ды к откры­той войне.

65. (1) Ни о чем Тибе­рий так не тре­во­жил­ся, как о том, чтобы не нару­ша­лось ула­жен­ное. Он выби­ра­ет цен­ту­ри­о­на и велит ему воз­ве­стить обо­им царям, чтобы они пре­кра­ти­ли воору­жен­ные спо­ры, после чего Котис немед­лен­но рас­пу­стил набран­ные им вспо­мо­га­тель­ные отряды. (2) Реску­по­рид, лице­мер­но изо­бра­жая покор­ность воле Тибе­рия, пред­ла­га­ет Коти­су выбрать место, где бы они мог­ли встре­тить­ся, чтобы раз­ре­шить рас­при посред­ст­вом пере­го­во­ров. (3) Они быст­ро при­шли к согла­ше­нию о вре­ме­ни, месте, а потом и об усло­ви­ях мира, так как один из миро­лю­бия, а дру­гой из ковар­ства усту­па­ли и шли навстре­чу друг дру­гу. (4) Реску­по­рид, ведя речь о закреп­ле­нии дого­во­ра, устра­и­ва­ет пир и посреди весе­лья, затя­нув­ше­го­ся до позд­ней ночи, нала­га­ет око­вы на Коти­са, кото­рый без­за­бот­но пил за пир­ше­ст­вен­ным сто­лом, а когда, нако­нец, рас­кры­лось веро­лом­ство Реску­по­рида, тщет­но пытал­ся воз­звать к его сове­сти, напо­ми­ная ему о свя­то­сти цар­ско­го сана, о том, что они одно­го и того же рода и покло­ня­ют­ся тем же богам, о зако­нах госте­при­им­ства. (5) Завла­дев всею Фра­ки­ей. Реску­по­рид напи­сал Тибе­рию, что про­тив него стро­и­лись коз­ни и он пред­у­предил ковар­но­го зло­умыш­лен­ни­ка; вме­сте с тем под пред­ло­гом вой­ны про­тив бастар­нов и ски­фов он укре­пил свои силы вновь набран­ны­ми всад­ни­ка­ми и пехо­тин­ца­ми. (6) На это Цезарь в сдер­жан­ных выра­же­ни­ях отве­тил ему, что, если он не обма­ны­ва­ет, то может поло­жить­ся на свою неви­нов­ность; впро­чем, ни он сам, ни сенат, не рас­смот­рев дела, не могут решить, на чьей сто­роне пра­во и кто допу­стил наси­лие; поэто­му пусть, пере­дав рим­ля­нам Коти­са, он выез­жа­ет в Рим, чтобы отстра­нить от себя воз­мож­ное обви­не­ние.

66. (1) Это пись­мо про­пре­тор Мезии Лати­ний Пан­ду­са отпра­вил во Фра­кию с вои­на­ми, кото­рым Реску­по­рид дол­жен был пере­дать Коти­са. (2) Колеб­лясь меж­ду стра­хом и зло­бой, Реску­по­рид в кон­це кон­цов пред­по­чел быть обви­нен­ным не в заду­ман­ном толь­ко, но в уже совер­шен­ном зло­де­я­нии: он велит убить Коти­са и измыш­ля­ет, буд­то тот сам себя лишил жиз­ни. (3) Цезарь, одна­ко, не изме­нил полю­бив­ше­му­ся ему обра­зу дей­ст­вий, и после смер­ти Пан­ду­сы, на кото­ро­го Реску­по­рид жало­вал­ся, что тот пита­ет к нему непри­язнь, назна­чил пра­ви­те­лем Мезии ста­ро­го вои­на Пом­по­ния Флак­ка, оста­но­вив­шись на нем глав­ным обра­зом пото­му, что, свя­зан­ный с царем тес­ною друж­бою, он был наи­бо­лее при­год­ным, чтобы его обма­нуть.

67. (1) Флакк при­был во Фра­кию и, нада­вав царю дале­ко иду­щие обе­ща­ния, скло­нил его, несмот­ря на коле­ба­ния, кото­рые вызы­ва­ло в нем созна­ние сво­ей пре­ступ­но­сти, посе­тить вме­сте с ним погра­нич­ное укреп­ле­ние рим­лян. (2) Здесь царя под видом почет­ной охра­ны окру­жил силь­ный отряд, и три­бу­ны с цен­ту­ри­о­на­ми ста­ли завле­кать его сна­ча­ла при­гла­ше­ни­я­ми и уго­во­ра­ми, а когда ото­шли подаль­ше, при­бе­гая и к более откро­вен­но­му при­нуж­де­нию, и, нако­нец, осо­знав­ше­го, что он попал в запад­ню, повез­ли в Рим. (3) Обви­нен­ный в сена­те женою Коти­са, он при­суж­да­ет­ся к изгна­нию из сво­его цар­ства. (4) Фра­кия была поде­ле­на меж­ду сыном его Реме­тал­ком, о кото­ром было извест­но, что он не одоб­рял коз­ней отца, и детьми Коти­са, и так как они были тогда мало­лет­ни­ми, к ним при­ста­ви­ли быв­ше­го пре­то­ра Тре­бел­ле­на Руфа, чтобы тот неко­то­рое вре­мя пра­вил за них, подоб­но тому как наши пред­ки посла­ли в Еги­пет Мар­ка Лепида опе­кать детей Пто­ле­мея. (5) Реску­по­рида отпра­ви­ли в Алек­сан­дрию, и там он был убит, то ли пыта­ясь бежать, то ли по чье­му-то наве­ту.

68. (1) В это самое вре­мя Вонон, об уда­ле­нии кото­ро­го в Кили­кию я упо­ми­нал выше, пред­при­нял попыт­ку пере­бе­жать в Арме­нию, чтобы пере­брать­ся оттуда к аль­ба­нам и генио­хам и далее к сво­е­му роди­чу царю ски­фов. (2) Отда­лив­шись под пред­ло­гом охоты от моря, он укрыл­ся в чаще гор­ных лесов, а затем, исполь­зуя рез­вость сво­его коня, при­мчал­ся к реке Пира­му; но на реке не ока­за­лось мостов, так как, про­слы­шав о бег­стве царя, их раз­ру­ши­ли мест­ные жите­ли, а пере­пра­ва через нее вброд была невоз­мож­на. (3) На бере­гу этой реки он и был схва­чен Виби­ем Фрон­то­ном, пре­фек­том всад­ни­ков, и здесь же вете­ран Ремий, кото­рый был преж­де при­став­лен к царю, чтобы за ним над­зи­рать, яко­бы при­дя в ярость, прон­зил его насмерть мечом. (4) При­ни­мая во вни­ма­ние все обсто­я­тель­ства, более веро­ят­но, одна­ко, что, будучи пособ­ни­ком это­го пре­ступ­ле­ния, он умерт­вил Воно­на, стра­шась его пока­за­ний.

69. (1) На обрат­ном пути из Егип­та Гер­ма­ник узнал, что все его рас­по­ря­же­ния, касав­ши­е­ся вой­ска и горо­дов, или отме­не­ны, или заме­не­ны про­ти­во­по­лож­ны­ми. (2) Отсюда — тяж­кие упре­ки, кото­рые он обру­ши­вал на Пизо­на и не менее оже­сто­чен­ные выпа­ды послед­не­го про­тив Цеза­ря. (3) Нако­нец, Пизон решил уда­лить­ся из Сирии. Болезнь Гер­ма­ни­ка задер­жа­ла, одна­ко, его отъ­езд, и, когда его изве­сти­ли, что Гер­ма­ник попра­вил­ся и что в горо­де выпол­ня­ют обе­ты, дан­ные ради его исце­ле­ния, он раз­го­ня­ет, послав сво­их лик­то­ров, жерт­вен­ных живот­ных у алта­рей, тех, кто совер­шал жерт­во­при­но­ше­ния, и тол­пу участ­ву­ю­щих в празд­нич­ном тор­же­стве антио­хий­цев. (4) После это­го он отбы­ва­ет в Селев­кию, где ждет исхо­да болез­ни, сно­ва одолев­шей Гер­ма­ни­ка. (5) Сви­ре­пую силу неду­га усу­губ­ля­ла уве­рен­ность Гер­ма­ни­ка в том, что он отрав­лен Пизо­ном; и дей­ст­ви­тель­но, в доме Гер­ма­ни­ка не раз нахо­ди­ли на полу и на сте­нах извле­чен­ные из могил остат­ки чело­ве­че­ских тру­пов, начер­тан­ные на свин­цо­вых таб­лич­ках заго­во­ры и закля­тия и тут же — имя Гер­ма­ни­ка, полу­об­го­рев­ший прах, соча­щий­ся гно­ем, и дру­гие орудия ведов­ства, посред­ст­вом кото­рых, как счи­та­ют, души люд­ские пре­по­ру­ча­ют­ся богам пре­ис­под­ней. И тех, кто при­хо­дил от Пизо­на, обви­ня­ли в том, что они явля­ют­ся лишь затем, чтобы выведать, ста­ло ли Гер­ма­ни­ку хуже.

70. (1) Все это напол­ня­ло Гер­ма­ни­ка столь­ко же гне­вом, сколь­ко и тре­во­гою: (2) если его порог оса­жда­ют, если при­дет­ся испу­стить дух на гла­зах у вра­га, то какая же участь угото­ва­на его несчаст­ной жене, его мало­лет­ним детям? Дей­ст­вие яда Пизо­ну, види­мо, кажет­ся черес­чур мед­лен­ным: он спе­шит и торо­пит, чтобы еди­но­лич­но власт­во­вать над про­вин­ци­ей, над леги­о­на­ми. (3) Но Гер­ма­ник еще в состо­я­нии посто­ять за себя, и убий­ца не извле­чет выго­ды из сво­его зло­де­я­ния. И он состав­ля­ет пись­мо, в кото­ром отка­зы­ва­ет Пизо­ну в дове­рии; мно­гие утвер­жда­ют, что в нем, сверх того, Пизо­ну пред­пи­сы­ва­лось поки­нуть про­вин­цию. (3) И Пизон, не задер­жи­ва­ясь, отплы­ва­ет на кораб­лях, но умыш­лен­но замед­ля­ет пла­ва­нье, чтобы поско­рее вер­нуть­ся, если смерть Гер­ма­ни­ка сно­ва откро­ет перед ним Сирию.

71. (1) На корот­кое вре­мя Цезарь про­ник­ся надеж­дою, но вско­ре силы его иссяк­ли, и, видя близ­кую кон­чи­ну, он обра­тил­ся к нахо­див­шим­ся воз­ле него дру­зьям с таки­ми сло­ва­ми: (2) «Если бы я ухо­дил из жиз­ни по веле­нию рока, то и тогда были бы спра­вед­ли­вы мои жало­бы на богов, преж­девре­мен­ной смер­тью похи­щаю­щих меня еще совсем моло­дым у моих род­ных, у детей, у отчиз­ны; (3) но меня зло­дей­ски погу­би­ли Пизон и План­ци­на, и я хочу запе­чат­леть в ваших серд­цах мою послед­нюю прось­бу: сооб­щи­те отцу и бра­ту, каки­ми горе­стя­ми тер­зае­мый, каки­ми коз­ня­ми окру­жен­ный, я закон­чил мою несчаст­ли­вую жизнь еще худ­шею смер­тью. (4) Все, кого свя­зы­ва­ли со мною воз­ла­гае­мые на меня упо­ва­ния, или кров­ные узы, или даже зависть ко мне живо­му, все они будут скор­беть обо мне, о том, что, дото­ле цве­ту­щий, пере­жив пре­врат­но­сти столь­ких войн, я пал от ковар­ства жен­щи­ны. Вам пред­сто­ит подать в сенат жало­бу, воз­звать к пра­во­судию. (5) Ведь пер­вей­ший долг друж­бы — не в том, чтобы про­во­дить прах умер­ше­го бес­плод­ны­ми сето­ва­нья­ми, а в том, чтобы пом­нить, чего он хотел, выпол­нить все, что он пору­чил. (6) Будут скор­беть о Гер­ма­ни­ке и люди незна­ко­мые, но вы за него ото­мсти­те, если пита­ли пре­дан­ность к нему, а не к его высо­ко­му поло­же­нию. Пока­жи­те рим­ско­му наро­ду мою жену, внуч­ку боже­ст­вен­но­го Авгу­ста, назо­ви­те ему моих шесте­рых детей. (7) И сочув­ст­вие будет на сто­роне обви­ня­ю­щих, и люди не пове­рят и не про­стят тем, кто станет лжи­во ссы­лать­ся на какие-то пре­ступ­ные пору­че­ния»⁵⁰. (8) И дру­зья, каса­ясь руки уми­раю­ще­го, покля­лись ему в том, что они ско­рее испу­стят послед­нее дыха­ние, чем пре­не­бре­гут отмще­ни­ем.

72. (1) Затем, повер­нув­шись к жене, он при­нял­ся ее умо­лять, чтобы она, чтя его память и ради их общих детей, сми­ри­ла свою занос­чи­вость, скло­ни­лась пред злоб­ною судь­бой и, вер­нув­шись в Рим, не раз­дра­жа­ла более силь­ных, сорев­ну­ясь с ними в могу­ще­стве. (2) Это было ска­за­но им перед все­ми, а остав­шись с нею наедине, он, как пола­га­ли, открыл ей опас­ность, угро­жаю­щую со сто­ро­ны Тибе­рия. Немно­го спу­стя он уга­са­ет, и вся про­вин­ция и живу­щие по сосед­ству наро­ды погру­жа­ют­ся в вели­кую скорбь. (3) Опла­ки­ва­ли его и чуже­зем­ные пле­ме­на, и цари: так лас­ков был он с союз­ни­ка­ми, так мягок с вра­га­ми; и внеш­ность, и речь его оди­на­ко­во вну­ша­ли к нему глу­бо­кое ува­же­ние, и, хотя он неиз­мен­но дер­жал­ся вели­ча­во и сдер­жан­но, как подо­ба­ло его высо­ко­му сану, он был чужд недоб­ро­же­ла­тель­ства и над­мен­но­сти.

73. (1) Похо­ро­нам Гер­ма­ни­ка — без изо­бра­же­ний пред­ков, без вся­кой пыш­но­сти — при­да­ла тор­же­ст­вен­ность его сла­ва и память о его доб­ро­де­те­лях. (2) Иные, вспо­ми­ная о его кра­со­те, воз­расте, обсто­я­тель­ствах смер­ти и, нако­нец, так­же о том, что он умер побли­зо­сти от тех мест, где окон­чи­лась жизнь Алек­сандра Вели­ко­го, срав­ни­ва­ли их судь­бы. (3) Ибо и тот, и дру­гой, отли­ча­ясь бла­го­род­ною внеш­но­стью и знат­но­стью рода, про­жи­ли немно­гим боль­ше трид­ца­ти лет, погиб­ли сре­ди чужих пле­мен от ковар­ства сво­их при­бли­жен­ных; но Гер­ма­ник был мягок с дру­зья­ми, уме­рен в наслаж­де­ни­ях, женат един­ст­вен­ный раз и имел от это­го бра­ка закон­ных детей; а воин­ст­вен­но­стью он не усту­пал Алек­сан­дру, хотя и не обла­дал его без­рас­суд­ной отва­гою, и ему поме­ша­ли пора­бо­тить Гер­ма­нию, кото­рую он раз­гро­мил в столь­ких победо­нос­ных сра­же­ни­ях. (4) Будь он само­дер­жав­ным вер­ши­те­лем государ­ст­вен­ных дел, рас­по­ла­гай цар­ски­ми пра­ва­ми и титу­лом, он настоль­ко быст­рее, чем Алек­сандр, добил­ся бы воин­ской сла­вы, насколь­ко пре­вос­хо­дил его мило­сер­ди­ем, воз­держ­но­стью и дру­ги­ми доб­ры­ми каче­ства­ми. (5) Перед сожже­ни­ем обна­жен­ное тело Гер­ма­ни­ка было выстав­ле­но на фору­ме антио­хий­цев, где его и пре­да­ли огню: про­сту­пи­ли ли на нем при­зна­ки отрав­ле­ния ядом, оста­лось невы­яс­нен­ным, — (6) ибо вся­кий, смот­ря по тому, скор­бел ли он о Гер­ма­ни­ке, питая про­тив Пизо­на пред­взя­тое подо­зре­ние, или, напро­тив, был при­вер­жен Пизо­ну, тол­ко­вал об этом по-раз­но­му.

74. (1) Затем лега­ты и ока­зав­ши­е­ся нали­цо дру­гие сена­то­ры ста­ли сове­щать­ся о том, кому пору­чить управ­ле­ние Сири­ей. И так как все осталь­ные не очень стре­ми­лись к это­му назна­че­нию, его дол­го оспа­ри­ва­ли меж­ду собой Вибий Марс и Гней Сен­ций, пока Марс не усту­пил стар­ше­му воз­рас­том и более настой­чи­во­му Сен­цию. (2) И Сен­ций, по насто­я­нию Вител­лия, Вера­ния и дру­гих, соби­рав­ших дока­за­тель­ства и гото­вив­ших­ся предъ­явить обви­не­ние, как если бы дело шло об уже изоб­ли­чен­ных пре­ступ­ни­ках, отпра­вил в Рим извест­ную в этой про­вин­ции и чрез­вы­чай­но люби­мую План­ци­ной сме­си­тель­ни­цу ядов Мар­ти­ну.

75. (1) Агрип­пи­на, изну­рен­ная горем и стра­даю­щая телес­но и все же нетер­пи­мая ко все­му, что мог­ло бы задер­жать мще­ние, под­ни­ма­ет­ся с пра­хом Гер­ма­ни­ка и детьми на один из кораб­лей отплы­вав­ше­го вме­сте с ней флота, про­во­жае­мая общим состра­да­ни­ем: жен­щи­на выдаю­щей­ся знат­но­сти, еще так недав­но счаст­ли­вая мать семей­ства, окру­жен­ная общим ува­же­ни­ем и доб­ры­ми поже­ла­ни­я­ми, она нес­ла теперь, при­жи­мая к груди, остан­ки супру­га, неуве­рен­ная, удаст­ся ли ей ото­мстить, стра­ша­ща­я­ся за себя и под­вер­жен­ная столь­ким угро­зам судь­бы в сво­ей мно­го­дет­но­сти, не при­нес­шей ей сча­стья. (2) Меж­ду тем Пизо­на у ост­ро­ва Коса насти­га­ет изве­стие о кон­чине Гер­ма­ни­ка. (3) При­няв его с тор­же­ст­вом, он устра­и­ва­ет жерт­во­при­но­ше­ния и посе­ща­ет хра­мы, не скры­вая сво­их истин­ных чувств, а План­ци­на ведет себя еще непри­стой­нее и, сняв тогда впер­вые тра­ур­ную одеж­ду, кото­рую носи­ла по слу­чаю смер­ти сест­ры, сме­ня­ет ее на наряд­ное пла­тье.

76. (1) Меж­ду тем к Пизо­ну сте­ка­лись цен­ту­ри­о­ны и убеж­да­ли его в готов­но­сти леги­о­нов ока­зать ему вся­че­скую под­держ­ку: ему нуж­но толь­ко вер­нуть­ся в про­вин­цию, отня­тую у него неза­кон­но и все еще не име­ю­щую пра­ви­те­ля. (2) На сове­ща­нии, кото­рое он собрал, чтобы решить, как сле­ду­ет дей­ст­во­вать, его сын Марк Пизон пред­ло­жил поспе­шить в Рим: еще не сде­ла­но ника­ких непо­пра­ви­мых шагов и нече­го опа­сать­ся ни вздор­ных подо­зре­ний, ни пустой бол­тов­ни. (3) Раздо­ры с Гер­ма­ни­ком могут, пожа­луй, навлечь на его отца нена­висть, но они не под­ле­жат нака­за­нию; к тому же отня­тие у него про­вин­ции вполне удо­вле­тво­ри­ло его вра­гов. (4) Но если он туда воз­вра­тит­ся, то вслед­ст­вие сопро­тив­ле­ния Сен­ция дело не обой­дет­ся без граж­дан­ской вой­ны, а цен­ту­ри­о­ны и вои­ны недол­го будут оста­вать­ся на его сто­роне, так как возь­мет верх еще све­жая память об их пол­ко­вод­це и глу­бо­ко уко­ре­нив­ша­я­ся пре­дан­ность Цеза­рям.

77. (1) Напро­тив, Доми­ций Целер, один из бли­жай­ших дру­зей Пизо­на, наста­и­вал, что нуж­но исполь­зо­вать слу­чай: Пизон, а не Сен­ций постав­лен пра­ви­те­лем Сирии, и ему вру­че­ны фас­ции, пре­тор­ская власть и леги­о­ны. (2) Если туда вторг­нет­ся враг, то кому же еще отра­жать его силой ору­жия, как не тому, кто полу­чил легат­ские пол­но­мо­чия и осо­бые ука­за­ния? (3) Со вре­ме­нем тол­ки теря­ют свою ост­ро­ту, а побо­роть све­жую нена­висть чаще все­го не под силу и людям, ни в чем не повин­ным. (4) Но если Пизон сохра­нит за собой вой­ско, укре­пит свою мощь, мно­гое, что не под­да­ет­ся пред­виде­нию, быть может, обер­нет­ся по воле слу­чая в луч­шую сто­ро­ну. (5) «Или мы пото­ро­пим­ся, чтобы при­ча­лить одно­вре­мен­но с пра­хом Гер­ма­ни­ка, чтобы тебя, Пизон, невы­слу­шан­но­го и не имев­ше­го воз­мож­но­сти отве­сти от себя обви­не­ние, погу­би­ли при пер­вом же тво­ем появ­ле­нии рыда­ния Агрип­пи­ны и неве­же­ст­вен­ная тол­па? (6) Авгу­ста — твоя сообщ­ни­ца, Цезарь бла­го­во­лит к тебе, но неглас­но; и гром­че всех опла­ки­ва­ют смерть Гер­ма­ни­ка те, кто наи­бо­лее обра­до­ван ею».

78. (1) Неиз­мен­но склон­ный к реши­тель­ным мерам, Пизон лег­ко при­со­еди­ня­ет­ся к это­му мне­нию и в пись­ме, ото­слан­ном им Тибе­рию, обви­ня­ет Гер­ма­ни­ка в высо­ко­ме­рии и чрез­мер­но рос­кош­ном обра­зе жиз­ни: изгнан­ный Гер­ма­ни­ком из про­вин­ции, чтобы не мешать ему в осу­щест­вле­нии государ­ст­вен­но­го пере­во­рота, он сно­ва и с преж­нею пре­дан­но­стью берет на себя попе­че­ние о вой­сках. (2) Одно­вре­мен­но он при­ка­зы­ва­ет Доми­цию отплыть на три­ре­ме в Сирию, дер­жа курс мимо ост­ро­вов и подаль­ше от бере­га. (3) Тем вре­ме­нем Пизон рас­пре­де­ля­ет собрав­ших­ся у него пере­беж­чи­ков по мани­пу­лам, воору­жа­ет нестро­е­вых, и, пере­пра­вив­шись кораб­ля­ми на мате­рик, пере­хва­ты­ва­ет под­разде­ле­ние шед­ших в Сирию ново­бран­цев, и пишет кили­кий­ским царь­кам, чтобы они помог­ли ему сво­и­ми отряда­ми; в этих воен­ных при­готов­ле­ни­ях при­ни­ма­ет уча­стие и моло­дой Марк Пизон, не разде­ляв­ший, одна­ко, взгляда, что нуж­но открыть воен­ные дей­ст­вия.

79. (1) Сле­дуя вдоль бере­гов Ликии и Пам­фи­лии, они встре­ти­лись с кораб­ля­ми, сопро­вож­дав­ши­ми Агрип­пи­ну, и обе сто­ро­ны схва­ти­лись было за ору­жие, но вслед­ст­вие стра­ха, кото­рый они друг дру­гу вну­ша­ли, дело огра­ни­чи­лось пере­бран­кой, при­чем Марс Вибий вызвал Пизо­на в Рим для судеб­но­го раз­би­ра­тель­ства. (2) Тот насмеш­ли­во отве­тил ему, что, разу­ме­ет­ся, не замед­лит туда при­быть, как толь­ко ведаю­щим дела­ми об отрав­ле­ни­ях пре­то­ром будет назна­чен день явки под­суди­мо­му и обви­ни­те­лям. (3) Меж­ду тем Доми­ций, при­став к сирий­ско­му горо­ду Лаоди­кее, напра­вил­ся на зим­ние квар­ти­ры шесто­го леги­о­на⁵¹, так как счи­тал его наи­бо­лее при­год­ным для осу­щест­вле­ния сво­их пла­нов, но его опе­ре­дил легат Паку­вий. (4) Сен­ций обра­ща­ет­ся к Пизо­ну с пись­мом, в кото­ром сооб­ща­ет ему об этом и уве­ще­ва­ет его не воз­буж­дать лагерь засыл­кою в него воз­му­ти­те­лей, а про­вин­цию — воен­ны­ми дей­ст­ви­я­ми. (5) Собрав всех, о ком ему было извест­но, что они чтят память Гер­ма­ни­ка или враж­деб­ны его вра­гам, он настой­чи­во убеж­да­ет их в том, что Пизон под­ни­ма­ет ору­жие на вели­чие импе­ра­то­ра, на Рим­ское государ­ство; и Сен­ций выво­дит навстре­чу Пизо­ну силь­ный и гото­вый к бою отряд.

80. (1) Несмот­ря на неуда­чи, пости­гав­шие Пизо­на в его начи­на­ни­ях, он не упу­стил слу­чая обез­опа­сить себя, насколь­ко это было воз­мож­но при сло­жив­ших­ся обсто­я­тель­ствах, и занял силь­ную кили­кий­скую кре­пость Келен­де­рий; (2) попол­нив пере­беж­чи­ка­ми, недав­но пере­хва­чен­ны­ми ново­бран­ца­ми и раба­ми, сво­и­ми и План­ци­ны, при­слан­ные ему на помощь царь­ка­ми отряды кили­кий­цев, он довел чис­лен­ность сво­их сил до уров­ня леги­о­на. (3) Он заве­рял сво­их, что его, лега­та Цеза­ря, не пус­ка­ют в про­вин­цию, отдан­ную ему в управ­ле­ние, не вои­ны леги­о­нов (ибо они и при­зва­ли его воз­вра­тить­ся), но Сен­ций из лич­ной нена­ви­сти к нему, кото­рую он при­кры­ва­ет лож­ны­ми обви­не­ни­я­ми. (4) Так пусть же они вый­дут на поле боя — ведь леги­о­не­ры не ста­нут сра­жать­ся, когда пой­мут, что Пизон, кого они еще так недав­но зва­ли сво­им отцом⁵², одер­жит верх, если спор будет решать­ся на осно­ва­нии пра­ва, и не бес­си­лен, если — ору­жи­ем. (5) Затем он рас­по­ла­га­ет свои мани­пу­лы у стен кре­по­сти на обры­ви­стом и кру­том хол­ме, — с дру­гих сто­рон ее окру­жа­ло море. Про­тив них сто­я­ли постро­ен­ные бое­вы­ми поряд­ка­ми вете­ра­ны и резер­вы; (6) здесь было пре­иму­ще­ство в выуч­ке вои­нов, там — в труд­но­до­ступ­ной мест­но­сти, но у тех, кто ее зани­мал, не было ни бое­во­го пыла, ни веры в успех, ни даже ору­жия, кро­ме того, каким рас­по­ла­га­ют сель­ские жите­ли, или изготов­лен­но­го наспех. (7) Когда вра­ги сошлись вру­ко­паш­ную, исход бит­вы мог вызы­вать сомне­ние лишь до тех пор, пока когор­ты рим­лян не вышли на ров­ное место; кили­кий­цы бежа­ли и запер­лись в кре­по­сти.

81. (1) Меж­ду тем Пизон тщет­но попы­тал­ся овла­деть фло­том, ожи­дав­шим невда­ле­ке исхо­да сра­же­ния; воз­вра­тив­шись к сте­нам кре­по­сти, он, то уда­ряя себя в грудь, то назы­вая по име­ни рим­ских вои­нов и суля им награ­ды, ста­рал­ся скло­нить их к измене и успел при­ве­сти их в такое сму­ще­ние, что знач­ко­но­сец шесто­го леги­о­на пере­шел к нему со знач­ком. (2) Тогда Сен­ций при­ка­зал тру­бить в рож­ки и тру­бы, устре­мить­ся к валу, уста­но­вить лест­ни­цы и наи­бо­лее храб­рым и лов­ким пой­ти на при­ступ, а всем осталь­ным, исполь­зуя мета­тель­ные маши­ны, осы­пать вра­га дро­ти­ка­ми, кам­ня­ми и горя­щи­ми факе­ла­ми. (3) Когда, нако­нец, упор­ство защит­ни­ков было слом­ле­но, Пизон стал про­сить, чтобы, по сда­че ору­жия, ему было доз­во­ле­но оста­вать­ся в кре­по­сти, пока не при­дет ука­за­ние Цеза­ря, кому пра­вить Сири­ей. (4) Эти усло­вия были, одна­ко, откло­не­ны, и един­ст­вен­ное, что было ему пре­до­став­ле­но, — это кораб­ли и без­опас­ное воз­вра­ще­ние в Рим.

82. (1) А в Риме, лишь толь­ко ста­ли дохо­дить вести о болез­ни Гер­ма­ни­ка, как все дохо­дя­щие изда­ле­ка, до послед­ней сте­пе­ни мрач­ные, воца­ри­лись общая скорбь и гнев, а порой про­ры­ва­лись и гром­кие сето­ва­ния. (2) Для того, оче­вид­но, и сосла­ли его на край све­та, для того и дали Пизо­ну про­вин­цию; (3) вот к чему при­ве­ли тай­ные сове­ща­ния Авгу­сты с План­ци­ною. И сущую прав­ду гово­ри­ли ста­ри­ки отно­си­тель­но Дру­за: не по нра­ву при­шлась вла­сти­те­лям при­вер­жен­ность к наро­до­прав­ству их сыно­вей, и их погу­би­ли не из-за чего-либо ино­го, как толь­ко за то, что они замыш­ля­ли вер­нуть рим­ско­му наро­ду сво­бо­ду и урав­нять всех в пра­вах. (4) Весть о смер­ти Гер­ма­ни­ка настоль­ко уси­ли­ла в тол­пе эти тол­ки, что преж­де ука­за вла­стей, преж­де сенат­ско­го поста­нов­ле­ния все погру­жа­ет­ся в тра­ур, пусте­ют пло­ща­ди, запи­ра­ют­ся дома. (5) Повсюду без­мол­вие, пре­ры­вае­мое сте­на­ни­я­ми, нигде ниче­го показ­но­го; если кто и воз­дер­жи­ва­ет­ся от внеш­них про­яв­ле­ний скор­би, то в душе горю­ет еще без­утеш­нее. (6) Слу­чи­лось так, что куп­цы, выехав­шие из Сирии, когда Гер­ма­ник был еще жив, при­вез­ли более бла­го­при­ят­ные вести о его состо­я­нии. (7) Этим вестям сра­зу пове­ри­ли, и они тот­час же рас­про­стра­ни­лись по все­му горо­ду; и вся­кий, сколь бы непро­ве­рен­ным ни было то, что он слы­шал, сооб­ща­ет доб­рую новость каж­до­му встреч­но­му, а те пере­да­ют ее, при­укра­ши­вая от радо­сти, в свою оче­редь, даль­ше. (8) Люди носят­ся по все­му горо­ду, взла­мы­ва­ют две­ри хра­мов, и ночь нема­ло спо­соб­ст­ву­ет их лег­ко­ве­рию, так как во мра­ке вся­кий ско­рее под­да­ет­ся вну­ше­нию. Тибе­рий не пре­се­кал лож­ных слу­хов, пре­до­ста­вив им рас­се­ять­ся с тече­ни­ем вре­ме­ни; и народ погру­зил­ся в еще бо́льшую скорбь, как если бы Гер­ма­ник был у него отнят вто­рич­но.

83. (1) Меж­ду тем для Гер­ма­ни­ка были при­ду­ма­ны поче­сти, какие толь­ко мог­ла вну­шить каж­до­му в меру его изо­бре­та­тель­но­сти любовь к умер­ше­му, и сенат поста­но­вил сле­дую­щее: (2) чтобы имя Гер­ма­ни­ка про­воз­гла­ша­лось в пес­но­пе­нии сали­ев; чтобы всюду, где отведе­ны места для жре­цов авгу­ста­лов, были уста­нов­ле­ны куруль­ные крес­ла⁵³ Гер­ма­ни­ка с дубо­вы­ми вен­ка­ми над ними; чтобы перед нача­лом цир­ко­вых зре­лищ было про­но­си­мо его изо­бра­же­ние из сло­но­вой кости; чтобы фла­ми­ны⁵⁴ или авгу­ры, выдви­гае­мые на его место, изби­ра­лись толь­ко из рода Юли­ев. (3) К это­му были добав­ле­ны три­ум­фаль­ные арки в Риме, на бере­гу Рей­на и на сирий­ской горе Амане, с над­пи­ся­ми, опо­ве­щав­ши­ми о его дея­ни­ях и о том, что он отдал жизнь за оте­че­ство; гроб­ни­ца в Антио­хии, где его тело под­верг­лось сожже­нию, и тра­ур­ный поста­мент в Эпидафне, где он скон­чал­ся. И нелег­ко пере­чис­лить все его ста­туи и места покло­не­ния его памя­ти. (4) Но когда было пред­ло­же­но поме­стить боль­шой золо­той щит с его изо­бра­же­ни­ем сре­ди таких же изо­бра­же­ний стол­пов рим­ско­го крас­но­ре­чия⁵⁵, Тибе­рий реши­тель­но заявил, что он посвя­тит Гер­ма­ни­ку щит такой же и того же раз­ме­ра, что и все осталь­ные: ведь крас­но­ре­чие оце­ни­ва­ет­ся не по высо­ко­му поло­же­нию в государ­стве, и пре­бы­вать сре­ди древ­них писа­те­лей — уже само по себе доста­точ­но почет­но. (5) Сосло­вие всад­ни­ков при­сво­и­ло имя Гер­ма­ни­ка тому сек­то­ру амфи­те­ат­ра, кото­рый носил назва­ние Сек­то­ра млад­ших, и, кро­ме того, поста­но­ви­ло, чтобы в июль­ские иды отряды всад­ни­ков сле­до­ва­ли поза­ди его ста­туи. Боль­шая часть упо­мя­ну­то­го сохра­ня­ет­ся в силе и посей­час, кое-что сра­зу же было забро­ше­но или забы­лось за дав­но­стью лет.

84. (1) Немно­го позд­нее, при все еще све­жей печа­ли по слу­чаю смер­ти Гер­ма­ни­ка, сест­ра его Ливия, жена Дру­за, роди­ла двух мла­ден­цев муж­ско­го пола⁵⁶. (2) Собы­тие это, ред­кое и при­но­ся­щее радость даже в про­стых семьях, напол­ни­ло прин­цеп­са таким лико­ва­ни­ем, что он не удер­жал­ся, чтобы не похва­лить­ся им перед сена­то­ра­ми, под­чер­ки­вая, что ни у кого из рим­лян тако­го сана не рож­да­лись до это­го близ­не­цы: ведь реши­тель­но все, даже слу­чай­ное, он неиз­мен­но обра­щал во сла­ву себе. (3) При сло­жив­ших­ся обсто­я­тель­ствах наро­ду, одна­ко, и это доста­ви­ло огор­че­ние, ибо он опа­сал­ся, как бы Друз, обо­га­тив­шись потом­ст­вом, не оттес­нил еще боль­ше семью Гер­ма­ни­ка.

85. (1) В том же году были изда­ны стро­гие ука­зы сена­та про­тив рас­пут­но­го поведе­ния жен­щин и стро­жай­ше вос­пре­ще­но про­мыш­лять сво­им телом тем, чьи деды, отцы или мужья были рим­ски­ми всад­ни­ка­ми. (2) Пово­дом было то, что Висти­лия, дочь пре­то­ра, объ­яви­ла эди­лам, что зани­ма­ет­ся про­сти­ту­ци­ей⁵⁷, — посту­пи­ла же она так в соот­вет­ст­вии с при­ня­тым у наших пред­ков обык­но­ве­ни­ем, соглас­но кото­ро­му доста­точ­ной карою для про­даж­ных жен­щин почи­та­лось их соб­ст­вен­ное при­зна­ние в сво­ем позо­ре. (3) Были потре­бо­ва­ны и от Тити­дия Лабео­на⁵⁸, мужа Висти­лии, объ­яс­не­ния, поче­му он не нака­зал, соглас­но зако­ну, свою изоб­ли­чен­ную в непотреб­стве жену. (4) И так как в свое оправ­да­ние он сослал­ся на то, что пре­до­став­лен­ные ему по зако­ну шесть­де­сят дней на обду­мы­ва­ние еще не про­шли, сочли доста­точ­ным при­нять поста­нов­ле­ние про­тив Висти­лии, и она была сосла­на на ост­ров Сериф. (5) Обсуж­дал­ся и вопрос о запре­ще­нии еги­пет­ских и иудей­ских свя­щен­но­дей­ст­вий, и сенат при­нял поста­нов­ле­ние вывез­ти на ост­ров Сар­ди­нию четы­ре тыся­чи зара­жен­ных эти­ми суе­ве­ри­я­ми воль­ноот­пу­щен­ни­ков⁵⁹, при­год­ных по воз­рас­ту для иско­ре­не­ния там раз­бой­ни­чьих шаек, пола­гая, что если из-за тяже­ло­го кли­ма­та они пере­мрут, то это не соста­вит боль­шой поте­ри; осталь­ным пред­пи­сы­ва­лось поки­нуть Ита­лию, если до опре­де­лен­но­го сро­ка они не отка­жут­ся от сво­их нече­сти­вых обрядов.

86. (1) После это­го Цезарь сооб­щил о необ­хо­ди­мо­сти избрать дев­ст­вен­ни­цу на место Окции, кото­рая в тече­ние пяти­де­ся­ти семи лет с вели­чай­шим бла­го­че­сти­ем руко­во­ди­ла свя­щен­но­дей­ст­ви­я­ми веста­лок; при этом он выра­зил бла­го­дар­ность Фон­тею Агрип­пе и Доми­цию Пол­ли­о­ну за то, что, пред­ла­гая вза­мен нее сво­их доче­рей, они сорев­но­ва­лись в пре­дан­но­сти государ­ству. (2) Пред­по­чте­ние было отда­но доче­ри Пол­ли­о­на, ибо супру­же­ские узы ее роди­те­лей про­дол­жа­ли пре­бы­вать неру­ши­мы­ми, тогда как Агрип­па рас­тор­же­ни­ем пер­во­го бра­ка нанес урон доб­рой сла­ве сво­ей семьи. Цезарь, впро­чем, уте­шил отверг­ну­тую, даро­вав ей при­да­ное в раз­ме­ре мил­ли­о­на сестер­ци­ев.

87. (1) Вслед­ст­вие жалоб наро­да на доро­го­виз­ну хле­ба Тибе­рий, уста­но­вив цену, кото­рую дол­жен был пла­тить поку­па­тель, объ­явил, что хле­бо­тор­гов­цы будут полу­чать от него допол­ни­тель­но по два нум­ма за модий⁶⁰. (2) Пред­ло­жен­ный ему за это и пред­ла­гав­ший­ся ранее титул отца оте­че­ства он, одна­ко, не при­нял и выска­зал суро­вое пори­ца­ние тем, кто назы­вал его попе­че­ние о наро­де боже­ст­вен­ным, а его само­го — госуда­рем. Вот поче­му любое выска­зы­ва­ние в при­сут­ст­вии прин­цеп­са, кото­ро­му сво­бо­да вну­ша­ла страх, а лесть — подо­зре­ния, быва­ло сдер­жан­ным и насто­ро­жен­ным.

88. (1) У исто­ри­ков и сена­то­ров того вре­ме­ни я нахо­жу сооб­ще­ние о пись­ме пред­во­ди­те­ля хат­тов Адган­дест­рия, кото­рое было огла­ше­но в сена­те и в кото­ром он пред­ла­гал умерт­вить Арми­ния, если ему при­шлют яду, чтобы он мог осу­ще­ст­вить это убий­ство; Адган­дест­рию было отве­че­но, что рим­ский народ отмща­ет вра­гам, не при­бе­гая к обма­ну, и не тай­ны­ми сред­ства­ми, но откры­то и силой ору­жия. (2) Бла­го­род­ст­вом отве­та Тибе­рий срав­нял­ся с древни­ми пол­ко­во­д­ца­ми, запре­тив­ши­ми отра­вить царя Пир­ра и открыв­ши­ми ему этот замы­сел. (3) Впро­чем, при­тя­зая после ухо­да рим­лян и изгна­ния Маро­бо­да на цар­ский пре­стол, Арми­ний столк­нул­ся со сво­бо­до­лю­би­ем сопле­мен­ни­ков; под­верг­шись с их сто­ро­ны пре­сле­до­ва­нию, он сра­жал­ся с пере­мен­ным успе­хом и пал от ковар­ства сво­их при­бли­жен­ных. Это был, бес­спор­но, осво­бо­ди­тель Гер­ма­нии, кото­рый высту­пил про­тив рим­ско­го наро­да не в пору его мла­ден­че­ства, как дру­гие цари и вожди, но в пору выс­ше­го рас­цве­та его могу­ще­ства, и хотя тер­пел ино­гда пора­же­ния, но не был побеж­ден в войне. (4) Трид­цать семь лет он про­жил, две­на­дцать дер­жал в сво­их руках власть; у вар­вар­ских пле­мен его вос­пе­ва­ют и посей­час; гре­че­ские анна­лы его не зна­ют, так как их вос­хи­ща­ет толь­ко свое, рим­ские — уде­ля­ют ему мень­ше вни­ма­ния, чем он заслу­жи­ва­ет, ибо, пре­воз­но­ся ста­ри­ну, мы недо­ста­точ­но любо­пыт­ны к недав­не­му про­шло­му.