Письма Марка Туллия Цицерона

49. Титу Пом­по­нию Атти­ку, в Эпир

Рим, после 25 июля 59 г.

1. Как бы я хотел, чтобы ты остал­ся в Риме! Конеч­но, если бы мы дума­ли, что это слу­чит­ся… Ведь мы очень лег­ко мог­ли бы удер­жать наше­го Смаз­ли­во­го¹ или навер­ное знать, что́ он пред­при­мет. Теперь поло­же­ние сле­дую­щее: он мечет­ся, неистов­ст­ву­ет; у него нет ниче­го опре­де­лен­но­го; мно­гим он угро­жа­ет. По-види­мо­му он будет делать то, что ему слу­чай­но пред­ста­вит­ся. Когда он видит, как нена­вист­но это поло­же­ние вещей, он, кажет­ся, готов к натис­ку на тех, кто совер­шил это. Когда же он сно­ва вспо­ми­на­ет об их сред­ствах и силе их вой­ска, он обра­ща­ет­ся про­тив нас и мне лич­но гро­зит то наси­ли­ем, то судом².

2. Пом­пей вел пере­го­во­ры с ним и, как он сам пере­да­вал мне (ведь у меня нет ника­ко­го дру­го­го свиде­те­ля), вел их весь­ма настой­чи­во, ука­зы­вая, что он будет обес­слав­лен как пре­да­тель и пре­ступ­ник, если мне будет гро­зить опас­ность от того, кого он сам воору­жил, поз­во­лив ему сде­лать­ся пле­бе­ем; но что и тот сам и Аппий³ обя­за­лись перед ним чест­ным сло­вом отно­си­тель­но меня; если тот не сдер­жит его, то Пом­пей отне­сет­ся к это­му так, что все пой­мут, что для него не было ниче­го выше нашей друж­бы. Когда он выска­зал это и мно­гое дру­гое в этом смыс­ле, то тот, как гово­рил Пом­пей, спер­ва дол­го и мно­го воз­ра­жал, а под конец сдал­ся и под­твер­дил, что он ниче­го не пред­при­мет про­тив его жела­ния. Одна­ко и после тот не пре­кра­тил рез­ких напа­док на меня. Если бы он и не делал это­го, то я все же не верил бы ему ни в чем и гото­вил­ся бы ко все­му, как я и делаю.

3. Теперь я веду себя так, что изо дня в день уве­ли­чи­ва­ет­ся и все­об­щее рас­по­ло­же­ние ко мне и наши силы. Я совер­шен­но не каса­юсь государ­ст­вен­ных дел и очень дея­тель­но зани­ма­юсь тяж­ба­ми и выступ­ле­ни­я­ми на фору­ме; чув­ст­вую, что это при­ят­но не толь­ко тем, кто поль­зу­ет­ся мои­ми труда­ми, но и про­сто­му наро­ду. Мой дом напол­нен тол­пой, мне бегут навстре­чу, осве­жа­ет­ся память о моем кон­суль­стве, мне выка­зы­ва­ют при­язнь. Мои надеж­ды уже так вырос­ли, что, как мне ино­гда кажет­ся, мне не сле­ду­ет укло­нять­ся от надви­гаю­щей­ся борь­бы.

4. Теперь мне нуж­ны и твои сове­ты, и друж­ба, и пре­дан­ность. Поэто­му лети сюда. Мне все будет лег­ко, если ты будешь здесь. Мно­гое мож­но сде­лать через наше­го Варро­на, но это будет надеж­нее при насто­я­ни­ях с тво­ей сто­ро­ны. Мно­гое мож­но вытя­нуть у само­го Пуб­лия, мно­гое узнать такое, что не смо­жет остать­ся скры­тым от тебя, мно­гое так­же… но неле­по рас­про­стра­нять­ся о част­но­стях, когда ты нужен мне для все­го.

5. Я хотел бы, чтобы ты убедил­ся в одном: для меня все рас­пу­та­ет­ся, если я уви­жу тебя. Но вот в чем все дело: лишь бы до его вступ­ле­ния в долж­ность⁴. Пола­гаю — раз на Пом­пея про­из­во­дит дав­ле­ние Красс⁵, — что если при­е­дешь ты, име­ю­щий воз­мож­ность узнать от него само­го через воло­окую⁶, насколь­ко они заслу­жи­ва­ют дове­рия, то я буду избав­лен либо от непри­ят­но­сти, либо от заблуж­де­ния. В моих прось­бах и уго­во­рах ты не нуж­да­ешь­ся. Чего хочу я, чего тре­бу­ет вре­мя и зна­чи­тель­ность дела, ты пони­ма­ешь.

6. Что каса­ет­ся государ­ст­вен­ных дел, то мне не о чем писать тебе, если толь­ко не о все­об­щей глу­бо­кой нена­ви­сти к тем, кто дер­жит все в сво­их руках⁷. Одна­ко на пере­ме­ну — ника­кой надеж­ды. Но сам Пом­пей, как ты лег­ко пой­мешь, испы­ты­ва­ет доса­ду и жесто­кое рас­ка­я­ние. Недо­ста­точ­но ясно вижу, каков будет исход, но это, конеч­но, куда-то про­рвет­ся.

7. Кни­ги Алек­сандра⁸, небреж­но­го чело­ве­ка и пло­хо­го поэта, одна­ко небес­по­лез­но­го, я ото­слал тебе. Нуме­стия⁹ охот­но при­нял в чис­ло сво­их дру­зей и оце­нил в нем ува­жае­мо­го и бла­го­ра­зум­но­го чело­ве­ка, достой­но­го тво­ей реко­мен­да­ции.