Письма Марка Туллия Цицерона

251. Титу Пом­по­нию Атти­ку, в Эпир

Лаоди­кея, 24 фев­ра­ля 50 г.

1. Я полу­чил твое пись­мо в Лаоди­кее за четы­ре дня до Тер­ми­на­лий¹ и про­чел его с вели­чай­шим удо­воль­ст­ви­ем, — пре­ис­пол­нен­ное люб­ви, доб­роты, пред­у­преди­тель­но­сти, забот­ли­во­сти. Итак, отве­чу на него не золотым за мед­ное², (ведь ты это­го про­сишь), не ста­ну уста­нав­ли­вать сво­его рас­по­ряд­ка, а сохра­ню твой порядок. По тво­им сло­вам, мое послед­нее пись­мо у тебя — то, кото­рое отправ­ле­но за девять дней до октябрь­ских календ из Киби­ст­ры, при­чем ты хочешь знать, какие твои я полу­чил. Почти все, о кото­рых ты упо­ми­на­ешь, кро­ме тех, кото­рые ты отдал, как ты пишешь, рабам Лен­ту­ла в Эквоту­ти­ке и Брун­ди­сии. Поэто­му твое трудо­лю­бие не про­па­да­ет, чего ты опа­са­ешь­ся, а пре­крас­но накоп­ля­ет­ся, если ты это сде­лал имен­но для того, чтобы доста­вить мне удо­воль­ст­вие; ибо ничто не доста­ви­ло мне боль­ше­го удо­воль­ст­вия.

2. Я чрез­вы­чай­но рад тому, что ты одоб­ря­ешь мое сми­ре­ние перед Аппи­ем и щед­рость даже к Бру­ту; а я пола­гал немно­го ина­че. Ведь Аппий писал мне два-три раза с пути, несколь­ко сетуя на свою судь­бу — за то, что я отме­няю кое-что из уста­нов­лен­но­го им. Как если бы врач в слу­чае, когда боль­ной пору­чен дру­го­му вра­чу, захо­тел сер­дить­ся на того вра­ча, кото­рый его сме­нил, если он изме­ня­ет его ука­за­ния насчет лече­ния, — так и Аппий, хотя он и начал лече­ние про­вин­ции с ограб­ле­ния, пустил кровь, лишил ее все­го, чего мог лишить, и пере­дал мне ее изну­рен­ной, не рад видеть, что я сно­ва вскарм­ли­ваю ее, но то него­ду­ет, то бла­го­да­рит. Ведь я не совер­шаю ниче­го, что мог­ло бы сколь­ко-нибудь его обес­сла­вить, и толь­ко несход­ство мое­го обра­за дей­ст­вий оскорб­ля­ет чело­ве­ка. Что может быть столь раз­лич­ным, как то, что во вре­мя его власт­во­ва­ния про­вин­ция была исто­ще­на побо­ра­ми и пожерт­во­ва­ни­я­ми, а в мое намест­ни­че­ство не истре­бо­ва­но ни гро­ша ни на част­ные, ни на казен­ные нуж­ды? Что ска­зать мне о его пре­фек­тах, спут­ни­ках³, даже лега­тах? О гра­бе­жах, о раз­вра­те, об оскорб­ле­ни­ях? Теперь же, кля­нусь, ни один дом не управ­ля­ет­ся с таким бла­го­ра­зу­ми­ем, или с таким поряд­ком, или так скро­мен, как вся моя про­вин­ция. Неко­то­рые дру­зья Аппия объ­яс­ня­ют это смеш­но: они счи­та­ют, что я хочу иметь доб­рую сла­ву для того, чтобы он имел дур­ную сла­ву, и что я посту­паю хоро­шо не ради похва­лы себе, а ради того, чтобы осла­вить его. Но если Аппий выра­жа­ет мне бла­го­дар­ность, как пока­за­ло пись­мо Бру­та, кото­рое он тебе при­слал, это не огор­ча­ет меня. Одна­ко в тот самый день, когда я писал это перед рас­све­том, я думал отме­нить мно­гие его неспра­вед­ли­вые поста­нов­ле­ния и реше­ния.

3. Теперь пере­хо­жу к Бру­ту, к кото­ро­му я, сле­дуя тво­е­му при­ме­ру, при­вя­зал­ся со всей пре­дан­но­стью, кото­ро­го я даже начал любить, но тут же оста­но­вил­ся, чтобы это не заде­ло тебя. Не счи­тай, что я что-либо пред­по­чел выпол­не­нию его пору­че­ний и о чем-либо более поста­рал­ся. Он дал мне кни­жеч­ку пору­че­ний, и об этом же ты гово­рил со мной. Все это я выпол­нил самым забот­ли­вым обра­зом. Во-пер­вых, я добил­ся, чтобы Арио­бар­зан упла­тил ему талан­ты, кото­рые он обе­щал мне. Пока царь был со мной, дело обсто­я­ло пре­крас­но, но затем шесть­сот упра­ви­те­лей Пом­пея нача­ли на него наседать. Пом­пей же более могу­ще­ст­вен, неже­ли все про­чие, как по про­чим при­чи­нам, так и пото­му, что он, как пола­га­ют, при­е­дет для вой­ны с пар­фя­на­ми. И вот ему теперь выпла­чи­ва­ют сле­дую­щим обра­зом: каж­дый трид­ца­тый день по трид­цать три атти­че­ских талан­та — и это из нало­гов; но для покры­тия месяч­но­го роста это­го недо­ста­точ­но. Одна­ко наш Гней пере­но­сит это с мяг­ко­стью. Он не полу­ча­ет основ­но­го капи­та­ла, а ростом, хотя и непол­ным, дово­лен. Нико­му дру­го­му царь не пла­тит и не может пла­тить; ведь у него нет каз­ны, нет дохо­дов. Нало­ги он взи­ма­ет по спо­со­бу Аппия; их едва хва­та­ет на упла­ту роста Пом­пею. Двое или трое из дру­зей царя очень бога­ты, но они дер­жат­ся за свое так же забот­ли­во, как я или ты. Со сво­ей сто­ро­ны, я в сво­их пись­мах все-таки не пере­стаю про­сить, уго­ва­ри­вать, уко­рять царя.

4. Дейотар даже рас­ска­зал мне, что он посы­лал к нему послов по делу Бру­та; они при­вез­ли ответ, что царь несо­сто­я­те­лен. Кля­нусь, мое мне­ние — что нет ниче­го, более опу­сто­шен­но­го, чем то цар­ство, ниче­го, более бед­но­го, чем царь. Поэто­му я думаю, либо отка­зать­ся от опе­ки, либо, как Сце­во­ла в деле Глаб­ри­о­на, отверг­нуть и капи­тал и рост. Я все-таки пре­до­ста­вил Мар­ку Скап­цию и Луцию Гавию, веду­щим в цар­стве дела Бру­та, долж­но­сти пре­фек­тов, кото­рые я через тебя обе­щал Бру­ту: ведь они вели дела не в моей про­вин­ции. Мое пра­ви­ло, как ты пом­нишь, тако­во: он может полу­чить сколь­ко угод­но пре­фек­тур, толь­ко не для дель­цов⁴. Поэто­му я ему допол­ни­тель­но пре­до­ста­вил две. Но те, для кого он про­сил их, выеха­ли из про­вин­ции.

5. Теперь узнай о сала­ми­ня­нах, так как я вижу, что и для тебя это ока­за­лось ново­стью, как и для меня: ведь я нико­гда не слы­хал от него⁵, что те день­ги при­над­ле­жат ему; более того, у меня есть его кни­жеч­ка, в кото­рой гово­рит­ся: «Сала­ми­няне долж­ны день­ги моим близ­ким Мар­ку Скап­цию и Пуб­лию Мати­нию». Он пре­по­ру­ча­ет их мне, а так­же, как бы при­шпо­ри­вая меня, ука­зы­ва­ет в при­пис­ке, что пору­чил­ся за них на боль­шие день­ги. Я поста­но­вил, чтобы им пла­ти­ли в тече­ние шести лет из рас­че­та по сотой, с еже­год­ным воз­об­нов­ле­ни­ем роста⁶. Но Скап­ций стал тре­бо­вать по четы­ре сотых. У меня воз­ник­ло опа­се­ние, как бы даже ты не отка­зал мне в сво­ей друж­бе, если бы он добил­ся сво­его: ведь я отсту­пил бы от сво­его эдик­та и разо­рил бы до осно­ва­ния город, нахо­див­ший­ся под покро­ви­тель­ст­вом Като­на⁷ и само­го Бру­та и обла­го­де­тель­ст­во­ван­ный мной.

6. Но в это самое вре­мя Скап­ций под­со­вы­ва­ет мне пись­мо Бру­та, что это дело ведет­ся на его страх, о чем Брут нико­гда не гово­рил ни мне, ни тебе, а так­же чтобы я пре­до­ста­вил пре­фек­ту­ру Скап­цию. Меж­ду тем, при тво­ем посред­ни­че­стве, я ого­во­рил, — лишь бы не дель­цу, и если кому-нибудь, то все же не это­му. Ведь он был пре­фек­том при Аппии и даже рас­по­ла­гал отряда­ми кон­ни­цы, кото­ры­ми он обло­жил в Сала­мине запер­ший­ся в курии сенат, вслед­ст­вие чего пяте­ро сена­то­ров умер­ло от голо­да. Поэто­му в день сво­его при­езда в про­вин­цию, когда кипр­ские послы при­еха­ли в Эфес встре­чать меня, я послал пись­мо, чтобы всад­ни­ки немед­лен­но уда­ли­лись с ост­ро­ва. Думаю, что по этой при­чине Скап­ций напи­сал обо мне Бру­ту в несколь­ко раз­дра­жен­ном духе. Тем не менее мой взгляд таков: если Брут сочтет, что мне над­ле­жа­ло опре­де­лить рост в четы­ре сотых, тогда как во всей про­вин­ции я при­дер­жи­ва­юсь одной и под­твер­дил это эдик­том, и это полу­чи­ло одоб­ре­ние даже у самых жесто­ких ростов­щи­ков, если он будет жало­вать­ся на мой отказ в пре­фек­ту­ре для дель­ца, в чем я отка­зал наше­му Торк­ва­ту для тво­е­го Ления и само­му Пом­пею для Секс­та Ста­ция и полу­чил их одоб­ре­ние, если он будет недо­во­лен уда­ле­ни­ем всад­ни­ков, то я, конеч­но, огор­чусь тем, что он на меня сер­дит, но мно­го боль­ше огор­чусь тем, что он не таков, каким я счи­тал его.

7. Во вся­ком слу­чае Скап­ций приз­на́ет одно: по мое­му при­го­во­ру у него была воз­мож­ность полу­чить все день­ги, при­чи­таю­щи­е­ся ему в силу мое­го эдик­та. Добав­лю так­же то, с чем ты, я опа­са­юсь, не согла­сишь­ся. Пла­та за ссу­ду, уста­нов­лен­ная моим эдик­том, долж­на была пре­кра­тить­ся⁸. Они хоте­ли вне­сти день­ги в храм; я добил­ся от сала­ми­нян, чтобы они мол­ча­ли. Они, прав­да, пошли мне навстре­чу, но что будет с ними, если сюда при­е­дет Павел?⁹ Итак я сде­лал все это в поль­зу Бру­та, кото­рый напи­сал тебе обо мне в самом бла­го­же­ла­тель­ном духе, а мне, даже когда он о чем-нибудь про­сит, скло­нен писать вызы­ваю­ще, над­мен­но, не нахо­дя обще­го язы­ка. Напи­ши, пожа­луй­ста, ему об этом, чтобы я знал, как он это при­мет; ты ведь сооб­щишь мне.

Впро­чем, в сво­ем преды­ду­щем пись­ме я напи­сал тебе об этом подроб­но, но я хотел, чтобы ты ясно понял, что я не забыл, о чем ты мне писал в одном из сво­их писем: если из этой про­вин­ции я не уве­зу ниче­го дру­го­го, кро­ме его рас­по­ло­же­ния, то мне это­го будет доста­точ­но. Пусть так и будет, раз ты это­го хочешь, одна­ко с тем, чтобы это, верю я, про­изо­шло без погреш­но­сти с моей сто­ро­ны. Итак, на осно­ва­нии мое­го поста­нов­ле­ния, Скап­цию будет сра­зу запла­че­но. Насколь­ко это спра­вед­ли­во решишь ты сам. Не ста­ну взы­вать даже к Като­ну.

8. Но не думай, что я отверг те твои уве­ще­ва­ния, кото­рые проч­но сидят у меня внут­ри. Заботу о моем доб­ром име­ни ты пору­чил мне со сле­за­ми на гла­зах. В каком сво­ем пись­ме ты о нем не упо­ми­на­ешь? Итак, пусть на меня сер­дит­ся, кто захо­чет, — стерп­лю.

— осо­бен­но когда я обвя­зал­ся, слов­но пору­чи­те­ля­ми, шестью кни­га­ми, кото­рые ты к моей радо­сти очень одоб­ря­ешь¹¹. Ты спра­ши­ва­ешь об одной из них, исто­ри­че­ской, О Гнее Фла­вии, сыне Анния. Он не жил до децем­ви­ров¹², пото­му что был куруль­ным эди­лом, а эту долж­ность вве­ли мно­го лет спу­стя после децем­ви­ров. Какую же поль­зу он при­нес, обна­ро­до­вав фасты? Счи­та­ют, что в тече­ние неко­то­ро­го вре­ме­ни эту таб­ли­цу хра­ни­ли в тайне, так что о днях, под­хо­дя­щих для народ­ных собра­ний, спра­ши­ва­ли у мало­го чис­ла людей. Более того, есть нема­ло таких, кото­рые пола­га­ют, что пер­вым обна­ро­до­вал фасты и изло­жил пра­ви­ла при­ме­не­ния зако­нов писец Гней Фла­вий¹³. Не при­пи­сы­вай этой выдум­ки мне или, вер­нее, Афри­кан­ско­му¹⁴ (ведь речь ведет­ся от его име­ни). От тебя не укры­лось то мое заме­ча­ние насчет при­е­ма акте­ра¹⁵. Ты подо­зре­ва­ешь злоб­ное, я же напи­сал в про­сто­те.

9. О про­воз­гла­ше­нии меня импе­ра­то­ром ты, по тво­им сло­вам, узнал из пись­ма Фило­ти­ма. Но я думаю, что ты, уже будучи в Эпи­ре, полу­чил два моих пись­ма: одно было посла­но из Пин­де­нис­са, после его взя­тия, дру­гое из Лаоди­кеи, при­чем оба пись­ма были вру­че­ны тво­им рабам. Об этих собы­ти­ях я послал в Рим офи­ци­аль­ное доне­се­ние через двух пись­мо­нос­цев, имея в виду слу­чай­но­сти мор­ско­го пла­ва­ния.

10. Что каса­ет­ся моей Тул­лии, при­со­еди­ня­юсь к тво­е­му мне­нию. Я напи­сал ей и Терен­ции о сво­ем согла­сии. Ведь ты уже писал мне ранее: «Я хотел бы, чтобы ты воз­вра­тил­ся в свое преж­нее обще­ство». Но испра­вить пись­мо Мем­мия не было ника­ко­го труда, ибо я реши­тель­но пред­по­чи­таю это­го, под­дер­жи­вае­мо­го Пон­ти­ди­ей, тому, за кото­ро­го сто­ит Сер­ви­лия¹⁶. Поэто­му при­вле­ки наше­го Сау­фея, чело­ве­ка, все­гда меня любив­ше­го; теперь же, дума­ет­ся мне, тем более, что он дол­жен был уна­сле­до­вать любовь бра­та Аппия ко мне вме­сте с осталь­ным наслед­ст­вом. Тот ведь пока­зал, как высо­ко он ценит меня — и вооб­ще и осо­бен­но в деле Бур­сы¹⁷. Пра­во, ты меня изба­вишь от боль­шо­го бес­по­кой­ства.

11. Ого­вор­ка Фур­ния¹⁸ не нра­вит­ся мне, ведь я не боюсь ника­ко­го ино­го слу­чая, кро­ме того, какой он ого­ва­ри­ва­ет. Но я напи­сал бы тебе об этом боль­ше, если бы ты был в Риме. Что ты на Пом­пея воз­ла­га­ешь всю надеж­ду на мир, это­му я не удив­ля­юсь; так оно и есть и, дума­ет­ся мне, надо зачерк­нуть сло­во «лице­ме­ря­ще­го». Но если у меня рас­по­рядок несколь­ко пута­ный, при­пи­ши это себе: ведь я беру при­мер с тебя, торо­пя­ще­го­ся.

12. Маль­чи­ки Цице­ро­ны любят друг дру­га, упраж­ня­ют­ся, но, как гово­рит Исо­крат¹⁹ об Эфо­ре и Фео­пом­пе, один из них нуж­да­ет­ся в узде, дру­гой в шпо­рах. Квин­та думаю одеть в белую тогу в Либе­ра­лии²⁰; так мне пору­чил его отец. Испол­ню это, как если бы не вво­ди­ли допол­ни­тель­но­го меся­ца. К Дио­ни­сию я отно­шусь, пра­во, с любо­вью. Одна­ко маль­чи­ки гово­рят, что у него быва­ют безум­ные вспыш­ки гне­ва; но не может быть чело­ве­ка, кото­рый пре­взо­шел бы его уче­но­стью, мяг­ко­стью и любо­вью к тебе и ко мне.

13. Похва­ла, кото­рую, по тво­им сведе­ни­ям, возда­ют Фер­му и Силию²¹, вполне заслу­же­на ими: они ведут себя очень достой­но. При­со­еди­ни к ним Мар­ка Нония, Бибу­ла, меня, если захо­чешь. Я толь­ко желал бы, чтобы Скро­фа про­яв­лял это каче­ство, где смо­жет: ведь он слав­ный чело­век. Про­чие ослаб­ля­ют государ­ст­вен­ную дея­тель­ность Като­на. Ты пору­ча­ешь мое дело Гор­тен­сию; это очень при­ят­но. Что каса­ет­ся Ами­а­на, то Дио­ни­сий смот­рит на это без­на­деж­но; ника­ких сле­дов Терен­ция я не нашел. Мера­ген, несо­мнен­но, погиб²²; я про­ехал через его вла­де­ния, в кото­рых не оста­лось ни одной живой тва­ри. Я не знал это­го, когда бесе­до­вал с тво­им Демо­кри­том. Росий­скую посу­ду я зака­зал²³. Но послу­шай! Что ты замыш­ля­ешь? Ты обыч­но уго­ща­ешь нас ово­ща­ми на укра­шен­ных узо­ром блюдах и в вели­ко­леп­ных кор­зи­нах. Что же ты пред­ло­жишь нам на гли­ня­ной посуде?²⁴ Рог для Фемия зака­зан. Его най­дут, толь­ко бы он играл что-нибудь достой­ное этой вещи.

14. Вой­на с пар­фя­на­ми надви­га­ет­ся. Кас­сий при­слал неле­пое доне­се­ние, а от Бибу­ла еще не посту­па­ло; когда оно будет про­чи­та­но, я думаю, это, нако­нец, повли­я­ет на сенат. Я, со сво­ей сто­ро­ны, силь­но встре­во­жен. Если, как я желаю, мои пол­но­мо­чия не будут про­дле­ны, то мои опа­се­ния огра­ни­чат­ся июнем и квинк­ти­ли­ем. Пусть будет так! В тече­ние двух меся­цев Бибул усто­ит. Что будет с тем, кого я остав­лю — осо­бен­но если бра­та? Или что будет со мной, если я не уеду так ско­ро? Заме­ша­тель­ство вели­кое. Я все же сго­во­рил­ся с Дейота­ром, что он при­будет в мой лагерь со все­ми сво­и­ми сила­ми. У него трид­цать когорт по четы­ре­ста чело­век, воору­жен­ных по наше­му образ­цу, и две тыся­чи всад­ни­ков. Он будет для под­креп­ле­ния, пока не при­е­дет Пом­пей, кото­рый ука­зы­ва­ет мне в сво­ем пись­ме, что он берет на себя это дело. Пар­фяне зиму­ют в нашей про­вин­ции; ожи­да­ет­ся сам Ород. Что еще нуж­но? Дело не малое.

15. Что каса­ет­ся эдик­та Бибу­ла, то в нем нет ниче­го ново­го, кро­ме ого­вор­ки, о кото­рой ты мне напи­сал, как о «черес­чур тяж­ком ущер­бе для наше­го сосло­вия»²⁵. Я, со сво­ей сто­ро­ны, рас­по­ла­гал рав­но­силь­ной, но более при­кры­той, взя­той из ази­ат­ско­го эдик­та Квин­та Муция, сына Пуб­лия²⁶: «Кро­ме слу­чая, когда сдел­ка заклю­че­на так, что ее нель­зя под­дер­жи­вать по спра­вед­ли­во­сти», при­чем я во мно­гом после­до­вал при­ме­ру Сце­во­лы, в част­но­сти, в том, в чем гре­ки усмат­ри­ва­ют пре­до­став­ле­ние им сво­бо­ды, а имен­но — чтобы дела меж­ду гре­ка­ми раз­би­ра­лись на осно­ва­нии их зако­нов. Этот эдикт кра­ток вслед­ст­вие мое­го разде­ле­ния; так как я счел нуж­ным издать эдикт, состо­я­щий из двух глав: пер­вая отно­сит­ся к про­вин­ции, и в ней гово­рит­ся об отче­тах горо­дов, о дол­гах, о росте, о дол­го­вых обя­за­тель­ствах, и в ней же все насчет откуп­щи­ков; вто­рая — к тому, что невоз­мож­но доста­точ­но хоро­шо раз­ре­шить без эдик­та: о насле­до­ва­нии, о вла­де­нии, о про­да­же иму­ще­ства, о назна­че­нии стар­шин; все это обыч­но испра­ши­ва­ет­ся и осу­ществля­ет­ся на осно­ва­нии эдик­та. Третью гла­ву о про­чем судо­про­из­вод­стве я оста­вил нена­пи­сан­ной. Я поста­но­вил, что в этих делах я буду сооб­ра­зо­вы­вать­ся в сво­их реше­ни­ях с эдик­та­ми, издан­ны­ми в Риме. Так и я посту­паю и до сего вре­ме­ни удо­вле­тво­ряю всех; гре­ки же вос­хи­ще­ны тем, что их дела раз­би­ра­ют неграж­дане судьи. «Во вся­ком слу­чае без­дель­ни­ки», — ска­жешь ты. Что в том? Им все-таки кажет­ся, что они доби­лись авто­но­мии. Ваших же пол­ных досто­ин­ства граж­дан, дума­ет­ся мне, судят сапож­ник Тур­пи­он и скуп­щик голо­сов Вет­тий.

16. Ты, види­мо, хочешь знать, как я посту­паю с откуп­щи­ка­ми. Отно­шусь к ним, как к любим­цам, угож­даю, хва­лю на сло­вах, ува­жаю, но ста­ра­юсь, чтобы они нико­му не были в тягость. Самый боль­шой пара­докс в том, что пла­ту за ссу­ду, уста­нов­лен­ную ими путем согла­ше­ний, сохра­нил даже Сер­ви­лий²⁷. Я посту­паю так: назна­чаю доволь­но отда­лен­ный срок и заяв­ляю, что уста­нов­лю рост в раз­ме­ре одной сотой в месяц, если они запла­тят до это­го сро­ка; если же не запла­тят, то на осно­ва­нии согла­ше­ния. Таким обра­зом, и гре­ки пла­тят с тер­пи­мым ростом, и откуп­щи­кам это очень при­ят­но, так как они полу­ча­ют все­го вдо­воль — поче­стей на сло­вах и мно­же­ство при­гла­ше­ний. Что еще? Все они со мной в такой друж­бе, что каж­дый из них счи­та­ет себя моим осо­бен­но близ­ким дру­гом. Тем не менее ниче­го им… осталь­ное ты зна­ешь.

17. Насчет ста­туи Афри­кан­ско­го (о несов­ме­сти­мые вещи! но имен­но этим твое пись­мо и доста­ви­ло мне такое удо­воль­ст­вие). Что ты? Это Сци­пи­он Метелл²⁸ не зна­ет, что его пра­дед не был цен­зо­ром? А меж­ду тем на той ста­туе, кото­рая недав­но постав­ле­на на воз­вы­ше­нии у хра­ма Опс²⁹, напи­са­но не что иное, как «Кон­сул»; на той же, кото­рая нахо­дит­ся око­ло Поли­кле­со­ва Гер­ку­ле­са, напи­са­но «Цен­зор». Обе они отно­сят­ся к одно­му и тому же лицу; на это ука­зы­ва­ет поло­же­ние, оде­я­ние, пер­стень и, нако­нец, самый облик. Но, кля­нусь тебе, когда я заме­тил изо­бра­же­ние Афри­кан­ско­го с под­пи­сью Сера­пи­о­на сре­ди отряда позо­ло­чен­ных кон­ных ста­туй, кото­рые этот Метелл рас­ста­вил на Капи­то­лии, я поду­мал, что это ошиб­ка масте­ра, теперь же вижу, что это ошиб­ка Метел­ла.

18. О позор­ное неве­же­ство в исто­рии! То заблуж­де­ние насчет Фла­вия и фаст, если это и нехо­ро­шо, при­су­ще всем, и ты пре­крас­но посту­пил, выска­зав свое сомне­ние, а я едва не разде­лил рас­про­стра­нен­но­го мне­ния, как это часто быва­ет у гре­ков.

Кто толь­ко не гово­рил, что Эвпо­лид³⁰, при­над­ле­жа­щий к древ­ней комедии, был выбро­шен в море Алки­ви­а­дом во вре­мя его пла­ва­ния в Сици­лию? Эра­то­сфен³¹ это опро­верг, при­во­дя комедии, кото­рые тот поста­вил поз­же это­го вре­ме­ни. Раз­ве Дурид Самос­ский³², доб­ро­со­вест­ный исто­рик, заслу­жи­ва­ет осме­я­ния имен­но за то, что он разде­лял заблуж­де­ние мно­гих? Кто не гово­рил, что Залевк³³ напи­сал зако­ны для локров? Раз­ве Фео­фраст³⁴ теря­ет свое зна­че­ние, если твой друг Тимей³⁵ ста­вит это ему в вину? Но не знать, что твой пра­дед не был цен­зо­ром, позор­но, осо­бен­но когда после его кон­суль­ства ни один из Кор­не­ли­ев не был цен­зо­ром при его жиз­ни.

19. Ты пишешь о Фило­ти­ме и об упла­те 20600000 сестер­ци­ев. Я слы­хал, что Фило­тим при­ехал в Хер­со­нес в январ­ские кален­ды, но до сего вре­ме­ни я не полу­чил от него ника­ких изве­стий. Камилл³⁶ пишет, что при­нял мои сче­та. В каком они состо­я­нии, мне не извест­но и хочет­ся знать. Но об этом, быть может, удоб­нее немно­го позд­нее и при встре­че.

20. Меня, мой Аттик, взвол­но­ва­ли твои сло­ва почти в кон­це тво­е­го пись­ма. Ведь ты пишешь: «О чем еще?». А затем самым дру­же­ским обра­зом закли­на­ешь меня не забы­вать о сво­ей бди­тель­но­сти и следить за тем, что про­ис­хо­дит. Раз­ве ты что-нибудь узнал о ком-либо? Хотя ниче­го в этом роде и нет, — до это­го дале­ко, и это не укры­лось бы и не укро­ет­ся от меня, но мне пока­за­лось, что это твое столь забот­ли­вое напо­ми­на­ние на что-то ука­зы­ва­ет.

21. Что каса­ет­ся Мар­ка Окта­вия³⁷, то я еще раз повто­ряю тебе, что ты отве­тил ему пре­крас­но; хоте­лось бы толь­ко, чтобы несколь­ко уве­рен­нее. Дело в том, что Целий при­слал ко мне воль­ноот­пу­щен­ни­ка с забот­ли­вым пись­мом, в кото­ром гово­рит­ся о пан­те­рах и город­ских общи­нах. Я отве­тил, что я огор­чен по пово­ду вто­ро­го: если бы я оста­вал­ся в тени и в Риме не было извест­но, что в моей про­вин­ции не взи­ма­ет­ся ни гро­ша, кро­ме как на пога­ше­ние дол­гов, — при­чем я ему объ­яс­нил, что не нахо­жу допу­сти­мым ни соби­рать день­ги для себя, ни взи­мать для него, и посо­ве­то­вал ему, кото­ро­го я глу­бо­ко люб­лю, жить более береж­ли­во, после того как он обви­нял дру­гих; на пер­вое я ука­зал, что с моим доб­рым име­нем несов­ме­сти­мо, чтобы во вре­мя мое­го намест­ни­че­ства кибир­цы по офи­ци­аль­но­му при­ка­зу лови­ли зве­рей.

22. Бла­го­да­ря тво­е­му пись­му Леп­та вне себя от радо­сти. Пра­во, оно напи­са­но пре­крас­но и весь­ма рас­по­ло­жи­ло его ко мне. Тво­ей доч­ке я бла­го­да­рен за при­вет, кото­рый она любез­но пору­чи­ла тебе пере­дать мне в тво­ей при­пис­ке; я так­же бла­го­да­рен Пилии, но та обя­за­ла меня боль­ше сво­им при­ве­том мне, кото­ро­го она ранее нико­гда не виде­ла. Так и ты пере­дай при­вет им обе­им. Канун январ­ских календ, кото­рым было поме­че­но твое пись­мо, послу­жил для меня при­ят­ным напо­ми­на­ни­ем о пре­крас­ной клят­ве, кото­рой я не забыл³⁸. В тот день я в сво­ей тоге с пур­пур­ной кай­мой был Вели­ким³⁹. Отве­тил тебе на все — не золотым за мед­ное, как ты про­сил, а рав­ным за рав­ное.

23. Но вот дру­гое неболь­шое пись­мо от тебя, кото­рое я не остав­лю безот­вет­ным. Лук­цей, пра­во, вполне мог поза­бо­тить­ся о тускуль­ской усадь­бе, если бы слу­чай­но не обыч­ное про­ис­ше­ст­вие с флей­ти­стом⁴⁰. Мне хоте­лось бы знать его состо­я­ние. Наш Лен­тул, я слы­хал, объ­явил о про­да­же все­го, за исклю­че­ни­ем сво­ей тускуль­ской усадь­бы. Очень хочу видеть их сво­бод­ны­ми от дол­гов; желаю это­го так­же Сестию; при­со­еди­ни, если угод­но, Целия. К ним всем под­хо­дят сло­ва:

О наме­ре­нии Кури­о­на добить­ся воз­вра­ще­ния Мем­мия⁴² ты, я думаю, слы­хал. Что каса­ет­ся дол­га Эгна­ция Сиди­цин­ско­го, то я не теряю надеж­ды, но она не вели­ка. О тяже­ло боль­ном Пина­рии, кото­ро­го ты мне пре­по­ру­ча­ешь, Дейотар забо­тит­ся самым вни­ма­тель­ным обра­зом. Отве­тил так­же на более корот­кое пись­мо.

24. Пока я буду в Лаоди­кее, то есть до май­ских ид, пожа­луй­ста, бесе­дуй со мной посред­ст­вом писем воз­мож­но чаще, а по при­езде в Афи­ны шли ко мне пись­мо­нос­цев при вся­ком удоб­ном слу­чае; ведь мы уже будем знать о собы­ти­ях в Риме, о про­вин­ци­ях, а все эти дела пере­не­се­ны на март месяц.

25. Но послу­шай! неуже­ли вы уже вырва­ли у Цеза­ря пять­де­сят атти­че­ских талан­тов через Геро­да? Этим, слы­хал я, вы силь­но рас­сер­ди­ли Пом­пея, ибо он пола­га­ет, что вы съе­ли его день­ги и что Цезарь про­явит боль­шее усер­дие при построй­ке хра­ма в Роще⁴³. Я узнал об этом от Пуб­лия Ведия, боль­шо­го без­дель­ни­ка, но тем не менее близ­ко­го дру­га Пом­пея. Этот Ведий встре­тил­ся мне со сво­и­ми дву­мя коляс­ка­ми, повоз­кой, запря­жен­ной лошадь­ми, лек­ти­кой и мно­го­чис­лен­ны­ми раба­ми, за каж­до­го из кото­рых ему при­дет­ся запла­тить по сто сестер­ци­ев, если Кури­он про­ведет свой закон⁴⁴. Кро­ме того, в коляс­ке он вез кино­ке­фа­ла⁴⁵; в диких ослах так­же не было недо­стат­ка. Нико­гда не виды­вал я боль­ше­го ничто­же­ства. Но выслу­шай окон­ча­ние. В Лаоди­кее он оста­нав­ли­вал­ся у Пом­пея Вин­дул­ла и оста­вил там свое иму­ще­ство, когда поехал ко мне. Тем вре­ме­нем Вин­дулл уми­ра­ет. Так как пола­га­ли, что его иму­ще­ство долж­но было перей­ти к Пом­пею Вели­ко­му, то в дом Вин­дул­ла явля­ет­ся Гай Вен­но­ний. Опе­ча­ты­вая все, он обна­ру­жи­ва­ет Веди­е­вы вещи, сре­ди кото­рых ока­за­лось пять неболь­ших изо­бра­же­ний мат­рон: сре­ди них одно сест­ры тво­е­го дру­га, чело­ве­ка тупо­го, нося­ще­го это имя, и жены того мило­го⁴⁶, столь бла­го­душ­но это пере­но­ся­ще­го. Я хотел кста­ти поведать тебе об этом: ведь мы оба отмен­но любо­пыт­ны.

26. Пожа­луй­ста, обра­ти вни­ма­ние еще на одно. Я слы­хал, что Аппий устра­и­ва­ет в Элев­сине пред­две­рие. Буду ли я глуп­цом, если так­же устрою его в Ака­де­мии?⁴⁷ «Пола­гаю, что будешь», — ска­жешь ты. Так напи­ши мне это самое. Пра­во, самые Афи­ны очень нра­вят­ся мне. Хочу там поста­вить какой-нибудь памят­ник; лож­ных над­пи­сей на ста­ту­ях, воз­двиг­ну­тых дру­ги­ми, не терп­лю. Но пусть будет так, как ты захо­чешь. Сооб­щи мне, на какой день при­хо­дят­ся Рим­ские мисте­рии⁴⁸ и как ты про­вел зиму. Бере­ги здо­ро­вье. На семь­сот шесть­де­сят пятый день после бит­вы при Левк­тре⁴⁹.