Письма Марка Туллия Цицерона

840. Мар­ку Юнию Бру­ту, в Гре­цию

Рим, 12 апре­ля 43 г.

Цице­рон Бру­ту при­вет.

1. После того как я утром за два дня до апрель­ских ид дал пись­мо Скап­цию¹, я в тот же день вече­ром полу­чил твое, отправ­лен­ное в апрель­ские кален­ды из Дирра­хия². Поэто­му утром в канун апрель­ских ид, будучи изве­щен Скап­ци­ем, что те, кото­рым я дал пись­мо нака­нуне, не выез­жа­ли и отправ­ля­ют­ся немед­лен­но, я наца­ра­пал эти несколь­ко слов в самой суто­ло­ке утрен­не­го при­вет­ст­вия³.

2. За Кас­сия раду­юсь и поздрав­ляю государ­ство, а так­же себя само­го, так как я, несмот­ря на про­ти­во­дей­ст­вие и гнев Пан­сы, выска­зал пред­ло­же­ние, чтобы Кас­сий начал вой­ну про­тив Дола­бел­лы. Дей­ст­ви­тель­но, я сме­ло гово­рил, что он и без наше­го поста­нов­ле­ния сена­та уже ведет эту вой­ну. И о тебе я тогда ска­зал то, что счел долж­ным ска­зать. Эта речь⁴ будет достав­ле­на тебе, так как ты, вижу я, полу­ча­ешь удо­воль­ст­вие от моих филип­пик.

3. Ты спра­ши­ва­ешь мое­го сове­та насчет Анто­ния⁵; пола­гаю, что его сле­ду­ет дер­жать под стра­жей, пока мы не узна­ем об исхо­де дела у Бру­та⁶. Из того пись­ма, кото­рое ты при­слал мне, вид­но, что Дола­бел­ла тер­за­ет Азию и ведет себя в ней отвра­ти­тель­ней­шим обра­зом. Но ты напи­сал мно­гим, что родо­с­цы не впу­сти­ли Дола­бел­лу⁷; раз он подо­шел к Родо­су, он, мне кажет­ся, оста­вил Азию. Если это так, тебе, я пола­гаю, сле­ду­ет задер­жать­ся там⁸; но если он уже взял его, тебе, верь мне, нуж­но будет не мед­лить, а сле­до­вать, я счи­таю, в Азию⁹; мне кажет­ся, что в насто­я­щее вре­мя ты не сде­ла­ешь ниче­го луч­ше­го.

4. Ты пишешь, что нуж­да­ешь­ся в двух необ­хо­ди­мых вещах — в попол­не­нии и день­гах; совет труден¹⁰. Ведь я не пред­став­ляю себе средств, каки­ми ты, как я пре­д­ви­жу, мог бы вос­поль­зо­вать­ся, кро­ме тех, о кото­рых поста­но­вил сенат, — чтобы ты взял взай­мы день­ги у город­ских общин. Что же каса­ет­ся попол­не­ния, то я не вижу, что мож­но сде­лать. Ведь Пан­са так далек от того, чтобы уде­лить тебе сколь­ко-нибудь из сво­его вой­ска или набо­ра, что даже огор­ча­ет­ся тем, что к тебе отправ­ля­ет­ся так мно­го доб­ро­воль­цев; как я думаю — пото­му, что он не счи­та­ет ника­ких войск слиш­ком мно­го­чис­лен­ны­ми для тех дел, кото­рые реша­ют­ся в Ита­лии; как подо­зре­ва­ют мно­гие, — пото­му, что он буд­то бы не хочет, чтобы даже ты был слиш­ком силен (чего я не подо­зре­ваю).

5. Ты пишешь, что напи­сал сест­ре Тер­ции и мате­ри, чтобы они не раз­гла­ша­ли того, что совер­шил Кас­сий, пока я не най­ду нуж­ным; вижу, ты опа­сал­ся того, чего сле­до­ва­ло опа­сать­ся, — чтобы пар­тия Цеза­ря (как даже теперь¹¹ назы­ва­ет­ся эта пар­тия) не осо­бен­но взвол­но­ва­лась¹². Но до полу­че­ния мной тво­е­го пись­ма это услы­ха­ли и рас­про­стра­ни­ли; и твои пись­мо­нос­цы доста­ви­ли пись­ма мно­гим тво­им близ­ким. Поэто­му о собы­тии и не сле­до­ва­ло умал­чи­вать, осо­бен­но раз не было этой воз­мож­но­сти, а если бы и была, то я счи­тал бы, что ско­рее сле­ду­ет рас­про­стра­нять, а не скры­вать.

6. Что каса­ет­ся мое­го Цице­ро­на, — если в нем столь­ко качеств, о сколь­ких ты пишешь, то я, разу­ме­ет­ся, раду­юсь так, как я дол­жен; а если, любя его, ты пре­уве­ли­чи­ва­ешь, то я чрез­вы­чай­но раду­юсь имен­но тому, что ты его любишь.