Письма Марка Туллия Цицерона

864. Титу Пом­по­нию Атти­ку от Мар­ка Юния Бру­та

Лагерь в Македо­нии, середи­на мая 43 г.

Брут Атти­ку при­вет.

1. Ты пишешь мне, Цице­рон удив­ля­ет­ся, что я нико­гда ни в чем не отме­чаю его дей­ст­вий; раз ты тре­бу­ешь от меня, напи­шу по тво­е­му при­нуж­де­нию, что я думаю. Что Цице­рон всё совер­шил с наи­луч­ши­ми наме­ре­ни­я­ми, я знаю. В самом деле, что может быть для меня более несо­мнен­ным, чем его отно­ше­ние к государ­ству? Но он, мне кажет­ся, совер­шил кое-что — к чему мне гово­рить «неис­кус­но», раз это муж самый про­ни­ца­тель­ный из всех, или «често­лю­би­во», раз он не поко­ле­бал­ся во имя бла­га государ­ства вызвать враж­ду все­силь­но­го Анто­ния? Не знаю, что́ мне напи­сать тебе, кро­ме одно­го: и алч­ность и свое­во­лие маль­чи­ка Цице­рон ско­рее под­стрек­нул, неже­ли пода­вил, и он про­яв­ля­ет по отно­ше­нию к нему¹ столь­ко снис­хо­ди­тель­но­сти, что не удер­жи­ва­ет­ся от бра­ни, прав­да, такой, кото­рая пада­ет на него же само­го в двух отно­ше­ни­ях — так как он, с одной сто­ро­ны, каз­нил боль­ше чем одно­го и ему надо ско­рее при­знать убий­цей себя, чем упре­кать Кас­ку в том, в чем он упре­ка­ет его, с дру­гой сто­ро­ны, в слу­чае с Кас­кой он под­ра­жа­ет Бес­тии². Или пото­му, что мы не хва­ста­ем каж­дый час мар­тов­ски­ми ида­ми³ подоб­но тому, как у него на устах его декабрь­ские ноны⁴, Цице­рон будет пори­цать пре­крас­ней­ший посту­пок, нахо­дясь в луч­шем поло­же­нии, чем то, в каком Бес­тия и Кло­дий обыч­но хули­ли его кон­суль­ство?

2. Наш Цице­рон хва­лит­ся пере­до мной, что он выдер­жал вой­ну с Анто­ни­ем, будучи одет в тогу⁵. Что поль­зы мне от это­го, если в каче­стве награ­ды за уни­что­же­ние Анто­ния про­сят пре­ем­ни­ка на место Анто­ния и если изба­ви­тель от того зла ока­зал­ся твор­цом дру­го­го, кото­рое будет иметь более глу­бо­кие осно­ва­ние и кор­ни⁶, если мы допу­стим это, так что теперь то, что он дела­ет — насчет гос­под­ства или насчет гос­по­ди­на, или насчет Анто­ния — есть дело бояз­ли­во­го чело­ве­ка?⁷ Я не чув­ст­вую бла­го­дар­но­сти, если кто-нибудь, стра­шась попасть в раб­ство к раз­гне­ван­но­му, не молит об отвра­ще­нии само­го раб­ства; наобо­рот, голо­су­ет за три­умф и жало­ва­ние⁸, а после того, как это назна­че­но, сове­ту­ет ему не сты­дить­ся сво­его жела­ния полу­чить иму­ще­ство того, чье имя он⁹ при­нял; при­ста­ло ли это кон­су­ля­ру или Цице­ро­ну?

3. Так как мне нель­зя было мол­чать, ты про­чтешь то, что, несо­мнен­но, будет тебе непри­ят­но; я ведь сам чув­ст­вую, с какой скор­бью я напи­сал тебе это, и мне хоро­шо извест­но твое мне­ние о поло­же­нии государ­ства, и сколь без­на­деж­ным, хотя и под­даю­щим­ся лече­нию, ты его счи­та­ешь. И я, Аттик, кля­нусь, не упре­каю тебя; ведь воз­раст, нрав, дети дела­ют мед­ли­тель­ным, что я заме­тил так­же у наше­го Фла­вия¹⁰.

4. Но воз­вра­ща­юсь к Цице­ро­ну. Какое раз­ли­чие меж­ду Саль­види­е­ном¹¹ и им? За что более слав­ное он мог бы голо­со­вать? «Он¹² даже теперь боит­ся, — ска­жешь ты, — остат­ков граж­дан­ской вой­ны». Сле­до­ва­тель­но, кое-кто так боит­ся повер­жен­но­го, что не счи­та­ет нуж­ным стра­шить­ся ни вла­сти того, кто рас­по­ла­га­ет победо­нос­ным вой­ском, ни опро­мет­чи­во­сти маль­чи­ка¹³. Или это самое¹⁴ он дела­ет пото­му, что счи­та­ет нуж­ным, ввиду его высо­ко­го поло­же­ния, пре­до­став­лять ему уже всё доб­ро­воль­но. О вели­кая глу­пость стра­ха — так осте­ре­гать­ся имен­но того, чего боишь­ся, что доб­ро­воль­но при­зы­ва­ешь и при­вле­ка­ешь это, хотя, пожа­луй, и мог бы избе­жать! Мы слиш­ком боим­ся смер­ти, изгна­ния и бед­но­сти: это, мне кажет­ся, для Цице­ро­на край­нее несча­стье, и, пока у него есть, у кого испро­сить то, чего он хочет, и есть, кем быть чти­мым и вос­хва­ля­е­мым, он не отвер­га­ет раб­ства, толь­ко бы оно было почет­ным, если толь­ко что-нибудь может быть почет­ным при край­нем и самом жал­ком позо­ре.

5. Итак, пусть Окта­вий¹⁵ зовет Цице­ро­на отцом, обо всем ему докла­ды­ва­ет, хва­лит, выра­жа­ет бла­го­дар­ность; все-таки станет явным одно: сло­ва про­ти­во­ре­чат делам. Дей­ст­ви­тель­но, что так чуж­до чело­ве­че­ским чув­ствам, как иметь в каче­стве отца того, кто даже не нахо­дит­ся в чис­ле сво­бод­ных людей? И чест­ней­ший муж тянет­ся туда, стре­мит­ся к тому, доби­ва­ет­ся тако­го исхо­да, чтобы Окта­вий был мило­стив¹⁶ к нему. Я уже не при­даю ника­ко­го зна­че­ния тем нау­кам, в кото­рых Цице­рон, знаю я, чрез­вы­чай­но све­дущ. Дей­ст­ви­тель­но, какую поль­зу при­но­сит ему то, что он очень сло­во­обиль­но напи­сал в защи­ту сво­бо­ды оте­че­ства, что он напи­сал о досто­ин­стве¹⁷, что он напи­сал о смер­ти¹⁸, изгна­нии, бед­но­сти?¹⁹ Но насколь­ко в этом, види­мо, опыт­нее Филипп²⁰, кото­рый уде­лил пасын­ку мень­ше, чем Цице­рон, кото­рый уде­ля­ет чужо­му! Итак, пусть он, даже про­слав­ляя²¹, пере­станет рас­трав­лять наши стра­да­ния. Ведь что для нас в том, что Анто­ний побеж­ден, раз он побеж­ден для того, чтобы для дру­го­го²² осво­бо­ди­лось то, чем завла­дел тот?²³

6. Впро­чем, твое пись­мо даже теперь наме­ка­ет на сомне­ния. Кля­нусь, пусть живет Цице­рон, как может, умо­ляя и покор­ст­вуя, если он не сты­дит­ся ни воз­рас­та, ни поче­стей, ни дея­ний. Во вся­ком слу­чае, ни одно усло­вие раб­ства, каким бы хоро­шим оно ни было, не отпугнет меня от веде­ния вой­ны с самим раб­ст­вом, то есть с цар­ской вла­стью, и с чрез­вы­чай­ны­ми воен­ны­ми пол­но­мо­чи­я­ми, и с гос­под­ст­вом, и с могу­ще­ст­вом, кото­рое хочет быть пре­вы­ше зако­нов, хотя бы это был чест­ный муж, как ты пишешь, чего я нико­гда не счи­тал²⁴. Но наши пред­ки не хоте­ли, чтобы гос­по­ди­ном был даже отец. Если бы я не любил тебя так силь­но, как Цице­рон, по его убеж­де­нию, любим Окта­ви­ем, то я не напи­сал бы тебе это­го. Мне при­скорб­но, что ты теперь сер­дишь­ся, глу­бо­ко любя и всех сво­их, и Цице­ро­на; но будь уве­рен, что мое лич­ное рас­по­ло­же­ние нисколь­ко не умень­ши­лось, мне­ние же о нем — зна­чи­тель­но: ведь невоз­мож­но сде­лать так, чтобы у каж­до­го не было тако­го мне­ния о любом пред­ме­те, какое у него сла­га­ет­ся.

7. Я хотел бы, чтобы ты напи­сал мне, какие усло­вия для нашей Атти­ки²⁵; я мог бы напи­сать тебе кое-что о моем мне­нии. Что здо­ро­вье моей Пор­ции²⁶ тебя забо­тит, не удив­ля­юсь. Сло­вом, я охот­но сде­лаю то, о чем про­сишь²⁷; ведь и сест­ры про­сят меня. И о чело­ве­ке я узнаю, и что он собой пред­став­ля­ет.