Алкивиад I

Платон. Собрание сочинений в 4 т. Т. 1 // Философское наследие, т. 112. Академия Наук СССР, Институт философии. М.: Мысль, 1990.
Перевод С. Я. Шейнман-Топштейн.
Примечания А. А. Тахо-Годи. Преамбула А. Ф. Лосева.
Общая редакция А. Ф. Лосева, В. Ф. Асмуса, А. А. Тахо-Годи.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

Греческий текст: Platonis Dialogi secundum Thrasylli tetralogias dispositi ex recognitione C. F. Hermanni, Lipsiae, Teubner, vol. II, 1873.
От ред. сайта: пагинация по Стефану (Этьену) — на левом поле, нумерация глав по Беккеру (?) — в тексте; проставлены нами по тойбнеровскому изданию 1872 г.

с.726 В «Алки­виа­де I» бесе­ду­ют меж­ду собой лица, уже извест­ные нам из «Алки­ви­а­да II», — Сократ и юный Алки­ви­ад. Послед­ний полон често­лю­би­вых замыс­лов и жаж­дет вла­сти. Как все­гда, Сократ застав­ля­ет собе­сед­ни­ка при­знать, что тот не име­ет поня­тия о спра­вед­ли­во­сти, т. е. неве­же­ст­вен. Преж­де чем управ­лять дру­ги­ми, надо научить­ся управ­лять собой и, зна­чит, познать свою душу, в кото­рой отра­жа­ет­ся боже­ст­вен­ный образ; ины­ми сло­ва­ми, сле­дуя изре­че­нию дель­фий­ско­го ора­ку­ла, познать само­го себя. Убеди­тель­ность речей Сокра­та при­во­дит Алки­ви­а­да к мыс­ли о необ­хо­ди­мо­сти овла­де­ния этим высо­ким зна­ни­ем под руко­вод­ст­вом Сокра­та.

Инте­ре­сен конец диа­ло­га, кото­рый как бы под­готав­ли­ва­ет заме­ча­тель­ную речь Алки­ви­а­да в «Пире» о силе воздей­ст­вия Сокра­та на уче­ни­ков (см. прим. 58). В заклю­чи­тель­ных сло­вах Сокра­та: «…вижу с.727 силу наше­го горо­да — как бы он не одо­лел и тебя, и меня» — скры­ва­ет­ся намек на буду­щую судь­бу собе­сед­ни­ков: Алки­ви­ад, изгнан­ный из Афин, бес­слав­но погибнет в 404 г., спа­са­ясь от пре­сле­до­ва­те­лей, а Сокра­та в 399 г. одо­ле­ет «тол­па», о мне­нии кото­рой он так мало забо­тил­ся. Таким обра­зом, в беседе как бы наме­ча­ет­ся печаль­ная пер­спек­ти­ва «Апо­ло­гии…», «Кри­то­на» и «Федо­на».

В диа­ло­ге упо­ми­на­ет­ся как еще здрав­ст­ву­ю­щий опе­кун Алки­ви­а­да Перикл (он умер от чумы в 429 г.), Алки­ви­ад же пред­ста­ет юно­шей («не будучи еще пол­ных два­дца­ти лет от роду», 123d), с кото­рым впер­вые за несколь­ко лет заго­ва­ри­ва­ет Сократ. В то же вре­мя в 432 г. они, как извест­но, уже дру­зья, иду­щие в поход на Поти­дею, а похо­ды за пре­де­лы Атти­ки моло­дежь мог­ла совер­шать толь­ко спу­стя два года после совер­шен­но­ле­тия, т. е. в 20 лет. Исхо­дя из все­го это­го, дей­ст­вие диа­ло­га мож­но отне­сти к 434 г., т. е. к тому вре­ме­ни, когда Алки­ви­ад достиг 18 лет и полу­чил пра­во голо­са в народ­ном собра­нии, а зна­чит, стал поду­мы­вать о поли­ти­че­ской дея­тель­но­сти (ср.: Менек­сен).

В кру­гу сокра­ти­че­ских фило­со­фов не раз исполь­зо­вал­ся сюжет дан­но­го диа­ло­га — беседа Сокра­та с Алки­ви­а­дом (диа­ло­ги Анти­сфе­на, Эсхи­на из Сфет­та, Ксе­но­фон­та). В позд­ней антич­но­сти он счи­тал­ся сре­дото­чи­ем глав­ных идей пла­то­низ­ма и не раз ком­мен­ти­ро­вал­ся выдаю­щи­ми­ся нео­пла­то­ни­ка­ми, таки­ми, как Прокл, Олим­пи­о­дор Млад­ший, Дамас­кий. См. так­же пре­ам­бу­лу к «Алки­ви­а­ду II».

Сократ, Алки­ви­ад

1. St. II,
103
Сократ. Сын Кли­ния1, я пола­гаю, ты дивишь­ся тому, что я, став пер­вым тво­им поклон­ни­ком, про­дол­жаю оста­вать­ся им и теперь, когда дру­гие от тебя отвер­ну­лись, а так­же и тому, что, тогда как все про­чие доса­жда­ли тебе сво­и­ми беседа­ми, я в тече­ние столь­ких лет не ска­зал тебе ни еди­но­го сло­ва. При­чи­на тому была не чело­ве­че­ско­го, но боже­ст­вен­но­го свой­ства2; поз­же ты смо­жешь оце­нить ее зна­че­ние. Но теперь, когда она b боль­ше не слу­жит пре­пят­ст­ви­ем, я при­шел к тебе: я полон надеж­ды, что и впредь это пре­пят­ст­вие не воз­никнет. Все это вре­мя я при­ме­чал, как ты ведешь себя по отно­ше­нию к тво­им поклон­ни­кам: сколь мно­го их ни было и как ни были они занос­чи­вы, не было сре­ди них ни одно­го, кото­ро­го ты не отва­дил бы сво­ей высо­ко­мер­ной гор­ды­ней. При­чи­ну тво­е­го 104 высо­ко­мер­но­го пре­вос­ход­ства я тебе сей­час объ­яс­ню. Ты утвер­жда­ешь, что тебе не нужен никто из людей: мол, при­су­щее тебе вели­чие — как телес­ное, так и душев­ное — тако­во, что ты ни в ком не нуж­да­ешь­ся. Ты счи­та­ешь, что ты — пер­вый сре­ди людей по кра­со­те и росту, при­чем для каж­до­го оче­вид­но, что это прав­да. Далее, по тво­е­му мне­нию, ты про­ис­хо­дишь из само­го отваж­но­го рода в сво­ем горо­де, самом вели­ком из гре­че­ских горо­дов, и пото­му у тебя есть по отцу b мно­же­ство достой­ней­ших дру­зей и соро­ди­чей, кото­рые в слу­чае нуж­ды при­дут тебе на помощь, и не мень­шее чис­ло столь же достой­ных род­ст­вен­ни­ков по мате­ри. Самый же силь­ный из них покро­ви­тель, как ты счи­та­ешь, — Перикл, сын Ксан­тип­па, кое­го твой отец оста­вил после себя вашим опе­ку­ном — тво­им и тво­е­го бра­та3: ведь он не толь­ко в этом горо­де волен вер­шить все, что захо­чет, но и по всей Элла­де и сре­ди мно­го­чис­лен­ных и могу­ще­ст­вен­ных вар­вар­ских пле­мен. Добав­лю еще, c что ты — из бога­тых; впро­чем, как кажет­ся, это менее все­го пита­ет твою гор­ды­ню. Чва­нясь всем этим, ты пода­вил сво­их поклон­ни­ков, а они, будучи посла­бее, при­зна­ли свое пора­же­ние. Для тебя это не про­шло неза­ме­чен­ным. Поэто­му я уве­рен, что ты удив­ля­ешь­ся настро­е­нию, мешаю­ще­му мне отречь­ся от моей люб­ви, и спра­ши­ва­ешь себя, на что глядя я сохра­няю твер­дость там, где все осталь­ные бежа­ли.

2. Алки­ви­ад. Но быть может, тебе невдо­мек, Сократ, что ты лишь чуточ­ку меня упредил: я ведь еще рань­ше d пред­по­ла­гал подой­ти к тебе и спро­сить, что тебе от меня надо и чего ради ты меня не остав­ля­ешь в покое, пре­сле­дуя меня на каж­дом шагу. Ведь и в самом деле я див­люсь, какое у тебя ко мне дело, и с вели­чай­шей охотой полу­чил бы ответ на этот вопрос.

Сократ. Зна­чит, мож­но пред­по­ла­гать, что ты со вни­ма­ни­ем меня выслу­ша­ешь, коль ско­ро, как ты гово­ришь, тебе жела­тель­но узнать мои наме­ре­ния: сло­ва мои будут обра­ще­ны к тер­пе­ли­во­му слу­ша­те­лю.

Алки­ви­ад. Несо­мнен­но. Гово­ри.

Сократ. Смот­ри же, пусть тебе не e пока­жет­ся уди­ви­тель­ным, если, с трудом начав этот раз­го­вор, я с таким же трудом его и окон­чу.

Алки­ви­ад. Гово­ри же, почтен­ней­ший; я готов тебя выслу­шать.

Сократ. Пусть будет так. Нелег­кое это дело — объ­яс­нять­ся в люб­ви чело­ве­ку, ни в чем не усту­паю­ще­му сво­им поклон­ни­кам; одна­ко надо решить­ся и изло­жить тебе мои наме­ре­ния. Если бы я, мой Алки­ви­ад, видел, что ты при­вер­жен ко все­му тому, что я толь­ко что пере­чис­лил, и наме­рен про­дол­жать жить так и даль­ше, я дав­но бы про­стил­ся со сво­ей влюб­лен­но­стью, по 105 край­ней мере я в это верю. Но я хочу дока­зать тебе само­му, что у тебя совсем дру­гие замыс­лы, и ты увидишь из это­го, насколь­ко вни­ма­тель­но я все это вре­мя за тобою следил. Мнит­ся мне, что, если бы кто-нибудь из богов тебе рек: «Алки­ви­ад, жела­ешь ли ты жить тем, чем жил преж­де, или пред­по­чел бы тот­час же уме­реть, коль ско­ро не смо­жешь рас­счи­ты­вать в жиз­ни на боль­шее?» — ты избрал бы смерть. И я ска­жу тебе сей­час, в какой надеж­де ты про­дол­жа­ешь жить. Ты пола­га­ешь, что, если вско­ро­сти высту­пишь перед афин­ским наро­дом — а это пред­сто­ит в самый b корот­кий срок, — ты суме­ешь ему дока­зать, что досто­ин таких поче­стей, каких не удо­ста­и­ва­лись ни Перикл и никто из его пред­ше­ст­вен­ни­ков; дока­зав это, ты обре­тешь вели­кую власть в горо­де, а уж коли здесь, то и во всей Элла­де ты ста­нешь самым могу­ще­ст­вен­ным, да и не толь­ко сре­ди элли­нов, но и сре­ди вар­ва­ров, оби­таю­щих на одном с нами мате­ри­ке4. А если бы тот же самый бог ска­зал, что тебе сле­ду­ет пра­вить лишь здесь, c в Евро­пе, в Азию же тебе путь закрыт и ты не пред­на­зна­чен для тамош­них дел, то, думаю я, жизнь была бы тебе не в жизнь на этих усло­ви­ях, коль ско­ро ты не смо­жешь, так ска­зать, запо­ло­нить сво­им име­нем и могу­ще­ст­вом все наро­ды. Я пола­гаю, ты не счи­та­ешь достой­ным упо­ми­на­ния нико­го, кро­ме Кира и Ксерк­са5. А что ты пита­ешь такую надеж­ду, я не пред­по­ла­гаю, но точ­но знаю. Быть может, созна­вая, что я гово­рю прав­ду, ты спро­сишь: «Какое отно­ше­ние име­ет это, Сократ, к тому, что ты соби­рал­ся мне ска­зать о d тво­ей неот­ступ­ной при­вя­зан­но­сти ко мне?» Я же тебе отве­чу: «Милый сын Кли­ния и Дино­ма­хи, без меня невоз­мож­но осу­ще­ст­вить все эти твои устрем­ле­ния: тако­ва моя власть, как я думаю, над тво­и­ми дела­ми и тобою самим. Пото­му-то, пола­гаю я, бог и запре­тил мне бесе­до­вать с тобой, и я ожи­дал на это его доз­во­ле­ния. Но посколь­ку ты e леле­ешь надеж­ду дока­зать горо­ду свое пра­во на все­воз­мож­ные поче­сти, а дока­зав это, тот­час же забрать в свои руки власть, то и я наде­юсь полу­чить при тебе вели­чай­шую власть, дока­зав, что пред­став­ляю собой для тебя весь­ма цен­но­го чело­ве­ка, вплоть до того, что ни твой опе­кун6, ни твои роди­чи и никто дру­гой не может обес­пе­чить тебе желан­но­го могу­ще­ства, кро­ме меня, но, конеч­но, с помо­щью бога. А так как ты был очень юн и еще не обре­ме­нен таки­ми надеж­да­ми, то бог, как я думаю, запре­щал мне с тобой раз­го­ва­ри­вать, чтобы не ска­зать тебе что-то 106 впу­стую. Ныне же он раз­ре­шил меня от запре­та7, и теперь ты меня послу­ша­ешь».

3. Алки­ви­ад. Мой Сократ, ты кажешь­ся мне гораздо более стран­ным теперь, когда ты со мной заго­во­рил, чем рань­ше, когда мол­ча за мною сле­до­вал, хотя и тогда ты казал­ся мне весь­ма необыч­ным. Ты уже разо­брал­ся, как кажет­ся, в моих замыс­лах — лелею я их или нет, и если я с тобой и не согла­шусь, я все рав­но не сумею тебя раз­убедить. Что ж, пусть. Но если бы я и дей­ст­ви­тель­но питал подоб­ные замыс­лы, каким обра­зом они осу­ще­ствят­ся у меня с тво­ей помо­щью и не полу­чат свер­ше­ния без тебя? Можешь ты мне это объ­яс­нить?

Сократ. Ты спра­ши­ва­ешь, могу ли я про­из­не­сти b длин­ную речь — в том роде, как ты при­вык слу­шать?8 Но такая речь не в моем духе. Одна­ко, думаю, я мог бы тебе дока­зать, что дело обсто­ит имен­но таким обра­зом, если толь­ко ты в одной мало­сти при­дешь мне на помощь.

Алки­ви­ад. Коли то, о чем ты про­сишь, не труд­но, я готов.

Сократ. Что же, тебе кажет­ся труд­ным отве­чать на вопро­сы?

Алки­ви­ад. Нет, не кажет­ся.

Сократ. Так отве­чай же.

Алки­ви­ад. А ты спра­ши­вай.

Сократ. Зна­чит, я буду зада­вать тебе вопро­сы так, как если бы ты в самом деле замыш­лял то, о чем c я сей­час гово­рил?

Алки­ви­ад. Да, если тебе так угод­но; хотел бы я знать, како­вы будут твои вопро­сы.

Необ­хо­ди­мость осо­знан­ной спра­вед­ли­во­сти в делах государ­ст­вен­но­го прав­ле­ния

Сократ. Ну что ж. Я утвер­ждаю, что ты наме­рен в самый корот­кий срок высту­пить перед афи­ня­на­ми со сво­и­ми сове­та­ми. Итак, если бы в тот миг, как ты соби­рал­ся взой­ти на три­бу­ну, я оста­но­вил бы тебя и спро­сил: «Алки­ви­ад, о чем же соби­ра­ют­ся сове­щать­ся афи­няне, что ты наме­рен давать им сове­ты? Види­мо, о вещах, извест­ных тебе луч­ше, чем им?» — что бы ты мне отве­тил?

Алки­ви­ад. Я конеч­но же ска­зал бы, что о вещах, более d извест­ных мне, чем им.

Сократ. Сле­до­ва­тель­но, ты спо­со­бен быть хоро­шим совет­чи­ком в вещах, кои ты зна­ешь?

Алки­ви­ад. Как же ина­че?

Сократ. А зна­ешь ты толь­ко то, чему научил­ся от дру­гих или открыл сам?

Алки­ви­ад. Что же еще мог бы я знать?

Сократ. Но воз­мож­но ли, чтобы ты выучил­ся чему-либо или что-то открыл, не желая учить­ся или зани­мать­ся сам поис­ком?

Алки­ви­ад. Нет, невоз­мож­но.

Сократ. Ну а желал бы ты искать то, что́ ты, по тво­е­му мне­нию, уже зна­ешь, или учить­ся таким вещам?

Алки­ви­ад. Конеч­но, нет.

Сократ. Зна­чит, было вре­мя, e когда ты не счи­тал, буд­то зна­ешь то, что ты зна­ешь сей­час?

Алки­ви­ад. Разу­ме­ет­ся.

Сократ. Но в общем-то я могу ска­зать, чему ты учил­ся; если я что-либо упу­щу, ты мне под­ска­жи. Насколь­ко я при­по­ми­наю, ты обу­чал­ся гра­мо­те и игре на кифа­ре, а так­же борь­бе. Учить­ся игре на флей­те ты не поже­лал9. Вот и весь твой запас зна­ний, раз­ве что ты обу­чил­ся еще чему-то тай­ком от меня; но зна­чит, ты это делал, не выхо­дя из дому ни днем, ни ночью.

Алки­ви­ад. Нет, ника­ких дру­гих заня­тий, кро­ме тех, что ты ука­зал, у меня не было.

4. Сократ. 107 Итак, ты соби­ра­ешь­ся высту­пить с сове­та­ми перед афи­ня­на­ми, когда они ста­нут сове­щать­ся отно­си­тель­но гра­мот­но­сти — как им пра­виль­но писать?

Алки­ви­ад. Нет, кля­нусь Зев­сом, не соби­ра­юсь.

Сократ. Но тогда ты будешь давать сове­ты, как уда­рять по стру­нам кифа­ры?

Алки­ви­ад. Ни в коем слу­чае.

Сократ. Но ведь у них нет так­же при­выч­ки сове­щать­ся в народ­ном собра­нии о при­е­мах борь­бы?

Алки­ви­ад. Конеч­но, нет.

Сократ. Тогда о чем же им сове­щать­ся? Уж, навер­ное, не о стро­и­тель­стве?

Алки­ви­ад. Нет, нет.

Сократ. Ведь на этот счет у зод­че­го най­дут­ся b луч­шие сове­ты, чем у тебя?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Разу­ме­ет­ся, и не тогда ты взой­дешь на помост, когда они ста­нут сове­щать­ся о про­ри­ца­ни­ях?10

Алки­ви­ад. Нет, не тогда.

Сократ. Ведь про­ри­ца­тель это зна­ет луч­ше тебя?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. При этом ведь неваж­но, высок он или низок, кра­сив или без­обра­зен, бла­го­род­но­го рода или же нет?

Алки­ви­ад. Конеч­но.

Сократ. Ну а давать сове­ты о чем бы то ни было подо­ба­ет ведь зна­то­ку, а не бога­то­му чело­ве­ку?

Алки­ви­ад. Конеч­но.

Сократ. Когда афи­няне сове­ща­ют­ся отно­си­тель­но здо­ро­вья сво­их сограж­дан, им неваж­но, c беден или богат тот, кто их убеж­да­ет, но они заин­те­ре­со­ва­ны в том, чтобы совет­чик их был вра­чом.

Алки­ви­ад. Это есте­ствен­но.

Сократ. Но в каком же тогда слу­чае будет пра­виль­ным с тво­ей сто­ро­ны высту­пить перед ними с сове­та­ми?

Алки­ви­ад. Тогда, когда они ста­нут сове­щать­ся о сво­их делах.

Сократ. Ты име­ешь в виду судо­стро­е­ние — какие имен­но им сле­ду­ет соору­жать суда?

Алки­ви­ад. Да нет же, Сократ, совсем не это.

Сократ. Я пола­гаю, ты не раз­би­ра­ешь­ся в таком деле. Имен­но поэто­му ты воз­дер­жишь­ся или по какой-то иной при­чине?

Алки­ви­ад. Нет, d имен­но по этой.

Сократ. Но какие же их дела ты име­ешь в виду, о кото­рых они ста­нут сове­щать­ся?

Алки­ви­ад. Я имею в виду, Сократ, вой­ну или мир или дру­гие подоб­ные же дела государ­ства.

Сократ. Точ­нее гово­ря, когда они ста­нут сове­то­вать­ся, с кем заклю­чить мир, а с кем вое­вать и каким обра­зом?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Раз­ве не нуж­но это делать наи­луч­шим обра­зом?

Алки­ви­ад. Да.

e Сократ. И в наи­бо­лее бла­го­при­ят­ное вре­мя?

Алки­ви­ад. Несо­мнен­но.

Сократ. И в тече­ние тако­го сро­ка, какой пред­став­ля­ет­ся наи­вы­год­ней­шим?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. А если бы афи­няне сове­ща­лись о том, с кем надо вести борь­бу в пале­ст­ре — обыч­ную или на кула­ках — и каким обра­зом, кто дал бы при этом луч­ший совет — ты или учи­тель гим­на­сти­ки?11

Алки­ви­ад. Конеч­но, учи­тель гим­на­сти­ки.

Сократ. А можешь ли ты мне ска­зать, что́ при­ни­ма­ет во вни­ма­ние учи­тель гим­на­сти­ки, когда соби­ра­ет­ся дать совет, с кем сле­ду­ет бороть­ся, а с кем нет, а так­же когда это надо делать и каким спо­со­бом? Я вот что имею в виду: ведь бороть­ся надо с теми, с кем это сто­ит делать? Раз­ве не так?

Алки­ви­ад. Так.

108 Сократ. И делать это надо по воз­мож­но­сти луч­ше?

Алки­ви­ад. Да, по воз­мож­но­сти.

Сократ. И в самое бла­го­при­ят­ное для это­го вре­мя?

Алки­ви­ад. Разу­ме­ет­ся.

Сократ. А пев­цу раз­ве не при­хо­дит­ся вре­ме­на­ми сопро­вож­дать свое пение игрой на кифа­ре и рит­ми­че­ски­ми дви­же­ни­я­ми?

Алки­ви­ад. При­хо­дит­ся.

Сократ. И имен­но тогда, когда это луч­ше все­го подо­ба­ет?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. И столь­ко раз, сколь­ко это будет наи­луч­шим?

Алки­ви­ад. Конеч­но.

5. Сократ. Далее. Посколь­ку ты при­ла­га­ешь «луч­шее» к обо­им слу­ча­ям — и к музы­каль­но­му сопро­вож­де­нию, и к борь­бе, что b ты назо­вешь луч­шим в игре на кифа­ре, подоб­но тому как я назы­ваю в борь­бе луч­шим ее видом борь­бу гим­на­сти­че­скую? Какой ты в этом слу­чае назо­вешь вид?

Алки­ви­ад. Я тебя не пони­маю.

Сократ. Но попро­буй мне под­ра­жать. Мои сло­ва озна­ча­ли тот вид, кото­рый явля­ет собой совер­шен­ство: совер­шен­но то, что дела­ет­ся в соот­вет­ст­вии с пра­ви­ла­ми искус­ства. Раз­ве не так?

Алки­ви­ад. Так.

Сократ. А гим­на­сти­ка раз­ве не искус­ство?

Алки­ви­ад. Конеч­но, искус­ство.

Сократ. Я же c ска­зал, что наи­луч­шим в борь­бе явля­ет­ся ее гим­на­сти­че­ский вид.

Алки­ви­ад. Да, ска­зал.

Сократ. Так раз­ве я был не прав?

Алки­ви­ад. Я думаю, прав.

Сократ. Давай же и ты — ибо и тебе подо­ба­ет пра­виль­но рас­суж­дать — ска­жи преж­де все­го, что это за искус­ство, в кото­ром умест­ны одно­вре­мен­ная игра на кифа­ре, пение и рит­ми­че­ские дви­же­ния? Как все это вме­сте зовет­ся? Можешь ты это ска­зать?

Алки­ви­ад. Пра­во, не могу.

Сократ. Но попро­буй подой­ти к это­му так: какие боги­ни покро­ви­тель­ст­ву­ют это­му искус­ству?

Алки­ви­ад. Ты разу­ме­ешь Муз12, мой Сократ?

Сократ. Да. d Смот­ри: како­во же наиме­но­ва­ние это­го искус­ства по Музам?

Алки­ви­ад. Мне кажет­ся, ты име­ешь в виду муси­че­ское искус­ство.

Сократ. Да, имен­но его. Что же быва­ет в нем совер­шен­ным? Подоб­но тому как я тебе рань­ше опре­де­лил пра­виль­ность в гим­на­сти­че­ском искус­стве, так и ты сей­час дай опре­де­ле­ние в отно­ше­нии искус­ства муси­че­ско­го: в чем заклю­че­на его пра­виль­ность?

Алки­ви­ад. Я думаю, в гар­мо­нич­но­сти13.

Сократ. Отлич­но. Давай же назо­ви теперь луч­шее в деле вой­ны и мира, подоб­но тому e как ты рань­ше назвал гар­мо­нию луч­шим в одном из искусств и гим­на­сти­че­ские упраж­не­ния — в дру­гом. Попы­тай­ся же и здесь назвать луч­шее.

Алки­ви­ад. Но я не очень-то это разу­мею…

Сократ. Да ведь это позор. Пред­ставь, если кто обра­тит­ся к тебе за сове­том по пово­ду пита­ния — мол, какое будет получ­ше и сколь­ко и когда оно будет умест­нее, а затем тебя спро­сит: «Что ты разу­ме­ешь под луч­шим, Алки­ви­ад?» — ты ведь смо­жешь отве­тить, что разу­ме­ешь более здо­ро­вое пита­ние, хотя ты и не выда­ешь себя за вра­ча. А тут, выда­вая себя за зна­то­ка и 109 высту­пая совет­чи­ком, как чело­век знаю­щий, ты не суме­ешь отве­тить на задан­ный тебе вопрос! И ты не почув­ст­ву­ешь при этом сты­да? И не пока­жет­ся тебе это позор­ным?

Алки­ви­ад. Очень даже пока­жет­ся.

Сократ. Смот­ри же, поста­рай­ся ска­зать, к чему тяго­те­ет наи­луч­шее при заклю­че­нии мира и с кем сле­ду­ет сра­жать­ся во вре­мя вой­ны.

Алки­ви­ад. Но я, хоть и ста­ра­юсь, не могу это­го ура­зу­меть.

Сократ. Зна­чит, ты не зна­ешь, какие вза­им­ные обви­не­ния выдви­га­ют­ся при объ­яв­ле­нии вой­ны сто­ро­на­ми и с каки­ми сло­ва­ми мы начи­на­ем обыч­но b вой­ну?

Алки­ви­ад. Нет, знаю: мы утвер­жда­ем при этом, что мы обма­ну­ты, ограб­ле­ны либо потер­пе­ли наси­лие.

Сократ. Доволь­но! А гово­рим ли мы о том, каким обра­зом потер­пе­ли все это? Попы­тай­ся ска­зать, в чем раз­ли­чие того или дру­го­го слу­чая.

Алки­ви­ад. Под «слу­ча­ем», мой Сократ, ты под­ра­зу­ме­ва­ешь, про­ис­хо­дит ли это спра­вед­ли­вым обра­зом или неспра­вед­ли­вым?

Сократ. Вот имен­но.

Алки­ви­ад. Но это цели­ком и пол­но­стью отли­ча­ет­ся одно от дру­го­го.

Сократ. Пре­крас­но. Что же ты посо­ве­ту­ешь афи­ня­нам — сра­жать­ся про­тив обид­чи­ков или про­тив тех, кто дей­ст­ву­ет спра­вед­ли­во?

Алки­ви­ад. Вопрос твой c кова­рен: ведь даже если кому-либо при­дет в голо­ву, что сле­ду­ет вое­вать про­тив тех, кто дей­ст­ву­ет спра­вед­ли­во, афи­няне на это не пой­дут.

Сократ. По-види­мо­му, пото­му, что это про­ти­во­ре­чит обы­чаю.

Алки­ви­ад. Разу­ме­ет­ся; ведь это было бы небла­го­род­но.

Сократ. Сле­до­ва­тель­но, твои речи будут соот­вет­ст­во­вать это­му спра­вед­ли­во­му обы­чаю?

Алки­ви­ад. Без­услов­но.

Сократ. В таком слу­чае на мой вопрос, что явля­ет­ся луч­шим — вое­вать или нет, с кем имен­но вое­вать и в какое имен­но вре­мя, — отве­том будет, что луч­шее — это более спра­вед­ли­вое14. Не так ли?

Алки­ви­ад. Кажет­ся, так.

6. d Сократ. Но как же, милый Алки­ви­ад? Мог ли ты сам не знать, что ты это зна­ешь, или же ты скрыл от меня, что обу­чал­ся это­му у учи­те­ля, научив­ше­го тебя раз­ли­чать более или менее спра­вед­ли­вое? Кто же этот учи­тель? Ска­жи мне, чтобы ты и меня мог опре­де­лить к нему в уче­ни­ки.

Алки­ви­ад. Сократ, ты надо мной насме­ха­ешь­ся!

Сократ. Нет, кля­нусь тво­им и моим богом друж­бы! И менее все­го я хотел бы нару­шить такую клят­ву15. Но если ты зна­ешь тако­го учи­те­ля, e ска­жи мне, кто он?

Алки­ви­ад. А что, если я не знаю? Поче­му ты не веришь, что я иным путем мог узнать, что такое спра­вед­ли­вость и неспра­вед­ли­вость?

Сократ. Конеч­но, мог, если открыл это сам.

Алки­ви­ад. А ты пола­га­ешь, что на это я не спо­со­бен?

Сократ. Нет, наобо­рот, если толь­ко ты будешь искать.

Алки­ви­ад. Зна­чит, ты дума­ешь, что я не мог бы искать?

Сократ. Разу­ме­ет­ся, мог бы, если бы счи­тал, что чего-то не зна­ешь.

Алки­ви­ад. И ты пола­га­ешь, что со мной это­го нико­гда не быва­ло?

Сократ. Ты хоро­шо ска­зал. Можешь ли ты назвать мне то вре­мя, когда ты счи­тал, что не зна­ешь, что такое спра­вед­ли­вость и неспра­вед­ли­вость? 110 Напри­мер, в про­шлом году ты счи­тал, что не зна­ешь это­го, и искал? Или ты счи­тал, что уже это зна­ешь? Отве­чай прав­ду, чтобы беседа наша не была бес­плод­ной.

Алки­ви­ад. Я счи­тал, что уже это знаю.

Сократ. А в поза­про­шлом году или четы­ре-пять лет назад ты так не счи­тал?

Алки­ви­ад. Нет, счи­тал.

Сократ. Но ведь до это­го ты был еще маль­чи­ком, не так ли?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. А ведь я хоро­шо знаю, что ты тогда думал, буд­то тебе эти вещи ведо­мы.

Алки­ви­ад. Как можешь ты быть в этом уве­рен?

Сократ. Я часто слы­шал твои речи, когда ты b был маль­чи­ком, — в шко­ле и в дру­гих местах, во вре­мя игры в баб­ки или во вре­мя про­чих забав: ты не затруд­нял­ся в вопро­сах спра­вед­ли­во­сти и неспра­вед­ли­во­сти, но, наобо­рот, весь­ма уве­рен­но и отваж­но выска­зы­вал свое мне­ние о любом из маль­чи­шек — что, мол, он мошен­ник и него­дяй и игра­ет нечест­но16. Раз­ве я лгу?

Алки­ви­ад. Но что еще дол­жен был я делать, Сократ, если кто-то меня наду­вал?

Сократ. Одна­ко, если тогда ты не знал, наду­ва­ют тебя или нет, умест­но ли тебе спра­ши­вать, что ты мог сде­лать?

Алки­ви­ад. Кля­нусь Зев­сом, я не толь­ко c знал, но точ­но был уве­рен, что меня наду­ва­ют.

Сократ. Похо­же, зна­чит, ты счи­та­ешь, что и маль­чи­ком знал, что такое спра­вед­ли­вость и неспра­вед­ли­вость?

Алки­ви­ад. Да, знал!

Сократ. Так когда же ты это открыл? Ведь не тогда же, когда счи­тал, что ты это зна­ешь?

Алки­ви­ад. Конеч­но, нет.

Сократ. А когда же ты счи­тал, что это­го не зна­ешь? Вот видишь — ты никак не най­дешь тако­го вре­ме­ни.

Алки­ви­ад. Кля­нусь Зев­сом, Сократ, не знаю, что и d ска­зать.

Сократ. Зна­чит, не откры­тие помог­ло тебе это узнать.

Алки­ви­ад. Да, совсем не оно, как вид­но.

Сократ. Но недав­но ты ска­зал, что зна­ешь, не обу­чав­шись это­му. А если ты и не откры­вал это­го и это­му не учил­ся, каким обра­зом и откуда ты это зна­ешь?

7. Алки­ви­ад. Но быть может, я невер­но тебе отве­тил, когда ска­зал, что знаю это бла­го­да­ря соб­ст­вен­но­му откры­тию.

Сократ. А как это обсто­ит на самом деле?

Алки­ви­ад. Я думаю, что обу­чил­ся это­му так же, как и дру­гие.

Сократ. Мы сно­ва вер­ну­лись к тому, с чего e нача­ли. От кого ты это­му научил­ся? Поде­лись со мной.

Алки­ви­ад. От мно­гих.

Сократ. Ссы­ла­ясь на мно­гих, ты при­бе­га­ешь не к очень-то серь­ез­ным учи­те­лям.

Алки­ви­ад. Поче­му же? Раз­ве они не спо­соб­ны обу­чить?

Сократ. Даже игре в шаш­ки — и то не спо­соб­ны. А ведь это куда лег­че, чем вну­шить поня­тие о спра­вед­ли­во­сти. Что ж, ты счи­та­ешь ина­че?

Алки­ви­ад. Нет, я с тобою согла­сен.

Сократ. Что же, те, кто не спо­соб­ны обу­чить менее серь­ез­ным вещам, спо­соб­ны обу­чить более серь­ез­ным?

Алки­ви­ад. Да, я так думаю: они спо­соб­ны обу­чить вещам зна­чи­тель­но более важ­ным, чем игра в шаш­ки.

Сократ. И что же это за вещи?

111 Алки­ви­ад. Напри­мер, я научил­ся у них пра­виль­ной эллин­ской речи: здесь я никак не могу назвать себя сво­им соб­ст­вен­ным учи­те­лем, но дол­жен сослать­ся на тех, кого ты назы­ва­ешь несерь­ез­ны­ми учи­те­ля­ми.

Сократ. В самом деле, бла­го­род­ный мой друг, мно­гие — хоро­шие учи­те­ли это­го пред­ме­та и по спра­вед­ли­во­сти долж­ны быть про­слав­ле­ны за свою нау­ку.

Алки­ви­ад. Поче­му же?

Сократ. А пото­му, что они вла­де­ют здесь тем, чем и долж­ны вла­деть хоро­шие учи­те­ли.

Алки­ви­ад. Что ты име­ешь в виду?

Сократ. Раз­ве ты не зна­ешь, что те, кто соби­ра­ют­ся b чему-либо научить, долж­ны преж­де все­го знать это сами? Не так ли?

Алки­ви­ад. Как же ина­че?

Сократ. Но зна­то­ки долж­ны ведь быть меж­ду собой соглас­ны по пово­ду того, что́ они зна­ют, и не рас­хо­дить­ся во мне­ни­ях?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. А если они по како­му-либо вопро­су разой­дут­ся во мне­ни­ях, ска­жешь ли ты, что они этот пред­мет зна­ют?

Алки­ви­ад. Нет, конеч­но.

Сократ. В самом деле, мог­ли бы они это­му обу­чать?

Алки­ви­ад. Нико­им обра­зом.

Сократ. Что ж, раз­ве тебе кажет­ся, буд­то мно­гие рас­хо­дят­ся меж­ду собой во мне­нии, что́ имен­но сле­ду­ет назы­вать кам­нем или дере­вом? И если ты кому-либо задашь этот вопрос, раз­ве все не c согла­сят­ся меж­ду собой и не протя­нут руку к одно­му и тому же пред­ме­ту — кам­ню или же дере­ву? То же самое отно­сит­ся и к осталь­ным подоб­ным вещам. Ведь имен­но это, как я пони­маю, ты назы­ва­ешь пра­виль­ным зна­ни­ем эллин­ской речи? Не так ли?

Алки­ви­ад. Так.

Сократ. Зна­чит, как мы ска­за­ли, они быва­ют соглас­ны по этим вопро­сам друг с дру­гом и сами с собой, высту­пая и как част­ные лица и от име­ни государ­ства: ведь не ста­нут же государ­ства спо­рить меж­ду собой, назы­вая эти­ми име­на­ми одни — одно, а дру­гие — дру­гое.

Алки­ви­ад. Нет-нет.

Сократ. Зна­чит, они, d эти мно­гие, есте­ствен­но, могут быть хоро­ши­ми учи­те­ля­ми.

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. И сле­до­ва­тель­но, если мы поже­ла­ем сде­лать кого-либо знаю­щим эти вещи, то пра­виль­но посту­пим, послав его в обу­че­ние к этим мно­гим.

Алки­ви­ад. Несо­мнен­но.

8. Сократ. Ну а если бы мы захо­те­ли узнать не толь­ко что такое люди или лоша­ди, но и какие из них быст­ры в беге, а какие мед­лен­ны, ока­жут­ся ли мно­гие в состо­я­нии нас это­му научить?

Алки­ви­ад. Конеч­но, нет.

Сократ. Доста­точ­ным ли для тебя свиде­тель­ст­вом того, что они это­го e не зна­ют и не явля­ют­ся дель­ны­ми учи­те­ля­ми в этом вопро­се, будет их несо­гла­сие меж­ду собой при его реше­нии?

Алки­ви­ад. Да, вполне доста­точ­ным.

Сократ. Ну а если мы захо­тим узнать не толь­ко како­вы люди, но и какие из них быва­ют здо­ро­вы­ми или боль­ны­ми, ока­жут­ся ли в этом слу­чае мно­гие доста­точ­но све­ду­щи­ми для нас учи­те­ля­ми?

Алки­ви­ад. Конеч­но, нет.

Сократ. Будет ли для тебя свиде­тель­ст­вом непри­год­но­сти их для это­го дела несо­гла­сие мно­гих меж­ду собой?

Алки­ви­ад. Несо­мнен­но.

Сократ. К чему же мы при­шли? Тебе кажет­ся, что мно­гие соглас­ны сами с собой 112 и друг с дру­гом отно­си­тель­но спра­вед­ли­вых людей и дел?

Алки­ви­ад. Менее все­го, кля­нусь Зев­сом, Сократ!

Сократ. Не дума­ешь ли ты, что имен­но по этим вопро­сам меж­ду ними боль­ше все­го раз­но­гла­сий?

Алки­ви­ад. Очень даже думаю.

Сократ. Одна­ко, пола­гаю, тебе нико­гда не слу­ча­лось видеть или слы­шать настоль­ко рез­кие спо­ры меж­ду людь­ми отно­си­тель­но здо­ро­вья или болез­ни, чтобы это застав­ля­ло их хва­тать­ся за ору­жие и уби­вать друг дру­га.

Алки­ви­ад. Конеч­но, нет.

Сократ. Что же каса­ет­ся b спра­вед­ли­во­сти и неспра­вед­ли­во­сти, я знаю, что если ты даже это­го не видел, то навер­ня­ка слы­шал рас­ска­зы и Гоме­ра и мно­гих дру­гих: ведь ты зна­ком и с «Одис­се­ей» и с «Или­а­дой».

Алки­ви­ад. Разу­ме­ет­ся, мой Сократ.

Сократ. А ведь поэ­мы эти посвя­ще­ны раз­но­гла­сию по вопро­сам спра­вед­ли­во­сти и неспра­вед­ли­во­сти.

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. И все бит­вы и смер­ти вос­по­сле­до­ва­ли из-за это­го раз­но­гла­сия сре­ди ахей­цев и тро­ян­цев, а так­же меж­ду c жени­ха­ми Пене­ло­пы и Одис­се­ем17.

Алки­ви­ад. Ты гово­ришь прав­ду.

Сократ. Думаю так­же, что у тех, кто пал при Тана­г­ре, — у афи­нян, лакеде­мо­нян и бео­тий­цев, а так­же и у тех, кто поз­же погиб при Коро­нее18 (сре­ди них был и твой отец Кли­ний), спор шел не о чем ином, как о спра­вед­ли­вом и неспра­вед­ли­вом, и имен­но этот спор был при­чи­ной смер­тей и сра­же­ний. Не так ли?

Алки­ви­ад. Ты прав.

Сократ. Назо­вем ли мы зна­то­ка­ми d како­го-либо пред­ме­та людей, столь силь­но рас­хо­дя­щих­ся во мне­ни­ях по пово­ду это­го пред­ме­та, что в пылу спо­ра они чинят друг дру­гу край­ние наси­лия?

Алки­ви­ад. Конеч­но, нет.

Сократ. А ты ссы­ла­ешь­ся на подоб­ных учи­те­лей, отно­си­тель­но кото­рых сам при­зна­ешь, что они невеж­ды!

Алки­ви­ад. Похо­же, что так.

Сократ. Как же может быть, что тебе ведо­мы спра­вед­ли­вость и неспра­вед­ли­вость, если ты блуж­да­ешь в этом вопро­се вокруг да око­ло и, как это оче­вид­но, ни у кого это­му не обу­чал­ся и сам не при­шел к тако­му откры­тию?

Алки­ви­ад. Судя по тво­им сло­вам, это невоз­мож­но.

9. Сократ. e Не заме­ча­ешь ли ты, Алки­ви­ад, что ты не прав?

Алки­ви­ад. А в чем?

Сократ. Ты утвер­жда­ешь, что так выхо­дит по моим сло­вам.

Алки­ви­ад. Как это? Раз­ве не ты гово­ришь, буд­то мне неве­до­мы спра­вед­ли­вость и неспра­вед­ли­вость?

Сократ. Нет, не я.

Алки­ви­ад. Зна­чит, я?!

Сократ. Да.

Алки­ви­ад. Но каким это обра­зом?

Сократ. Смот­ри же: если я спро­шу, что боль­ше — еди­ни­ца или двой­ка, ты ведь отве­тишь, что двой­ка?

Алки­ви­ад. Конеч­но.

Сократ. Насколь­ко боль­ше?

Алки­ви­ад. На еди­ни­цу.

Сократ. Так кто же из нас утвер­жда­ет, что двой­ка боль­ше еди­ни­цы на еди­ни­цу?

Алки­ви­ад. Я.

Сократ. Зна­чит, я задал вопрос, а ты мне отве­тил?

Алки­ви­ад. Да.

113 Сократ. Итак, отно­си­тель­но этих вещей я задаю вопрос, а ты отве­ча­ешь?

Алки­ви­ад. Да, я.

Сократ. А если я спро­шу тебя, из каких букв состо­ит сло­во «Сократ», а ты мне отве­тишь, кому будет при­над­ле­жать утвер­жде­ние?

Алки­ви­ад. Мне.

Сократ. Давай же, ска­жи вооб­ще: когда есть вопрос и ответ, кто явля­ет­ся лицом утвер­ждаю­щим — спра­ши­ваю­щий или даю­щий ответ?

Алки­ви­ад. Мне кажет­ся, Сократ, что даю­щий ответ.

b Сократ. Ну а до сих пор во всей нашей беседе спра­ши­ваю­щим был я?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Ты же мне отве­чал?

Алки­ви­ад. Несо­мнен­но.

Сократ. Кто же из нас изрек ска­зан­ное?

Алки­ви­ад. Как это оче­вид­но из нашей дого­во­рен­но­сти — я.

Сократ. А раз­ве не было ска­за­но о спра­вед­ли­вом и неспра­вед­ли­вом, что Алки­ви­ад, кра­си­вый сын Кли­ния, это­го не зна­ет, одна­ко пита­ет наме­ре­ние высту­пить в народ­ном собра­нии перед афи­ня­на­ми с сове­та­ми о том, чего он не зна­ет? Раз­ве дело обсто­ит не так?

c Алки­ви­ад. Види­мо, так.

Сократ. Здесь очень уме­стен, мой Алки­ви­ад, стих Еври­пида: «Не от меня, но от себя ты слы­ша­ла»19. В самом деле, ведь не я это утвер­ждаю, но ты сам, и напрас­но ты в этом меня обви­ня­ешь. Но утвер­жде­ние твое истин­но: безум­ную ты леле­ешь затею, доб­рей­ший мой, учить дру­гих тому, чего не зна­ешь сам, отка­зы­ва­ясь вдо­ба­вок это­му научить­ся20.

10. Алки­ви­ад. Я думаю, мой Сократ, что афи­няне, d да и все осталь­ные элли­ны ред­ко зада­ют­ся вопро­сом, что спра­вед­ли­во, а что неспра­вед­ли­во, они счи­та­ют, что это само собою ясно. Поэто­му, отло­жив попе­че­ние о спра­вед­ли­во­сти, они заботят­ся лишь о поль­зе дела. Ведь спра­вед­ли­вое и полез­ное, как я пола­гаю, — это не одно и то же: сколь­ким людям, чинив­шим вели­чай­шую неспра­вед­ли­вость, это при­нес­ло выго­ду, в то вре­мя как дру­гим, хоть и вер­шив­шим спра­вед­ли­вые дела, по-мое­му, не повез­ло.

Сократ. Но что же, если даже e допу­стить, что спра­вед­ли­вое и полез­ное весь­ма друг от дру­га отлич­ны, не дума­ешь ли ты, буд­то тебе извест­но, что́ имен­но полез­но людям и поче­му?21

Алки­ви­ад. А отче­го же и нет, Сократ? Толь­ко не спра­ши­вай меня сно­ва, от кого я это­му научил­ся или каким обра­зом я при­шел к это­му сам.

Сократ. Но как ты можешь это тре­бо­вать? Когда ты что-либо непра­виль­но утвер­жда­ешь и есть воз­мож­ность дока­зать тебе это с помо­щью преж­них дово­дов, ты вдруг жела­ешь полу­чить какие-то новые дока­за­тель­ства — так, как если бы преж­ние ста­ли подоб­ны изно­шен­ным пла­тьям, кои ты уже боль­ше не можешь носить? Тебе, видишь ли, тре­бу­ет­ся све­жее и неза­пят­нан­ное дока­за­тель­ство! Я же про­пу­щу мимо 114 ушей твои сло­вес­ные улов­ки и сно­ва спро­шу, откуда к тебе при­шла нау­ка о поль­зе, кто твой учи­тель, и еще обо всем том спро­шу тебя сра­зу, о чем спра­ши­вал рань­ше. Одна­ко и теперь ясно, что ты при­шел к тому же, что я, и не суме­ешь мне дока­зать ни того, что ты сам открыл зна­че­ние поль­зы, ни того, что это­му научил­ся. Но посколь­ку ты изба­ло­ван и с неудо­воль­ст­ви­ем при­мешь повто­ре­ние преж­них речей, я остав­лю пока в сто­роне вопрос о том, зна­ешь ты или нет, что полез­но афи­ня­нам. b Одна­ко поче­му же ты не пока­зал, одно ли и то же спра­вед­ли­вое и полез­ное или это раз­ные вещи? Ты мог это сде­лать, если тебе угод­но, либо зада­вая мне вопро­сы, как я зада­вал их тебе, либо связ­но изло­жив это в соб­ст­вен­ном рас­суж­де­нии.

Алки­ви­ад. Но я не знаю, мой Сократ, сумею ли я тебе это изло­жить.

Сократ. А ты, мой милый, пред­ставь себе, что я — народ­ное собра­ние: ведь там тебе нуж­но будет убедить каж­до­го. Не так ли?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Раз­ве один и тот же чело­век не спо­со­бен убеж­дать людей — как пооди­ноч­ке, так и всех вме­сте — в том, что́ он c зна­ет, подоб­но тому как учи­тель грам­ма­ти­ки убеж­да­ет в пра­виль­но­сти пись­ма как одно­го, так и мно­гих?

Алки­ви­ад. Ты прав.

Сократ. Точ­но так же и в пра­виль­но­сти чисел один и тот же чело­век убеж­да­ет и одно­го и мно­гих.

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. И этим чело­ве­ком будет зна­ток ариф­ме­ти­ки?

Алки­ви­ад. Конеч­но.

Сократ. Зна­чит, и ты можешь в чем-то убедить как одно­го чело­ве­ка, так и мно­гих?

Алки­ви­ад. Есте­ствен­но.

Сократ. Разу­ме­ет­ся, в том, что́ тебе извест­но?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Зна­чит, отли­чие участ­ни­ка беседы, подоб­ной нашей, от d ора­то­ра, высту­паю­ще­го перед наро­дом, состо­ит толь­ко в том, что послед­ний убеж­да­ет всех ско­пом, пер­вый же — лишь одно­го?

Алки­ви­ад. По-види­мо­му.

Сократ. Так давай же, посколь­ку явно без­раз­лич­но, убеж­дать ли мно­гих или одно­го, поупраж­няй­ся на мне и попро­буй мне дока­зать, что спра­вед­ли­вое не все­гда быва­ет полез­ным.

Алки­ви­ад. Ты очень занос­чив, Сократ.

Сократ. Что ж, сей­час из занос­чи­во­сти я попы­та­юсь тебе дока­зать про­ти­во­по­лож­ное тому, что́ ты мне дока­зать не поже­лал.

Алки­ви­ад. Гово­ри же.

Сократ. e Ты толь­ко отве­чай на вопро­сы.

Алки­ви­ад. Нет, гово­ри ты сам.

Сократ. Зна­чит, тебе не очень жела­тель­но, чтобы я тебя убедил?

Алки­ви­ад. Жела­тель­но во всех отно­ше­ни­ях.

Сократ. Не прав­да ли, коль ско­ро ты утвер­жда­ешь, что дело обсто­ит таким имен­но обра­зом, ты в выс­шей сте­пе­ни в этом убеж­ден?

Алки­ви­ад. Мне кажет­ся, да.

Сократ. Отве­чай же: ведь, если ты не сам от себя услы­шишь, что спра­вед­ли­вость полез­на, а от дру­го­го, ты ему не пове­ришь?

Алки­ви­ад. Нет, конеч­но. Но мне сле­ду­ет отве­чать: ничто, как я пола­гаю, мне здесь не повредит.

11. Сократ. Да ты про­видец! 115 Ска­жи мне: ты утвер­жда­ешь, что из спра­вед­ли­во­го одно полез­но, дру­гое же — нет?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Но как же это? Зна­чит, одни спра­вед­ли­вые вещи пре­крас­ны, дру­гие же — нет?

Алки­ви­ад. Что ты име­ешь в виду?

Сократ. Я спра­ши­ваю тебя, видел ли ты когда-нибудь чело­ве­ка, совер­шаю­ще­го без­образ­ные, но спра­вед­ли­вые поступ­ки?

Алки­ви­ад. Нет, не видел.

Сократ. Наобо­рот, все спра­вед­ли­вое было одно­вре­мен­но пре­крас­ным?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. А что мы ска­жем о пре­крас­ных поступ­ках? Все ли они хоро­ши, или одни хоро­ши, дру­гие же — нет?

Алки­ви­ад. Я пола­гаю, Сократ, что неко­то­рые из пре­крас­ных поступ­ков дур­ны.

Сократ. Зна­чит, и неко­то­рые без­образ­ные поступ­ки b хоро­ши?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Утвер­ждая подоб­ное, ты име­ешь в виду, напри­мер, слу­чаи, когда мно­гие во вре­мя вой­ны, при­дя на помощь дру­гу или соро­ди­чу, полу­ча­ли ране­ния и уми­ра­ли, дру­гие же, хоть и долж­ны были помочь, не помо­га­ли и оста­ва­лись живы-здо­ро­вы?

Алки­ви­ад. Да, имен­но это.

Сократ. Зна­чит, ты счи­та­ешь подоб­ную помощь и попыт­ку спа­сти тех, кого до́лжно, пре­крас­ной: ведь это про­яв­ле­ние муже­ства, не так ли?

Алки­ви­ад. Так.

Сократ. Дур­но же это из-за после­дую­щих ране­ний и смер­ти. Так ты пола­га­ешь?

c Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Но ведь муже­ст­вен­ное поведе­ние и смерть — это раз­ные вещи?

Алки­ви­ад. Без­услов­но.

Сократ. Зна­чит, помощь, ока­зы­вае­мая дру­зьям, пре­крас­на и дур­на не в одном и том же отно­ше­нии.

Алки­ви­ад. Види­мо, так.

Сократ. Посмот­ри же, не ока­зы­ва­ет­ся ли вооб­ще то, что пре­крас­но, одно­вре­мен­но и хоро­шим, как в при­веден­ном сей­час слу­чае: ведь ты согла­сил­ся, что муже­ст­вен­ная помощь пре­крас­на. Так рас­смот­ри само муже­ство — хоро­шо оно или дур­но? Иссле­дуй это так: что тебе более желан­но — хоро­шее или дур­ное?

Алки­ви­ад. Хоро­шее.

Сократ. И пред­по­чти­тель­но d самое луч­шее?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. При этом ты менее все­го хотел бы это­го лишить­ся?

Алки­ви­ад. Как же ина­че?

Сократ. Что же ты ска­жешь отно­си­тель­но муже­ства? Ценою чего ты согла­сил­ся бы его лишить­ся?

Алки­ви­ад. Да мне и жизнь не мила будет, если я ока­жусь тру­сом!

Сократ. Сле­до­ва­тель­но, ты счи­та­ешь тру­сость вели­чай­шим из зол?

Алки­ви­ад. Разу­ме­ет­ся.

Сократ. Столь же вели­ким злом, как и смерть, — так мне кажет­ся.

Алки­ви­ад. Несо­мнен­но.

Сократ. Зна­чит, жизнь и муже­ство в выс­шей сте­пе­ни про­ти­во­по­лож­ны смер­ти и тру­со­сти?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. И одно ты бы очень e себе поже­лал, дру­гое же — наобо­рот?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Пото­му что одно ты счи­та­ешь наи­луч­шим, а дру­гое — наи­худ­шим?

<Алки­ви­ад. Разу­ме­ет­ся.

Сократ. Сле­до­ва­тель­но, ты отно­сишь муже­ство к наи­луч­шим вещам, а смерть — к наи­худ­шим?>

Алки­ви­ад. Имен­но так.

Сократ. Сле­до­ва­тель­но, помо­гать на войне дру­зьям, посколь­ку это пре­крас­ный и достой­ный подвиг муже­ства, ты назвал пре­крас­ным?

Алки­ви­ад. Это оче­вид­но.

Сократ. А как зло­де­я­ние смер­ти это — зло?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Зна­чит, так сле­ду­ет име­но­вать каж­дое из дея­ний: если с его помо­щью совер­ша­ет­ся зло, мы его назы­ваем дур­ным, если 116 доб­ро — хоро­шим.

Алки­ви­ад. Да, я с этим согла­сен.

Сократ. Но ведь дея­ние, веду­щее к доб­ру, мы назы­ваем так­же пре­крас­ным? А то, что ведет ко злу, — без­образ­ным?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Сле­до­ва­тель­но, утвер­ждая, что помощь, ока­зан­ная на войне дру­зьям, пре­крас­на, но в то же вре­мя дур­на, ты тем самым назы­ва­ешь ее одно­вре­мен­но и пре­крас­ной и сквер­ной.

Алки­ви­ад. Мне кажет­ся, ты прав, Сократ.

Сократ. Итак, ничто пре­крас­ное, посколь­ку оно пре­крас­но, не есть дур­ное и ничто без­образ­ное, посколь­ку оно без­образ­но, не есть хоро­шее.

b Алки­ви­ад. Это оче­вид­но.

12. Сократ. Рас­смот­ри же еще сле­дую­щее: тот, кто посту­па­ет пре­крас­но, раз­ве не посту­па­ет тем самым и хоро­шо?

Алки­ви­ад. Да, это так.

Сократ. А раз­ве те, кто посту­па­ют хоро­шо, не счаст­ли­вы?

Алки­ви­ад. Как же ина­че?

Сократ. Счаст­ли­вы же они бла­го­да­ря тому, что обре­та­ют бла­го?

Алки­ви­ад. Без­услов­но.

Сократ. А обре­та­ют они его бла­го­да­ря пре­крас­ным поступ­кам?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Зна­чит, посту­пать хоро­шо — это бла­го?

Алки­ви­ад. Имен­но так.

Сократ. И хоро­ший образ дей­ст­вий пре­кра­сен?

Алки­ви­ад. Да.

c Сократ. Сле­до­ва­тель­но, мы сно­ва при­шли к тому, что хоро­шее и пре­крас­ное — это одно и то же22.

Алки­ви­ад. Да, это оче­вид­но.

Сократ. Зна­чит, соглас­но это­му рас­суж­де­нию, то, что мы сочтем пре­крас­ным, мы тем самым сочтем и хоро­шим.

Алки­ви­ад. Это неиз­беж­но.

Сократ. Ну а хоро­шее при­но­сит поль­зу или же нет?

Алки­ви­ад. При­но­сит.

Сократ. А при­по­ми­на­ешь ли ты, что мы реши­ли отно­си­тель­но спра­вед­ли­во­го?

Алки­ви­ад. Мы реши­ли, что те, кто посту­па­ют спра­вед­ли­во, в силу необ­хо­ди­мо­сти посту­па­ют пре­крас­но.

Сократ. И точ­но так же мы реши­ли, что те, кто посту­па­ют пре­крас­но, тво­рят бла­го?

Алки­ви­ад. Да.

d Сократ. Ну а бла­го при­но­сит поль­зу?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Сле­до­ва­тель­но, мой Алки­ви­ад, спра­вед­ли­вое полез­но.

Алки­ви­ад. Похо­же, что так.

Сократ. Что же? Раз­ве не ты утвер­жда­ешь это, а я задаю вопро­сы?

Алки­ви­ад. В самом деле: отве­чаю ведь я.

Сократ. Так что если кто высту­пит с сове­та­ми перед афи­ня­на­ми или перед пепа­ре­фий­ца­ми23, счи­тая, что ему ведо­мы спра­вед­ли­вость и неспра­вед­ли­вость, и ска­жет, что спра­вед­ли­вое ино­гда быва­ет дур­ным, раз­ве ты сам не под­ни­мешь его на смех — ты, утвер­ждаю­щий, что e спра­вед­ли­вое и полез­ное — это одно и то же?

Алки­ви­ад. Но кля­нусь бога­ми, Сократ, я уже сам не пони­маю, что́ имен­но я утвер­ждаю; я ока­зал­ся в неле­пей­шем поло­же­нии: когда ты спра­ши­ва­ешь, мне кажет­ся вер­ным то одно, то дру­гое.

Сократ. А ты не пони­ма­ешь, мой милый, что озна­ча­ет подоб­ное состо­я­ние?

Алки­ви­ад. Ничуть.

Сократ. Как ты дума­ешь, если бы кто-нибудь тебя спро­сил, сколь­ко у тебя глаз — два или три или рук — две их у тебя или четы­ре, или задал бы тебе дру­гие подоб­ные же вопро­сы, ты коле­бал­ся бы в отве­тах, гово­ря то одно, то дру­гое, или все­гда отве­чал бы одно и то же?

Алки­ви­ад. Я уже теперь 117 в себе не уве­рен, но пола­гаю, что отве­чал бы одно и то же.

Сократ. Пото­му что знал бы это? Ведь по этой при­чине?

Алки­ви­ад. По край­ней мере я так думаю.

Сократ. А то, отно­си­тель­но чего ты поне­во­ле давал бы про­ти­во­ре­чи­вые отве­ты? Ясно ведь, что это­го ты не b зна­ешь.

Алки­ви­ад. Веро­ят­но, да.

13. Сократ. Ты ведь при­зна­ёшь, что и отно­си­тель­но спра­вед­ли­во­го и неспра­вед­ли­во­го, пре­крас­но­го и без­образ­но­го, хоро­ше­го и дур­но­го, полез­но­го и бес­по­лез­но­го ты колеб­лешь­ся в сво­их отве­тах? И не объ­яс­ня­ют­ся ли твои коле­ба­ния тем, что все­го это­го ты не зна­ешь?

Алки­ви­ад. Я с тобою согла­сен.

Сократ. Вот таким-то обра­зом и обсто­ит дело: если кто-либо чего-то не зна­ет, душа его по необ­хо­ди­мо­сти в этом колеб­лет­ся.

Алки­ви­ад. Ина­че и быть не может.

Сократ. С дру­гой сто­ро­ны, зна­ешь ли ты, каким обра­зом мож­но взой­ти на небо?

Алки­ви­ад. Кля­нусь Зев­сом, вот это­го-то я не знаю.

Сократ. И что же, колеб­лешь­ся ты в сво­ем мне­нии по это­му пово­ду?

Алки­ви­ад. Разу­ме­ет­ся, нет.

Сократ. А дога­ды­ва­ешь­ся ли поче­му? Или мне ска­зать?

Алки­ви­ад. Ска­жи.

Сократ. При­чи­на, мой друг, состо­ит в том, что, не зная это­го, ты и не дума­ешь, буд­то зна­ешь.

Алки­ви­ад. c Что же все-таки ты име­ешь в виду?

Сократ. Рас­смот­ри это вме­сте со мною: если ты чего-то не зна­ешь и уве­рен в том, что это­го не зна­ешь, ста­нешь ли ты коле­бать­ся в этом отно­ше­нии? Напри­мер, ты же хоро­шо зна­ешь, что ниче­го не смыс­лишь в при­готов­ле­нии пищи, не так ли?

Алки­ви­ад. Разу­ме­ет­ся.

Сократ. Так име­ешь ли ты соб­ст­вен­ное мне­ние по пово­ду готов­ки и вызы­ва­ет ли это у тебя коле­ба­ния, или же ты дове­ря­ешь это дело зна­то­ку?

Алки­ви­ад. Дове­ряю зна­то­ку.

Сократ. Ну а если ты плы­вешь на кораб­ле, дума­ешь ты о том, надо ли повер­нуть кор­ми­ло к себе или от себя, и колеб­лешь­ся ли, d не зная это­го, или же спо­кой­но дове­ря­ешь эту зада­чу корм­че­му?

Алки­ви­ад. Дове­ряю корм­че­му.

Сократ. Зна­чит, ты не колеб­лешь­ся по пово­ду того, чего не зна­ешь, если уве­рен в сво­ем незна­нии?

Алки­ви­ад. Да, похо­же, я в этом слу­чае не колеб­люсь.

Сократ. Берешь ли ты в толк, что ошиб­ки в раз­лич­но­го рода дея­тель­но­сти про­ис­те­ка­ют имен­но от тако­го вот заблуж­де­ния — когда невеж­да вооб­ра­жа­ет, что он зна­ток?

Алки­ви­ад. Ска­жи, что озна­ча­ют эти твои сло­ва?

Сократ. Раз­ве мы не тогда берем­ся за какое-то дело, когда пола­га­ем, что нам извест­но то, что e мы дела­ем?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Если же кто пола­га­ет, что дело ему неиз­вест­но, он пору­ча­ет его дру­гим?

Алки­ви­ад. Как же ина­че?

Сократ. Зна­чит, тако­го рода незнаю­щие люди живут, не совер­шая оши­бок, ибо они пору­ча­ют свое дело дру­гим?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. А кто же оши­ба­ет­ся? Ведь не зна­то­ки же.

Алки­ви­ад. Конеч­но, нет.

Сократ. Ну а если это и не зна­то­ки, и не те из невежд, что созна­ют свое неве­же­ство, то ведь не оста­ет­ся нико­го, 118 кро­ме невежд, вооб­ра­жаю­щих себя зна­то­ка­ми?

Алки­ви­ад. Да, оста­ют­ся они.

Сократ. А ведь подоб­ное непо­ни­ма­ние — при­чи­на всех бед и неве­же­ство, достой­ное пори­ца­ния?24

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. И чем важ­нее вопрос, тем это неве­же­ство зло­коз­нен­ней и позор­ней?

Алки­ви­ад. Несо­мнен­но.

Сократ. Что ж, можешь ли ты назвать что-либо более важ­ное, чем спра­вед­ли­вое, пре­крас­ное, бла­гое и полез­ное?

Алки­ви­ад. Разу­ме­ет­ся, нет.

Сократ. А ведь ты утвер­жда­ешь, что колеб­лешь­ся имен­но в этом?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Но если ты колеб­лешь­ся, то не ясно ли из ска­зан­но­го рань­ше, что ты не толь­ко b не веда­ешь само­го важ­но­го, но вдо­ба­вок, не ведая это­го, вооб­ра­жа­ешь, буд­то ты это зна­ешь?

Алки­ви­ад. Воз­мож­но.

Сократ. Увы, мой Алки­ви­ад, в каком же ты пре­бы­ва­ешь тягост­ном состо­я­нии! Я боюсь даже дать ему имя; одна­ко, посколь­ку мы с тобой здесь одни, пусть оно будет назва­но: итак, ты сожи­тель­ст­ву­ешь с неве­же­ст­вом, мой милей­ший, при­чем с самым край­ним, как это изоб­ли­ча­ет наше рас­суж­де­ние и твои соб­ст­вен­ные сло­ва. Вот ты и бро­са­ешь­ся очер­тя голо­ву в поли­ти­ку рань­ше, чем успел это­му обу­чить­ся. Но ты в этом не оди­нок: то же самое про­ис­хо­дит со мно­ги­ми беру­щи­ми­ся за дела наше­го государ­ства, и мож­но назвать лишь несколь­ко исклю­че­ний, к кото­рым, воз­мож­но, отно­сит­ся и c твой опе­кун Перикл.

14. Алки­ви­ад. Но ведь гово­рят, Сократ, что он не сам собою стал муд­рым, а пото­му что общал­ся со мно­же­ст­вом муд­рых людей — и с Пифо­клидом, и с Ана­к­са­го­ром, да и теперь еще, в свои-то годы, обу­ча­ет­ся у Дамо­на с той же самой целью25.

Сократ. Что же, зна­ешь ли ты како­го-нибудь муд­ре­ца, кото­рый был бы не в состо­я­нии сде­лать дру­го­го муд­рым в том деле, в каком он мудр сам? Напри­мер, тот, кто обу­чал тебя гра­мо­те, был мудр сам и сде­лал искус­ны­ми в этом деле и тебя и всех осталь­ных, кого поже­лал. Не так ли?

Алки­ви­ад. Так.

d Сократ. Зна­чит, и ты, научив­шись у него, суме­ешь обу­чить дру­го­го?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. И кифа­рист, и учи­тель гим­на­сти­ки так­же смо­гут?

Алки­ви­ад. Конеч­но.

Сократ. Ведь это пре­крас­ное свиде­тель­ство зна­ния сво­его дела — каким бы это дело ни было, — если чело­век в состо­я­нии пере­дать свои зна­ния дру­го­му.

Алки­ви­ад. Я с этим согла­сен.

Сократ. Ну а можешь ли ты ска­зать, что Перикл сде­лал e кого-либо муд­рым, напри­мер, сво­их сыно­вей?

Алки­ви­ад. Да нет же, мой Сократ: ведь оба его сына ока­за­лись глуп­ца­ми26.

Сократ. А тво­е­го бра­та Кли­ния?27

Алки­ви­ад. Зачем же ты упо­ми­на­ешь Кли­ния, это­го без­рас­суд­но­го чело­ве­ка?

Сократ. Но если Кли­ний без­рас­суден, а соб­ст­вен­ные сыно­вья Перик­ла глуп­цы, в чем же при­чи­на того, что он пре­не­брег тобою и оста­вил тебя в таком состо­я­нии?

Алки­ви­ад. Я думаю, что при­чи­на во мне самом: я к нему не при­слу­ши­вал­ся.

Сократ. Назо­ви же кого-либо 119 дру­го­го из афи­нян либо чуже­зем­цев — раба или сво­бод­но­го, — кто стал бы более мудр бла­го­да­ря обще­нию с Пери­к­лом, — так, как я могу тебе назвать Пифо­до­ра, сына Исо­ло­ха, и Кал­лия, сына Кал­ли­а­да, став­ших муд­рее в обще­нии с Зено­ном: каж­дый из них, упла­тив Зено­ну сто мин, стал муд­рым и про­слав­лен­ным чело­ве­ком28.

Алки­ви­ад. Но я не могу тебе нико­го назвать.

Сократ. Пусть. Одна­ко что ты соби­ра­ешь­ся делать с самим собою? Остать­ся таким, каков ты есть, или про­явить о себе b неко­то­рую заботу?

15. Алки­ви­ад. Мы долж­ны это решить сооб­ща, мой Сократ. Впро­чем, я понял твои сло­ва и с тобою согла­сен: те, кто вер­шат у нас государ­ст­вен­ные дела, за исклю­че­ни­ем немно­гих, — люди необ­ра­зо­ван­ные29.

Сократ. Ну и что же даль­ше?

Алки­ви­ад. Если бы они были хоть сколь­ко-нибудь обра­зо­ван­ны, тому, кто попы­тал­ся бы с ними сопер­ни­чать, сле­до­ва­ло бы высту­пать про­тив них во все­ору­жии зна­ний и навы­ков, как высту­па­ют про­тив атле­тов. Но посколь­ку и они совсем неуме­ло при­сту­па­ют к государ­ст­вен­ным делам, для чего же мне бить­ся над обу­че­ни­ем c и упраж­не­ни­я­ми? Ведь я уве­рен, что весь­ма силь­но пре­вос­хо­жу их сво­и­ми при­род­ны­ми свой­ства­ми.

Сократ. Ну и ну, мой милей­ший! Что за речи? Сколь недо­стой­ны они как тво­ей кра­соты, так и про­чих тво­их досто­инств!

Алки­ви­ад. Как мне пони­мать эти твои сло­ва, Сократ?

Сократ. Я доса­дую на тебя и на свою соб­ст­вен­ную к тебе любовь!

Алки­ви­ад. Поче­му же?

Сократ. Да пото­му, что здеш­них людей ты счи­та­ешь сво­и­ми достой­ны­ми сопер­ни­ка­ми.

Алки­ви­ад. Но кого же я дол­жен таки­ми счи­тать?

Сократ. Раз­ве достой­но мужа, d при­пи­сы­ваю­ще­го себе вели­чие духа, зада­вать подоб­ный вопрос?

Алки­ви­ад. Что ты гово­ришь?! Зна­чит, я дол­жен сопер­ни­чать не с ними?

Сократ. Послу­шай: если бы тебе при­шло на ум пове­сти в бой мор­скую три­е­ру, доста­точ­но ли было бы тебе ока­зать­ся самым искус­ным корм­чим в коман­де? Или же ты счи­тал бы, что это необ­хо­ди­мое усло­вие, но надо еще счи­тать­ся с истин­ны­ми про­тив­ни­ка­ми, а не так, как ты это пола­га­ешь сей­час, — толь­ко со сво­и­ми сорат­ни­ка­ми? Этих послед­них ты дол­жен пре­вос­хо­дить настоль­ко, чтобы они и думать не сме­ли с тобою сопер­ни­чать, но, наобо­рот, e чув­ст­вуя твое пре­вос­ход­ство, содей­ст­во­ва­ли бы тво­ей борь­бе с вра­гом — коль ско­ро ты дей­ст­ви­тель­но заду­мал блес­нуть слав­ным подви­гом, достой­ным и тебя и наше­го горо­да.

Алки­ви­ад. Да, имен­но это я и заду­мал.

Сократ. Зна­чит, ты будешь вполне удо­вле­тво­рен, если ока­жешь­ся силь­нее наших вои­нов, и не ста­нешь стре­мить­ся к тому, чтобы пре­взой­ти вождей наших про­тив­ни­ков, наблюдая их и при­ме­ря­ясь к ним в сво­их упраж­не­ни­ях?

Алки­ви­ад. Каких про­тив­ни­ков ты име­ешь в виду, мой 120 Сократ?

Сократ. Раз­ве ты не зна­ешь, что город наш вся­кий раз всту­па­ет в борь­бу с лакеде­мо­ня­на­ми и Вели­ким царем?30

Алки­ви­ад. Да, ты прав.

Сократ. Сле­до­ва­тель­но, коли ты решил стать пред­во­ди­те­лем это­го горо­да, как, по-тво­е­му, прав ли ты будешь, если заду­ма­ешь всту­пить в сопер­ни­че­ство с царя­ми лакеде­мо­нян и царем пер­сов?

Алки­ви­ад. Как вид­но, да.

16. Сократ. Нет, мой милый! На самом деле ты дол­жен будешь брать при­мер с Мидия, люби­те­ля пере­пе­лов, b и с дру­гих людей тако­го же сор­та, хва­таю­щих­ся за государ­ст­вен­ные дела, хотя, как ска­за­ли бы жен­щи­ны, их души мож­но понять по раб­ской при­чес­ке31, настоль­ко они невос­пи­тан­ны и еще не отре­ши­лись от сво­ей при­рож­ден­ной гру­бо­сти; вар­ва­ры в душе, они яви­лись сюда, чтобы угож­дать горо­ду, а не управ­лять им. Итак, если ты хочешь всту­пить в подоб­ное состя­за­ние, тебе надо брать при­мер имен­но с них, забыв о самом себе, об изу­че­нии все­го того, что мож­но изу­чить, об упраж­не­нии во всем том, c в чем надо упраж­нять­ся, и о любой под­готов­ке, и вот таким обра­зом взять­ся за государ­ст­вен­ное кор­ми­ло.

Алки­ви­ад. Одна­ко, Сократ, мне кажет­ся, ты мол­вишь исти­ну. Впро­чем, я пола­гаю, что лакеде­мон­ские вое­на­чаль­ни­ки и пер­сид­ский царь мало чем отли­ча­ют­ся от всех про­чих.

Сократ. Но, милей­ший, рас­смот­ри повни­ма­тель­ней это свое мне­ние.

Алки­ви­ад. Мне­ние о чем?

Сократ. Преж­де все­го, как ты дума­ешь: про­явишь ты бо́льшую заботу о себе, если будешь их стра­шить­ся d и счи­тать для себя опас­ны­ми или если будешь при­дер­жи­вать­ся про­ти­во­по­лож­но­го мне­ния?

Алки­ви­ад. Ясно, если буду счи­тать их опас­ны­ми.

Сократ. Пола­га­ешь ли ты, что поне­сешь какой-то урон, если поза­бо­тишь­ся о себе?

Алки­ви­ад. Отнюдь. Наобо­рот, я извле­ку из это­го вели­кую поль­зу.

Сократ. Зна­чит, выска­зан­ное тобой преж­де мне­ние име­ет уже одну весь­ма вред­ную для тебя сто­ро­ну.

Алки­ви­ад. Ты прав.

Сократ. Вто­рое — это его лож­ность: рас­смот­ри это на осно­ве веро­ят­но­го пред­по­ло­же­ния.

Алки­ви­ад. Каким обра­зом?

Сократ. Веро­ят­нее ли рож­де­ние более достой­ных натур в бла­го­род­ных e рода́х или нет?

Алки­ви­ад. Разу­ме­ет­ся, для бла­го­род­ных родо́в это более веро­ят­но.

Сократ. Зна­чит, бла­го­род­но­рож­ден­ные, если к тому же они и достой­но вос­пи­та­ны, будут обла­дать совер­шен­ной доб­ро­де­те­лью?

Алки­ви­ад. Это неиз­беж­но.

17. Сократ. Посмот­рим же преж­де все­го, сопо­ста­вив наши и их досто­ин­ства, из худ­ших ли родов про­ис­хо­дят цари лакеде­мо­нян и пер­сов, или мы не зна­ем, что пер­вые ведут свой род от Герак­ла, вто­рые же — от Ахе­ме­на32 и что оба этих рода вос­хо­дят к Пер­сею, сыну Зев­са?

121 Алки­ви­ад. Но мой род, Сократ, вос­хо­дит к Еври­са­ку, а род Еври­са­ка — к Зев­су33.

Сократ. Да и мой род, бла­го­род­ный Алки­ви­ад, вос­хо­дит к Деда­лу, Дедал же про­ис­хо­дит от Гефе­ста, сына Зев­са34. Одна­ко все их потом­ство — цари, про­ис­хо­дя­щие от царей, вплоть до Зев­са — и пра­ви­те­ли Аргоса и Лакеде­мо­на, и цари Пер­сиды, пра­вив­шие во все вре­ме­на, а часто, как в наше вре­мя, и пра­ви­те­ли всей осталь­ной Азии; мы же, напро­тив, част­ные лица, рав­но как и наши отцы. И если бы ты b взду­мал ука­зать на сво­их пред­ков Арта­к­серк­су, сыну Ксерк­са, и ска­зать ему, что Сала­мин был роди­ной Еври­са­ка, а Эги­на — роди­ной еще более древ­не­го тво­е­го пред­ка, Эака35, тогда бы ты услы­шал в ответ гро­мо­вой хохот! Смот­ри, как бы наше­му роду не ока­зать­ся ниже тех по вели­чию наших мужей, а так­же по их вос­пи­та­нию. Раз­ве ты не зна­ешь, сколь вели­ко могу­ще­ство лакеде­мон­ских царей и что жены в их государ­стве охра­ня­ют­ся эфо­ра­ми36, дабы по воз­мож­но­сти пред­от­вра­тить тай­ное рож­де­ние c царя не от потом­ков Герак­ла? А пер­сид­ский царь обла­да­ет таким пре­вос­ход­ством, что никто не сме­ет и подо­зре­вать, буд­то его сын родил­ся не от него, и посе­му для охра­ны цар­ской жены доста­точ­но одно­го толь­ко стра­ха. Когда рож­да­ет­ся стар­ший сын, кое­му будет при­над­ле­жать власть, тот­час все под­дан­ные устро­я­ют празд­не­ство, а в после­дую­щие вре­ме­на в этот же день вся Азия совер­ша­ет жерт­во­при­но­ше­ния и празд­ну­ет рож­де­ние царя. Когда же, d Алки­ви­ад, появ­ля­ем­ся на свет мы, то, по выра­же­нию коми­че­ско­го поэта, едва ли и соседи наши это заме­ча­ют37. Затем цар­ский сын вос­пи­ты­ва­ет­ся не никудыш­ной жен­щи­ной, но избран­ны­ми евну­ха­ми из при­бли­жен­ных царя. При этом им пору­ча­ет­ся все­воз­мож­ная забота о ново­рож­ден­ном, в том чис­ле и уме­лое фор­ми­ро­ва­ние маль­чи­ше­ских чле­нов и фигу­ры, — бла­го­да­ря этой сво­ей зада­че они нахо­дят­ся в осо­бой чести. Когда же e наслед­ни­кам испол­ня­ет­ся семь лет, они обу­ча­ют­ся вер­хо­вой езде и к ним при­став­ля­ют для это­го учи­те­лей; кро­ме того, они начи­на­ют ходить на охоту. После того как им стукнет четыр­на­дцать, маль­чи­ков отда­ют в руки тех, что име­ну­ют­ся у них цар­ски­ми настав­ни­ка­ми; это чет­ве­ро избран­ных достой­ней­ших людей сре­ди пер­сов, достиг­ших пре­клон­но­го воз­рас­та: наи­муд­рей­ший, наис­пра­вед­ли­вей­ший, наи­рас­суди­тель­ней­ший и наихраб­рей­ший38. 122 Один из них пре­по­да­ет магию Зоро­аст­ра, сына Ормузда39; суть ее в почи­та­нии богов. Кро­ме того, он пре­по­да­ет цар­скую нау­ку. Самый спра­вед­ли­вый учит прав­ди­во­сти в тече­ние всей жиз­ни. Самый рас­суди­тель­ный — не под­чи­нять­ся ника­ким наслаж­де­ни­ям, дабы выра­ботать у себя при­выч­ку быть сво­бод­ным чело­ве­ком и истин­ным царем, в первую оче­редь власт­вуя над сво­и­ми соб­ст­вен­ны­ми поры­ва­ми, а не раб­ски им пови­ну­ясь; тот же, что муже­ст­вен­нее всех, дела­ет юно­шу храб­рым, не знаю­щим стра­ха, ибо, если он боит­ся, он раб. А тебе, Алки­ви­ад, Перикл дал в учи­те­ли b слу­гу, совсем непри­год­но­го к это­му делу по ста­ро­сти, — фра­кий­ца Зопи­ра40. Я бы еще подроб­нее рас­ска­зал тебе о вос­пи­та­нии и обу­че­нии тво­их про­тив­ни­ков, но это будет черес­чур дол­го; одна­ко и ска­зан­но­го доволь­но для того, чтобы ста­ло ясно все осталь­ное. Нико­го, мож­но ска­зать, не забо­тит, мой Алки­ви­ад, ни твое про­ис­хож­де­ние, вос­пи­та­ние или обра­зо­ва­ние, ни како­го-либо дру­го­го афи­ня­ни­на. Это инте­ре­су­ет раз­ве лишь кого-нибудь из тво­их поклон­ни­ков. Если же ты бро­сишь взгляд на богат­ство и c пыш­ность пер­сов, их вла­ча­щи­е­ся по зем­ле оде­я­ния и бла­го­вон­ные мази, на тол­пы сле­дую­щих за ними слуг и про­чую рос­кошь, тебе станет стыд­но от созна­ния соб­ст­вен­ной отста­ло­сти.

18. А если вдо­ба­вок обра­тишь вни­ма­ние на рас­суди­тель­ность и скром­ность, лов­кость и подвиж­ность, а так­же на вели­ча­вость, дис­ци­пли­ни­ро­ван­ность, муже­ст­вен­ность, воз­держ­ность, трудо­лю­бие, често­лю­бие и стрем­ле­ние побеж­дать у лакеде­мо­нян, ты сочтешь само­го себя ребен­ком во всем том, что я пере­чис­лил. Если же d ты при­да­ешь зна­че­ние богат­ству и дума­ешь, что уж здесь-то ты что-то собой пред­став­ля­ешь, пусть и об этом будет ска­за­но — како­во тут твое поло­же­ние. Если ты обра­тишь вни­ма­ние, как бога­ты лакеде­мо­няне, ты пой­мешь, насколь­ко мы их бед­нее. Никто не может сопер­ни­чать с ними — обла­да­те­ля­ми сво­ей зем­ли и зем­ли в Мес­се­нии — по обшир­но­сти и доб­рот­но­сти этих земель, по коли­че­ству рабов, в том чис­ле и ило­тов41, а так­же лоша­дей и дру­го­го скота, e пасу­ще­го­ся в Мес­се­нии. Но если даже оста­вить все это в сто­роне, у всех элли­нов нет столь­ко золота и сереб­ра, сколь­ко у одно­го толь­ко Лакеде­мо­на: ведь уже в тече­ние мно­гих поко­ле­ний золо­то течет туда из всех эллин­ских государств, а часто и от вар­ва­ров, обрат­но же никуда не ухо­дит; в точ­но­сти по Эзо­по­вой басне, 123 если вспом­нить сло­ва лиси­цы, обра­щен­ные ко льву, вполне мож­но заме­тить следы монет в направ­ле­нии к Лакеде­мо­ну, но никто нико­гда не видел подоб­ных сле­дов, веду­щих оттуда42. Так что надо хоро­шень­ко понять, что лакеде­мо­няне бога­че всех элли­нов и золо­том и сереб­ром, а сре­ди них самих самый бога­тый — царь, ибо из всех этих побо­ров самые боль­шие и частые доста­ют­ся царям, да, кро­ме того, нема­ла по раз­ме­ру и цар­ская подать, упла­чи­вае­мая им b лакеде­мо­ня­на­ми. Но доля лакеде­мо­нян, огром­ная в срав­не­нии с богат­ст­вом осталь­ных элли­нов, ничто по срав­не­нию с богат­ст­вом пер­сов и их царей. Я слы­шал рас­сказ заслу­жи­ваю­ще­го веры чело­ве­ка — из тех, что совер­ши­ли путе­ше­ст­вие к цар­ско­му дво­ру; по его сло­вам, он про­ехал в тече­ние дня обшир­ней­шую и бога­тую зем­лю, кото­рую мест­ные жите­ли име­но­ва­ли «поя­сом цар­ской жены»; была там и дру­гая зем­ля, име­но­вав­ша­я­ся ее «покры­ва­лом»43; кро­ме того, он видел еще c пре­крас­ные и пло­до­нос­ные зем­ли, пред­на­зна­чен­ные для укра­ше­ния цари­цы, и каж­дое из мест носи­ло имя какой-либо части ее убо­ра. Так что, думаю я, если бы кто ска­зал мате­ри царя Аме­ст­риде, жене Ксерк­са, что сын Дино­ма­хи, чей убор сто­ит самое боль­шее пять­де­сят мин, заду­мал под­нять ору­жие про­тив ее сына, при­том что соб­ст­вен­ные его уго­дья в Эрхии рав­ня­ют­ся менее чем трем­стам пле­трам44, она изу­ми­лась бы, на что наде­ет­ся этот d Алки­ви­ад, думая зате­ять борь­бу с Арта­к­серк­сом. И пола­гаю, она отве­ти­ла бы себе, что един­ст­вен­ной надеж­дой это­го мужа в его пред­при­я­тии могут быть лишь при­ле­жа­ние и муд­рость: ведь толь­ко они насто­я­щие досто­ин­ства элли­нов. Но если она узна­ет, что этот Алки­ви­ад при­ни­ма­ет­ся за дело, не будучи еще пол­ных два­дца­ти лет от роду, и что он совер­шен­но необ­ра­зо­ван, да вдо­ба­вок, несмот­ря на уве­ре­ния его поклон­ни­ка в том, что в подоб­ную борь­бу с царем ему сле­ду­ет всту­пать не рань­ше, чем он обу­чит­ся, про­явит при­ле­жа­ние и поупраж­ня­ет­ся, не жела­ет к e это­му при­слу­ши­вать­ся, но твер­дит, что ему доволь­но и того, что у него есть, я пола­гаю, она изу­мит­ся и ска­жет: «Так на что же наде­ет­ся этот юнец?» И если мы отве­тим ей, что он пола­га­ет­ся на свою кра­соту и стат­ность, на родо­ви­тость, богат­ство и при­род­ные свой­ства сво­ей души, она несо­мнен­но сочтет, мой Алки­ви­ад, что мы не в сво­ем уме, если срав­нит все это с подоб­ны­ми же каче­ства­ми у пер­сов. Думаю так­же, что и Лам­пидо, дочь Лео­ти­хида, 124 жена Архида­ма и мать Аги­са45 — а все они были царя­ми — была бы удив­ле­на, срав­ни­вая твои дан­ные с пре­иму­ще­ства­ми сво­их соро­ди­чей, и зада­ва­лась бы вопро­сом, каким обра­зом рас­счи­ты­ва­ешь ты, будучи столь сквер­но вос­пи­тан, бороть­ся с ее сыном. А не позор ли это, если жены наших вра­гов луч­ше нас самих судят о том, каки­ми мы долж­ны быть, чтобы с ними сра­жать­ся?

Пер­во­сте­пен­ная роль зна­ния того, что́ есть спра­вед­ли­вость, обре­тае­мо­го через само­по­зна­ние

Послу­шай же, милый, меня и того, что начер­та­но в Дель­фах: познай b само­го себя46 и пой­ми, что про­тив­ни­ки твои тако­вы, как я гово­рю, а не такие, каки­ми ты их себе мыс­лишь. Мы ниче­го не можем им про­ти­во­по­ста­вить, кро­ме искус­ства и при­ле­жа­ния. Если ты этим пре­не­бре­жешь, то поте­ря­ешь воз­мож­ность про­сла­вить свое имя сре­ди элли­нов и вар­ва­ров, а ты, кажет­ся мне, жаж­дешь это­го более, чем кто-либо дру­гой чего-то ино­го.

19. Алки­ви­ад. Но в чем, мой Сократ, долж­но заклю­чать­ся мое стрем­ле­ние к при­ле­жа­нию? Можешь ты мне это объ­яс­нить? Ведь ты, как никто, похож на чело­ве­ка, гово­ря­ще­го прав­ду.

Сократ. Да, могу. Но мы долж­ны вме­сте искать путь к наи­выс­ше­му c совер­шен­ству. Ведь мои сло­ва о необ­хо­ди­мо­сти уче­ния отно­сят­ся столь­ко же ко мне, сколь и к тебе: раз­ни­ца меж­ду нами состо­ит лишь в одном.

Алки­ви­ад. В чем же?

Сократ. Мой опе­кун луч­ше и муд­рее, чем твой Перикл.

Алки­ви­ад. А кто же он такой, Сократ?

Сократ. Бог, мой Алки­ви­ад, запре­щав­ший мне до сего дня с тобой раз­го­ва­ри­вать47. Дове­ряя ему, я утвер­ждаю, что почет при­дет к тебе ни с чьей иной помо­щью, но лишь с моей.

Алки­ви­ад. Ты шутишь, d Сократ.

Сократ. Быть может. Одна­ко я гово­рю прав­ду, что мы нуж­да­ем­ся в при­ле­жа­нии: оно необ­хо­ди­мо всем людям, нам же обо­им — осо­бен­но.

Алки­ви­ад. В том, что каса­ет­ся меня, ты не оши­ба­ешь­ся.

Сократ. Я не оши­ба­юсь и в том, что каса­ет­ся меня.

Алки­ви­ад. Так что же мы ста­нем делать?

Сократ. Нам не сле­ду­ет ни отре­кать­ся, ни коле­бать­ся, мой друг.

Алки­ви­ад. В самом деле, Сократ, не сле­ду­ет.

Сократ. Реше­но. Зна­чит, надо поду­мать вме­сте. Ска­жи мне: мы ведь гово­рим, что хотим стать как мож­но луч­ше. Не e так ли?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. К какой доб­ро­де­те­ли мы стре­мим­ся?

Алки­ви­ад. Ясно, что к доб­ро­де­те­ли достой­ных людей.

Сократ. Достой­ных в чем?

Алки­ви­ад. Ясно, что в уме­нии вер­шить дела.

Сократ. Какие дела? Име­ю­щие отно­ше­ние к вер­хо­вой езде?

Алки­ви­ад. Конеч­но, нет.

Сократ. Ибо в этом слу­чае мы обра­ти­лись бы к масте­рам вер­хо­вой езды?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Может быть, ты име­ешь в виду кора­бель­ное искус­ство?

Алки­ви­ад. Нет.

Сократ. Ведь тогда нам нуж­но было бы обра­тить­ся к моря­кам?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Но о каких делах идет речь? Кто эти дела вер­шит?

Алки­ви­ад. Луч­шие48 люди Афин.

Сократ. 125 А луч­ши­ми ты назы­ва­ешь разум­ных или же без­рас­суд­ных?

Алки­ви­ад. Разум­ных.

Сократ. Зна­чит, в чем каж­дый разу­мен, в том он и доб­ро­де­те­лен?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Нера­зум­ный же чело­век поро­чен?

Алки­ви­ад. Как же ина­че?

Сократ. Сле­до­ва­тель­но, сапож­ник разу­мен в деле изготов­ле­ния обу­ви?

Алки­ви­ад. Несо­мнен­но.

Сократ. Зна­чит, и доб­ро­де­те­лен в этом?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Ну а в деле изготов­ле­ния пла­щей раз­ве не будет он нера­зум­ным?

Алки­ви­ад. Будет.

Сократ. И зна­чит, пороч­ным b в этом?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Соглас­но это­му рас­суж­де­нию, один и тот же чело­век ока­зы­ва­ет­ся и доб­ро­де­тель­ным и пороч­ным?

Алки­ви­ад. По-види­мо­му.

20. Сократ. Зна­чит, ты утвер­жда­ешь, что доб­ро­де­тель­ные люди одно­вре­мен­но так­же пороч­ны?

Алки­ви­ад. Нет, конеч­но.

Сократ. Но кого же ты име­ну­ешь доб­ро­де­тель­ны­ми?

Алки­ви­ад. Тех, кто спо­со­бен повеле­вать в государ­стве.

Сократ. Повеле­вать… не лошадь­ми же?

Алки­ви­ад. Разу­ме­ет­ся, нет.

Сократ. Зна­чит, людь­ми?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Каки­ми людь­ми — боль­ны­ми?

Алки­ви­ад. Нет.

Сократ. Может быть, теми, кто нахо­дит­ся в пла­ва­нии?

Алки­ви­ад. Да нет же!

Сократ. Или сни­маю­щи­ми уро­жай?

Алки­ви­ад. Нет.

Сократ. Все же теми, c кто ниче­го не дела­ет, или теми, кто дела­ет что-то?

Алки­ви­ад. Я гово­рю о тех, кто име­ет заня­тия.

Сократ. Какие же имен­но? Попро­буй мне объ­яс­нить.

Алки­ви­ад. Речь идет о людях, общаю­щих­ся друг с дру­гом и всту­паю­щих меж­ду собою в дело­вые отно­ше­ния, как это про­ис­хо­дит в нашей государ­ст­вен­ной жиз­ни.

Сократ. Зна­чит, ты гово­ришь о тех, что повеле­ва­ют людь­ми и исполь­зу­ют их в сво­их инте­ре­сах?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Ты име­ешь в виду стар­ших над греб­ца­ми, повеле­ваю­щих ими?

Алки­ви­ад. Конеч­но, нет.

Сократ. Ведь это была бы доб­ро­де­тель корм­че­го?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Может быть, ты гово­ришь о людях, повеле­ваю­щих флей­ти­ста­ми, руко­во­дя­щих пени­ем d хора и исполь­зу­ю­щих хорев­тов?

Алки­ви­ад. Нет, конеч­но, нет.

Сократ. Ибо это была бы доб­ро­де­тель поста­нов­щи­ка хора?49

Алки­ви­ад. Несо­мнен­но.

Сократ. Но в каком же смыс­ле гово­ришь ты, что люди могут повеле­вать дру­ги­ми людь­ми, кото­рых они исполь­зу­ют в сво­их инте­ре­сах?

Алки­ви­ад. Я имею в виду, что имен­но тем, кто при­ни­ма­ют уча­стие в государ­ст­вен­ных делах и стал­ки­ва­ют­ся на этом попри­ще с дру­ги­ми людь­ми, и над­ле­жит повеле­вать в государ­стве.

21. Сократ. В чем же суть это­го искус­ства? Как если бы, напри­мер, я тебя сно­ва спро­сил: какое искус­ство учит повеле­вать теми, кто участ­ву­ют в мор­ских путе­ше­ст­ви­ях?

Алки­ви­ад. Искус­ство корм­че­го.

Сократ. e А какая нау­ка — мы об этом сей­час гово­ри­ли — учит повеле­вать участ­ни­ка­ми хора?

Алки­ви­ад. Та, о кото­рой ты недав­но ска­зал: нау­ка поста­нов­щи­ка хора.

Сократ. Ну а как ты назо­вешь нау­ку тех, кто зани­ма­ет­ся государ­ст­вен­ны­ми дела­ми?

Алки­ви­ад. Я бы назвал ее нау­кой о здра­во­мыс­лии.

Сократ. Как? Раз­ве нау­ка корм­чих кажет­ся тебе бес­смыс­ли­цей?

Алки­ви­ад. Нет, конеч­но.

Сократ. Зна­чит, наобо­рот, она пол­на смыс­ла?

Алки­ви­ад. Мне кажет­ся, да, 126 осо­бен­но когда речь идет о без­опас­но­сти плы­ву­щих.

Сократ. Пре­крас­но. Далее: то здра­во­мыс­лие, о кото­ром ты гово­ришь, на что оно направ­ле­но?

Алки­ви­ад. На то, чтобы наи­луч­шим обра­зом управ­лять государ­ст­вом и обес­пе­чи­вать его без­опас­ность.

Сократ. А при­сут­ст­вие или отсут­ст­вие каких вещей обес­пе­чи­ва­ет государ­ству наи­луч­шее управ­ле­ние и сохран­ность? Если бы, напри­мер, ты у меня спро­сил: «При­сут­ст­вие или отсут­ст­вие каких вещей обес­пе­чи­ва­ет луч­шее управ­ле­ние нашим телом и его сохран­ность?» — я бы отве­тил тебе: «При­сут­ст­вие здо­ро­вья и отсут­ст­вие болез­ни». Ты с этим согла­сен?

Алки­ви­ад. b Да.

Сократ. А если бы ты опять-таки у меня спро­сил: «При­сут­ст­вие каких вещей дела­ет наши гла­за луч­ши­ми?» — я отве­тил бы: «При­сут­ст­вие зре­ния и отсут­ст­вие сле­поты». Уши улуч­ша­ет отсут­ст­вие глу­хоты, а бла­го­да­ря при­сут­ст­вию слу­ха они ста­но­вят­ся луч­ше и уход за ними облег­ча­ет­ся.

Алки­ви­ад. Это пра­виль­но.

Сократ. А что ска­жем мы о государ­стве? Бла­го­да­ря при­сут­ст­вию и отсут­ст­вию каких вещей ста­но­вит­ся оно луч­ше и лег­че под­да­ет­ся управ­ле­нию и забо­те?

Алки­ви­ад. Мне кажет­ся, мой c Сократ, что это­му спо­соб­ст­ву­ют дру­же­люб­ные вза­и­моот­но­ше­ния и отсут­ст­вие нена­ви­сти и мяте­жей.

Сократ. Итак, дру­же­лю­би­ем ты назы­ва­ешь еди­но­ду­шие или раздор?

Алки­ви­ад. Еди­но­ду­шие.

Сократ. А бла­го­да­ря како­му искус­ству государ­ства при­хо­дят к согла­сию отно­си­тель­но чис­ла?

Алки­ви­ад. Бла­го­да­ря искус­ству ариф­ме­ти­ки.

Сократ. Ну а част­ные лица? Раз­ве не бла­го­да­ря тому же искус­ству?

Алки­ви­ад. Да, так.

Сократ. И каж­дый с самим собой согла­сен отно­си­тель­но чис­ла бла­го­да­ря это­му же искус­ству?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Ну а бла­го­да­ря како­му искус­ству каж­дый согла­сен с самим собой отно­си­тель­но пяди и d лок­тя — какая из этих мер боль­ше? Раз­ве не бла­го­да­ря изме­ри­тель­но­му?

Алки­ви­ад. Как же ина­че?

Сократ. И бла­го­да­ря ему же соглас­ны меж­ду собою част­ные лица и государ­ства?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Ну а отно­си­тель­но веса раз­ве дело обсто­ит не таким же обра­зом?

Алки­ви­ад. Конеч­но, таким.

Сократ. А то еди­но­ду­шие, о кото­ром ты гово­ришь, — в чем его суть и к чему оно отно­сит­ся, а так­же какое искус­ство его обес­пе­чи­ва­ет? При­чем оди­на­ко­во ли обес­пе­чи­ва­ет оно согла­сие не толь­ко государ­ству, но и част­ным лицам — как с сами­ми собой, так и с дру­ги­ми част­ны­ми лица­ми?

Алки­ви­ад. Похо­же, что оди­на­ко­во.

Сократ. Но что же это за искус­ство? Не надо коле­бать­ся в отве­те, e сме­ло ска­жи.

Алки­ви­ад. Я имею в виду то дру­же­лю­бие и еди­но­ду­шие, с каки­ми отец и мать отно­сят­ся к люби­мо­му сыну, брат — к бра­ту и жена — к мужу.

22. Сократ. Ты пола­га­ешь, Алки­ви­ад, что муж может быть еди­но­ду­шен с женой отно­си­тель­но шер­сто­пряде­ния, хотя он не раз­би­ра­ет­ся в этом деле, а она раз­би­ра­ет­ся?

Алки­ви­ад. Конеч­но, нет.

Сократ. Да в этом и нет нуж­ды: ведь нау­ка эта — жен­ская?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Ну а может ли жена быть еди­но­душ­ной с мужем отно­си­тель­но искус­ства вла­деть тяже­лым 127 воору­же­ни­ем?50 Ведь она это­му не обу­ча­лась.

Алки­ви­ад. Конеч­но, не может.

Сократ. Навер­ное, ты ска­жешь, что это — муж­ское заня­тие?

Алки­ви­ад. Разу­ме­ет­ся, я так ска­жу.

Сократ. Сле­до­ва­тель­но, по тво­е­му сло­ву, суще­ст­ву­ют нау­ки муж­ские и жен­ские?

Алки­ви­ад. Имен­но так.

Сократ. Зна­чит, в этих вещах не быва­ет еди­но­ду­шия меж­ду жена­ми и мужья­ми.

Алки­ви­ад. Не быва­ет.

Сократ. А сле­до­ва­тель­но, не быва­ет и друж­бы, если друж­ба — это еди­но­ду­шие.

Алки­ви­ад. Види­мо, нет.

Сократ. Зна­чит, жены, посколь­ку они заня­ты жен­ски­ми дела­ми, не поль­зу­ют­ся любо­вью сво­их мужей.

Алки­ви­ад. b Оче­вид­но, нет.

Сократ. И мужья в подоб­ном же слу­чае не поль­зу­ют­ся любо­вью жен.

Алки­ви­ад. Да, не поль­зу­ют­ся.

Сократ. Таким обра­зом полу­ча­ет­ся, что государ­ства не бла­го­ден­ст­ву­ют, если каж­дый из граж­дан зани­ма­ет­ся соб­ст­вен­ным делом?

Алки­ви­ад. Да, Сократ, полу­ча­ет­ся так.

Сократ. Одна­ко как можешь ты это допу­стить, если мы согла­си­лись, что нали­чие друж­бы — при­чи­на бла­го­ден­ст­вия государств, отсут­ст­вие же ее ведет к обрат­но­му?

Алки­ви­ад. Но мне кажет­ся, что дру­же­лю­бие воз­ни­ка­ет в государ­ствах и бла­го­да­ря тому, что каж­дый зани­ма­ет­ся c сво­им делом.

Сократ. Одна­ко толь­ко что ты гово­рил ина­че. А теперь како­во твое мне­ние? Дру­же­лю­бие воз­ни­ка­ет и там, где нет еди­но­ду­шия? Но может ли суще­ст­во­вать еди­но­ду­шие в тех вещах, кото­рые одним ведо­мы, дру­гим же — нет?

Алки­ви­ад. Это невоз­мож­но.

Сократ. Пра­виль­но ли посту­па­ют или непра­виль­но те, кто зани­ма­ют­ся каж­дый сво­и­ми дела­ми?

Алки­ви­ад. Пра­виль­но. Как же ина­че?

Сократ. А если граж­дане в государ­стве посту­па­ют пра­виль­но, раз­ве меж­ду ними не воз­ни­ка­ет друж­ба?

Алки­ви­ад. Мне кажет­ся, непре­мен­но воз­ни­ка­ет, Сократ.

Сократ. Так чем же в кон­це кон­цов явля­ет­ся эта друж­ба, или еди­но­ду­шие, отно­си­тель­но кото­ро­го d мы долж­ны про­яв­лять муд­рость и здра­вый смысл, если хотим быть достой­ны­ми людь­ми? Я никак не могу взять в толк ни в чем его суть, ни сре­ди каких людей оно встре­ча­ет­ся: то мне кажет­ся, если верить тво­им сло­вам, что оно при­су­ще оди­на­ко­вым людям, то — нет.

23. Алки­ви­ад. Но кля­нусь бога­ми, Сократ, я и сам не знаю, что гово­рю; вид­но, я дав­но уже не заме­чаю, насколь­ко постыд­но мое поло­же­ние.

Сократ. Ну, выше голо­ву! Если бы ты заме­тил это свое e состо­я­ние в пять­де­сят лет, тебе труд­но было бы попра­вить дело при­ле­жа­ни­ем. А сей­час ты как раз в том воз­расте, когда необ­хо­ди­мо чув­ст­во­вать такие вещи.

Алки­ви­ад. А тому, Сократ, кто это почув­ст­ву­ет, что сле­ду­ет делать?

Сократ. Отве­чать тому, кто зада­ет тебе вопро­сы, Алки­ви­ад. И если ты так посту­пишь, то, коль поже­ла­ет бог и если меня не обма­ны­ва­ет пред­чув­ст­вие (а я дол­жен на него пола­гать­ся), тебе и мне станет луч­ше.

Алки­ви­ад. Если дело лишь за мои­ми отве­та­ми, пусть будет так.

Сократ. Ска­жи же, что это озна­ча­ет — при­леж­но забо­тить­ся о себе? Раз­ве не быва­ет часто, что мы о 128 себе не забо­тим­ся, хоть и дума­ем, что дела­ем это? В каких слу­ча­ях чело­век это дела­ет? И когда он про­яв­ля­ет заботу о сво­их вещах, забо­тит­ся ли он тем самым и о себе?

Алки­ви­ад. Мне кажет­ся, да.

Сократ. Что же, выра­жа­ет­ся это в забо­те чело­ве­ка о сво­их ногах или же о том, что́ им при­над­ле­жит?

Алки­ви­ад. Я не пони­маю тебя.

Сократ. Что ты назы­ва­ешь при­над­леж­но­стью руки? Напри­мер, коль­цо явля­ет­ся при­над­леж­но­стью паль­ца или какой-либо иной части чело­ве­ка?

Алки­ви­ад. Конеч­но, паль­ца.

Сократ. И то же самое мож­но ска­зать о баш­ма­ке в отно­ше­нии ноги?

b Алки­ви­ад. Да.

<Сократ. Рав­но как и о пла­щах и накид­ках в отно­ше­нии осталь­ной части тела?

Алки­ви­ад. Да.>

Сократ. Но когда мы забо­тим­ся о баш­ма­ках, мы тем самым забо­тим­ся и о ногах?

Алки­ви­ад. Я не очень-то возь­му в толк, Сократ.

Сократ. Как так, Алки­ви­ад? Ты пони­ма­ешь, что зна­чит пра­виль­но забо­тить­ся о чем бы то ни было?

Алки­ви­ад. Да, разу­ме­ет­ся.

Сократ. Но ведь ты назы­ва­ешь пра­виль­ной заботой, когда кто-то что-либо улуч­ша­ет?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Так какое же искус­ство дела­ет луч­ши­ми баш­ма­ки?

Алки­ви­ад. Сапож­ное.

Сократ. Зна­чит, мы забо­тим­ся о баш­ма­ках с помо­щью сапож­но­го искус­ства?

c Алки­ви­ад. Да.

Сократ. И о ногах мы забо­тим­ся с его помо­щью? Или же с помо­щью того искус­ства, что улуч­ша­ет ноги?

Алки­ви­ад. Да, с помо­щью это­го послед­не­го.

Сократ. Но ведь то же самое искус­ство дела­ет луч­шим и все осталь­ное тело?

Алки­ви­ад. Мне кажет­ся, да.

Сократ. Раз­ве это дела­ет не искус­ство гим­на­сти­ки?

Алки­ви­ад. Имен­но оно.

Сократ. Зна­чит, с помо­щью гим­на­сти­ки мы забо­тим­ся о ногах, с помо­щью же сапож­но­го искус­ства о том, что ногам при­над­ле­жит?

Алки­ви­ад. Без­услов­но.

Сократ. И с помо­щью гим­на­сти­ки мы забо­тим­ся о руках, а с помо­щью искус­ства резь­бы — о том, что при­над­ле­жит руке?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Далее, с помо­щью гим­на­сти­ки мы забо­тим­ся о нашем теле, а с помо­щью тка­че­ства и d дру­гих искусств — о том, что ему при­над­ле­жит?

Алки­ви­ад. Несо­мнен­но.

Сократ. Итак, одно искус­ство помо­га­ет нам забо­тить­ся о каж­дом из нас, дру­гое же — о том, что каж­до­му при­над­ле­жит?

Алки­ви­ад. Оче­вид­но.

Сократ. Зна­чит, забота о сво­их при­над­леж­но­стях еще не будет заботой о самом себе?

Алки­ви­ад. Ни в коей мере.

Сократ. Сле­до­ва­тель­но, это раз­ные искус­ства — то, с помо­щью кото­ро­го мы забо­тим­ся о себе, и то, с помо­щью кото­ро­го забо­тим­ся о сво­их при­над­леж­но­стях.

Алки­ви­ад. Ясно, что раз­ные.

24. Сократ. Ска­жи же, что это за искус­ство, кото­рое помо­га­ет нам забо­тить­ся о себе?

Алки­ви­ад. Не знаю…

Сократ. Но ведь мы согла­си­лись e хотя бы, что искус­ство это улуч­ша­ет не то, что при­над­ле­жит нам, — чем бы это ни было — а нас самих?

Алки­ви­ад. Ты мол­вишь прав­ду.

Сократ. С дру­гой сто­ро­ны, зна­ли бы мы, какое искус­ство улуч­ша­ет баш­ма­ки, если бы не зна­ли, что́ пред­став­ля­ют собою эти послед­ние?

Алки­ви­ад. Это было бы невоз­мож­но.

Сократ. Точ­но так же мы не зна­ли бы, какое искус­ство улуч­ша­ет коль­ца, если бы не зна­ли, что такое коль­цо.

Алки­ви­ад. Это вер­но.

Сократ. Что же? Можем ли мы знать, какое искус­ство нас улуч­ша­ет, если не зна­ем, что мы такое?

129 Алки­ви­ад. Нет, не можем.

Сократ. Лег­ко ли познать само­го себя (ведь не пер­вый же встреч­ный начер­тал это на Пифий­ском хра­ме!51)? Или, наобо­рот, это труд­но и доступ­но не вся­ко­му?

Алки­ви­ад. Часто мне каза­лось, Сократ, что это доступ­но всем, а часто, наобо­рот, пред­став­ля­лось весь­ма труд­ным делом.

Сократ. Но, Алки­ви­ад, лег­ко ли это или нет, с нами про­ис­хо­дит сле­дую­щее: познав самих себя, мы одно­вре­мен­но позна­ем заботу, в кото­рой нуж­да­ем­ся, а без тако­го позна­ния мы нико­гда это­го не пой­мем.

Алки­ви­ад. Истин­но так.

Сократ. b Послу­шай же: каким обра­зом мог­ли бы мы отыс­кать са́мое «само»?52 Ведь так мы, быть может, узна­ли бы, что мы собой пред­став­ля­ем, не зная же пер­во­го, мы не можем знать и себя.

Алки­ви­ад. Ты прав.

Сократ. Будь же вни­ма­те­лен, ради Зев­са! С кем ты сей­час бесе­ду­ешь? Не со мной ли?

Алки­ви­ад. С тобой.

Сократ. Зна­чит, и я веду бесе­ду с тобой?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Сле­до­ва­тель­но, веду­щий бесе­ду — это Сократ?

Алки­ви­ад. Несо­мнен­но.

Сократ. А слу­ша­ет Сокра­та Алки­ви­ад?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Не с помо­щью ли речи ведет бесе­ду Сократ?

Алки­ви­ад. Само c собой разу­ме­ет­ся.

Сократ. А бесе­до­вать и поль­зо­вать­ся сло­вом, по тво­е­му мне­нию, это одно и то же?

Алки­ви­ад. Несо­мнен­но.

Сократ. Ну а поль­зу­ю­щий­ся чем-то и то, чем он поль­зу­ет­ся, раз­ве не раз­ные вещи?

Алки­ви­ад. Как ты гово­ришь?!

Сократ. К при­ме­ру, сапож­ник работа­ет реза­ком, ножом и дру­ги­ми инстру­мен­та­ми.

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Зна­чит, тот, кто работа­ет и поль­зу­ет­ся реза­ком, и то, чем работаю­щий поль­зу­ет­ся, — это раз­ные вещи?

Алки­ви­ад. Как же ина­че?

Сократ. Тогда, сле­до­ва­тель­но, инстру­мент, на кото­ром игра­ет кифа­рист, и сам кифа­рист — это тоже раз­ные вещи?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. d Вот об этом я толь­ко что и спра­ши­вал — все­гда ли пред­став­ля­ют­ся отлич­ны­ми друг от дру­га тот, кто поль­зу­ет­ся чем-либо, и то, чем он поль­зу­ет­ся?

Алки­ви­ад. Все­гда.

Сократ. Что же мы ска­жем о сапож­ни­ке: работа­ет он толь­ко инстру­мен­та­ми или так­же и рука­ми?

Алки­ви­ад. Так­же и рука­ми.

Сократ. Зна­чит, и ими он поль­зу­ет­ся?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Но когда он сапож­ни­ча­ет, он ведь поль­зу­ет­ся и гла­за­ми?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Сле­до­ва­тель­но, сапож­ник и кифа­рист — это не то, что руки и гла­за, с помо­щью кото­рых они e работа­ют?

Алки­ви­ад. Это оче­вид­но.

25. Сократ. Но ведь чело­век поль­зу­ет­ся и всем сво­им телом?

Алки­ви­ад. Несо­мнен­но.

Сократ. А ведь мы гово­ри­ли, что поль­зу­ю­ще­е­ся чем-то и то, чем оно поль­зу­ет­ся, это раз­ные вещи?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Зна­чит, чело­век — это нечто отлич­ное от сво­его соб­ст­вен­но­го тела?

Алки­ви­ад. Похо­же, что да.

Сократ. Что же это такое — чело­век?

Алки­ви­ад. Не умею ска­зать.

Сократ. Но во вся­ком слу­чае ты уже зна­ешь: чело­век — это то, что поль­зу­ет­ся сво­им телом.

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. 130 А что иное поль­зу­ет­ся телом, как не душа?

Алки­ви­ад. Да, это так.

Сократ. Зна­чит, она им управ­ля­ет?

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Пола­гаю, что никто не дума­ет ина­че вот о чем…

Алки­ви­ад. О чем же?

Сократ. Чело­век — не явля­ет­ся ли он одной из трех вещей?

Алки­ви­ад. Какие же это вещи?

Сократ. Душа, тело и целое, состо­я­щее из того и дру­го­го.

Алки­ви­ад. Это само собой разу­ме­ет­ся.

Сократ. Но ведь мы при­зна­ли чело­ве­ком то самое, что управ­ля­ет телом?

Алки­ви­ад. b Да.

Сократ. Что же, раз­ве тело само управ­ля­ет собой?

Алки­ви­ад. Ни в коем слу­чае.

Сократ. Мы ведь ска­за­ли, что оно управ­ля­е­мо.

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Вряд ли поэто­му оно то, что мы ищем.

Алки­ви­ад. Види­мо, да.

Сократ. Но зна­чит, телом управ­ля­ют сов­мест­но душа и тело, и это и есть чело­век?

Алки­ви­ад. Воз­мож­но, конеч­но.

Сократ. На самом же деле менее все­го: если одно из двух, состав­ля­ю­щих целое, не участ­ву­ет в управ­ле­нии, нико­им обра­зом не могут управ­лять оба вме­сте.

Алки­ви­ад. Это вер­но.

Сократ. c Ну а если ни тело, ни целое, состо­я­щее из тела и души, не есть чело­век, оста­ет­ся, думаю я, либо счи­тать его ничем, либо, если он все же явля­ет­ся чем-то, заклю­чить, что чело­век — это душа.

Алки­ви­ад. Без­услов­но, так.

Сократ. Нуж­но ли мне с боль­шей ясно­стью дока­зать тебе, что имен­но душа — это чело­век?53

Алки­ви­ад. Нет, кля­нусь Зев­сом, мне кажет­ся, что ска­зан­но­го доста­точ­но.

Сократ. Даже если дока­за­тель­ство было не вполне без­упреч­ным, одна­ко в меру доста­точ­ным, это­го нам доволь­но. Без­упреч­но осве­дом­ле­ны мы будем тогда, когда выяс­ним то, d что пока опу­сти­ли из-за необ­хо­ди­мо­сти подроб­но­го рас­смот­ре­ния.

Алки­ви­ад. А что это такое?

Сократ. Перед этим было ска­за­но, что преж­де все­го надо рас­смот­реть са́мое «само». Теперь же вме­сто «само­го» как тако­во­го мы рас­смот­ре­ли каж­дую «самость» — что она собой пред­став­ля­ет, — и, быть может, это­го нам будет доволь­но: мы ведь отме­ти­ли, что в нас нет ниче­го глав­нее души.

Алки­ви­ад. Разу­ме­ет­ся, нет.

Сократ. Зна­чит, пра­виль­ным будет счи­тать, что, когда мы обща­ем­ся друг с дру­гом и поль­зу­ем­ся при этом речью, это душа гово­рит с душою?

Алки­ви­ад. Несо­мнен­но.

Сократ. В этом e и заклю­ча­лось зна­че­ние того, что я ска­зал несколь­ко рань­ше: когда Сократ бесе­ду­ет с Алки­ви­а­дом, поль­зу­ясь речью, он обра­ща­ет­ся со сво­и­ми реча­ми не к лицу Алки­ви­а­да, как мож­но было бы думать, но к само­му Алки­ви­а­ду, то есть к его душе.

Алки­ви­ад. Я с этим согла­сен.

26. Сократ. Сле­до­ва­тель­но, тот, кто велит нам познать самих себя, при­ка­зы­ва­ет познать свою душу.

131 Алки­ви­ад. По-види­мо­му.

Сократ. Зна­чит, тот, кому извест­но что-либо о частях сво­его тела, зна­ет то, что ему при­над­ле­жит, но не само­го себя.

Алки­ви­ад. Это так.

Сократ. Сле­до­ва­тель­но, ни один врач не зна­ет себя как вра­ча, и ни один учи­тель гим­на­сти­ки не зна­ет себя как тако­во­го.

Алки­ви­ад. Види­мо, нет.

Сократ. Зна­чит, дале­ко до того, чтобы зем­ледель­цы и дру­гие ремес­лен­ни­ки зна­ли самих себя; вдо­ба­вок они, по-види­мо­му, не зна­ют и сво­их соб­ст­вен­ных свойств, но пони­ма­ют лишь то, что более отда­лен­но отно­сит­ся к их реме­с­лу. Они раз­би­ра­ют­ся толь­ко в том, что име­ет отно­ше­ние к телу и помо­га­ет за b ним уха­жи­вать.

Алки­ви­ад. Ты прав.

Сократ. Если же рас­суди­тель­ность заклю­ча­ет­ся в позна­нии само­го себя, то никто из них не разу­ме­ет это­го искус­ства.

Алки­ви­ад. Види­мо, нет.

Сократ. Пото­му-то ремес­ла эти кажут­ся бла­го­род­но­му чело­ве­ку пош­лы­ми и недо­стой­ны­ми изу­че­ния.

Алки­ви­ад. Да, без­услов­но.

Сократ. Зна­чит, мы сно­ва при­шли к тому, что чело­век, заботя­щий­ся о сво­ем теле, забо­тит­ся о том, что ему при­над­ле­жит, но не о себе самом?

Алки­ви­ад. По-види­мо­му.

Сократ. Тот же, кто про­яв­ля­ет заботу об иму­ще­стве, забо­тит­ся и не о себе и не о том, что ему при­над­ле­жит, но c о вещах еще более отда­лен­ных.

Алки­ви­ад. Я с этим согла­сен.

Сократ. Ведь люби­тель нажи­вы зани­ма­ет­ся даже не сво­и­ми веща­ми.

Алки­ви­ад. Это вер­но.

Сократ. И если бы кто был влюб­лен в Алки­ви­а­до­во тело, он любил бы не Алки­ви­а­да, но что-то из при­над­ле­жа­щих Алки­ви­а­ду вещей.

Алки­ви­ад. Ты гово­ришь прав­ду.

Сократ. А тот, кто влюб­лен в твою душу?

Алки­ви­ад. Вывод напра­ши­ва­ет­ся сам собой.

Сократ. Зна­чит, тот, кто любит твое тело, покида­ет тебя тот­час же, как толь­ко тело твое пере­ста­ет цве­сти?

Алки­ви­ад. Оче­вид­но.

d Сократ. Ну а кто любит твою душу, тот, вид­но, не покинет ее до тех пор, пока она будет стре­мить­ся к совер­шен­ст­во­ва­нию?

Алки­ви­ад. По всей веро­ят­но­сти.

Сократ. Вот я и не ухо­жу, но оста­юсь, хотя тело твое начи­на­ет увядать и дру­гие тебя поки­ну­ли.

Алки­ви­ад. Ты хоро­шо посту­па­ешь, Сократ, не ухо­ди же.

Сократ. Так поза­боть­ся о том, чтобы стать по воз­мож­но­сти совер­шен­нее.

Алки­ви­ад. Да, я поза­бо­чусь об этом.

27. Сократ. Зна­чит, вот как обсто­ит твое дело: e не было и нет, как вид­но, при­вер­жен­ца у Алки­ви­а­да, сына Кли­ния, кро­ме един­ст­вен­но­го и любез­но­го ему Сокра­та54, сына Софро­нис­ка и Фена­ре­ты.

Алки­ви­ад. Воис­ти­ну так.

Сократ. Не ска­зал ли ты, что я, подой­дя к тебе, лишь немно­го тебя упредил, посколь­ку ты пер­вым хотел подой­ти и спро­сить, по какой при­чине лишь я один тебя не покидаю?

Алки­ви­ад. Да, так оно и было.

Сократ. Итак, при­чи­на заклю­ча­ет­ся в том, что я был един­ст­вен­ным тво­им поклон­ни­ком, все же осталь­ные покло­ня­лись не тебе, а тому, что тебе при­над­ле­жит. Но кра­сота твоя увяда­ет, ты же, напро­тив, начи­на­ешь цве­сти. 132 И теперь, если толь­ко ты не дашь раз­вра­тить себя афин­ско­му наро­ду и не ста­нешь урод­лив, я тебя не остав­лю. А я очень опа­са­юсь того, чтобы ты, став при­вер­жен­цем наро­да, не раз­вра­тил­ся: ведь это при­клю­чи­лось уже со мно­ги­ми достой­ны­ми афи­ня­на­ми. «Народ отваж­но­го Эрех­фея»55 на вид очень хорош, но надо сорвать личи­ну, чтобы он пред­стал в сво­ем истин­ном све­те; при­ми же пре­до­сто­рож­ность, какую я тебе посо­ве­то­вал.

Алки­ви­ад. Какую имен­но?

Сократ. Преж­де все­го b упраж­няй­ся, мой милый, учись тому, что сле­ду­ет знать, чтобы взять­ся за государ­ст­вен­ные дела. А до это­го не берись, чтобы не лишить­ся про­ти­во­ядия и не попасть в опас­ное поло­же­ние.

Алки­ви­ад. Мне кажет­ся, ты прав, Сократ. Но попы­тай­ся объ­яс­нить мне, каким имен­но обра­зом сле­ду­ет нам о себе забо­тить­ся.

Сократ. Быть может, мы уже сде­ла­ли к это­му пер­вый шаг: мы при­шли к над­ле­жа­ще­му согла­сию отно­си­тель­но того, что мы собой пред­став­ля­ем. Ведь было опа­се­ние, как бы, обма­ны­ва­ясь на этот счет, мы неча­ян­но не ста­ли забо­тить­ся о чем-то дру­гом, а не о себе.

Алки­ви­ад. Это так.

Сократ. А затем c мы поня­ли, что надо забо­тить­ся о душе и имен­но на нее обра­щать вни­ма­ние.

Алки­ви­ад. Это ясно.

Сократ. Ну а заботу о наших телах и иму­ще­стве сле­ду­ет пре­до­ста­вить дру­гим.

Алки­ви­ад. Само собой разу­ме­ет­ся.

Сократ. Каким же обра­зом мы всё это яснее позна́ем? Ведь, познав это, мы, оче­вид­но, позна­ем себя самих. Но во имя богов, постиг­ли ли мы зна­че­ние пре­крас­ной дель­фий­ской над­пи­си, о кото­рой мы вспо­ми­на­ли недав­но?

Алки­ви­ад. Что ты име­ешь в виду, мой Сократ?

Сократ. Я ска­жу тебе, d о чем, как я подо­зре­ваю, гово­рит нам и что сове­ту­ет эта над­пись. Прав­да, боюсь, что не под­бе­ру доста­точ­но­го коли­че­ства при­ме­ров, раз­ве вот толь­ко при­мер зре­ния.

Алки­ви­ад. Как ты это пони­ма­ешь?

28. Сократ. Посмот­ри и ты: пред­по­ло­жим, что изре­че­ние это сове­то­ва­ло бы наше­му гла­зу, как чело­ве­ку: «Увидь само­го себя!» Как вос­при­ня­ли бы мы подоб­ный совет? Не так ли, что глаз дол­жен смот­реть на то, что поз­во­лит ему увидеть само­го себя?

Алки­ви­ад. Это понят­но.

Сократ. Пред­ста­вим же себе ту вещь, e глядя на кото­рую мы одно­вре­мен­но увидим и ее и себя самих.

Алки­ви­ад. Ясно ведь, Сократ, что это зер­ка­ло или нечто подоб­ное.

Сократ. Ты прав. Но зна­чит, и в гла­зу, кото­рым мы смот­рим, так­же содер­жит­ся нечто подоб­ное?

Алки­ви­ад. Несо­мнен­но.

Сократ. Ты ведь заме­тил, что, когда мы смот­рим кому-то в гла­за, наше лицо, как в зер­ка­ле, отра­жа­ет­ся 133 в гла­зах лица, нахо­дя­ще­го­ся напро­тив? В так назы­вае­мом зрач­ке появ­ля­ет­ся изо­бра­же­ние того, кто в него смот­рит.

Алки­ви­ад. Да, это прав­да.

Сократ. Сле­до­ва­тель­но, когда глаз смот­рит в глаз и вгляды­ва­ет­ся в луч­шую его часть — ту, кото­рой глаз видит, — он видит само­го себя.

Алки­ви­ад. Это оче­вид­но.

Сократ. Если же он будет смот­реть на какую-либо дру­гую часть чело­ве­ка или на любую из вещей, кро­ме тех, кото­рым подо­бен глаз, он себя не увидит.

Алки­ви­ад. b Ты прав.

Сократ. Сле­до­ва­тель­но, если глаз жела­ет увидеть себя, он дол­жен смот­реть в [дру­гой] глаз, а имен­но в ту его часть, в кото­рой заклю­че­но все досто­ин­ство гла­за; досто­ин­ство это — зре­ние.

Алки­ви­ад. Так.

Сократ. Зна­чит, мой милый Алки­ви­ад, и душа, если она хочет познать самое себя, долж­на загля­нуть в душу, осо­бен­но же в ту ее часть, в кото­рой заклю­че­но досто­ин­ство души — муд­рость, или же в любой дру­гой пред­мет, кое­му душа подоб­на.

Алки­ви­ад. Я согла­сен с тобой, Сократ.

Сократ. Можем ли мы назвать более боже­ст­вен­ную c часть души, чем ту, к кото­рой отно­сит­ся позна­ние и разу­ме­ние?

Алки­ви­ад. Нет, не можем.

Сократ. Зна­чит, эта ее часть подоб­на боже­ству, и тот, кто всмат­ри­ва­ет­ся в нее и позна­ет всё боже­ст­вен­ное — бога и разум, таким обра­зом луч­ше все­го позна­ет само­го себя.

Алки­ви­ад. Это оче­вид­но.

<Сократ. И подоб­но тому как зер­ка­ла быва­ют более ясны­ми, чисты­ми и свер­каю­щи­ми, чем зер­ка­ло глаз, так и боже­ство явля­ет себя более бли­ста­тель­ным и чистым, чем луч­шая часть нашей души.

Алки­ви­ад. Это прав­до­по­доб­но, Сократ.

Сократ. Сле­до­ва­тель­но, вгляды­ва­ясь в боже­ство, мы поль­зу­ем­ся этим пре­крас­ней­шим зер­ка­лом и опре­де­ля­ем чело­ве­че­ские каче­ства в соот­вет­ст­вии с доб­ро­де­те­лью души: имен­но таким обра­зом мы видим и позна­ем самих себя.

Алки­ви­ад. Да.>56

Сократ. Ну а позна­вать само­го себя, как мы согла­си­лись, — зна­чит быть рас­суди­тель­ным?

Алки­ви­ад. Несо­мнен­но.

29. Сократ. А не позна­вая самих себя и не будучи рас­суди­тель­ны­ми, можем ли мы понять, что́ в нас есть хоро­ше­го и пло­хо­го?

Алки­ви­ад. Но как, мой d Сократ, мог­ло бы это стать­ся?

Сократ. Тебе ведь, навер­ное, пока­за­лось бы невоз­мож­ным, чтобы тот, кто не зна­ет Алки­ви­а­да, знал бы, что имен­но при­над­ле­жит Алки­ви­а­ду как его неотъ­ем­ле­мое свой­ство?

Алки­ви­ад. Да, невоз­мож­ным, кля­нусь Зев­сом.

Сократ. Точ­но так же ведь невоз­мож­но знать наши свой­ства, если мы не зна­ем самих себя?

Алки­ви­ад. Конеч­но.

Сократ. А если мы не зна­ем соб­ст­вен­ных свойств, то не зна­ем и того, что к ним отно­сит­ся?

Алки­ви­ад. Ясно, что не зна­ем.

Сократ. Но тогда мы не вполне вер­но при­зна­ли недав­но, что есть люди, не знаю­щие себя, но знаю­щие свои свой­ства, e а так­же люди, знаю­щие, что отно­сит­ся к этим свой­ствам: ведь пости­гать всё это — себя, свои свой­ства и то, что к ним отно­сит­ся, — по-види­мо­му, дело одно­го и того же искус­ства.

Алки­ви­ад. Похо­же, ты прав.

Сократ. При этом вся­кий, кто не зна­ет сво­их свойств, не может знать соот­вет­ст­вен­но и свойств дру­гих людей.

Алки­ви­ад. Совер­шен­но вер­но.

Сократ. А если он не зна­ет свойств дру­гих людей, он не будет знать и свойств государ­ства.

Алки­ви­ад. Это неиз­беж­но.

Сократ. Такой чело­век не может стать государ­ст­вен­ным мужем.

Алки­ви­ад. Конеч­но, нет.

Сократ. А так­же и хозя­и­ном дома.

134 Алки­ви­ад. Нико­им обра­зом.

Сократ. Ведь он не будет даже пони­мать, что он дела­ет.

Алки­ви­ад. Разу­ме­ет­ся.

Сократ. Ну а тот, кто это­го не пони­ма­ет, не будет раз­ве под­вер­жен ошиб­кам?

Алки­ви­ад. Несо­мнен­но, будет.

Сократ. А оши­ба­ясь, раз­ве не сквер­но будет он вести как домаш­ние, так и обще­ст­вен­ные дела?

Алки­ви­ад. Разу­ме­ет­ся, сквер­но.

Сократ. Ведя же их сквер­но, не будет ли он выглядеть жал­ким?

Алки­ви­ад. И даже очень.

Сократ. А те, для кото­рых он будет трудить­ся?

Алки­ви­ад. И они так­же.

Сократ. Зна­чит, невоз­мож­но быть счаст­ли­вым, не будучи разум­ным и достой­ным.

Алки­ви­ад. Да, невоз­мож­но.

Сократ. Зна­чит, пороч­ные b люди несчаст­ли­вы.

Алки­ви­ад. Имен­но так.

30. Сократ. Сле­до­ва­тель­но, и раз­бо­га­тев­ший чело­век не избегнет несча­стья; его избе­жит лишь чело­век рас­суди­тель­ный.

Алки­ви­ад. Это оче­вид­но.

Сократ. Зна­чит, государ­ства для сво­его бла­го­по­лу­чия, мой Алки­ви­ад, не нуж­да­ют­ся ни в сте­нах, ни в три­е­рах, ни в кора­бель­ных вер­фях, ни в мно­го­на­се­лен­но­сти, ни в огром­ных раз­ме­рах, если они лише­ны доб­ро­де­те­ли.

Алки­ви­ад. Да, это так.

Сократ. Если же ты жела­ешь пра­виль­но и достой­но зани­мать­ся государ­ст­вен­ны­ми дела­ми, ты дол­жен при­ви­вать сво­им c сограж­да­нам доб­ро­де­тель.

Алки­ви­ад. Как же ина­че?

Сократ. Но может ли кто при­вить дру­го­му то, чего он сам не име­ет?

Алки­ви­ад. Как мог бы он это сде­лать?

Сократ. Поэто­му преж­де все­го ему надо само­му обре­сти эту доб­ро­де­тель. Это так­же долг каж­до­го, кто наме­рен не толь­ко управ­лять собой и тем, что ему при­над­ле­жит, и про­яв­лять об этом заботу, но и забо­тить­ся о государ­стве и его инте­ре­сах.

Алки­ви­ад. Ты гово­ришь прав­ду.

Сократ. Поэто­му ты дол­жен угото­вить себе не сво­бо­ду власт­во­вать, делая для себя и для горо­да все, что тебе угод­но, но рас­суди­тель­ность и спра­вед­ли­вость.

Алки­ви­ад. Это оче­вид­но.

Сократ. Ибо если вы — ты и город — d буде­те дей­ст­во­вать спра­вед­ли­во и рас­суди­тель­но, ваши дей­ст­вия будут угод­ны богам.

Алки­ви­ад. По всей веро­ят­но­сти.

Сократ. И как мы гово­ри­ли рань­ше, вы буде­те в этом слу­чае дей­ст­во­вать, вгляды­ва­ясь в ясный блеск боже­ства.

Алки­ви­ад. Это понят­но.

Сократ. А имея этот блеск перед гла­за­ми, вы узри­те и позна­е­те самих себя и то, что явля­ет­ся для вас бла­гом.

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Зна­чит, вы буде­те дей­ст­во­вать пра­виль­но и e достой­но.

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Но я могу пору­чить­ся, что, дей­ст­вуя таким обра­зом, вы навер­ня­ка буде­те счаст­ли­вы.

Алки­ви­ад. Ты — вер­ный пору­чи­тель.

Сократ. Если же вы буде­те дей­ст­во­вать неспра­вед­ли­во и брать в при­мер все без­бож­ное и тем­ное, то, есте­ствен­но, и дела ваши будут таки­ми и самих себя вы не позна­е­те.

Алки­ви­ад. По-види­мо­му.

Сократ. В самом деле, мой милый Алки­ви­ад, если у кого-либо (будь то част­ное лицо или государ­ство) есть воз­мож­ность делать все, что ему взду­ма­ет­ся, а ума при этом нет, какая ему может быть угото­ва­на судь­ба? Напри­мер, если бы боль­но­му была пре­до­став­ле­на воз­мож­ность делать все, что он взду­ма­ет, при том, что он не обла­да­ет разу­мом вра­ча, и он будет дей­ст­во­вать как 135 тиран, то есть не суме­ет себя обуздать, каков будет его удел? Раз­ве не погу­бит он ско­рее все­го свое тело?

Алки­ви­ад. Ты прав.

Сократ. А если на кораб­ле любо­му будет дана воз­мож­ность делать все, что ему угод­но, при том, что у него нет разу­ма и доб­ро­де­те­ли корм­че­го, — пони­ма­ешь ли ты, что при­клю­чи­лось бы с ним и его спут­ни­ка­ми по пла­ва­нию?

Алки­ви­ад. Да, в этом слу­чае все они погиб­ли бы.

Сократ. Точ­но таким же обра­зом обсто­ит дело в государ­стве и при всех видах неогра­ни­чен­ной вла­сти: как толь­ко исче­за­ет доб­ро­де­тель, b насту­па­ет несча­стье.

Алки­ви­ад. Да, это неиз­беж­но.

31. Сократ. Сле­до­ва­тель­но, достой­ней­ший мой Алки­ви­ад, тебе надо уготав­ли­вать как себе, так и горо­ду, если вы наме­ре­ны про­цве­тать, не тира­нию57, но доб­ро­де­тель.

Алки­ви­ад. Это прав­да.

Сократ. И рань­ше чем будет обре­те­на доб­ро­де­тель, не то что ребен­ку, но и зре­ло­му мужу луч­ше не власт­во­вать, но отдать себя под води­тель­ство более достой­но­го чело­ве­ка.

Алки­ви­ад. Ясно, что луч­ше.

Сократ. А то, что луч­ше, раз­ве не пре­крас­нее?

Алки­ви­ад. Пре­крас­нее.

Сократ. То же, что пре­крас­нее, раз­ве не более подо­ба­ет?

Алки­ви­ад. Как же c ина­че?

Сократ. Сле­до­ва­тель­но, дур­но­му чело­ве­ку подо­ба­ет раб­ст­во­вать: так будет луч­ше.

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Ведь пороч­ность — это раб­ское свой­ство.

Алки­ви­ад. Оче­вид­но.

Сократ. А доб­ро­де­тель при­су­ща сво­бо­де.

Алки­ви­ад. Да.

Сократ. Так раз­ве, мой друг, не сле­ду­ет избе­гать все­го раб­ско­го?

Алки­ви­ад. И даже очень, Сократ.

Сократ. Чув­ст­ву­ешь ли ты теперь свое состо­я­ние? Подо­ба­ет оно сво­бод­но­му чело­ве­ку или нет?

Алки­ви­ад. Мне кажет­ся, я его даже очень чув­ст­вую58.

Сократ. Зна­ешь ли ты, как мож­но избе­жать того, что с тобою сей­час тво­рит­ся? Мне не хочет­ся давать имя это­му тво­е­му состо­я­нию — ты так кра­сив.

d Алки­ви­ад. Но я и сам знаю.

Сократ. Ну и как же?

Алки­ви­ад. Я избег­ну это­го состо­я­ния, если ты поже­ла­ешь, Сократ.

Сократ. Нехо­ро­шо ты гово­ришь, Алки­ви­ад.

Алки­ви­ад. Но как же надо ска­зать?

Сократ. «Если захо­чет бог»59.

Алки­ви­ад. Вот я и гово­рю это. А кро­ме того, я опа­са­юсь, что мы поме­ня­ем­ся роля­ми, мой Сократ: ты возь­мешь мою личи­ну, я — твою. Начи­ная с нынеш­не­го дня я, может стать­ся, буду руко­во­дить тобою, ты же под­чи­нишь­ся мое­му руко­вод­ству.

Сократ. Бла­го­род­ный Алки­ви­ад, любовь моя в этом слу­чае ничем не будет отли­чать­ся от люб­ви e аиста60: взле­ле­яв в тво­ей душе лег­ко­кры­ло­го эро­са, она теперь будет поль­зо­вать­ся его заботой.

Алки­ви­ад. Но реше­но: с это­го момен­та я буду печь­ся о спра­вед­ли­во­сти.

Сократ. Хоро­шо, если б ты остал­ся при этом реше­нии. Стра­шусь, одна­ко, не пото­му, что не дове­ряю тво­е­му нра­ву, но пото­му, что вижу силу наше­го горо­да — как бы он не одо­лел и тебя, и меня61.

ПРИМЕЧАНИЯ


  • 1Т. е. Алки­ви­ад (см. прим. 3 и Алки­ви­ад II, прим. 1).
  • 2При­чи­на боже­ст­вен­но­го свой­ства — внут­рен­ний голос, или гений, Сокра­та (ср. 105e). См.: Апо­ло­гия Сокра­та, прим. 34; см. так­же схо­лии (p. 276 Her­mann).
  • 3Род, к кото­ро­му при­над­ле­жал Алки­ви­ад, по отцов­ской линии вел свое про­ис­хож­де­ние от Оре­ста, сына царя Ага­мем­но­на, и, сле­до­ва­тель­но, вос­хо­дил в конеч­ном ито­ге к само­му Зев­су (см.: Евти­дем, прим. 54). Этот про­слав­лен­ный род играл важ­ную роль в исто­рии Афин. Дед Алки­ви­а­да, тоже Алки­ви­ад, был отцом Кли­ния и Аксио­ха (см.: Евти­дем, пре­ам­бу­ла и прим. 2). Кли­ний, отец Алки­ви­а­да, отли­чил­ся в мор­ском сра­же­нии про­тив пер­сов при мысе Арте­ми­сий в 480 г. (Геро­дот VIII 17). Он погиб в бит­ве при Коро­нее в 447 г., когда афи­няне потер­пе­ли пора­же­ние от бео­тий­цев. После него остал­ся трех­лет­ний сын (см.: Плу­тарх. Алки­ви­ад I). Мать Алки­ви­а­да Дино­ма­ха (см. 105d) — дочь Мегак­ла и внуч­ка зна­ме­ни­то­го Кли­сфе­на (см.: Аксиох, прим. 4), бла­го­да­ря поли­ти­че­ским рефор­мам кото­ро­го была упразд­не­на тира­ния сыно­вей Писи­стра­та. Таким обра­зом, по мате­рин­ской линии Алки­ви­ад про­ис­хо­дит из рода Алк­мео­нидов (Алк­ме­он — пра­внук гоме­ров­ско­го героя Несто­ра). О Перик­ле см.: Феаг, прим. 19.
  • 4Име­ют­ся в виду фра­кий­цы и македо­няне, оби­тав­шие на севе­ре Гре­ции. Сле­ду­ет отме­тить, что их пра­ви­те­ли стре­ми­лись при­об­щить­ся к эллин­ской обра­зо­ван­но­сти (см., напр.: Феаг, прим. 13).
  • 5О Кире см. Менек­сен, прим. 21*. Ксеркс, сын Дария и Атос­сы, всту­пив­ший в 485 г. на пре­стол, отли­чал­ся непо­мер­ной гор­до­стью и дес­по­тиз­мом. В годы гре­ко-пер­сид­ских войн потер­пел пора­же­ние от гре­ков при Сала­мине, Пла­те­ях, Мика­ле (485—465). См. так­же: Менек­сен, прим. 26 и 27.
  • 6Т. е. Перикл.
  • 7Это един­ст­вен­ное место в диа­ло­гах Пла­то­на, где функ­ция сокра­тов­ско­го боже­ства (гения) трак­ту­ет­ся не как запре­ти­тель­ная, а, наобо­рот, как раз­ре­шаю­щая при­сту­пить к дей­ст­вию (см.: Апо­ло­гия Сокра­та, прим. 34).
  • 8Алки­ви­ад при­вык к мно­го­слов­ным речам софи­стов. Он не раз слу­шал спо­ры, в кото­рых участ­во­ва­ли Про­та­гор и Гор­гий (см.: Апо­ло­гия Сокра­та, прим. 9; Евти­дем, прим. 32). Так, в «Про­та­го­ре» он нахо­дит­ся сре­ди гостей, жаж­ду­щих послу­шать при­ехав­ше­го в дом Кал­лия (см.: Апо­ло­гия Сокра­та, прим. 11) Про­та­го­ра (316a).
  • 9Игре на флей­те Алки­ви­ад не поже­лал учить­ся пото­му, что при этом при­хо­дит­ся наду­вать щеки и лицо иска­жа­ет­ся, что, конеч­но, не нра­ви­лось Алки­ви­а­ду, гор­див­ше­му­ся сво­ей кра­сотой. В дан­ном слу­чае он посту­пил как пре­крас­ная боги­ня Афи­на (см.: Кра­тил, прим. 64), кото­рая по той же при­чине отверг­ла флей­ту, бро­сив ее на зем­лю; инстру­мент под­нял урод­ли­вый сатир Мар­сий.
  • 10При обсуж­де­нии государ­ст­вен­ных дел в древ­но­сти при­ня­то было выслу­ши­вать и про­ри­ца­те­лей; в осо­бо важ­ных слу­ча­ях отправ­ля­ли послов к Дель­фий­ско­му ора­ку­лу, суще­ст­во­ва­ли даже офи­ци­аль­ные тол­ко­ва­те­ли про­ри­ца­ний (см.: Зако­ны VI 759d). Ино­гда к ора­ку­лам обра­ща­лись и част­ные лица. Вспом­ним, напри­мер, слу­чай с Хере­фон­том (см.: Апо­ло­гия Сокра­та 21ab). См. так­же: Феаг, прим. 15.
  • 11Сократ не раз при­бе­га­ет к при­ме­ру, где дей­ст­ву­ет учи­тель гим­на­сти­ки, даю­щий сове­ты в пале­ст­ре. См., напр.: Кри­тон 47b.
  • 12См.: Евти­дем, прим. 17.
  • 13Опре­де­ле­ние гар­мо­нич­но­сти, или гар­мо­нии, нахо­дим в «Филе­бе» (17c—e), «Софи­сте» (253b), «Зако­нах» (II 615a). Антич­ные мыс­ли­те­ли при­да­ва­ли огром­ное зна­че­ние гар­мо­нии, иссле­дуя раз­лич­ные ее про­яв­ле­ния в искус­стве, в жиз­ни чело­ве­ка, в кос­мо­се, при­чем их пред­став­ле­ние о гар­мо­нии отнюдь не исклю­ча­ло, а пред­по­ла­га­ло нали­чие диа­лек­ти­че­ско­го един­ства про­ти­во­по­лож­но­стей. Еще Герак­лит (VI в.) гово­рил о гар­мо­нии лука и лиры, когда «рас­хо­дя­ще­е­ся согла­су­ет­ся с собой» (B 51 Diels). Под­черк­нем, что даже по чисто музы­каль­ным трак­та­там вид­но, что гре­ки при­ме­ня­ли пред­став­ле­ние о гар­мо­нии как созву­чии, согла­сии, еди­но­мыс­лии к сфе­ре фило­со­фии, эти­ки и поли­ти­че­ских уче­ний (см.: Aris­ti­dis Quin­ti­lia­ni. De mu­si­ca lib­ri III / Ed. R. P. Win­ningtonIngram. Lip­siae, 1963). Пла­то­нов­ский кос­мос осно­ван на гар­мо­нии сфер, кото­рые пред­став­ля­ют собой музы­каль­ную окта­ву и зву­чат как хоро­шо настро­ен­ный инстру­мент (Государ­ство X 616e—617c). Позд­ние тео­ре­ти­ки искус­ства сле­ду­ют клас­си­че­ско­му пони­ма­нию кос­ми­че­ской гар­мо­нии как «согла­сия непо­доб­ных зву­ков», лежа­ще­го в осно­ве тех прин­ци­пов, по кото­рым была созда­на лира (M. F. Quin­ti­lia­ni insti­tu­tio­nes ora­to­riae lib­ri XII / Ed. L. Ra­der­ma­cher, V. Buch­heit. I—II. Leip­zig, 1971).
  • 14Сократ у Пла­то­на очень высо­ко ста­вит спра­вед­ли­вое. Быть спра­вед­ли­вым для Сокра­та — пер­вое бла­го, а ста­но­вить­ся спра­вед­ли­вым — вто­рое. Поэто­му и крас­но­ре­чие долж­но слу­жить спра­вед­ли­во­сти, ина­че оно теря­ет смысл (Гор­гий 527c). Спра­вед­ли­вость, будучи эти­че­ским прин­ци­пом, име­ет и эсте­ти­че­скую цен­ность — она пре­крас­на (там же 476e). Более того, Сократ вклю­ча­ет спра­вед­ли­вость (чест­ность) в чис­ло видов доб­ро­де­те­ли, отож­дествляя ее с бла­го­че­сти­ем (Менон 78d и прим. 7), что было совер­шен­но чуж­до софи­стам.
  • 15О боге — Покро­ви­те­ле друж­бы, т. е. Зев­се Филии (Φίλιος), Сократ упо­ми­на­ет и в диа­ло­ге «Евти­фрон» (6b), а так­же в «Фед­ре», где пря­мо ска­за­но: «…ради Зев­са, покро­ви­те­ля друж­бы…» (234e). В схо­лии к «Гор­гию» 500b гово­рит­ся: «У афи­нян был эпо­ни­мом Зевс Филиос» (О раз­ных эпи­те­тах Зев­са см.: Про­та­гор, прим. 31). И менее все­го я хотел бы нару­шить такую клят­ву — пере­фра­зи­ров­ка сти­ха Гоме­ра «…напрас­но я им нико­гда бы не клял­ся» (Ил. XV 39—40).
  • 16Букв.: «неспра­вед­ли­во посту­па­ет». Выра­же­ние употреб­ля­лось как раз­го­вор­ное «плу­ту­ет». Ср.: Ари­сто­фан. Обла­ка 25.
  • 17В поэ­ме Гоме­ра «Или­а­да» изо­бра­жа­ют­ся собы­тия послед­не­го, деся­то­го года вой­ны ахей­цев с тро­ян­ца­ми, начав­шей­ся из-за похи­ще­ния тро­ян­ским царе­ви­чем Пари­сом жены спар­тан­ско­го царя Мене­лая Еле­ны. Здесь, таким обра­зом, неспра­вед­ли­вость, нане­сен­ная ахей­цам, вле­чет за собой вой­ну, цель кото­рой — смыть позор и вос­ста­но­вить попран­ную спра­вед­ли­вость. Раз­но­гла­сия по вопро­сам спра­вед­ли­во­сти и неспра­вед­ли­во­сти воз­ник­ли и сре­ди ахей­цев вслед­ст­вие ссо­ры вождей Ага­мем­но­на и Ахил­ла из-за пре­крас­ной плен­ни­цы (см.: Гип­пий мень­ший, прим. 16). В «Одис­сее» опи­са­ны собы­тия послед­не­го, деся­то­го года стран­ст­вий ахей­ско­го героя, вер­нув­ше­го­ся после Тро­ян­ской вой­ны домой и всту­пив­ше­го в борь­бу с пре­тен­ден­та­ми на руку его жены Пене­ло­пы, кото­рые, счи­тая Одис­сея погиб­шим, хоте­ли завла­деть его состо­я­ни­ем и вла­стью на о. Ита­ка. Каж­дая из сопер­ни­чаю­щих сто­рон, таким обра­зом, тоже дей­ст­во­ва­ла, руко­вод­ст­ву­ясь сво­и­ми пред­став­ле­ни­я­ми о спра­вед­ли­во­сти и неспра­вед­ли­во­сти, пока боги­ня Афи­на не уста­но­ви­ла на Ита­ке мир.
  • 18Упо­ми­на­ют­ся собы­тия Пело­пон­нес­ской вой­ны; о бит­ве при Тана­г­ре см.: Менек­сен, прим. 30, о бит­ве при Коро­нее см. здесь, прим. 3.
  • 19Еври­пид. Иппо­лит 352. Пер. С. Я. Шей­н­ман-Топ­ш­тейн. В одной из сцен этой тра­гедии кор­ми­ли­ца спра­ши­ва­ет влюб­лен­ную в Иппо­ли­та, но боя­щу­ю­ся про­из­не­сти его имя Фед­ру, в кого она влюб­ле­на, Фед­ра уклон­чи­во отве­ча­ет, что он — сын ама­зон­ки. Тогда кор­ми­ли­ца впер­вые про­из­но­сит вслух имя Иппо­ли­та, и Фед­ра бро­са­ет ей в ответ эти сло­ва.
  • 20В ориг. μα­νικόν (от μα­νία — сума­сше­ст­вие, безу­мие), т. е. незна­ние здесь при­рав­ни­ва­ет­ся к безу­мию. Ср.: Ксе­но­фонт. Вос­по­ми­на­ния… III 9, 6. Сократ при­зна­ет, что сума­сше­ст­вие про­ти­во­по­лож­но доб­ро­де­те­ли, одна­ко незна­ние (ἀνε­πισ­τη­μοσύ­νην) он не счи­та­ет сума­сше­ст­ви­ем. В то же вре­мя не знать само­го себя или вооб­ра­жать, буд­то зна­ешь то, чего не зна­ешь, по его мне­нию, очень близ­ко к сума­сше­ст­вию. См. так­же: прим. 24 и Хар­мид, прим. 29.
  • 21В «Меноне» Пла­тон гово­рит об отно­си­тель­но­сти поня­тия полез­но­го. Так, здо­ро­вье, сила, кра­сота и богат­ство, счи­та­ясь бла­га­ми, при­зна­ют­ся полез­ны­ми, но они могут ока­зать­ся и вред­ны­ми для чело­ве­ка и стать для него злом (87e—88a). В «Гор­гии» (477a) полез­ным ока­зы­ва­ет­ся пре­крас­ное, явля­ю­ще­е­ся бла­гом. У Ксе­но­фон­та выра­жен более трез­вый взгляд на полез­ное (Домо­строй 6, 4), он под­чер­ки­ва­ет так­же целе­на­прав­лен­ность дей­ст­вия чело­ве­ка (Вос­по­ми­на­ния… II 7, 7). Подроб­нее см.: Гип­пий боль­ший, прим. 31.
  • 22Ср. рас­суж­де­ние Сокра­та в диа­ло­ге «Гип­пий боль­ший»: «…если пре­крас­ное есть при­чи­на бла­га, то бла­го воз­ни­ка­ет бла­го­да­ря пре­крас­но­му… пре­крас­ное — это сво­его рода отец бла­га» (297b).
  • 23Пепа­ре­фий­цы — жите­ли Пепа­ре­фа, одно­го из Киклад­ских ост­ро­вов.
  • 24Сократ пола­га­ет, что самое глав­ное — это позна­ние само­го себя. Если чело­век лишен это­го позна­ния, то он нахо­дит­ся в пле­ну лож­ных мне­ний, вооб­ра­жая себя то более бога­тым, то более кра­си­вым и доб­ро­де­тель­ным, чем он есть на самом деле. В «Филе­бе», где спе­ци­аль­но раз­би­ра­ет­ся этот вопрос (48c—49a), под­чер­ки­ва­ет­ся, что люди чаще все­го состя­за­ют­ся в «лож­ной, кажу­щей­ся муд­ро­сти», кото­рая есть зло. См. так­же прим. 20 и Хар­мид, прим. 36.
  • 25Пифо­клид, пифа­го­ре­ец, зна­ме­ни­тый музы­кант-флей­тист с о. Кеос (см.: Про­та­гор 316e), изо­брел лидий­ский лад (Плу­тарх. О музы­ке 16). Дамон, извест­ный музы­кант, уче­ник Пифо­клида, изо­брел гипо­лидий­ский лад, про­ти­во­по­лож­ный мик­со­лидий­ско­му, но сход­ный с лидий­ским (см. так­же: Лахет, прим. 22). Подроб­нее о гре­че­ских ладах и рит­ми­че­ских фор­мах см.: Лосев А. Ф. Антич­ная музы­каль­ная эсте­ти­ка. М., 1960—1961, а так­же Государ­ство, кн. III, прим. 53. На авто­ри­тет Дамо­на Пла­тон ссы­ла­ет­ся в Государ­стве III 400ab. То, что Перикл, стре­мясь стать муд­рым, общал­ся с фило­со­фом Ана­к­са­го­ром (см.: Апо­ло­гия Сокра­та, прим. 27), не вызы­ва­ет удив­ле­ния. Но обу­че­ние это­му же у музы­кан­тов может пока­зать­ся совре­мен­но­му чита­те­лю стран­ным. Одна­ко сле­ду­ет учи­ты­вать, что упо­мя­ну­тые музы­кан­ты, как и мно­гие дру­гие, одно­вре­мен­но явля­лись и фило­со­фа­ми-пифа­го­рей­ца­ми, в уче­нии кото­рых музы­ка зани­ма­ла важ­ное место (см.: Про­та­гор, прим. 38). Вспом­ним, что и Сократ обу­чал­ся у музы­кан­та Кон­на (см.: Менек­сен, прим. 9), кото­рый у Пла­то­на все­гда изо­бра­жа­ет­ся в окру­же­нии фило­соф­ст­ву­ю­щих собе­сед­ни­ков. См.: Менек­сен, Евти­дем, ср.: Про­та­гор, прим. 24.
  • 26См.: Феаг, прим. 21.
  • 27Кли­ния — млад­ше­го бра­та Алки­ви­а­да не путать с Кли­ни­ем — сыном Аксио­ха, его двою­род­ным бра­том, дей­ст­ву­ю­щим в диа­ло­ге «Евти­дем» (см.: Евти­дем, прим. 2). Опе­кун бра­тьев Перикл, опа­са­ясь дур­но­го вли­я­ния стар­ше­го бра­та, отдал Кли­ния на вос­пи­та­ние к Ари­фро­ну, но тот вер­нул его обрат­но, не зная, что с ним делать (Про­та­гор 320b).
  • 28Пифо­дор упо­ми­на­ет­ся в «Пар­ме­ниде» (126bc) как друг Зено­на. Кал­лий, сын Кал­ли­а­да из дема Экс­о­ны, — афин­ский пол­ко­во­дец и поли­тик, кото­ро­го схо­ли­аст назы­ва­ет «про­слав­лен­ным» (p. 279 Her­mann). Он погиб в 432 г. при оса­де Поти­деи. Зенон из Элеи (Ита­лия) (490—430), фило­соф, уче­ник Пар­ме­нида, раз­ви­вал тео­рию о еди­ном непре­рыв­ном бытии как под­лин­ном пред­ме­те мыс­ли. Чув­ст­вен­ное бытие, лишен­ное непре­рыв­но­сти и вызы­ваю­щее лишь смут­ные ощу­ще­ния, немыс­ли­мо вооб­ще. Види­мо, поэто­му Ари­сто­тель назы­ва­ет Зено­на изо­бре­та­те­лем диа­лек­ти­ки (A 1, 10 Diels). Зна­ме­ни­тые апо­рии Зено­на («Ахил­лес», «Стре­ла», «Дихото­мия», «Ста­дий». — A 25—28 Diels) пара­док­саль­ны с точ­ки зре­ния чув­ст­вен­но­го позна­ния мира, кото­рое явля­ет­ся недо­сто­вер­ным. В сочи­не­ни­ях Пла­то­на Зенон иро­ни­че­ски име­ну­ет­ся «элей­ским Пала­медом», т. е. необык­но­вен­но изощ­рен­ным и муд­рым чело­ве­ком. Наме­кая на апо­рии Зено­на, Сократ гово­рит, что слу­ша­те­лям Зено­на «одно и то же пред­став­ля­ет­ся подоб­ным и непо­доб­ным, еди­ным и мно­же­ст­вен­ным, поко­я­щим­ся и несу­щим­ся» (Федр 261d). В диа­ло­ге «Пар­ме­нид» Зенон — зре­лый само­уве­рен­ный чело­век, обре­ме­нен­ный сла­вой (127a—128e).

    Заклю­чи­тель­ные сло­ва дан­ной репли­ки Сокра­та под­чер­ки­ва­ют ее вполне иро­нич­ный харак­тер: ока­зы­ва­ет­ся, от обще­ния с Пери­к­лом никто не ста­но­вит­ся муд­рым, а вот от обще­ния с Зено­ном, кото­ро­му пла­тят огром­ные день­ги за обу­че­ние, тако­вы­ми ста­но­вят­ся про­сто с необ­хо­ди­мо­стью. Пифо­дор и Кал­лий в дей­ст­ви­тель­но­сти ничем осо­бен­но не про­яви­ли себя на попри­ще муд­ро­сти.

  • 29Сло­ва Алки­ви­а­да вполне соот­вет­ст­ву­ют тому, что гово­рил сам Сократ перед сво­и­ми судья­ми. Его раз­об­ла­че­ние лож­ной муд­ро­сти государ­ст­вен­ных людей вызва­ло со сто­ро­ны афин­ских поли­ти­ков непри­кры­тую нена­висть (см.: Апо­ло­гия Сокра­та 21c—e).
  • 30См.: Апо­ло­гия Сокра­та, прим. 53, а так­же Менек­сен, прим. 7.
  • 31Афи­ня­нин Мидий, желав­ший сде­лать поли­ти­че­скую карье­ру, был изве­стен сво­ей ник­чем­но­стью. Он, в част­но­сти, увле­кал­ся пере­пе­ли­ны­ми боя­ми, что соот­вет­ст­во­ва­ло дур­ным и низ­мен­ным вку­сам тол­пы. О при­стра­стии афи­нян к пти­чьим боям см.: Зако­ны VII 789bc. Ари­сто­фан в комедии «Пти­цы» высме­и­ва­ет «пти­це­безу­мие» афи­нян (ст. 1290), при­чем Мидий, по его сло­вам, «напо­ми­на­ет дрозда, ушиб­лен­но­го в темеч­ко» (ст. 1298 сл.). Раб­ская при­чес­ка — корот­ко остри­жен­ные воло­сы, что, по обще­при­ня­то­му тогда мне­нию, вполне соот­вет­ст­во­ва­ло гру­бо­сти и неве­же­ству нра­вов рабов. Схо­ли­аст тол­ку­ет это место у Пла­то­на как пого­вор­ку (p. 280 Her­mann).
  • 32Цари лакеде­мо­нян вели свой род от потом­ков Герак­ла и его сына Гил­ла, так назы­вае­мых Герак­лидов, посе­лив­ших­ся в Пело­пон­не­се, кото­рый они счи­та­ли сво­им наслед­ст­вен­ным досто­я­ни­ем. Пер­вы­ми царя­ми Лакеде­мо­на были Прокл и Еври­сфей — сыно­вья Ари­сто­де­ма, пра­вну­ка Гил­ла, после них там все­гда пра­ви­ли два царя. Цари пер­сов вели свой род не толь­ко от Ахе­ме­на (родо­на­чаль­ни­ка дина­стии Ахе­ме­нидов), но и от само­го Пер­сея (по име­ни кото­ро­го назван и народ) и его супру­ги Анд­ро­меды, чьим сыном и был Ахе­мен. В свою оче­редь Пер­сей был сыном Зев­са и Данаи, а Геракл — сыном Зев­са и Алк­ме­ны, т. е. герак­лиды и пер­сы — одно­го про­ис­хож­де­ния (см. так­же: Евти­дем, прим. 54).
  • 33Еври­сак — сын героя Аяк­са и его воз­люб­лен­ной Тек­мес­сы, доче­ри фри­гий­ско­го царя; Аякс в свою оче­редь — внук Эака и пра­внук Зев­са. Сре­ди потом­ков Еври­са­ка кро­ме Алки­ви­а­да насчи­ты­вал­ся ряд зна­ме­ни­тых афи­нян, сре­ди кото­рых Миль­ти­ад, Кимон, исто­рик Фукидид. О роде Алки­ви­а­да см. прим. 3.
  • 34Здесь, воз­мож­но, Сократ иро­ни­зи­ру­ет; ср.: Евти­дем, прим. 54. Схо­ли­аст при­во­дит мифо­ло­ги­че­скую гене­а­ло­гию Сокра­та, соглас­но кото­рой он, сын скуль­п­то­ра Софро­нис­ка и Фена­ре­ты, через мно­гих лиц муж­ско­го и жен­ско­го пола, неиз­вест­ных по име­ни, вос­хо­дит к Деда­лу, кото­рый в свою оче­редь через Евпа­ла­ма, Мети­о­на, афин­ско­го царя Эрех­фея и Гею — Зем­лю, впи­тав­шую семя Гефе­ста, име­ет сво­и­ми пред­ка­ми Зев­са и Геру (p. 280 Her­mann). Воз­во­дя свой род к Деда­лу — мифи­че­ско­му вая­те­лю и искус­но­му масте­ру (см. так­же: Ион, прим. 10; Менек­сен, прим. 45), Сократ посту­пал так же, как гре­че­ские вра­чи, кото­рые обыч­но счи­та­ли сво­им пред­ком Аскле­пия и име­но­ва­ли себя «аскле­пи­а­да­ми» (ср. род Ари­сто­те­ля), или пев­цы — «гоме­риды», воз­во­див­шие свой род к Гоме­ру (см. так­же: Лосев А. Ф., Тахо-Годи А. А. Ари­сто­тель. Жизнь и смысл… М., 1982. С. 30). Меж­ду про­чим, в Атти­ке был дем Деда­лида, что неуди­ви­тель­но, так как Дедал не толь­ко был родом из Атти­ки, но и имел вме­сте с царем Тесе­ем одних пред­ков. См. так­же: Лахет, прим. 10.
  • 35Име­ет­ся в виду Арта­к­серкс I, кото­рый после убий­ства Арта­ба­ном царя Ксерк­са (см. прим. 5) насле­до­вал отцу и в 465 г. всту­пил на пер­сид­ский пре­стол; умер в 425 г. Эги­на, ост­ров в Саро­ни­че­ском зали­ве (Эгей­ское море), назван по име­ни ним­фы Эги­ны, доче­ри реч­но­го бога Асо­па, кото­рую посе­лил на этом ост­ро­ве влюб­лен­ный в нее Зевс. Сыном Зев­са и Эги­ны был Эак (см. прим. 33).
  • 36Эфо­ры, долж­ност­ные лица в Лакеде­моне (Спар­те), пред­став­ляв­шие народ­ное собра­ние, назна­ча­лись еже­год­но в коли­че­стве пяти чело­век. Они обла­да­ли судеб­ной, зако­но­да­тель­ной, пра­ви­тель­ст­вен­ной вла­стью и даже кон­тро­ли­ро­ва­ли дея­тель­ность царей, т. е. име­ли боль­шое поли­ти­че­ское вли­я­ние. По пре­да­нию, долж­ность эфо­ров была уста­нов­ле­на Ликур­гом (см.: Апо­ло­гия Сокра­та, прим. 15).
  • 37Это выра­же­ние, став­шее пого­вор­кой, соглас­но схо­ли­асту (p. 281 Her­mann), при­над­ле­жит атти­че­ско­му комедио­гра­фу Пла­то­ну (конец V — пер­вая поло­ви­на IV в.), кото­ро­му при­пи­сы­ва­ли до 30 комедий.
  • 38Вос­пи­та­ние сына пер­сид­ско­го царя в иде­а­ли­зи­ро­ван­ных тонах опи­сы­ва­ет­ся Ксе­но­фон­том. По его мне­нию, имен­но бла­го­да­ря столь про­ду­ман­но­му и тща­тель­но­му вос­пи­та­нию ребен­ка из него в даль­ней­шем фор­ми­ру­ет­ся такой выдаю­щий­ся и раз­но­сто­ронне обра­зо­ван­ный пра­ви­тель, как Кир Стар­ший (Киро­пе­дия I 2—6) или Кир Млад­ший (Ана­ба­зис I 9).
  • 39Зоро­астр (Зара­ту­ст­ра) — муд­рец, про­рок и зачи­на­тель древ­не­иран­ской дуа­ли­сти­че­ской рели­гии, в осно­ву кото­рой он поло­жил мисти­че­ское уче­ние о про­ти­во­бор­стве Ормузда (Агу­ра­мазды — вла­ды­ки муд­ро­сти) — свет­ло­го боже­ства и Ари­ма­на — чер­ной силы зла. В гре­че­ской тра­ди­ции Зоро­астр счи­тал­ся пер­вым магом. Соглас­но фан­та­сти­че­ской хро­но­ло­гии Дио­ге­на Лаэрт­ско­го, от Зоро­аст­ра до паде­ния Трои про­шло 5 тыс. лет, а от Зоро­аст­ра до пере­пра­вы Ксерк­са (480 г.) — 6 тыс., при­чем маги — пре­ем­ни­ки Зоро­аст­ра дей­ст­во­ва­ли вплоть до заво­е­ва­ния Пер­сии Алек­сан­дром Македон­ским (I Вступ­ле­ние 2). Сведе­ния о про­ис­хож­де­нии Зоро­аст­ра неяс­ны.
  • 40О вос­пи­та­те­ле Алки­ви­а­да дру­гих сведе­ний нет. Плу­тарх в био­гра­фии Алки­ви­а­да (гл. 1) осно­вы­ва­ет­ся имен­но на этом упо­ми­на­нии.
  • 41Суж­де­ние Сокра­та о богат­стве лакеде­мо­нян одно­сто­ронне. Ари­сто­тель в «Поли­ти­ке» ука­зы­ва­ет, что «одна часть граж­дан вла­де­ет соб­ст­вен­но­стью боль­ших раз­ме­ров, дру­гая — совсем ничтож­ной» (II 6, 1270a 15—18). Мес­се­ния, юго-запад­ная часть Пело­пон­не­са, на восто­ке гра­ни­чив­шая с Лакеде­мо­ном, под­па­ла под вла­ды­че­ство Спар­ты еще в VII в. и ста­ла неза­ви­си­мой толь­ко в IV в. Сла­ви­лась сво­им пло­до­ро­ди­ем. Илота­ми назы­ва­ли жите­лей Спар­ты — потом­ков неко­гда побеж­ден­но­го пле­ме­ни. Они не обла­да­ли пра­ва­ми сво­бод­ных граж­дан, это были государ­ст­вен­ные рабы, пре­до­став­лен­ные в поль­зо­ва­ние част­ным лицам, при­чем в Спар­те суще­ст­во­вал обы­чай так назы­вае­мых крип­тий — тай­но­го, про­ис­хо­див­ше­го по ночам убий­ства ило­тов. Плу­тарх сомне­ва­ет­ся, что уста­нов­ле­ни­ем это­го обы­чая Спар­та обя­за­на Ликур­гу. Он назы­ва­ет крип­тии «гнус­ным делом» и заяв­ля­ет, что «в Лакеде­моне сво­бод­ный до кон­ца сво­бо­ден, а раб до кон­ца пора­бо­щен» (Ликург XXVIII). Схо­ли­аст, ссы­ла­ясь на Гоме­ра, про­из­во­дит наиме­но­ва­ние «илоты», «гелоты» (εἵλω­τες) от горо­да Гела в Пело­пон­не­се. Мне­ния фило­ло­гов неод­но­знач­ны. К. О. Мюл­лер счи­тал, что сло­во обра­зо­ва­но от аори­ста II гре­че­ско­го гла­го­ла αἱρέω (беру, захва­ты­ваю): εἷλον, т. е. илоты, — это те, кото­рые захва­че­ны. Ф. Сольм­сен воз­во­дил сло­во к исход­ной фор­ме *e-Felōtes, свя­зы­вая ее с инфи­ни­ти­вом от гла­го­ла ἁλίσ­κο­μαι — ἁλῶ­ναι (быть взя­тым в плен) с про­те­ти­че­ской дигам­мой (F), так как пер­во­на­чаль­но илота­ми зва­ли воен­но­плен­ных. Я. Фриск при­хо­дит к выво­ду, что ни зна­че­ние это­го сло­ва, ни его эти­мо­ло­гия неяс­ны (Frisk J. Grie­chi­sches ety­mo­lo­gi­sches Wör­ter­buch. Hei­del­berg, 1960. V. Εἵλω­τες, p. 462).
  • 42Име­ет­ся в виду бас­ня полу­ле­ген­дар­но­го Эзопа (ок. VII в.) «Лев и лиси­ца» (Cor­pus fa­bu­la­rum Aeso­pi­ca­rum / Ed. A. Haus­rath — H. Hun­ger. Vol. I. Fasc. 1—2. Leip­zig, 1959—1970. Fab. 147). Хит­рая лиса опа­са­ет­ся при­нять при­гла­ше­ние льва и посе­тить его пеще­ру, так как заме­ти­ла, что мно­го­чис­лен­ные следы живот­ных ведут толь­ко внутрь пеще­ры, но не обрат­но, и поня­ла ковар­ное наме­ре­ние льва.
  • 43Как утвер­жда­ет схо­ли­аст (p. 282 Her­mann), заслу­жи­ваю­щий веры чело­век — Ксе­но­фонт (см.: Менек­сен, прим. 41). Одна­ко если дей­ст­вие «Алки­ви­а­да I» про­ис­хо­дит в канун Пело­пон­нес­ской вой­ны (см.: Менек­сен, прим. 31), то это допу­ще­ние невер­но, так как путе­ше­ст­вие Ксе­но­фон­та к Киру Млад­ше­му име­ло место в 401 г. Посколь­ку недо­стат­ка в лицах, посе­щав­ших пер­сид­ский двор, не было, вопрос этот не явля­ет­ся прин­ци­пи­аль­ным.

    Подоб­ные при­во­ди­мым здесь наиме­но­ва­ния лич­ных допол­ни­тель­ных дохо­дов, иду­щих в руки того или ино­го чле­на цар­ской семьи, были харак­тер­ны не толь­ко для Пер­сии тех вре­мен. В фео­даль­ной Евро­пе были в ходу выра­же­ния, близ­кие этим. О. Апельт (Pla­ton. Sämtli­che Dia­lo­ge / Hrsg. von O. Apelt. Bd. 3. Leip­zig, 1922. S. 222) при­во­дит свиде­тель­ство, что короле­ва Испа­нии, будучи одно­вре­мен­но прин­цес­сой Пар­мы и Пья­чен­цы, пред­по­ла­га­ла уста­но­вить там власть сво­его вто­ро­го сына дона Филип­па и назы­ва­ла эти горо­да сво­ей «ниж­ней юбкой» (ср. русск.: «дать город на корм­ле­ние» или день­ги «на булав­ки», подар­ки «на зубок»).

  • 44Аме­ст­рида (Ἄμηστρις) — дочь Ота­на, супру­га Ксерк­са, мать Арта­к­серк­са I (Геро­дот VII 61, 114). Убор Дино­ма­хи сто­ит 1250—1800 руб. (см.: Апо­ло­гия Сокра­та, прим. 12). Эрхия — дем в филе Эан­ти­да или Эге­ида. Здесь име­ет­ся в виду квад­рат­ный плетр, т. е. мера плос­ко­сти, а не дли­ны. 1 кв. плетр = 10 кв. м (1 плетр = око­ло 1,01 га). Зна­чит, Алки­ви­ад вла­де­ет зем­лей в 3 тыс. кв. м.
  • 45Лео­ти­хид (Лев­ти­хид) — спар­тан­ский вое­на­чаль­ник, воз­глав­ляв­ший в 479 г. союз­ный мор­ской флот гре­ков в бит­ве при Мика­ле (Геро­дот IX 90—92 сл.; 98—100). Архидам II (вре­мя прав­ле­ния — 468—426 гг.) — спар­тан­ский царь, воз­глав­ляв­ший в 431 и 428 гг. поход на Атти­ку. Пер­вый пери­од Пело­пон­нес­ской вой­ны (431—421) назван по его име­ни Архида­мо­вой вой­ной. В 434 г. (вре­мя дей­ст­вия в «Алки­виа­де I») Архидам еще не высту­пал про­тив Афин. Агис I, сын Архида­ма и Лам­пидо, начал пра­вить в 426 г.; вме­сте с Лисанд­ром (см.: Менек­сен, прим. 36, 37, 40) в 405 г. оса­ждал Афи­ны; умер в 397 г. В 434 г. царем еще не был.
  • 46В ори­ги­на­ле γνῶ­θι σεαυτόν. Сократ вспо­ми­на­ет над­пись, начер­тан­ную на хра­ме Апол­ло­на в Дель­фах (храм при­ня­то так­же назы­вать Дель­фий­ским, или Пифий­ским, — в память о подви­ге Апол­ло­на, убив­ше­го чудо­вищ­но­го змея Пифо­на). Это же самое изре­че­ние при­пи­сы­ва­ют одно­му из семи муд­ре­цов — спар­тан­цу Хило­ну (10, 3, p. 63 Diels). Оно ста­ло одним из прин­ци­пов бесед Сокра­та (см., напр.: Про­та­гор 343 ab и прим. 55). Зна­ме­ни­та была и дру­гая над­пись на Дель­фий­ском хра­ме: «Ты еси». Ее фило­соф­ско-рели­ги­оз­ную интер­пре­та­цию дает Плу­тарх в сочи­не­нии «Об “E” в Дель­фах». По его мне­нию, эта над­пись ука­зы­ва­ет, что боже­ство при­сут­ст­ву­ет и в хра­ме, и в мире.
  • 47Име­ет­ся в виду гений Сокра­та (см.: Апо­ло­гия Сокра­та, прим. 34).
  • 48В ори­ги­на­ле κα­λοί κἀγα­θοί — сло­во­со­че­та­ние, име­ю­щее тер­ми­но­ло­ги­че­ское зна­че­ние и выра­жаю­щее нераз­рыв­ное един­ство пре­крас­но­го (κα­λός) внеш­не­го обли­ка чело­ве­ка и его хоро­шей (ἀγα­θός) внут­рен­ней сущ­но­сти. Иде­ал кало­ка­га­тии с тече­ни­ем вре­ме­ни менял­ся: посте­пен­но все боль­шее зна­че­ние при­об­ре­та­ла внут­рен­няя кра­сота. «Кто пре­кра­сен, — чита­ем у Сап­фо, — одно лишь нам раду­ет зре­ние. Кто хорош — сам собой и пре­крас­ным пока­жет­ся» (fr. 49 Diehl = fr. 50 L.P.). И сам Сократ, внешне без­образ­ный, ока­зы­ва­ет­ся тем не менее «кало­ка­га­тий­ным» чело­ве­ком. См. об этом: Пир 215a, 217a, а так­же Про­та­гор 345b—346c и прим. 47, 50. Подроб­нее об исто­ри­че­ском раз­ви­тии тер­ми­на «кало­ка­га­тия» см.: Лосев А. Ф. Клас­си­че­ская кало­ка­га­тия и ее типы // Вопро­сы эсте­ти­ки. М., 1960. № 3. С. 411—475.
  • 49Поста­нов­щик, или настав­ник, хора — хоро­дидас­кал — зани­мал­ся обу­че­ни­ем чле­нов хора (хорев­тов) тра­гедии, ответ­ст­вен­ность за поста­нов­ку кото­рой лежа­ла на хоре­ге, брав­шем на себя все денеж­ные рас­хо­ды.
  • 50Тяже­лое воору­же­ние (копье, боль­шой щит, меч, пан­цирь, шлем, набед­рен­ни­ки) — при­над­леж­ность пехо­тин­ца-гопли­та. В каче­стве гопли­та Сократ участ­во­вал в похо­де на Делий (см.: Пир 219e—221a; см. так­же: Лахет, пре­ам­бу­ла).
  • 51См. прим. 46. Схо­ли­аст при­во­дит в дан­ном месте сти­хи: «Познать само­го себя на сло­вах не вели­кая важ­ность, а на деле это зна­ет один бог» (p. 283 Her­mann).
  • 52В ори­ги­на­ле αὐτὸ τὸ αὐτό. По Пла­то­ну, здесь сле­ду­ет под­ра­зу­ме­вать общее поня­тие «идеи», или «эйдо­са», чело­ве­ка. Толь­ко познав эту идею как родо­вое, общее поня­тие чело­ве­ка, мож­но познать каж­до­го кон­крет­но­го инди­вида. Ср.: Гип­пий боль­ший, прим. 3, где иссле­ду­ет­ся при­ро­да идеи, или поня­тия, пре­крас­но­го.
  • 53О роли души см.: Гор­гий 465d. О вза­и­моот­но­ше­нии души и тела подроб­нее см. там же, прим. 45. В «Кра­ти­ле» душа — при­чи­на жиз­ни тела (399e), а тело — моги­ла (σῆ­μα), или знак (σῆ­μα), души (400c).
  • 54Здесь Сократ пере­фра­зи­ру­ет сло­ва, с кото­ры­ми у Гоме­ра ста­рая нянь­ка Еври­клея обра­ща­ет­ся к сыну Одис­сея Теле­ма­ху, опа­са­ясь за него: «Ну как ты — люби­мый, един­ст­вен­ный, — как пустишь­ся в даль­ние зем­ли?» (Од. II 364 сл., пер. В. В. Вере­са­е­ва).
  • 55Сократ опять пере­фра­зи­ру­ет Гоме­ра, упо­ми­наю­ще­го в «Илиа­де» об афин­ских вои­нах под Тро­ей: «Рать здесь была и мужей, насе­ля­ю­щих город Афи­ны, край Эрех­фея героя» (II 547, пер. В. В. Вере­са­е­ва). Об Эрех­фее см. прим. 34.
  • 56В угло­вых скоб­ках Барнет поме­ща­ет текст, вклю­чен­ный авто­ром III—IV вв. Евсе­ви­ем (Prae­pa­ra­tio evan­ge­li­ca XI 27, 5 // Euse­bii Cae­sa­rien­sis Ope­ra / Rec. G. Din­dorf. Vol. II. Lip­siae, 1867), дру­ги­ми пере­пис­чи­ка­ми он опус­кал­ся как спор­ный. Зер­ка­ла в антич­но­сти дела­лись из поли­ро­ван­но­го метал­ла, брон­зы, меди или сереб­ра.
  • 57Ср.: «Государ­ство» (IX 571a—579e), где дана кар­ти­на ста­нов­ле­ния тира­нии на поч­ве извра­щен­ной демо­кра­тии, пока­за­на дея­тель­ность тира­на, каче­ства его души, наклон­но­сти. Сократ при­хо­дит к выво­ду, что сам тиран явля­ет­ся рабом уго­д­ли­во­сти и раб­ства. «Всю свою жизнь он полон стра­ха, он содро­га­ет­ся и муча­ет­ся, коль ско­ро он схо­ден со стро­ем того государ­ства, кото­рым управ­ля­ет» (579e).
  • 58Ср. «Пир», где Алки­ви­ад утвер­жда­ет, что, толь­ко слу­шая Сокра­та, он испы­тал него­до­ва­ние на свою раб­скую жизнь и чув­ство сты­да. Сократ, по сло­вам Алки­ви­а­да, воздей­ст­ву­ет на слу­ша­те­лей, подоб­но силе­ну или мифи­че­ским пев­цам, поко­ряв­шим все живое пени­ем и музы­кой (215a—216d).
  • 59Ср. «Апо­ло­гию Сокра­та», где в самом кон­це сво­ей речи Сократ гово­рит судьям, что нико­му, кро­ме бога, неве­до­мо, что луч­ше — жить или уме­реть, а так­же его заклю­чи­тель­ную репли­ку в «Лахе­те». В этих выска­зы­ва­ни­ях ощу­ща­ют­ся уже моно­те­и­сти­че­ские моти­вы, язы­че­ству чуж­дые.
  • 60По рас­про­стра­нен­но­му мне­нию, аист, став взрос­лым, забо­тит­ся о сво­их роди­те­лях.
  • 61Как уже гово­ри­лось в пре­ам­бу­ле, в этих сло­вах как бы пред­ска­зы­ва­ет­ся буду­щая судь­ба Сокра­та и Алки­ви­а­да.
  • ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО РИМА
    1364004323 1364004404 1364004409 1450190000 1450200000 1450240000